Текст книги "В сложном полете"

Автор книги: Леонид Хомутов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

– Ты что, с ума сошел?

Шамков, прыгая, как заправский боксер, фыркнул:

– Что, струсил? Боишься дать сдачи?

– В другой раз в более удобном месте.

Я отошел к крану, продолжил умывание. И что надо? Почему напал? А будь я его выше или с него, ни за что бы не ударил… И курсанты хороши – ни один не осудил Митьку, хотя все видели, кто прав, кто виноват. Наоборот, с явным интересом ожидали побоища, словно мальчишки-несмышленыши.

Стычки между нами начались давно. Митьке не нравится, видимо, моя пылкость, восторженность. Мне – бесконечный Митькин скептицизм. Когда сидим в столовой в ожидании команды «встать!», беседуем на разные темы. Митька не болтун, как Середин, больше молчит. Наверняка, ждет, когда попросят сказать веское слово и обязательно скажет, но всегда плохое, ехидно-ядовитое, вызывая улыбки у соседей.

Я не выдерживаю, возражаю, возникает спор, незаметно переходящий в перепалку.

К сожалению, многие курсанты спорить не умеют. Стоит возразить, как товарищ обижается. И сразу, забыв о споре, по мере своей испорченности, оскорбляет возразившего. Митька не составлял исключения, да и что с него взять. Обычный парень из воронежской деревни, понимающий культуру по-своему. Не глупый, сравнительно способный и, возможно, был лучшим в сельской школе. Он вначале на мои слова презрительно усмехался и говорил с подковыркой:

– Ну да, да. Ты больше меня знашь – вон все время пятерки получашь!

А потом перешел, мягко говоря, к унижениям, если не к оскорблениям. Пожав недоуменно плечами, разведя руками, скорчив мину, обращается к соседям:

– Не понимаю, что тут младенцы лепечут?..

Соседи, посмеиваясь, посматривают на меня, ожидая контрудара. Митька на два года старше, но непонятно, чем тут гордиться? Зачем строить из себя старика?.. Вообще, распространено в роте обвинять младших в младенчестве. Как будто молодость порок, а не преимущество. Видно, «старики» не понимают этого, а если понимают, то завидуют младшим и стараются уязвить их же преимуществом, перевернув все понятия с ног на голову.

Многие разговоры Митька начинает так: «Вот мой дядя – он учится в академии Генштаба – рассказывал…». И все внимательно прислушиваются. Не у каждого дядя подполковник-генштабист, которому светят генеральские звезды, как уверяет Митька…

Да, коллектива, на мой взгляд, ни в роте, ни в классных отделениях пока нет. Да и быть не может – слишком мало времени живем вместе и ничего не сделали, чтобы он был. Вот если бы каждый приложил хотя бы немного усилий! Но для этого надо единство взглядов и желаний. А мы очень «разношерстны», как лебедь, рак и щука. Есть лишь механическая сумма молодых людей, желающих быть начальниками, командовать другими, что частенько приводит к ссорам, стычкам, оскорблениям.

Основная причина такого положения – в неумении правильно оценивать себя. Точнее, в переоценке. Каждый считает – он самый умный. А некоторые к тому же, еще считают себя самыми красивыми… Это уж совсем что-то девичье. А стоит любому задать простейший вопрос: а в чем проявился мой ум? Что я сделал выдающегося: написал ли хорошую книгу, сделал ли открытие, изобрел ли новую машину, и каждому станет ясно, чего он стоит. Если только честно ответит, отбросив безграничную любовь, которая толкает восхищаться собой. Но увы! Никто не хочет и не догадывается этого делать.

Вторая причина в невоспитанности. Только и слышится: «Муфло!», «Туфта», «Иди отсюда, заторможенный!», «Пше-ел вон, козел!..»

Третья – в неумении командиров отделений. Вижу это на примере Магонина. Тот со всеми переругался, надо – не надо каждому делает замечание. В ответ огрызаются, он грозится взысканиями и часто к месту и не к месту кричит:

– В армии коллективки запрещены! Каждый отвечает сам за себя!

А ему бы всего лишь сплотить вокруг себя дисциплинированных, успевающих курсантов. И была бы надежная опора, с помощью которой можно держать в узде разгильдяев. А то все против него, даже «преданнейший» «друг» детства Потеев, который спит и видит себя командиром отделения и за спиной Павла без устали твердит:

– Ведь Паха всю жизнь был под моим началом. И дома в Анадыре и в Москве в институте. А тут в армии, в училище, где делают командиров, нуждаются в них, меня не заметили. А его недоразвитого поставили. Ну где у старшины глаза?.. Прямо удивляюсь!..

Думается, недолго продержится Магонин – до первого ЧП. Такая же судьба ждет Апрыкина – слишком много орет.

А Потеев хитер! Любит показать силу. Как бы шутя, случайно, разумеется, на более слабом на виду у всех. Прием старый, как мир. Так в детстве делал Петька Дегтярев – Портос – при знакомстве с мальчишками. Так делают сейчас и другие. В общем, многие пытаются утвердить себя, кто как может. Кто грубой силой, кто связями, кто занятиями в секциях или худсамодеятельности.

Есть и объективные причины, объясняющие в известной мере трудности притирки. Наверняка, никто из курсантов раньше не жил в казарме среди 150 человек. Это нелегко и требуется время, чтобы люди научились совместной одинаковой жизни. Самому общительному человеку иногда хочется побыть наедине. Мы лишены этого.

Я тоже пытаюсь утвердить себя. Но почему-то не всем моя учеба по нутру. Кое-кто завидует, злится и частенько ехидно подначивает, как Митька Шамков: «Ну он же отличник, что ты с ним споришь…»

На себе убедился, как трудно быть самым молодым, да невеликим ростом! Всех хуже живется!.. Над нами смеются и часто оскорбляют, если не давать отпор. А как его дашь, если нет ни силы, ни ума?! И это не наша вина, а беда…

Да, я должен был поставить Митьку на место еще раньше, когда он в казарме во всеуслышанье бухнул:

«Ушаков, хоть отличник, но дурак!»

Я даже ошеломленно остановился в проходе. Митька, изучающе глядя, снова крикнул оскорбление. И настолько это было нагло и обидно, что я растерялся и молча пошел дальше. До слез было стыдно. Такого в моей жизни никогда же не бывало. Чувствовал себя голым под насмешливыми взглядами притихшей роты, ожидающей, как поступлю.

Но что делать? Кинуться в драку? Так он только ждет этого. К тому же в кругу своих земляков, недобро поглядывающих на меня. Изобьют же нещадно. А то и инвалидом сделают. И меня же обвинят, как зачинщика.

Что ж, считайте трусом! Приходится терпеть обиды и унижения. А кому не приходится?.. Большинство терпит, раз люди не помогают друг другу изменить такой порядок – нашу жизнь!.. Теперь я понимаю действительные причины почти всех ЧП, происходящих в армии, о которых нам изредка читают в приказах. Там убежал, там повесился, там застрелился, там рубанул очередью в карауле, там… да много разных «там»…

Ну что за жизнь? Куда попал? То беспричинно бьют по голове, то обзывают. И все довольны, посмеиваются, радуясь моей беззащитности. Ну почему я ни на кого не нападаю и не обзываю?.. Хотя бы того же Середина, имея все основания на это? Один мат его что стоит. Ну почему люди не ценят мира, дружбы, отвергают их, а миролюбивых считают дураками и слабаками? И понимают и уважают лишь превосходство над собой…

КАК БЫТЬ?..

В роте событие – отчислены несколько курсантов, в том числе главный смутьян «нос» – Илюшин. У меня тоже два события – получил интереснейшее письмо от Николая, которое всколыхнуло угасшие честолюбивые надежды четырехмесячной давности и снова поставило вопрос: кем быть и как быть?..

«Борис – удивительнейшая новость. Вчера был в отделе КГБ. Пришли наши дела из комитета, где так долго проверялись. Мне и Рашиду отказано в зачислении в школу иняз, а ты утвержден курсантом и должен выехать в Москву 6 марта.

Начальник горотдела спрашивал о тебе. Я ответил – в армии. Он побагровел, стукнул кулаком: «Кто позволил?». «Вы, – ответил я. – Мы же вас спрашивали еще в декабре… Вот таковы наши дела, дорогой».

Да?! Вот это новость так новость?! Немного не дождался. Что же делать? Хоть самовольно убегай отсюда, так хочется в школу иностранных языков. Да и мама с Галей отругали: зачем, да почему остался в училище?.. Быть разведчиком гораздо интересней и почетней, чем каким-то штурманом. Парней же отпустили и меня могут. Учиться в Москве и Надеждинске большая разница. А Потеев с Магониным приехали из Москвы… Но не из училища же, из института…

Целый вечер маялся. Наконец решил – подам рапорт, а там, что получится. Но вряд ли отпустят, если бы учился плохо. Вспомнился институт, уговаривающий декан. Здесь уговаривать не будут. Но должны же выслушать, понять… Обдумывая каждое слово, не спеша написал рапорт. Выбрав минутку, обратился к Магонину. Тот хмуро взглянул:

– Ну что у тебя, только короче.

Я протянул рапорт.

Павел удивленно взял его, прочитав, присвистнул:

– Все равно не отпустят, если бы пришла бумага…

– Прошу передать по команде, иначе сам пойду к комбату, пусть наказывает.

– Ну-у, передам, – кисло пообещал Павел.

Через три дня вечером в личное время дневальный прокричал:

– Ушаков, на выход! В канцелярию роты!

Я помчался, на ходу оправляя тужурку. «Сейчас решится судьба, но не волноваться…»

Постучав в дверь, толкнул ее. За столом у окна Патяш.

– Товарищ подполковник, курсант Ушаков по вашему приказанию прибыл!

Патяш поглядел на меня внимательно, снял шапку, погладил ладонью лысину. Взял со стола лист, протянул:

– Возьмите это и больше никому не показывайте.

– Товарищ подполковник…

– Кру-у-гом! Я повернулся.

– Шагом марш!

За дверями, скомкав рапорт, сунул в карман. Ну и пусть! Не очень-то и хотелось. Будем учиться здесь. Но все-таки как бесцеремонно. Как в военкомате капитан, который затолкал сюда. Что за стиль обращения. Армия…

2 марта тоже ходил сам не свой. 18 стукнуло! Кто бы поздравил. Интересно, в жизни каждый год впервые и пятый и 55-й. И всегда новый и больше никогда не повторяющийся. По годам идешь, как по лестнице вверх. Потом вдруг упал и зарылся в землю навечно.

…В 18 дядя Володя погиб. Больше меня прожил всего на три месяца шесть дней. Только сейчас понимаю, как ему не хотелось умирать…

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ

Из всех преподавателей самое сильное впечатление произвел майор в отставке Жередин, обучающий на электронных тренажерах практике самолетовождения и боевого поражения. С первого и до последнего дня воевал. Трижды сбивали над вражеской территорией, трижды прыгал ночью с горящего самолета с парашютом и трижды возвращался пешком, переходя линию фронта.

Прекрасный математик, в уме решающий труднейшие задачи, он блестяще закончил физико-математический факультет университета. Вот только взаимоотношения его с начальством были натянутыми, поэтому и уволили в запас майором. Трудно, конечно, в такое поверить, а не только понять и объяснить. И умен, и образован, и орденов полна грудь. Выходит, его же успехи ему же и мешали?.. Ребята, говорят, завидовали ему, вставляли палки в колеса, приклеив соответственно ярлык зазнайки, самолюба, неисполнительного, недисциплинированного офицера… А может, на самом деле он такой? А если нет?.. Выходит, выделяться среди других опасно? Что же тогда меня ждет?.. Но Жередина уволили в период культа, застоя?! Для тех лет для плохих стайных людей он был неудобен. Говорил правду и боролся за нее. Вот и рассчитались, их же стая, мафия, использовали свое вышестоящее положение. А сейчас перестройка!.. Что, вероятно, было «плохим» тогда, сейчас стало или станет хорошим…

А почему все-таки выделяться опасно?.. А-а, догадался! Потому что окружающие превращаются в твоих врагов, как у Жередина. Потому что твое выделение, отличие – это болезненный укор для других, в их неспособности, посредственности, серости. А кто признается в своей серости?.. Немногие. Поэтому все силы приложат, чтобы принизить, охаять выделяющегося. «Снизить» до своего уровня, а если удастся и ниже в отместку за «нарушение спокойствия», уязвленное самолюбие. И в назидание на будущее.

Разве со мной не это происходит?.. Не из-за этого ли Шамков проходу не дает?! И его поддерживают… Так как же мне быть? Подстроиться под других, под Митьку? Не быть самим собой?.. Оказаться трусом!?.. А почему им не подстроиться под меня? Я же к хорошему зову. Для их же блага!.. Значит, плохо зову или что-то мне не хватает: каких-то черт, достоинств, раз не поддерживают. Значит, разделю судьбу Жередина… Ну до офицера пока далеко. А когда стану, там видно будет, что делать. А пока надо отлично выполнять свой курсантский долг, обязанности. Если сейчас не исполнять, то когда же?.. В старости что ли?.. В школе маленькими были, ума недоставало. Сейчас все взрослые, а раз так, надо каждому во всю силу трудиться. Хотя бы узнать, что ты за человек, на что способен?..

По всем предметам прошли уже несколько тем. Все увлекательней учиться. Затаив дыхание, раскрыв рты, слушаем о подвигах штурманов в годы Великой Отечественной войны. Молодцы преподаватели, особенно Жередин, часто рассказывают. Разве не интересно знать штилевую и полную прокладки курса, если с помощью их штурманы до войны водили самолеты?.. А Беляков – генерал-лейтенант, через Северный полюс прилетел в Америку. А перевод курсов?.. Самолетовождение в облаках, за облаками, ночью, над горами и морем, в особых случаях?..

А с помощью радионавигации главный маршал Голованов – командующий АДД еще в 39 году рядовым летчиком, облетал всю Финляндию, ведя стратегическую разведку… А астронавигация? Когда летали выручать маршала Тито из окружения, так штурман вел самолет с помощью астроприборов… Сейчас работает в училище… Вот если бы дядя Володя был жив… А, может, про него тоже рассказывают в училище, где он учился?..

Мне тоже хочется быть таким асом. Чтобы и про меня рассказывали грядущим поколениям курсантов, что штурман Ушаков совершил чудо-перелет, подвиг!

Надо же, получили от командования сюрприз!

Когда пришли после обеда и увидели в центральном проходе турник (многие не успевают по физо), так Вострик, весело загоготав, на всю казарму гаркнул:

– А ну, выходи все сюда! Сейчас увидите, как будет летать Гагарин!

Бросив конспекты на тумбочку, скинув тужурку и сапоги, босиком выскочил в проход. Присев, сжался, точно кошка, и с криком: «Я – Гагарин!» – прыгнул вверх, распрямляясь на лету. Схватившись за перекладину и сильно качнувшись маятником два раза, на третий сделал полный оборот на прямых руках и под возгласы одобрения закрутил «солнце».

Спрыгнув, восторженно огляделся:

– Кто следующий? Кто лучше сделает?..

Умелых и смелых не нашлось.

– Что-о!.. Никто?! – протянул разочарованно. – Тогда смотрите и учитесь!

И снова прыгнул, и снова закрутил «солнце»… И вдруг сорвался, полетел торпедой к дверям и грохнулся на пол.

Все охнули, оцепенели.

Я подскочил к нему – глаза закрыты, губы сжаты. Мы на руках отнесли его в санчасть… Но так и ушли оттуда в неведении – в себя Петр не пришел…

Я, конечно, не делаю «солнце», но выполняю положенные упражнения. Дерзаю делать стойку на руках на брусьях, но пока что не получается. А на полу стою и хожу. Занимаюсь еще боксом, забегаю к самбистам…

ОТВЕТ

Письма со всех концов Союза по-прежнему приносят пачками в роту. Как-то прихожу с занятий, смотрю – на моей койке конверт с незнакомым почерком. От кого бы?..

Среднегорск, ул. Коммунаров… а-а от Любы, Востриковой дульсинеи.

Вот здорово?!.. Просияв, взял письмо, хотел надорвать, но раздумал. Пощупал пальцами – не тонкое. Прекрасно! Читать дольше.

Пришедший Вострик (он сегодня утром сбежал из лазарета и сразу залез на турник) воззрился:

– Письмишко получил? Откуда?

Я рассмеялся.

– Получай, твое.

Вострик уставился, засмеялся.

– Тут же Ушакову, ты и читай.

– Нет, нет. Твоя знакомая, ты и читай первый.

– Ну, хорошо, – Вострик разорвал конверт, достал письмо, развернул. С недоверчивой полуулыбкой читал с минуту. Рассмеявшись, протянул.

Я поглядел на листок – почерк крупный, четкий. Лилька красивей писала. Вот бы получить от нее, но она никогда не напишет ни мне, ни Вострику.

«Уважаемый Борис! Ваше письмо внезапное и безосновательное. Но если вам это нужно, я не буду возмущаться на ваши послания, прилетающие иногда…»

– Как находишь? – улыбался порозовевший Вострик.

– А ты как?

– Ну-у, я считаю, она не возражает, согласна на переписку.

– Но мне это ни к чему. Она твоя знакомая, ты и пиши.

– Что тебе? Тяжело написать? Интересно же получить от девчонки письмо?!

– От своей, а не от чужой. Я не знаю тебя толком, но чувствую – ревнивый ты парень и можешь драку устроить. А я ценю хорошие отношения.

Мне, конечно, льстило, что Люба ответила. Приятно было получить письмо, тем более первое в жизни от девушки. Но если бы от моей, а то ведь это самообман, мираж, одно расстройство. Больше того, я почувствовал – Люба будет поддерживать переписку. Возможно, более охотно, чем с Востриком. Знаю, я умею писать, вложу в письма свою душу и ее тепло, простота, искренность пробьет Любино равнодушие, увлечет и заинтригует… И хорошо, что она меня не видела. Иначе, возможно, не стала бы отвечать. А по письмам она представит совсем другим, гораздо лучшим, чем есть на самом деле. И не потому, что я буду «заливать», как делают парни в роте, приукрашивая и рисуя из себя героев. Наоборот, ни слова фальши, одна правда и только правда вперемежку с вежливостью и увлекательностью описания сделают свое дело…

Мне даже захотелось сейчас узнать, к чему приведет в будущем эта переписка, но я отгонял мысли, подавлял желание.

– Ты меня поставишь в неловкое положение, если не ответишь, – уговаривал Вострик.

– Зачем тебе это?

– Ну-у, надо, – замялся Вострик.

– Хорошо, отвечу, но условие: ты будешь читать все письма и по первому требованию я прекращаю писать. Крайний срок через год – там нужно будет готовиться к госэкзаменам. Договорились?

– Договорились.

– Когда получишь письмо от моей знакомой – сообщи, но я знаю, – не ответит…

Назавтра Вострик тоже получил письмо от Любы и ходил веселый весь день. Перед отбоем предложил мне его прочитать – я отказался.

– Тут же о тебе написано, голова. Неужто не интересно?

– Что там может быть написано? Зачем дал адрес Ушакову?..

Чудаковатый и не совсем понятный парень Вострик. Родом из Кузбасса. Отец заслуженный шахтер, всю жизнь проработал под землей. Награжден орденом Ленина.

«Один недостаток – запьет, так на неделю, – смеется Вострик. – У шахтеров такие порядки…»

Внешность у Вострика, как и у меня, рядовая. Голова маленькая, темные глаза горят, черные волосы – ежиком, острый нос длинноват. Чистый грач, да и только.

Что же у него за знакомая?.. Говорит, красивая. Но каждый понимает красоту по-своему. Чудило Женька Середин всегда расхваливает своих чувих: «Ох и хороша-а! Красавица настоящая!» А покажет фотокарточку – смотреть не на что. Смеются над ним: «Ты что очумел, старый? Разве это красавица?»

А он: «Ты посмотри, какой волос!?..»

«Так, помимо волос, есть фигура, лицо, ноги…»

КОМСОРГ

Ко мне подошел Магонин.

– Что думаешь, если тебе изберем групкомсоргом?

– Думаю, не стоит. Авторитета не имею.

– Вот здорово?! Отличник! От начальства одни благодарности.

– Не в этом дело, в отделении среди курсантов не имею.

– А кто имеет?

– Ну-у, Лавровский, Шамков, Вострик, Потеев, другие.

Павел поморщился.

– Неет, это все не то, хотя они авторитетны кое в чем.

– Почему не то?

– Кое-кто с определенным изъяном, а на других другие виды. В общем, готовься.

– Лучше не надо.

– А это не зависит от меня – решают ребята.

Действительно, на собрании, как ни отбивался, меня выбрали. Вот хорошо ли получится?.. Вряд ли. Комсоргом, по-моему, должен быть высокий, авторитетный парень наподобие Лавровского. А я что? Ни то, ни другое, ни третье. Тяжеловато придется, но буду работать…

Каждую субботу, как нас инструктировали, командир отделения обязан подводить итоги в учебе и дисциплине за неделю. Так мы и сделали.

Павел, достав блокнотик, заглядывал в него и говорил, сколько оценок получено за неделю. Пятерок меньше всего, троек и двоек много. И с дисциплиной неважно: пять нарядов вне очереди, два выговора, одно замечание, а сколько мелких повседневных нарушений?.. Если за каждое взыскивать, то взысканий будет в пять раз больше.

Когда назвал фамилию Палко как главного беспросветного двоечника, то тот, удивительно не в санчасти, громко завозражал:

– А что Палко? Я разбираюсь в колбасных обрезках.

(Его любимое выражение, разошедшееся по роте, словно круги на воде).

Все засмеялись, посыпались шутки, остроты.

– Да если бы я не был столько в лазарете, я бы показал, как надо учиться! – шумел Палко.

Посмеявшись вдоволь, едва успокоились.

– Слово комсоргу.

– Нас ругают, сами знаете, за дисциплину и успеваемость. Считаю, стоит нам не получать двоек, как успеваемость резко повысится. А для этого нужно больше позаниматься на самоподготовке и внимательно слушать преподавателя на занятиях. Не так уж и много труда, считаю. Кому что непонятно в материале, не стесняйтесь, спрашивайте. У нас же много сильных и они, думаю, помогут разобраться. Моя помощь кому нужна – всегда пожалуйста в любое время… Так и с дисциплиной. Все мы изучали уставы. Знаем, что можно, чего нельзя. Остается только выполнять. Дело за нами. И стоит ли искать виновных, обижаться на кого-то. Думаю, что лучше, когда нас хвалят, а не ругают. Предлагаю каждому повысить свою успеваемость и не допускать нарушений дисциплины.

Поднявшись, Магонин спросил:

– Кто желает выступить?.. У кого будут какие предложения?

Все сидели молча. У некоторых на губах скептические улыбки.

– Ну так что, так и будем молчать? Или ваше молчание считать одобрением высказанного предложения?

– А какое предложение-то? – очнулся Ромаровский, сидевший всегда рядом с Лавровским.

– Повысить успеваемость и не нарушать воинской дисциплины.

– Нас и такая устраивает, – пробурчал кто-то, кажется, Колька Казанцев, склонившись над столом.

Колька – брюнет, чуть повыше ростиком Середина. Если Ромаровского называют луной Лавровского, то Казанцева луной Середина только с отрицательным склонением. Если Ромаровский признает во всем превосходство друга, искренне его уважает, то Колька исподтишка подсмеивается над Серединым, восхищаясь лишь его необычным деревенско-владимирским говором, бесконечными матерщинно-юмористическими пословицами и поговорками. Его фирменным: «Чтой и та?» Частенько Колька на занятиях сидит с Серединым, незаметно наблюдает за всеми его действиями и потом вечером, давясь хохотом рассказывает мне о нем, копируя и подражая. В копировании речи, замашек, жестов Середина Колька достиг успеха и порой говорит с ним абсолютно одинаково. Тогда Середин краснеет от удовольствия и заливается дребезжащим смехом. Женька не обижается на Кольку. Он знает, что нравится ему и позволяет в знак особого расположения почесать себе спину. Так что Женька – Колькина слабость и все об этом знают, с улыбкой наблюдая за ними.

Нравится еще Кольке молчун Абрасимов – сельский парень из Кировской области Верхнечижемского района. Но тот быстро выходит из себя и отбрасывает Кольку в сторону. Колька безвреден, но любит приставать и тискать. Эта страсть частенько приносит ему неприятности.

Колька – чистюля, превыше всего ценит и уважает внешний вид. Постоянно перешивает и гладит тужурку и брюки, наводя бесчисленные острейшие складки. Охотно лезет в споры, оправдывая себя изречением: «В споре рождается истина», которое любит повторять. Спорить не умеет, самый веский аргумент: «Ты нахватался верхушек и думаешь, что знаешь, строишь умника!» С большим самомнением, хотя учится слабо. Еще не летал, а уже держится и считает себя прирожденным асом…

Но самое главное – Колька знаток курсантского фольклора. Единственный в роте!.. Всяких баек, былей, анекдотов, историй, словечек, пословиц. (Видимо, нахватался, еще когда учился в суворовском училище). И этим чрезвычайно доволен и горд, просвещая нас, неразумно-темных.

– Вот ты, употребляешь слово «сачок». А знаешь ли, что оно означает? Как расшифровывается?.. – присох как-то к Аттику Пекольскому.

Тот «захлопал шарами», сплюнул в сторону по привычке и только хотел было матюгнуть Кольку, как тот опередил.

– С – современный, А – авиационный, Ч – чрезвычайно, О – обленившийся, К – курсант!..

– Ха! Ха! Ха! – раскололся Аттик, сменив гнев на милость.

– А что такое курсант? – просвещал Колька.

– Курсант?! – озадачился Аттик. – Ну-у, курсант есть курсант!..

– Опять не знаешь, а слово употребляешь! Курсант это – колоссально-универсальная рабочая сила абсолютно не трудолюбивая!..

– Ха! Ха! Ха! А ведь точно подмечено!

– Ну, а что такое два курсанта? – не унимался Колька.

– Ну-у, два курсанта, два курсанта-а, – силился сообразить Аттик, – а бес его знает! – махнул рукой, сдаваясь.

– Запоминай: «Два курсанта ВВС – заменяют МТС!»

– Ха! Ха! Ха! Опять купил!

– Ну, а что такое комотд?

– А черт его знает! – улыбался Аттик.

– Командир отделения. Ой, я гляжу ты абсолютная темнота. И чему только вас командиры и преподаватели учат?! Ну и последнее. Задание на самоподготовку тебе. Что такое «замок»?

– Замок?.. Не знаю!

– Вот когда узнаешь, подойдешь ко мне, – и, похлопав Аттика по плечу, Колька царственно удалился.

Но Колька не только знаток «фольклора», он еще и просмешник. Недавно сочинил байку-эпиграмму о Потееве. Якобы комроты Умаркин вызвал как-то его к себе:

– Потеев, вы неряха!

Тот обиделся и отвечает:

– Нет, я ряха.

Так что лучше не попадать к Кольке на язычок…

– Так есть желающие высказаться?.. Лавровский, может, выступит?.. Член бюро все-таки… – не успокаивается Магонин.

– Я-я, нет, – улыбнулся Игорь. – В принципе я согласен.

– Давай, Игорь, – подначивал Середин. – Дай всем по мозгам!..

– Может, Ромаровский?..

Тот повел горбатым носом, моргнул темными большими глазами.

– Я, как Игорь, пока воздержусь.

– Может, Шамков?..

Митька смутился, сузил рот, поворочал головой.

– Шамков не отличник, лучше помолчит. Шамков разве выступал когда?

Магонин вопросительно и неуверенно смотрит на Палко. Тот, широко раскрыв рот, чему-то улыбается. И вообще, он редко его закрывает. Зато в классе у доски «молчит, как партизан на допросе» – смеются остряки.

– Может, Палко расскажет, как думает исправлять двойки?..

Палко вздрагивает.

– А? А что я могу. Я люблю выступать.

Поднявшись, он поулыбался в разные стороны, поглядел на товарищей.

– Вы же знаете, что я все время в санчасти. С понедельника снова туда. Как только вылечусь, примусь за учебу. Все двойки исправлю…

– Клянусь колбасными обрезками! – добавляет Игорь.

Все дружно смеются и громче всех Палко…

Не таким бы хотелось видеть наше собрание, но что поделаешь, не смог растормошить души. Все скромно отмалчивались. Никто не выступил «против», но и никто не выступил «за». Не хотят расставаться с привычной жизнью. Придется ее менять и больше трудиться, когда возьмешь обязательство лучше учиться. А кому это охота?..

Вечером в ленкомнате Магонин высказал свое мнение.

– Неправильно сделали, что сразу в лоб предложили такое. Надо было тебе поговорить кое с кем в отдельности. В первую очередь с хорошистами, заручиться их поддержкой, а потом уж провести собрание.

– Может быть, – кивнул я, – но кто знал? У нас же любят поговорить попусту, особенно на самоподготовке.

– Ну да, провели и с плеч долой. Все равно какая-то польза будет. Хоть отчитаемся, что провели…

* * *

– Дежурный по роте курсант Пекольский!.. Что? Что?.. Присягу?! Вы не туда попали! Звоните снова! Под нами внизу рота молодых!.. Вот им!..

* * *

ПРИСЯГА

День первого мая выдался истинно праздничным: теплым, солнечным, веселым. На запасном стадионе вдоль белой известковой черты – десять коричневых столов. Кругом народ: нарядные женщины – офицерские жены и родственницы, бегающие дети, солидные мужчины, старички, старушки. Многие приехали из других городов. Поглядеть, как их сыновья становятся солдатами.

Звучат команды. Мы выстраиваемся в две шеренги. Появляется оркестр. Вдали слышится барабанная дробь.

Из-за деревьев выплывает алое полотнище с муаровыми лентами. Впереди почетный караул – взвод курсантов с автоматами.

Знаменосец идет вдоль фронта роты. Все поворачивают головы вслед.

– Приступить к принятию присяги!..

Из строя выходят первые десять курсантов.

– Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик…

Большинство курсантов знают присягу наизусть. Но порядок есть порядок. Сказали читать – читаем. Еще зимой на занятиях по уставам я получил одну из первых своих пятерок, когда рассказал присягу слово в слово.

– Если же я нарушу…

Мои родные страшно мучились, гибли, но не нарушили присяги. И я никогда ее не нарушу…

Бедный дедушка, вообще, неизвестно, где и как погиб. В сентябре 41-го освобождал Ельню. А в октябре уже сражался в полосе главного удара немецких армий, когда тысячи самолетов и танков двинулись на Москву с единственной целью, уничтожить все живое перед собой. И он с героями-бойцами пулеметами «максим», винтовками Мосина, револьверами «наган», гранатами-лимонками, бутылками с керосином, да малочисленными полковыми пушками пытался их остановить. Как 28 гвардейцев-панфиловцев. Это ли не героизм?.. И это ли не ужас?..

Может, был раздавлен гусеницами танка, кишки, говорят, наматываются на них, но лучше не думать…

Наконец, моя очередь. Сжав автомат, делаю два шага. Ничего не видя вокруг, читаю громко, но голоса не слышу:

– Я всегда готов по приказу Советского правительства выступить на защиту моей Родины… я клянусь защищать ее мужественно, умело… не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами…

СТРЕЛЬБЫ

Сразу же после праздников на аэродроме на весь городок загудели двигатели. Начались полеты с курсантами-выпускниками первых двух рот – завершение летной программы. Круглые сутки друг за другом взлетают и садятся самолеты. С пяти утра в понедельник начинается рев – летают в три смены – и лишь в субботу вечером смолкает, словно кто выключает непрерывно воющую сирену. Благостная тишина стоит в воскресенье…

Прекрасно взлетают самолеты. Дух захватывает. Таща за собой длинные клубастые завесы пыли, машины устремляются вперед, с каждым мгновением набирая скорость. Приподняв хвост, словно вытянувшись, пузатый Е-7 становится стройным и довольно красиво отрывается от земли.

Мощно и грозно взлетают «35-е». «Гончие собаки» – я их прозвал. Нам с 4-го этажа это чудесно видно. Двухкилевые, с верхнерасположенными короткими обрубленными крыльями – фюзеляж и двигатели висят под ними – бомбардировщики, будто припав носом к земле, с надсадным сверляще-оглушительным гулом бросаются со старта. Секунда и, задрав прозрачный нос, мчатся на двух основных колесах. Вторая и, словно оттолкнувшись от земли, взмывают в необъятное небо и черточкой, точкой исчезают вдали.

Вот так-то! Так бы и сел в кабину и улетел! Но ничего, дождемся и мы своего срока! И мы поведем за горизонт боевые машины!.. А пока что наши дела более прозаические – вовсю готовимся в караул…