Текст книги "«В тени Лубянки…»
О судьбах настоятелей церкви Святого Людовика Французского в Москве: воспоминания Леопольда Брауна и обзор материалов следственных дел"

Автор книги: Леопольд Браун

Соавторы: И. Осипова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 31 страниц)

Глава XVII. Церковь Святого Людовика, пятикратно обворованная

В церкви Святого Людовика я продолжал делать все то, что не могли делать арестованные католические священники, – я совершал священные таинства. Таким образом, я расстраивал все планы властей по уничтожению так называемых «религиозных предрассудков». Советские власти сами были виноваты в том, что ко мне приходило столько русских верующих, но для них было важно любой ценой отбить у меня охоту исполнять мой священнический долг в этой церкви. Как это сделать? Ждать мне пришлось недолго. В самый разгар моей религиозной активности наша церковь, предпоследняя из оставшихся в Москве, пережила последовательно пять «ограблений» и два злонамеренных святотатства, одно за другим.

После каждого «ограбления» я лично подавал требуемую жалобу в милицию, извещая при этом и американское, и французское посольства. А так как наша церковь и так висела на волоске, я полагал, что будет более осмотрительным не вмешивать иностранную прессу, что привлекло бы ко мне еще больше нежелательного внимания. Что касается советской прессы, то ТАСС, который всегда был рад освещать кремлевскую пропаганду антирелигиозного характера, проигнорировал факт пяти повторяющихся осквернений в отдельно взятой церкви, не считая это новостью, заслуживающей внимания.

Не хочу утомлять читателя подробностями этих тщательно спланированных ограблений, но одно очень важно помнить: месторасположение нашей церкви по соседству с Лубянкой. И, несмотря на это, самая опытная полиция в мире была «неспособна» найти следы исполнителей этих «ограблений»! Здесь, поблизости от Лубянки, не было ни одного квадратного метра, за которым не наблюдали бы НКВД – НКГБ. Часовые, вооруженная охрана, люди «в штатском» и милиционеры в форме обеспечивают круглосуточное наблюдение за всеми строениями, среди которых находится церковь Святого Людовика. Чтобы не видеть и не слышать ничего, что происходит на улице, похожей на крепость, надо было крепко зажмурить глаза и заткнуть уши.

Самая большая из «краж» произошла как раз в рождественскую ночь 1940 года. Целый день в церкви было большое ликование, праздник начался с полночной Мессы, на которой пел прекрасный многоголосый хор. Целый день при огромном стечении народа, прибывшего изо всех уголков страны, проходили праздничные службы и проповеди, было много исповедующихся и причащающихся, много детей, которых принесли крестить. Мы украсили церковь как можно лучше, чтобы отметить рождение Божественного младенца. Маленькие девочки и мальчики рассматривали ясли, как и во всем мире в праздник Рождества. После трех предыдущих краж все более или менее было приведено в порядок. В церкви была атмосфера спокойной духовной радости и глубокого религиозного чувства, восхваления Богу произносили на русском языке во время Благословения Пресвятыми Дарами: Да будет благословен Господь! Эти слова произносились без вызова и раздражения, и, конечно, без ненависти к воинствующим атеистам, выкрикивающим оскорбления против Создателя всего сущего. Все было в порядке, когда я закрывал церковь ближе к вечеру, после того как последний русский покинул ее.

Они выбрали эту Святую ночь, чтобы вновь ворваться в церковь, разорить ее, раскрыть дарохранительницу главного алтаря, разбросать Пресвятые Дары по алтарю, оставив пустой киворий стоять перед дверцей дарохранительницы. При всей своей самоуверенности первые агенты ЧК никогда не осмеливались оскорблять Бога в такой отвратительной манере. В тот раз под покровом темноты во время одного из самых торжественных праздников года церковь Святого Людовика была варварски осквернена. Не удовлетворившись оскорблением Бога, присутствующего в Евхаристии, хулиганы проникли даже в ризницу и все превратили в руины; не в состоянии открыть высокие стальные двери, оборудованные дореволюционными замками, они пробрались через задние двери. Когда утром в день Святого Стефана я пришел в церковь, меня ждал ужасный разгром.

Ни один замок не был сбит, в том числе и висячие йельские замки; они проникли в церковь, распилив ножовкой стальные решетки на окнах в пресвитерии, в то время как ризница была взломана со стороны садика позади церкви. Разрушение таких дверей должно было быть прекрасно слышно ночью в этом хорошо охраняемом квартале. Кроме нескольких священных сосудов из драгоценных металлов я лишился прекрасной золотой дароносицы с надписью Agnus Dei на боковой поверхности – это был подарок на мое рукоположение от кузена из Страсбурга. Старинное блюдо из золота и серебра также исчезло; грабители унесли сутаны и альбы для мальчиков-министрантов; исчезло большое количество уникальных алтарных покровов, однако мои ассумпционистское монашеское облачение и пояс остались нетронутыми.

В тот же день я сообщил об этой «краже» в местное отделение милиции, начальник которой прилежно все записал. На следующий день в церкви появилась группа так называемых криминальных следователей впечатляющего вида; для придания себе большей важности они взяли двух собак-ищеек и совершили показательный поиск отпечатков пальцев. Они долго тыкались во все углы и что-то вынюхивали; сыщики ползали на коленях и делали все так, чтобы это заметили мои прихожане-дипломаты. Их целью было, конечно, произвести впечатление на иностранцев, которые пришли выразить сочувствие и лично увидеть разрушения. Министерство иностранных дел знало, что посольства и миссии пошлют сообщения своим правительствам. На следующий день следователи прислали в церковь свой отчет, информируя нас, что преступники были, скорее всего, многоопытными, так как никаких улик не обнаружено! После одной из предыдущих «краж» посольство США послало жалобу в МИД, единственный департамент, к которому они имели доступ. Ответ, который мне показали, информировал посольство, что это особенное «ограбление» произошло из-за моей неосторожности. Якобы я по невнимательности, закрывая церковь, запер «грабителей» внутри, а они только и ждали такой возможности! «В высшей степени смехотворным» назвал служащий посольства такой ответ. У меня же были причины считать, что все эти «кражи» были спланированы советскими органами, но я не мог ни при каких обстоятельствах сказать это.

Отчет о неспособности их обнаружить улики не завершил это дело, спустя несколько дней после шоу с ищейками и шерлок холмсами в церковь прибыла делегация из Моссовета. Она состояла из трех человек, пришедших проверить инвентарные документы, составленные государственными органами в 1921 году после незаконной экспроприации церкви. В силу Декрета 1918 года все содержимое здания было в одностороннем порядке объявлено государственной собственностью. Вследствие соглашения, навязанного государством, наш попечительский совет сочли ответственным за пропажу всех предметов. Вот так все просто. В 1920-х годах, когда Советы реквизировали священную церковную утварь, приход добился разрешения «свободного» пользования ею при условии оплаты суммы в 2,5 раза больше ее стоимости. Все прихожане сделали свой вклад, они приносили даже свое фамильное серебро. Церковная утварь, украденная в 1940 году, была той самой, которую мы выкупили 19 лет назад!

В результате целого дня работы с инвентарными книгами нам выписали чек на несколько тысяч рублей! Такова была цена «украденных» предметов. Узнав это, один чиновник из дипломатического корпуса предложил мне оплатить чек во избежание излишних проблем. Я отказался от этого предложения, чек так никогда и не был оплачен. Я нанес визит новому французскому послу, чтобы познакомить его с фактами первых четырех «краж» и сообщить ему о чувствах не только французской колонии, но всех прихожан, глубоко оскорбленных осквернением Пресвятых Даров. Я призывал его выразить официальный протест на высшем уровне, чтобы избежать повторения ужасного кощунства. Однако в МИД была отослана только формальная нота протеста. Другие посольства и миссии написали в посольство Франции, предлагая объединиться для совместного протеста, и глава одной миссии показал мне ответ французского посла, в котором в вежливых выражениях говорилось, что, когда потребуется помощь, к ним обратятся.

В соответствии с требованиями церковного ритуала оскверненная церковь должна быть переосвящена. Это означает, что, если совершается преступление в церкви, часовне или молельне, где хранятся Пресвятые Дары, службы в них не могут продолжаться до тех пор, пока эти места не будут повторно освящены. Мы кое-как продолжали существовать, обходясь без недостающих предметов, платя тот же налог на здание и землю и, конечно, огромные счета за электричество, положенные церкви. Пятое «ограбление» за четыре месяца было снова совершено ночью; предполагалось, вероятно, что оно должно было нас добить. Единственное, что осталось в церкви, – это скамьи, люстры и груда церковной одежды, залитая мочой и разбросанная на полу ризницы. Но еще страшнее было вновь с ужасом видеть дверцу дарохранительницы на главном алтаре открытой, а Пресвятые Дары рассыпанными по алтарю. Бронзовая рама дарохранительницы была выломана. С возмущением глядя на это богохульство, я чувствовал, как будто злодеи говорили мне: смотрите, что мы можем с вами сделать. Почему бы вам не убраться домой? Это «ограбление» было также обнаружено в семь часов утра.

На этот раз была пробита дыра в дубовой панели двойной двери, выходящей на Малую Лубянку, шум пробиваемой двери должны были слышать во всех близлежащих домах. Мое сердце заколотилось, когда я увидел зияющую дыру, но я едва ли был готов к тому, что предстало перед моими глазами внутри церкви. Алтарь представлял собой устрашающее зрелище. Они снова сделали это, но только на этот раз унесли все священные сосуды, за исключением золотой чаши, которую привез в 1811 году отец Малерб. У главного алтаря меня ждал провокационный спектакль: выстроившись вдоль скамеек внутри пресвитерия, стояли шесть милиционеров в форме, заступившие в маскарадный караул после того, как «кража» была уже совершена. Один из этих манекенов сообщил, что церковь была ограблена! Этот болван еще добавил, что «грабителей» видели, но не поймали. Я велел им покинуть церковь, и они поспешили прочь.

Затем я немедленно собрал Пресвятые Дары в обычную посуду, за неимением лучшего, и поместил их в импровизированную дарохранительницу вместе с зажженной свечой. Русские прихожане оставались коленопреклоненными, когда я уходил, чтобы подать жалобу в милицию, где у всех были красные лица. В начале девятого я уже был в резиденции советника французского посольства, вытащив его из постели, чтобы сказать ему, что повторение «кражи» я частично приписываю отказу посольства протестовать на высшем уровне против предыдущего святотатства. Мне было выражено сочувствие, но отклонено требование передать ноту дипломатического протеста в МИД. Через полтора часа я прибыл в американское посольство, где все выражали мне сочувствие и помогали как могли. Мне задавали много вопросов о случившемся, и обо всех подробностях было телеграфировано в Вашингтон.

Шок от вида дважды оскверненной дарохранительницы убедил меня в том, что эта новость должна выйти за пределы страны и необходимо, чтобы о ней узнали во всем мире. С этим твердым решением я отправился к Генри Кассиди, главе агентства Ассошиэйтед Пресс в Москве; было начало десятого утра, когда я разбудил его. Иностранных репортеров часто будили в два или три часа утра для передачи сообщений ТАСС, у этих людей была непростая жизнь. Я преодолел пять лестничных пролетов в тяжелой меховой шубе вместе с неразлучной черной сумкой и позвонил в дверь, которую открыла его домработница, приволжская немка, одна из моих прихожанок. Пропуская меня в квартиру, она прижала палец к губам: «Тише, пожалуйста, хозяин еще спит». Я потребовал, чтобы она разбудила его, так как мне необходимо обсудить с ним срочное и важное дело. В этот момент Генри сам вышел из спальни и поприветствовал меня не слишком бодрым голосом, он не привык просыпаться так рано.

Я просто сказал ему, что церковь Святого Людовика была «ограблена» в пятый раз. Его профессиональная реакция была мгновенной, мои несколько слов вывели его из сонного состояния. «Вы сказали, пять ограблений, падре? Вау! Вот так история!» – сказал он, впрыгивая в брюки и начиная стучать на своей пишущей машинке. Он напечатал все, как было дело, но по трезвому рассуждению решил не передавать текст полностью по телеграфу. Было очень важно, чтобы это сообщение покинуло страну, но оно могло столкнуться с жесткой цензурой. Однако это препятствие было преодолено следующим образом: Генри сократил свою статью до нескольких строк, вложил ее в обычный конверт и рискнул послать с рейсом «Люфтганзы» Москва – Берлин своему коллеге из Ассошиэйтед Пресс в столице Германии: был один шанс на тысячу, что письмо обойдет цензуру. Но это сработало!

Через несколько часов Берлин, Нью-Йорк, Вашингтон, Токио, Париж, Калькутта и весь мир узнали, что в Москве пять раз подряд была ограблена церковь Святого Людовика. За пределами страны эта новость произвела большую сенсацию, так как несведущие люди все еще думали, что советская конституция действительно гарантирует свободу вероисповедания. Отклики в СССР были незначительны, так как информация об инциденте ограничивалась дипломатическим корпусом. Надо признать, что МИД оказался посрамленным и потерял лицо. Он сделал все, чтобы нивелировать значение этого скандала; к сожалению, посол США, проявив сомнительное усердие, использовал все свое влияние, чтобы смягчить последствия этих осквернений.

А в Вашингтоне под нажимом газетчиков и поднявшегося общественного мнения Госдепартамент выпустил инструкции посольству США в Москве по поводу подачи в МИД официальной ноты дипломатического протеста. Из представительств тех стран, чьи граждане были прихожанами московской церкви, США были первыми, кто прореагировал на высшем уровне. Ниже представлено заявление из Вашингтона: «В соответствии с запросом на пресс-конференции Государственного секретаря Кордела Халла корреспондентов проинформировали, что католическая церковь в Москве была ограблена пять раз на протяжении последнего года, а недавно подверглась осквернению. Церковь поручена заботам отца Леопольда Брауна, американского гражданина, и ее прихожанами являются сотрудники посольства Соединенных Штатов. Время от времени Советскому правительству передавались протесты, а после недавнего ограбления и осквернения была предъявлена официальная нота протеста. Наше правительство полагает, что неспособность защитить церковь не согласуется с духом соглашения, подписанного с г-ном Литвиновым 16 ноября 1933 года при установлении дипломатических отношений между двумя правительствами. Советское правительство ответило, что это дело находится на расследовании». Все, что произошло потом, было еще более показательным и интересным.

Через несколько часов после официальной ноты протеста со стороны США МИД внезапно объявил о неожиданном «аресте» пятерых «грабителей», которые долгое время специализировались на ограблении церквей. Сразу же после этого меня пригласили на беседу к руководителю Уголовного розыска СССР, офис этой большой шишки помещался на Петровке, где меня приняли с хорошо разыгранной сценой смущения и вежливости. Выйдя из автомобиля, я увидел встречающего меня офицера высокого звания, который сопроводил меня во внутренний двор и дальше по коридорам. Как только мы проходили, отпертые для нас двери тотчас же запирались с громким звяканьем ключей. Вооруженная охрана щелкала каблуками, отдавала приветствие и застывала по стойке смирно. Эти парни хорошо выучили свой урок, но это не произвело на меня никакого впечатления. В конце концов мой сопровождающий проводил меня на второй этаж в кабинет главного начальника, где меня ожидало еще одно шоу.

На его письменном столе находилась специально для меня приготовленная толстая тетрадь с отрывными листами, содержащая их описание пятого ограбления. Очевидно, что тетрадь была подготовлена сразу после протеста США, каждая страница посвящалась «украденному предмету» с подробными описаниями и рисунками, основанными на моих показаниях в милиции. Тетрадь была поистине произведением «искусства»: кроме множества фотографий, сделанных следователями в церкви, в ней содержались рисунки, сделанные пером и чернилами. Кто-нибудь, увидев эти собранные материалы, но не зная о предшествующих событиях, высоко оценил бы советское уголовное расследование. Но я слишком хорошо знал результаты безуспешного «следствия», проведенного при четырех случаях «краж». Настоящие воры просто не смогли бы делать свое дело в какой бы то ни было части района Лубянки без ведома секретной полиции.

Начальник обсуждал со мной описание «украденных» предметов, показательно перелистывая страницы, явно желая произвести на меня впечатление. С честным выражением лица он сообщил, что в подвале было задержано пять воров, чтобы еще больше поразить меня, он приказал привести одного из этих предполагаемых обвиняемых. Человека в сопровождении конвоя привели наверх, чтобы я посмотрел на него. Я, конечно, помнил, что «грабителей» поймали только после вручения Вышинскому ноты протеста США, очевидно, они пытались смягчить меня. Я говорил об оскорблении, нанесенном всем: и русским, и иностранцам. Чтобы умилостивить меня, начальник представил драгоценную дароносицу, «украденную» одиннадцать месяцев тому назад, но без выгравированной надписи Agnus Dei. В то время ищейкам НКВД не удалось найти ни малейшего следа таинственного «ограбления», но у Вышинского дипломатический нюх был намного тоньше, чем у целой своры ищеек НКВД. Менее чем за пять часов нашли пять «грабителей». Это был рекорд!

Во время этой беседы начальник упрекнул меня в том, что в церкви не было ночного сторожа. Мне советовали нанять сторожа после каждой из четырех предыдущих «краж», однако я хорошо знал, что этот сторож был бы покалечен, а может быть, и хладнокровно убит. У меня не было ни малейшего сомнения в этом после того, как я наблюдал, как действовал НКВД в других ситуациях. Строго глядя из-за письменного стола, он обрушил на меня град упреков: «Ведь мы предупреждали вас, чтобы вы наняли ночного сторожа, почему вы не сделали этого. Разве вы не видите, что ваша халатность спровоцировала повторные ограбления?»

Я ответил, глядя прямо ему в глаза: «Господин офицер, это было бы оскорблением известной эффективности работы комиссариата государственной безопасности, находящегося прямо через улицу от церкви». Большая шишка закашлялся, прочистил горло и пробормотал что-то по поводу того, что я прав. Но спектакль все еще продолжался, передо мной появилась груда помятых и частично расплавленных священных сосудов, лежащих на куске парчи из церкви Святого Людовика. Начальник сообщил, что все это нашли на квартире задержанных «грабителей», там же было несколько наскоро составленных фрагментов, в которых я узнал церковное блюдо, которое нам официально собирались вернуть. В расписке о получении я написал, что была возвращена только часть блюда, а не целое.

На следующий день после этой фарисейской демонстрации посол США, даже не посоветовавшись со мной, выпустил заявление для иностранных корреспондентов, признавая «полное удовлетворение» действиями Советов! А в США достопочтенный Уильям Буллит, узнав о пятом «ограблении», добровольно объявил о сборе частных пожертвований, чтобы помочь мне приобрести церковные предметы первой необходимости. К сожалению, заявление посла положило конец этой кампании, но все-таки Буллит прислал мне чек на 266,50 доллара, который в американском посольстве мне отказались обналичить, опасаясь якобы возможной спекуляции, и чек Буллита мне любезно обналичили в миссии Греции. Тем временем удалось достать в Хельсинки красивый спортивный кубок, для которого я заказал серебряную крышку с распятием, чтобы использовать его как киворий[157]157
  Сосуд для хранения гостий, облаток, используемых для причащения. – Прим. сост.


[Закрыть].

Следует напомнить, что в то время Советы наслаждались политическим медовым месяцем с нацистами, который начался в 1939 году. После заключения пакта Молотова – Риббентропа Кремль стремился избавиться от дипломатов, чьи страны оказались захваченными гитлеровскими армиями: среди прочих Молотов известил греков, бельгийцев и норвежцев, что их присутствие стало нежелательным. В результате их посольства вернули обратно в СССР только после того, как Вторая мировая война стала для Кремля «Отечественной» войной. Вскоре после предъявления ноты протеста со стороны США комиссар по информационным делам Семен Лозовский был на приеме в американском посольстве. Прогуливаясь среди гостей, он нашептывал им на ухо, что инцидент в церкви Святого Людовика уже исчерпан. Это была полнейшая ложь.

Посольства каждой христианской страны и все миссии послали в МИД свои протесты, а французы сделали это намного позже. Тогдашний посол Великобритании, сэр Стаффорд Крипс, послал Вышинскому письмо, шедевр эпистолярного искусства: в нем он выразил удивление, что пять последовательных «краж» в одной-единственной церкви произошли в таком хорошо управляемом городе, как Москва. Посол понимает, что можно не суметь предотвратить одну «кражу», но пять повторяющихся «ограблений» в одной и той же церкви – это выше его понимания. Позднее меня пригласил к себе тот дипломат, которого я разбудил в день пятой «кражи», по поводу написания официальной французской ноты протеста в МИД. Все шло хорошо до тех пор, пока я не сказал, что вместо слова «поругание» должно быть применено слово «святотатство», что на самом деле и произошло. На это он возразил: «Такие выражения неуместны в ноте дипломатического характера. Это слишком сильно сказано».

Прежде чем возобновить службу в нашей церкви, ее необходимо было переосвятить. Были разосланы письма во все дипломатические миссии, представители которых были среди моих прихожан, я лично вручал им эти письма. Многие прихожане, в том числе русские, объединились в молитве, прося Бога о прощении за такое богохульство. Пробитая дверь дарохранительницы была отослана в Анкару на самолете при содействии моего друга-некатолика Джона Рассела, секретаря британского посольства. Вскоре ее возвратили, починив и снабдив новым замком, и я сам поставил ее на место. Миссии Венгрии и Словакии оказали неоценимую помощь, подарив нам алтарную завесу. Мой хороший друг Майкл Фрэнсис Дойл из Филадельфии оказал значительное денежное пожертвование для того, чтобы в церкви продолжалось богослужение. Церковные службы продолжились в отсутствие многих необходимых предметов. Итак, наша церковь, одна из двух оставшихся из полутора тысяч ныне закрытых католических церквей, возобновила свою деятельность. Между тем русские прихожане подарили нам два замечательных хрустальных сосуда с крышками, которые мы стали использовать как кивории для Пресвятой Евхаристии.

Вот таким образом Советы пытались ликвидировать церковь Святого Людовика. Несколько последующих месяцев Советы посвятили более важным делам, чем ликвидация «религиозных предрассудков». А дальнейший поворот событий повлек за собой почти полную отмену политики упразднения религии.