Текст книги "Интеллидженсер"
Автор книги: Лесли Силберт
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)
Розыски сведений, – продолжала Кейт, – в, как я выразилась, горизонтальном направлении были отнюдь не менее опасными, чем те, о которых я говорила раньше, но только источники опасности были другими: бури, недоедание, пираты, ну и так далее. А моряков иногда хватали, пытали, чтобы получить географические данные потенциальной экономической ценности вроде соблазнительных описаний сказочного города Эльдорадо.
Кейт улыбнулась.
– Ну и оптика, Сидро, вроде бы скучная тема, но у меня есть очень вкусная теория. Интересуетесь?
– Более чем.
– Большинство людей полагают, что едва подзорная труба была изобретена какими-то голландскими изготовителями стекол для очков в начале семнадцатого века, как способ ее изготовления распространился по Европе подобно степному пожару. То есть она никогда никому не обеспечивала военного преимущества… например, возможность заметить вражеские корабли до того, как они заметят тебя. Однако в тексте шестнадцатого века, написанном неким натурфилософом, есть кусок, правда, не очень ясный, но как будто указывающий, что он пользовался подзорной трубой. Я полагаю, она могла быть изобретена за многие годы до общепринятой даты, а изобретатель предпочел держать язык за зубами. Вполне возможно, что кого-то убили ради сохранения ее секрета.
– Следовательно, тогда вас могли убить и за то, и за это, – начал Медина, вертя бокал и следя за скользящими в нем кубиками льда. – Выскажу догадку: по-вашему, быть шпионом было куда опаснее, чем ученым, потому что вы рисковали всегда.
– Более или менее. Безусловно, безопаснее всего было быть смиренным ученым, ищущим познания ради самого познания, далеко в стороне от борьбы за власть при дворе. Хотя для концовки я, правда, приберегла кое-что сногсшибательное, – призналась Кейт с улыбкой.
Медина поднял бровь.
– В елизаветинской Англии было полно людей, причастных к погоне и за теми, и другими тайнами. Например, Фрэнсис Уолсингем или Роберт Сесиль. Оба были маэстро шпионажа, а также участвовали в финансировании путешественников, таких как Фрэнсис Дрейк и Уолтер Рэли. И признанный сверхмудрец при дворе Елизаветы – человек по имени Джон Ди (он подозревался в том, что был и шпионом, и покушался на тайны Бога) – утверждал, будто способен вызывать ангелов и имеет доступ к небесным истинам. Предполагалось, что вдобавок он занимается черной магией, и однажды разъяренная паникующая чернь разгромила его библиотеку, уничтожив принадлежавшие ему научные инструменты. Но он дожил до глубокой старости. Однако имеется некто, занимавшийся и тем, и другим, затем убитый, но мы до сих пор не знаем, за что именно. Строятся разные гипотезы, но…
– Кто? – спросил Медина, с интересом наклоняясь к ней.
– Кристофер Марло.
– Видный драматург?
Кейт кивнула.
– Кроме того, шпион, владевший компроматом на кое-каких крайне опасных политических игроков. А еще он копался в Божьих тайнах с большой настойчивостью. Во всяком случае, в своих пьесах, если не на практике.
– Не понял?
– Его пьесы по-настоящему покушались на религиозные устои. Его Фауст осведомляется у эмиссара дьявола, где находится ад, и тут же добавляет, что, по его мнению, ад – чистая выдумка. Позднее Фауст отправляется в запряженной драконами колеснице исследовать вселенную и, говоря его словами, «познать / все тайны астрономии, что в тверди / небес сокрыл Юпитер сам». В то время это было порядочной крамолой.
Кейт отхлебнула амаретто.
– В последний месяц жизни Марло велось официальное расследование его деятельности – и не только атеизма, но и государственной измены, поскольку покушение на авторитет церкви означало также покушение на власть правительства. За несколько дней до его смерти информатор в доносе указал, что его пропаганда атеизма настолько опасна, что ему следует заткнуть рот.
– Так что его арестовали и казнили?
– Нет. Допросили, но выпустили в тот же день. Однако вскоре за тем он был убит. Мы знаем, кем были те трое, что находились с ним в тот момент в таверне, но все еще не знаем, кто был убийцей и почему.
– А как думаете вы?
– Ну, во-первых, я не думаю, что Марло был атеистом. Бесспорно, любознательным скептиком, полным сомнений и отвращения к главенству религии в его эпоху, что никак не могло сойти с рук в век, когда подобный скептицизм был тяжким преступлением. Но каковы бы ни были его взгляды, я считаю, что погиб он не из-за них. Я думаю, какой-то политик подставил Марло, то ли оберегая собственные секреты, то ли бросая тень на соперника.
– Так кто же?
Кейт покачала головой.
– Не могу сказать точно.
Медина улыбнулся.
– Во всяком случае, вы правы: история сногсшибательная. Полная неожиданных вывертов.
– Благодарю.
– И вот что, Кейт. Этот Марло, он ведь вам по-настоящему нравится, так?
– Конечно. В моих исследованиях он оказался интересной фигурой во многих отношениях, – ответила она небрежно.
На самом же деле Марло для Кейт был куда больше, чем просто предмет академического интереса. Принимая решение оставить университет ради группы Слейда, она вспомнила, как Марло беззаботно фланировал между миром литературы и подпольным, и в конце концов последовала его примеру – во всяком случае, до определенного предела. Она не собиралась умереть в двадцать девять лет с ножом в глазнице. Но Кейт не просто положилась на его пример, она ощущала в Марло родственную душу. После смерти Рийса она поняла, что до конца жизни ей предстоит тосковать по недостижимому. Потому-то ее и привлекали герои Марло, которые все были заранее обречены своим необоримым стремлением к недостижимому.
Медина скрестил руки на груди и прищурился.
– Кто-нибудь в нашем веке вызывал на вашем лице такое выражение?
Кейт молча прихлебывала амаретто.
– Ну послушайте! Как его зовут?
– Кого?
– Типа, которому вы так верны.
– Откуда вы взяли?
– Я приударяю за вами с первого дня.
– И никогда еще не получали отказа, так?
– Собственно говоря, да. – Медина помолчал, затем добавил: – Меня уверяли, что пять минут, проведенных со мной, преобразят ревматичную монахиню в гибкую нимфоманку.
Кейт рассмеялась.
– Эго величиной с Техас, но каким-то образом все еще обаятельное. Внушает.
– Я серьезно, Кейт. Мы гармонируем, и тем не менее… ну, мне остается сделать вывод, что вашим сердцем уже владеет кто-то еще. Так кто он? И когда мы могли бы сойтись в поединке?
– Не в ближайшем будущем. Но он бы дал вам пинка в зад. Однажды он стал победителем японского сабельного турнира.
– Где он?
– Не знаю… Он умер.
Лицо Медины помрачнело.
– Черт! Простите.
– Ничего. Это случилось давно. Но вы правы. Он все еще владеет моим сердцем, будто оно земельный участок, который он купил и воздвиг на нем крепость.
– Как вы познакомились?
– В весну моего последнего года в колледже. Я некоторое время вела группу кикбоксинга, но уже несколько лет, как не занималась боевыми искусствами, которые преподавал он. Когда я дописала дипломную работу, то стала посещать его тренировки и…
– Это была любовь?
– Через два-три дня, – сказала Кейт, допив амаретто, вкус которого больше не ощущала. Она вспоминала солоноватый вкус шеи Рийса под своими губами, когда они целовались, выходя из гимнастического зала… тогда… в прошлом.
– Просто не могу себе представить, как тяжело вам было. Мне не приходилось терять никого из близких. Как вы…
– Ну, некоторое время строила фантазии, как исчезну. Нет, не совершу самоубийства, а просто испарюсь. Но я не могла бросить отца, ну и кое-как справлялась… а со временем заново вспомнила, как находить радость в менее очевидном.
– И вы действительно верите, что больше никого никогда не полюбите?
Кейт кивнула.
– И не просто потому, что Рийс был… незаменимым. По-моему, чисто физиологически химикалии мозга, управляющие эмоциями вроде любви, разжижаются, когда сердце разбито… А возможно, и с возрастом. Ну, словно кокаин, разбавленный аспирином.
– То есть вы говорите мне, что в моем почтенном возрасте я обречен на существование без любви, раз она не пришла раньше?
– Нет. Однако куда более вероятно, что в стиле Ромео вы правда потеряли бы ее, только если были бы подростком, – сказала Кейт, слегка погладив его ладонь и покачивая головой в притворном сочувствии. – Но погодите-ка! Я как будто слышала, что в настоящее время вас совсем заворожила некая модель?
– Ну, «заворожила» – не совсем то слово. И в любом случае с ней покончено, – сказал Медина, взмахнув рукой. Затем, наклонившись к Кейт, он откинул упавшую ей на лицо выбившуюся прядь.
– Сидро, я завтра очень рано встречаюсь с другом для утренней пробежки, – сказала Кейт, взглянув на часы, – и я хотела бы поработать с манускриптом как можно больше до завтрашнего полудня. И мне еще надо добраться до дома, а потому…
– Вы меня покидаете?
– Ненадолго.
– О-о!
– Всего на полсуток. Как-нибудь обойдетесь. – Заметав его задумчивое выражение, она спросила: – Пытаетесь вспомнить, когда женщина добровольно сама покинула ваше общество?
Он со смехом кивнул.
– Как вы догадались?
– Читать чужие мысли – часть моей работы.
– Кстати, Кейт. У меня есть предложение относительно «Анатомии». Рекомендую прием, какой я обычно применяю с триллерами.
– А я думала, вы вообще не читаете.
– Ну, иногда я беру в руки детективы. Знаете, когда вдруг застряну где-нибудь без…
– …девочек, наркотиков и спортивных машин?
– Именно.
Догадавшись, к чему он клонит, Кейт улыбнулась.
– Вы прочитываете начало, но вам не хватает терпения следить за развитием интриги, и вы сразу заглядываете в конец.
– Всякий раз.
У себя в номере Кейт последовала совету Медины заглянуть в конец «Анатомии Тайн». Как Кейт упомянула в разговоре с Ханной Розенберг, владелицей букинистической лавки, она нашла только две вероятные причины, почему Фелиппес мог поторопить переплетчика. Едва украв архив скончавшегося Уолсингема, Фелиппес тут же решил переплести и спрятать свой манускрипт, прежде чем до него добрались бы правительственные чиновники. Либо Фелиппес некоторое время хранил досье – возможно, используя документы для шантажа, – а затем кинулся к переплетчику, когда кто-то пригрозил выяснить, откуда у него компрометирующие сведения. Ни тот, ни другой вариант не обещал, что заключительный документ окажется пресловутым дымящимся пистолетом, однако, дешифруя в хронологическом порядке, она пока ничего решающего не нашла, так почему бы и не попробовать?
Ладно, начнем с конца. Интересно, о чем могут быть последние? Уолсингем умер в девяностом году, и если Фелиппес включил документы этого года… Посоображаем. Ни тот, ни другой, конечно, не интересовались пьесами Шекспира, но что, если у них имелись какие-либо твердые данные, которые раз и навсегда докажут, что он действительно был их автором? Он уже написал утраченный вариант «Гамлета» и первую часть «Генриха Шестого»…
Включив ноутбук, Кейт открыла электронный вариант последней страницы манускрипта и увидела сплошные цифры без букв. Но цифры были сгруппированы так, будто соответствовали буквам, образующим слова.
– Неужели так просто! – удивилась она вслух, набирая нужные дешифровочные распоряжения. Ее мысли обратились к Кристоферу Марло, и она добавила: – Черт. Ну, почему этот сборник не дотягивает до тысяча пятьсот девяносто третьего года?!
18
Бывало ль хоть когда
Злодейство столь задумано хитро
И безупречно так совершено?
Итамор в «Мальтийском еврее» Марло
ЛОНДОН – УТРО, МАЙ 1593
В двухстах метрах к северу от Лондонского моста, на пятом этаже полубревенчатого дома возле Линденхоллского рынка, Томас Фелиппес, стоя на коленях, открывал кедровый сундук, до краев полный одежды и бумажных листов. Но в эту минуту они его не интересовали. Требовалось ему совсем другое.
У кедрового сундука Фелиппеса фальшивого дна не было: всякий, кто обыскивает твои комнаты, обязательно проверит, нет ли его. Зато сундук снабдили своего рода фальшивым верхом – полостью внутри тяжелой крышки в два дюйма толщиной. С помощью ножа Фелиппес отодрал тонкую, покрытую бархатом панель с внутренней стороны крышки, и открылось углубление девять на двенадцать дюймов, вырезанное в цельной доске. Внутри, обложенная клочьями шерсти, покоилась оловянная шкатулка.
Фелиппес отнес ее через всю комнату к столу. Ухватил двумя пальцами черный шелковый шнурок, никогда не покидавший его шеи, и извлек из-под нижней рубашки медный ключик. Нагнувшись, он отпер шкатулку, поднял крышку и любовно посмотрел на самое драгоценное свое сокровище – пачку бумаг, которые он отобрал из хранившихся у покойного Фрэнсиса Уолсингема. Свой арсенал секретов.
Сразу после смерти Уолсингема Фелиппес тайком унес его бумаги к себе домой, донесения, которые показались ему полезными, припрятал, а остальные вернул на место. После десятков лет верной службы он, бесспорно, их заслужил, но Тайный совет официально объявил документы украденной собственностью, а у Фелиппеса не было ни малейшего желания оказаться арестованным за воровство.
Он планировал незамедлительно переплести листы. Во всяком случае, до осени. Порой он добавлял новые донесения, и лачка обещала вскоре стать слишком толстой для герметичной шкатулки, которую он специально заказал. Он тянул, потому что ожидал идеальной последней страницы – доноса, который вознесет Эссекса на пост статс-секретаря, либо ошеломив королеву сведениями чрезвычайной важности, либо уничтожив ее доверие к его сопернику – Роберту Сесилю. Для достижения этих целей Фелиппес уже забросил несколько удочек и теперь прикидывал, какая раньше принесет ему желанный улов.
Вернув шкатулку в тайник, он повернулся, чтобы уйти. Запер за собой дверь, вышел на лестницу и спустился вниз. В этом доме он поселился потому, что дом был возведен на месте старого римского суда тех времен, когда Лондон назывался Лондиниумом. Эта параллель его восхищала: пусть он не член современной лондонской судебной системы, но бумаги Уолсингема дают ему власть вершить собственное правосудие. В этот момент четыре шантажа обеспечивали ему средства на несколько разведывательных операций, которые он проводил без ведома своего нанимателя.
Когда Фелиппес дошел до Лондонского моста, он извлек последнее сообщение Кита Марло из их тайника в часовне Св. Фомы, а затем подозвал перевозчика.
– В Эссекс-Хаус, – сказал он. Огромное готическое здание на северном берегу Темзы было не просто домом графа, но и фокусом его шпионской сети.
Войдя в огромный зал, Фелиппес сразу же поспешил к свечам, горевшим на необъятном обеденном столе. Он сосредоточенно и осторожно начал нагревать над огоньком словно бы пустой листок Марло, и несколько секунд спустя начали возникать бурые буковки с желтой обводкой. Шифр был простейший, и они оба хранили его в памяти.
– Кровь Господня! – вскричал Фелиппес, узнав, что никто в Московской компании Северо-Восточного прохода не открыл. Затем он расшифровал фразу о тайном соглашении с берберийским пиратом и улыбнулся. Марло полагает, что установит виновника еще до конца недели?
Поднимаясь к личным покоям своего нанимателя на верхнем этаже здания, Фелиппес услышал неясное бормотание и шелест бумаг, доносившиеся из одной комнаты для занятий на втором этаже. Наверное, Энтони Бэкон, который занимается обработкой сведений, собираемых их сетью, и анализом донесений из-за границы. Бледный, измученный подагрой Бэкон перебирал бумаги, полулежа в кровати. Поглаживая ключик под рубашкой, Фелиппес про себя хихикнул. Бэкон понятия не имел о сообщении, припрятанном Фелиппесом, – том, в котором описывались греховные эскапады Бэкона во Франции.
Фелиппес бесшумно поработал отмычками в двери опочивальни Эссекса. Ему нравилось время от времени заставать людей врасплох: ведь никогда по-настоящему не знаешь человека, если видишь его только таким, каким он хочет, чтобы его видели. Проскользнув в дверь, он прокрался через переднюю, ступая как можно легче по надушенным камышам, устилавшим пол. Ухватив краешек мягкого гобелена, он заглянул за угол.
Боже ты мой!
На огромной пуховой постели лицом к лицу лежали Эссекс и нагая пышнотелая женщина. Ноги их переплелись, они извивались. Вторая женщина, даже еще более пышная, стоя на коленях у изножия кровати, обсасывала пальцы на ногах графа и прикасалась к таким местам своего тела, которых людям никак касаться не положено. Смахнув с лоснящегося потом лица прилипшие пряди, Эссекс вытягивал шею, следя за ней.
– Милорд, – сказала сосательница. – Я… я должна поиметь вас сейчас же.
В этот же миг женщина в объятиях Эссекса начала издавать непотребные звуки, и Фелиппес следил – с отвращением, но завороженно, – как затряслись ее ноги. Когда она затихла, Эссекс отодвинул ее и сел, задрав колени, совсем голый, если не считать свисающего с его шеи амулета из рубинов и сапфиров. Вторая женщина подползла, села рядом с ним и закинула ступни на его ноги. Когда Эссекс прижал большие ладони к ее херувимскому заду и притянул к себе, она с тошнотворным возбуждением пробормотала «О, милорд!».
Тут первая женщина принялась целовать его в шею.
Когда распутные блудни насытятся?
Фелиппес начал пятиться, но голос Эссекса заставил его застыть на месте.
– Между прочим, Томас, я ведь знаю, что ты тут.
Будь прокляты все святые!
– Прошу простить мое вторжение, но у меня дело, не терпящее отлагательства.
– Хм-м-м. Поразмыслим. Тереза, а это дело терпит отлагательства?
– Ах нет, милорд, – вздохнула женщина в его объятиях.
– Но я тут по государственному делу!
– Как и я, – отозвался Эссекс. – А теперь хочешь посмотреть, что мы делаем, когда моемся, или предпочтешь подождать внизу? Могу подбавить интереса, позвав грума… решать тебе.
– Скажи, Томас, как ты думаешь, почему мне принадлежит такая власть?
Обернувшись, Фелиппес против воли ощутил восхищение.
Только что вымытые щеки Эссекса розовели, темно-рыжие кудри были аккуратно зачесаны назад. Дублет из шелка каштанового цвета с золотыми разрезами безупречно облегал его высокий мускулистый стан. Кружевные манжеты были пышными и новыми.
– Добываемые нами сведения давно произвели впечатление на королеву и…
– Верно. Все это очень полезно. Но спальня, Томас! Я произвожу на нее впечатление и в спальне.
Эссекс указал на стол, который Тереза уставляла блюдами.
– Милорд, если вы дозволите спросить, как после этого вы идете к… э…
– Елизавете?
Фелиппес кивнул.
– Когда я начал искать ее милости при дворе, то… по необходимости, – начал Эссекс.
Это-то Фелиппес знал прекрасно. Эссекс родился самым бедным графом в Англии. Без любви королевы он недолго продержался бы финансово.
– Но теперь, пусть она давно уже не первой молодости, я, когда гляжу на нее, просто вижу женщину, которой безумно хочу владеть, подчинять, – и это захватывает. Даже больше, чем… – Он кивнул на дверь.
Фелиппес смотрел, как Эссекс миниатюрным подобием трезубца дьявола подцепил сморщенный зеленый лист. Что, во имя Бога…
– Латук. Полезен для пищеварения. Очень моден. А десерт изготовлен по тайному рецепту, который Екатерина Медичи ревниво охраняет. Мне пришлось подкупить старшего повара французского двора. Он назвал его итальянским льдом.
Фелиппес крепко сжал губы, чтобы скрыть неодобрение.
– Помните, что я вам говорил про Кита Марло?
– Что ты поручил ему найти контрабандистов в Московской компании? Тех, что, возможно, отыскали Северо-Восточный проход?
– К сожалению, проход найден не был, но розыски Марло могут все-таки оказаться полезными. Более или менее. Однако особо я на них не рассчитываю, обличение бесчестных купцов не столь уж важно. А получение доказательств такой бесчестности – задача не из легких. Но этот мой другой план непременно вознесет вас над Сесилем.
– И в чем он заключается? – спросил Эссекс, протягивая руку за тыквенным вареньем.
– Как член комиссии, разыскивающей того, кто пишет угрожающие плакаты, я могу повернуть розыски на свой лад. И я направляю их на Марло. Очень скоро он на дыбе будет разоблачать противозаконные сделки, которые, по слухам, заключает Сесиль. А также и Рэли. Мы обретем возможность погубить их обоих.
– Но Марло мне нравится, Томас. Ты видел его «Парижскую резню»?
– Нет, – сухо ответил Фелиппес. – Я предпочитаю драмы из подлинной жизни.
– Но она великолепна! «Роза» была битком набита. Мы с королевой проскользнули в масках. А его элегии! Раньше утром я прочел одну Энн и Терезе про… так о чем же? Большая нога и… и… – Эссекс прижал руку ко лбу и закрыл глаза. – Сладость бедер!
Фелиппес вздохнул. Вечное разочарование – работать на кого-то, столь непохожего на Уолсингема. Ну почему Эссекс не способен оценить красоту сбить одним камнем стольких птиц? Хорошо, что он хотя бы перестал впадать в угрюмость. Некоторые мужчины напускали на себя меланхолию по велению моды, однако приступы мрачности Эссекса были подлинными и крайне вредными для дела.
– Можешь больше не утруждать себя из-за Рэли, – сказал Эссекс. – Он безвозвратно погубил себя, тайно женившись.
– Та же самая ошибка, которую вы допустили три года назад, а посмотрите на себя теперь! Королева недолго продержала вас в изгнании.
– Так я же не обрюхатил ее фрейлину. И о чем только Рэли думал?
Фелиппес прикусил язык, чтобы не расхохотаться. Ну и лицемерие! Эссекс был способен на куда более безрассудные выходки, чем кто угодно еще, включая Рэли.
– Томас, твой коварный план не нужен. Рэли изгнан, а Сесиль… ну, мы с ним разделаемся очень скоро. Быть может, благодаря плодам розысков Марло. Подозреваю, он тебя еще удивит.
– Милорд, вы только три месяца член Тайного совета. Нам необходимо доказать, что вы этого достойны, и укрепить вашу власть. И прошу, не забывайте, что враг безопасен только когда уничтожен полностью. Сесиль в фаворе у Елизаветы все больше и больше, а Рэли, мне сказали, задумал еще одно путешествие в Новый Свет. И если он отыщет золото, как надеется…
Эссекс встал и направился к двери.
– Я предпочитаю мой способ, – сказал он, надевая новую бархатную шляпу.
Ну, так я перестану тебя осведомлять!
– Куда вы?
– В Гринвич. Королева желает поиграть в карты.
– В карты, милорд?
Эссекс со смехом пристегнул к поясу шпагу в инкрустированных драгоценными камнями ножнах и спустился к Темзе.
Королева дала прозвище своему любимцу «Дикий Конь», и Фелиппесу оставалось только гадать, какое из достоинств молодого графа заработало ему эту кличку.
– Думаю, у меня есть то, что вам требуется, сэр.
Фелиппес в недоумении прищурился на шпиона.
– Сведения для доклада о Марло, сэр! Я подслушал, как он, Рэли и Хариот тщились посрамить Господа нашего, величие Его творения. И пользовались странным приспособлением. Длинным, вроде…
– Это… интересно, Бейнс. Но излишне. Я же объяснил, чего от тебя жду. Используй обвинения, которые я тебе показывал. Только и всего.
– Но я не слышал…
– Ну, добавь что-нибудь про Хариота, если тебе так хочется, – буркнул Фелиппес. Затем что-то вспомнил. Донесение другого своего осведомителя. – Укажи, что Марло считает Моисея всего лишь фокусником… причем ставит его куда ниже Хариота.
Бейнс кивнул. Фелиппес нахмурился.
– Так не пойдет. Напишем сейчас же. – Оглянувшись на дверь, он крикнул: – Тереза!
– Чего изволите, сэр? – спросила она, возникнув на пороге.
– Принеси нам бумагу, чернильницу и перо.
Фелиппес затем поднялся в хранилище на втором этаже за копией допроса Кида, а также доносами других осведомителей, которые собрал. Вернувшись в залу, он сказал:
– Обязательно включи худшие из этих показаний.
Бейнс прижал ко лбу кончики пальцев правой руки.
– Озаглавить… озаглавить… – Посмотрел на Фелиппеса и сказал: – «Записка, содержащая мнения некоего Кристофера Марло касательно его суждений о религии и Слове Божьем»?
Фелиппес покачал головой.
– Пресно, Бейнс. Добавь «кощунственных» мнений и «поношение Слова Божьего».
Бейнс макнул перо в чернила и написал. Затем начал читать обвинения Кида.
– Говорит, что Марло высмеивает Святое Писание, придумывает доводы в опровержение того, что говорили пророки и святые.
– Напиши, что он говорит, будто Новый Завет скверно написан, что он сам мог бы написать куда лучше. Затем…
Бейнс яростно писал.
– …что он называет Христа байстрюком, а Деву Марию – блудней.
– Но, сэр, это же…
– Хочешь разделить его судьбу?
Бейнс неохотно подчинился. Затем поднял голову.
– По-моему, я слышал, как он называл протестантов… черт! Как он…
– Ослами.
– На самом деле, сэр, слово вроде было «лицемеры».
– Ну так лицемерными ослами!
Поглядев через плечо Бейнса, Фелиппес добавил:
– Непременно сказанное о Христе и Иоанне Евангелисте, только не так деликатно. Пиши, что он назвал их… делившими ложе.
– Кстати, сэр, поговаривают, что он… что он кладет глаз на… э…
– Что-что? – нетерпеливо переспросил Фелиппес.
– На мальчиков, сэр.
– Великолепно. Как будто ты не совсем уж безнадежен, Бейнс, – отозвался Фелиппес. – Да, и сделай заключение посильнее. Так, чтобы не оставалось сомнений, насколько Марло опасен и его необходимо остановить.
Подняв перо, Бейнс прикидывал, шевеля губами.
Фелиппес смотрел в окно. Пару минут спустя он сказал:
– Когда вручишь это главе комиссии, не забудь сказать ему, что Марло находится в Скэдбери-Хаусе, кентском поместье Тома Уолсингема.
– Его арестуют так быстро? Я думал, вы…
Фелиппес пожал плечами.
– Если он еще не завершил свои розыски, так Топклифф получит от него все необходимые подробности. Пожалуй, лучше нам самим их завершить. Марло всегда был самоволен. Я не вполне ему доверяю.
Роберт Поули злился.
Тереза Рамирес все не шла.
Он расхаживал, ожидая ее, около арены для травли медведей. Судя по последнему бою часов, который он слышал, миновало более получаса после полудня – времени их встречи. Черт бы ее побрал!
Однако когда она появилась, и он увидел выражение ее лица, все было забыто. Так Тереза улыбалась, только если ей удавалось подслушать то, что ему особенно требовалось.