Текст книги "Библиотекарь или как украсть президентское кресло"

Автор книги: Ларри Бейнхарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

Глава 30

У Моргана запиликал пейджер. Он посмотрел на экран и набрал номер. Неприятный электронный голос сообщил ему, что он позвонил в Молл Прекрасной Долины. Это было всё, что он хотел узнать, так что он с удовольствием повесил трубку, не дожидаясь, когда электронный голос перечислит ему все внутренние номера, по которым можно позвонить.

Войдя в здание, он отыскал Footlocker,[18]18
  Footlocker – сеть обувных магазинов.


[Закрыть] заглянул внутрь и не увидел там никого, близко похожего на человека, который был ему нужен. Так что он вышел из магазина и огляделся в поисках места, где можно посидеть: какой-нибудь стенки, скамейки, ресторанчика, все равно где. Ярдах в ста коридор, где находился Footlocker, пересекался с другим коридором. В образующемся пятиугольном пространстве рядом с лестницей стояли столики. Рядом были лифт и эскалатор. Всего в центре со стеклянной крышей было три этажа. Рядом со столиками был магазин с шоколадом, кофейный бутик и магазинчик, где продавали крендельки, обсыпанные солью. За столиками сидело человек шесть, охранник велел подросткам не слоняться просто так по центру, а те петушились и пререкались.

Морган оглядел зал намётанным взглядом и заметил, где находятся камеры слежения. Пленочные, подумал он. Неважно какие, ведь они важны, только если кто-то заранее знал об их встрече и хотел получить документальное подтверждение. А о встрече, кроме него самого и того, кого он ждал, не знал никто.

Никто не обращал внимания на старика, одетого в куртку для гольфа и бейсбольную кепку, с мешком, который он поставил себе на ноги. Никто не вглядывался в него, а это был государственный секретарь, человек, всего два месяца назад признанный журналом «People» третьим самым неординарным человеком Америки.

Джек продолжал играть свою роль: встал и пошёл за кофе. Он оказался настоящим гурманом: он заказал очень крепкий латте без пенки, посыпанный шоколадной крошкой.

Он огляделся, словно бы ища куда сесть, и вдруг заметил одинокого старика, который сидел один за целым столиком. Из-за бейсболки, на которой было написано название какой-то компании, выглядывало уставшее, ничем не примечательное лицо.

– Можно? – спросил его Джек.

– Ну конечно, Джек, можно, садись, – голос Кардинала звучал чисто и ясно.

Джек сел и снял пластиковую крышку со стаканчика.

– Нашёл удобные ботинки?

– Вот, хожу в Asics.

– New Balance не понравился?

– Да нет, ногам было хорошо… – секретарь мучился с обувью. Ботинки натирали ему ноги. В силу занимаемой должности он носил обувь, которую должен был носить высокопоставленный чиновник, причём не старую добрую обувь из интернет-магазинчиков, которая так хорошо подходила к серым шерстяным костюмам. Он снимал ботинки всякий раз, как только мог себе позволить. Носки он носил чёрные или серые, как правило, на них был маленький логотипчик: либо связанный с гольфом, либо просто какое-нибудь сельскохозяйственное животное. И ноги, на которые были надеты такие правильные носки, он снова засовывал в ужасные туфли. Становилось лучше, но дискомфорт оставался, и он постоянно искал ботинки, которые будут удобны лично ему. Понять это в магазине он не мог, надо было купить ботинки и походить в них недели две. Только за две недели он понимал, что именно ему неудобно, потому что вначале заметить это было трудно. Вот как, например, эти New Balance. – Но вот колени у меня опухли просто ужасно.

– Опухли?

– Распухли. Не очень больно, но носить их дальше неразумно…

Морган огляделся, вроде бы, за ними никто не следил.

– … неразумно, ведь это явный признак, что дальше будет хуже.

– Думаешь, это ботинки виноваты?

– Конечно! Я рассказал об этом одной девушке, – тут он махнул рукой в сторону Вашингтона и Морган понял, что он имеет в виду одну из сотрудниц Госдепартамента, а не продавщицу обуви, – и она сказала, что New Balance – хорошие ботинки, но слишком уж мягкие, и что именно из-за их мягкости у меня болят колени.

– Может, и так.

– Вот так поворот, да? – Кардинал говорил уже не о своих коленях, а о выборах. Но говорил он о них тем же самым тоном.

– Да уж, – бодро отозвался Морган.

– Всё готово?

– Да, сэр.

– Я только что был у Алана, у Стоуи.

– Ага.

– Там переполох.

– Да, сэр.

– Поймали библиотекаря?

– Нет. Никто и подумать не мог…

Кардинал махнул рукой – его не интересовало «почему».

– Что вы делаете, чтобы найти его?

Морган рассказал, что у него есть бумага об аресте библиотекаря по обвинению в терроризме. Как только Дэвид Голдберг захочет купить что-нибудь и оплатит покупку кредиткой, платёжкой или совершит банковскую операцию, или захочет снять наличку, они его засекут. Он рассказал, что они установили прослушку у Голдберга в доме и на работе, и что отправили людей в кампус.

– Не хочу обвинять его по всем пунктам, а то вдруг его поймает какой-нибудь полицеишко в каком-нибудь захолустье и зачитает ему «Предупреждение Миранды».[19]19
  «Предупреждение Миранды» – перечень прав, зачитываемых лицу, подозреваемому в совершении преступления, которыми оно обладает при задержании и которые ему должны быть разъяснены при аресте до начала допроса: а) задержанный имеет право молчать; б) все, что он скажет, может быть использовано против него; в) он имеет право на допрос в присутствии своего адвоката и г) в случае, если задержанный не может сам оплатить услуги адвоката, адвокат будет назначен ему судом.


[Закрыть] Он встретится с каким-нибудь адвокатишкой из ACLU, и тот начнёт трепать и о Стоуи, и обо всех остальных публично.

– Задействуй все средства, – в голосе Кардинала послышалось «немедленно».

– Есть, сэр.

Кардинал уловил сомнения Джека.

– Надо сделай так, Джек, чтобы ему никто не поверил.

Кардинал был известен тем, что очень ловко умел сочинять клевету, – это когда-то помогло ему в бизнесе, а теперь помогало в политике – за прошедшие годы он прекрасно отточил мастерство. И он дал Джеку урок того, как можно опорочить человека, дал экспромтом, без подготовки, просто переваривая и интерпретируя увиденное за день.

– Скажем, его разыскивают за сопротивление при аресте, за оскорбление офицера.

Это и в самом деле было так, но этого было мало. Госсекретарь давно понял, что правда не важна, как только он смог преодолеть этот барьер, он понял, что не важно даже правдоподобие. Важна только яркость: обвинение должно быть запоминающимся и его должно быть трудно опровергнуть. Так обвиняемый всю жизнь будет вынужден защищаться, и всё, что он скажет, люди будут воспринимать с неким недоверием и полагать, что он пытается оправдаться. Что бы такое придумать? Тут он вспомнил сцену, виденную им в конюшне. «Так… изменим местоимения, и готово! Попытка изнасилования… нет! Какое изнасилование! Жестокость в обращении с животными! – секретарь улыбнулся – а ведь библиотекарь действительно сделал что-то с лошадьми. Пойди попробуй оправдаться теперь – …жестокость к животным… – нет, не годится, его назовут изгоем. – …содомия и неестественное совокупление!» – радостно закончил он.

– А ещё скажи, что он вооружён и очень опасен. Самое плохое, что может случиться – его кто-нибудь застрелит. А если и не застрелят – никто ни слову не поверит.

Хоаглэнд обрадовался своей придумке, улыбнулся и даже издал звук, отдалённо похожий на хмыканье. Он повторил чуть громче, смакуя каждое слово: «Разыскивается за жестокость в обращении с животными и за совокупление с животными».

Глава 31

Я всегда надеялся, что Стоуи оставит свою библиотеку нам. Нет, тогда бы мы, конечно, не сравнились с библиотекой имени Бодлея (при Оксфордском университете) или с библиотекой Конгресса, но пополнение частными коллекциями всегда придаёт вес библиотеке. Естественно, я начал готовить пути заранее, и потому, что хотел облегчить себе жизнь, и потому, что работу всё равно надо было где-то копировать. Причём крайне желательно в месте, никак не связанном с тем, где я работал, так что всё, с чем я работал у Стоуи, я пересылал на свой рабочий компьютер, а с него – в главную базу по библиотеке. Я сказал об этом только сейчас, потому что это было одним из пунктов подписанного мною соглашения о неразглашении, и если бы стало известным то, что я сказал, и там бы решили, что я нарушил соглашение, мне бы предъявили иск. И Стоуи было не важно, что я беден, он бы всё равно вкатил мне иск. И, вероятно, выиграл бы, и я бы потерял все мои небольшие сбережения. Он мог пойти дальше и опустошить карманы моих работодателей – университета. Но даже если бы я выиграл, я совершенно точно был бы уволен и, вполне вероятно, вообще бы больше никогда не смог устроиться работать библиотекарем. «Не сейчас и никогда, ни в этой галактике, ни в какой иной» (именно так было написано в соглашении).

Тогда я решил, что это всё просто шутки – никто никогда не полезет проверять, а даже если и проверят, то всё равно не найдут ничего, если раньше я никак не нарушал закон.

А сейчас я подумал, что кто-нибудь ведь может и посмотреть, и найти там что-нибудь, и я вылечу с работы, более того – вылечу вообще из своей профессии, навсегда. С другой стороны, это было моё спасение.

Естественно, во время работы я что-то читал. В этом-то моя работа и заключалась. Читал выборочно, не всё, но читал. Там было много обсуждений с клиентами, я часто не понимал, о чём это, и просил объяснить. Было очень много заметок, но даже если это и было связное описание, чаще всего оно было написано для самого себя, а когда человек говорит сам с собой, очень много подразумевается как само собой разумеющееся.

Порядок, в котором я обрабатывал информацию, зависел и от хронологии, и от физического состояния бумаг, и от их формата. Относительно недавние записи были уже внесены в компьютер, ну или могли быть легко туда внесены, но существовало и большое количество старых бумаг.

Разбираясь с материалом, я начал, как и положено, с наиболее старого. Такой порядок всегда казался мне наиболее естественным. К тому же, этот чёртов секрет мог находиться и в части с новейшей информацией, которую я даже не трогал.

Я попал в лес. Мне нужно было найти дерево, причём не просто дерево, а то самое, единственное дерево.

Но это единственное дерево вполне может замаскироваться под другое…

Чтобы найти этот секрет, я должен был сесть перед компьютером с выходом в Интернет где-нибудь, где я мог бы чувствовать себя в безопасности. Автобус и мотель не годятся. Как и у всех, у меня были друзья по всей стране, некоторых я не видел уже больше года, некоторых больше пяти, а кого-то вообще лет десять не видел. Наверняка у кого-нибудь есть лишняя койка… Можно поехать к Ларри Бёрку в Нью-Йорк… можно к Сандре Дрю из Пенсаколы, когда же я последний раз с ней общался? Можно к Эдди Готлибу в Скрэнтон…

Грейхаунд граничит с железнодорожными путями за Юнион Стейшн чуть ниже Капитолия. У меня в голове сложился план. Надо выйти из здания, найти какую-нибудь аптеку, купить там щётку, пасту и телефонную карточку, может быть, даже очки, как у Терминатора, в целях маскировки, найти телефонную будку. На Юнион Стейшн хорошие телефонные будки, в них даже можно посидеть, то есть предполагается, что человек устраивается внутри и начинает звонить. Звонить и звонить. Как раз то, что надо. Потом, может быть, сесть на поезд и поехать в… ну куда угодно, куда я решу. Люблю путешествовать в поездах.

Я вышел из автобуса и пошёл в главный зал. Здесь я краем глаз увидел кассы и остановился рядом с одной из них. В правилах было написано, что если ты покупаешь билет, ты должен показать свою ID. Я же… я не знал, есть ли моё имя в списке разыскиваемых, я не знал, ищет ли меня кто-нибудь, помимо Джека Моргана и его подручных. Если они просят ID здесь, наверняка и на «Амтраке»[20]20
  «Амтрак» – Национальная корпорация железнодорожных пассажирских перевозок.


[Закрыть] попросят, а «Амтрак» – проправительственная система, много более дотошная в мелочах.

Так, сначала надо решить, куда я еду. Не надо торопиться, шаг за шагом.

По залу расхаживали несколько полицейских. Несколько копов стояли, но и они, и те, кто ходил, внимательно смотрели по сторонам.

Наверное, если вы опытный беглец, вы знаете, как прошмыгнуть мимо копов так, чтобы они вас даже не заметили, но я, полный чайник в этом, сделать этого не мог. Я уставился на них как баран на новые ворота.

Так – одёрнул я сам себя – ты приличный белокожий мужчина средних лет, ты привык, что полиция смотрит на тебя и не чувствуешь при этом никакого беспокойства. В конце концов, они – твои защитники, они – та тоненькая голубая ленточка, которая отделяет твою спокойную и размеренную жизнь – ну, раньше жизнь была спокойной и размеренной и очень скоро станет снова спокойной и размеренной – от жизни других. Однако тут, несмотря на все мои самоуговоры и желание казаться себе одним из самых обычных граждан, один коп покосился на меня как-то чересчур уж откровенно.

Что делать? Отвернуться? Идти быстрее? Бежать? Что бы я сделал раньше, когда я точно знал, что ни в чём не виноват и жил спокойно? Кивнул бы и подмигнул «Как хорошо, что Министерство безопасности меня защищает». Что я и сделал: «Здорово!» Он удивлённо кивнул в ответ, а потом повернулся к своему напарнику и о чём-то его спросил. Я услышал ответ и понял, что первый коп говорил про меня второму.

Я очень надеялся, что тот факт, что я развернулся и иду в другую часть зала, не покажется им подозрительным, может, у меня там дело. Так я снова оказался возле автобусов, с каждой минутой всё больше теряясь от страха. Автобусы находились в противоположной от выхода стороне. Впереди стояла очередь на автобус в Уилмингтон, за ней пустая стоянка для ещё трёх автобусов и вот я уже на территории Грейхаунда. Ближайший автобус объезжал множество южных городов, а заканчивался его маршрут в Атланте.

– Оглянись, оглянись назад, посмотри, идут они за тобой или нет, – кричал мне внутренний голос. И когда я пошёл дальше, не обращая на него внимания, он стал менять свою громкость: сначала это был просто сигнал, потом вопль, потом визг, потом вой и вот он уже беспрестанно выл и причитал.

В двух-трёх футах от хвоста автобуса на Атланту стоял лоток с какими-то сэндвичами. Я решил подойти к нему, может, мне захотелось поесть и оглянуться там. Когда я оглянулся, то увидел, как два копа движутся в моём направлении. Они не спешили, не бежали, но они шли ко мне.

Я пошёл дальше по проходу, потом повернул направо. Чуть дальше я заметил ещё несколько автобусов и пошёл к ним. Нельзя нервничать. Ты белокожий мужчина средних лет, вполне приличный. Ты библиотекарь, работаешь в университете. Ты уважаемый член общества. Ты безвредный член общества. Библиотекари – безвредные члены общества. Я стал держаться правого края, стараясь скрыться за людьми, идущими на автобус на Атланту. Чтобы пройти к автобусам, надо было пройти через дверь. Интересно, двери открыты? Закрыты?

Тут я поравнялся с дверью и толкнул её. Дверь открылась, я вошёл. Я оказался в узком гараже с автобусной разметкой, справа от меня появился автобус. В воздухе запахло бензином. Я перебежал прямо перед кабиной водителя. Это было не опасно – он ехал очень медленно и аккуратно.

Тут я увидел недовольное лицо водителя. Тот тоже меня увидел, более того, узнал. Я только что приехал на этом же самом автобусе. Название конечного пункта было написано у него спереди крупными буквами, автобус возвращался туда, откуда приехал.

Я слышал, как стукнула дверь, услышал крик. Наверное, он закричал что-то вроде: «Эй, приятель!» – но я не уверен, автобус слишком громко шумел. Сейчас он проедет, и копы меня увидят, а мне больше некуда отступать. И я круто развернулся и побежал рядом с автобусом так, чтобы он всё время был между нами. Куда я бегу? Выдержу ли я, пока мы не выедем из гаража?

Я держался рядом с центральной частью железного бегемота, я задыхался и рывками глотал резкий, неприятный воздух. Я больше не мог бежать. Тут я увидел прямо рядом со мной багажное отделение. Господи, не может быть! Попытка не пытка. Я схватил ручку центрального отсека, и потянул её наверх и, – о чудо! – отсек открылся.

Я нырнул внутрь и захлопнул за собой дверь. Я легко нашёл место среди чемоданов, плохо перевязанных коробок и спортивных сумок.

Глава 32

Декстер Хадли собирался на «важное совещание», но Джек Морган сунул его секретарше Танише своё удостоверение сотрудника Министерства внутренней безопасности и ввалился в кабинет. Когда он вошёл, Хадли уже успел натянуть один рукав свитера и всунуть руку во второй, да так и замер в этой нелепой позе.

– Один из ваших сотрудников причастен к беспорядкам на ферме Стоуи.

– Что? Кто?

– Дэвид Голдберг.

– Библиотекарь? К беспорядкам в доме мистера Стоуи? – Ректоры в университетах – это попрошайки в приличной одежде, и их деятельность оценивается по тому количеству денег, которое они смогли собрать. Стоуи был не только самым богатым спонсором, он был при смерти и жил рядом. – Я много лет хочу уволить Голдберга, – моментально нашёлся Хадли. С Дэвидом они ладили прекрасно, но что такое Дэвид в сравнении с деньгами мистера Стоуи, отходящими университету по завещанию? – Он такой медлительный. У них есть свои профсоюзы и, вы знаете, я согласен с мистером Стоуи в том, что профсоюзы разрушают страну. Если вы не можете уволить такого, как Голдберг, значит что-то в нашей стране не так. Не так. Почему же вы ко мне раньше не пришли? Я бы вам всё рассказал про Голдберга. А что он натворил?

– Оскорбил сотрудника Министерства внутренней безопасности.

– Господи! Что мы можем сделать?

– Предупредите службу безопасности.

– Считайте, что всё уже сделано. Он нажал кнопку: «Таниша, найди мне начальника охраны. Быстро!»

– В конце концов, мы все здесь затем, чтобы помогать вам, – заискивающе обернулся он к Моргану. И в притворном удивлении покачал головой.

– Нет, вы подумайте, оскорбить Министерство внутренней безопасности. И это всё, что вы можете мне рассказать?

– Вероятно, он сошёл с ума.

– Сошёл с ума?

– Вы, должно быть, знаете, что у мистера Стоуи есть несколько очень породистых лошадей…

– Конечно! У него один из самых больших табунов у нас в стране. Да что там в стране, во всём мире! Господи, неужели он навредил какой-нибудь лошади? Он избил лошадь?

– Нет-нет, с лошадьми всё в порядке.

– Слава Богу!

– Дело в сексе.

– Таниша! – закричал Хадли, забыв про кнопку. – Таниша!

Вошла Таниша. Она была широкой в плечах и в бёдрах, на лице её сияла широкая улыбка, да и вообще, больше всего она была похожа на карамельку.

– Голдберг уволен, – объявил Хадли.

Таниша вопросительно подняла брови. Ей-то, как никому другому, было прекрасно известно, что ректор Хадли не может уволить библиотекаря, а в особенности старшего библиотекаря, просто сказав об этом своему секретарю. Вероятно, это было просто представлением, но такого представления она раньше не видела. Она решила выждать и посмотреть, что будет.

– Зови юристов.

Господи, так это не представление!

– Преступник! Злодей! Так что вы говорили про секс?

– Там была лошадь…

– Господи, он занимался сексом, сидя на лошади? Как казак? Дэвид…

– Нет. Он занимался сексом с лошадью.

С лошадью? Таниша не поверила. Она всегда думала, что у Голдберга маленький член. Так что там было с лошадью? Не надо верить афише, надо сходить на само выступление.

– Не надо ржать! – напустился Хадли на Танишу. Он впервые в жизни столкнулся с тем, что один из его сотрудников занимался сексом с животным, и это его по-настоящему потрясло. Он считал, что и она должна отнестись к этому серьёзно. Очень серьёзно.

– Дуй за адвокатами. Позови начальника охраны. Не впускать его в кампус! Мы… – обернулся он к Моргану – …мы позаботимся, чтобы он не смог нигде найти работу. Такой человек не должен находиться рядом с молодёжью. Наши дети – это будущее Америки. Голдберг больше никогда не сможет устроиться на работу библиотекарем.

Глава 33

Иногда происходит чудо. У меня обострилась клаустрофобия, но в тот самый момент, когда я понял, что больше не могу, автобус остановился. Я вышиб дверь и вывалился на улицу. Кто-то посмотрел на меня с любопытством, кто-то просто не заметил.

Был уже вечер. Автобус вздрогнул, выпуская клубы ядовитого дыма, – интересно, Вуди Харрельсон прав? Может и впрямь, стоит заменить все наши двигатели, работающие на бензине, двигателями, работающими на растительном топливе, а если быть точнее, на конопляном масле. Интересно, это что-то изменит? – я поплелся вперёд, пошатываясь из стороны в сторону.

Никто не вскрикнул, никто не поднял шума и крика, и это притом, что я был в одном из самых охраняемых мест на свете, ведь здание ФБР находилось всего в паре кварталов. Я вытер руки о брюки. Отсюда надо уйти, надо уйти от людей, которые видели, как я вывалился из недр автобуса, надо сделать вид, что я приехал сюда зачем-то, что я приехал по делу.

Я огляделся. Я находился в каком-то очень знакомом месте.

Ба! Да я, как нечего делать, доехал до Третьей Стрит Нью-Йорка, ещё её называют IS 395, и до Молла отсюда всего пара кварталов. Если я пойду вниз по ней, то выйду прямо к Капитолийскому холму.

Прямо будет Капитолийский холм, справа вдоль улицы Независимости – три здания палаты Общин, а сразу за ними – здание Джеймса Мэдисона – это одно из трёх зданий Библиотеки Конгресса.

Напротив, то есть рядом с Капитолием и Верховным судом – здание Томаса Джефферсона. За Томасом Джефферсоном, на другой стороне улицы, по диагонали от Джеймса Мэдисона – здание Джона Адамса.

Самое старое – здание Джефферсона, оно построено в 1897 году. Внешне оно напоминает парижскую оперу – крыша покрыта первоклассным золотом. Здание Мэдисона построено в 1930-х. Тогда оно считалось современным. Там действительно есть некоторые элементы Арт Деко, но в основе это простое и вместительное здание, чем-то напоминающее новые правительственные здания, которые примерно в то же время строил Муссолини в Риме.

Ноги сами принесли меня к Джеймсу Мэдисону. Я даже не подумал, почему именно сюда, просто знал, что соседние закрываются в 5:30, а Мэдисон, самое новое среди зданий, – в 9:00.

Мэдисон всем своим обликом стремился продемонстрировать принадлежность к классическому стилю. По фасаду шёл ряд колонн. Они напоминали колонны Парфенона, но в отличие от них были простыми и гладкими: ни украшений, ни даже мягкости очертаний. Прямые линии, резкие изгибы. Однако из-за их размеров, узости прямоугольных карнизов и прекрасного качества материала, который был использован при строительстве, они казались изящными.

Единственные украшения – цитаты Джеймса Мэдисона на стенах. Цитаты были и снаружи и внутри. Жители Виргинии обожали своё детище: «Это чудо, что наши штаты создали единое государство, наша конституция – лучшая конституция на свете, посмотрите на нас, весь мир может стать таким же свободным». Они были великими гуманистами, хотя рядом с ними жили рабы, они любили то, что искренне считали основой своего государства, они любили разум и знание, они любили учиться, они любили книги, они любили библиотеки. Одна из цитат гласила: «Правительство – это сила, а власть никогда не может быть честной и справедливой, потому что она всегда сосредоточена в человеческих руках». А рядом: «Больше всего на свете свободные люди должны ценить образовательные учреждения. Потому что именно там они приобщаются к знанию, а знание – лучшее оружие против всех хитроумных попыток погубить свободу».

На входе стоял охранник, мне пришлось предъявить ID. Я был не брит, моя одежда напоминала одежду из секонд-хэнда, впрочем, она именно такой и была, а сам я прокатился в багажном отсеке автобуса и вывалился из него прямо на асфальт. От меня пахло потом, причём такой запах пота бывает только у испуганных людей. Пот пахнет по-разному: иногда очень даже приятно, иногда это просто запах здорового тела, иногда возбуждающе и волнующе. Но пот испуганного человека пахнет не так: в нём есть неприятный оттенок, который помогает хищнику и заставляет ссориться влюблённых. Но он просто скользнул взглядом по моему читательскому билету и пропустил внутрь.

Уже на эскалаторе я почувствовал, что успокаиваюсь, – я был дома. За мною гонятся? Какая нелепица. Я ничего не сделал. Это ошибка. Кто-то где-то ошибся. В следующую среду я встречусь с адвокатом, адвокат задействует свои силы, и мы сделаем всё возможное, чтобы я мог вернуться к своей тихой, размеренной жизни.

Я поднялся на 4-й этаж в зал регистрации авторских прав. В юго-западном углу увидел свободное место. Я сел, вздохнул поглубже и задумался, как же мне узнать, разыскивают меня или нет. Я вбил своё имя в строчку поиска в google. Он выдал мне огромное количество информации по моим тёзкам, но про себя самого я не нашёл ничего. Тогда я вбил «Самые опасные преступники», поисковик выдал мне несколько имён, частных сайтов, один общенациональный, несколько сайтов штатов. Всё произошло в Виргинии, поэтому я решил вбить «Самые опасные преступники Виргинии».

Поисковик выдал мне какое-то смехотворное количество имён. Всего восемь, рядом с каждым – маленькая фотографии. Такие фотографии клеят на права. Некий Дэниэль Инсбрук разыскивался за четыре убийства в Норфолке, снайпер был родом из Бруклина, Нью-Йорк; за убийство же и использование огнестрельного оружия при совершении уголовного преступления и ограблении разыскивался Гектор Гарсия-Гонзалес. И между этими двумя господами – моё лицо. С университетской ID.

– Дэвид Голдберг!

Восторженный женский голос, ужасный голос. Сьюзан Коен-Миллер нравилась бы мне куда больше, если бы у неё был другой голос. Уверен, будь у неё другой голос, вся её жизнь была бы другой.

– Какими судьбами?

Сьюзан – моя старинная приятельница. И много лет я всеми правдами и неправдами стараюсь встречаться с ней как можно реже. У неё была не жизнь, а бурное море, эта идиотка обожала рассказывать о каждом своём романе, а рассказывала она красочно, громко возмущаясь. Вот только за возмущением её не было ничего. Такие истории сначала рассказывают за чашечкой чёрного кофе с молоком и в предбанниках фитнес-центров, а потом десятками лет повторяют всем приятельницам. Мне хватало одних её рассказов, но я постоянно чувствовал, что она хочет заполучить и меня в любовники, и чтобы мы с ней то сходились, то расходились, чтобы были слёзы, и чтобы в конце концов мы всё-таки с ней разошлись окончательно – и у неё была бы новая история для подруг.

Они мчалась ко мне. Я поздоровался. И поглядел на экран. Надо закрыть страницу или открыть другое окно, пока она не увидела. Но сначала я должен был узнать, за что меня разыскивают. Так: оскорбление сотрудника. Жестокость к животным. Совокупление с животными.

Совокупление с животными? Они что, с ума сошли?

Был такой анекдот… Думать об анекдотах в такой момент? Но по-другому я не мог, он вспомнился сам собой.

Наверное, мы, евреи, вообще любим шутки. Даже когда мы думаем, мы не можем обойтись без шутки. Если бы Фрейд был весёлым человеком, ему бы и в голову не пришло задумываться о том, что такое шутка. Эти европейские гои ничего не понимают в шутках, он создал всего несколько скучных донельзя схем.

Анекдот называется «Пьер – строитель мостов» На самом деле, есть целых два варианта.[21]21
  На самом деле вариантов – тьма, да и анекдот чаще называют не французским или бельгийским, а старинным шотландским.


[Закрыть] В первом Пьер – француз, так что не пойдёт, а во втором – бельгиец. «Видишь мост? Это я его построил. Но никто, никто не называет меня «Пьер – Строитель Мостов»! Видишь дом? Это я его построил, но никто, никто не называет меня «Пьер – Строитель Домов»! Видишь дорогу? Это я её построил. Но никто, никто не называет меня «Пьер – Строитель Дорог»! Но стоило мне ОДИН РАЗ трахнуть овцу…»

Они сделали меня не просто преступником. Они сделали меня идиотом, ненормальным, извращенцем. Я понял, что устроиться на работу мне теперь будет сложно.

Я нажал Ctrl и Q и тут компьютер завис. Чёртова железяка! Я пытался выйти снова и снова. Чёрт бы побрал этот Майкрософт!

Сьюзан была уже совсем близко.

Я вскочил ей навстречу – лишь бы она не увидела монитор – но я знал, что это не поможет. Я слишком хорошо знал Сьюзан. Говоришь ей: «Идём на запад», она пойдёт на восток. Перехитрить её нельзя. Понадеешься, что из вечного чувства противоречия она не пойдёт на запад и скажешь: «Идём на запад», – и она пойдёт на запад. Она прекрасно чувствовала, где её не хотят видеть, и изо всех сил стремилась попасть именно туда. В этом-то и крылся секрет её столь насыщенной жизни, это-то и было источником для её бесконечных, выматывающих душу любовных историй.

– Что ищешь, Дэвид? – заорала она своим неприятным и пронзительным голосом. Вот любопытно, знает она, что приковала к себе все взоры? Всё-таки мы же в библиотеке.

Здесь говорят шёпотом. А поскольку она была уже близко, то все смотрели и на неё, и на меня заодно с ней.

– Тсс! – клоун, да и только!

Видно, она решила так же и громко расхохоталась. Её смех был похож на звук ржавой щеколды, которую с трудом удаётся открыть.

Я подошёл к ней совсем близко, надеясь, что она будет говорить немножко тише. Она ловко обошла меня.

– Завис?

– Нет, нет!

– О Боже!

– Тише, Сьюзи, умоляю, тише.

Уже все вокруг смотрели исключительно на нас.

– Совокупление с животными???

И как только она это выкрикнула, все любопытные мгновенно отвернулись. Они двусмысленно улыбались и перемигивались, но им стало неинтересно. Одна старая дева библиотекарша увидела второго старого девственника библиотекаря, который смотрит порно.

– Сьюзи, ты можешь говорить тише? А?

– Могу, – и два кратких слога услышали по всей комнате.

– Пойдем, поговорим? Молчи! Просто кивни, если да.

Она кивнула.

– Молчи! Пойдём.

Она с сомнением посмотрела на меня.

– Я не извращенец! Я не совокуплялся с животными! – Но она по-прежнему сомневалась. Вот так я и стал Пьером, который трахнул овцу, ни разу к овце не прикоснувшись. – Я тебя не изнасилую, не бойся. Надо просто где-то поговорить. Очень тебя прошу. Не говори ничего, просто кивни, если согласна.

Тут она подумала, что с глазу на глаз я расскажу ей больше и здорово повеселю, так что она кивнула, и мы нырнули в одну из комнаток за книжными полками.