Текст книги "Безымянные слуги (СИ)"

Автор книги: Лео Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

Глава 18

– Давай рассказывай, что ты задумал, – предложила Пятнадцатая, когда мы втроём вошли в закрытую гостевую каюту.

За прошедшие сутки мы успели заметить, что стенки в этих помещениях, в отличие от трюма, были сделаны отлично. При закрытой двери было почти не слышно, о чем говорят в каюте – только неясное бормотание.

– Здесь и в каюте капитана есть ценные вещи, – начал объяснять я. – Наверняка есть корабельная казна, а есть – личные деньги. Тут, наверно, жил помощник капитана.

– Почему ты так решил? – спросил Хохо.

– Одежда тут матросская, – ответил я, встав и открыв шкаф. – Сам смотри. Добротная, но простая. У обычных матросов хуже была.

– Боцман, – сказала Пятнадцатая. – Рыба говорил, что помощник капитана – боцман.

– Пусть будет боцман, – согласился я. – Я не знаю местные обычаи и законы, но добыча, взятая в бою, принадлежит победителю. Даже если тот совсем недавно отобрал ее у твоих союзников. И с этой точки зрения баржа – наша.

Хохо внимательно меня выслушал и кивнул.

– А я считаю, – высказалась Пятнадцатая, – что мы тут никто и звать нас никак, поэтому за каждую мелочь с нас спросят по полной программе. А если мы просто обчистим баржу – нас спишут, не задумываясь.

Хохо внимательно выслушал её и снова кивнул.

– Поэтому я предлагаю не брать всё, но взять как можно больше личных вещей, – продолжил я. – И залезть в корабельную казну. Если нам, конечно, удастся найти какой-нибудь журнал с записями о том, что есть на борту, какая сумма в казне и тому подобное.

Хохо задумался, а потом тряхнул головой.

– Вообще-то я согласен с тобой, Шрам, – сказал он. – Баржа – наша добыча. Но и Пятнадцатая права. Право на добычу тут есть у тех, кто хотя бы имя получил. Нельзя нам обчищать корабельные запасы. Но того, что найдём в личных вещах, никто не хватится – если вещь не слишком приметная. Значит, надо собирать всё, что можем.

– И ты туда же, – вздохнула Пятнадцатая.

– Ой, не строй из себя законопослушного ааори, – Хохо тихо засмеялся. – Когда мы с тобой украли на рынке…

– Хохо!..

– И этот человек называл меня бандитом, – притворно вздохнул я.

Пятнадцатая улыбнулась и взъерошила мне волосы. Они уже прилично отросли за последнее время, и надо было решать, что с ними делать.

– Пятнадцатая, нам очень нужны деньги, – сказал Хохо. – И я серьезно. Ты Первого и Шестого видела? Они сюда приехали в броне, которую не каждый вэри себе позволить может. А сейчас лежат в трюме почти голые. Мы на этом потеряли всё, что можно было.

– Да я всё понимаю, – кивнула девушка. – Но страшно. До нори рукой подать…

– Я чего-то не знаю? – удивился Хохо. – У нас те несчастные 1800 ули, которые ты каким-то чудом вытащила из лагеря – и это всё. Броня потеряна, запасные комплекты потеряны. Шрам вон до сих пор голопузый бегает. Какие нори?

Пятнадцатая глянула на меня, вздохнула и полезла за ворот рубахи. Там у неё болтался какой-то грубый медный кулончик. Я никогда не интересовался, что это и зачем, но Пятнадцатой он, видимо, был дорог. И я даже не представлял, насколько. Кулончик как-то хитро развинчивался, а внутри была полость. И из этой полости Пятнадцатая вытряхнула на ладонь горошину мудрости.

Хохо уставился на её ладонь как на неизведанное чудо. Впрочем, горошина и вправду была красивая – бордовая, переливающаяся желтыми всполохами внутри.

– Это то, о чем я думаю? – спросил он.

– Это горошина от мудори, – кивнула Пятнадцатая.

Хохо глянул на меня, но задавать глупый вопрос не стал. Если горошина здесь – значит, я её так и не съел.

– Это и в самом деле всё меняет, – сказал он. – Тогда мне тоже страшновато… Но знаешь, Пятнадцатая?

– Не томи, – кивнула ему девушка, пряча горошину в кулон, а кулон снова за ворот.

– Становиться голым нори мне совсем не хочется. Ну дадим мы имена всем нашим за это богатство, ну продадим кровь – сколько там, пятнадцать пузырьков? И останемся голыми.

– И?

– Надо провести обыск… Посмотреть, что есть… и изъять всё то, чего на барже не хватятся, – твёрдо закончил он. – И начинать отсюда надо.

– То есть ты согласен, что грабить баржу надо? – спросила девушка.

– Я не просто согласен. Я настаиваю, – ответил Хохо. – Но делать надо очень аккуратно. Пусть получится немного… Но, может, нам ещё накинут за то, что мы баржу вытащили и в Форт пригнали. Не будем жадничать – возьмем всё тихо и аккуратно. И ещё: есть мы теперь будем вкусно и от пуза, фонари тушить лишний раз не будем, и всем найдём запасные и удобные шмотки, потому что их никто не станет отбирать.

Боцман обогатил нас на три тысячи ули. Не знаю, на что он откладывал, но прятал деньги хорошо. Сундук был с двойным дном: только опустошив его, нам удалось это понять. Деньги боцман набил в тайник под завязку. Монеты были самого разного достоинства. Кошелек с ещё тремя сотнями ули мы трогать не стали. Я обзавёлся новыми плотными штанами, лёгкой рубашкой с широкими рукавами и плотной кожаной жилеткой со стоячим воротником, защищавшим от ветра.

Часть одежды плавно перекочевала на склад, а остальные вещи боцмана мы перенесли в каюту капитана. Капитанская каюта оказалась значительно более скучной на находки, хоть обыск и занял весь оставшийся день. Личных денег у владельца баржи оказалось всего около тысячи ули – из которых триста мы забрали себе. Обнаружили мы и сундук с казной, но его трогать не стали. Хохо только сунул нос, оценил и со вздохом закрыл. Нашлись также драгоценности, которые тоже пришлось оставить. Четыре отличных золотых кольца и массивная золотая цепочка.

– Так и представляю, как заваливаюсь в какую-нибудь лавочку и говорю: «Слушай, торговец, перстеньки не купишь? Давно увёл, уже холодные», – прокомментировал Хохо.

– А может?.. – моя жадность тихо скулила.

– Шрам, нет! – Пятнадцатая сгребла все драгоценности в шкатулку и кинула ее на место, в сундук. – Не бывает таких цацек ни у вэри, ни у нори, ни тем более у нас… Дорогие слишком.

– И насколько потянул бы перстенек? – поинтересовался я.

– На пять сотен ули тянул, – ответил Хохо. – Но мы пока вэри не станем, всё равно вкладываемся в мази лечебные и снаряжение. Разве что на память оставить. Слишком это….

– Слишком заметно, – отрезала Пятнадцатая и посмотрела строго на меня.

Я покладисто развёл руками.

– О! Нашёл! – пропыхтел Хохо, выуживая из-под кровати коробку и извлекая из нее бутылочки. – Я знал, что где-то должна быть такая штука.

– Что там? – Пятнадцатая с интересом смотрела на содержимое.

– Кровь мудорей? – не отстал я.

Хохо укоризненно и печально посмотрел на меня:

– Нет, это мази. Видишь на пробках значки?

– Да…

– Это защитные мази, сделанные из тех самых ингредиентов, которые мы будем таскать из Пущи и Диких Земель. Вот этот пузырёк нам бесполезен пока, но может скинуть пару лет. А вот этот – полезный, ускоряет восстановление организма.

– Может, дать кому-то из спасённых? – поинтересовался я. – Или это не так работает, как я понял?

– Нет, Шрам, не так, – сказала Пятнадцатая. – Это надо пить перед боем. В первые минуты придётся набить желудок едой. Лучше орехами или сушеным мясом. Тогда во время боя раны затягиваются почти на глазах. Но когда еда закончится – действие прекратится.

– А… то есть, сначала камни – потом дом?

– А ты решил, что в сказку попал? – засмеялся Хохо. – После боя тебе ещё желудок выскажет всё, что о тебе думает. Печень, почки – тоже…

– Ну раз болит желудок и прочие органы, то ты живой, – понял я. – Своеобразная плата за то, что получил ускоренное восстановление.

– Да, хорошо сказал, – кивнула Пятнадцатая. – Что там ещё?

– Вот эти баночки – хорошо, – ответил Хохо. – Такая мазь на оружие наносится. Мудрецы говорят, что яд разрушает связь плоти: можно конечность отрубить.

– Например, ногу мудори? – предположил я. – Банка вскрытая?

– Одна… Ага, капитан нанес её на топор! – догадался Хохо и оставил вскрытую баночку в ящике. – Это нам не надо, это… Шрам, это – тебе!

– Что это? – с сомнением спросил я, протянув к баночке руку и следом отдёрнув.

– Бери-бери! – настаивал Хохо.

Пятнадцатая вырвала баночку, посмотрела на пробку и свалилась от хохота с кровати.

– Хохо… Что это ты мне пытался всучить? – спросил я с ещё большим подозрением.

– Персональный подарок! – не унимался Хохо, уже не сдерживаясь. – Отвадит от тебя всех поклонниц!

– Не понял….

– Ы… Шрам, с этим можно без ограничений в течение нескольких часов! – выдавила Пятнадцатая с пола. – Сделал глоток – и молоток!

– Да, – согласился Хохо и резко погрустнел.

– Грустный мой друг, – вкрадчиво спросил я, – и какова же плата за такие феноменальные способности.

– Не спрашивай, – ответил Хохо. – Просто молчи. Пятнадцатая, отдай!

– На! И с кем ты это пробовал? – поинтересовалась она.

– Хм… Не важно, – он быстро спрятал пузырек и достал новый, протянув его Пятнадцатой. – Держи! Грудь будет больше в полтора раза!

– Тьфу, зараза, – снова захохотала Пятнадцатая. – Она у меня и так немаленькая! Давай дальше. Что там?

– О, вот это я бы изъял! – сказал Хохо, доставая ещё две бутылочки. – Выпил и стал быстр, как молния. На полчаса. Потом лечишь мышцы. Но если совместить с восстановлением, то последствия одни и те же…

– Опа! – догадался я. – Так с восстановлением ты можешь любое зелье без последствий использовать, да?

– Только нечасто, – кивнул Хохо. – Печень, почки, желудок – это всё важные органы. Три-четыре раза подряд использовал восстановление и оставишь столько денег мудрецам, сколько алхимики за год не зарабатывают. Есть, конечно, малый набор, но он стоит столько…. А! Три тысячи сто двадцать пять ули!

– Что за малый набор? – уточнил я.

– Смотри-ка, Шрама цена не пугает! – подначила меня десятник.

– Ну там комплекс зелий, который выводит всю цепочку оплаты в…

– В пердёж, Шрам, понос и рвоту! – закончила Пятнадцатая, осознав, что Хохо пытается подобрать слова из-за неё. – На самом деле, не такая уж и большая плата за то, чтобы быть невероятно ловким, сильным и живучим воином. Один час. Но это много.

– Понял. Если есть малый набор, то и большой имеется?

– Само собой, – подтвердил Хохо, – но это того не стоит! Большой набор раз в двадцать дороже… Ты станешь очень сильным, живучим, ловким, быстрым, не убиваемым обычными ранами, не чувствующим боли… на тот же час, отделавшись отрыжкой. Отрыжка пойдёт сразу, и все вокруг поймут, что ты используешь зелье… Но за такие деньги можно найти какого-нибудь эра – и он сделает всё то же самое. Но без отрыжки.

– А эры могут использовать зелья? – поинтересовался я.

– Могут. Только зачем? – поинтересовалась Пятнадцатая. – Они обычно все владеют хоть немного мудростью – без этого не станешь лори. А с ее помощью можно добиться такого же результата, но без последствий вообще. Есть только одно зелье, которое сделает тебя сильнее, чем все эры вместе взятые.

– И сколько оно стоит? – поинтересовался я.

– Нисколько. У каждого алхимика оно в единственном экземпляре, – объяснил Хохо. – На сторону не продают. Но там либо последствий не будет вообще, либо ты станешь сразу очень неприятной тварью.

– Опять не понял…

– Да я сам не очень знаю, – пояснил Хохо. – Набор делает себе каждый алхимик. И носит с собой. Это как…

– Последний довод, – подсказала Пятнадцатая. – Так и называется.

– Да, последний довод. Даже старый алхимик, рассыпающийся на глазах, с помощью этого зелья становится непобедимым бойцом. Ни боли, ни сомнений – сплошная сила, мощь и точный расчёт. В течение часа невозможно победить такого бойца… Вот только один из десяти алхимиков на исходе часа становится жуткой тварью, которая чувствует мудрость мира, отлично чувствует себя и… делает себе помощников. Почти как высшая нежить.

– А Линг – это город алхимиков? – тихо поинтересовался я, и в каюте капитана повисла нехорошая тишина, прерываемая только ударами волн о борт баржи.

– Так вот на что они надеются, – тихо выдохнула Пятнадцатая. – Вот почему сразу никого не вывозили…

– Если им повезёт – спасутся все, – согласился Хохо. – А если не повезёт – спасать будет уже некого.

После обыска кают Пятнадцатая всё-таки загнала меня на помывку. В помывочной ещё оставалась тёплая вода, которой я с удовольствием смыл с себя следы прошедших приключений. Раны и порезы почти затянулись тонкой розовой кожицей. Кровь и мазь были смыты в бадью, которую пришлось три раза выливать в море. Зато из помывочной я вышел чистый, пахнущий мылом и в новой одежде.

Чтобы не сидеть в каюте, я решил отправиться на палубу. Проходя мимо кухни, почувствовал аромат обеда, и рот наполнился слюной. Завтрак я пропустил, и есть хотелось невыносимо.

Обстановка на палубе изменилась в лучшую сторону. Как и предрекали наши мореходы, волнение пошло на спад. Волны уже не перехлёстывали через борт, а мерно качали баржу. Для интереса я посмотрел на узкую часть пролива, но валов не увидел, хотя и был уверен, что они там есть. Море умеет хранить свои ловушки.

Обед, как и обещал Хохо, был отличный – первое, второе, компот. Но Пятнадцатая решила мне всё испортить. Не успел я доесть густой суп, пристроившись на бухте каната, как она присела рядом. На мой вопросительный взгляд девушка нетерпеливо сказала:

– Пойдём. Покажу что-то.

– Я ем! – возмутился я.

– Ну так доедай, и пойдём! – возмущенно ответила девушка, глядя на меня.

Она смотрела, пока я доедал суп. Она продолжила смотреть, когда я, давясь, доедал второе. И я его так и не доел. Аппетит она мне испортила напрочь, и есть уже не хотелось. Ругаться не хотелось тоже. Я залпом допил компот и встал.

– Пошли, – хмуро сказал я.

Мы спустились в трюм, прошли в грузовое отделение и добрались до носа, петляя между расставленными тут и там ящиками. Нос и был самой захламленной частью. Там пришлось по ящикам идти, рискуя оступиться в свете фонарей.

– И куда ты меня притащила, чистого, мытого… А тут пыль.

Пятнадцатая фыркнула.

– Пришли уже, – ответила она. – Помнишь, сегодня наши перерывали трюм и искали лекарства?

– Ага…

– Ладна с Зенкой добрались сюда. Ну и глазастая обнаружила, что здесь настил отходит слегка. Приподняли они досочки… Смотри и знакомься!

Под досками я обнаружил три ящика, наполненные продолговатыми высушенными стручками. Подняв один, рассмотрел со всех сторон и положил назад.

– Мы познакомились. Теперь представишь?

– Сережки икана. Дерева, растущего здесь, в Пуще, – возбуждённо ответила Пятнадцатая. – Измельченные в пыль, они становятся одним из самых сильных алхимических элементов… Или самым сильным наркотиком из тех, что людям известны.

Слово «наркотик» дёрнуло память, но воспоминания так и не смогли выдать что-то осмысленное. Я вопросительно посмотрел на Пятнадцатую, и та объяснила:

– Наркотик – это вещество, которое раз примешь, и будет требоваться ещё и ещё. Каждый приём ты убиваешь себя. Прямо раз за разом. Маленькая щепотка икана дарит принявшему неземное блаженство. Говорят, людям сложно удержаться от новой. После того, как примешь эту гадость несколько раз, требуется еще. Если не найдешь – будешь постоянно чувствовать боль и ломоту в теле. Она будет всё сильнее, сильнее… Люди умирают от судорог, если не найдут дозу за несколько дней. А новая доза – и новый ущерб. С каждым разом доза требуется всё чаще, и в конце – либо смерть от судорог, либо смерть во время блаженства.

– Это как?

– Не знаю… Но так говорят.

– И такое можно продавать? – с тихим удивлением проговорил я.

– Нет, – усмехнулась Пятнадцатая. – Нет, Шрам, такое продавать запрещено. Этим торгует только государство и продаёт только в руки алхимиков. Один эо пыльцы икана стоит сотню ули.

– Подожди-ка… Это что, незаконный товар?

– Да, команда торговала контрабандой, – кивнула Пятнадцатая.

– Тогда почему мы нашли так мало денег? – оживился я.

– Молодец! – Пятнадцатая улыбнулась так гордо, как будто в этом была её личная заслуга. – Не сомневалась в тебе ни на секунду. Эти деньги никак не отображаются, и их не должно быть на барже, если стража затеет обыск.

– И где-то тут есть тайник с кучей золота…

– Неподотчётного…

– Никто не знает, сколько там могло быть изначально…

– И если мы стянем оттуда ещё чуть-чуть, никто и не узнает, – Пятнадцатая улыбнулась. – Стоит поискать, не находишь?

– Найду, – пообещал я. – Найду…

Тайник был в каюте боцмана. Там, где и не заподозрят. В крышке одежного шкафа. Не в стенке, не в основании – в крышке. Чтобы до него добраться – пришлось эту самую крышку долго осматривать. Выглядела она цельной доской, и стук пустот не обнаружил, но мне удалось заметить почти невидимый шов, которые разделил доски поперёк на две части. В вырезанном углублении, засыпанном песком, и лежали монеты стопками по пять штук. Большие, с отличной чеканкой и совершенно неизвестного достоинства. Приглашённые эксперты в лице Хохо и Пятнадцатой застыли.

– Короны, – произнёс Хохо. – Монеты торговых городов. Каждая стоимостью в 100 ули. Двадцать столбиков по горизонтали и шесть по вертикали. Что получаем?… Получаем шестьдесят тысяч ули… А вот эти столбики неполные. Значит, чуть меньше. Итого – 59400 ули.

– Эти монеты можно использовать без обмена в Мобане?

– Эти монеты везде можно использовать без обмена, – кивнула Пятнадцатая. – Только нам, ааори, их не выдают. Всё бесполезно.

– В корабельной казне такие монеты были?

– Были, – ответил Хохо. – И немало.

– А всего там сколько денег?

– Я не считал, – Хохо пожал плечами. – Мы же не собирались их брать. Навскидку тысяч двадцать.

– Значит, корон в казне станет на четыре десятка больше, – ответил я. – А пустое место тут заполним песком.

– Я тебе говорила, что он бандит? – сказала Пятнадцатая Хохо, и тот нервно засмеялся.

Все наши манипуляции, к счастью, остались незамеченными для остальных бойцов. Никто не собирался их обделять, но посвящать команду во все тонкости нашей афёры тоже не стоило. Деньги осели у Пятнадцатой и Хохо – как деньги отряда. Часть спрятали в вещевых мешках, часть зашили в пояса. Из тайника извлекли 4500 ули, обменяв короны на монеты другого достоинства в казне корабля. Теперь, если удастся выжить – за доспехи можно было не беспокоиться.

Плохо было то, что лечебной мази и бинтов нашлось совсем немного. Конечно, было бы хуже, если бы их не нашлось вообще, но стало понятно, что самим поставить на ноги спасённых в море нам не удастся. Оставалось надеяться, что с этим справятся лекари в Форте Ааори. Сегодня Пятнадцатая не расщедрилась на вино, но ужин был сытным и плотным. Уснул я быстро и со счастливой улыбкой на лице.

Глава 19

Когда зазвонил корабельный гонг, я вскочил как ужаленный и выскочил вместе с щитом и копьем в коридор. Вместе с Пятнадцатой, Хохо и Шастем мы первыми выбежали на палубу.

– Что? – крикнула Пятнадцатая часовому, который стоял ближе всего к нам.

Тот молча указал в сторону Линга. От ближайшего пляжа, который располагался в переходе от нас, плыло четыре плота, набитых серыми людьми.

– Да когда они успели? – удивился Шасть.

На палубу вышел Суч, оценил ситуацию и посмотрел на небо. Я тоже посмотрел на небо: ясное, рассвет только начинается. От вчерашних низких туч и следа не осталось.

– Ветер, северо-восток, – бросил Суч. – Парус можно.

Плоты не успели приблизиться на полёт стрелы к нам, когда баржа, гордо подняв парус и помахивая вёслами, начала быстро уходить в сторону открытого моря. Как ни спешили серые, как ни была неповоротлива наша баржа, но догнать нас уже было невозможно. Плоты ещё час пытались нас преследовать, а потом бросили это неблагодарное дело и поплыли назад, к берегу.

Баржа проскочила узкое место залива на рассвете, и мы изменили курс. Рыба и Суч долго упирались, но согласились срезать изгиб берега по глубокой воде. После завтрака мы снова сели на весла и снова гребли без остановки до самого обеда. За обедом мне удалось осмотреться: земля отдалилась, справа остался большой изгиб, который мы срезали по прямой. Там, на суше, всё ещё продолжалась Пуща. В этом месте она вплотную подступала к берегу, оставляя узкую полоску гальки, которую себе отобрало море. Подробности рассмотреть уже не удавалось – слишком далеко отошли.

– Если сохраним скорость, то к ночи найдем место для стоянки, – объяснял Рыба Пятнадцатой, которая устроилась рядом со мной и превратила обед в совещание. – Там дальше будет длинная отмель под водой, вот на ней и попробуем зацепить якорь.

– А если не удастся? – поинтересовалась Пятнадцатая.

– Ну подежурим с Сучем, – пожал плечами Рыба. – Парус спустим и будем дрейфовать. Скорость станет совсем маленькой, и можно будет не опасаться того, что налетим на берег.

– А если мель, Рыба? Эта баржа – наш единственный транспорт! – нахмурилась Пятнадцатая.

– Да нету там мелей, Пятнадцатая, – объяснил Рыба.

– Ты сам сказал – отмель, – упорствовала девушка.

– Отмель – не мель, – веско закончил спор Суч.

– Хорошо, – кивнула девушка. – Делайте, как считаете нужным.

Пятнадцатая уткнулась в тарелку, но есть молча долго не смогла.

– Шра-а-ам, – растянутое «а» в обращении ко мне я что-то раньше у неё не замечал. – У тебя волосы отросли.

– Знаю, – ответил я. – Пока не решил, что с ними делать.

– Давай мы тебя побреем. Налысо, – предложила Пятнадцатая и рассмеялась, когда я с широко открытыми глазами уставился на нее. – Да ладно, я шучу.

– Шутит она, – проворчал я. – Я отращивал-отращивал, а она брить собралась.

– Чего ты вредный такой? – удивилась Пятнадцатая.

– Я просто ем, – ответил я, поспешно глотая пищу. – Сложно говорить и жевать, чтобы у тебя еда изо рта не выпадала.

Пятнадцатая засмеялась, но больше меня не дёргала.

После обеда мы снова гребли, помогая парусу тащить нашу баржу вперёд, к намеченной цели. Решено было плыть, пока солнце не зайдёт. Если успеем к отмели – остановимся на ночевку. Если не успеем, то к темноте спустим парус и попытаемся бросить якорь. Не достанем до дна – будем дрейфовать. Суч периодически взбирался на мачту, поглядывая на воду, но отмель определить не удавалось. Когда на море уже опускались вечерние сумерки, мореходы наконец сообщили, что мы достигли цели. Как они определили – я так и не понял.

Вёсла достали из воды и закрепили вдоль борта. Скамейки спустили в трюм. Парус общими усилиями убрали. Баржа плавно покачивалась на волнах. До дна дотянулся только основной якорь – у него была самая длинная цепь. Ужинали уже в темноте, при свете фонарей. Пятнадцатая выдала всем по кружке вина и снова пришла ко мне в комнату.

– Надеюсь, ты можешь пить вино и разговаривать? – спросила она с порога.

– Могу, – я улыбнулся. – Ты что, обиделась?

– Ну… – девушка замялась. – Самую малость.

Оглядев комнату, Пятнадцатая скинула сапоги и забралась на мою кровать с ногами, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками. Пока я разливал вино – она так и сидела молча.

– И что тебя тревожит? – спросил я.

– Почему ты думаешь, что меня что-то тревожит? – удивилась девушка, принимая бокал.

– Ты в такой позе сидишь, когда тебе не по себе. Или когда расстроена, – пояснил я.

– Какой наблюдательный, – Пятнадцатая усмехнулась.

Я сделал глоток, но продолжения не последовало. Хотелось сказать девушке что-то ободряющее, но взгляд я на нее перевёл, а придумать нужные слова так и не смог. Открыл рот, снова закрыл – да так и остался сидеть. Пятнадцатая тоже ничего не говорила и даже вино не пила. Просто держала кружку одной рукой перед своим острым носом, но голову от колен не поднимала. Обычно стянутые в тугой хвост распущенные волосы стелились по плечам и спине, укрывая ее, казалось, от всех бед и невзгод. А вот у меня слов поддержки – не нашлось.

– Если ты будешь на меня пялиться – дам в морду, – сообщила Пятнадцатая.

– Прости, задумался, – я отвел взгляд и посмотрел в кружку.

– Над чем? – спросила Пятнадцатая.

– Над словами поддержки и утешения. И своим запасом слов, – не стал скрывать я.

– И где? – уточнила Пятнадцатая. – Где мои слова поддержки и утешения?

– Понимаешь, вот с запасом слов и вышла засада, – признался я. – Но, если что, знай: я с тобой и бояться нечего.

Пятнадцатая прыснула и поставила кружку на стол. Я даже испугался, что она сейчас уйдет, но вместо этого девушка начала хохотать, чуть не потеряла равновесие и оперлась мне на плечо.

– Шутка удалась по независящим от меня причинам, – прокомментировал я больше себе, чем девушке.

– Шрам, дурак ты! – я тоже решил обидеться, но, когда Пятнадцатая хохочет – получается слишком заразительно, а смеяться и обижаться еще сложнее, чем есть и разговаривать. – Недавно ты такую речь толкал перед толпой очень расстроенных, голодных и злых бойцов, что даже мне стыдно стало. А теперь сидишь – и слов не нашел! Как?!

– Что как?

– Как у тебя это получается? – Пятнадцатая всхлипнула и стёрла со щеки слезу. – До слёз… Просто до слёз…

Я уткнулся в кружку и сделал большой глоток, с удивлением отметив, что прятаться после очередного своего «выступления» начинает входить у меня в привычку. Но сегодня не было ни сил, ни желания себя исправлять. Спрятался – и спрятался. Как это часто бывало, когда мы с Пятнадцатой общались, после непродолжительного разговора наступила тишина, которую даже прерывать не хотелось. Пятнадцатая уютно пристроила голову у меня на плече и тянула своё вино.

– Ладно, пойду я спать, – сказала она. – Завтра опять на весла.

– А я так надеялся, что мы дальше пойдем под парусом, – вздохнул я.

– Честно, вот я тоже, – Пятнадцатая натянула сапоги на ноги и встала. – Но надо грести.

– Ну раз надо… Спокойных снов.

– И тебе.

И ведь так и не сказала, зараза такая, что её гнетёт.

Но весь день сидеть на вёслах не пришлось. В какой-то момент Рыба и Суч решили, что силы ветра нам будет вполне достаточно, поэтому лавочки убрали, вёсла сложили – и баржа продолжила двигаться без нашей помощи. Берег, казавшийся ещё вчера далеким и недоступным, приближался. Пуща осталась позади и сменилась каменистой равниной, переходившей в холмы. Как я понял из рассказов и карты – это были предгорья Южных гор. Когда-то они носили совсем другое название, но теперь для людей они стали границей их земель. Южной стеной, отделяющей от сердца Диких Земель. Стена там тоже была, прикрывала единственный проходя между горами и морем.

Впереди, в туманной дымке, обозначился контур береговой линии – выход из залива. Ещё одно узкое место, через которое предстояло проплыть. К востоку от него стоял Форт Ааори, где несли свою службу многие воины – нори, вэри, лори. Огромная армия, снабжаемая силами княжества Мобан и Виор, на которых император наложил такую обязанность. Став нори, я хотел бы попасть туда, а не оставаться в Мобане, где все вокруг презирали тебя. Говорят, что там к ааори отностятся хотя бы по-человечески.

Ночью баржа бросила якорь неподалеку от скалистого берега, который исключал возможность подобраться к нам на плотах незаметно. Хотя деревьев вокруг было мало, серые люди уже не в первый раз умудрялись нас удивить. Пусть лучше в запасе будет больше времени, если вдруг придется уходить.

Следующий день выдался прохладным и пасмурным. Северный ветер гнал баржу к морю, а два скальных обрыва, обрамлявших выход в море, приближались. Возможно, бойцы успели бы заскучать, но Пятнадцатая виртуозно находила для всех дела. Кто-то драил палубу и трюм, кто-то разбирал грузы в грузовом отсеке, кто-то готовил шикарные завтраки, обеды и ужины, кто-то управлял кораблем, а кто-то – ухаживал за спасёнными ааори. Никто из больных так пока и не пришёл в себя достаточно, чтобы рассказать про свои злоключения.

Я старался проводить как можно больше времени на палубе – то помогая с парусом, то наводя наверху порядок. Всё это давало возможность смотреть на море – оно мне нравилось. Да, оно не было таким ласковым, как мне иногда вспоминалось, не отливало лазурью в лучах солнца, но его мощь и мерное дыхание завораживали меня. Если бы я не знал про тварей, заселивших глубокие воды, давно бы уже предложил уйти в открытое море, полное опасностей и неизведанных земель.

К выходу из залива баржа добралась ещё до ужина, и скорость резко замедлилась. Теперь мы плыли на восток, и северный ветер не слишком нам помогал – хотя наши мореходы и придумали, как закрепить парус, чтобы поймать его. Пришлось снова садиться на весла. Скальные обрывы остались позади, и на всём протяжении берега тянулся широкий галечный пляж, за которым высились холмы. Когда уже пошли первые разговоры о том, чтобы искать место для стоянки, на вершине одного из них показались вооруженные люди, замахали нам, что-то закричали и побежали к берегу.

Пятнадцатая вытащила весло, оставив лежать его поперек палубы, и бросилась на нос. Через минуту оттуда раздался приказ:

– Поворачиваем к берегу!

Баржа неторопливо изменила курс и поплыла носом на пляж. Причина, почему мы понадобились отряду, обнаружилась достаточно скоро – на склоне холма появилась группа серых всадников. Приближаться к группе серые не стали, оценили обстановку и направили своих двуногих скакунов назад.

– Поднажали! – скомандовала Пятнадцатая.

Недалеко от берега Рыба отдал приказ сушить весла, но оставаться на местах. Баржа по инерции проплыла ещё немного и проскребла носом гальку.

– Лестницы на нос!

Лестниц у нас было три. Сделали их ещё в первые дни на случай, если придется сходить на дикий берег. В этот раз они пригодились. Все три лестницы споро скинули с носа, и уже через несколько секунд вверх взлетел закованный в броню эр. По другой лестнице поднималась женщина. Пятнадцатая толкнула меня, и мы протянули руки, помогая им забраться на борт. Следом уже поднимались другие бойцы.

– Сиятельные, – Пятнадцатая склонилась в положенном поклоне. Точнее, попыталась, но эр быстро остановил ее:

– Ааори?! Кто десятник?

«О! Где-то я уже слышал это! И тем же голосом!» – подумал я, а вслух вырвалось настолько непотребное, что стало страшно:

– Вам нужны люди, чтобы перенести груз, сиятельный?

Над палубой на миг повисла тишина, которую прерывал только стук спрыгивающих на палубу бойцов.

– Что? – спросил эр Скаэн, стягивая шлем, а потом неприлично заржал. – А! Пятнадцатая! И как это вас сюда….

– Скаэн, ты их знаешь? – удивлённо спросила женщина, которая, как оказалось, тоже носила кольцо эра.

– Даже имя помню – оба два! Вот этот шутник – Шрам! – латная рукавица, которой эр радостно хлопнул меня по спине, чуть не переломила позвоночник.

– Эр! Серые!

Там, где ещё недавно скрылись всадники противника, теперь появилась многочисленная пехота.

– Да дрянное семя! – взревел Скаэн. – До чего упёртые! Кто тут старший? Командуйте отплывать.

– Все забрались? – эра повернулась к бойцам.

– Оба десятка на борту, эра! – громыхнул по груди кулаком усатый лори.

– Так чего стоим?! – удивился Скаэн.

Пятнадцатая замерла, не в силах начать командовать в присутствии старших. Стоявший рядом Хохо ткнул её в бок, и девушка сбросила оцепенение.