Текст книги "Горькая сладость"

Автор книги: Лавейл Спенсер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

Теперь же Эрик с особым вниманием следил, как меняется природа, потому что с каждым упавшим листком все больше открывался вид на дом Мэгги. Постоянные недозволенные мысли о женщине, которая не была его женой, стали каким-то наваждением. Более того, проплывая мимо дома Хардинга, он старался разглядеть за кленами его окна и подавал сигнал, пытаясь угадать, подойдет ли Мэгги к окну или же останется в доме.

Он часто вспоминал тот вечер, когда они бродили в темноте по этому дому. Они поступили весьма неблагоразумно: если бы кто-нибудь об этом узнал, могли пойти пересуды. Хотя все было абсолютно невинно. Или нет? Его вдруг охватила тоска по тому чистому вечеру, когда он заехал за Мэгги, как бывало в школьные годы. Он вспомнил их объятие на ступеньках здания суда, обратную дорогу в Рыбачью бухту и то, как в этом разрушенном доме они поведали друг другу свои сокровенные тайны.

Иногда, опомнившись, Эрик начинал понимать, что для него опасно находиться неподалеку от Мэгги, но, с другой стороны, какой вред могут причинить его гудки?

К последней неделе октября клены почти совсем облетели, и однажды Эрику показалось, что он увидел в окне бельведера силуэт, но он не был уверен, Мэгги ли это или просто игра бликов на стекле.

Наступил ноябрь. Холодные воды Грин-Бея покрылись золотом осенних листьев, будто здесь затонул корабль с сокровищами. И вот пришел тот ужасный день, когда уехал последний рыбак, а значит, пора ставить «Мэри Диар» на зимовку. Каждый год это происходило одинаково; Эрик думал о том, что в работе наступает затишье, и с грустью смотрел на покинутую «Мэри Диар». Гавань Хеджихог тоже казалась покинутой – ни разгружающихся трейлеров, ни рыбаков, позирующих для моментальных снимков, не слышно ни рокота моторов, ни свистков, ни криков. Даже чайки – непостоянные птицы – скоро исчезнут, поскольку теперь им нечем поживиться. Джерри Джо и Николас пойдут в школу, а Ма отключит радиоустановку до весны и будет коротать время, глядя «мыльные оперы» и делая из кусочков разноцветной резины бабочек с магнитом в брюшке, которых потом прикрепит к дверце холодильника. В эти тихие дни, пока еще не выпал снег, Эрик в последний раз вычистил «Мэри Диар»: подготовил к зиме мотор, накрыл лодку брезентом, вытащил из воды и закрепил на салазках. Майк привел в порядок «Голубку» и скрылся, чтобы заготовить на зиму дрова. Визг его электропилы был слышен на полмили, пила то увеличивала обороты, то работала вхолостую, и от этого монотонного звука становилось еще тоскливее.

Эрик вымыл сарай, где чистили рыбу, подготовил к зимнему хранению снасти, запер служебные помещения и отправился домой. Он провел несколько беспокойных дней, ел жареные пирожки и пил кофе, постирал кое-что и пополнил специями банки на кухне. Предстоящая зима грозила быть долгой и одинокой, и он представлял себе, что рядом с ним – Нэнси и что они сейчас где-нибудь на юге, во Флориде, например, куда многие рыбаки из Дор-Каунти уезжали на зиму.

Однажды, когда одиночество стало невыносимым, Эрик отправился к Майку.

Он застал брата возле станка с электропилой. Эрик переждал, пока мощный пневматический таран с грохотом протолкнет бревно. Оно заскрипело и, разделенное надвое, упало на землю. Майк нагнулся, чтобы поднять полено, и Эрик окликнул его:

– Эй, братишка!

Майк выпрямился и отбросил полено в сторону.

– Привет! Ты что здесь делаешь?

– Я подумал, ты не станешь возражать, если я тебе помогу.

Натянув потертые кожаные перчатки, Эрик встал к станку, отшвырнул в сторону половину распиленного бревна и взял другое, целое.

– От помощи никогда не откажусь. Этак мы заготовим гору дров.

Майк включил мотор, и звук стал нарастать по мере того, как продвигалось бревно. Стараясь перекрыть визг пилы, Эрик прокричал:

– По-моему, ты собирался в этом году поставить газовую плиту.

– Да, но Джерри Джо решил поступать в колледж, так что придется подождать.

– Может, тебе нужны деньги, Майк? Ты ведь знаешь, я ради этого паренька готов на все.

– Спасибо, Эрик, но дело не только в Джерри Джо.

– О чем ты?

Еще одно распиленное бревно упало, стало тихо. Майк поднял полено и сообщил:

– Барбара опять беременна. – Он швырнул полено и стоял, глядя, как оно летит.

Эрик замер, пытаясь переварить эту новость, чувствуя ком зависти в горле: у Майка и Барбары будет еще один ребенок, хотя уже есть пятеро от шести до восемнадцати лет, а у них с Нэнси нет ни одного. Комок исчез так же быстро, как и появился. Эрик поднял полено, упавшее с его стороны, и бросил в кучу.

– Так радуйся, мужик! – улыбнулся он.

– Радуйся? А ты бы обрадовался, если б узнал, что ждешь шестого?

– Да это же здорово, особенно если он будет похож на Джерри Джо.

– Но они все время растут, так же, как и размер их обуви. То отит, то колики в животе, то корь, это не считая двух тысяч чертовски дорогих пеленок. А кроме того, Барб уже сорок два. – Он мрачно уставился на голые деревья и пробормотал: – Господи! Пила работала вхолостую.

– Мы уже старые, – вздохнул Майк. – Правда, когда родилась Лайза, мы тоже думали, что уже старые.

Эрик наклонился, выключил мотор и обнял Майка за плечи.

– Не переживай! Ты же, наверное, читал, что теперь люди в сорок лет моложе, чем в прежние времена, и что женщины рожают детей все позже и позже, и все заканчивается благополучно. Помню, пару лет назад я читал о женщине из Южной Африки – так она родила в пятьдесят пять.

Майк невесело рассмеялся, сел на бревно и произнес со вздохом:

– Вот черт! – Некоторое время он невидяще смотрел перед собой, затем поднял печальный взгляд на Эрика. – Знаешь, сколько нам будет, когда этот малыш закончит школу? А ведь мы с Барб думали, что у нас будет хоть немного времени пожить для себя.

Эрик опустился на корточки и поинтересовался:

– Если вы его не хотели, как же это случилось?

– Черт, я не знаю.

– Может, это слабое утешение, но я считаю, что вы с Барб самые лучшие родители. И скажи спасибо, что у вас будет еще один ребенок.

Слова Эрика вызвали на лице Майка слабую улыбку.

– Спасибо.

Братья посидели молча, наконец Эрик вновь заговорил:

– Знаешь, в чем ирония судьбы?

– В чем?

– Пока ты переживаешь, что у тебя будет еще один ребенок, я тебе дьявольски завидую. Я понимаю тебя, когда ты говоришь, что немолод, поскольку сам всего на два года младше и чувствую, как уходит время.

– Ну и кто тебе мешает?

– Нэнси.

– Я так и думал.

– Она не хочет иметь детей.

– Мы все об этом догадывались, – признался Майк. – Она не хочет бросать работу?

– Не в этом дело, – сказал Эрик. – Я думаю, она просто сходит с ума при мысли, что испортит фигуру. Это всегда было для нее очень важно.

– А ты разговаривал с ней? Говорил, что хочешь иметь детей?

– Да, последние шесть лет. Я все надеялся, что однажды она скажет «да», но этого не случилось. Теперь я уже знаю точно и потому ставлю точку в нашей борьбе.

Они опять замолчали. В зарослях сумаха обосновалась шумная стайка воробьев.

– О черт, есть и еще одна проблема. Нэнси ненавидит Рыбачью бухту. Ей лучше в командировках, чем дома.

– Не придумывай.

– Я не придумываю. Она не хотела переезжать сюда.

– Возможно, но это не значит, что она вообще не хочет возвращаться домой.

– Раньше Нэнси часто говорила, как ей тяжело уезжать по понедельникам, однако я давно уже этого не слышал.

Эрик наблюдал за воробьями. Они тихо чирикали и клевали землю возле сумаха. Пока Эрик рос, его всегда окружали птицы – и на земле, и на воде. После свадьбы Нэнси подарила ему на Рождество великолепный альбом с фотографиями птиц и надписала: «Потому что ты их потерял». Перед отъездом из Чикаго она запихнула этот альбом в связку с другими книгами и кому-то отдала, даже не спросив у Эрика разрешения. И теперь, холодным осенним днем, глядя на воробьев, Эрик грустил не о потере альбома, а о потере доверия.

– Ты понимаешь, что произошло? – спросил он Майка.

– Что?

Эрик повернулся и взглянул на брата.

– Мы перестали уступать друг другу. – После затянувшегося молчания Эрик продолжил: – Мне кажется, все случилось, как только мы решили переехать сюда. Она категорически возражала, а я не хотел ничего слушать. Мне нужна была семья, Нэнси – карьера, и между нами началась «холодная война». Внешне все выглядело замечательно, но в глубине души появилась какая-то неудовлетворенность.

Воробьи улетели. Вдалеке переругивались вороны, но на поляне стояла тишина, а небо было такого серо-стального цвета, будто отражало мрачное настроение Эрика.

– Слушай, Майк, – произнес он, – тебе не приходило в голову, что люди, у которых нет детей, со временем становятся эгоистами?

– Ты слишком обобщаешь.

– А я считаю, что так и есть. Когда рождается ребенок, человек начинает думать в первую очередь о нем. Даже если ты безумно устал, ты поднимаешься, когда малыша тошнит, или он плачет, или ему что-то нужно... Черт, я не знаю, как выразить словами то, что я думаю.

Эрик поднял кусок коры и принялся ногтем отковыривать от него кусочки.

– Помнишь, как было у матери с отцом? В конце дня, после работы в офисе, после стирки в той старой стиральной машине, после того, как она успевала в перерывах между обслуживанием клиентов повесить белье на веревку, накормить детей, рассудить их споры – после всего этого она помогала отцу мыть сарай, где чистили рыбу. Помнишь, они там все время смеялись? Я лежал в кровати и спрашивал себя, что можно найти смешного в сарае для чистки рыбы в половине одиннадцатого ночи? Пели сверчки, вода плескалась о лодки, а я лежал, слушал этот смех и понимал только, что родителям, наверное, хорошо. А однажды – я помню это так отчетливо, будто все произошло вчера, поздно ночью я зашел на кухню и, знаешь, что увидел?

– Что?

– Отец мыл нашей Ма ноги.

Братья обменялись долгими взглядами, и Эрик продолжил:

– Ма сидела на стуле, а отец стоял перед ней на коленях. Она откинула голову и закрыла глаза, отец как раз держал ее намыленную ногу над тазиком и очень осторожно тер руками. – Эрик опять замолчал. – Я никогда не забуду этого. Ее шершавые ноги, которые так часто болели, и то, как отец их мыл.

Их захлестнули воспоминания. Через некоторое время Эрик спокойно произнес:

– Я бы хотел, чтобы у меня была такая семья. А у меня ее нет.

Майк поставил локти на колени.

– Может быть, ты слишком много хочешь?

– Возможно.

– Все семьи живут по-разному.

– У нас вообще нет семьи с тех пор, как я заставил Нэнси переехать в Рыбачью бухту. Только теперь я понял, с чего начались наши беды.

– И что ты собираешься делать?

– Не знаю.

– Откажешься от рыбной ловли?

– Нет, я слишком люблю свое дело.

– А она не бросит работу?

Эрик безутешно покачал головой. Майк поднял с земли две ветки и начал ломать их.

– Тебе кажется, что...

– Да. – Эрик взглянул на брата. – Мне страшно, очень страшно говорить об этом. – Он грустно усмехнулся. – Когда начинаешь понимать, что твой брак потерпел крах...

– Ты ее любишь?

– Наверное. У нее по-прежнему много достоинств, из-за которых я на ней женился. Она красива, умна, энергична. Она кое-чего добилась в «Орлэйне».

– Так ты любишь ее?

– Не знаю.

– А в постели у вас все нормально?

Эрик тихо выругался, поставил локти на колени и тряхнул головой.

– Черт, я не знаю!

– Как это не знаешь? У нее кто-то есть?

– Нет, не думаю.

– А у тебя?

– Нет.

– Тогда в чем дело?

– Все в том же. Когда мы собираемся заняться любовью... – Эрик с трудом подбирал слова.

Майк ждал.

– Когда мы собираемся заняться любовью, у нас все нормально, но лишь до того момента, пока она не выбирается из постели, чтобы нанести эту проклятую противозачаточную пену. После этого у меня появляется такое ощущение, будто... – Эрик стиснул зубы. – Будто консервной банкой пытаешься проломить стену. И когда она возвращается обратно, мне уже ничего не хочется.

Майк вздохнул, подумал и посоветовал:

– Вам нужно проконсультироваться с кем-то – с врачом или специалистом по вопросам семьи и брака.

– Когда? Пять дней в неделю ее не бывает дома. Кроме того, она не знает, как я стал относиться к сексуальной стороне нашей жизни.

– А ты не думаешь, что должен сказать ей?

– Это ее убьет.

– Это убивает тебя.

– Да, – подавленно согласился Эрик, уставившись сквозь голые ветви деревьев на тусклое серебро неба.

Он долго сидел, ссутулившись, словно пастух перед костром. Наконец вздохнул, вытянул ноги и стал разглядывать свои голубые джинсы.

– Дело в том, что время уходит. У тебя детей даже больше, чем ты хотел бы иметь, а у меня ни одного.

– Да, дело в этом.

– Ма еще не знает? – Эрик посмотрел на Майка.

– О беременности Барб? Нет. Могу представить, что она скажет.

– По поводу того, что у нас никого нет, она никогда ничего не говорила. Правда, она постоянно твердит, что Нэнси слишком много времени проводит в разъездах, но мне кажется, она имеет в виду именно это.

– Ну, у нее свои представления, и после того как Ма сама столько лет провела рядом с отцом, она считает, что именно так и должно быть.

Братья ненадолго задумались, вспоминая, как жили раньше, и размышляя о том, как живут теперь. И тут Эрик сказал:

– Знаешь что, Майк?

– Что?

– Иногда я думаю, что Ма права.

Прошло три дня. В субботу вечером, поужинав, Нэнси откинулась на спинку стула, вертя в руках бокал шабли и доедая ягоды зеленого винограда. Обстановка была интимной. Снаружи ветер перебирал гальку и раскачивал кедры, которые скрипели под струями проливного дождя, а в комнате горели свечи, их пламя отражалось на поверхности стола из тикового дерева и причудливо преображалось в переплетении льняного кружева салфеток.

Нэнси оценивающе посмотрела на своего мужа. Перед ужином он принял душ, не причесавшись, сел за стол, и, взлохмаченный, выглядел очень привлекательно. На нем были джинсы и новый свитер, который она купила ему в магазине «Неймэн-Маркус», – авторская модель, свободный верх с отложным воротником и огромными рукавами реглан. Эрик сидел, приподняв одно плечо, и пил кофе по-ирландски.

Ее муж был настолько красив, насколько может быть красивым мужчина, а Нэнси видела много красивых мужчин. По роду своей работы она сталкивалась с ними в лучших магазинах, в каждом городе, одетых, словно на страницах модного журнала. Они так благоухали, что их вполне можно было держать в шкафу с женским бельем – для ароматизации. Короткие стрижки, шерстяные шарфы поверх пиджаков и узконосые ботинки из тонкой кожи. Некоторые из этих мужчин были гомосексуалистами, но многие – гетеросексуалистами и не скрывали этого.

Нэнси научилась давать им отпор, а если в определенных ситуациях отвечала взаимностью, то их отношения длились не дольше одной ночи; никто из них не мог сравниться с Эриком. У них были не такие большие тела, слишком мягкие руки, слишком белая кожа. И главное, ни с кем из них она не могла добиться такой сексуальной гармонии, какой добивались они с Эриком на протяжении восемнадцати лет.

Нэнси сидела по другую сторону стола и изучающе смотрела на своего мужа, такого сильного и красивого. Сейчас он не пытался испортить то настроение, которое Нэнси тщательно создавала при помощи свечей, льняных салфеток и вина. Но она создавала это настроение с определенной целью, и пришло время проверить его эффективность.

Нэнси положила ногу в нейлоновом чулке на стул Эрика.

– Любимый! – нежно произнесла она и погладила ступней его колено.

– Да?

– Почему бы тебе не продать лодку?

Он невозмутимо посмотрел на нее, наклонился, допил кофе и, не произнеся ни слова, начал разглядывать переплетение теней на стене.

– Ну пожалуйста, милый! – Нэнси подалась вперед. – Сейчас можно поместить объявление, к весне ты ее продашь, и мы вернемся в Чикаго. Или поедем в какой-нибудь другой большой город. Какой тебе нравится? Может, Миннеаполис? Прекрасный город, кругом озера, и к тому же это Мекка искусств. Ты ведь любишь Миннеаполис. Эрик, пожалуйста, давай подумаем.

Он старался не смотреть ей в глаза, но Нэнси заметила, как челюсти его судорожно сжались. Наконец Эрик взглянул ей в лицо и произнес, тщательно подбирая каждое слово:

– Ответь мне на один вопрос. Что тебе нужно от нашего брака?

Нэнси перестала гладить ступней его колено. Такого поворота в разговоре она не ожидала.

– Что мне нужно?

– Да, что тебе нужно? Кроме меня и... и секса со мной по субботам и воскресеньям, когда у тебя нет месячных. Что тебе нужно, Нэнси? Тебе не нужны ни этот дом, ни этот город, ты не хочешь, чтобы я был рыбаком. По тому, как ты себя ведешь, совершенно ясно, что тебе вообще не нужна семья. Итак, что тебе нужно?

Вместо того чтобы ответить, Нэнси резко потребовала:

– Когда это кончится?

– Кончится что?

– Ты знаешь, что я имею в виду, Эрик. Игра в Старика и Море. Когда мы уезжали из Чикаго, я думала, ты со своим братцем пару лет поиграешь в рыбаков, а потом мы вернемся обратно и сможем больше времени проводить вместе.

– Когда мы уезжали из Чикаго, я рассчитывал, что ты бросишь работу в «Орлэйне», останешься здесь и мы заведем детей.

– Я много зарабатываю. И я люблю свою работу.

– Я тоже люблю свою.

– Кажется, ты забыл, что получил довольно приличное образование. А твои деловые качества? Ты не собираешься их использовать?

– Я использую их каждый день.

– До чего же ты упрям!

– Что изменится, если мы переедем в Чикаго или Миннеаполис?

– Мы будем жить в городе с картинными галереями, концертными залами, театрами, крупными магазинами, новыми...

– Крупными магазинами, ха! И пять дней из семи ты будешь торчать в этих магазинах! За каким чертом тебе нужны магазины?

– Дело не в магазинах, ты ведь знаешь. Это – город! Цивилизация! Я хочу находиться там, где кипит жизнь!

Эрик долго наблюдал за ней, выражение его лица было холодным и суровым.

– Отлично, Нэнси, я предлагаю тебе сделку. – Он отодвинул свою чашку, оперся руками о край стола и пристально взглянул на жену. – Ты рожаешь ребенка, и мы переезжаем в любой город по твоему выбору.

Она отпрянула назад. Лицо ее побледнело, потом покраснело – она не могла пойти на такой компромисс.

– Это нечестно! – В гневе Нэнси грохнула кулаком по столу. – Я не хочуэтого чертова ребенка, и ты это знаешь!

– А я не хочу уезжать из Дор-Каунти, и ты тоже это знаешь. Если ты собираешься отсутствовать как минимум пять дней в неделю, то лично я собираюсь жить со своей семьей.

– Твоя семья – это я! – Нэнси стукнула себя в грудь.

– Нет, ты – моя жена. Семья – это дети.

– Короче говоря, мы зашли в тупик.

– Видимо, да, и эта проблема настолько меня беспокоит, что на днях я даже пожаловался Майку.

– Майку?!

– Да.

– Наша личная жизнь Майка не касается, и я возмущена, что ты обсуждаешь с ним такие вещи!

– Так получилось. Мы говорили о детях. Они собираются родить еще одного.

На лице Нэнси отразилась неприязнь.

– О Боже, это просто неприлично.

– Ты так думаешь? – резко спросил Эрик.

– А разве ты так не думаешь? Они мечут икру, как лососи. Господи, им уже столько лет, что пора иметь внуков! Зачем им, черт возьми, в их возрасте заводить еще одного ребенка?

Эрик швырнул свою салфетку на стол.

– Нэнси, иногда ты меня бесишь!

– И ты бежишь к своему братцу и все ему рассказываешь? И естественно, самый лучший в мире папаша дает самую лучшую характеристику женщине, которая не желаетиметь детей.

– Майк ни разуне сказал о тебе плохого слова! – Эрик ткнул в ее сторону пальцем. – Ни разу!

– И к какому выводу он пришел, когда узнал, почему мы не заводим детей?

– Он посоветовал обратиться к специалисту по вопросам семьи и брака.

Нэнси уставилась на Эрика, не веря своим ушам.

– Ну, что скажешь? – Эрик пристально посмотрел на жену.

– Непременно, – насмешливо ответила она и, скрестив руки на груди, откинулась на спинку стула. – У меня свободен вечер вторника, правда, я буду в Сент-Луисе. – Ее тон изменился, стал требовательным. – Что происходит, Эрик? Зачем эти разговоры о специалистах по вопросам семьи? Чем ты недоволен? Что случилось?

Эрик взял со стола чашку, ложку и салфетку и понес их на кухню. Нэнси последовала за ним. Он поставил чашку в раковину и замер. Эрик боялся ответить Нэнси, боялся объяснений, и при этом знал, что должен все сказать, иначе никогда его жизнь не будет счастливой.

– Эрик! – нежно позвала Нэнси и дотронулась до его спины.

Он тяжело вздохнул и, пытаясь унять дрожь, произнес то, что мучило его столько времени:

– Нэнси, мне нужно от брака больше, чем я получаю.

– Эрик, пожалуйста, не надо... Эрик, я люблю тебя.

Она обняла его и уткнулась лицом ему в спину. Эрик не шелохнулся.

– Я тоже люблю тебя, – тихо ответил он. – Вот почему мне так больно.

Они стояли молча, не зная, что сказать: они оба не были готовы к тому жестокому разочарованию, которое поселилось в них.

– Пойдем в спальню, Эрик, – прошептала Нэнси. Эрик закрыл глаза. Он ощутил пугающую его пустоту.

– Ты ничего не поняла, Нэнси?

– Что я должна была понять? В этом смысле у нас всегда все было хорошо. Пожалуйста, пойдем наверх.

Он вздохнул и впервые отказал ей.