Текст книги "Библиотекарь или как украсть президентское кресло"

Автор книги: Ларри Бейнхарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

Ларри Бейнхарт
Библиотекарь или как украсть президентское кресло

Моей музе – Джиллиан Фаррел

И библиотекарю Ларри Бёрку, хранителю очага

Глава 1

– Если человек хочет править миром, он всё время будет идти к власти открыто, – учил своего спутника старик в стёганой куртке и твидовой шляпе.

Старик вышел подышать свежим воздухом. Стояла замечательная осенняя погода: ярко светило солнце, воздух был напоен множеством ароматов, лёгкий ветерок ласково перебирал белый пушок на голове старика. Неподалёку паслись прекрасные кони.

Второй старик был младше первого лет на двадцать. У него тоже были седые волосы, но хотя он и надел кроссовки – так было удобнее – из-под кашемирового пальто выглядывал строгий костюм. «Самая успешная операция – это такая операция, о которой твой противник не знает до самого момента её осуществления», – пробормотал он. Его спутник в шляпе понял его, потому что сам был знаком с работой Макиавелли.

– Это тактика, – продолжал старик. – Вы можете сделать так, что никто даже приблизительно не поймёт вашу тактику, но вам не удастся скрыть, что идёт война.

– Ну, а Пёрл-Харбор?

– Фью! – присвистнул пожилой человек. – Мы знали, ну или во всяком случае должны были знать, что отношения с Японией становятся всё более и более натянутыми. Они стремились захватить всю Азию, а мы отказывались поставлять им нефть. Нефть! И что по вашему они должны были делать? У них не было выбора.

– А террористы?

– Да ни Аль-Каида, ни Хезболлах сроду не делали тайны из своих намерений. Они же на всех перекрёстках кричат о своих планах. Только действуя открыто, они могут доказать, что сражаются за правое дело, только так они могут завербовать новых членов.

Второй старик с сомнением покачал головой – он явно думал иначе. Но он пришёл сюда за деньгами, за целой кучей денег, эти деньги он отдаст тем, кто работает с ним, так что пусть себе болтает, он может и послушать.

– Нам до мирового господства вот столько осталось – старик развёл большой и указательный палец – в образовавшийся промежуток с трудом бы поместился том Библии. – И пришли мы к этому, действуя совершенно открыто. Начали Проявленной Судьбой[1]1
  Проявленная Судьба, или the Manifest Destiny – сформулированная Джоном О’Салливаном концепция американского жизненного пространства (Lebensraum). По Салливану, миссия Соединенных Штатов: «распространяться по континенту, предоставленному Провидением дли свободного развития нашей год от года растущей многомиллионной нации».


[Закрыть] и заканчиваем предупреждающей войной. Конечно же, мы говорим, что так будет лучше для всего мира, но истина уже давно ни для кого не секрет.

Солнце начало приятно пригревать – старики повернулись ему навстречу – пожилым свойственно тянуться к теплу. Они не смотрели друг другу в глаза, но понимали друг друга, и тот из них, кто был помладше, пробормотал что-то вроде: «Ну, может и так».

– И единственное, что может помешать этому – это если он проиграет на выборах – продолжил первый. – Мы вынуждены будем вернуться на уже пройденный этап…

И он развел руки, показывая, что это, хоть и не затянется навсегда, но времени отнимет порядочно.

– Не проиграет, – уверил его друг, который в эту минуту думал о деньгах, которые он получит, о деньгах, которые уже получил, о всех тех сотнях миллионов, которые они уже собрали для кампании. Если сложить все деньги, полученные от ПАКов, от групп поддержек, от ячеек партии в штатах, от церковных организаций, у них уже было порядка миллиарда. И от этой мысли ему становилось теплее, чем от солнечных лучей.

– Кстати, – сказал старик.

– Да?

– У меня есть план.

– Какой? – произнёс младший тоном, показывающим, что слушать он будет не из уважения, а из-за денег, да и вообще, не нужно им никаких планов.

– Тебе понравится, – глаза старика под шляпой радостно заблестели, собственный план казался ему прекрасным.

Человек в кашемировом пальто приблизился ближе – он знал, что старик очень умён. И хотя он был на сто процентов уверен, что план окажется негодным к употреблению, послушать его в любом случае стоило.

– Это не какая-то там невероятная стратегия, – начал старик. – Это тактика. Так что, держи сказанное в тайне. Так, чтобы ни одна душа не узнала.

Глава 2

Элайна Уистхэувэн любила книги и полагала, что и они её любят. Ещё Элайна мечтала помочь всему человечеству. Она была библиотекарем и носила очки с толстыми стёклами. Элайна ни разу в жизни не была у парикмахера, но её крупные кудри были всегда чисто вымыты и расчёсаны. Она жила как монашка на свою мизерную зарплату, снимала комнату у вышедшего на пенсию преподавателя и его жены, которая пустовала после того, как их собственные дети выросли и уехали на запад.

Когда я объявил Элайне, что она уволена, она покачнулась и приоткрыла рот, но не смогла вымолвить ни слова. Она была тоненькой и хотя возможно, что под бесформенными свитерами скрывалось привлекательное тело, от одной только мысли об этом, одной только мысли, я почувствовал себя маркизом де Садом, начавшим «Жюстину» с подробного описания учинённого над девушкой насилия и продолжил её дальнейшими рассказами про извращённые и ужасные изнасилования, которым подвергалась бедняжка.

Когда я сказал ей, что она уволена, мне показалось, что я убил нежный цветок: сорвал его и смял лепестки.

Это произошло не по её вине. Она ни в чём не виновата. О чём я ей и сказал.

Её губы дрогнули, я не услышал слов, но знал, что она сказала: «В чем-то я провинилась».

– Да нет же, ты прекрасный работник – попытался я смягчить нанесённый мною же удар. Она стояла столбом, а мои глаза скользнули от ее лица вниз, к худой шейке и груди. Я хотел быть абсолютно честен, поэтому решил объяснить: «Федеральный бюджет был составлен таким образом, чтобы уменьшить число госслужащих». Я не знаю, что она подумала, может быть, она решила, что я просто ее успокаиваю, вероятнее же всего, она просто не знала, что делать, словно растерявшийся детёныш оленя, случайно оказавшийся на трассе. «И это отразилось не только на нашем штате». Она еле заметно кивнула. «Я помню, что президент сказал, что поддержит образование, и почти невозможно поверить, что он сам решил разрушить систему бесплатного образования, но это так, и наш вуз пострадал от этого в числе многих других. Наш ректор получил из Института наследия исследование по библиотекам. Там говорилось, что в государственных и в университетских библиотеках слишком много книг. И что все эти объёмные тома прекрасно заменит единая виртуальная библиотека, в которую можно будет заходить и с офисного, и с домашнего компьютеров, а оставить следует только какие-нибудь редкие тома, представляющие собой историческую ценность. Как следствие, отпадёт необходимость и во всех библиотекарях, кроме виртуальных, а освободившееся пространство можно будет использовать». Я жестом указал на читальные залы и книгохранилища, которые занимали и этот этаж, и четыре снизу, и ещё один сверху. «Так высвободятся деньги, необходимые для строительства более важных объектов, например, аудиторий или спальных комнат, то есть того, что на самом деле будет приносить деньги».

«Я лично книги люблю, – Боже, она сейчас заплачет! И я заплачу. Она – потому что ей кажется, что её судьба разбита, а я оттого, что люблю книги, даже поэзию люблю и чувствую себя виноватым перед ними. – Я лично не люблю читать с экрана и, как мне кажется, хотя я и не обладаю достаточными данными, чтобы это подтвердить, это не только моё мнение. Я заметил, наверно, и вы тоже, что когда дети работают в компьютерных классах, они начинают разбрасываться. Когда вы думаете, что они читают, они скачивают музыку или играют, или переписываются по всяким айсикьюшкам, или смотрят…» Я прикусил язык, чтобы не сказать: «смотрят порнуху», но мысль крепко засела в голове и свернуть с неё я уже не мог: «… ну или разглядывают разные фривольные картинки». Даже несмотря на эту словесную замену, я чувствовал, что сказал что-то непристойное. Картинок Элайна уже не вынесла, она заплакала и убежала, не дослушав моих оправданий: «Ну, в общем, это всё из-за сокращения бюджета, из-за сокращения бюджета всё это, вы ни в чём не виноваты».

После произошедшего я и не думал, что она заговорит со мной, но через полгода, одним погожим сентябрьским деньком, как раз когда начался новый учебный семестр, она пришла ко мне в библиотеку и сказала, что хочет поговорить со мной. Она казалась подавленной, но держалась очень решительно, на ней было голубое платье в цветочек, а на ногах удобные туфельки. «Я нашла работу», – начала она.

Я был безумно рад, я редко бываю так рад за кого-то. «О, прекрасно!» – улыбнулся я.

– Я нашла работу, я работаю – повторила она ещё раз, – в частной библиотеке неподалёку.

– Что ж, прекрасно.

– Вы слышали об Алане Карстоне Стоуи? – Элайна не спрашивала, она утверждала, но я всё равно кивнул, я действительно слышал о нём. Так сразу я не мог сообразить, сколько ему лет, но то, что лет ему было прилично, знал. Он жил в своём поместье неподалёку. По наследству он получил много земли в Виргинии и быстро сообразил, что может разделить эту землю на участки, построить на них дома и продать с выгодой для себя. Да, идея не нова, но он крепко ухватился за неё и открыл свой бизнес по покупке, строительству и продаже. Потом к земле прибавились магазины и парки аттракционов, он стал одним из тех, кто особенно активно способствовал разрастанию городов. Конечно, он не единственный, кто занимался этим, но именно этими МакДомами – скоростными автомобилями нового жилищного рынка – он прославился.

– Я там не на полную ставку, – продолжила Элайна. – Два-три часа по вечерам.

– Это замечательно, но что вы хотели от меня?

– Я… я соврала… нет, я не соврала! Просто Мистер Хаузер (это тот самый ушедший на пенсию преподаватель, у которого она снимала комнату), ещё когда я была на пособии, ну то есть ещё когда я получала пособие и искала работу, мистер Хаузер заставил меня говорить, что я всё ещё работаю, потому что так у меня было больше шансов найти работу, а потом он сказал, что если я не найду работу, он вышвырнет меня на улицу, и я буду бездомной, а я совсем не хотела быть бездомной.

– Ну, знаешь, если разобраться, это и не ложь вовсе, всё нормально. Ты – хороший человек, Элайна.

– Помогите мне.

– Как я могу тебе помочь?

– Вы должны… у меня депрессия. Мне нужно пару дней отдохнуть.

– И…? – недоуменно протянул я, не понимая, какое это имеет отношение ко мне.

– Я очень не хочу потерять эту работу, и я подумала, что если найду кого-нибудь, кто бы мог меня заменить, всё будет нормально и меня не уволят за то, что я не приду.

– Ну позвони и скажи, что ты заболела.

Она замотала головой, в глазах застыл ужас. Какая впечатлительная барышня! Я достал список сотрудников и стал думать, кто бы хотел поработать несколько часов дополнительно. Вернее сказать, я стал думать, кому их них это нужнее, потому что деньги были нужны всем. Я назвал несколько имён и тут заметил, что она отрицательно покачивает головой, не очень явно, но тем не менее ясно, чтобы дать мне понять, что я её неправильно понял.

– Что не так, Элайна?

– А не могли бы вы сами? – вымолвила девушка и покраснела.

– Ой, не уверен. У меня тут есть несколько….

– Я действительно очень боюсь потерять эту работу. Я поговорила об этом с мистером Стоуи, и он спросил меня, кого я могу прислать вместо себя, и я сказала про мисс Локисборг, он не возражал, потому что она – главный библиотекарь, но… но…

– Что «но»?

– Она отказалась. Она даже рассердилась на меня.

– Сочувствую.

– И я подумала… Вы ведь глава всей библиотеки и… – тут она жестом показала, что моя должность выше, чем должность Инги. – И я знаю, что вы прекрасно знаете дело, так что если бы туда поехали вы, хозяин бы не рассердился. Я вас очень прошу.

Конечно же, если бы это был рядовой случай, я бы отказался, но как можно было отказать лепесткам, которые вы сами смяли и швырнули в глину, и которые пытаются из этой глины выбраться?

Вечером, ровно в 6:30, я оказался на коневодческой ферме Стоуи, где старик и жил. Её он на участки не разделил – 230 акров прекрасных земель. Вам будет несложно представить себе это место, если вы когда-нибудь бывали в Англии и путешествовали по богатым замкам с вырытыми прудами и насыпными холмами, то есть совершенно в соответствии с пасторальными картинками, столь любимыми такими ландшафтными дизайнерами как Кейпэбилити Браун, с лужайками, где травка словно бы подстрижена овцами, с изгородями из прочного камня, что водится в округе, и старыми деревьями, горделиво возвышающимися то тут то там, а под этими деревьями нет ничего, кроме великолепно ухоженного газона.

Я настоял на том, чтобы Элайна предварительно позвонила, так что был уверен, что по меньшей мере меня ждут.

Это была действующая коневодческая ферма. Самих лошадей я видел только из окна моего четырнадцатилетнего «Сааба», но и того, что я увидел, хватило, чтобы понять – передо мной прекрасно ухоженные и дорогие животные, ступающие по не менее дорогой и ухоженной земле.

Человек в униформе открыл мне дверь, и я подумал, что это, наверное, швейцар, но поскольку я в первый раз очутился в доме со швейцаром, я был не уверен и решил не спрашивать – вдруг он окажется сыном хозяина, решившим вдруг одеться как-то необычно. Я назвался и он пригласил меня войти. Сравните филе миньон и Биг Мак, вот приблизительно настолько отличался дом Стоуи от МакДомов Стоуи. Они были просто малоинтересными домами в непрестижных кварталах, и даже доскональное описание и перечисление всех лестниц, всех картин, всех начищенных до зеркального блеска поверхностей, всех ковров и мебели не способно хоть чуть-чуть поколебать эту истину.

Что до библиотеки, то она была превосходной, прекрасная литературная составляющая этого дома-мечты. Наша-то библиотека закрывалась всё раньше и раньше, мы уже не работали по субботам и по праздникам, а книги хранили на простых стальных полках, привинченных к голым стенам, которые мерцали в дрожащем свете флуоресцентных ламп. Здесь же были полки красного дерева, мягкий жёлтый свет и удобная добротная мебель.

Стоуи показался мне старым и немножко с придурью.

– А где мисс Локисборг?

– Она не смогла. Но я глава библиотеки и мисс Уистхэувэн решила, что я вас не разочарую.

– А, ну да, да, расскажите потом мисс Локисборг, от чего она отказалась. Расскажите, расскажите. Вы знаете, в чём заключается ваша работа?

– Ну да, в общем-то. Но расскажите, пожалуйста, если вы считаете это нужным.

– Не буду. Наёмные работники должны знать, как выполнить ту работу, на которую их наняли. Вся моя обслуга знает своё дело, а если не знает, оказывается на улице. И вы окажетесь, если сделаете что-то неправильно.

За вход в библиотеку не надо платить. Когда за окном дождь, в библиотеке всегда чисто и сухо. Здесь можно найти множество самых разных идей и самой разной информации. Но туда приходят и психи, и юродивые, и люди, чьи головы заняты покупками, и те, чьи головы переполнены интригами. И это происходит даже в университетских библиотеках, которые находятся за постами охраны, и вход в которые ограничен. Ведь, в конце концов, только немногие из преподавателей или студентов читают книги, стоящие в дальних углах. Со временем я привык к этому, приучил себя думать об этих людях, как о безвредных существах, и никогда не обижаться на них, я обнаружил, что сподручнее всего делать так, как они хотят, если, конечно же, их действия ничему и никому не могут навредить. Стоуи показался мне одним из этих господ, и я решил обращаться с ним, как с ему подобными, то есть просто кивнул в ответ на его слова, но кивнул легко, так, чтобы это не выглядело будто я обиделся или желал выказать снисхождение.

– Здесь много тайн, – улыбнулся Стоуи, – страшных тайн.

– О, несомненно.

– Подпишите, – попросил он и протянул мне бумагу. Я обратил внимание, что стол, на котором лежала бумага, был начищен до такого блеска, что в нём отражался и потолок, и люстры, и старик Стоуи, и даже моя рука. Это отражение напоминало нелепых гномиков, барахтающихся в речном иле.

Бумага оказалась подпиской о неразглашении. Это была обычная типовая форма, в которой организация или богач, нанимающие сотрудника, сообщают ему, что если он сболтнёт лишнее, они разорят его дотла, сдерут с него последнюю рубашку, выгонят его из его же собственного дома, снимут колёса с его же машины и отберут все деньги, что он скопил себе на безбедную старость. Конечно же, я подписал, какие у него могут быть тайны, которые мне вдруг бы понадобилось или захотелось обнародовать? В конце концов, я тут только на два дня, пока Элайна отдыхает или ходит по врачам, ну или чем она там занимается.

– Вам нравится поэзия? – в этот момент я шарил по карманам в поисках ручки.

– Да, конечно.

– Нет, я говорю о настоящей поэзии. С рифмой. И со смыслом.

– Такую как, например,

 
Говори про джин и пиво,
В лагере сопя лениво,[2]2
  Перевод Э. Ермакова.


[Закрыть] —
 

процитировал я, покосившись на полку, где горделиво возвышались двадцать шесть кожаных томиков Редьярда Киплинга – полное собрание сочинений, между прочим.

Это стихотворение о судьбе индийского мальчика, который прислуживал британским солдатам и был им настолько верен, что даже принял пулю, предназначенную для его хозяина, стихотворение написано как раз от лица этого солдата. Это стихотворение – панегирик империализму и в нём много бытового расизма из серии: «Многих белых он белее»…

Но при всём при этом Киплинг очень талантливый писатель, редко какой писатель может сравниться с ним, у него есть прекрасные описания, бытовая речь очень удачно вплетена в канву повествования, его стихи пронизаны гуманностью, они похожи на поход прекрасно вымуштрованной конницы, его рифмы не кажутся вымученными, наоборот, его рифмы зачастую настолько удачны, что сказать то же самое как-то по-другому попросту невозможно.

 
Я ночь ту помнить буду,
Когда в сторонке я свалился грудой —
Вместо пряжки на пупе свинцовый блин;
Я от жажды уж взбесился…
Первым кто искать пустился?
Ну конечно, хитрый, хриплый Ганга Дин!
Он взял меня за шкирку,
И в животе заткнул тряпичкой дырку,
И в рот плеснул полпинты мутной жижи из ложбин;
Свербело, пахло пылью.
Но из всего, что пил я,
Ценнее та водица, что налил мне Ганга Дин.
 

Киплинг писал и про приключения мальчишек, и про империализм, и мне в мои десять-одиннадцать лет он очень нравился, я даже заучивал его стихи наизусть. Мне всегда казалось, что в ребяческой страсти к ковбойским кричалкам-сопелкам, к лихаческому бахвальству, к людям, исследующим Индию, к мушкетёрам Его королевского величества и, конечно же, к солдатам Её королевского величества есть что-то благородное.

Стоуи тоже когда-то был десятилетним мальчиком и тоже учил эти стихи наизусть. Он пробормотал строчки вместе со мной и принялся читать дальше, тем самым вынудив и меня произнести заключительные сентиментальные строфы:

 
Уже совсем у края,
Дин молвил, умирая:
«По вкусу, я надеюсь, Вам питье пришлось?»
Ждет нас в будущем с ним встреча,
Я его тотчас примечу,
Где муштра двойная ждет, совсем не джин —
По углям он, как по лужам.
Носит пить пропащим душам —
Мне в аду глоток нацедит Ганга Дин!
Слушай, Дин, Дин, Дин!
С прокажённой черной кожей Ганга Дин!
Бил, бранил тебя я много,
Но клянусь Всевышним Богом —
Ты меня получше будешь, Ганга Дин!
 

Тут Стоуи позвонил в колокольчик, и буквально через несколько секунд в комнату вошла горничная. «Рита, принесите мне, пожалуйста, выпить, – что именно он хотел выпить и не подумал сказать, – и захватите ещё один бокал для библиотекаря».

Напитком оказалось дорогое бургундское вино, но какое именно, я не увидел, потому что налито оно было в графин. Как и мой хозяин, я пил небольшими глоточками, смакуя каждый глоток, но он пил быстрее меня и, казалось, полностью ушёл в процесс. «Когда я был ребёнком, карты были красными, – протянул он и быстро добавил: – Я сейчас не коммунистов имею в виду».

– Я вас понял.

Я прекрасно помню большие карты миры, на которых крошечная Англия и Британская Империя (или позже Содружество) всегда обозначались красным цветом, в середине пятидесятых этих карт было ещё довольно много. И красных территорий было очень много: Канада, Индия, Австралия, большая часть Африки, протектораты на Ближнем Востоке, несколько передовых точек по азиатскому тихоокеанскому побережью, словом, если повернуть глобус, можно было своими глазами убедиться в справедливости поговорки о том, что над британской империи солнце не заходит никогда.

– Это Киплинг сказал, что пора уже нам, американцам, принимать олимпийский факел.

– Да, вы правы.

Если быть точнее, то Киплинг сказал, что теперь мы, как белые люди, должны взвалить на себя бремя, в поэме, озаглавленной так же и изданной в журнале «МакКлюр» в 1899 году.

– И мы приняли его, сынок, при-ня-ли.

– Гм…

– Вот здесь – моя жизнь, – тут Стоуи показал дрожащим пальцем в угол комнаты, где нижние полки были завалены газетами, перед полками стояли пластиковые боксы с крышками, открывающимися одним нажатием на два замочка на крышках, – и не только здесь. Дом забит этим. Ну что ж, за работу! Сейчас же за работу!

Работа сама по себе была не сложной. Большая часть его бумаг касалась земель, которые он обустроил и продал с выгодой для себя. Обнаружив, что прислугу можно очень здорово использовать, я начал немедленно этим пользоваться, можно даже сказать, я стал родоначальником дела «Как сделать так, чтобы прислуга служила вам великолепно», и совершенно позабыл о своей врождённой склонности ко всеобщему равенству. Рита, горничная, подавала кофе и другие напитки. Когда я соберусь уходить, надо сказать об этом Биллу, швейцару, и он подгонит мою машину. Обращаясь ко мне, и Билл, и Рита называли меня «сэром». Я объяснил им, что я такой же наёмный работник, как и они, и попросил не называть меня «сэром».

– Да, сэр, – сказал Билл.

– Конечно, сэр, – сказала Рита.

На третий день после работы я поехал домой. Вдруг раздался телефонный звонок, и Билл спросил, почему я дома. Я объяснил ему, что просто замещал Элайну. Два дня, как она и просила. «Разве она не вернулась?»

– О Господи! Нет, её нет, и мистер Стоуи очень огорчён этим обстоятельством. Дело в том, что он был настроен на работу.

– Я не знаю, где она. Сегодня был трудный день.

– Если бы вы согласились, я мог бы прислать за вами машину. Для многих людей управление машиной – это большой стресс, я их прекрасно понимаю.

За мной ещё никогда не присылали машину, так что я согласился.

Приехала большая «БМВ», просто огромная. Шофёра звали Раймондом. Он был очень вежлив, но лицо у него было несколько устрашающим.

На следующий день Билл позвонил мне на работу. Он не смог дозвониться до Элайны, и чтобы не получилось так, что она снова не придёт, а ему придётся отдуваться, он спросил меня, не могу ли я приехать к ним ещё разок. Если бы я согласился, Раймонд мог бы подобрать меня прямо у дверей университета, а кухарка приготовит перекусить, если бы это могло скрасить моё неудовольствие. Старик так переживает за свою затею!

Элайна не появлялась, я продолжал замещать её день за днём. Так я стал библиотекарем мистера Стоуи.

Разбирая его чековые книжки, я обнаружил, что раздел лесов и холмов на участки по пол-акра каждый – дело выгодное. Какие-то жалкие несколько миллионов Стоуи превратил в 1,8 миллиарда. «Хочу успеть заработать два миллиарда, прежде чем помру», – приговаривал старик. А однажды он сказал, что кое-кто очень хотел бы остановить его.

– Что вы говорите, – отозвался я.

– Этот идиот Рузвельт хотел превратить Америку в социалистическую страну.

Я пробурчал что-то маловразумительное, что должно было означать согласие, так бормочет несведущая деревенщина.

– Но, конечно, мы поддержим его. Именно поэтому – тут его голос даже задрожал от волнения – именно поэтому в этом веке Америка снова будет господствовать в мире, чёрт её дери. И именно поэтому господствовать мы будем два века, а не один. – Тут его голос зазвучал тише. – Это чертовски дорого. Я сам лично носил деньги трём американским президентам. Здесь где-то даже чеки есть, – закончил он почти шёпотом.