Текст книги "Безымянные слуги (СИ)"

Автор книги: Лео Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

Перехватив копьё, я шагнул к твари. Та оторвала голову от горла убитого и повернула её в мою сторону, распахнув усеянную мелкими острыми зубами пасть. А я – ударил со всей скоростью и силой, на которую был способен. Неживой был быстрее. Он смахнул копьё лапой, прямо когтями по наконечнику, а я, повинуясь какому-то внутреннему порыву, перенаправил удар лезвия вбок, срезав заточенной кромкой и когти, и пальцы, и половину кисти. Тварь зашипела, отпрянула, но новый удар копья в морду предотвратить уже не смогла.

«Нежизнь – она в голове!» – убеждал нас мастер Эовар и был, видимо, абсолютно прав. Стоило наконечнику пробить кость черепа, как тварь забилась, сорваласьс копьяи упала на землю. Ещё несколько конвульсивных движений, и она застыла куском вонючей плоти на земле.

Звук рвоты за спиной заставил обернуться и посмотреть, как семеро моих спутников, кто как стоял, так и опорожняют желудки. Я бы к ним присоединился, но нечем было – всё оставил в пещере.

– А может, и есть, – ответил я Приятелю, вспомнив, на чём мы закончили разговор.

Приятель промолчал, что само по себе было удивительно, потому что обычно он всегда находился с ответом. «За словом в карман не лез», – напомнила память. Карманы – это ведь удобная штука, да?

– Нам нужно за ночь пройти всю долину и спрятаться в шахтах, – сказал я. – Неживые там, в лесу, охотятся на живых. Но ночью – побегут в пещеры.

– А если мы не успеем? – слабым голосом спросила длинная.

– Лично я пережду день в лесу, – ответил ей я, – а когда твари вылезут в лес – пойду в шахты. Но лучше успеть дойти за ночь. И углубиться в шахты как можно дальше.

Продолжить движение мы смогли через несколько минут, когда спутники поднялись на ноги. Я решил, что шагом не пойду, и побежал. На удивление, остальные последовали моему примеру.

Лес состоял из высоких деревьев с прямыми гладкими стволами, между которыми почти не росли кусты – только мох. Бежать приходилось осторожно, вглядываясь в темноту и стараясь не подвернуть ногу в какой-нибудь яме. Но продвигался отряд быстрее, чем просто шагом. Иногда в лесу раздавались крики, но все это происходило в стороне. Я вел отряд по самому краю леса. Путь получался длиннее, но так было надежнее. Когда чувствовал, что сил на бег не остается, я переходил на шаг, и весь отряд следовал моему примеру.

Следующий неживой вышел на нас ближе к середине пути. Эта тварь была явно крупнее, сильнее и опытнее. Заметил я её в последний момент, когда она уже прыгала из кустов. Я успел предупредительно выкрикнуть и выставил копье, кидаясь под прыгающего противника. Неживой такого не ожидал, напоролся на моё копье и рванул в сторону. Копье так и осталось торчать в нем, но я уже вытащил запасное и снова навел наконечник на тварь. Жалел я только о том, что не успел запасное копьё заточить. Следующую атаку твари встретили наконечники всего отряда. От половины копий неживой отмахнулся, два вошли в тело, одно сломалось, попав в лоб, а я прицельно ударил в глазницу – повреждая то, что у твари в голове.

– Хорошо, что ты запасные копья принес, – сказал Приятель, когда мы уселись после боя на землю.

Он как-то странно на меня посмотрел. Словно хотел что-то сказать, но передумал. А я опять не стал настаивать.

– Подъём, – проговорил я. – Неживой воняет, а нам вроде говорили, что у этих тварей нюх хороший. Лично мне хочется убраться как можно дальше отсюда.

И весь отряд безропотно подчинился. Удивительно! Мы побежали снова – и скоро снова напоролись на неживого. В этот раз победа далась ещё легче. Чье-то копье перерубило ему шею ещё в прыжке. Останавливаться не стали, и я только заставил всех протереть оружие пучками мха. Бегом-шагом, бегом-шагом. Земля ложилась нам под ноги, крики и звуки боя оставались позади. Нам везло – неживые не обращали на нас особого внимания. О том, сколько из нас доберется до цели, не хотелось даже думать.

Вход в шахту нашелся легко – в противоположном конце долины. Он больше всего напоминал ещё одну пещеру. Если бы не несколько укрепляющих балок – догадаться, что это творение рук человеческих, я бы не смог. Факел у нас был только один, а тратить время на заготовку было слишком опасно. Небо за горными вершинами начинало светлеть. А это значит, что скоро твари побегут в шахту прятаться от солнца. Насколько глубоко они зайдут, не хотелось даже думать.

Отряд снова побежал по коридору – в пятне единственного факела. Периодически по бокам мелькали боковые ответвления, но заглядывать в них я запретил. Сразу была видна разница между тем проходом, по которому мы шли, и боковыми. Наш был укреплен старыми деревянными балками, а боковые никаких укреплений не имели. Несло оттуда гнилью и разложением, и мне даже подумалось, что там гнёзда неживых, где они пережидают день. Отряд продолжал бежать, а когда сзади раздалось шарканье и топот – побежали быстрее. Твари возвращались на день домой.

Впереди показались отсветы факелов, и мой отряд выскочил к круглой шахте, по стене которой вился деревянный пандус. Вниз спускался ещё один отряд, а из темноты позади нас доносился топот неживых, почуявших добычу. Мы кинулись по пандусу вниз, догоняя бежавших нерожденных. А те явно выбивались из сил. Девушка из отряда впереди обернулась, и я с радостью узнал Подругу. И даже начал поднимать руку – для приветствия. Подруга остановилась, крикнула что-то главному отряда. Тот тоже обернулся, подскочил к ней – я узнал сероглазого. До них оставалось ещё два витка. А потом я увидел, как сероглазый и Дружище вместе схватились за секцию пандуса и скинули её вниз.

– Гады! – вскрикнул Приятель у меня за спиной. – Гады!

– Прости, Приятель. Надо было, как Дружище, лезть к нам, – Подруга засмеялась, а сероглазый хмыкнул и приобнял её за талию. – Я ведь предупреждала тебя! Надо быть с главным.

Они развернулись и неспеша побежали дальше. А я застыл, начиная понимать и взгляды Приятеля, и Подруги, и Дружища. Наверно, они просто ожидали, что я буду главным. И когда я не сломал свой чурбан…

До следующего витка было шагов десять-пятнадцать – при неверном свете факела определить было сложно. И правда, гады: выбрали одну из самых длинных секций на всем витке. Если и можно было найти доску такой длины – то выше, а там уже лился поток неживых.

– Как будто я мог выбирать… – проговорил Приятель, опускаясь на деревянный настил рядом с провалом, глянул на меня и зло произнес: – Всё ты!

– Не я выбирал тебе отряд, – ответил я.

Выше на пару витков громыхнули ноги тварей. Я скинул сумку и вытащил одеяла. Длинные… Под такими можно с головой укрыться. Первое я привязал к опорному столбу, а второе – к первому узлом. Откуда только знал, как вяжется узел?

– Кто может вязать узлы?

– Мы умеем, – ответила мне глазастая, кивнув на другую девушку.

– Тогда все быстро скидываем одеяла им, – приказал я. – Мы встаём и прикрываем проход.

Меня поняли. Я, здоровяк, Приятель и ещё один парень из отряда встали поперек пандуса, перекрывая проход к девушкам, которые лихорадочно связывали веревку из тонких покрывал. Твари рвались к нам, периодически сталкивая вниз более слабых собратьев, и первый неживой уже был в нескольких шагах, когда мы дружно подняли копья. Прыжок – и тварь насаживается на острия, цепляется когтями за дерево пандуса и отпрыгивает прямо под ноги набегающей товарке. Та оставшийся путь катится кувырком, а здоровяк пинком отправляет её вниз. Одновременно я бью первого неживого в глаз, а Приятель и четвертый парень встречают копьями нового нападающего.

– Спускаемся! – кричит длинная, первой соскальзывая по импровизированному канату на следующий виток пандуса.

А я добиваю ещё одну тварь ударом в глаз. Приятель и здоровяк обрывают полет следующей, а четвертый боец бьёт в горло мелкой неживой, попытавшейся проскользнуть между двумя крупными сородичами. Мы отступаем к провалу, а по пандусу к нам под ноги стекает кровь убитых неживых. Ноги скользят, но твари тоже валятся на подходе, спотыкаются, вскакивают, поскальзываются – благодаря чему через образовавшуюся кучу малу прорываются единицы.

– Я пошла, – сообщает глазастая.

– Приятель, ты, и потом ты – здоровяк, – определяю очередность я.

Со здоровяком встречаем копьями ещё одного неживого, с шипением прыгнувшего на нас. Приятель сползает по канату вниз, а вот четвертый слишком поспешно отворачивается, и у него на спине оказывается здоровенный неживой. Здоровяк пытается скинуть его с товарища, но тот уже впился бедолаге в шею. Мой окрик заставляет здоровяка оставить неудачливого бойца и прыгнуть к канату – не до помощи сейчас, да и не поможешь уже.

На меня прыгают сразу двое неживых. Понимая, что просто не успею отбиться, я отшатываюсь к стене, а твари приземляются на то место, где я только что стоял. Одна успевает полоснуть зубами по плечу, вторая когтями по спине. Я отвожу копье, чтобы ударить ближайшую тварь, но той неожиданно прилетает от её товарки. Обе неживых начинают драку. Не веря своему счастью, я успеваю проскочить по спине неживой, пожирающей так и оставшегося безымянным парня из моего отряда – и прыгаю вниз, уже в полете хватаясь за канат. Через меня перепрыгивает мелкий неживой, лишь слегка царапнув по щеке, и с воем улетает вниз. Ужас в том, что после удара о настил уровнем ниже – он продолжает шевелиться, но, к счастью, встать уже не может.

Последние два одеяла я просто срезаю и падаю вместе с ними. Настил больно бьет по ногам, я перекатываюсь и кидаюсь за своим отрядом и единственным факелом, света которого уже не хватает, чтобы понять, что происходит наверху. На бегу я понимаю, что кровь пропитывает рубашку и льется из щеки. Бег заканчивается только на дне шахты. Длинная, Глазастая, Здоровяк и Приятель стоят, сбившись кучкой, и смотрят на меня. А рядом лежит тварь, которую Здоровяк спихнул вниз, и Дружище. Хотя какой из него «дружище»? Когда я подхожу, то понимаю, что он ещё жив, но ноги вывернуты слишком странно. Сломаны.

– Друг, Приятель, вытащите… Чуть-чуть осталось, – хрипит он. В глазах страх.

Мой отряд смотрит на меня. Смотрят молча и ждут решения. А у меня в душе – пустота от предательства. И злости-то не осталось совсем. Дружище все понимает, умоляюще смотрит на меня, а я качаю головой – не хочу.

– Есть желающие тащить его на себе? – спрашиваю у бойцов, но те молчат. – Прости, Дружище. Надо было, как Приятель, идти к нам. Тогда бы вытащили.

Дружище рычит, пытается поднять копье, валяющееся рядом, но мы уже бежим дальше по проходу. А сзади медленно догоняет шипение и топот – как-то неживые продолжили все-таки спуск. Мы успеваем пробежать триста шагов, когда сзади раздается отчаянный крик, но я только на миг прикрываю глаза. «Совесть… Совесть это называется», – подсказывает память. Вот только почему ты, совесть, терзаешь меня, а не Дружище, Подругу или сероглазого?

Еще одна шахта – всего четыре витка наверх. Мы преодолеваем их меньше чем за минуту, выбегаем из шахты и видим деревянный частокол.

– Ещё группа! Пятеро! Веревки!

С частокола падают веревки, за одну из которых я хватаюсь. Меня тянут вверх.

– Быстрее! Быстрее! Неживые идут!

Из темноты несется шипение, но мы уже наверху. Наверху, за частоколом. Вокруг ноги в плотных кожаных сапогах и штанах.

– Ааори! Первый и второй десятки – к парапету, третий, четвертый и пятый – к воротам. Шестой и седьмой – на стену. Восьмой, девятый и десятый – резерв. Сегодня некоторые заслужат себе имя! В бой! Пятнадцатый – на вас новенькие, зовите шестнадцатый и семнадцатый!

Меня хватают и тащат. Я даже пытаюсь шевелить ногами, но сил не осталось совсем.

– Прикрой глаза! Ослепнешь! – предупреждает девушка, поддерживающая меня слева.

Ее длинные каштановые волосы постоянно попадают мне на лицо, но я не обращаю внимания. Сияние впереди слепит, и я закрываю глаза. Последнее что я помню – как меня усаживают в какую-то телегу и как скрипят колеса, когда мы трогаемся. Глаза невозможно открыть – слишком ярко вокруг, и я проваливаюсь в какой-то сон-беспамятство, где снова убегаю от неживых.

Глава 3

– Новенький, подъём! – я открыл глаза и увидел всё те же длинные каштановые волосы. Правда, ещё были смеющиеся карие глаза, острый нос и упрямые складочки рядом с губами. – Хорош спать!

– Я… это… – я начал подниматься, собираясь вылезти из телеги, но никакой телеги не обнаружил. Я лежал на кушетке (на ней был даже матрас), под одеялом и совершенно голый. На ранах, полученных во время Порки – повязки. Кушетка вместе со мной находилась в маленькой комнатушке, отгороженной какой-то плетеной дверью.

– Ты… это, – баском передразнила девушка, – сутки уже спишь. Имя не ждёт! Вставай, ааори!

– Мне бы одеться, – смущенно ответил я.

Девушка фыркнула, указала на стул рядом с кушеткой, где сложена одежда, и вышла из комнаты. Через плетень двери я с трудом расслышал бормотание: «Какие мы стеснительные». Я быстро оделся: кожаные штаны, простая рубаха из плотной ткани – но лучше той, в которой я отправился на Порку. Через несколько мгновений, уже одетый, я вышел из комнаты. Девушка, наклонив голову, рассмотрела меня и снова фыркнула.

– Что не так? – не понял я.

– Сапоги у изножья кровати, пояс на спинке стула, – пояснила она.

Я почувствовал, как кровь приливает к щекам, но нашел в себе силы пожать плечами, улыбнуться и юркнуть назад. В этот раз девушка зашла следом и помогла одеться. Рубаху под пояс, а штаны через прорези в рубахе цепляются к поясу.

– Так, новенький, – она критически оглядела меня. – Я – Пятнадцатая, десятник.

Я вспомнил, чему нас учили, и отвесил ей полупоклон, кляня себя за невнимательность. Брошь с номером у нее на вороте отлично видна, как и кинжал на поясе – такие только десятникам полагаются.

– Оставь эту гадость с поклонами и прочим, – Пятнадцатая поморщилась. – Слушай сюда. Всякие поклоны и приседания ты выполняешь только тогда, когда требуют. В остальное время – ты солдат! Я не знаю, кто придумал все эти обращения и расшаркивания, но чтобы больше – никогда. Понял?

Я кивнул.

– Неверно! Если всё понял – бьёшь себя кулаком по левой сиське и орешь: «Да, мать твою!».

Я в точности выполнил инструкции, и Пятнадцатая начала совершенно бессовестно хохотать. Из соседней комнаты выглянул паренек постарше.

– Пятнадцатая, ты чего тут?

– Сгинь отседова, – ответила девушка, погрозив парню кулаком, но смеяться прекратила. Тот с ухмылкой исчез. – Так, а теперь серьезно. Никаких «матерей», да и прочего не нужно. Приложил кулак к левой стороне груди – показал, что всё понял.

– Ну вот и зачем ты? – не выдержал я.

– Да ты бы видел свою рожу, когда орал, – Пятнадцатая снова рассмеялась, но быстро успокоилась. – Ладно, новенький, пошли. Как тебя в школе нерожденных звали?

– Друг, – ответил я, вызвав очередной приступ смеха.

Ее привычка хохотать надо мной вызывает жгучую обиду. Но меня сейчас расстраивает всё – особенно когда я вспомнил про «друзей» и «подруг». От этих гадких мыслей стало ещё хуже.

– Друг, упасть не встать! – Пятнадцатая взяла себя в руки и покачала головой. – Сколько фантазии-то. Просто великолепно!

– Что смешного? Там таких друзей хоть попой жуй, – мне и смешно, и обидно. Веселье Пятнадцатой настолько заразительно, насколько же и вызывает досаду на собственное незнание. А девушка снова начала смеяться. Да что с ней не так? Разве можно столько смеяться?

– Как ты сказал? Хоть «попой жуй»? Восторг! – Пятнадцатая успокоилась и, будто почувствовав моё состояние, положила руку на плечо. – Отличная фраза, новенький! Не тушуйся. Я смеюсь, потому что оригинальностью имена не блещут. Нам тут тоже не очень удобно. В мой десяток только с вашего выпуска два друга прилетело, один приятель и одна подруга. И это всё твой отряд. Только мелкая девочка с нормальным прозвищем.

– И как её зовут? – поинтересовался я. – А высокая – это подруга?

– Теперь высокая – Лись, – наставительно сказала Пятнадцатая. – Есть тут рыбёха длинная и тощая такая. А мелкая как была Зенкой, так мы её и оставили. С такими-то лупёшками. Приятеля назвали Мысем – у него морда узкая, подойдёт. Друга – Пузом, где только отъел?

Мы доходим до конца коридора и ныряем в проём, за которым начинается винтовая лестница.

– Самому интересно было, – кивнул я. – А меня как назвали?

– Никак пока не назвали. Эти красавчики сразу очнулись, а тебя лекарь на ноги ставил. Где тебя так покусать успели?

– Да был бой. Я отходил последним, прикрывал. Вот и цапнули, – пояснил я, вспомнив оборону пандуса.

– Понятно, – Пятнадцатая посмотрела на меня, ткнула неожиданно меня в левую щеку пальцем, и её прикосновение отдало болью. – Всё равно ты будешь Шрамом!

Я провел рукой по щеке – и обнаружил засохшую корку крови и какие-то нити.

– Да не трогай ты! – одернула меня Пятнадцатая. – Там тебе щеку глубоко порвало, а лекарь зашил. Будет шрам длинный. Обычно шрамы у нас не появляются: целебная мазь хорошо заживляет, да и лицо мы стараемся беречь. А вот тебе сразу во время Порки поставили. Была бы мазь – всё бы затянулось без следов за день. А так – через пару дней корка слезет, и останется шрам.

– Какая мазь? Которую в школе давали? – спросил я, но Пятнадцатая махнула рукой.

– Закрываем тему. Я голодная, ты – вообще на грани истощения. Сначала еда, потом объяснения.

– А кто будет объяснять? – поинтересовался я.

– Я буду объяснять. Закончили вопросы!

Я благоразумно, надеюсь, заткнулся. Мы шли по коридору, где постоянно ходили другие ааори и промелькнул даже один мудрец. В конце коридора было ответвление и большая зала. Столы и скамьи в центре – по краям две стойки с едой. Все вновь пришедшие шли вдоль стойки, где последовательно получали блюда на свой поднос. В конце стойки сидели работники столовой и чем-то обменивались с ааори. Наверно, деньги брали?

Пятнадцатая потащила меня к одной из стоек и заняла очередь.

– Так… Всем говоришь, что тебе базовый набор! – сказала она мне. – Если что-то захочешь отдельно, я возьму.

Я кивнул. Очередь сдвинулась, и я не удержался от вопроса.

– А если не базовый брать, надо там что-то отдать? – я указал в самое начало очереди.

– Надо – деньги! Но у тебя денег нет, – ответила Пятнадцатая, удивленно на меня взглянув, – а жалование будет только через пять дней. И ты свое всё равно потратишь на снаряжение. Ещё и занимать будешь.

Я как благоразумный молодой человек последовательно на каждый вопрос работников столовой отвечал «базовый». И, надо сказать, остался доволен и базовым. После похлебки в школе нерожденных овощное рагу, кусок мяса, жидкий бульон и водянистый компот были верхом кулинарии. Ели молча. Глядя на меня, Пятнадцатая не удержалась и всучила одну из двух купленных булочек.

– Уже полтора года задаюсь вопросом, почему нас в школе не кормят, – вздохнула она. – Ешь-ешь.

Как это всё необычно звучало – «задаюсь вопросом», «жалованье». Слова были и знакомыми, и незнакомыми в то же самое время. Смысл я улавливал, но с огромным трудом. А тут ещё и сытый желудок затребовал прекратить размышления – и я вообще перестал соображать. Оценив мое состояние, Пятнадцатая потащила меня на свежий воздух.

Казармы ааори, как она объяснила мне по пути, состояли из основного корпуса, откуда мы вышли, трех складских корпусов и здания администрации. Посреди всего этого великолепия лежала спортивная площадка и плац одновременно. Хотя внутри основного корпуса были тренировочные залы – и тренировались бойцы чаще там, чем на плацу. Но тренировки были делом почти добровольным. А вот назначенные работы для всего десятка (подмести участок, порубить дрова, потаскать тяжести) – обязательными.

Покинув основной корпус, мы вышли прямо к углу строения. Налево уходили приземистые трёхэтажные бараки складских помещений. Напротив, за плацем, высилась громада административного здания с высокой остроконечной башней посередине.

Пятнадцатая потащила меня направо, где виднелись высаженные между казармой и плацем невысокие деревца, покрытые молодой листвой. Ветер трепал одежду, а мой взгляд постоянно возвращался к яркому голубому небу, по которому неторопливо плыли пушистые облака. Пятнадцатая даже вошла в моё положение и не стала сильно торопить. Вдоль всей стены под деревьями стояли скамейки. Сев на одну из них, уже нельзя было расслышать, о чём говорят на соседней. Выбрав свободную, Пятнадцатая заняла её и рукой показала мне садиться рядом. Я сел и замолчал.

– И чего ты молчишь? – поинтересовалась Пятнадцатая. – До еды же не затыкался.

Я пожал плечами. Вопросов и в самом деле было очень много, но вычленить в ворохе самое главное не получалось.

– Ладно. Давай ты просто начнешь с чего-нибудь. Что тебя вот прямо сейчас волнует? – предложила Пятнадцатая.

– Здесь всегда так холодно? – спросил я.

– Нет, – Пятнадцатая засмеялась. – Умора какая! Шрам, ты достал уже шутить.

– Я серьёзно, – возразил я, но тоже улыбнулся. Зараза всё-таки эта Пятнадцатая.

– Ладно, сейчас зима, – ответила девушка. – Потом будет весна, станет тепло-тепло! А потом настанет лето – и станет очень-очень жарко. А осенью снова станет прохладнее, и пойдут дожди. Может быть, к середине зимы выпадет снег. Но потом снова полезет зелень. Здесь тепло. Знакомые говорили, что на севере, за горами, снег лежит по полгода.

– А на юге?

– А на юге – Дикие Земли, – посерьезнела Пятнадцатая. – Когда станем нори, сможем туда отправиться. Там люди не живут, а погода чудит. Обычно там совсем жарко, но бывает, и снег неожиданно пойдет, и ливень обрушится. Те, кто проходил Дикие Земли насквозь, говорили, что потом снова станет как здесь, а потом – холодно. Но это легенды. Никто не ходит так далеко уже много веков.

– А что там вообще делать?

– Как что? Выполнять нашу цель – сдерживать тварей темных и зимних. Воевать с ними, добывать ценные ингредиенты. Ради этого нас приводят в этот мир, Шрам.

– То есть, мы как… как невольники? Кто мы вообще?

– Знаешь, вот мой первый совет, – Пятнадцатая заговорила тише. – Ты сейчас в голове вырвал понимание: так, как здесь, быть не должно. Так?

– Так, – согласился я.

– Так вот, забудь, – Пятнадцатая ответила жестко. – По-другому никак нет, ясно? А за особо активные доказательства обратного живо окажешься у мудрецов карающих.

– А кто это?

– Это особые мудрецы, которые следят за такими, как мы, – Пятнадцатая поморщилась. – Они нормальные, но их задача искать среди нас тех, кто помнит.

– А помнить – нельзя, – утвердительно сказал я. – И если мне что-то кажется, то это и означает помнить, да?

– Да, поэтому не стоит распространяться о таких вещах, – Пятнадцатая кивнула. – Ты умный, понимаешь.

– Почему ты так думаешь? – удивился я.

– Ты сегодня не признался, что знаешь про деньги, – Пятнадцатая усмехнулась. – Не было ещё ни одного ааори, который бы не знал про деньги. Знаешь, почему? Потому что это знания, которые закладывается в нас ещё нерожденных. В самом начале… Ну ты же знаешь язык, узнаёшь слова и смысл этих слов…

– Как мы вообще появились? – спросил я волнующий вопрос.

– Ну… тонкостей процесса я не знаю, но наши души подселяют в тела, как-то так, – ответила Пятнадцатая. – Души наши прокляты и отправлялись в Землю Боли, а мудрецы их перехватили и дали нам второй шанс. Но только тем, чьи души уже не помнят старую жизнь. Если помнят, то отправляются дальше.

Я вспомнил мертвую девушку из своего первого дня. Видимо, что-то промелькнуло на лице. Пятнадцатая посмотрела с подозрением, и я поспешил пояснить.

– Видел я, как они это делают.

– Ну да, многие видели, – кивнула Пятнадцатая. – Слушай, вся наша жизнь – это преодоление. Знаешь, сколько вас было в школе?

– Нас было 1350, – ответил я.

– Нет, в школе постоянно учится около 13500 нерожденных, – возразила Пятнадцатая и, увидев мое удивление, улыбнулась. – Местные делят весь год на 9 месяцев и один, ну… Можно сказать – тоже месяц. Итого десять. На каждый месяц готовится выпуск. Через пятьдесят дней новый выпуск выйдет из школы и отправится на Порку. И каждый месяц мы получаем пополнение в 100–150 ааори.

В месяце 50 дней? Я вот думал, что тридцать или сорок, но никак не больше. Удивление мне удалось скрыть – и этот факт меня очень порадовал. Мои эмоции Пятнадцатая считывала с лица легко. И только потом до меня дошёл весь смысл сказанного.

– Постой… Порку проходит только один из десяти нерожденных?

– Ага, – Пятнадцатая кивнула, – но для тебя и для меня есть только 100–150 ааори. А всё, что до – это ещё до рождения, понимаешь?

– Но мы вышли всемером, а добралось пятеро! – возразил я.

– А то я не в курсе, – Пятнадцатая хмыкнула. – Вообще-то вас было шестнадцать. Потом был бунт – часть погибла, часть ушла. Из восьмерых, Шрам, дошло только пятеро. Я всех новичков очень хорошо опросила по поводу Порки. Поэтому у тебя ничего и не спрашиваю. Я знаю и про тех, кто не признал вашего старшего, и про вашего старшего кое-что узнала. Я даже успела проверить – выжили ли те, кто его убил.

– И как?

– Не выжили, – ответила Пятнадцатая. – Я знаю, как ты всех повел за собой. Я знаю даже всю историю с твоими приятелями из школы.

– Её даже я не знаю, – невесело усмехнулся я.

– А я тебе расскажу! – пообещала Пятнадцатая.

– Не стоит. Не хочу знать.

– Не хочешь, а надо. Это полезная и поучительная история, которая неоднократно поможет тебе в будущем, – девушка вдруг стала очень жесткой и очень серьезной. – Все видели, что тебе твоя подруга нравилась. А она просто тобой пользовалась. Она точно поняла, что с тобой безопаснее, она получала от тебя помощь. Помнишь, как ты её подкармливал, когда она простудилась?

– Да лучше бы не помнил, – я покачал головой.

Подруга заболела где-то в середине учебы. Кашель, озноб, слабость. Многие болели, но она – заболела очень сильно. После такого не все выживали. Но на занятия надо ходить. Чтобы хоть как-то поддержать её, пришлось отдавать часть еды. В итоге она поправилась, а я ослаб и заболел. Мне никто не помог.

– Хорошо, что ты понимаешь, как с тобой поступили, но помнить это – очень важно! – кивнула Пятнадцатая. – Все твои приятели тобой просто пользовались. Даже этот Мысь. Как только ты не стал одним из главных – он тебя начал просто презирать. И до сих пор презирает. Та ещё падла.

– Зачем им это всё было нужно? Неужели только потому, что я мог быть старшим на Порке? – я искренне не понимал причину.

– Поэтому тоже, – Пятнадцатая кивнула. – Но больше потому, что, если в школе станешь старшим, сможешь и тут до номерного дорасти, став ааори. Вот как я. Они видели, что ты особо не общаешься ни с кем, и тебе ничего не рассказывали. Номерными могут стать все старшие, которые вели отряд в Порку. Остальные – только нори. Во всяком случае, они так думали. На самом деле, всё не совсем так… Но да, старшему легче стать номерным. Вообще-то Мысь рассказал, что твой Дружище с Подругой уже вовсю рассчитывали тебя убить во время Порки.

– Что? – не поверил я. – Ещё там, в школе?

– Там-там, – ответила Пятнадцатая и усмехнулась. – Ты был совсем необщительным… Твоя подругахотела сама стать старшей и даже не скрывала своего желания. При поддержке твоих же приятелей – она бы тебя убила с милой улыбкой. Но был и запасной вариант. Знаешь, когда появился?

– Нет, – я покачал головой и скрипнул зубами, – но догадываюсь. Сероглазый и был запасным вариантом. Значит, дней за 50 до Порки. Но откуда они знали?

– Молодец, – похвалила Пятнадцатая. – Наблюдательный – это хорошо. А знали они, потому что твоя подружка подслушивала разговоры мастеров. Её место тренировки было рядом со столом учителя по бою. И она всё рассказывала другим. Но не тебе.

– Мне не рассказывала, я спрашивал, – невесело подтвердил я.

– А Бледному – рассказывала, – ответила девушка. – Теперь этого сероглазого так называют. И твоим приятелям всё рассказывала, и другим ааори – рассказывала. Ты один был такой простак, который ничего не знал. А подруга твоя уже нашла нового покровителя. Твоя Злата уже давно перекинулась к Четырнадцатому в подружки. В первый же день.

– Подружки? – не понял я.

– Трахается она с ним, – жестко пояснила Пятнадцатая. – Они уединяются ночью… Ну… он её жарит… Понял?

Я только плечами передернул от такой прямоты.

– Шрам, вижу, что противно, но хочу закончить, – продолжила Пятнадцатая. – Злата – дура. У Четырнадцатого уже было пять девушек. Он уже шесть лет ходит получать имя и возвращается с добычей и парой ближайших помощников. Впрочем, она та ещё тварь – может, и сама его шлепнет. Не суть, просто пойми: люди бывают разные. Но, фактически, мы с тобой ещё не полноправные люди. Люди – это нори. А мы так – плесень. У нас прав, как у местных детей.

– Не густо, – хмыкнул я. – И всё равно, спасибо, что рассказала. Хоть и неприятно.

– Не за что, – Пятнадцатая засмеялась. – Таких, как твои друзья и этот Бледный, тут много. Не верь никому. Мысю тоже не верь. Мысь у нас долго не задержится. Мой десяток держится на взаимовыручке. Всех, кого это не устраивало – я перевела. И ты можешь стать новым Пятнадцатым, если я получу имя.

– Но я не был старшим, – возразил я.

– Был. Ты привёл свой десяток, – возразила Пятнадцатая. – Поэтому тебя учу я, а не кто-то из других бойцов. Я могла свалить всё на зама – Хохо. Это я не к тому, чтобы ты гордился. Гордиться тебе нечем. Это я к тому, чтобы ты понимал, какие люди могут оказаться рядом. И не верил никому.

– А тебе?

– И мне не верь! Никому не верь. Потому что из ааори в нори тоже переходит только четверть. А все хотят стать нори – и ради этого идут по головам. Понял?

Я кивнул и приложил кулак к груди. Что тут можно было сказать? Ничего. Было больно и обидно. Пятнадцатая права – гордиться мне нечем. Но есть о чём подумать.

– Ладно, не будь таким хмурым. Тебе не идёт, – девушка засмеялась. – Не заморачивайся. Хорошие люди часто в таких ситуациях оказываются. А ты хороший парень. Пойдём. Покажу тебе, что тут и как у нас устроено. А завтра расскажу что-нибудь ещё интересное.