Текст книги "Безымянные слуги (СИ)"

Автор книги: Лео Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

Глава 22

Пятнадцатая после того, как напилась у меня в комнате, ко мне не заходила. И вообще, кажется, не пила. Но именно в этот вечер она пришла ко мне с кувшинчиком. Когда я вошел в комнату, она уже удобно заняла мою кровать.

– Что это у тебя лицом? – удивилась она, заметив, как я замер на пороге. – Или у меня что-то с лицом?

– Да нет… Я очень рад тебя видеть, но жалею, что именно сейчас сюда придут Первый и Шестой. С неизвестной мне целью – поговорить.

– А! Ну так я ещё кувшинчик принесу, – не расстроилась Пятнадцатая и подмигнула. – Вообще тут на четверых места не хватит. Садись. Как придут – решим вопрос…

Дверь открылась, больно стукнув меня по пяткам, и в комнату заглянул Первый.

– Ой, Шрам, извини… Опа! Ты посмотри, брат, кто тут вино давит…

– Хы, Пятнадцатая – здаров!

Я прошёл к столу и вытянул из-под него стул.

– Троим придётся сидеть на кровати, – прокомментировал я.

– Зачем? – Шестой вытаращил глаза. – Пошли в ту комнату, где сидели утром!

– Там кровати нет! – возразила Пятнадцатая.

– Возьмём Шрама и оставим её тут с кувшином! – злодейским голосом предложил Шестой.

– А кому я в жилетку будут плакаться и жаловаться на вас? – ещё больше удивилась Пятнадцатая, вгоняя меня в краску.

– Шестой, ты что, Пятнадцатую не знаешь? – спросил Первый. – Она уже почти прямым текстом сказала: ищите кровать или сидите в комнате десятника. Давай мы тебе со склада кроватку прямо туда притащим?

– Уговорили, – вздохнула девушка, натягивая сапоги. – Шрам, вот что за люди? Не понимают элементарных вещей.

– Хм, да попонятливей меня, – ответил я, осознав, что опять что-то упустил в общении с Пятнадцатой.

Через несколько минут мы уже сидели в той же комнате, где принимали гостей. Первый прикрыл дверь и приоткрыл окно. Кровать стояла у стены, стол передвинули к ней, а мы разместились на лавочках за столом. Вино Первый и Шестой отвергли, притащив маленький бочонок какого-то кислого пенистого напитка, назвав его элем. «Эль – нефильтрованное пиво. А пиво – это вкусно», – услужливо оповестила меня память.

«Я ещё не пробовал, вкусно или нет», – ответил я сам себе.

«Ты его выпил в прошлой жизни больше, чем воды в этом», – выдала память очередную порцию информации.

– Ну, давайте, – Первый поднял свою кружку и сделал большой глоток. Шестой тянул по чуть-чуть, а у меня получилось что-то среднее. Хотел по чуть-чуть, но увлёкся.

Память сильно лукавила – пиво не было вкусным. Оно было кислым, вонючим, странным… И всё-таки вкусным.

– Шрам, я знаю Пятнадцатую и Хохо, знаю Шастя и Шестого. Тебя я знаю совсем чуть-чуть, – начал Первый, и я внутренне напрягся. – Скажу больше: я мог бы тебя узнать и увидеть в деле, но всё это время провалялся в отключке. А мне надо понимать, чем ты живёшь, как принимаешь решения. Поэтому мне надо… Ну как бы… понять, что с тобой происходило по жизни. И именно твою точку зрения на эти события.

– Если будешь стесняться Пятнадцатую, мы ей ушки заткнём! – предложил Шестой.

– Ручки оторву, – смеясь, пообещала Пятнадцатая. – Шрам, учти, они тебя будут подпаивать и вытаскивать самые сокровенные тайны!

– Да, выпивка – это важно! – согласился Первый. – Мне нужна честность, Шрам.

– Я не то чтобы умею хорошо врать, – признался я. – Да и скрывать мне особо вроде нечего.

– Ну и отлично. Давай начну с плохого… Я хочу знать, что у тебя было с этой девочкой… Которая стала Четырнадцатой. Но твоё мнение.

Я сделал большой глоток пива, тяжело опустил кружку, налил ещё и начал.

– Я, Подруга, Приятель и Дружище – нас было четверо. С самого начала – четверо….

– … И до самой баржи мне казалось, что я понимаю, почему… После её предсмертных слов я перестал понимать опять. И теперь уже, наверно, никогда и не разберусь, – закончил я.

– Помыться хочется, – прокомментировал Шестой. – Я думал, что знал самую грязную версию этой истории.

– Эту историю рассказывали? – удивился я, и все присутствующие начали бессовестно ржать.

– Шрам, ты не обижайся, но ты как не видел, что вокруг происходит, так и до сих пор не видишь, – отсмеявшись, сказал Первый. – Вашу историю сначала Мысь кому-то рассказал, потом ещё кто-то вспомнил. И начала она обрастать такими романтическими подробностями! Вся казарма смаковала.

– Вот гадство-то, – я уткнулся в кружку, но пива там оказалось слишком мало, чтобы спрятаться.

– Я тоже целиком всё не знала, – ответила Пятнадцатая. – Думала, всё выяснила, а тут…

– Да, мне теперь самому интересно, – проговорил Первый. – Почему она так делала? А почему эти двое других пошли за ней? А помыться – да, хочется. Подлянки – это одно, а такая ненависть – это совсем другое.

– Она сказала, что я что-то не сделал…

– Шрам… – Пятнадцатая дотянулась до моей шевелюры и растрепала её. Быстро волосы растут, да. – Шрам, гадать ты можешь вечно. Как по моему женскому мнению, так и по мнению других девушек, не сделать ты много чего мог. Но такая ненависть и подлость – это что-то запредельное. Она тебя предала ещё до Порки раз сто.

– Ладно, ей уже за всё воздалось, – махнул рукой Первый. – Надо просто запить и забыть.

– Дело! – обрадовался Шестой.

– Тогда другой вопрос: что ты сказал Кривому в Пуще?

– А… – открыл я рот, не зная, как спросить, откуда они знают про разговор.

– Мы его по старой дружбе поймали. Он ходил сам не свой, – усмехнулся Шестой. – И расспросили. Но он толком ничего не сказал – сослался на тебя.

Я покосился на Пятнадцатую, и Первый поймал мой взгляд.

– Пятнадцатая…

– Что? – хмуро спросила она.

– Заткни ушки на минутку, а?

– Эй-эй-эй! – девушка раскрыла глаза и подалась вперёд. – Это меня как-то касается? Так нельзя!

– Мммм… – протянул Шестой, потирая руки. – Сейчас снова будет грязное бельё. Затыкай уши, любопытное существо!

– Шрам, это как-то касается лично меня? – спросила Пятнадцатая.

– Нет, не переживай, – ответил я, улыбнувшись. – Не лично тебя. Но тебе не захочется…

– Всё, рассказывай! – приказала она тоном, который возражений не предполагал.

Я посмотрел на Первого, и тот сокрушённо вздохнул:

– Ну уже назад не отмотаешь…

– Пятнадцатая, – я повернулся к девушке, – ты должна мне что-то пообещать.

– Да? – заинтересовалась она.

– Ты дослушаешь до конца, не будешь делать поспешных выводов и не пойдёшь прямо сейчас к Кривому. Вообще не будешь с ним обсуждать это в ближайшее время.

– Договорились, Шрам, – ответила она нетерпеливо. – Рассказывай.

– Часть истории вы знаете… Тогда я вытащил Пятнадцатую, когда Злата убила Четырнадцатого….

– …На этом всё и закончилось. Пузо, меня и Кривого дотащили в лагерь, и больше к этому вопросу мы не возвращались.

– Вот гад! Друг называется! Змею на груди пригрела! – выдавила возмущённая Пятнадцатая.

– Грудь? Пятнадцатая? – Шестой зашипел и стал шутливо извиваться. – Пригрей меня, прекрасная незнакомка!

Первый и я начали смеяться. Меня что-то напрягло в шутке, но было смешно. Особенно когда девушка открыла рот – а потом закрыла и начал возмущённо сопеть. Пятнадцатая потянулась за сапогом, а Шестой спрятался за бочонком, поджав ноги.

– Тьфу на вас, – сказала Пятнадцатая, откинувшись на стену. – Шрам, почему ты мне сразу не рассказал, я бы его…

– Потому и не рассказал, что ты бы его…

– Заставила бы черпать из ямы целый день, ага, – безжалостно вставил Шестой, заставив покраснеть и меня, и девушку. Кивая Первому, он радостно ткнул в нас пальцем и заявил. – Смотри, брат, два сапога пара!

Первый и Шестой начали снова смеяться. Пятнадцатая покраснела ещё больше, а я спрятался в кружку.

– Смотри-смотри! – Шестой продолжал ржать. – Они даже не в курсе были, что эта вторая история с романтическими подробностями! Шрам, кстати, а ты знал, что за тобой закрепилась слава разбивателя женских сердец?

– Что? – я чуть не подавился элем.

– Ха-ха-ха! – Пятнадцатая обвиняющее указала на меня пальцем. – Да ты их походя бьёшь и даже не замечаешь.

– Что про меня ещё рассказывали? – хмуро спросил я.

– Ну как минимум сегодня я слышал, что ты щелчком пальцев истребляешь тварей, познавших мудрость, – зловеще поведал мне Шестой.

Тут уже я не выдержал и принялся ржать со всеми.

– Так, Шрам, теперь соберись! – сказал Первый. – Сейчас будет серьёзный вопрос. Ходят слухи, что это ты первым призвал прыгать в воду, когда мы бились с серыми. Причём и Пятнадцатую подбил. Это так?

– Так, – не стал отпираться я.

– Мне нужно понять, почему ты решил, что надо бежать? Вот просто увидеть твою оценку ситуации.

– Это как раз легко, – качнул я головой, вспоминая подробности. – Нас прижали к берегу, продавив линию. Серые ворвались в лагерь, ударили в тыл другой части ааори – просто вырезали, давя массой. Нори тоже ударили в тыл, и их поражение было вопросом времени. Совсем небольшого времени. Ну, просто, понимаешь – была бы их тысяча, две, три… но они просто заполонили весь берег. Бежали-то уже многие… Просто не знали, куда бежать…

Шестой внимательно слушал. Первый кивал. Пятнадцатая, похоже, задремала.

– Я попросил меня подменить в строю и кинулся к Пятнадцатой. Она была на перевязке и не могла видеть, что происходит. Кратко ей всё объяснил. Сказал, что надо спасаться по реке.

– А если бы она сказала стоять до последнего? – спросил Первый.

– Стоял бы до последнего, – пожал плечами я. – Обидно было бы, конечно. Тем более я теперь точно знаю, чем всё закончилось.

– Ладно, и самый последний вопрос, – усмехнулся Первый, покосившись на задремавшую Пятнадцатую. – Самый тяжелый, самый… даже не знаю, как назвать – ты с ней спал?

Вот теперь я поперхнулся и кашлял, пытаясь освободить лёгкие. Шестой с хохотом помогал мне, от души стуча по спине. На этот вопрос я отвечать не стал. Первый с Шестым и сами поняли: нет. А Пятнадцатая от моего кашля проснулась.

– Ну и зачем вы мне Шрама сломали? – возмутилась она, присоединяясь к Шестому.

– Хватит! – взмолился я. – Доломаете!

– Так, вы двое ещё собираетесь чужие души исследовать, или на этом всё? – поинтересовалась девушка.

– Не, там по истории со Златой было понятно, что всё с ним нормально, – отмахнулся Шестой. – Просто, когда про человека за пару месяцев столько историй сочиняют, интересно узнать всё из первых рук.

Посиделки закончились быстро. Выпитое тянуло в сон, и уже ничем нельзя было побороть это желание. А на следующий день начались тренировки, которые мигом отбили желание пить по вечерам. Первый оказался суровым командиром, выжимая из нас все соки. Устала даже Пятнадцатая. Мой десяток пополнился двумя бойцами – Молчком и Лентой. И знакомиться с новенькими пришлось в процессе.

Ласка мне всё так же неуловимо напоминала Злату, но это уже не задевало настолько сильно. Пересказав нашу с ней историю Первому, я как-то смирился с тем, что эти отношения были прокляты с самого начала. Ласка была другой – и это было важнее. Да, она часто скрытничала, могла что-то не сказать или поступить по-своему, но всё же подчинялась мне как десятнику, старательно выполняла задания и главное – явно была честнее моей бывшей подруги. И не бросала своих соратников. Даже когда можно было просто сдаться – Ласка стояла до последнего. И это компенсировало её неумение воевать. Она отлично готовила, умела быстро перевязывать раны – и этим ей и предстояло заниматься в будущем. В бой, на первую линию, я её пускать не собирался.

Рыба был как отличным мореходом, так и хорошим бойцом. Не слишком уверенно вёл себя в строю, но в одиночных поединках показывал отличные результаты. Даже наблюдая за ним со стороны, я обогатил набор приёмов для работы с копьём. А когда я пересилил гордость десятника и привлёк его для индивидуального обучения, некоторые приёмы удалось передать и бойцам десятка.

Гвоздь, в отличие от бывшего начальника по мореходству, был именно таким, как и его прозвище. Прямым и резким. Хотя тот же Рыба всегда шутил, что резким бывает понос, а не гвоздь. Гвоздь был жилистым, выносливым и очень жёстким. Часто проигрывал в поединках, но в строю нередко оказывался тем, кто удерживал линию, не давая её прогнуть. После его удара учебным копьём многим приходилось покидать бой, держась за синяк.

Одноглазый получил второй большой щит. Парень был добродушным, крупным и высоким. Любил похохотать, любил девушек – и те, похоже, отвечали ему взаимностью. Он никогда не нарывался на драку, не огрызался, но драться – умел. На кулаках, копьём, любым увесистым предметом. Правда, предпочитал отмахиваться, а не нападать. В ааори он пришёл чуть раньше меня и долго кочевал по десяткам: его добродушие нередко воспринималось как слабость другими бойцами. В моём десятке к нему попытался прицепиться Рыбоед, но мне даже вмешиваться не пришлось. Пузо и Одноглазый зажали наглеца, и пока Одноглазый расстраивался, Пузо нахала слегка помял. Вопрос был решён отправкой всех троих на чистку туалетной трубы.

Рыбоед был наглым, хамоватым, но простым. Получив один раз, он больше не предпринимал попыток достать победителя. Ааори он пробыл меньше, чем я – и меня сильно побивался. Зенка сдала его, сказав, что он наслушался историй про меня и теперь считает чуть ли не сказочным богатырём. Мне бы его уверенность – я себя таковым не ощущал. К сожалению, приходилось признать, что за Рыбоедом придётся следить в оба глаза: он был не самым надёжным товарищем. Да и во время бунта я успел его заметить среди противников. Но в целом он вёл себя в десятке прилично и больше ни к кому не лез. Даже нередко помогал.

Самым непонятным для меня был Молчок. В ааори он провёл почти пять лет. Отлично работал копьём и неплохо обращался с топором. Роста был небольшого, коренастый, чёрные волосы стриг коротким ёжиком. Я вот со своими не разобрался, и они росли стремительно – навёрстывая упущенные дни. Молчок каждый день брился, раз в несколько дней подравнивал свой ёжик и был очень молчалив. Не обладая талантами Первого и Шестого, я его расспрашивать не хотел – обидится ещё. Хотя более вероятным было, что просто промолчит. Он всегда молчал, изредка выдавливая из себя пару слов. Он не ссорился ни с кем, никогда не спорил и часто пожимал плечами, если ему в чём-то отказывали. Он не жаловался и стойко сносил всё, что преподносила ему жизнь.

Последней была Лента – гибкая вёрткая молоденькая девчонка из самых последних выпусков школы нерождённых. Ей часто не хватало сил нанести хороший удар, но зато её удар почти всегда попадал в цель. И попасть по ней самой было задачей весьма сложной. С ней всё было понятно – волосы ещё даже не начали отрастать, но, судя по веснушкам, будут или русыми, или рыжими. Да и характер был миролюбивым, но непоседливым. В её тренировке упор был сделан на увеличение силы удара. Фактически на занятиях она дополнительно долбила тренировочным копьём тренажёры. По её словам, в школе их продержали дней четыреста, и она просто ничему не научилась. Рассчитывать, что к концу отведенного на тренировки срока она начнёт пробивать костяную броню – не приходилось, поэтому в её случае оставалось полагаться на меткость.

Гун-Нор приезжал первое время почти каждый день. Один раз притащил луки и бойца-нори, который стал нашим инструктором. Луки были простые, охотничьи – такие выдавались ученикам. Эти луки нам, видимо, предстояло использовать и в бою. На что-то более серьёзное никто из нас не тянул. Стали попадать со ста шагов в мишень – уже хорошо. Талантов лучника в себе никто из полусотни не открыл, поэтому стрельбе нам предстояло долго и нудно учиться.

Отцы-командиры, как называл их эр Скаэн, собрались на исходе десяти дней – и сразу же устроили показательное судилище над контрабандистами и наркоторговцами. Пятнадцатую уже к тому времени трижды гоняли на допрос, но что и как – девушка не рассказывала. К моменту вынесения приговора в городе умерло пять человек от ломки, и смертная казнь уже не казалась слишком суровым наказанием. Баржу продали, и казна отряда пополнилась более чем сотней тысяч ули. Наконец, начались закупки экипировки. Первый тратил деньги осторожно, стараясь не спустить всё и сразу. Но на экипировку жадничать не стал.

Так и не выданный после заселения выходной объявили только тогда, когда командование сидело и обсуждало будущий поход. Что он состоится – уже никто не сомневался. Гонцов из Линга так и не прибыло, зато вернулись разведчики. К городу они подобраться не смогли, но на подступах было полным-полно серых людей: их отряды кочевали на север. Была надежда, что Линг ещё держится, получив подкрепление морем. Другие разведчики докладывали о толпах нежити, идущей с востока. То же подтверждалось и бойцами, которые несли службу на стене – на юге. Стена перекрывала удобный проход между горами и морем и постоянно подвергалась нападениям. Но их количество в последние дни многократно возросло. Не нашествие – но что-то похожее.

Корабли в порт не приходили, а те, что стояли в порту – боялись плыть назад. Торговцы злились, но рисковать не хотели, предпочитая переждать опасные времена в самом укреплённом городе. Было понятно, что в княжестве творится что-то совсем нехорошее, и тянуть с выступлением было нельзя. Сбор был объявлен в тот самый день, когда мы смогли наконец-то отдохнуть.

Глава 23

Я в выходной собирался отсидеться в казарме, но у Пятнадцатой были свои планы, на что она мне и намекнула накануне. После завтрака я был схвачен и похищен девушкой прямо из столовой. С нами увязались Хохо и Шестой. Полную броню никто одевать не стал, ограничившись панцирями. Копья сменили кинжалы, закупленные для всех бойцов. И первое, куда потащила всех Пятнадцатая – это был рынок. Шестой и Хохо знали об этой цели заранее и долго объясняли мне по пути, что рынок – это первое, куда кинется любая девушка. И они даже мне готовы перечислить те торговые ряды, которые ее интересуют. Будь она хоть трижды Пятнадцатая, боец и суровый десятник. Девушка выдержала несколько минут объяснений, а потом вежливо попросила всех заткнуться, красноречиво поправляя кинжал. Может, и шутила, но проверять не хотелось.

– Непривычно, – заметил Хохо, оглядываясь. – Если сравнивать с Мобаном, тут очень чисто.

– Чисто, – согласился Шестой. – Но это как раз понятно. Помнишь, куда нам приказали мусор из казармы таскать?

– В яму, – согласился Хохо, и я вспомнил про сарайчик. В нём укрывался вырубленный в скале провал, который вёл в неизвестность. – Но то из казармы…

– Смотри, – Шестой положил Хохо руку на плечо и показал в сторону. Посмотрели, естественно, все мы. – Сарайчик не узнаёшь?

Одной из особенностей Форта Ааори были каменные мостовые. Город и крепость стояли на скале, и дороги здесь не посыпали толчёным камнем, не мостили – они были каменными. Иногда попадались небольшие «заплатки» – когда в мостовой появлялась дыра, приходил каменщик, выравнивал края и вставлял подогнанный под дыру камень. Жители пользовались этой особенностью города, катая повсюду тележки с небольшими колёсами. Вот и сейчас мужчина заталкивал тележку с установленной на ней высокой бочкой в уже знакомый сарайчик. Судя по запаху, в бочке был мусор.

– Вот уже пятый или шестой вижу по пути, – пояснил Шестой. – Они по всему городу раскиданы. А мужички с бочками только мусор и возят. Присмотрись просто, Хохо. Это их работа. Отвёз бочку, выкинул мусор, вернул бочку назад, получил монетку.

– Боги, – восхитилась Пятнадцатая. – Я хочу стать вэри и жить тут….

– Я бы и нори тут пожил, – вздохнул Шестой. – Мы уже сколько отмахали, и хоть бы кто-нибудь прицепился. Нет постоянных взглядов сквозь тебя, не приходится уступать дорогу очередному придурку, который думает, что нас действительно не существует, потому что так написано в религиозных текстах…

– Так что мешает? – поинтересовался я.

– Распределение мешает, – мрачно ответила Пятнадцатая. – Нори нужны и тут, и в казарме в Мобане. Нори же ещё грешники – должны служить…

Разговор затух сам собой. Про устройство Империи Людей[5] я знал не так уж и много, но видел, что Форт Ааори лишь формально относится к княжеству Мобан. Здесь царили другие порядки и другие законы. Сюда направлялись представители со всех земель империи. Форт Ааори управлялся ааори, номинально подчинялся князю и фактически был больше похож на вольный город. Нори, попадавшие в Форт, в Мобан возвращались только за новым статусом. Но это относилось к тем нори, которые уже имели имя. А нам в Мобан придётся возвращаться, и там мы лишимся покровительства эра. И кто может быть уверен в том, что после этого нас не отправят в казарму, на службу князю?

Рынок встретил нас шумом сотен людей. Здесь, на площади, не было красивых павильонов и ровных рядов палаток. Здесь правили бардак, случайность и «мне так в голову взбрело». И они раскидали палатки тесно, бессистемно и плотно. Торговать можно было всем – после уплаты небольшого взноса в казну города. Вот все и торговали. А кто не хотел стоять и торговать сам, мог нанять место у крупных торговцев, и те сбывали их товар по цене, которую устанавливал продавец (со своей выгодой, понятно). И если цена твоя слишком велика для покупки – тоже не страшно. Ты всё равно её снизишь через несколько дней.

Подобие порядка царило только на нескольких прилегающих к рынку улицах, где держали свои лавки зажиточные торговцы. Одновременно это были и лавки, и дом. Торговцы селились рядом с рынком, открывали на первом этаже свой магазин – и жизнь их становилась единым целым с работой.

Если и было в княжестве Мобан место, где можно было купить всё, то это была не одноименная столица княжества – это был рынок Форта Ааори. Сюда привозили товары со всех регионов Империи, и здесь же сбывали добычу из Диких Земель.

– Вы сами тут осмотритесь, – весело проговорила Пятнадцатая. – Встретимся через часик. Вон у того магазина. Очень хочу….

Чего хочет Пятнадцатая, мы уже не расслышали – расстояние стало слишком большим.

– Вот, Шрам, видишь – мы всё знали! – заметил Хохо, глядя вслед Пятнадцатой, которая быстрым шагом направилась к рядам, где продавались платья.

– Сейчас она пострадает там, – подтвердил Шестой. – Потом пойдёт страдать на цацки и духи. Вернётся довольная, но печальная.

– Почему «пострадает»? – удивился я.

– Потому что денег у неё всё равно на цацки и платья нет, – ответил Хохо с ухмылкой.

– Да, может, и есть, – возразил Шестой. – Но духи ей в Диких Землях в бою не помогут…

– Тогда зачем она? – не унимался я, пытаясь понять.

– Не спрашивай, – Шестой рассмеялся. – Этого нам не понять. Женщины… Может, посмотрим на местное оружие?

Испытывать мужские страдания, рассматривая оружие и доспехи, мы не захотели. Час мы просто бродили по рядам – рассматривая, что и почём можно купить. Вокруг нас сновали люди и совершались сделки. Пару раз раздавались крики «Воры!», но я предусмотрительно не лез проверять деньги, боясь выдать место их хранения. Было у меня с собой несколько ули, но даже их было бы жалко потерять.

– Понять не могу, – сказал я, заметив, что большинство людей выглядят как-то расслабленно и спокойно. – В княжестве идёт нашествие, людей убивают, а тут… Все какие-то спокойные, занимаются своими делами…

– Ага, – согласился Хохо. – Тоже заметил это. И тоже не понимаю их.

– Может, им просто наплевать на княжество? – предположил Шестой. – Что им до него? Город живёт своей жизнью – и живёт. Поля тут свои есть, рыбу сами ловят, оружие сами куют…

– А за себя они не боятся? – удивился я.

– Не знаю…

Бесцельные блуждания закончились перед небольшим уличным лотком, торговавшим напитками и едой. Взяли мы «кислую воду» – напиток делался из воды и каких-то фруктов, отдававших терпкой кислинкой. Вкусов было несколько штук, но главное – они спасали от местной жары. Солнце уже поднялось высоко, и ощущения были очень непривычные. Тяжело приходилось ааори и страже из местных – которая выглядела внушительнее мобанской, кстати. Их доспехи были раскалены, и от невыносимой жары не спасали даже выданные плащики.

Тем, кто не состоял на военной службе, было легче – лёгкие рубахи светлых оттенков хотя бы не нагревались на солнце. Местные вообще ходили в просторных тканых нарядах, зная о свойствах южного солнышка. Для мужчин это было приятно ещё и тем, что ткань под ярким солнцем просвечивала, и прошедшая мимо девушка могла сильно поднять настроение.

На море было проще: там дул ветер, было свежо, да и погода не всегда была ясной и солнечной. Но морские ветра разбивались о стены Форта Ааори, а если и долетали до города, то уже слабые и неспособные охладить металл доспеха. И я, и Шестой, и Хохо сильно вспотели, и распитие кислой воды под тентом стало просто благословением богов. Высоких столиков, за которыми можно было постоять у лотка с едой, было немного, а желающих перекусить и выпить водички – хоть отбавляй. Поэтому торговец периодически прикрикивал на тех, кто слишком долго ел или пил. Но к нам он проявил понимание и не трогал, гоняя из-под тента только тех, кого не так донимала жара. Когда вода кончилась, мы отдали кружки и продолжили путь.

Как оказалось, рынок был не просто местом торговли – он был живой. Потому что как иначе объяснить то, что он съел отмеренный нам час так быстро, что мы сами не заметили? Назад к магазину, у которого назначила встречу Пятнадцатая, пришлось идти быстрым шагом, лавируя между жителями города, решившими расстаться с деньгами и захламить свои кладовые. К счастью, как и предсказал Шестой, Пятнадцатой ещё не было на месте. Не хотелось услышать от неё очередное поучение о том, как важно приходить вовремя. А когда Пятнадцатая пришла – сбылось ещё одно предсказание. Она была довольной, но немного печальной. Мне даже вспомнились её слова, когда она напилась в моей комнате – не её это, вести бесконечную войну на границах Империи.

Следующим пунктом прогулки стала соседняя площадь. Пятнадцатая хотела пойти к стенам, где, как ей сказали, была смотровая площадка, на которую можно было подняться за мелкую монету. Но на площади стоял зверинец с тварями Диких Земель, и пройти мимо было невозможно. Клеток было всего пять, но люди шли туда сплошным потоком. Все клетки находились в больших шатрах, и посмотреть на тварей можно было, только зайдя внутрь. Твари были дикими и активно выражали несогласие с тем, что на них смотрят, поэтому ревели, стрекотали и шипели – и это было слышно издалека.

За просмотр всех клеток пришлось отдать ули. По 10 сперов за каждую. «Их ещё кормить надо! – ответил тощий паренек, продававший билеты, когда Шестой удивлённо присвистнул. – Да и тварей из зверинца за городом тоже!».

В первом шатре сидел ног-гарис – здоровенная тварь, покрытая буро-зелёной шерстью. В холке она достигала пяти шагов, но по описанию на табличке рядом с клеткой – могла драться, стоя на задних лапах. Передние лапы у нее были много длиннее, чем задние, но это не мешало ей бегать быстрее всадника, настигая свою добычу. Жили твари в предгорьях Южных гор и часто попадались охотникам и ааори.

– Я видела обычных гарисов на картинках, – рассказала мне Пятнадцатая. – Животные как животные. Бурые, ниже этих на пару шагов. Лапы пропорциональные, на зиму прячутся в пещерах по несколько штук – и спят. В книжке было написано, что они только по весне голодные и опасные. Если не лезть первым – не станут нападать.

Ног-гарис пытался приблизиться к прутьям клетки, но толстая цепь, прикованная к ошейнику одной стороной и к кольцу в полу клетки – с другой, ему этого не позволяла. Тварь злобно буравила посетителей взглядом маленьких глаз, роняла слюну, ревела, но сделать нам ничего не могла.

– Всё, до чего трещины дошли – всё меняется, девонька, – произнёс старичок, стоявший рядом и услышавший Пятнадцатую. – Даже рыба. Пятьдесят лет ловлю её, и такие иногда рыбёхи попадаются… До дрожи.

Вторая клетка встретила нас Пещерным Псуком. Без приставки Ног. Видимо, обычных Псуков уже не осталось. Псук походил на стол – прямые ноги, широкое приплюснутое тело, покрытое костяным панцирем и шипами. Длинный хвост венчал костяной шипастый шар. Тварь при виде людей шипела, била хвостом, выбивая щепки из пола клетки, но нападать не пыталась. Описание рассказало о том, что питался псук травой и на человека мог напасть только зимой. Людей животное не ело, просто ненавидело.

– Всего-то ненавидело, – с ироничной улыбкой повторил Хохо. – В самом деле, мелочь.

Ног-Каваль, третий экспонат, напоминал тягловых животных, которых использовали крестьяне в княжестве. Огромный, с изогнутыми рогами. Отличие было в количестве рогов. Ковали крестьян были смирными: рога были только у самцов, а у самок – лишь небольшие костяные наросты. Ног-Ковали были рогатыми все. А у самцов рогов было несколько: направлены были под разными углами и легко могли пробить железные пластины брони. Ног-ковали не стали мясоедами, но и обычным скотом быть перестали. И самки, и самцы жили отдельно, не пуская на свою территорию других ног-кавалей. Самец забирал большую территорию и внимательно следил, чтобы рядом селились только самки, которые отделили бы его от других самцов. По весне самки входили на его территорию, чтобы завести потомство. Но как только самка беременела – она уходила на свой участок.

В четвёртой клетке была немёртвая тварь – Волосатый. И, к ужасу посетителей, тварь не ревела, не шипела и не рычала. Она молча и зло наблюдала за людьми, сидя в самом центре клетки. И кто стал предком твари – можно было понять без описания. Волосатый был изменившимся человеком. Очень большим, ростом больше четырёх шагов, широким в плечах и с волосатым телом. Все места, где у людей росли волосы – покрывал плотный волосяной покров. Волосы на голове отросли до самого копчика, укрывая спину сплошным ковром. На голове они не сразу изгибались к земле, а на ладонь сохраняли первоначальное направление роста. Ногти у волосатого были грязные и большие – и больше напоминали когти, но обломанные края говорили о том, что настоящими когтями тварь так и не обзавелась. Бёдра волосатого были прикрыты грязной шкурой, однако табличка с описанием оповещала, что большинство представителей этого народа одежды не признает.

В пятой клетке содержалось бывшее насекомое. Ног-Крипит. Обычный крипит длиной был размером в ладонь и почти не представлял опасности для человека. Только яд, который выделяли жвала, мог вызвать небольшое воспаление. Ног-Крипит в длину превышал два шага. Тело его покрывал не хитин, а хитинокость – порождение трещин мира. Спина пряталась под тремя щитками, росшими внахлёст, что позволяло твари изгибаться в кольцо. Из-под щитков были видны две пары ног, покрытых острейшими шипами. Передняя пара ног была поднята у груди, но саблевидные наросты показывали, что этой парой тварь активно пользуется не только для передвижения.

Жвала выделяли, судя по описанию, кислоту, которая очень ценилась алхимиками. Стекло жидкость прожечь не могла, а ту же бронзу растворяла, оставляя после себя пузырьки олова или мышьяка. Железо кислота окисляла и растворяла. В природе кислотой тварь могла плюнуть. Табличка с описанием имела приписку, благодаря которой было понятно, почему Ног-Крипит из зверинца ядом не плюётся – ей просто зашили сопла, которыми яд отправлялся в полёт. Но на самих жвалах яд остался – иначе тварь сдохла бы от голода. Без этой кислоты переварить пищу она не могла.