Текст книги "Безымянные слуги (СИ)"

Автор книги: Лео Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

Часть 2. Глава 17

Утро встретило нашу лоханку и экипаж новыми трудностями. Ветер изменился и стал дуть на берег, нагоняя волну. В некоторых комнатах, где окна были открыты, под ними скопились большие соленые лужи. Грохот прибоя просто оглушал, а тяжелые тучи намекали, что погода готовит нам сюрприз. Пятнадцатая потребовала провести совещание, куда, помимо меня, Шастя и Хохо, пригласили еще двоих ребят, которые подсказали немало толковых идей с парусом и управлением баржи. Суч и Рыба были ветеранами, которые уже года четыре провели в ааори. Рыба сразу признался, что по возвращении должен был стать нори – необходимое количество баллов после Пущи у него было.

Собрались все на надстройке на корме, неподалеку от рулевых. Желающие могли подходить и слушать, и Пятнадцатая даже одобрила это – поэтому мимо постоянно ходили бойцы, разве что ушами не шевелили. Правда, десятник предполагала, что у кого-то могут появится дельные идеи, а вот таковых ни у кого за время совещания не нашлось.

– Вопрос первый, – начала Пятнадцатая. – Сможешь ли мы плыть дальше?

– На парусе – нет, – ответил Рыба, а Суч согласно кивнул. – Если поднимем парус, то нас начнет сносить назад к Лингу, в залив.

– А на веслах? – спросила Пятнадцатая.

– На веслах сможем, только медленно, – в парочке Рыба-Суч говорил, видимо, Рыба, а Суч только соглашался или нет. – Сразу, чтобы вопросов не было: баржа рассчитана на 30 весел по каждому борту, но в наличии – только половина.

– У них команда была всего сорок человек, – я кивнул, вспомнив про двадцать двухъярусных кроватей. – У нас ситуация не лучше: тоже 43 человека.

– Но плыть можем? – упрямо продолжила Пятнадцатая.

Рыба в ответ кивнул.

– И как быстро сможем двигаться? – уточнил Хохо.

– Сложно сказать, – Рыба замялся. – Но из узкой части залива сегодня, может, и выйдем. Только вот там и волна будет больше.

Я прикинул расстояние и понял, что двигаться мы будем не быстрее пешехода. Если пешком не было бы даже быстрее. Пятнадцатая, видимо, подумала о том же и бросила тоскливый взгляд на берег. Но там с утра нас уже поджидали. Отряд серых людей споро валил деревья, пытаясь сделать плот.

– Не, – Хохо, угадав мысли десятника, помотал головой. – Плохой выбор. Я бы на эту ораву и здоровым бы не советовал лезть.

– Да у нас и выбора-то нет, – вздохнул я. – Стоять нельзя, надо плыть. Я бы только узкое место не сегодня проходил, а завтра.

– Это слишком медленно, – сурово сказала Пятнадцатая. – В Форте нам нужно быть как можно быстрее.

– К чему такая спешка? – уточнил Шасть, но Пятнадцатая на вопрос не ответила.

Я уже знал ее эту привычку – вобьет себе что-то в голову, а объяснить не может, вот и отмалчивается. С другой стороны, Пятнадцатая часто оказывалась права в своей «упёртости», и легче было согласиться.

– Нужна карта, – неожиданно мне пришла в голову идея. – Карта из каюты капитана. Там точно должно быть это побережье, они часто здесь плавали…

– Зачем тебе карта? – не поняла Пятнадцатая, но вместо меня ответил Рыба:

– Верно, мы же можем по ней посмотреть, какие бухты будут впереди, чтобы рассчитать переходы до этих самых бухт. Доплыли, спрятались от непогоды, бросили якорь и ночуем.

Я кивнул. Лучше бы я не объяснил: сразу видно, что человек в прошлой жизни не один раз по морю плавал. «Отходил!» – поправила память уже не в первый раз. Она утверждала, что по морю «ходят». Но мало кто это слово использовал, и я молчал наперекор памяти.

Пятнадцатая сходила вниз и вернулась с несколькими трубками карт. Одну – нужную – мы расстелили прямо на палубе.

Рыбе понадобился один взгляд, чтобы ткнуть пальцем в точку на берегу:

– Вот сюда успеваем, – сказал он. Суч пригляделся и кивнул. – И то в бухту зайдем уже в темноте.

За бухтой берег изгибался и уходил на восток, образуя большой угол. Вдоль берега идти получалось в два раза больше, чем по прямой – что Пятнадцатая немедленно заметила.

– А здесь мы срезать сможем?

– При такой погоде – нет. Если бы был попутный ветер, можно было бы попробовать, – ответил Рыба. – Парус мы там сможем уже использовать, но сила будет небольшой. Слишком неудобно ветер дует. А если срезать – то опять против ветра. Видишь отметки?

Все склонились над картой, в которую Рыба тыкал пальцем.

– Это отметки глубины. Отойдем от берега, и встать на якорь уже не получится. Цепь у якоря короткая.

Пятнадцатая тяжело вздохнула. Судя по упрямому выражению лица, сдаваться она не собиралась, но тут открыл рот Суч.

– Волна. Тут – мелочь. Там – валы, – проговорил он. – Перевернемся. Утонем. Плаваем хорошо?

Исчерпывающе! На моей памяти нашего десятника так на место ставили всего пару раз. Пятнадцатая сразу сдулась.

– Может, погода еще изменится, – сказал Хохо. – Сегодня поболтает, польёт, а завтра – будет попутный ветер.

– Ладно, – вздохнула девушка. – Идем к вашей бухте на веслах. Перерывов не делаем, как бы тяжело ни было.

Это была угроза. Угроза оказалась не пустой, но оценить ее мы смогли только после завтрака, когда весла были опущены в воду, а на палубе появились лавочки для гребцов. Ворочать этими бревнами оказалось неимоверно сложно и неудобно. Ещё часа два мы приноравливались друг к другу, к ритму гребли, к весу весла. И только тогда дело сдвинулось с мертвой точки. На весла удалось посадить практически всех – после обыска трюма количество вёсел удалось увеличить до 19 пар. Не отлынивал никто, а те, кому весел не досталось, занимались мытьем палубы, управлением и готовкой. Даже Пятнадцатая встала на вёсла со всеми наравне.

Боль пришла к обеду. Болели мышцы спины, болели руки, болели кровоточащие мозоли на ладонях, болели ноги, хотя вроде бы мы и сидели. Перерыв был слишком маленький: мы успели только перекусить, смазать мозоли целебной мазью, многие обмотали руки тряпками – и пытка продолжилась. Если поначалу баржа шла всё быстрее и быстрее, то к концу дня скорость начала снижаться. Теперь на теле, казалось, не осталось ни одного места, которое бы не болело при движении.

О том, что будет завтра утром – даже думать не хотелось. Как мы ни старались, но до темноты обогнуть мыс так и не успели. Сказалась и общая усталость, и наша криворукость в управлении баржой, и новые члены отряда.

Выживших первым заметил Суч. Чтобы понять, что же на самом деле он увидел, массивный и похожий на сундук парень ловко вскарабкался на мачту, и оттуда стал показывать стоящему за рулем Рыбе, куда надо поворачивать. Ладья изменила направление и неторопливо подошла к находке Суча.

В заливе болталось несколько бочек и досок от телег. Их явно пытались связать в единое целое, но длительное использование превратило плавательное средство в обычную кучу мусора. А на этой куче лежало несколько ааори, в одном из которых я узнал Первого, а ещё в одном – Шестого. Десятники выглядели совсем плохо, их бойцы – еще хуже. Первый хотя бы был в сознании и смог приподнять голову, не узнавая людей на барже. Другие даже не пытались шевелиться.

– Лестницы, – приказала Пятнадцатая, и вскоре с борта скинули лестницы для добровольцев.

Плавать умели не все бойцы, так что среди добровольцев оказался и я. Доспеха на мне не было, и повязки на ранах мгновенно намокли, а холодная вода перехватила дыхание. Достигнув в несколько гребков обломков, я сумел стащить в воду Первого, в чём мне активно помогал Шасть, подплывший вслед за мной. Вместе мы дотянули его до борта и даже приподняли по лестнице, где протянутые руки подхватили тело.

Всего из моря вытащили восемь человек – чудом спасшихся от серых, прошедших пороги и унесённых в море течением. И хотя ветер прибивал их назад в залив, шансов выжить у них почти не было.

Всех спасенных разместили в одном из отделов пассажирского трюма. Помимо истощения, у спасенных было множество ран. Пришлось использовать мазь. После обработки ранений все спасённые просто вырубились, впав в забытье.

Вскоре мы путь продолжили и плыли почти до темноты, к вечеру достигнув мыса. Пятнадцатая приняла решение не проходить в темноте узкий пролив, и Рыба с Сучем направили баржу к берегу – где, поискав полчаса тихое место, мы и бросили якорь. Ужин дежурные по кухне вынесли прямо на палубу, где гребцы пытались заставить себя подняться с лавок. Ели прямо там, причем весь «старший» состав параллельно совещался.

– Завтра попробуем обогнуть мыс, – сказал Рыба при молчаливой поддержке Суча. – Плохо, что не удалось сегодня, но у нас и навыков нет! Вёсла друг о друга стукаются постоянно, и поднимать темп нельзя.

– Не нужно, – сказала Пятнадцатая. – Ошиблись мы и сил не рассчитали. Сколько нам с такой скоростью ползти до Форта?

– Дней восемь-десять, – прикинул Рыба. – А если подует попутный ветер, то быстрее.

Как будто убеждая нас в том, что попутным он быть не хочет, ветер обрушился шквалом на палубу.

– Ночью. Дождь, – веско сказал Суч. – Три якоря надо.

Рыба понятливо кивнул:

– Сбросим два запасных, они тут до дна достают.

– Может унести в море? – забеспокоилась Пятнадцатая.

– Скорей о скалы разобьёт, – ответил Рыба.

– У нас мазей и бинтов почти не осталось, – хмуро сообщила Ладна, подсаживаясь к нам. – Не запасы, а слёзы одни.

– Надо поискать в трюме, – предложил Хохо. – На этой барже те ещё запасливые куркули плавали. Наверняка имелся и запас мазей с бинтами. На складе же в пристройке было и то, и другое.

Трюм мы, надо сказать, обыскивали спустя рукава. Помещение было длинным, и сил на более тщательный поиск попросту не хватило.

– Завтра пораньше встанем и всё обыщем, – кивнула Пятнадцатая.

– А чего бойцов не привлечь? – удивился Шасть.

– Бойцы и так измотанные, – ответила девушка и, не дав возразить, продолжила. – А мы… Мы – старшие. Вот мы и будем организацией заниматься. У нас и так каюты отдельные и кровати хорошие.

Шасть тяжело вздохнул, хоть он как раз никогда не тяготился ранними подъёмами.

– Как спасённые? – спросил я.

– Плохо, – ответила Ладна мрачно. – Истощены и крови потеряли много. В ранах полно заразы было, у некоторых пошло воспаление. Мазь, конечно, снимет, но нескоро. Так что они не бойцы ещё на месяц, если помощи от лекаря не будет.

– Лекаря у нас нет, – тяжело вздохнула Пятнадцатая. – Как вы их кормите?

– Запросили на кухне бульон с перетёртым мясом, – пожала плечами Ладна. – Вливаем по возможности. Глотать они все могут и в забытьи.

Суч огляделся и кашлянул.

– Надо люки задраивать, – хмуро сказал Рыба, поглядывая на темное небо. – И лавки убирать. И вообще всё с палубы убрать… И якоря сбросить.

– Что такое? – не поняла Пятнадцатая.

– Шторм? Да, Суч? – Рыба обернулся к напарнику, и тот кивнул.

– Час, – веско пояснил он.

За час мы, конечно же, не успели. Люди еле передвигались и стонали. Но, когда с первой же крупной волны залило в спальни, уставшие ааори стали двигаться значительно быстрее. Спасть на мокром никому не хотелось. Люки задраили надёжно, плотно – и оставалось только лечь и уснуть. Но Пятнадцатая снова разлила всем вина по кружкам и буквально заставила выпить. А потом спряталась у себя в комнате. Через несколько минут всё стихло, только на палубе иногда прохаживались часовые. Фонари везде потушили, чтобы не выдать расположение корабля возможным наблюдателям с берега.

Шторм нарастал всю ночь и утром. Я проснулся от того, что всё вокруг раскачивалось. Меня слегка болтало в кровати, и от этой болтанки заныли все мышцы, натруженные за вчера. Видно было плохо, и я со стоном сел и зажег фонарь. Протерев заспанные глаза, я понял, что баржу качает на огромных волнах, а моя кровать просто сохраняет относительно ровное положение. Подняв матрас, обнаружил и причину этого – лежак крепился к стене и к спинкам на цепях, которые позволяли ему свободно раскачиваться под собственным весом. Через минуту я вспомнил, что все кровати были с подобным устройством – даже в капитанской каюте. Оставалось только подивиться такой предусмотрительности моряков.

Сняв фонарь, я вышел в коридор и поднялся на палубу. Небо было затянуто тучами, занимался рассвет, но вокруг царил полумрак. Мелкий дождь хлестал по доскам палубы, и наши часовые прятались на корме. Один дремал, другой возвращался с обхода. Увидев меня, он резко побледнел, вспомнив, что покидать свои посты и спать им не полагалось. Но я только успокоительно махнул рукой – мол, не буду вас ругать и закладывать.

Ветер был холодный, тяжелый и пытался сбить с ног. Вода перекатывалась по палубе, не успевая сливаться в специальные отверстия. Накативший вал ударил в борт, и меня повело в сторону – баржа накренилась. С трудом удержавшись на ногах, я смотрел на фонтан пены и брызг, поднимающийся над палубой.

– Веревка! – крикнул мне один из часовых, перекрикивая ветер и указывая пальцем в сторону. – Веревка! Можно держаться!

Я проследил за направлением пальца и обнаружил протянутый от пристройки к мачте канат. От мачты к носу тянулся ещё один. Благодарно кивнув, я ухватился за него и пошел. Нос баржи слегка приподнимался и был почти на одном уровне с пристройкой. Наши мореходы смогли вчера зафиксировать баржу носом против ветра – под небольшим углом. Поэтому волны били в переднюю часть баржи, заливая всё соленой водой.

Чтобы понять, что творится впереди, мне надо было добраться до носа. В какой-то момент особо крупная волна задрала нос баржи так, что я не удержался на ногах и почти повис на канате, а потом палуба сменила наклон в обратную сторону – и я скатился до мачты, успев обхватить ее руками и ногами. Казалось, баржа просто падает в какую-то водяную пропасть. Я видел, как натянулась на носу якорная цепь, а потом опала. Я даже представил, как еще немного – и обнажится дно. Но пропасть превратилась в очередной вал, а меня захлестнуло потоком воды с носа.

Откашливался я потом ещё с минуту, стараясь избавить лёгкие от соли и влаги. Но мое упорство было вознаграждено, и я всё-таки добрался до носа. Смотреть можно было разве что на очередные валы, катившиеся к берегу. Ветер был такой, что возникало ощущение – сейчас с меня сдует и одежду, и кожу. Мелкая морось, завиваясь водяными лезвиями, больно резала даже сквозь одежду. Очередной вал вознес меня на вершину бури. Зная, что сейчас будет, я с содроганием всматривался вдаль, а сам пытался удержаться, как можно крепче хватаясь за канат руками и ногами. Рядом загромыхала якорная цепь – натянулась, затрещал фальшборт. Когда нос стал опускаться вниз, я только вдыхал, накачивая себя кислородом. Но вода ударила с такой силой, что всё равно попала и в нос, и в рот, защипала в глазах, заложила уши и заставила трепыхаться, с трудом удерживаясь за канат. Больше всего я боялся отпустить руки и оказаться за бортом. Спасать меня точно никто не будет.

Но главное я увидел – и это нужно было донести до Пятнадцатой до того, как она решит отчаливать. С неё станется. Возвращаться было легче, но опаснее. Ветер и вода помогали скользить по палубе к кормовой надстройке, но риск сорваться за борт стал значительно выше. У входа меня встречали не только часовые, но и Пятнадцатая собственной персоной.

– Шрам, ты совсем с ума сошёл? – закричала она. – Что тебя туда потянуло?! А если бы тебя смыло?

– Н-ну, н-не смыло…же, – ответил я, пытаясь унять дрожь. – На у-узком м-месте валы… раза в… в три б-больше….

– Ты хочешь сказать, что мы не пройдём? – спросила Пятнадцатая хмуро.

Я кивнул и не стал отвечать.

Девушка подхватила меня под локоть и затащила на кухню. Там уже вовсю разожгли печи, было тепло – и даже жарко. Усадив меня на табуретку в уголке, Пятнадцатая схватила маленький ковшик, плеснула туда вина и накидала каких-то порошков из баночек. Через минуту у меня в руках была дымящаяся кружка с горячим вином и какими-то специями. Стало значительно теплее.

– Пей. Ещё не хватало, чтобы ты простудился, – буркнула она. – Ты для этого и пошёл на нос?

– Хотел посмотреть, что там дальше, – ответил я. – Увидел, что в узком месте залива просто…

– Поняла. И постарайся так больше не делать, – попросила Пятнадцатая. – Твоя глупая голова мне в последнее время слишком дорога…. И потерять тебя для всех нас будет не очень хорошо.

Я покивал, потягивая вино со специями. На кухню заглянули Хохо и Рыба.

– Рыба считает, что к полудню станет спокойнее, и можно будет отправляться, – порадовал новостью Хохо.

– Нельзя, – ответила Пятнадцатая.

– Волнение станет меньше, – успокоил Рыба.

– Здесь да, – кивнула Пятнадцатая. – Но вот этот идиот дошел до носа и сказал, что в узком месте волны выше раза в три. А у нас и тут нос иногда зарывается в воду.

Рыба крякнул.

– Да, вот тут-то и ждала нас засада, – пробормотал он. – Действительно, там почти как на рифах… Эх! Придется пережидать здесь. Жалко, что вчера не успели выйти.

– Жалко, – согласилась Пятнадцатая. – Но сейчас смысла жалеть нет. Займемся делами на барже.

– Может, и хорошо, – предположил Хохо. – Вчера все вымотались, и как бы мы гребли на второй день – ещё не ясно.

– Зато под парусом бы после узкого места – летели, – возразил Рыба.

Пятнадцатая помрачнела. Видимо, снова жалела, что вчера мы остались в заливе.

– Мы бы перевернулись в узком месте. И на том бы всё и закончилось, – мрачно возразил я. – Вчера ветер тоже сильный был. А в темноте мы бы ничего не увидели. Разве что на слух бы поняли, что что-то не так.

Все замолчали. Первой опомнилась Пятнадцатая.

– Так, раз у нас день свободный… Шрам, ты иди поваляйся в каюте пару часиков под одеялом. Если ты сляжешь, я лично тебя придушу. Хохо, найди Шастя – пускай наберет девочек и топает в трюм. Надо искать мази и бинты. А мы с тобой давай подрядим всех на обход и уборку помещений. Рыба, вы с Сучем проверьте это корыто – не дай боги протекает где-нибудь! Если нужна помощь – наберите толковых ребят… После обеда устроим принудительную помывку всех бойцов – надоело этот смрад вдыхать. Отдыхать будем после мытья. Шрам, ты ещё здесь?

– Меня нет, – пробормотал я, отставляя пустую кружку и выскальзывая с кухни.

В своей каюте я немедленно последовал совету Пятнадцатой. Мышцы у меня продолжали болеть, глаза стали красными от соленой воды, а от вина я сомлел. Стоило мне зарыться в одеяло и свернуться калачиком, как я провалился в тревожный сон.

Во сне я стоял посреди мрачного леса. Повсюду что-то капало. Слышались крики неизвестных созданий, треск и шум. В этом лесу не хотелось найти полянку и посидеть, слушая, как жизнь вокруг течет своим чередом. В этом лесу хотелось спрятаться под какую-нибудь корягу и носа не высовывать лишний раз. Здесь жизнь не ключом била – она водопадом обрывалась, о чём сообщил грозный рык и последовавший сразу за ним жалобный стон.

Но мне почему-то надо было идти вперёд. Во сне я это понимал точно – только вперёд, только идти. Я и шёл. Руки раздвигали широкие листья папоротников и гирлянды мха, ноги ступали тихо и аккуратно – я даже удивился, что так умею. Уши ловили каждый тревожный шорох. Казалось, что нервы напряглись и стали как натянутая якорная цепь на вершине вала.

Лес закончился, и внезапно я вышел на поляну, хоть здесь это и казалось невозможным. На этом каменистом пустыре можно было сесть и отдохнуть, а в самой середине поляны горел костер, рядом с которым сидел старик с седой бородой и в странной одежде. Его раскосые глаза задумчиво смотрели на огонь. Я сел рядом и тоже уставился на пламя. По телу расползалось приятное тепло.

– Думаешь, что напрасно тут оказался? – спросил старик.

– Случайно вышел, – согласился я.

– Никто сюда случайно не выходит. Каждому своя мера отмерена, – он покачал головой.

– А моя мера какая?

– Твоя мера давно вышла уже, – старик указал палкой на кромку леса.

Там, с краю, стояла девушка с золотыми волосами и плакала. Мне девушка показалась знакомой. Но никак не удавалось вспомнить.

– Она вон хорошо шла, а поляны – не видит. И охотника не видит, – продолжил незнакомец.

– Какого охотника? – спросил я и помахал девушке, но та водила затравленным взглядом, не замечая меня.

– Своего охотника, – ответил старик. – Охотника на себя.

Рёв раздался за спиной девушки, и серая лапа с острыми когтями-бритвами ударила ей в живот. И тут я узнал её – Злата. Со стоном девушка сложилась пополам и упала на землю, а через мгновение её утащило в заросли, откуда долетел слабый крик:

– Не надо! Я – слуга! Нет!

Хруст оборвал её голос, а я с ужасом перевёл взгляд на старика, но седобородого уже не было. На его месте колыхалось что-то ужасное, тёмное и немного прозрачное.

– Охотник и на тебя найдётся, – донёсся до меня голос, а тьма потянулась ко мне. Я попытался отшатнуться, вскочить, но как будто прирос к брёвнышку, на котором сидел. Меня охватил какой-то потусторонний ужас – я рвался, но тьма всё приближалась.

– Нет-нет-нет-нет!!! – закричал я в отчаянии и почувствовал, как меня всего трясёт. Странно трясёт – будто за плечи кто-то дёргает.

– Шрам! – голос Пятнадцатой.

– Шрам, проснись! – Пятнадцатая трясла меня за плечи, а я вцепился ей в руки и продолжал повторять.

– Нет-нет…

– Что значит «нет»?! – опешила десятник, вытаращив глаза. – Ты уже третий час дрыхнешь. Вставай.

– Чтоб меня…

Из коридора раздался хохот. Там стоял Хохо и сквозь открытую дверь наблюдал за этим представлением.

– Что, Пятнадцатая? – ехидно осведомился гадёныш. – Уж послал – так послал.

Пятнадцатая улыбнулась и погрозила ему кулаком. Я сел на кровати, пытаясь прийти в себя.

– Сон не задался? – участливо спросила девушка, и что-то в её голосе мне совсем не понравилось.

– Это зависит от того, что ты называешь словом «задался», – ответил я, стараясь сбить её с мысли. – Хотя я чуть в штаны не наложил… И во сне – и тут.

Хохо снова заржал, а Пятнадцатая покачала головой.

– Пошли. Осуществим твой план по незаконному обогащению, – сказала она. – Народ сейчас мыться пойдёт. Самое время обыскать каюты.