Текст книги "Безымянные слуги (СИ)"

Автор книги: Лео Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

Глава 8

Ладна пришла в себя на третий день. Лекарь в казарме сделал свою работу, срастил все раны, убрал воспаление, вывел яды. Помогла и вовремя нанесенная мазь, и мудрец из форта на кладбище. Девушка уверенно пошла на поправку. Мои раны – все, кроме шрама – затянулись за сутки. Но эти два дня были сложными, потому что тренировки отменились. Пятнадцатая продолжала оставаться хмурой, неразговорчивой и сторонилась общения. Весь десяток ходил пришибленный и хмурый. Один Хохо за всех старался, но получалось из рук вон плохо.

На очередном подметании дорожек я не выдержал и решил расспросить Кривого про странное поведение Пятнадцатой. Благо нам выпало работать в паре. Решив зайти издалека, начал разговор на отвлеченную тему. Ну… как умел:

– Кривой…

– Шрам? – не остался тот в долгу.

– Что с Пятнадцатой происходит?

– У неё и спроси, – парень пожал плечами.

– Спрошу. И даже запомню ответ, если останусь жив, – согласился я, – но ты с ней уже давно знаком.

– Ну я только знаком, – Кривой помотал головой. – Душу она мне не раскрывает.

– Ладно.

Быстрый и полезный диалог. Похожие диалоги состоялись у меня с Ножом и Хохо. Конечно же, Нож раскрыл мне больше всех – красноречиво махнул рукой и поморщился. К очнувшейся Ладне сходили все вместе. Ветераны отряда ещё забегали к ней каждый по отдельности, но я не слишком хорошо её знал, чтобы себе такое позволить. Да и совесть не позволяла расспрашивать раненую девушку. Оставалось только попробовать поговорить с Пятнадцатой, но её попробуй поймай. А нужно ещё самому быть в настроении – и чтобы рядом никого не было. Ещё три дня прошли во взаимном отчуждении. А вечером пятого дня ко мне пришла Ладна.

– Привет, – сказала она, когда я открыл на стук в дверь.

– Тебе точно уже можно ходить? – уточнил я, посторонившись и скинув со стула стопку одежды. Ладна скептически посмотрела на стул и уселась на мою кровать. – Как ты себя чувствуешь?

– Лучше, – девушка улыбнулась. – Я хотела сказать спасибо.

– Ага, – я кивнул, смутившись. – Ну… я же не один был…

Ладна засмеялась, но быстро прекратила, поморщившись.

– А Пятнадцатая права – ты смешной, – сказала она. – Если честно, пока ты там дрался, я больше никого и не видела.

– Ну та же Пятнадцатая пыталась прорваться. Кто-то копье кинул. Каждый раз мурло отвлекали, – поспешил оправдать ребят я.

– Скромняга ты, Шрам, – девушка погрозила мне пальцем, – а вот и зря. Ты правда меня спас. Заметил, когда эта тварь меня в первый раз потащила… не дал ей сделать это снова. Да и вообще… ты смог её убить!

– Это не я – это моё копьё! – возмутился я, и Ладна не удержалась от смешка.

– Ты так и будешь юлить?

– Ага!

– Хорошо.

Девушка поднялась с кровати, сделала шаг к двери и внезапно оказалась прямо напротив меня, обхватив шею руками. От короткого поцелуя я сомлел. Тело хотело продолжения. Но вообще я был занят тем, чтобы не выдать этих своих желаний, поэтому даже и не помышлял вырваться.

– Всё равно спасибо. И ещё… Шрам, поговори с Пятнадцатой?

– Э…

– С ней уже все говорили, но никто её не смог убедить. Она винит во всем себя.

– Ладна, подожди, – я решительно снял руки девушки с шеи, но отпускать ладони не стал. – А почему она так думает?

– Ну, ей не очень везет в последнее время, – сказала Ладна. – Нет… Ей ужасающе не везет!

– И? – подумал я о самом неприятном, учитывая моих «друзей» в школе.

– Попадает в неприятные ситуации, втягивает в них своих соратников по десятку. Она и про прошлый десяток считает, что сработало её невезение, а весь десяток попал под раздачу.

«Слава богам! Не та причина!» – промелькнула мысль в голове.

– Поговоришь? – не отставала Ладна.

– Второй день пытаюсь, – честно признался я. – Бегает она от нас.

– Знаю, – девушка кивнула и снова меня обняла. И только в этот момент я понял, что руками держу пустоту.

«Да как она это делает, а?».

– Шрам, она очень хорошо к тебе относится, – сказала Ладна. – Поговори, пожалуйста.

Девушка отстранилась и направилась к двери.

– Мне свои драные шмотки весь отряд уже притащил, – сказала она на пороге. – Так что и ты не стесняйся. Тебе – ремонт бесплатный, пока я тебе жизнь не спасу.

Я вышел следом спустя минуту[3 в разделе " Сноски и примечания"] и отправился на улицу. Настроение испортилось окончательно, а идей о том, как поговорить с Пятнадцатой, не было. Чувствовал я себя самым последним дураком.

Но дуракам везёт. Мне повезло на следующий день. После ужина я столкнулся с Пятнадцатой на лестнице. На хорошей лестнице. На винтовой лестнице. На узкой лестнице. Наши пути по внутреннему кругу пересеклись. Я спускался, Пятнадцатая поднималась – и заметили мы друг друга в последний момент. Пятнадцатая отступила к стене, желая меня пропустить, но наши желания совпали. Они ещё дважды совпали, прежде чем до меня дошло, что ситуацию нужно использовать. Жаль только наши желания не всегда совпадают с возможностями. Я вот собирался прямо её спросить – что это с ней такое происходит, но получилось совсем другое.

– Привет.

– Привет, Шрам, – Пятнадцатая слабо улыбнулась и начала меня обходить. Всё – провал.

В голове замелькали возможные фразы для продолжения разговора. Все они были подвергнуты моей суровой критике, а потом в голове образовалась полная и непроницаемая пустота. А Пятнадцатая уже начала подъём дальше.

– Да пошло оно всё, – в сердцах высказал я. – Как можно поговорить с человеком, если «привет» – вершина моих мыслей?

– Попробуй больше думать, – язвительно прокомментировала Пятнадцатая через плечо.

– Помнишь, с чего я начал? – бросил я вслед.

– С «привет»! – ответила Пятнадцатая, скрываясь за витком лестницы.

– Ну вот… тогда я думал, – сказал я пустой лестнице уже тише, – а вот когда не думал, ты хотя бы слушала…

По пути на улицу я думал только об одном: я – дно. Дно со всех сторон. Полное и непробиваемое дно. Меня не радовало яркое весеннее солнце, не утешало глубокое голубое небо. Не бодрила ненависть в глазах Четырнадцатого. Не радовала самая удаленная от входа лавочка, на которой можно бессовестно полежать и попытаться почувствовать себя и мудрость вокруг. Полежать, правда, как оказалось – нельзя. Мои ноги бесцеремонно спихнула Пятнадцатая.

– Ну давай, говори, – сказала она, садясь рядом.

– Не буду, – ответил я.

– Как так? – насмешливо уточнила десятник, – На лестнице хотел поговорить, а теперь передумал?

– Да, – согласился я.

– Это неправильно, Шрам, – Пятнадцатая поджала губы. – Я ради этого через всю казарму за тобой шла.

– Правильно, – не согласился я, пытаясь поймать ускользающую мысль… Нет! Не мысль – аналогию!

– Кто тебе такое сказал? – Пятнадцатая даже бровь изогнула.

– Никто не говорил.

– Тогда с чего ты это решил?

– А мне моя наставница показала, что так можно, – аналогию я поймал и мысль тоже. – Пятнадцатой зовут. Планы строила, обещала… А потом – взяла и передумала!

Пятнадцатая молча поднялась и пошла в казарму.

– И знаешь, – не унимался я. – Мне нравится. Так – проще. Пошло оно всё!

Девушка резко обернулась и двинула мне ногой в грудь. А когда я вылез из-за лавочки, она всё ещё стояла и злобно смотрела на меня: губы сжаты в тонкую линию, крылья носа раздулись. Я, потирая место удара, решил идти до конца:

– Пошли бы все эти тренировки!..

Как оказалось, удар руками у Пятнадцатой поставлен был не хуже, чем ногами. Теперь у меня болела скула и кровоточил шрам.

– Пошли бы эти планы на Пу…!

Я согнулся от удара в живот и только потом смог продолжить.

– …Щу!

– Шрам, не зли меня! – процедила десятник.

– Пошло бы это единство в десятке! – зло процедил я, ловя ладонями сначала один кулак Пятнадцатой, потом второй. Теперь у меня болели ещё и ладони, но запястья десятника были надежно схвачены, а использовать ноги против меня ей мешала лавочка. Девушка попыталась вырвать руки, но я не отпускал. Наоборот, притянул ещё ближе. – Потому что без десятника нет у нас никакого единства. И не будет!

Кулаки её я отпустил и, ожидая очередной оплеухи, опустил глаза вниз. А когда понял, что бить меня не станут, и поднял взгляд – Пятнадцатая уже была далеко.

– И ты тоже пошла бы, куда подальше, – сказал я тихо, стирая кровь рукавом. Да заживёт этот шрам когда-нибудь или нет? Прозвище есть, а вместо шрама – незаживающая рана.

Следующие два дня нам пришлось работать в две смены, потому что Пятнадцатая объявила поход на рынок. А вечером мне выдали первое жалование ааори. Вот только радости у меня по этому поводу не было. Пятнадцатая со мной не разговаривала и даже не смотрела в мою сторону. Но зато пообещала возобновление тренировок.

Вечером я отправился с порванными вещами к Ладне. Она жила в противоположной стороне казармы в так называемых «особых комнатах». Таких комнат было немного на каждом этаже, и получить случайно их было нельзя – только арендовать. Сумма была небольшая, но даже 10 ули в месяц себе мог позволить далеко не каждый. Комната была просторнее, удобнее – и даже имела запор на двери. Моя плетёная дверка никаких запоров не имела.

На стук Ладна открыла сразу и посторонилась, приглашающе кивнув головой.

– У тебя дни решимости наступили? – спросила она, закрыв дверь.

– О чём это ты? – не понял я.

– Ну, ты решился зайти ко мне с вещами! – пояснила Ладна, улыбаясь.

– А-а-а, ну если меня возьмут на рынок, я хотя бы в чистом и целом пойду, – пояснил я и сразу уточнил: – Если, конечно, ты успеешь.

– За день? Успею, – успокоила меня Ладна. – А почему тебя не должны взять на рынок? Только потому, что ты во вчерашний день решимости как настоящий герой высказал что-то нашему суровому десятнику?

«Кажется, надо мной издеваются», – догадался я, заметив, что Ладна уже смеется. Настроение стало ещё хуже.

– Так, я тогда пойду. Спасибо…

– Да стой ты, – не переставая смеяться, Ладна преградила мне дорогу, а попытки обойти пресекла объятиями. Очень-очень тесными объятиями. Мне стало жарко.

– Тебе никто не говорил, что девушки падки на героев? – промурлыкала она мне на ухо, которое спустя секунду слегка прикусила. – Ты же продержался весь «третий день», да? Ну вот и не спеши уходить…

За эту ночь я вспомнил, что простые движения, которые вспомнили в школе все нерождённые – это только вершина айсберга в подобных занятиях. А если подойти к процессу с фантазией, да ещё и помноженной на опыт, то можно вообще не спать. У Ладны и с опытом, и с фантазией всё было прекрасно. Уснули мы очень и очень поздно.

Ладна выпихнула меня из комнаты ещё до гонга. Сначала она ещё каким-то чудом проснулась сама, разбудила меня, заставила одеться – и только потом спровадила в коридор. Досыпать у себя в комнате оставшиеся полчаса я так и не решился. Поэтому просто отправился на улицу дожидаться построения. Мне было о чём подумать.

Оказывается, вонючая жидкость, в которой купают каждый день в школе нерожденных – это та ещё дрянь. Она успешно глушила порывы молодых организмов, удаляла растительность и выводила возможных паразитов. Но попутно она ещё и делала нас стерильными. Не навсегда, но лет на пять – точно. А вот когда в жидкости купаться переставали – начинался «откат». Сначала возвращалось влечение к противоположному полу и бодрость. Затем начинали расти волосы. У меня расти начали пока только на голове, но это – пока.

Завести детей тоже со временем будет можно. Но как? Я уже давно по оговоркам понял, что ни ааори, ни нори стараются постоянных пар не заводить. Слишком высока смертность до того момента, пока не «искупишь свои прегрешения». Это там, получив имя и прощение, можно задуматься о семье и детях. А если детей не заводить – то зачем семья? Временные союзы среди ааори – и одиночество среди нори. Почему? Потому что многие нори шли к этому статусу лет по пять, и они просто боятся, что стерильность уже пропала. Есть те даже, кто заново проходит стерилизацию. А есть те, кто тратит немалые деньги на контрацепцию алхимией (а другой – нет), но большинство просто рвётся в вэри, чтобы получить свободу.

С Ладной мы были вместе всего на одну ночь – девушка сама мне об этом сказала. Если и окажемся ещё когда-нибудь вместе, то уж точно не завтра и не послезавтра. Отчасти она воспользовалась мной, а я – ей. Память подсказывала, что так не очень правильно – но поделать я всё равно ничего не мог. Я и сам не рвался – а вдруг привыкну, полюблю? Опять же, мысль о том, что в одну девушку я уже влюбился – ещё в школе нерожденных – а она меня предала, не позволяла мне доверять подобным отношениям.

А ещё мне очень нужно было увидеть себя и эту проклятую мудрость. Сражение с мурлом достаточно хорошо показало, что будет, если мне придется встретиться с другими тварями мудрости. Даже случайное столкновение со слабой нежитью чуть не обернулось катастрофой. Моя драка с мурлом больше напоминала возню в грязи, чем бой. Оно хотело сожрать Ладну, поэтому меня даже не пыталось поначалу бить. А что если бы сразу после первого оглушения эта тварь взялась за меня? Ответ был очевиден – я остался бы на кладбище. И я, и Ладна, и другие ребята. Потому что Пятнадцатая всё-таки добилась того, что своих мы не бросаем.

Гонг прозвучал неожиданно – я увлёкся собственными мыслями и перестал следить за тем, что происходит вокруг. Это тоже плохо, но мне очень нужно было подумать и разложить всё по полочкам. Тем более Пятнадцатая мне в этот раз не помешает, раз она обижена. Но теперь на медитацию у меня осталось совсем мало времени.

Оставшийся день тянулся непередаваемо долго. Наш десяток был брошен на одну из самых неприятных работ – расчистку отхожего места. Я не брезгливый, но эта та ещё работенка. А мстительная Пятнадцатая определила меня в «виночерпии» – как называли это ааори. Я стоял над ямой, получал ведра, зачёрпывал и передавал остальным. Все остальные скоренько бежали до свежевскопанной ямы и выливали всё туда.

Но я – хороший боец, ага! Держался и не роптал. Ну хочет десятник на меня дуться – это её проблемы. Пусть сначала найдёт, в чём я был не прав.

– Как ты там, великолепный говночерпий? – смеясь, спросил Хохо, подбегая к краю ямы и протягивая мне ведро.

– Стоек! – сказал я и закашлялся. – Главное, теряя сознание, не падать туда!

И я пафосно ткнул пальцем в яму.

– Захлебнуться в дерьме, что может быть хуже? – скривился подошедший Нож.

– Выжить после этого? – предположил я, отдавая ведро Хохо и принимая ведро Ножа.

И вот так полдня. Единственный, кто надо мной не подшучивал – была Пятнадцатая. Она была серьезна и сосредоточена, как будто ничего важнее в жизни ей делать не приходилось. Последнее ведро я мстительно наполнил ей до самых краев и, передавая, состроил вредную рожу. И конечно же – сам на себя и пролил.

Перед обедом пришлось отправиться в термы. Одежду я сменить не мог, просто потому что было не на что. Так что есть я пошел в последние полчаса перед закрытием, когда в столовой уже никого почти и не было. А те, кто был – старались держать от меня дистанцию. Гады брезгливые!

После обеда пытка продолжилась. Вообще-то даже самые отмороженные десятники дважды одного и того же бойца на «виночерпия» не ставили – это Хохо сказал, но Пятнадцатая его только строгим взглядом смерила. К концу дня меня уже мутило так, что поужинать я не смог. От остатков обеда мой желудок избавился, как только я вылез из ямы. Идти я тоже не мог – и без сил опустился на траву неподалеку. К счастью, через некоторое время за мной пришли Ладна, Кривой и Хохо.

– Вот он! – увидев меня, обрадовался Кривой.

– Шрам, ты живой? – Ладна подбежала ко мне.

– Да куда я денусь? – спросил я. – Мутит, конечно…

– Конечно, мутит. Любого мутило бы, – Хохо вытащил из-за пояса пузырек. – Держи, персонально от лекаря. Пей до дна.

– Я не смогу. Меня вырвет, – честно признался я.

– Ну, тогда подготовься и пей, – Хохо вздохнул, пристраиваясь рядом. – Вот что ты ей наговорил, что она на тебя так взъелась?

– Правду, – долго рассказывать я не хотел и не мог. В горле першило, глаза болели от яркого света, да и тошнота ещё не отпустила. Лишнее слово было пыткой.

– Худший вариант, – заметил Кривой.

– Дура гордая, – буркнула Ладна.

Через несколько минут я всё-таки смог влить в себя содержимое пузырька и удержать в себе. Ещё через двадцать минут дошел до термов, где долго и с наслаждением мылся, стирал одежду и сох. Чистую, сухую и заштопанную одежду мне потом занес Хохо. А вот выспаться мне не удалось – в своей комнате я потерял сознание и полночи провалялся на полу.

Глава 9

Утром меня знобило, болела голова, а голос стал сиплым. Общая слабость была такой, что я даже на построение дополз с немалым трудом. Я держался и делал вид, что здоров. Даже думал пойти на завтрак, но к концу построения меня трясло, а пот, несмотря на озноб, градом катился по лицу. Моё состояние заметили. Пятнадцатая как-то странно посмотрела и пошла в администрацию, а Хохо подрядил Ножа и Хитрого довести меня до комнаты. Дошел я сам, но за сопровождение был благодарен. Уже у себя в комнате я улёгся на кровать, накрылся одеялом и практически мгновенно уснул.

Сквозь горячечный бред мне виделись ребята из десятка: Пятнадцатая, которая что-то выговаривала мне и требовала выпить пузырек, Ладна, сидевшая у кровати, Хохо, говоривший, чтобы я не волновался и что на рынок мы пойдем позже. Стоило открыть глаза – и в ушах слышалось назойливое жужжание, а комната плыла в такт сердцебиению. Под вечер бред достиг своего пика – я видел Пузо, читавшего книгу рядом с моей кроватью. Мечтательно смотрящего на звезды Ножа, а под утро мне приснилось, что ко мне пришла Пятнадцатая, лежит рядом и обнимает.

Утром я проснулся весь мокрый от пота и слабый, но, по ощущениям, здоровый. На стуле сидела Зенка и дремала. На столе лежал приличных размеров кусок хлеба и кружка с водой. Стоило мне пошевелиться, как девушка открыла глаза.

– Проснулся? – сонно спросила она.

– Да, сколько… сколько?

– Вчера утром уснул, так и бредил весь день, – ответила Зенка. – Как твое самочувствие?

– Лучше… гораздо лучше.

– Ну я тогда пойду посплю, – сказала она, – а то меня под утро подняли и отправили с тобой посидеть.

– Вы что, у меня тут дежурили? – не понял я.

– Ага, Пятнадцатая ходила к лекарю. Сказала, чтобы следили за состоянием. Если станет хуже – чтобы тащили в лекарню.

– Ясно, спасибо, – я не нашелся, что ещё спросить. Хотя вот ничего мне не было ясно: Пятнадцатая обо мне позаботилась? Вредная, гордая и самовлюбленная?

– Всё, я пошла, – Зенка поднялась со стула и пошла к двери, на ходу раздавая ценные указания. – Ты поешь. Мы вчера полдня работали, а рынок на день перенесли. До гонга ещё час есть – можешь даже вздремнуть. Если на построение не сможешь – подползи к кому-нибудь из наших.

– Смогу. Спасибо, Зенка, иди уже спать.

– Ага. Я пошла.

Девушка скрылась за дверью, а я сел на кровати – ну, конечно, кто-то меня все-таки раздел. Впрочем, если бы не раздели, я всё равно остался бы недоволен. Закутавшись в одеяло, я съел хлеб, выпил содержимое кружки (это оказался компот, а не вода) и, чувствуя тяжесть в желудке, задремал. А с гонгом ко мне зашла Пятнадцатая. Поскольку она решила постучаться, я ожидал кого угодно, но только не её – обычно десятник заходила ко мне без стука и стеснения, к чему я уже привык.

– Ты пришел в себя? – спросила она, помолчав и глядя, как я одеваюсь.

– Пришел.

Я заставил себя посмотреть в глаза Пятнадцатой спокойно, хотя слов у меня было в этот раз много. Ну да, память даже услужливо подсказала, что «дурное дело – нехитрое». Наговорить гадости я могу, только это будут именно гадости.

– А ты? – это я гадостью не считал.

К счастью, Пятнадцатая тоже не считала. Она улыбнулась и кивнула.

– Пойдешь на рынок? Я смогла перенести на день.

– Побегу, – не то что бы мне хотелось идти на рынок. Я бы ещё пару дней отлежался, но ей-то будет приятно.

Пятнадцатая продолжала стоять, молча глядя на меня. Судя по всему, решила проследить, как я дойду. Ну а то, что ей надо следить за построением всего десятка – в этот раз принесла на алтарь совести.

– Беги на построение, – не выдержал я. – Я туда ещё долго буду ползти, а тебе там первой надо быть.

Облегчение на лице десятника можно было заметить даже с закрытыми глазами. Она хлопнула меня по плечу и вылетела из комнаты. А я с чистой совестью мученика за правое дело пришёл на построение в самый последний момент.

– У нас есть 600 ули, 4 более или менее одетых бойца… и 6 почти голых, – мы сидели в очередном классе, а Пятнадцатая расхаживала перед нами. – Я бы с удовольствием выделила бы по сотне ули на каждого неодетого, но надо всех усилить. Есть ещё месячное жалование…

Разочарованное «уууу!» пронеслось по нашему десятку.

– … и в него тоже придётся залезть! – грозно закончила девушка.

Мне было в этом вопросе легче, потому что я с самого начала знал, что грозит моему первому жалованию. Собственно, из всего десятка только я и Кривой не поддержали разочарованных выкриков.

– Зря, девочки-мальчики, – вставил своё веское слово Кривой. – В Пуще будет страшная бойня – там год никто не чистил лес. Это не по городу ходить и не кладбище топтать. В Пуще всё будет серьезно.

– Спасибо! – кивнула ему Пятнадцатая. – Я тоже думаю, что там будет плохо. Ребята, правда, лучше сейчас расстаться с частью жалования, чем остаться в Пуще. Даже если мы там и не возьмем большую добычу – но будем живы… Это ведь важно!

– Ну так-то да, – кивнул Нож. Мне показалось, он хотел сказать что-то ещё, но промолчал.

– Давайте сегодня на рынке вооружимся нормально, – продолжила десятник. – Чтобы нормальная защита и на руки, и на ноги была. И копья всем возьмём хорошие. И хороший кинжал или пехотный меч Ножу возьмём. Я…

Пятнадцатая мельком взглянула на меня.

– Я всё ещё очень надеюсь взять добычу и вывести в нори как можно больше, – она замолчала, собираясь с силами, и продолжила. – Но может быть и так, что нам не повезет. Мы снова останемся ааори. Но мы сможем тогда перейти всем десятком в нори на следующий год – или осенью. Главное – протянуть эти полгода, да?

– Я жадная, но я согласна! Особенно на защиту ног! – поспешно согласилась Ладна, вызвав дружный хохот. – Ноги – это важно!

– Тогда сейчас мы все идём, берём своё жалованье и приходим к администрации. И одеваемся почище, всё-таки в город выходим, – распорядилась Пятнадцатая, определив, что весь десяток согласен с её позицией. – Время на сборы – час!

Мы встали и пошли в казарму. Девушки побежали, а я – побрёл. Голова слегка побаливала, чувствовалась лёгкая слабость. Завтрак сегодня был мною съеден в двойном размере. Я даже денег не пожалел. Так что теперь хотелось спать, и совсем не хотелось никуда идти. Пятнадцатая дождалась меня и пристроилась рядом, приноравливаясь к темпу. После минутного молчания я решил его прервать.

– Надо было горошину продать. Сейчас бы денег на все хватило.

– Нет, – Пятнадцатая покачала головой. – Ты не понимаешь просто…

– Почему? Понимаю, – возразил я. – Я её съел и не почувствовал никаких изменений. А если бы мы её сдали – то я бы изменения почувствовал. Несколько сотен ули, как-никак.

– Ну ладно, – покладисто согласилась Пятнадцатая и опять замолчала.

Мы прошли в тишине ещё шагов сто, и я снова решил прервать молчание.

– Пятнадцатая…

– Шрам, чтоб тебя! – взорвалась девушка. – Я иду и пытаюсь придумать, как сказать тебе спасибо и извиниться. А ты мне сосредоточиться не даёшь.

– Ну всё, сказала уже, – я улыбнулся.

– Шрам, ты достал уже, – Пятнадцатая засмеялась. – Надо же быть серьёзнее, да?

В её голосе было столько надежды, что я не смог её разочаровать. Признался, что да – надо бы. И в знак серьезности её извинений и благодарностей потребовал открыть самую её страшную тайну. В ответ получил шутливый подзатыльник и лишился компании. Сам виноват.

Выдвинулись на рынок мы пешком. Ветераны и Пятнадцатая тащили на себе мешки со снаряжением. К счастью, до рыночной площади идти было недалеко, и никто не спешил – мне удалось приноровиться к скорости отряда. Выход в город оказался той ещё задачей. Мы шли группой, а вокруг были – только аори. Каждый мог обратиться к нам, а мы обязаны были соблюдать правила поведения: кланяться подобающим образом, пялиться в землю и помогать. Меня лично успокаивало только то, что я помнил мурло с кладбища – и, если попадался особо противный местный, представлял, как это самое мурло утягивает его под землю.

Удивительно, но особой популярностью мы пользовались почему-то у пожилых людей, которые считали, что нам некуда торопиться. Одна старушка 20 минут вещала нам о том, как в её времена было хорошо, а в эти – плохо. А мы даже не могли развернуться и уйти. Спас нас какой-то мужчина, отвлекший её разговором, и мы с благодарностью сбежали. Всё время выхода Пятнадцатая была напряжена как струна, и это можно было понять. В конце концов, именно она несла за нас ответственность в этом нелёгком походе за три квартала.

В целом всё прошло без происшествий: до рынка мы добрались, никого не оскорбив, не задев и не обидев. Пятнадцатая привела нас к одному из нарядных павильонов, на которые я смотрел из повозки, и нырнула в боковую дверцу.

– Всё, можно чуть-чуть выдохнуть, – сказала она, когда мы оказались внутри и освободили проход. Впереди шёл широкий коридор длиной во весь павильон. Точнее, это был проход, потому что потолка не было – от яркого солнца и неба нас ничего не защищало. Зато по обеим сторонам прохода на два этажа шли лавки торговцев.

– Это павильон вэри? – уточнил Хохо.

– Да, местные сюда почти не ходят, – подтвердила Пятнадцатая. – А вэри всех этих расшаркиваний не требуют. Разве что сильно не в духе окажутся.

– Я думала, что эту старушку удавлю, – тихо проговорила Зенка, вызвав смешки.

– Тихо ты, – оборвала её Пятнадцатая. – Никогда не говори такого на людях. Ну что, пошли за покупками?

И мы пошли. Бывшие вэри и в самом деле относились к нам иначе. Они нас воспринимали как детей. Да, детей подросших, на которых взвалили ответственность. Детей, у которых нет родителей, а глаза горят не на сладости и игрушки, а на опасное взрослое оружие. Детей, за плечами которых хранился опыт ещё одной жизни. Но всё-таки – детей. И поэтому нам помогали с выбором и покупкой, а не с искуплением неизвестных грехов, за которые наши души отправлены были в Земли Боли.

Приценивались мы долго. Чтобы никого не обделить, Пятнадцатая и Хохо пытались просчитать набор оружия, которого хватило бы на всех. Отдельно взяли меч для Ножа и боевой топор для Кривого. Оставшиеся 500 ули стали использовать в расчетах. Сложность подсчётов состояла в том, что на свою добычу мы могли купить снаряжение лучше, чем у ветеранов нашего десятка, а уже имевшееся – можно было продать. Разве что у Пятнадцатой ничего не нужно было менять.

А ещё у Пятнадцатой в голове были свои расчеты и предпочтения, которые нередко оказывались просто непозволительно дорогими. К примеру, копья она хотела взять с древком, окованным металлическими полосами – хотя бы железными. Стоили такие копья прилично, и тогда не оставалось даже на простенький доспех. Вскоре в расчеты начали включать запасы нашего жалования, но аппетиты медленно приходили в соответствие с возможностями. Немало помогали и сами торговцы, к которым мы обращались за советами не по одному разу. Они предлагали похожие варианты – но дешевле, а после обеда даже стали делать скидки.

Ко второй половине дня, когда от товаров и цен уже рябило в глазах, а животы у всех немилосердно урчали – нужная комбинация наконец сложилась. Старое снаряжение было продано. Мы по очереди были отправлены на подгонку нового доспеха. Причём каждый элемент подгонялся у своего торговца. Правый наруч брали у одного – сразу десять штук, левый – у другого. Девочкам щиты у одного торговца, а мальчикам у другого. А Пузу щит покупали у третьего. И так со всем.

Но человеческие части тела не бесконечны. В итоге наш десяток был одет в высокие сапоги выше колен, с толстой кожей ниже щиколотки и металлическими вставками на носках, в кожаные с металлическими пластинами поножи, кожаные же гибкие рубахи с костяными ламелями на юбке и железными пластинами на животе и груди и спине, железные наручи и металлические наплечники. Правые были сделаны из железа, а левые – из бронзы. Копья были с широкими наконечниками – как и те, что нам дали при Порке, только лезвия были тоньше, острее, с металлической перекладиной, не позволявшей противнику насадиться глубже и добраться до бойца. Древко копий было хоть и деревянное, но из прочной древесины, добытой в Диких землях. На металлические шлемы денег не хватило – были взяты кожаные с двумя железными полосами крест-накрест и железными щитками на глаза и щеки.

Были в продаже и стальные изделия, но стоили столько, что на все наши накопления можно было купить один элемент. Наконец, всё было куплено и упаковано в дерюгу (а мы в такой в школе нерождённых ходили и думали, что это грубая ткань). Когда мы покидали всем десятком павильон, торговцы уже закрывали лавки и готовились отправиться по домам.

– Поесть бы – вздохнул Пузо, которому поручили тащить копья.

– Тебе бы всё поесть, – хмыкнула Пятнадцатая.

– Ну так сейчас нас остановят «на поговорить» – и прощай ужин, – вздохнул здоровяк.

Мне тоже стало как-то тоскливо. Мне-то есть хотелось до умопомрачения. А на 5 ули, оставшихся от жалования, не разгуляешься. Пятнадцатая кивнула, осмотрелась на выходе из павильона – и повела нас другим путём.

Мы прошли мимо городских терм и вышли к улице, одна сторона которой была застроена не жилыми домами, а складами. Над крышами носились какие-то говорливые птицы, а в воздухе повис стойкий запах рыбы. Люди здесь были другими – в основном, мужчины, одетые в потрепанные одежды. Или мужчины в белых коротких штанах и таких же накидках.

– Грузчики и матросы, – шепнула нам Пятнадцатая, когда мы спешно шли по улице.

Этим грузчикам и матросам мы были до одного места. На нас они обращали внимания меньше, чем на орущих над складами птиц. Ну а мы делали всё, чтобы стать ещё более незаметными. Окликали нас только дважды. Один раз заставили помочь с выносом огромного ящика. Во второй раз остановили стражники, потребовав от Пятнадцатой предъявить разрешение на выход в город. В остальном добрались даже быстрее, чем утром до рынка.

Пройдя на территорию казармы, мы сразу отправились сдавать снаряжение и только после этого позволили себе расслабиться. Лицо Пятнадцатой перестало быть напряжённым. Хохо принялся снова шутить, а остальные бойцы улыбаться. Нож с Кривым затеяли приятельскую перепалку, поддразнивая друг друга.

– Ну что, отдыхаем пару часов и на ужин? – предложила Пятнадцатая. Предложение все поддержали, и я отправился на «свою» лавочку медитировать.