Текст книги "Интеллидженсер"

Автор книги: Лесли Силберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

4

Увы, ученый я, где золото мне взять?

Расмус в «Парижской резне» Марло

САУТУОРК – СУМЕРКИ, МАЙ 1593

Проталкиваясь через шумные толпы, кишащие на южном берегу Темзы, Марло остановился перед Лондонским мостом. Арку увенчивала дюжина с лишним насаженных на пики отрубленных голов. Он узнал лица: так как видел их там не один месяц. Некоторые почти год. Вымоченные в рассоле, они сохранялись неплохо.

– Добрый вечер, джентльмены, – сказал он с легким поклоном. – Никто не желает поиграть в кости?

Юная проститутка с обнаженной грудью подергала Марло за рукав. Он было начал отдирать ее грязные пальцы, но вдруг нахмурился, увидев на ее плече багряную каплю. Ища рану, он приподнял волосы с ее шеи, но ничего не нашел. Усмотрев в его жесте интерес потенциального клиента, она закрыла глаза и неуклюже надула губы.

Марло прикоснулся к капле и поднес палец к ее носу.

– Твои губы пахнут медью, – сказала она ему. Ее тихий голос почти заглушали крики торговцев овощами, рыбой и ругань пары уличных оборвышей, которые на все корки поносили иностранную пару.

– Я удивлен.

– Мой отец был кузнецом, – объяснила она, открывая глаза. – Что это?

– Кровь. – Он показал рубиновый мазок на кончике пальца.

Заметив ее испуг, он добавил с улыбкой:

– Не пугайтесь, мисс, она не ваша. Либо ангел в небесах поцарапал коленку, либо городской декоратор вновь принялся за работу.

Она проследила его взгляд до вершины арки. Там как раз установили только что отрубленную голову.

– Бедняга, – сказала она, словно бы с искренней печалью, – я помолюсь за тебя.

Марло понял, что в Лондоне она совсем недавно. Его жителей почти без исключения это жуткое зрелище никак не трогало. Когда она отошла, он прикинул, какой срок понадобится лондонским улицам, чтобы умертвить в ней жалость.

Шлепнув пронырливую руку карманника, он вновь посмотрел на новую голову, единственную еще сохранявшую глаза. Некоторых осужденных изменников просто обезглавливали. И очень часто лица таких выглядели спокойными, смирившимися с судьбой. Участь других оказывалась не такой легкой. А этого, решил Марло, скорее всего кастрировали заживо, прежде чем топор опустился на его шею. Лицо было искажено мукой, оглашая воздух безмолвными воплями.

– Ты прятал попа у себя под полом, друг мой? – спросил он вполголоса. – Ты выглядишь достаточно умным, чтобы не подготовлять покушение на королеву.

Кто-то столкнулся с ним, и сиплый голос выругался. Марло посмотрел на продавца воды, который побрел дальше с привязанным к спине бочонком, и снова взглянул вверх.

– Но где ты теперь?

Пройдя под аркой, он поднялся на Лондонский мост. По обеим сторонам тянулись высокие дома с бревенчатыми верхними этажами, принадлежащие богатым торговцам. На уровне моста были лавки, а владельцы жили на верхних этажах. Заходящее солнце еще светило, но в узком ухабистом проезде царила полутьма: каждый следующий этаж выступал над тем, что под ним, так что самые верхние почти смыкались через улицу, и развешенное между ними сушащееся белье позволяло увидеть лишь крохотные лоскутки неба.

На полпути Марло спустился по деревянной лестнице к воде, сошел в лодку, повернутую носом к востоку, и вручил лодочнику три пенни.

– Гринвичский дворец, – сказал он, опускаясь на подушку. Лодка начала разрезать бурую гущу на поверхности реки. Опираясь локтями о планшир, он следил, как шпили лондонских церквей отступают все дальше.

Высокие здания, теснившие берега, уступили место редким пристаням, деревьям и лугам – тонущий в грязи чумной город остался позади. Новое поручение, размышлял он. Вновь мир станет его тайным театром – подмостками, на которых драма реальна, опасность действительна, финальная сцена еще не написана. «Действие I. Сцена I. Входит Марло».

В Гринвиче на краю пристани стояла субтильная фигурка – Томас Фелиппес следил за Марло сквозь маленькие очки в проволочной оправе. Рыжевато-каштановые волосы Фелиппеса были заложены за уши, а жиденькая борода почти не маскировала глубокие рябины, изрывшие его лицо.

Лодочник вопросительно посмотрел на Фелиппеса, а затем на часового на берегу. Оба кивнули. После этого официального подтверждения Марло покинул лодку и пошел за Фелиппесом мимо дворца. Кочующий двор королевы пока пребывал здесь, и здание в изящных башенках полнилось музыкой, смехом и сорочьей болтовней. Пропущенные еще одним часовым, они на полминуты оказались в тени конного стражника, а затем направились в глубину ухоженных садов, и звуки вечернего дворцового веселья постепенно замерли позади.

Марло безмолвно следовал за Фелиппесом. Он давно успел узнать, что фитюлька не был любителем пустых разговоров. Они познакомились в 1585 году, когда Марло был студентом Кембриджа и писал «Тамерлана Великого», пьесу, имевшую безумный успех, ворвавшись в лондонские театры два года спустя. В ту зиму Фелиппес как-то подошел к нему и спросил, слышал ли он о сэре Фрэнсисе Уолсингеме, статс-секретаре. Марло кивнул. Университет полнился благоговейно-боязливыми шепотками о дурнопрославленном мастере шпионажа, человеке, чьи хитрые махинации снова и снова спасали королеву от убийц.

Представившись помощником Уолсингема, Фелиппес сообщил Марло, что он может заработать порядочно деньжат, если будет не прочь шпионить для только что созданной Уолсингемом секретной службы. Это его привлекает? О да!

Католические враги Англии невидимо присутствуют в Кембридже, объяснил Фелиппес. Скрытые ассасины, прошипел он. Патер, прикидывающийся протестантским студентом при деньгах, сманивает других студентов в католическую семинарию по ту сторону Ла-Манша в Реймсе. И именно в Реймсе, гнезде беглых английских католиков, герцог Гиз высиживает заговор с целью убить Елизавету, чтобы на английский трон могла воссесть его племянница, шотландская королева Мария. Английские шпионы, уже проникшие в семинарию, прилагают все усилия, чтобы вызнать подробности замыслов герцога. Уолсингему требуется студент, чтобы проникнуть в среду кембриджских заговорщиков и разоблачить их. Так как, по мнению Марло, он мог бы справиться с таким заданием?

Воняет ли Лондон в жару? Он не только способен с ним справиться, но и без всякого труда. Подрастая в родном Кентербери, он играл во многих спектаклях в Королевской школе, но для этой задачи вряд ли понадобятся таланты, которые он отточил на подмостках. Сыграть недовольного бунтовщика, сочувствующего католикам? Да Фелиппес словно предлагал ему деньги зато, чтобы он носил собственные башмаки!

Задумчиво кивнув, Марло сказал, что это ему вполне по силам, если бы не одна мелочь: «Моя истинная, абсолютная и неколебимая преданность Святейшему Отцу в Риме».

Предупрежденный, что его новый рекрут склонен шутить в самые неподходящие моменты, Фелиппес улыбнулся.

Марло остался серьезен.

Наступило молчание, лицо Фелилпеса потемнело. И тут Марло, ухмыльнувшись до ушей, протянул ему руку, Фелиппес ее потряс, и началась тайная жизнь Марло как интеллидженсера.

Разумеется, обещанные деньги были соблазнительны сами по себе – Марло, сын сапожника, был бедным стипендиатом, к тому же помышлявшим только о сочинении стихов. Но, не сомневаясь в своем таланте, он отдавал себе полный отчет, что ум, полный чеканных строк, мало подходит для набивания карманов.

Чаровала его и возможность рисовать себя в воображении тайным рыцарем, доблестно защищающим свою августейшую госпожу. Он много лет оценивал правительство крайне скептично – еще не научившись читать, видел, как вешали невинных людей, – но тем не менее предпочел предаваться идеалистическим мечтаниям. В конце-то концов, какой толк от жизни без упоительных грез, как бы глупы эти грезы ни были?

Капиталовложение Фелиппеса себя оправдало. Марло с легкостью проник в университетскую сеть тайных католиков, чего прежде не удалось добиться десятку агентов. Известие о его успехе незамедлительно достигло ушей Уолсингема, и к неожиданному восторгу Марло старый мастер шпионажа пожелал встретиться со своим многообещающим новобранцем. В своем лондонском доме, выходившем окнами на Темзу, Уолсингем поблагодарил Марло за его превосходную службу их королеве. Не хочет ли он продолжать, готовясь к получению ученой степени?

Марло кивнул.

– Мудрый выбор, – сказал Уолсингем. – Видишь ли, книги лишь печатная мертвечина. Путешествия и опыт – проникновение в двуличность людей тут и за границей, – вот что вдохнет в них жизнь, а тебе подарит новые знания.

– И хорошие пьесы, – ответил Марло. – Я начал мою вторую.

– Ах да, банксайдский поэт… – припомнил Уолсингем, наливая себе и Марло по кружке превосходной мадеры. – Это может оказаться полезным.

Марло потягивал вино с наслаждением. Не так уж часто его хвалил и подбодрял один из самых могущественных людей в Англии.

– Потратить жизнь на раскапывание спрятанных тайн – занятие наиблагороднейшее, – докончил Уолсингем. – Подобный искатель всегда будет располагать властью.

Под воздействием этих слов Марло с такой истовостью посвятил себя агентурной работе, что она чуть было не обошлась ему в его магистерскую степень. Его личина тайного католика оказалась настолько убедительной, что университетская администрация, заподозрив в нем изменника, собралась его исключить. Однако Тайный совет поспешил вмешаться, и он покинул Кембридж в 1578 году не только с завершенным «Тамерланом», но и с магистерской степенью.

Фелиппес остановился в кругу скамей на таком расстоянии от дворца, что сюда вряд ли могли забрести опившиеся пьяницы или влюбленные в поисках краткого уединения. Марло сел и только тут заметил в нескольких шагах от них так называемый Дуб королевы, дерево с глубоким дуплом, в котором, как говорили, королева Елизавета пряталась в детстве.

– Сегодня переночуешь в гостевом доме, ближайшем к реке, – начал Фелиппес. – И вот тебе для начала… – Он сунул руку в кожаный кошель и извлек несколько монет.

Марло опустил в карман приятно тяжелую горсть. Деньги эти были уже не от Уолсингема. Уолсингем два года как умер, и королева с тех пор держала его пост вакантным – пост, который был равносилен тому, чтобы владеть ключами от королевства. Умная монархиня любила разжигать соперничество среди своих придворных – стратегия очень действенная. Два заклятых соперника яростно боролись за заветный титул, а в результате скаредная королева получала первоклассную секретную информацию от двух конкурирующих агентурных сетей почти без финансовых затрат со своей стороны.

Одним из этих соперников (новый патрон Фелиппеса) был Роберт Деверё, блистательный и неимоверно популярный граф Эссекс, любимый лондонской голытьбой не менее, чем придворными дамами. Всякий раз, когда Марло бывал в «Розе» и туда входил Эссекс, театр оглашали приветственные крики. Говорили, что королева Елизавета очарована им не меньше. Ему исполнилось двадцать семь, и он был моложе ее на тридцать с лишним лет, но она пожаловала ему в Гринвичском дворце апартаменты, смежные с ее собственными, и все знали, что это означает. К шпионским играм Эссекс приобщился совсем недавно, когда понял, что обеспечивать королеву тайными сведениями – надежное средство сохранять ее милость, быть может, даже более надежное, чем согревать ее постель, хотя и там, Марло не сомневался, любвеобильный граф показывал себя во всем блеске. Весь Лондон сплетничал о сексуальных подвигах молодого вельможи. По-видимому, он был очень щедр – и умел – на любовном поприще.

Соперничал с Эссексом за пост статс-секретаря сэр Роберт Сесиль, сын самого доверенного советчика королевы. Угрюмый горбатый коротышка Сесиль с многолетним опытом агентурной работы был во всем полярной противоположностью Эссекса. Эссекс импульсивный, несдержанный на язык, Сесиль проницательный, терпеливый, замкнутый. Эссекс был эмоционален и нередко искренне добросердечен, а Сесиль – неизменно безжалостен и беспощаден. Со времени смерти Уолсингема Марло играл по обе стороны забора, выполняя задания для обеих сетей. Он знал, что это опасно, но другие соглядатаи поступали точно так же, и – что было важнее – он никак не мог устоять перед соблазном наблюдать за свирепым соперничеством придворных из первого ряда.

– Ну так что у тебя есть для меня… Том? – спросил Марло, зная, что Фелиппес не терпит, когда подчиненные называют его по имени.

Фелиппес крепко сжал губы, очевидно, с трудом удержавшись от выговора.

Отлично. Значит, я все еще тебе нужен.

– Возникло одно щекотливое дело, и, по-моему, ты для него особенно подходишь. Идут разговоры о некой новой твоей публикации…

Марло принял вид невинного недоумения.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь.

– Еще как имеешь! Книжонка гнусного похабства! – брезгливо воскликнул Фелиппес.

Марло перевел сборник эротических элегий римского поэта Овидия. В Англии эротические произведения такого рода были запрещены, и он напечатал элегии в подпольной типографии в Нидерландах.

– Я, конечно, мог бы сообщить о тебе надлежащим властям…

– Если бы сумел связать ее со мной.

– …но поскольку ты, несомненно, доставил сюда эту грязь контрабандой, мне пришло в голову, что у тебя имеются непотребные посредники и связи, которые могут пригодиться нам в крайне важном деле.

– А если я соглашусь помочь вам?

– Если преуспеешь, я заплачу тебе больше, чем когда-либо раньше. По меньшей мере вдвое, чем ты получаешь за свои глупые пьески.

Марло поднял брови. Больше двадцати фунтов!

– Ну а мои так называемые непотребные посредники? Откуда мне знать, не используешь ли ты меня, чтобы переловить их?

– Дело несравненно важнее поимки контрабандистов, промышляющих книгами.

– И все-таки…

– Арест твоих паршивых друзей меня совершенно не интересует – они могут пригодиться мне и в этом деле, и потом. Тебе придется положиться тут на мое слово. И опять-таки твое вознаграждение будет велико. Договорились?

– Да. (Пока.)

Наклонившись поближе, Фелиппес прошептал:

– Ты слышал про Московскую компанию?

– Почти ничего, – солгал Марло.

– Названа так из-за ее монополии на торговлю с «Московией». Ее сорок лет назад основало товарищество богатых купцов и королевских придворных, решивших отыскать Северо-Восточный морской путь в страны Дальнего Востока – путь, который в Европе пока еще никто не нашел и который был бы под управлением и контролем англичан. Путь, который откроет нам прямой доступ к богатствам Востока, безопасный от пиратов Средиземноморья.

Фелиппес потеребил свою жидкую бороду.

– Совершенно очевидно, что купцы «Московии» не преуспели в этих поисках, но, меняя английские товары на русские меха, пеньку и ворвань, они установили выгодные отношения с царем. И за долю в доходах царь много раз разрешал им ездить из Москвы в Персию: по Волге до Астрахани, через Каспийское море и дальше до Бухары, обменивать английскую шерсть на драгоценные камни, шелка и пряности. Затем, двадцать лет назад, завоевания турок перекрыли этот путь, и с тех пор через руки «Московии» эти восточные товары не проходили.

Фелиппес умолк, еще раз посмотрел по сторонам и продолжал вполголоса:

– Однако недавно на Королевской Бирже в Лондоне дважды появлялись драгоценные камни с Дальнего Востока – вскоре после того, как судно «Московии» причалило к пристани Депфорта ниже по реке. Рубины, алмазы, жемчуг… но только они не показаны в книгах Компании, и вкладчики, а среди них и наша королева, не видели никакой прибыли.

– Торгуют под флагом королевы и крадут у нее из-под носа – какая дерзость! То есть прежний торговый путь «Московии» из Москвы в Персию вновь открыт? Тот, который ты описал?

Фелиппес покачал головой.

– Нет, он по-прежнему перехвачен турками.

– Так каким образом купцы «Московии» получили доступ к драгоценным камням? Не вернее ли предположить, что английские каперы забрали их с португальских кораблей, а затем забыли упомянуть о них таможенникам? Или тут приложила руку английская Левантийская компания с ее монополией на торговлю с восточным побережьем Средиземного моря?

Марло заметил необычный блеск в глазах Фелиппеса. Он всегда обсуждал дела, связанные со шпионажем, с большим смаком, но сейчас его глаза буквально горели огнем. Так что же он мог… А!

– Ты подозреваешь, что некие купцы «Московии» наконец открыли Северо-Восточный проход, хранят это в секрете и торгуют исподтишка?

– Одна из возможностей, но которой стоит заняться, как ты понимаешь.

Да, Марло понимал. Такое открытие имело бы колоссальные последствия для Англии и в смысле международного престижа, а не только финансовых выгод. До сих пор испанцы и португальцы куда больше преуспевали в исследованиях и колонизировании Нового Света, и национальная гордость Англии была уязвлена. Впрочем, Марло знал, что благо их родины для Фелиппеса главным отнюдь не было.

– Эссекс – вкладчик?

– Да.

– Значит, он получит хорошую прибыль, если эта контрабанда выплывет на поверхность?

– Само собой, – невозмутимо ответил Фелиппес.

– И если ему достанется честь разоблачить контрабандистов и сообщить королеве о существовании тайного морского пути на Дальний Восток…

Фелиппес улыбнулся, будто кот, зажавший в лапах мышь.

Ага! Если подозрения Фелиппеса верны и дело увенчается успехом, влияние Эссекса неимоверно возрастет, и, возможно, пост статс-секретаря наконец достанется ему. А Фелиппес, естественно, окажется рядом с ним.

– Твой агент на Королевской Бирже видел, кто их продавал? – спросил Марло.

– Представитель какой-то неизвестной компании. Подозреваю какую-то подтасовку. Ловко сфабрикованный щит, чтобы скрыть истинный источник, который, надеюсь, ты найдешь.

Марло кивнул.

– И, Кит, – очень серьезно сказал Фелиппес. – Сугубая осторожность и секретность.

– Само собой.

Фелиппес поднялся со скамьи.

– Надеюсь, вскоре я что-то от тебя услышу.

Непременно, – отозвался Марло, откидываясь на спинку скамьи. Глядя вслед фитюльке, исчезающему среди деревьев, он докончил: —…услышишь то, что я сочту нужным тебе сообщить.

5

НЬЮ-ЙОРК – 6 ЧАСОВ 30 МИНУТ ВЕЧЕРА, НАШИ ДНИ

Серебристо-серый особняк на одной из Семидесятых улиц Ист-Сайда отличался узким фасадом и крышей цвета древесного угля с чердачными окнами. Такое чинное старомодное обличье. Мало кто догадался бы, что каждое оконное стекло защищено сигналами электронных глушилок, мешающих направленными микрофонами улавливать голосовые вибрации.

Кейт вошла в вестибюль и направилась к латунным лифтам в дальнем левом углу. Стеснительный грузный швейцар поднял голову и, коротко кивнув ей, вновь погрузился в свою книгу. Как всегда лишенную бумажной обложки.

– «Пылающие сердца», «Объятие рыцаря»? Какую ты раздобыл на этот раз?

Он покраснел.

– Ну, не можете оставить безобидного старичка в покое, а?

Он умудрялся скрывать свое пристрастие к дамским романам от всех, кроме Кейт.

– Раскошелься, Джерри, не то тут все узнают про красавцев без рубашек на исчезнувших обложках.

На боковых стенках лифта друг против друга висели в золоченных рамах портреты викторианских супругов, когда-то живших в особняке. Рабочий кабинет Кейт был на пятом эта же, но сейчас она направлялась не туда. Шеф вызвал ее по пейджеру. На совещание.

Она нажала кнопку второго этажа, и лифт начал подниматься. Тогда, глядя прямо в глаза викторианской дамы на портрете, Кейт нажала кнопку, скрытую в раззолоченной пышности рамы. Из правого глаза дамы вырвался голубой лазерный луч проанализировать неповторимую капиллярную сеть сетчатки Кейт, а камера за левым глазом портрета сверила ее лицо с небольшим набором хранящихся в ней изображений. Кнопка, на которую нажимала Кейт, сканировала и передала отпечаток ее пальца в базу данных охранной системы. Секунду спустя лифт остановился, но дверца осталась закрытой. Зато зеркало в глубине лифта распахнулось наружу, открывая вход в узкий коридор.

Задняя стена штаб-квартиры группы Слейда была фальшивой и маскировала на каждом из пяти этажей по двадцать футов, не указанных ни в одном официальном плане здания. Поскольку его с трех сторон замыкали соседние дома, заметить с улицы наличие неучтенного пространства было нельзя. Шеф Кейт Джереми Слейд использовал его как командный пункт для секретных операций, которыми без шума руководил по поручению правительства.

По пути к совещательной комнате она услышала предательское шипение, доносившееся из тесной кухоньки, заглянула туда и увидела, что Слейд стоит у кофеварки, взбивая молоко в пену. Он только-только овладел искусством приготовлять капучино и до того преуспел, что Кейт распространила секретный внутренний меморандум, рекомендующий немедленное снятие его с поста «главного духа» и назначение на пост старшего бармена группы.

Слейд был поглощен своим занятием, и его глубоко посаженные глаза прятались в тени. Сорок пять лет, рост чуть-чуть недотянувший до шести футов, темные волосы и карие глаза, кажущиеся черными под кустистыми бровями. Гены бабушки из Индии и десять лет под ближневосточным солнцем придали его коже бронзовый отлив. Он был в идеальной физической форме, и только добродушные морщинки у глаз намекали на его возраст.

Более десяти лет Слейд провел в качестве офицера ЦРУ, занимаясь сбором информации и планируя миссии в опасных и часто раздираемых войнами горячих точках по всему земному шару, однако войти в кухню он решился лишь недавно. С тех пор приготовление гурманских блюд стало к восторгу подчиненных его манией, ведь за что бы Слейд ни брался, он всегда добивался совершенства. Выпускник Принстона с дипломом по классическим языкам, он поднялся до поста заместителя директора по операциям – самый высокий пост в закулисной деятельности агентства, – прежде чем ушел из ЦРУ. Всегда элегантный – даже в самой непритязательной одежде, – полный юмора и даже легкой безалаберности, которая мгновенно уступала место холодной компетентности, когда момент этого требовал. Кейт упивалась зрелищем классического джентльмена-шпиона, который в фартуке хлопотал на кухне.

Она познакомилась с ним три года назад, когда ее отец очень неохотно представил их друг другу. Это был второй год ее докторской программы, почти сразу после неожиданной смерти ее жениха. Тоже аспирант, он отправился в туристический поход в Гималаи и как-то вечером, сидя у лагерного костра, погиб от гранаты при нападении пакистанских экстремистов. Погибли и бывшие с ним два немецких туриста. Разбитая горем Кейт впала в многомесячную депрессию. Однако мало-помалу она осознала, что кончилась лишь часть ее жизни – часть, связанная с человеком, которого она любила, с браком и детьми в будущем.

Она сказала отцу, сенатору США, члену спецкомитета по разведке, что намерена подать заявление в операционный отдел ЦРУ. Не из желания мести – она просто хотела посвятить жизнь тому, чтобы жизни других людей не были разбиты, как ее. Хотя отец сочувствовал ей, он приложил все усилия, чтобы остановить ее. Давно потеряв жену, он чурался мысли, что с его единственной дочерью может что-то случиться. Но она решила непоколебимо, и в конце концов сенатор Морган сдался и устроил ее встречу со Слейдом в Нью-Йорке. Если уж Кейт намерена покинуть академический мир ради полевых разведывательных операций, то пусть хотя бы под началом человека, которого он знает и которому доверяет, а не разбухнувшей бюрократической системы с ее ошибками и утечкой информации.

Слейд ушел из ЦРУ, потому что устал обслуживать капризы политиков, чьи побуждения ему часто казались сомнительными. Однако его недавний переход в частный сектор был маскировочным ходом. Слейд все еще подчинялся директору разведывательного центра (в который входили глава разведывательного сообщества и директор ЦРУ), так что маленькая засекреченная группа оперативников, которыми он руководил, действовала в прямом подчинении только ему. Комбинация взаимовыгодная. ДРЦ обладала возможностью обходить рогатки одобрений, согласно правилам необходимых для запуска некоторых секретных операций, и Слейд мог сосредоточиться на спасении жизней, не подвергаясь политическому нажиму со всех сторон.

Когда Кейт в тот первый раз вошла в кабинет Слейда, она испытала приступ звездной болезни. В школьные годы она увлекалась шпионской беллетристикой, кишевшей мутными злодеями в темных костюмах и бондообразными суперагентами, которых поп-культура вновь и вновь перерабатывает из утиля. Но Слейд-то был реальным. Мастером плаща и кинжала из плоти и крови. Тем, кого она много раз рисовала в воображении, но вживе прежде никогда не имела шанса встретить.

Они сразу же нашли общий язык. После двухчасового разговора и просмотра ее биографического материала Слейд предложил ей работу частного детектива, объяснив, что его новая компания открывает филиалы в нескольких ключевых городах по всему миру. В нью-йоркском офисе уже есть десять агентов, сказал он, – в большинстве бывшие журналисты или сотрудники органов правопорядка. Для начала она может поработать в паре с кем-нибудь из них над уже расследуемым делом. Слейд добавил, что одновременно начнет готовить ее для разведывательной работы, и со временем в зависимости оттого, как она себя проявит, ей будет дано ее первое правительственное задание. Он сказал, что данные Кейт не только не хуже, а много лучше, чем стажеров ЦРУ, с какими ему приходилось встречаться, и что, кроме того, она ему симпатична, а для него это главное.

Кейт тут же согласилась, полная благодарности Слейду за то, что он обеспечил ей причину просыпаться по утрам и так загрузил работой, что на грусть у нее просто не хватало времени. Пусть задние помещения группы Слейда официально не существовали, но они стали родным домом для Кейт с первой же минуты, когда она переступила их порог.

Теперь из узкого коридора она вошла в совещательную комнату второго этажа. Если не считать компьютерного оборудования, помещение больше смахивало на публичную библиотеку, чем на типичный центр разведывательных операций.

Стены скрывали сделанные на заказ встроенные стеллажи, а скрытые за ними две металлические винтовые лестницы вели на верхние этажи. Стол был устлан старинным турецким ковром, а ближе к стенам стояли кожаные диваны и кресла шоколадного цвета.

За круглым столом в центре Макс Льюис, главный компьютерный гуру Слейда, зависал над ноутбуком, резко выделяясь на фоне приглушенных красок комнаты. Алая майка, небольшие золотые обручи, посверкивающие в ушах, и короткие лохмы, недавно ставшие с помощью перекиси водорода пронзительно золотистыми – оттенок, считала Кейт, отлично контрастирующий с его медно-красной кожей.

Макс поступил в группу Слейда примерно тогда же, когда Кейт. В то время выпускник Нью-Йоркского университета, он решил предложить свою кандидатуру на облюбованное им место не совсем общепринятым способом. Взломав наиболее защищенную базу данных ЦРУ, он скопировал десяток файлов и отправил их в качестве приложения к своему резюме на внутренний электронный адрес ДРЦ. Директор, на которую большое впечатление произвела даже не столько его квалификация, сколько дерзость, рассказала про него Слейду в тот же самый день.

– Ну, как там с Биллом Мазуром? – спросил Макс. – Ты установила, он действительно прицеливался на твою древнюю книгу?

– Угу. Еще раз спасибо за быстрые сведения.

Макс кивнул.

– Кто-то нанял Мазура, сообщив ему задание по электронной почте и назвавшись Нефритовым Драконом, – сказала Кейт, сунув руку в сумку за точным адресом. – Ты не проверишь, не ведет ли это к кому-нибудь? И ты не мог бы их увеличить? – добавила она, протягивая ему полученные от Медины снимки места преступления.

– Плевое дело! – Макс сунул их в карман. – А этот Медина? Джемма называет его «аппетитным», – добавил он, имея в виду секретаршу в их лондонском филиале. – Говорит, он пыхтит на какую-то тощую жердь.

Кейт улыбнулась. Максу нравились пухленькие и невысокие. Она не раз застукивала его за прогулкой по порносайтам с объемистыми актрисами.

– Ну? – потребовал он. – Ты же его видела, так что ты подумала?

– Я ничего не думала, а только молилась, чтобы не споткнуться, пока он смотрел, как я иду к столику.

Макс засмеялся.

– Я намеревалась заглянуть к знакомой букинистке, чтобы попробовать датировать манускрипт. Но меня вызвал Слейд. Что еще? – спросила Кейт, садясь рядом с ним.

– Звонила директор Круз. Расследование затрагивает мир искусств.

Алексис Круз, ДРЦ, передавала дела Слету, если они были крайне неотложными и секретными, а также в тех случаях, когда для выполнения конкретного задания Слейд имел более подходящего оперативника, как, например, теперь.

– Ничего серьезного, – объяснил Макс. – Просто тебе в Европе придется разобраться с ситуацией, особой опасности не представляющей. – Ухватив кресло Кейт за спинку, он придвинул его поближе к своему. – Тебе пора познакомиться с твоим новым другом.

На экране его компьютера замерцал видеоклип. Два пожилых человека обедали вместе. Один – уроженец Ближнего Востока, другой – с европейской внешностью.

– Этого, слева, я как будто видела раньше, – сказала Кейт, вглядываясь в знакомые черты худощавого перса – короткие черные волосы, залысины на висках, гладко выбритое чеканное лицо и большие широко расставленные карие глаза.

– Это Хамид Азади. Очень высокопоставленный типчик в ВЭВАИ, – сказал Макс, имея в виду иранское министерство разведки и безопасности – Везарат-е Эттела-ат ва Амниат-е Кешвар. – Предположительно шеф их контрразведки.

Кивнув на экран, Кейт спросила:

– Съемки Агентства?

– Ага. Снято две недели назад в Дубае. Но без аудио. В ресторане стоял шум, и они сидели слишком далеко от окна.

– А второй?

– Лука де Толомеи. Миллиардер, торговец предметами искусства. Слышала о нем?

– Угу, – ответила Кейт, вглядываясь в профиль де Толомеи – длинный прямой нос, острый подбородок и волосы стальной седины по плечи. – По слухам, он иногда заключает сделки на черном рынке.

– Именно. До сих пор в том, что касается нас, он казался безопасным.

– До…

– …того дня, когда одиннадцатимиллионный трансфер от де Толомеи был прослежен до банковского счета Азади в Лихтенштейне. И Агентство забило тревогу.

– Одиннадцать миллионов, – повторила Кейт.

– Я просмотрел путь, – сказал Макс. – Никогда еще не видел, чтобы деньги отмывались столько раз. Будто круиз по островам. Кипр, Антигуа, остров Мэн…

– Вопрос, следовательно, в том, что де Толомеи купил у Азади и зачем?

– В точку. Если Азади хотел доставить террористам что-нибудь посквернее, личность вроде де Толомеи заметно облегчила бы задачу. Богатый католический торговец предметами искусства? Идеально.

– Но Иран все время бесплатно снабжает оружием Хезболла и Хамас вдобавок к сотням миллионов долларов в год. Счетов они им не предъявляют.

– Если только это нечто незаурядное и Азади действует самостоятельно, сторговавшись с шайкой, которую Иран не поддерживает. Он мог без труда припасти какой-нибудь нервно-паралитический газ, и где найдется чиновник, который откажется получить подковерные наличные?