Текст книги "«В тени Лубянки…»
О судьбах настоятелей церкви Святого Людовика Французского в Москве: воспоминания Леопольда Брауна и обзор материалов следственных дел"

Автор книги: Леопольд Браун

Соавторы: И. Осипова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 31 страниц)

Глава XVIII. Меня приняли за «красного» испанского агитатора

Политика Кремля в области религии никогда не отклонялась от ловко замаскированных норм Декрета 1918 года, который теоретически устанавливал отделение Церкви от государства. Гораздо лучше разработанный закон от 29 апреля 1929 года расшифровывает в деталях множество аспектов, создающих преднамеренные административные препятствия для осуществления религиозной практики, и нет ни малейших сомнений в существовании у Советов злой воли и враждебности по отношению к религии, намерении постоянно держать ее в «черном теле». Им не удалось никого сбить с толку: огромные толпы прихожан все равно заполняли уцелевшие церкви. Никаких идей о преследовании и репрессиях как о государственной политике не было записано в советском законе: ни в конституции, ни в Уголовном кодексе.

Только читая государственные атеистические публикации, можно было узнать о тенденциях и практике религиозных преследований. Эти печатные материалы распространялись по всей стране, их можно было свободно купить в газетных киосках, в книжных магазинах, прочитать в библиотеках, школах, университетах и даже в парках культуры и отдыха. Изобиловали антирелигиозные пьесы, фильмы и радиопередачи, когда появилось телевидение, оно тоже внесло свой вклад в антирелигиозную пропаганду. К счастью, русская молодежь никогда не увлекалась злобными гротескными фильмами, подаваемыми под маркой «культурное и научное образование». Лекционные кафедры тоже использовались для этих целей; несмотря на все неудачи по привлечению молодых и старых к антирелигиозной кампании, атеисты никогда не оставляли своих попыток.

Когда было время, я посещал антирелигиозные лекции, проходящие в различных местах столицы. Однажды вечером я купил билет на лекцию в аудиторию Политехнического музея. К назначенному часу в зале на восемьсот мест в ожидании лектора сидело вместе со мной восемь человек. Через двадцать минут нас попросили освободить зал, потому что лектор не пришел. На выходе у меня завязалась дружеская беседа с одним из служащих зала, которому я предложил закурить, а он с радостью согласился. Этот человек сообщил мне, что выручки за билеты не хватило бы даже на оплату освещения зала, таков был энтузиазм народа по отношению к антирелигиозным лекциям.

В этом же зале я был по другому случаю, на этот раз перед полупустым залом проходила научная демонстрация доказательства, что души не существует. Судя по разговорам вокруг меня, многие завернули туда просто из любопытства. «Профессор» Московского университета в течение сорока пяти минут провоцировал мыслительные способности своих слушателей нелепой чепухой. Пока «профессор» говорил, девушка в белом халате на глазах у аудитории совершала вивисекцию кролика, рядом находилась аппаратура с трубками и насосами для иллюстрации кровообращения в человеческом теле. Ученый лектор ходил взад-вперед по сцене, наблюдая за вивисекцией. Наконец девушка отделила сердце и присоединила его к аппарату, и этот драматический момент явился заключением лекции «профессора»: взмахом руки он указал, что сердце начало биться. Вывод? Души не существует. Почему? Потому что сердце, жизненно важный орган, можно заставить биться искусственно! Этого достаточно, сказал «профессор», потому что кровеносная система кролика во многом идентична человеческой. А аппарат продолжал работать, в заключение демонстрации в бьющийся орган был впрыснут адреналин: сердце заработало быстрее. Так было завершено «научное доказательство» того, что души не существует!

Лекции такого типа проходили в каждом городе СССР. Агитпроп партии поставил задачу, чтобы они достигли маленьких городков и колхозов. Оплачиваемые агитаторы ездили по всей стране, читая лекции и демонстрируя фильмы и проекционные слайды, чтобы противодействовать, как они говорили, «религиозному обскурантизму». «Союз воинствующих безбожников» организовывал антирелигиозную деятельность по всей стране; временно приостановленная во время ленд-лиза, она возобновилась под новым названием. Основанный в 1925 году при полной государственной поддержке, этот союз официально представлен как «добровольное движение», идущее снизу, от народа, чтобы бороться с «религиозной интоксикацией». Это обман в высшей степени, так как воинствующие безбожники все время финансировались советским государством (Коммунистической партией). Пора уже людям за рубежом знать правду о так называемом добровольном атеистическом движении в массах боголюбивого русского народа.

Лучшей иллюстрацией будет отрывок из государственного издания «Антирелигиозного пособия»: «„Союз воинствующих безбожников“ ведет свою работу под руководством партийных организаций, строго следуя директивам и решениям Партии по методам и целям борьбы против религии. Антирелигиозная пропаганда – это основная часть коммунистического воспитания. Это составная часть борьбы за разрушение капиталистических пережитков в сознании рабочих»[158]158
  Ярославский Е.М. Антирелигиозное пособие. М., 1941. С. 467.


[Закрыть]. Тот факт, что «Союз воинствующих безбожников» теперь работает под иным названием, не отменяет вышесказанного, и оно в равной степени применимо к методам антирелигиозных преследований 1961 года.

Все время, пока я был в России, генеральным председателем союза был печально известный «академик» Емельян Михайлович Ярославский (настоящая фамилия Губельман), который посвятил более двадцати лет своей общественной жизни распространению ненависти к Богу. Однажды я присутствовал на одной из его многочисленных лекций. В тот раз зал недалеко от бывшей Академии большевиков был заполнен до отказа – было распоряжение присутствовать. Где бы ни выступал Ярославский, все активисты союза обязаны были присутствовать и слушать его, так как от них требовалось повторять его слова во всех других группах. В «добровольном» массовом атеистическом движении не было ничего случайного, в тот вечер Ярославский почти довел себя до апоплексического удара своим неистовством. Большую часть времени он осуждал то, что называлось богоискательством и было распространено в среде русской интеллигенции. На самом деле он обрушился с руганью на мыслящих людей, которые отказывались принять беспомощные доктрины материализма. Досталось даже Максиму Горькому, как пример того, что в умах послереволюционных людей все еще жива вера в существование Бога. Как это возможно, спрашивал Ярославский, что после стольких лет атеистического просвещения народ продолжает верить в Бога?

Ярославский написал множество книг по атеизму, завалив страну брошюрами за государственный счет. Он возглавлял Центральный исполнительный комитет «Союза воинствующих безбожников» и председательствовал на бесчисленных антирелигиозных собраниях. Его атеистическая активность бросала его во все уголки страны, после захвата Советами балтийских республик он поспешил создать ячейки воинствующего атеизма в Риге, Вильнюсе и Таллине и начал публиковать антирелигиозную «литературу», используя конфискованные типографии. Он был главным редактором еженедельного желтого издания «Безбожник», которое было закрыто в начале гитлеровского «крестового похода» против коммунистического атеизма. Он умер в 1943 году, вынужденный замолчать в последние два года своей жизни, так как германская армия вновь открывала церкви на территории оккупированной России. К его смерти «Правда» и «Известия» опубликовали некролог-панегирик, обойдя полным молчанием злобную деятельность главного богоненавистника Советского Союза. В его многословной биографии в Малой советской энциклопедии даже не упоминается о его широко известной антирелигиозной карьере.

В 1943 году, во время ленд-лиза, когда в Россию шли конвои с материальной помощью и продовольствием, Кремлю было выгоднее замалчивать политику атеизма. Советы старались подтвердить сомнительные утверждения лорда Бивербрука[159]159
  Уильям Максуэлл Эйткен Бивербрук, с 1943 по 1945 год был лордом-хранителем печати Соединенного Королевства, одновременно исполняя должность администратора поставок по ленд-лизу. – Прим. сост.


[Закрыть] из Англии и президента США Рузвельта: оба публично заявляли, что в Советском Союзе не существует религиозного преследования. В середине 30-х годов, будучи свидетелем потока атеистической «литературы», наводнившей всю страну, я подумал, что мне стоит познакомиться с атеистическим движением прямо в его штаб-квартире. Я вынашивал идею нанести личный визит в центральное бюро «Союза воинствующих безбожников». Было бы безумием с моей стороны появиться в логове безбожников в моей церковной одежде, хотя не было закона, запрещающего ее ношение. Я тогда задавался вопросом, на что же похоже это место, и я был совершенно уверен, что ни один человек моей профессии никогда не почтил это место своим присутствием.

В это время в Испании шла Гражданская война. Множество советских людей, находившихся там, контролировали полицию, созданную по образцу советской и называвшуюся Федерация анархистов Иберии. При красном терроре в одном Мадриде было 266 полицейских постов, делавших ту же грязную работу, которую выполняла ЧК Дзержинского при Ленине. Надо отметить, что в Москве в то время было совсем небольшое число испанцев, агентов Коминтерна. Центральный орган управления «Союза воинствующих безбожников» размещался на третьем этаже старого здания на улице Большая Сретенка, где я часто проходил. Эта организация занимала целый этаж над одним из народных судов, с которыми я официально познакомился в последующие годы. Для моего визита в «пасть льва» я надел баскский берет, который купил во время моего последнего океанского путешествия; известно, что этот головной убор носят в Испании и на юге Франции. Вместе с черным галстуком и обычным костюмом маскировка, что и говорить, была не слишком замысловата; когда я поднимался по ступенькам этого здания, я чувствовал себя в некотором роде авантюристом.

По пути наверх я прошел большую комнату, служившую приемной народного суда. Заключенных приводили сюда под двойным конвоем через черную лестницу, из окна было хорошо видно, как к заднему двору здания подъезжали «черные воронки». Все заключенные были под охраной военных, хотя суд вершился не НКВД. В то утро все задержанные были мужчинами, если кому-то надо было облегчиться, двое вооруженных часовых сопровождали его до туалета. Я смотрел на все это, думая, какой прием ждет меня этажом выше. Я решил говорить только по-испански, и мой мозг настраивался на это решение. И вот я стою на последнем этаже в маленьком вестибюле перед стеклянной дверью с вывеской: «Союз воинствующих безбожников СССР». Все в порядке, я в нужном месте: до меня доносились голоса и стук пишущих машинок, но никого не было видно.

Я постучал, дверь открыла черноволосая молодая женщина, спросившая на хорошем русском языке: «Чем я могу вам помочь?» Я никогда не видел ее прежде и был уверен, что и она не знает меня, поэтому ответил по-испански: «Синьорита, мне бы очень хотелось посетить это место». Не ожидавшая услышать иностранную речь девушка смутилась, затем оглядела меня с ног до головы и особенно отметила мой берет. Заключив, что я испанец, она попросила меня подождать, пока она приведет переводчика. Я закивал головой в предвкушении удовольствия от беседы на языке, на котором я редко говорил в России; в Москве еще не было миссий из Мексики, Кубы и Южной Америки.

Вскоре девушка вернулась с еще более молодой особой, которая, как мне сказали, покажет мне все, что надо. Ни разу не сказав, что я испанец, я просто говорил на этом языке. Моя сопровождающая провела меня по разным отделам, но без особых разговоров, ее знание языка ограничивалось базовыми выражениями. Однако я планировал этот визит не столько для удовольствия поговорить по-испански, сколько с целью посмотреть, как работает эта атеистическая организация. Я увидел офис, где создаются все атеистические творения, публикуемые в СССР. Мой визит раз и навсегда рассеял сомнения по поводу «добровольного» характера пропаганды безбожия: к стене кнопками был прикреплен список из тридцати сотрудников, оплачиваемых государством. Я размышлял о гарантиях религиозной свободы, заявленных в конституции, и о том, как эта свобода применяется для осуществления антирелигиозной пропаганды. Но в этой самой конституции никому не дается права вести религиозную пропаганду. По этой причине абсолютно «законно» для союза публиковать под маркой ОГИЗ[160]160
  Отдел государственных издательств. – Прим. сост.


[Закрыть] и ГАИЗ[161]161
  Государственное антирелигиозное издательство. – Прим. сост.


[Закрыть] поток отвратительных богохульств. Конечно, я не стал делиться с моим гидом этими мыслями. Сама печать производилась где-то в Даевом переулке недалеко от Сретенки. Мне показали комнату, предназначенную, по-видимому, для чтения сотрудниками религиозных журналов и газет из разных стран мира, их невозможно было достать нигде в СССР, но здесь вся комната была забита ими. Другое дело, как они использовали эти материалы.

Мой визит еще не закончился, и я не предполагал, что меня ждет забавная развязка. Мне, как священнику, было странно слушать доклад о вкладе атеистической пропаганды в текущую пятилетку. Из других надежных источников я знал, что воинствующие безбожники были озабочены тем, чтобы к двадцатой годовщине революции объявить, что страна окончательно отказалась от религии. Они приближались (или думали, что приближаются) к завершению генерального плана уничтожения религии. После осмотра нескольких комнат и отделов я был препровожден к выходу по длинному центральному коридору. На стеллажах по обеим сторонам было выставлено огромное количество изданий ГАИЗ, направленных против Пасхи, Рождества, Магомета, иудаизма, Библии и так далее. У меня уже были многие из этих книг, так как я покупал любую антирелигиозную литературу, какую только мог достать. Можно было только восхищаться молчаливым сопротивлением населения напору этой литературы, но приводило в отчаяние дьявольское упорство, с которым воздействовали государственные агитаторы на умы малышей, начиная с яслей и детских садов.

Проходя по коридору, я замедлил шаг, чтобы поближе рассмотреть выставленную литературу, и увидел первое издание книги Е. И. Перовского «Антирелигиозное воспитание в начальной школе». Несколько экземпляров книги из последующих изданий у меня уже были, а первое издание вышло тиражом только десять тысяч. Все школы были обязаны иметь эти учебники. Я сказал моей сопровождающей: «Я бы очень хотел иметь эту книгу». Девушка с сожалением ответила, что это – единственный экземпляр, она сказала, что книга выставлена на стенде как один из примеров их деятельности. Я готов был забыть об этой книге, но мой юный гид попросила меня подождать: она попытается что-нибудь сделать.

Она пошла к начальству в соседней комнате, я отчетливо слышал каждое слово ее разговора. Все помещение было разделено перегородками, не доходящими до потолка, содержание беседы сводилось к нескольким фразам: «Пришел испанский агитатор, которому я показала, чем мы занимаемся. Он хочет последний экземпляр учебника Перовского. Что мне делать?» Голос руководителя отвечал: «Испанский агитатор, говоришь? Надо обязательно дать ему эту книгу. Она ему поможет». Моя сопровождающая возвратилась сияющая, взяла с полки книгу и подарила ее мне от всего коллектива! Я старался сохранять серьезность, думая при этом, приходилось ли еще какому-нибудь священнику получать подарок от «Союза воинствующих безбожников»!

Я думаю, всем официальным делегациям иностранных священников следовало бы знакомиться с работой этой организации. Она теперь носит другое название, но продолжает делать то же самое «дело». Чтобы читатель представил себе содержание этой книги, ниже приводится отрывок из предисловия к ней: «Книга Е. И. Перовского должна оказать помощь учителям начальных школ. Вначале автор показывает, что антирелигиозное воспитание может быть эффективным только при систематических и серьезных усилиях, прилагаемых на уроках по всем предметам начальной школы. В последующих главах автор представляет конкретный материал по антирелигиозной работе, которая должна выполняться на уроках общественных наук, природоведения и географии. Во второй части книги автор представляет обширный материал по всем предметам. Из этого материала учитель может выбрать все, что ему требуется, для текущей антирелигиозной работы».

На выходе моя сопровождающая, довольная завершением визита, предложила мне посетить отдел рассылки. Я сразу согласился, так как был рад, что меня не попросили сфотографироваться на память или написать отзыв в гостевой книге.

Девушка повела меня через «черный ход», и я оказался в полуподвальном этаже дореволюционного здания. Он тускло освещался электрическими лампочками, редко свисающими с потолка. Там было мало воздуха, и мне стало жаль сотрудников. Полки были прикреплены прямо к каменной кладке, до потолка мог достать любой человек среднего роста. Три девушки упаковывали книги для отправки во все концы страны, они с любопытством смотрели на меня. А я тем временем осматривал стопки книг, учебников, брошюр, диапозитивы, слайды, фильмы, плакаты и многое другое, используемое государством в борьбе против религии. Полки ломились от такого товара. Мой взгляд остановился на проекционных слайдах, продаваемых вместе с готовыми лекциями, предназначенными для заучивания агитаторами наизусть.

Одна из этих серий называлась «Легенда о Христе». Она была выпущена Народным комиссариатом снабжения по специальному заказу «Союза воинствующих безбожников». Комплект содержал сорок два слайда с картой Римской империи времен начала христианства. Затем следовала серия цитат из Маркса, Ленина и Сталина о религии, перемежаемых сценами из греческой и римской мифологии, не имеющей отношения к заявленной теме. Это был яркий пример искажения истории, который мне хотелось бы иметь у себя. Мой гид подумала, что это могло быть прекрасным приобретением для моей «пропагандистской» работы. Я сказал ей, что мне хотелось бы иметь несколько предметов, представляющих для меня особый интерес. Мои покупки завернули в бумагу, я попрощался и ушел, завершив визит в этот центр атеистической пропаганды.

Я еще раз пришел в это место спустя пять лет, во время «крестового похода» Гитлера. В американской прессе и других иностранных изданиях сообщалось, что «Союз воинствующих безбожников» упразднен и распущен. Я знал, что это полнейшая неправда, но хотел сам убедиться в этом. Я обнаружил, что они продолжают работать, выпускают брошюры, подписанные неким Шейнманом, который даже в 1960 году писал под покровительством «Всесоюзного общества по распространению политических и научных знаний», за которым скрывался «Союз воинствующих безбожников». Такая вот ложная информация должна была способствовать поддержанию престижа Советов.

Атеизм и официальное отрицание сверхъестественного – неизменная часть марксизма. И не стоит ошибаться на этот счет. Тот факт, что в 1943 году при поддержке Советов была вновь создана Московская Патриархия, не означает отказа от несовместимости, существующей между убеждениями Кремля и Святых Апостолов. Этот фантастический переворот демонстрирует гибкость советской тактики в общей стратегии уничтожения религии. Как ни парадоксально, но этому есть достаточно доказательств, которые в дальнейшем повествовании прояснят данный вопрос.

Глава XIX. Другие аспекты антирелигиозной деятельности Советов

Я рассказал о своем визите в «Союз воинствующих безбожников» не для того, чтобы показать, как я перехитрил Советы. Я бы не хотел создать впечатление, что проводил время, совершая подобные выходки, какими бы полезными они ни были.

Несмотря на все трудности, я продолжал службу в церкви Святого Людовика, которой Советы никак не могли управлять, что, конечно, создавало нам сложности практического плана. Надо подчеркнуть, что церковь никогда не испытывала недостатка в денежных средствах, так как прихожане щедро поддерживали ее. Трудность состояла в том, что нам было запрещено законом пользоваться нашими средствами для содержания и ремонта здания церкви. Государство имело исключительную монополию на строительные и ремонтные материалы. Мы получили доступ к ним только после того, как Гитлер предпринял свой «крестовый поход». Нам приходилось импортировать даже электрические лампочки благодаря любезности иностранных миссий. Даже поддержание церкви в нормальном рабочем состоянии являлось постоянной проблемой: нам все время ставили мыслимые и немыслимые административные преграды, нас подвергали периодическим проверкам инвентаря. Моссовет мог одобрить или не одобрить тех или иных кандидатов в списке попечительского совета. Мы не могли созвать общего собрания прихожан без разрешения местных властей, а когда собрания проводились, это означало, что среди нас находится информатор.

Но все эти трудности были материального, вторичного порядка, и целью их было сделать содержание церкви практически невозможным. Советы не ограничивались только этим способом атаки на религию. Пока священнику пасторы, раввины и муллы упорно продолжали удерживать свою паству, государство концентрировало свои усилия лично против них. Излишне разбираться в разнообразии средств, используемых для устранения духовенства и, более того, подавления организованного богослужения как такового, – священнослужителей всех вероисповеданий постепенно устраняли физически. Порази пастыря, и рассеются овцы! Такая политика Кремля проводилась с дьявольским упорством.

На моих глазах один за другим исчезли многие московские священники. Те, которые еще работали в столице, лично рассказывали мне, что постоянно ждали своей очереди, кроме систематических препон, заставляющих их существовать в постоянной нищете, все они жили в перманентном страхе ареста. Против такого типа преследования, физического ареста, меня защищало мое американское гражданство, а также то, что я жил во французском посольстве. Открытое преследование, от которого страдали мои русские коллеги, только дискредитировало бы советскую власть, в то время Наркомат иностранных дел (ныне МИД) еще заботило зарубежное общественное мнение.

Это не означало, что я был избавлен от многочисленных проявлений внимания, входящих в список советского административного воздействия. В то время, когда в середине 30-х годов все американцы в России имели продовольственные и другие карточки, мне никогда таких не выдавали. В ранний период моего пребывания в стране Советы беспокоили меня только все учащающимися напоминаниями о продлении моего вида на жительство. Выполняя это, Отдел виз и регистраций для иностранцев, казалось, получал особое удовольствие, заставляя меня ходить туда и обратно с пустыми руками и, конечно, держа меня в неопределенности. Я никогда не знал, будет ли мне разрешено оставаться дальше в стране: иногда они продлевали мое пребывание только на две-три недели, а потом снова начиналось заполнение анкет в двух экземплярах и стояние в бесконечных очередях. С другой стороны, я извлекал из этого некоторые выгоды, так как это давало мне возможность общаться с людьми из многих стран. Некоторые из граждан дальневосточных регионов, колонизированных Россией, также нуждались в регистрации: не знающие языка или полуграмотные, они просили меня помочь им ответить на вопросы в анкетах.

За все мои годы в России я не знал другого американца, который бы так часто подвергался этим перерегистрациям, более того, за время моих частых визитов в ОВИР я практически не встречал там американцев. В процессе этих пустопорожних марафонов, когда я в четвертый раз представлял себя и свои бумаги, вероятнее всего, по приказу свыше чиновник НКВД снова отправил меня ни с чем. От меня потребовали прийти в пятый раз, чтобы узнать, каким будет ответ. Вконец расстроенный, я оставил им свой американский паспорт, советские анкеты с необходимым количеством рублей и, уходя, сказал чиновнику, что ни один советский гражданин не подвергается такому обращению в США. Я доложил о своем поступке и его причинах в американское посольство, через две недели посольство США получило из ОВИРа и передало мне мой американский паспорт с визой на продление моего пребывания в СССР на шесть месяцев.

За это время мои отношения с русскими людьми, к большому неудовольствию НКВД, все больше развивались. Советам это не нравилось, особенно им не нравилось, что я понимал, говорил и писал на русском языке и не прибегал к помощи их переводчиков. Я всегда должен был обращать внимание на то, чтобы не произнести с амвона слов, которые могли быть интерпретированы как нападки на систему. Благодарение Богу, мне удавалось делать это долгие годы. И даже при всех предосторожностях, продиктованных элементарной осмотрительностью, тот факт, что я при большом стечении народа читал Библию, уже расценивался как контрреволюционный акт. Исходя из советских стандартов, в тот момент, когда я провозглашал Слово Божие, я совершал непростительный «грех» политической ереси.

В одной из своих статей в журнале «Антирелигиозник» Ярославский задавался вопросом, можно ли запретить священнослужителям цитирование Библии или чтение проповедей. И он сам себе отвечал, что это будет нарушением конституционных религиозных гарантий. Он великодушно добавлял, что не существует легальных возможностей отмены таких выступлений. Советский богоненавистник № 1 со своей неутомимой энергией написал и опубликовал при государственной поддержке книгу под названием «Библия для верующих и неверующих». В 1960 году в библиографии антирелигиозной пропаганды она упоминалась как справочное пособие.

Начиная с середины 30-х годов на мою голову обрушивались гроздья советского гнева. Конечно, я не собирался никого провоцировать, но такова несовместимость, существующая между марксистской идеологией и богоданной жаждой религиозной веры, что Советы выражали неодобрение по поводу самого факта массовых богослужений. В большом доме напротив церкви Святого Людовика сотрудники НКВД повесили на меня ярлык агента американского капитализма; время от времени русских прихожан вызывали и настойчиво просили держаться подальше от нашей церкви. Мое личное дело в НКВД разрослось до целого тома, о чем я не должен был знать. Снова и снова русским людям, прибывающим со всей страны, в том числе и университетским студентам, говорили, что я либо шпион Ватикана, либо работаю на американскую военную разведку. Всякий раз, когда мужчину или женщину, юношу или девушку, которых видели в церкви, приглашали на допрос, их строго предупреждали о неразглашении ни при каких обстоятельствах содержания этих бесед.

Но эти люди слишком верили и доверяли мне, чтобы утаивать информацию, касающуюся моей безопасности и репутации. Таким образом, я узнал, что их вызывали, чтобы следить за мной. Молодые женщины откровенно рассказывали мне, что их просили устраивать ловушки для меня, чтобы подготовить почву для шантажа. Одна девушка рассказала об этом в присутствии своей матери. Славная женщина подтвердила все, что сказала дочь, потому что она присутствовала, когда позвонил офицер и, не стыдясь, сделал им это предложение. Нет слов, чтобы выразить их возмущение, при всем том, что они рисковали своей безопасностью, проявив честность и высшую преданность по отношению ко мне.

Другая молодая женщина более года пыталась, как бы невзначай, привлечь мое внимание; однажды девушка «случайно» оказалась на похоронах, где я проводил отпевание на кладбище для иностранцев. В результате завязавшейся беседы она сказала мне, что не принадлежит к определенной вере, но хотела бы поговорить «о религии вообще». После этого «случайного» знакомства она иногда приходила в церковь Святого Людовика в течение нескольких месяцев. Тот факт, что она была одета с необычной элегантностью, сразу насторожил меня, а то, что она часто приходила в церковь совершенно безнаказанно, вызывало подозрение. Ее беседы со мной под видом религиозных наставлений неизменно заканчивались приглашением в гости! Ее настойчивость выдавала реальную цель ее частых визитов ко мне. Конечно, она не признавалась, что ее секретная миссия состояла в том, чтобы поставить меня поближе к фотографам из НКВД, но об этом нетрудно было догадаться, имея некоторый опыт.

Самое забавное, что я должен был казаться как можно более наивным и ничем себя не выдавать. Я не мог признаться, что понимал ее игру, которую она вела довольно неумело, и знал, кто действительно ею управляет. Это происходило в течение нескольких месяцев и пришло к молчаливому прекращению ее напрасных усилий. По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление, так как она исчезла так же незаметно, как и появилась. И хотя после этого я оставался в России еще несколько лет, эта особа никогда больше не появлялась на моем горизонте. Была ли она уволена или переведена в другой город? Впрочем, это вовсе не занимало меня.

Однако тайная полиция никогда не теряла надежды заманить в подобную ловушку иностранцев, представляющих для них определенный интерес. «Знаки внимания» подобного рода повторялись с неравными интервалами. Удалось НКВД или нет сделать реальные или фальшивые фотографии, но они были уверены, что я сделаю все возможное, чтобы как можно быстрее уехать из страны. Наверняка они желали, чтобы я оказался за много тысяч миль от ее границ. Это была только одна из многочисленных ловушек, расставляемых на моем пути. И я должен сказать, что обычно достигаемые в таких случаях результаты побуждали НКВД никогда не прекращать своих попыток.

Ни одна церковь или религиозное объединение в СССР не могли действовать, не подчиняясь всем государственным законодательным актам. Законно созданный приход должен управляться церковным советом, одобренным властями и состоящим, по крайней мере, из двадцати человек старше 18 лет одной и той же веры – так называемой «двадцатки». Из этой группы выбирается три члена исполнительного комитета; другая тройка, ревизионная комиссия, проверяет деятельность первой группы. Причем государство оставляет за собой право одобрения или отклонения любых предложенных фамилий. Методами запугивания или угроз, применяемыми НКВД, государство осуществляет постоянный контроль за всеми религиозными объединениями.

Церкви Святого Людовика иногда приходилось выдерживать исключительное давление со стороны государства. Наш приходской совет состоял из русских людей и иностранцев, представителей различных посольств. В советских законах не существует пунктов или условий, запрещающих иностранцам принимать активное участие в легально существующих приходах. По этой причине Советы никогда не имели возможности глубоко внедриться в церковную администрацию. Я, американский гражданин, был зарегистрирован как американский служитель культа. До немецкого вторжения все религиозные объединения Москвы получали инструкции от Москультотдела (Московского департамента по делам религиозных учреждений), в котором я был официально зарегистрирован. Все время, пока я был настоятелем этой церкви, Советы постоянно пытались исключить иностранцев из членов приходского совета.