Текст книги "Безымянные слуги (СИ)"

Автор книги: Лео Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)

Глава 5

Утром следующего дня моя память порадовала меня афоризмом «Утро добрым не бывает». Оказывается, чтобы отоспаться за 900 дней недосыпа, пяти дней не хватает. А служба отличается от пяти дней отдыха тем, что утреннее построение отменяется только для тех, у кого ночью было дежурство. К счастью, будили утром в казарме ааори так же, как и в школе – гонгом. Но если в предыдущие дни я, подорвавшись на звук, ложился досыпать, то в этот раз всё-таки встал. Инструкции были получены заранее, и даже отрепетирован выход. Умыться, одеться, схватить своё копьё – и бегом.

Плац был разбит на восемь линий, каждая из которых вмещала по десять десятков, но сейчас были заполнены только три линии – и даже это считалось большим количеством. Ааори никогда не набирали больше четырёх сотен – не было смысла. Чтобы быть стражей, ааори имели слишком мало уважения у местных, а использовать их «на подхвате» было слишком затратным. А для чего-то более серьёзного они не годились. За месяц в нори переходил десяток-два ааори, остальные продолжали тянуть лямку. Регулярные массовые чистки уменьшали количество учеников, а прошедшие Порку – пополняли личный состав.

В последние месяцы, как я понял, серьезных мероприятий не было. Планировалась крупная зачистка в середине весны – именно на нее нацелилась Пятнадцатая, решив разом вывести в нори максимальное количество бойцов. «Со своими дальше спокойнее», – пояснила она. Мне оставалось только жалеть, что мне с ними в нори перейти не светит.

На построении присутствовало три нори, выполнявшие роль сотников и командиров. Они раздали десятникам задачи на ближайшие сутки и всех отпустили.

После построения весь десяток собрался в здании администрации, где накануне Пятнадцатая застолбила за нами один из учебных классов. Она рассадила всех по стульям вдоль стены, а сама встала напротив.

– Меня вы все знаете. Я – Пятнадцатая и командую нашим десятком. Всё, чего я прошу от своих бойцов – это верности товарищам и рвения в учебе. Дружный и спаянный десяток имеет больше шансов отбиться от любого нападения. Умелые бойцы имеют больше шансов выжить. Взамен я готова помочь вам с экипировкой и обучением. Мой зам – Хохо! Хохо, на выход и представляемся.

Со своего места поднялся долговязый молодой человек с длинными черными волосами, стянутыми в хвост. Он обвел всех взглядом и улыбнулся.

– Для новеньких объясняю сразу. Я – пример того, как одно неосторожное слово становится прозвищем на три года. Когда-то я имел неосторожность прилюдно высказать свое восхищение одной очень симпатичной нори, которая в те времена была сотником в казарме. Когда она вошла в столовую, я восхищенно сказал: «Хо-хо!». Я много ещё чего хотел сказать о том, какие бывают красивые девушки, и как я рад её встретить, но меня уже несли к лекарю. А на первом построении наш сотник спросила, а не выздоровел ли её «Хохо». И с тех пор я такой. И нет – от сотника мне так и не перепало ничего.

– Хохо! – возмутилась Пятнадцатая. Лицо у нее было серьезное, но глаза смеялись.

– Ладно, всё. Заканчиваю! – Хохо снова разулыбался. – Я заместитель нашего десятника. Могу решить многие вопросы. Но особенно настаиваю обращаться ко мне, если Пятнадцатая начинает прищуривать глазки, вытягивать губы в полоску и двигать носом!

– Я не двигаю носом! Пшёл отсюда на место! – Пятнадцатая попыталась от души пнуть зама, но тот от удара ушел и, уже усаживаясь, громко на весь класс прошептал:

– Вот именно так она выглядит, когда вы должны обращаться ко мне!

– Всё! – Пятнадцатая не удержалась и засмеялась. – Ладно, закончили веселиться. Хитрый, давай – твоя очередь.

Со своего места поднялся светлый парень, не сильно старше меня и других новичков. Волосы у него уже росли, но были совсем короткими.

– Всем привет, я Хитрый, – представился он. – Но я совсем не хитрый. Наоборот, я врать нормально не умею. А был бы я хитрым, наверно, никто бы и не назвал меня хитрым…

– Хитрый хорош с копьём, – пришла ему на помощь Пятнадцатая и глянула на меня. – Хоть и пришел к нам в десяток недавно, но успел себя неплохо показать. Нож! На выход.

На этот раз со своего места поднялся неприметный шатен и вышел к Пятнадцатой.

– Меня зовут Нож, – сообщил он. Говорил Нож тихо, но расслышали все. – Вот.

– Это всё, что ты можешь сказать, да? – Пятнадцатая выгнула бровь и внимательно посмотрела на ветерана отряда.

– Всё, – так же тихо ответил он.

Пятнадцатая раздражённо посопела, но гнать на место бойца не стала.

– Нож у нас единственный, кто умеет не только копьём, но и ножами, кинжалами и короткими мечами. Хотя нам и не положено. Откуда умеет – он не знает и сам. Если кто-то хочет поучиться – подходите к нему. Садись, Нож, не сдал ты зачёт.

– Ага, – Нож расщедрился на целый звук.

– Так, теперь – Ладна, давай на выход, – Пятнадцатая махнула стройной девушке с тёмно-русыми волосами. Я помнил, что это именно темно-русый цвет, и у местных он встречался очень редко, что меня сильно удивило.

– Всем привет, меня зовут Ладной, – сказала девушка. – Я в ааори уже третий год. Очень рассчитываю, что последний. Как и все, умею обращаться с копьём, а ещё хорошо умею шить и штопать, так что за небольшой презент могу помочь в починке одежды.

Я вспомнил, что Пятнадцатая рассказывала: получить новый комплект одежды можно только раз в месяц. А три комплекта, которые были выданы после Порки, рано или поздно начнут приходить в негодность. Я шить не умел, даже представление об этом имел весьма посредственное – поэтому, похоже, стану презентовать Ладну, когда понадобится заделать прорехи.

– Небольшой презент – это 10 к-ки за час работы, – сообщила Пятнадцатая. – Ладна, спасибо, садись. Кривой, твоя очередь.

Кривой, как оказалось, сидел прямо рядом со мной. Единственное, чем он выделялся – глаза были на разном уровне, из-за чего постоянно казалось, что у него перекошено лицо.

– Здрасьте, меня Кривым кличут. Я тут уже второй год. Какое-то время служил с Пятнадцатой. Здесь я в десятке – тоже новенький. Махаю копьем, часто использую топор. Но с топором я просто головы рублю – учить не возьмусь. Могу сам топор одолжить на время.

– Негусто, – Пятнадцатая отправила Кривого на место и грозно посмотрела на ветеранов. – Вот просила же всех придумать какое-нибудь описание самих себя – и вижу, вы очень «ответственно» подошли к этому поручению. Хохо, Нож и Ладна, надеюсь, что к обучению новичков вы подошли с большей ответственностью. Новички, давайте все сюда. Я вас сама представлю.

Когда я, Пузо, Зенка и Лись вышли, Пятнадцатая представила нас своим бойцам и коротко рассказала про каждого. Ничего нового я из этих описаний не узнал – они касались нашего прохождения Порки и умений. Как и из последующей зажигательной речи, в которой Пятнадцатая рисовала перспективы десятка.

– Так, а теперь по текущим делам, – Пятнадцатая снова всех посадила на стулья, а сама встала напротив. – На нас сегодня: рубка дров, посыпка плаца песком. На этом – всё. Тогда во второй половине дня новички на плац – ближе к складам. Хохо, ты расскажешь им про обитателей леса, который нам, возможно, предстоит чистить. Все остальные – со мной на тренировку. Хохо, как закончишь – веди на тренировку и новичков. После ужина отрабатываем совместный бой в группе. Одна пятерка – против второй.

– Чур, я в пятерке с Пятнадцатой, – сразу застолбила Ладна.

– Не важно, в какой ты будешь пятерке, – Пятнадцатая нахмурилась. – Группа должна работать, а не отдельные бойцы.

– Ты это где-то вычитала? – Хохо засмеялся.

– Я хотя бы читала! – парировала Пятнадцатая. – А вот вы, если время позволяет, только отдыхаете.

Кажется, дрова я рубил в первый раз в своей жизни. Хотя более правильным было бы слово не «рубить», а «раскалывать» и «распиливать». Дрова хранились в поленницах вдоль стен складов. Между складами и было место для рубки. Привозились дрова в виде необработанных бревен и складывались в высокие штабеля, силами ааори превращались в поленья и укладывались в поленницы. В настоящее время поленницы были почти пусты: за зиму топливо ушло на обогрев администрации и – немного – казармы. Если в школе нерожденных никто помещения не отапливал, то для ааори делалось послабление. Или нас просто берегли от простуд, чтобы не тратить на недостойных время лекарей. В любом случае, как объяснили мне ветераны, даже в самые холодные дни зимой в казарме было терпимо. Всегда можно было закутаться в одеяло и согреться в комнате.

Распиливались брёвна на чурбаки при помощи длинного приспособления, которое вызывало в моей памяти слово «лобзик». Местные просто называли это «распилом». Устройство представляло собой длинную прямоугольную раму – высотой в пять ладоней и длиной в три шага[2 – в разделе "Сноски и примечания"]. Одна из длинных рам была уже остальных частей конструкции, а в нее частым гребнем были вкручены мелкие зубчики, направленные чуть в стороны – чтобы выступать за края рамы. Зубчики заменялись по мере того, как ломались или тупились. Пара бойцов бралась за короткие части «распила», приставляла к бревну и по очереди тянули распил на себя. Сначала тяжело – потом, когда приноравливались, дело шло быстрее. Если бревно оказывалось слишком толстым – его переворачивали.

Раскалывались чурбаки при помощи молотов и клиньев. Сначала клином продалбливается канавка, по которой будет идти раскол, глубиной в палец, затем клин вставляется в канавку в середине раскола, и забивается молотом до упора. Чурбан раскалывается на две равные половинки. Каждая половинка чурбана раскалывается до четвертушки, а потом – до осьмушки. В результате получается толстенькое поленце. Иногда клин застревал, и тогда использовался дополнительный клин, который вбивался рядом. Процесс был небыстрым и трудоемким, но, как заметил Хохо, новичкам плац песком посыпать – жирно будет.

Так и пришлось мне колоть и пилить до самого обеда. Ну и, само собой, никто не собирался оставлять без контроля нашу работу. Почему-то я был уверен, что именно так и нужно, но источник этого понимания оставался для меня загадкой. И для контроля работы у нас была норма на каждого человека по распиленным чурбанам и по колотым дровам. Видимо, за века существования ааори давно уже было выведено среднее количество поколотых дров и распиленных бревен. Кто справлялся – тот молодец, кто не справлялся – тот после ужина шёл колоть снова, пока не выполнит норму. Я хотел всё сделать вовремя, но не удалось. В тот момент, когда я раскалывал последний десяток чурбаков, на плацу появилась компания других ааори. К сожалению, некоторых из них я знал.

«Мимо! Пройдите мимо и не смотрите сюда!» – молил я молча, стараясь в их сторону не смотреть. Но Злата моим мольбам не вняла: не только посмотрела, но и узнала меня. Она задержалась на мгновение, за которое её спутники успели скрыться за складом, а потом кинулась их догонять. Но я почувствовал, что этим всё не закончится, и оказался прав. Через минуту они вернулись. Злата, Бледный и ещё трое парней – один из которых номерной, глава десятка. Почему мою бывшую подругу прозвали Златой, я понял сразу – у неё быстро росли волосы. В отличие от большинства новичков, Злата могла похвастаться золотистым пушком на голове.

– А кто это у нас тут? Пятнадцатый десяток? – ухмыльнулся Четырнадцатый. Злата прижалась к нему с какой-то гаденькой улыбочкой, которой я за ней раньше не замечал. Бледный просто злорадно усмехнулся.

Мельком я глянул на Хохо, но тот продолжал работать, не обращая внимания на Четырнадцатого, поэтому и я решил последовать его примеру.

– Мне кажется, в вас не хватает рвения, – продолжал Четырнадцатый, подойдя к Хохо вплотную. – Я – номерной, боец, и требую уважения.

Хохо отложил инструмент в сторону, выполнил положенный полупоклон и вернулся к работе. Все это он проделал без единого звука, и мне только осталось подивиться его выдержке. Четырнадцатый ухмыльнулся, покачал головой и кивнул Злате на Хохо. Та засмеялась, потом глянула на меня и зашептала на ухо своему десятнику. Четырнадцатый выслушал и посмотрел на меня.

– Эй ты, уважение номерному, – крикнул он.

Я отложил инструмент и постарался так же, как и Хохо, выполнить безукоризненный полупоклон.

Мне казалось – у меня получилось. Четырнадцатый был иного мнения на этот счет:

– Отвратительно, боец. Ещё раз!

Я снова согнулся в полупоклоне, сжав зубы и стараясь не показывать эмоции.

– Боец, ты слишком ленив – ещё раз! – Четырнадцатый подошел ближе. Я снова поклонился. Но не удержался от раздражённого взгляда, в чем немедленно был уличен.

– Тебе что-то не нравится, боец? – с иронией в голосе осведомился десятник. – Хочешь мне что-то сказать?

– Нет, десятник, – ответил я, приложил кулак к груди и снова поклонился.

– А мне кажется, что ты что-то хотел сказать, – протянул Четырнадцатый, глядя мне в глаза. В этот раз мне удалось остаться безучастным.

– Ему, кажется, не нравится кланяться, – промурлыкала Злата.

– Это плохо, – Четырнадцатый покачал головой. – Плохо, боец. Придётся тебе отвлечься на тренировки. Уважение!

Я поклонился.

– Ещё раз! – рявкнул Четырнадцатый.

Я снова поклонился. А потом поклонился снова и снова. Мне хотелось кинуться на него, ударить Злату, подраться с Бледным, который стоял и презрительно улыбался. Мне много чего хотелось, и самым сложным было скрывать эти желания. Но я провел в школе нерожденных много дней и умел, когда это надо, спрятать свои мысли. Пусть, став ааори, мне этого делать уже не приходилось, но это было одно из первых умений, которое я приобрел в новой жизни. Четырнадцатый внимательно следил за каждым моим поклоном, но к чему придраться – не находил.

А мне было уже некомфортно. Устать я успел за то время, пока возился с дровами, а бесконечные поклоны вызывали боль в пояснице. Но мне оставалось только терпеть и не показывать свою боль. Это стало бы отличным поводом продолжать издевательства и дальше. Ещё по школе нерожденных я понял, что слабость в таких ситуациях показывать нельзя. Если кто-то решил унизить тебя и отобрать пайку, то вариантов было только два: либо до конца бейся за еду, даже оказавшись в меньшинстве – либо подчинись. Но при любом раскладе – не показывай своей боли и эмоций. И тогда от тебя отстанут.

В этот раз меня спас гонг, возвестивший о начале обеда. Четырнадцатый раздражённо потер щёку, тоскливо посмотрел в сторону плаца и потребовал очередного поклона.

– Слишком мало рвения. Мы ещё продолжим, боец, – процедил он, а потом без замаха нанес мне удар в лицо.

Не ожидав этого, я не успел ни прикрыться, ни сгруппироваться – что, наверно, в данной ситуации было и неплохо. Сделав шаг назад, я запнулся о собственные инструменты и упал на пятую точку. Боль была такая, что чуть слезы из глаз не брызнули. «Встать! Срочно встать!» – мелькнуло в голове, и, пересиливая себя, я поднялся. Четырнадцатый и его бойцы весело смеялись, глядя на меня.

– До встречи, боец! – Четырнадцатый усмехнулся и направился прочь. За ним потянулись остальные бойцы.

– Урод, – прокомментировал Хохо, сходив к плацу и убедившись, что Четырнадцатый ушел. – Ты как, Шрам?

– Всё болит, – пожаловался я, сидя на чурбаке, который так и не успел расколоть. – И доделывать придется вечером.

– Чего он так на тебя взъелся? – поинтересовался Пузо хмуро.

– Там его подружка из школы, – объяснил Хохо. – Светленькая, которая на Четырнадцатом висела.

– Пузо, ты что, эту суку не узнал? – хмыкнула Зенка удивленно.

– А почему я её узнать должен? – не понял здоровяк.

– Это она тогда нас в шахтах увидела, – зло буркнула Лись. – А бледный парень, который рядом был – тот самый, который лично доски пролета скидывал вниз.

– А! Так надо было им врезать! – расстроился Пузо и получил от Хохо подзатыльник.

– Я те врежу, Пузо, – буркнул заместитель Пятнадцатой. – Совсем дурак, что ли? При десятнике драку устраивать? При Четырнадцатом? Да он только этого и ждет. Сразу свою ковырялку на поясе вытащит и прирежет.

Пузо хмуро вздохнул.

– Шрам, ты молодец, – Хохо хлопнул меня по плечу. – Вечером с тобой схожу сюда. Ножа возьмём. Ты быстро с дровами закончишь, а мы посмотрим, чтобы этот гад не появился.

О том, что мне придется отрабатывать вечером, и в этот момент Четырнадцатый может снова прийти – я как-то не подумал. Осталось только благодарно кивнуть. За невыполнение дневной нормы можно было попасть на штрафы. А те ааори, которые не справлялись с нормой регулярно – «списывались», как это называли тут.

Меня уже не в первый раз удивляла такая замена слов и смыслов. Когда Пятнадцатая объясняла, что будет за невыполнение нормы – ей пришлось объяснять, и чем всё закончится, потому что слово «списать» мне ни о чём не сказало. А вот слово «казнь» очень даже было понятно, и даже слово «повешение» вызвало перед глазами картинку того самого повешения.

На обед я пошел позднее всего десятка. Пришлось дождаться, когда отобедает Четырнадцатый. Кстати, Пятнадцатая, когда узнала, что я не выполнил норму, отнеслась к этому не слишком хорошо. Спрашивать причину она не стала, да никто и не рвался рассказывать. Разговаривала она очень холодно и немного отстранённо. Видимо, мой провал в работе воспринимала как личное оскорбление – в конце концов, она сама являлась моим «наставником» среди ааори.

На тренировках я чувствовал себя как на иголках, а вместо ужина кинулся рубить дрова. Эта идея пришла мне в голову под конец занятий. Поесть я могу быстро, а вот закончить работу после ужина – мне будет сложнее. Тем более придется привлекать Хохо и Ножа. Если же перед ужином сразу пойти на доработку, а потом быстро – на ужин, я смогу избежать и появления Четырнадцатого, который ужин не пропускает, и не буду отвлекать ребят из своего десятка. Как бы я ни волновался, но план этот сработал – за полтора часа мне удалось закончить свою работу. А когда я окольными путями, за складами, пробирался к казарме, то даже видел Четырнадцатого со Златой, которые шли в сторону площадки с дровами.

Пятнадцатая сидела за столом, когда я вбежал в столовую, и явно не торопилась уходить. Мрачно проследив, как я набрал себе еды, она махнула рукой, подзывая. Понимая, что избежать разговора не удастся, пришлось идти за её столик. Сесть напротив она не дала, похлопала ладошкой рядом с собой. При этом продолжала мрачно молчать и после того, как я принялся за еду. И только когда я залпом осушил кружку с каким-то напитком и отставил поднос с едой чуть в сторону, соизволила заговорить.

– Шрам, мне почему-то кажется, что ты должен мне что-то рассказать, – при этом смотрела десятник в стену, а не на меня. А я, совершенно честно, не знал, что ей рассказывать. Не найдя ничего лучше – начал оправдываться.

– Прости, я тебя подвел с работой сегодня…

– Ну-ну…

– Я не хотел, правда. Это больше не повторится.

– Да?..

– Да, – неуверенно ответил я. – Надеюсь, что не повторится.

– Работу ты не выполнил, потому что тебе, видимо, поленом в лицо прилетело, – хмыкнула Пятнадцатая.

– Не поленом, рукой, – честно признался я, не понимая, к чему она клонит.

– А чьей рукой тебе прилетело? – поинтересовалась девушка и впервые, наверно, за весь день, прошедший после истории с Четырнадцатым, посмотрела мне в глаза.

– Десятника, – ответил я, радуясь, что она, наконец, оттаивает. – Ты не подумай, я не нарушал правил.

– А то я не знаю! – девушка вспылила. – Шрам, проклятье, ты почему мне сразу не рассказал?

– Я… – начал было снова оправдываться я и замолчал.

Пятнадцатая буравила меня взглядом где-то с минуту, а потом засмеялась.

– Шрам, я даже злиться уже не могу. На тебя наехал десятник другого десятка. Не дал тебе нормально работать. Ты понимаешь, что этот придурок прицепился к тебе по просьбе Златы, для которой ты как бельмо на глазу?

– Что на глазу? – не понял я. Память мне ничего не подсказывала. Видимо, видеть таинственное бельмо мне в жизни не приходилось.

– Болячка на глазе, – пояснила Пятнадцатая. – Не суть. Она тебя ненавидит и подзуживает своего десятника тебе делать пакости. Ты молча разбираешься с вопросом и обещаешь… Нет… Ты! Обещаешь! Мне! Что этого! Больше! НЕ ПОВТОРИТСЯ?!

Я промолчал, понимая, что тут уже можно не оправдываться.

– Хорошо хоть потом, дурень, про «надеюсь» договорил, – Пятнадцатая фыркнула. – Хохо тоже хорош, рассказал мне только за ужином. Мне вот интересно, а как ты хотел…

– Эй, вы двое! Мы закрываемся!

Я и Пятнадцатая синхронно обернулись и посмотрели на работницу столовой, которая вышла из-за стойки с едой. Не сговариваясь, я и Пятнадцатая одновременно встали, выполнили положенный поклон и схватили грязную посуду. Точнее, схватил я, закинув кружку Пятнадцатой себе на поднос.

– Мы уже уходим, уважаемая! – как можно ровнее ответила Пятнадцатая.

Когда мы вышли из столовой, Пятнадцатая схватила меня под локоть и потащила на улицу. До отбоя оставалась ещё пара часов, но на улице никого уже не было. Когда солнце зашло, сразу стало холоднее, но меня это даже радовало. Усадив меня на ближайшую лавочку, Пятнадцатая уселась рядом.

– Так вот… Я не понимаю, как ты хотел решать этот вопрос? – продолжила девушка, внимательно глядя на меня.

– Я пока не придумал, – ответил я, но потом предположил. – Можно работать быстрее…

– Можно, ага, – согласилась Пятнадцатая. – Пока не свалишься от усталости – можно работать. Шрам, ты правда дурак? Вроде же умнее был ещё вчера.

– Так я завтра поумнею, – пообещал я неуверенно. – Если мне снова по физиономии не прилетит.

Пятнадцатая улыбнулась, но разговор заканчивать не собиралась.

– Ладно, спишем всё сегодня на удар по твоей черепушке. Только, знаешь, Шрам, ты никак не сможешь решить эту проблему.

– Почему?

– Потому что номерной всегда, – девушка ткнула в меня пальцем, – всегда будет на шаг впереди! Мы можем не работать со всеми, мы можем наказывать любого бойца, понимаешь? Знаешь, почему не бывает десятка без номерного?

– Почему?

– Потому что тогда его бойцы оказываются без защиты своего десятника, – не обращая внимания на мои вставки, продолжила Пятнадцатая. – Потому что тогда я могу подойти к бойцу этого десятка и приказать ему работать, например, за тебя. А тебе подарить выходной. В каждом десятке есть десятник и его заместитель, который выполняет обязанности десятника, если того рядом нет. Мои приказы, мои распоряжения – они выше приказов любого другого десятника! Отменить мой приказ может только Первый! Он старший десятник.

– И что мне было делать? – огрызнулся я (обидно всё-таки!). – Упереться и дать ему возможность прирезать меня?

– Нет, ты должен был сразу после этого пойти ко мне, – спокойно ответила Пятнадцатая. – А ты собрался всё решать сам.

Мы замолчали. Пятнадцатая, видимо, сказала всё, что хотела. А мне пришлось обдумывать её слова. Мог ли я догадаться, что надо поступить именно так? Вообще-то мог. Более того, нам что-то такое даже в школе нерождённых рассказывали. Да и это было… логично. Так, наверно? Получается, я сглупил. И пора было в этом признаться.

– Пятнадцатая, прости, – сказал я. – Ты права, я поступил глупо.

– Глупо – согласилась она. – И что, этого больше не повторится?

– Сомневаюсь, – ответил я. – Глупить я ещё, наверно, не раз буду.

– Будешь, – Пятнадцатая усмехнулась, – но что бы ни произошло, где бы ты ни сглупил – чтоб сразу шел ко мне.

– Хорошо.

– Ну вот и отлично, а теперь вали спать.