Текст книги "Библиотекарь или как украсть президентское кресло"

Автор книги: Ларри Бейнхарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

Глава 49

За новыми сведениями можно было отправиться в три места: на ферму Стоуи, ко мне в университет – если, конечно, Министерство внутренней безопасности ещё не конфисковало мой компьютер – и в институт Октавиана.

Ферма охранялась прекрасно. Библиотека наверняка была под постоянным наблюдением. Легче всего было проникнуть в институт.

Мы решили ехать на машине Ниоб: таксист не знал о ней, он не видел ни номер, ни саму машину. Так что мы решили вернуться в округ именно на ней. Потом мы её бросим и придумаем, как быть дальше. Ниоб села за руль, я – рядом, Сьюзи на заднее сиденье. Я начал расспрашивать её, Сьюзи комментировала ответы.

Ниоб стала красавицей с тех пор, как у неё начались месячные. Она мгновенно поняла, что это даёт ей власть и начала интуитивно этой властью пользоваться. Она была слишком молода, чтобы понять, что делать этого не надо, и начала играть.

Она вела беспутный образ жизни, а потом Господь её спас. В церкви, куда она обычно ходила, она познакомилась с отставным ФБРовцем и он устроил её в свою контору. Контора занималась разведкой, но делала это неофициально – надвигалась приватизация. Контора напоминала NSA (Управление Национальной безопасности) или ЦРУ, но в отличие от NSA или ЦРУ, пользовалось большей свободой, была подотчётна меньшему числу инстанций и не могла прикрыться тем, что является гражданской госслужбой. Впрочем, практиковалась Ниоб в правительственных кругах.

Здесь она и познакомилась с Джеком Морганом.

Он покорил её сердце. У него были знакомые в ЦРУ, в Госдепартаменте, в военной разведке, а позже, когда республиканцы пришли к власти, и в Белом доме. Он верил в семейные ценности, с почтением относился к флагу и флоту и ходил в церковь не для отмашки, а потому, что действительно верил. Она была счастлива связать с ним свою жизнь. Она ощущала такую радость и уверенность в завтрашнем дне, словно вновь родилась на свет. Она чувствовала себя за ним как за каменной стеной, а он рассказывал ей о том, каким должен быть мир и объяснял правила, которым она должна была подчиняться.

Сьюзи никак не могла понять, как это женщина может быть настолько рада роли подчинённого существа. Вообще, когда Сьюзи была рядом с Ниоб, было очень трудно разговаривать, мы с ней даже чуть не поссорились, когда решали, надо или нет выслушивать историю Ниоб до конца.

Ниоб никогда не интересовалась политикой. Она не читала газет, не смотрела телевизор. Но её Джек спасал страну от феминисток и гомиков, подрывающих устои, от атеистов, негативно влияющих на церковь, от марксистов, уничтожающих свободу тем, что стремились поделить всю собственность поровну, и что интересно, все эти господа прикидывались демократами. И Джек спасал свою страну, потому что именно Америка является последней надеждой мира, и именно Америка спасёт мир.

И она верила в это, и знала, что и другие верят, и это её радовало, потому что она знала, что не одна.

Естественно, когда говорили про такое, Сьюзи усидеть спокойно не могла и крутилась как волчок: она и покашливала, и таращила глаза, и ёрзала на сиденье. Я многократно просил её вести себя спокойнее. «Представь, что ты в кино».

Все знакомые Джека и Ниоб думали точно так же, некоторые даже были чуть резче в своих оценках.

Когда именно что-то пошло не так – Ниоб не знала. Джек изменился. Наверное, это произошло после того, как он приблизился к Хоаглэнду и Стоуи. Эти друзья были уверены, что все проблемы можно разрешить методами, требующими наименьшей затраты времени и сил. Не надо долго и нудно что-то искать, надо просто найти правильную позицию и быстренько скакнуть на четыре уровня вверх, как в Chutes and Ladders.[25]25
  Настольная игра, аналог, нашей «ходилки»: играющий бросает кубик и двигает свою фишку по полю.


[Закрыть] Стоуи устроил его к Хоаглэнду, а тот мог ввести его в сам Белый дом, и Джек уже видел себя вторым Оливером Нортом, который был всего-навсего полковником, а уже работал в Белом доме вместе с Рональдом Рейганом, ездил по всему миру, ворочал миллионами и выполнял секретные задания.

Тогда же Ниоб впервые увидела Паркса, Райана, Уиттейкера, Спинелли и прочих, абсолютно не похожих на прежних друзей и приятелей Джека по работе или по жизни. Рядом с ними был мрак. Если кто-то из них находился в комнате, казалось, что какие-то тени ползут по стене, и пусть даже сами они вели себя предельно корректно и вежливо, тени всё равно ползли и глумливо ухмылялись. Они и сами рассказывали ей о себе, а тут ещё и Джек стал приносить домой рассказы, которые ему самому казались потрясающими и захватывающими. Например, он рассказал ей, что у Райана есть два ожерелья из человеческих ушей.

Вскоре разбился самолёт со Свенсоном и Дэвидсоном на борту. Ниоб в тот день пришла к Джеку на работу. У него сидели Паркс с Райаном и ещё кто-то, и все они обсуждали произошедшее.

– Мне кажется, что это была ошибка пилота, – предположил кто-то.

– Да, да, конечно, – ухмыльнулся Паркс.

– Вот уж свезло Энн Линн Мёрфи! – добавил Паркс.

– Свезло ли? – саркастично пробормотал Паркс. – Удачу надо уметь творить самому.

Ниоб поняла из разговора, что Мёрфи как-то причастна к крушению самолёта. Не забывайте, что Ниоб каждый день слышала и от своих знакомых и по радио, что Мёрфи – настоящая феминистка и что она ратует вовсе не за то, чтобы у женщин и мужчин были равные права. Её программа направлена на разрушение семьи, на установление социалистических ценностей, и вообще, Мёрфи призывает женщин бросать своих мужей, убивать своих детей, заниматься колдовством, уничтожать капитализм и заниматься сексом друг с другом. Словом, после этого разговора Ниоб решила, что Мёрфи – воплощение самого дьявола.

Ниоб стала смотреть новости, в которых показывали Мёрфи и даже залезла на её сайт. Странно, но Мёрфи вовсе не показалась ей таким уж дьяволом, наоборот, она производила впечатление разумного и надёжного человека. Если она спросит Джека, Джек сейчас же скажет ей, что Мёрфи – дьявол в женском обличье, пытающийся выдать себя за надёжного человека, разделяющего либеральные взгляды, и что как только она воцарится на Олимпе, то сбросит маску, и что вот тогда-то мы с лихвой получим за своё легковерие.

Ниоб доверяла своим чувствам больше, чем газетным публикациям или репортажам. Она устроила так, чтобы оказаться в числе приглашённых на собрание людей, вложивших деньги в избирательную кампанию. Там она просочилась мимо охраны и в туалете подошла к Энн.

– Здравствуйте, я хотела посмотреть на вас собственными глазами.

И тут между ними пролетела какая-то искорка. Не важно, что ответила Энн Линн, было в её облике, в том, как она держалась, что-то такое, что Ниоб ушла в полной убеждённости, что Энн Линн Мёрфи никак не могла быть замешана в крушении самолёта. Подстроить эту катастрофу могли только те, для кого слова «боль» и «насильственная смерть» были пустым звуком. «Она часто видела кровь, – пыталась Ниоб объяснить себе самой, почему она решила, что Мёрфи не причастна к аварии, – она лечила раненых и закрывала глаза умершим».

Но почему же Паркс и Райан так уверены, что эта катастрофа – не просто несчастный случай? Она чувствовала, что их слова – это не обычное казарменное хвастовство. Она припомнила их разговор, и вспомнила, что они говорили, как Мёрфи удивится произошедшему и нечаянно-негаданно свалившейся на неё удаче стать кандидатом. И что повезло не ей одной, и тот, на кого тоже нечаянно-негаданно свалилась удача, понятия не имеет, как можно «творить удачу».

Но это невозможно… немыслимо… и всё же…

С того дня всё переменилось. Самоуверенность мужа стала казаться ей просто невежеством, его надменность – ограниченностью, его патриотизм – предлогом, чтобы оправдать поступки, с точки зрения обычной нравственности просто аморальные. Она больше не чувствовала себя за ним как за каменной стеной. Его правила стали раздражать её и казаться ей слишком тяжёлыми. Джек продолжал то и дело намекать ей, что они делают всё, чтобы Мёрфи осталась позади. Он почему-то был уверен, что она не станет президентом, «даже если ей удастся очаровать избирателей».

Она посмотрела расписание Мёрфи и снова сумела прорваться к ней. Оказалось, что Энн Линн её запомнила и с удовольствием с ней поболтала.

После этой встречи Ниоб поняла, что ей очень нравится Энн Линн, что в этой женщине есть что-то притягательное.

Ниоб заговорила о Мёрфи, в её голосе зазвучало обожание, что очень не понравилось Сьюзи.

– Ты что, думаешь, что она святая?

Мне кажется, для Ниоб она действительно была святой. А может быть, теперь, когда её вдруг перестала устраивать её прежняя жизнь, Энн просто была для неё новым порядком, который мог заменить прежний, установленный Джеком. Раньше Ниоб участвовала в операциях Джека, что же, теперь она станет бойцом воинства Мёрфи, и будет бороться с ней за лучший мир.

Её поведение могло показаться неестественным. Постоянно лгать, любить сразу двоих – пусть по-своему, каждого по-разному – и не чувствовать никакого дискомфорта… на это была способна только шлюха или же человек, который был свято убеждён, что он работает ради какой-то высшей цели. Уверен, что Сьюзи со мной бы не согласилась, она бы сказала, что женщины врут постоянно, что это и сохраняет браки. Она бы сказала, что врать и обманывать – это такая же необходимость, как бельё, которым мы прикрываем наготу.

Избавляясь от прежних грехов, Ниоб рассказала Энн, что её муж плетёт против неё интриги. Тогда пригласила Ниоб в гостиницу, в которой жила, и там она познакомила с Кельвином Хаджопяном. Он включил григорианские песнопения и попытался завербовать её, но тут вмешалась Энн и велела ему не пытаться заставить её следить за собственным мужем. Позже, когда Энн пошла проводить Ниоб, она спросила, действительно ли Ниоб хочет помочь. «Да, очень хочу», – ответила Ниоб.

– Прекрасно. Мне очень нужна помощь. Если найдёшь что-нибудь важное, позвони мне, именно мне и никому больше. – И дала ей свой номер и е-мейл.

По имеющей у неё информации Ниоб поняла, что Джек и Стоуи придумали, как Скотту остаться президентом, даже если он не наберёт большинство голосов. И она решила, во что бы то ни стало узнать, что именно они придумали.

– Переворот? – нет, конечно, Америка уже почти что Парагвай, но всё-таки ещё не совсем. Это произнес Гор Видал, когда объяснял, почему Рональду Рейгану никогда не стать президентом.

В здание мы вошли легко – у Ниоб были ключи, и она знала коды. Это было четырёхэтажная коробка городского жилого дома, переоборудованная под институт.

У нас было часов 7–8. В институте оказалось по меньшей мере 18 отдельных кабинетов, зал для переговоров, видеозал, приёмные, хозпомещение, ванные и кухня. У каждого сотрудника был свой компьютер. Компьютеры, компьютеры, вокруг были одни компьютеры, и информации в них становилось всё больше и больше. Здесь информацию хранили, создавали, пытались установить связь с другой информацией и переиначивали уже имеющуюся. Увиденное ошеломляло.

Каждый засел в отдельной комнате. Через два часа мы договорились встретиться на кухне.

– Я сделала, что ты просил – проверила, запрашивал ли кто-нибудь «Кризис: быть или не быть?» и «Мы или они?» С исследования были сняты четыре копии, все четыре были отосланы Алану Стоуи.

– А я нашёл всего по одному экземпляру… Значит, остальные он кому-то отдал… Но из рук в руки. Мы можем узнать, кому именно, только если он где-то это записал…

– Да вы здесь такой фигнёй страдаете! – сообщила Сьюзи. – Представляешь, они провели целое исследование потому, действительно ли работают проклятия. Я не придумываю. Кто-то, представляешь, всесторонне изучил проклятие Бамбино.[26]26
  «Бамбино» – кличка Бэйба Руфа (George Herman «Babe» Ruth). Вначале Бамбино играл за «Ред Сокс». В то время «Ред Сокс» была сильнейшей командой в лиге. Потом хозяин «Ред Сокс» решил поставить шоу на Бродвее, а капитала у него не было, и он предложил Бамбино хозяевам «Янкиз» за $100 000. Те согласились. Легенда гласит, что, переходя тогда в одну из самых бездарных и слабых команд («Янкиз»), Бамбино проклял «Ред Сокс». С тех пор и появилась эта фраза: «Curse of Bambino». Что стало потом всем известно – в течение следующих 86-и лет «Янкиз» выиграли 26 чемпионских титулов, а Бэйб стал королем хом ранов. Ну, не всё конечно ж счет Бэйба, но его заслуга была огромная. Люди повалили смотреть «Янкиз», он получал огромную зарплату по тем временам и т. д. Впервые «Ред Сокс» победили только в 2004 г. До этого же на каждой игре болельщики «Янкиз» кричали: «nineteen seventeen» – год, когда «Ред Сокс» в последний раз становились чемпионами.


[Закрыть] Они занимались исследованием вуду и сантерии.[27]27
  Религия Кубы, появилась из вуду, но вместо привнесенного французами католического начала, наряду с африканскими, появились испанские католические тенденции.


[Закрыть] Ладно, ладно, я понимаю, что это не имеет отношения к делу, просто это настолько резко отличается от того, чем здесь обычно занимаются…

– То, что мы ищем, связано с надвигающимися выборами. Стоуи играет в этом важную роль. Настолько важную, что от одной мысли, что какой-то бибиотекаришко может об этом узнать, Джек Морган сходит с ума от страха. Значит, с наибольшей вероятностью сведения об этом имеются в самых последних бумагах Стоуи. Они на ферме, куда нам путь заказан и на моём компьютере, до которого я никак не могу достучаться. Интересно, кто-то его просто отключил? Может быть, он просто не подсоединён к Интернету? Или всё-таки он попал в лапы Министерства внутренней безопасности?

– Логичнее всего пойти прямо в библиотеку. Я туда пойти не могу. Можно было бы поискать вместе с Ингой – она старший библиотекарь, и я ей верю. Но я боюсь звонить ей, они же наверняка прослушивают все телефонные разговоры, да?

– Да, – подтвердила Ниоб.

– Тогда пойдёт Сьюзи. Слышишь? Не звони, надо встретится с ней лично. Наверное, даже лучше тебе просто пойти к ней домой.

Сьюзи кивнула.

– Ты пойдёшь одна. Мы останемся здесь, потому что меня ищут, да и Ниоб уже, небось, значится в каком-нибудь списке.

Сьюзи снова кивнула.

– Ты пойдёшь прямо сейчас. Она уходит на работу в семь утра, а нам отсюда надо убраться до… до шести, да? Значит так, сейчас ты идёшь к Инге, потом возвращаешься за нами.

Сьюзи сомневалась: она крутила головой из стороны в сторону, как будто пыталась решить старую загадку про капусту, козу и волка. Крестьянину нужно перевезти через реку волка, козу и капусту. Как это сделать, если в лодку он может взять лишь кого-то одного, причём, если оставить мешок капусты с козой на берегу, то она съест капусту, если оставить волка с козой, то волк съест козу?

Задачка-то была простой, но нашу загадку она не решила, хотя изо всех сил старалась придумать, как отвертеться и не пойти. Всё сложилось так, что она не могла ничего возразить в ответ.

Но вот, наконец, она ушла, и мы с Ниоб остались одни.

Я снова засел за компьютер, но мои мысли снова и снова возвращались к Ниоб. Я заметил, что она смотрит на меня, но когда поднял голову, она моментально отвела взгляд. Через пару минут это повторилось.

– Не делай вид, что не смотришь на меня.

– У нас куча работы.

– Да помню я, что мы должны спасти мир.

– Шутишь? А это не шутки, – сама Ниоб была настроена крайне серьёзно.

– Конечно, не шутки, – я подошёл к ней. – Конечно не шутки, но почему бы и не пошутить немного?

– У нас мало времени.

– Ниоб, ты все эти последние месяцы просто пользовалась мной?

– Да.

– С того самого дня как мы познакомились?

– Да. Джек меня тогда попросил выяснить, не опасен ли ты.

– А как с Центром имени Кеннеди?

– Мне сказали, что ты там будешь. Они хотели убедиться, что ты точно не опасен.

– Что, ректор на них работает? Они что, просто позвонили ему и сказали: «Знаешь, чувак, мы тебе дадим билеты на концерт, а ты отдашь их тому-то». Неужели они завербовали всех? Ты тогда решила использовать меня?

– Они думали, что ты что-то знаешь, ну или можешь что-то узнать.

– И ты просто воспользовалась мною и я, дурак, уши-то и развесил…

– Я тебя предупреждала.

– Предупреждала. Действительно. Слушай, а когда ты меня целовала и гладила ты… ты хоть что-нибудь ко мне испытывала?

– Испытывала.

– У нас с тобой может что-нибудь получиться?

– Я знаю, что кто-то хочет сорвать выборы и это очень и очень важно. Это не «может», это просто «есть».

– Через полтора дня всё будет кончено. А что потом? Вернёшься к Джеку?

– Вряд ли.

– Разведёшься?

– Да. Иного выхода нет.

– А потом, что потом? У нас с тобой получится? Ты станешь моей?

– Мне бы хотелось, – улыбнулась Ниоб.

– Отлично! Значит, поговорим после выборов?

И мы снова зарылись в бумаги.

Глава 50

Понедельник, утро. Мальчик поправил на плече ружьё и вдруг услышал, как где-то очень далеко зашумела машина. Было ещё так рано, что можно было легко спрятаться в тенях – из-за Сотутовских гор выглядывал только самый краешек солнца.

Наверняка едет какой-нибудь турист, чтоб его. Деньги текут в Айдахо рекой. Нет, богатенькие любители спорта всегда приезжали в горы и Солнечную долину, они катались по рекам, рыбачили. Но в последние годы, когда появились мобильные телефоны и Интернет, так что ты был на связи, куда бы тебя ни занесло, они стали покупать тут участки и строить дома. И не просто участки, а километровые угодья. Они подобрались слишком уж близко к нему и к его отцу.

Нет, определённо, Америка загибается, как папа и говорил. Его Америка загибается, та Америка, где люди сами строят себе дома, сами проводят воду, сами рубят дрова, сами бьют дичь и зверя, а потом вялят или морозят на зиму, где люди могут рассчитывать только на самих себя.

Скоро вообще ничего не останется, скоро человеку будет вообще негде бродить, скоро у него отнимут его землю. Приедут эти богатеи, сделавшие состояние на компьютерных технологиях или кино, все эти богатенькие буратино из Калифорнии, а за ними приедут чиновники из правительства. И будут проводить принудительные вакцинации. Введут обязательное образование. Смешается кровь. Они будут учить тебя, что говорить, как жить, о чём думать…

Мальчик ненавидел их всех. Всех. Интересно, это действительно едет один из этих? У него на плече болталось отцовское ружьё, оно было заряжено. Нет, сегодня до этого не дойдёт, но вот когда-нибудь…

Мальчик был уверен, что не знает чужака. Машина была ещё слишком далеко, но мальчик был охотником, он прекрасно знал эту глушь. Когда-то он ходил с Крокетом на полуостров Камберлэнд. Он мог узнать, кто перед ним, даже если не видел их напрямую. Он знал все машины, которые могут приехать с этой стороны. Эту машину он раньше не слышал.

Мальчик побежал, он бежал по лесу мимо редких высоких деревьев, бежал по лугам. С нашим сидячим образом жизни такое не часто увидишь. Мы целыми днями смотрим телевизор, мы боимся остаться один на один с природой. Но мальчик бежал легко и непринуждённо и совершенно не знал, что он такой особенный, потому что жил здесь, а не в городе, и не видел ребят, жирных настолько, что они не помешались на одном стуле, ребят, которых увозили и привозили исключительно на машинах, ребят, которые целыми днями играли в компьютерные игры, ребят, которым и в голову бы не пришло пробежать 8–9 миль просто потому, что только так они могли попасть, куда им надо.

Мальчик пробежал мили полторы – он должен предупредить отца, отец знает, что надо делать: сражаться или бежать. Он всегда знает. Его отец – железный человек, он носит бороду, лицо у него такого же цвета, как орешник, а на мускулистом животе у него есть большой серый шрам, похожий на угольную жилу – внутри таится огонь, но он безопасен.

Папа колол дрова. Он снял рубашку, и мальчик увидел шрамы, оставшиеся от пуль копов, когда те пытались поймать его. Ублюдки! Грязные ублюдки! Мальчик ненавидел правительство и всех, кто на него работает – они хотели убить его папу, пристрелить как собаку.

Но его отец сумел уползти в лес, он уполз в лесную чащобу, как какой-нибудь матёрый умный волк, и там сам перевязывал свои раны и прикладывал сухую траву и мох к животу, пытаясь унять кровотечение. Он справился с болевым шоком, он победил лихорадку, он выжил. На животе белел плотный шов.

– Там машина, – сообщил мальчик.

Отец положил топор. Он не потерял хладнокровия, просто положил топор. Потом размял затёкшие мышцы и отхлебнул из бутылки, стоящей на пне.

– Принеси мне бинокль, сынок.

Мальчик исчез в хижине. Они сами её построили, он, папа и брат, которого осудили на двенадцать лет. Втроём построили. Он знал тут каждый гвоздь, каждую доску, каждую балку, каждую дранку на крыше. И печку они сложили сами, и воду сами подвели. Внутри они закончили делать воду буквально 8–9 месяцев назад. А внизу ещё был подвал, они сами вырыли его. Там хранились овощи, фрукты и оружие.

Да, там у них был целый арсенал. Они против кого угодно выстоят. Нет, ну конечно, в этом «мы всех победим» было много обычного мальчишеского бахвальства, мальчишки всегда хвастаются, хотя в глубине души и знают, что это не так или не совсем так. У правительства чего только не было: и вертолёты, и ракеты, и лазеры, и прочие разные штуки. Может, они с папкой и не выстоят, если их явится слишком много, но тогда они просто убегут, растают среди деревьев, уйдут никому не ведомыми тропками в пещеры. Если уж это уродское правительство не может поймать этого арабского мудака Осаму Бен чего-то там, они полные лохи. Куда уж им поймать айдахского горца и его сына!

Мальчик принёс не только бинокль, но и длинноствольную винтовку с прицелом. Папа отмахнулся от винтовки, взял бинокль и полез на большую гору – оттуда было лучше видно. К тому же, оттуда удобнее стрелять…

Через сорок минут машина подъехала к дому, за рулём сидел незнакомец, а рядом, с винтовкой на коленях – Нейл Карлсон. Мальчик поднял глаза: прямо над ними парил орёл. Совпадение, но красивое совпадение. Отец крикнул: незнакомец остановил машину, выключил мотор и поставил машину на ручной тормоз. Отец жестами велел им выйти из машины и они вышли: сначала незнакомец, потом, прикрывая его, Нейл.

Незнакомец был городским. И пусть на нём были ботинки, джинсы, клетчатая рубашка и старенький пиджак, всё рано было ясно, что он – городской. Мальчик видел этого человека впервые в жизни, но его отец раньше встречался с ним, это было сразу понятно, хотя они и не бросились друг другу на шею.

Отец был словно бы не в своей тарелке. Мальчик первый раз видел отца в таком состоянии, его отец колебался и бывал смущённым не чаще, чем сам лес или медведь, или сама стихия. Не бывает, чтобы медведь в мгновение ока передумал идти по той дорожке, по которой идёт, и развернулся на 180°, не может лазурный небосвод моментально разразиться грозой. Люди, в отличие от животных и природы, существа куда более сложные и непонятные.

– Зачем ты приехал?

– Я хочу с тобой поговорить.

Отец мальчика задумался над словами незнакомца, словно бы они были небом, на которое надо смотреть, чтобы определить погоду.

– Ладно, пойдём поговорим в дом, Майкл, – решил он наконец и зашагал к хижине, но через пару шагов обернулся.

– Нейл! Спасибо. Я сам отвезу его обратно.

– Хорошо, – согласился тот. Он по-прежнему держал в руках винтовку, казалось, его руки срослись с ней. Потом он залез в свой старый «Черокки», снял тормоз, выжал сцепление, развернулся, оставив на земле полукруг, и покатил вниз по холму.

Этот городской пошёл вслед за папой в хижину. Заинтересованный мальчик пошёл следом – ему не велели остаться снаружи.

Внутри было темно, сумрачно и дымно: висел табачный дым, дым валил из печки, к тому же коптили керосинки. Мальчик прекрасно умел прятаться в тенях, и на улице, и в доме. Войдя в дом, он в ту же секунду словно растворился – он не хотел, чтобы ему велели выйти, и не потому, что отец не часто это говорил, а потому что чувствовал, что здесь пахнет чем-то очень необычным.

– Выпьешь?

– Давай.

Папа открыл бар. Они сделали его собственными руками, с гордостью подумал мальчик. Это был простой и вместительный шкафчик, дверцы легко поворачивались на петлях и хорошо закрывались. Отец поставил на стол бутылку и пару стаканов. Оба сели. Отец налил в стаканы виски.

Незнакомец поднял свой.

Мальчик заметил, как по лицу отца промелькнуло сомнение, даже неуверенность – глупости! Отец всегда уверен. И они чокнулись. Незнакомец сделал маленький глоток, смакуя напиток, а потом залпом опустошил стакан. Отец сделал то же.

Незнакомец вздрогнул, хотя на улице было не очень уж холодно, и протянул:

– Бодриииииит…

Получилось забавно.

Отец улыбнулся, не потому, что это было особенно уж смешно, но, вероятно, когда-то это казалось смешнее.

– Типа водка. Её здесь русские пили, которые картошку выращивают.

– Мы в Айдахо.

– Ну да, в Айдахо.

Оба молчали. Отец налил по второму. Оба подняли стаканы, но на это раз не чокнулись, просто выпили.

– Зачем приехал? Нужно что-то?

– Да. Да, нужно.

Отец кивнул. Это был не кивок, показывающий, что он даст ему всё, о чём бы тот не попросил, отец просто показал городскому, что он его выслушает.

– Я не знаю, чем кончатся эти выборы. Энн Линн работает с утра до ночи.

Отец передёрнул плечами. Ему плевать.

– Раньше я думал, что она победит. Сейчас мне кажется, что она может проиграть. Я не хочу, чтобы она чувствовала себя униженной, я хочу, чтобы Айдахо проголосовал за неё. Пусть она победит хотя бы в своём родном штате. Ты знаешь, о чём я.

Мальчик удивился, увидев, что отец зол.

– Забудь обо всём.

– Я в этом не участвую.

– Я хочу, чтобы ты сказал своим друзьям, чтобы они голосовали за Энн Линн. И чтобы твои друзья попросили своих тоже проголосовать за неё. Пожалуйста, Кевин.

– И не подумаю, Майкл. Я тебе сказал: я в этом не участвую. Мне плевать на правительство. Оно поступило со мной несправедливо, оно увеличивает налоги, оно крадёт наши права, оно заставляет нас делать то, что мы не хотим. Мне на него плевать. И плевать, что с ним будет.

– Пожалуйста.

– Ты не имеешь права ни о чём меня просить.

– Да?

– Только из-за того, что мы братья? – коли чужак решил просить его из-за этого – пусть убирается к чёрту.

Братья? Мальчик был в изумлении. Он никогда не знал, что у отца есть брат. Этот Майкл – его дядя?

– Я первый раз в жизни прошу тебя о чём-то.

– Твоя жена баллотируется в президенты. Я сомневаюсь, что она вообще имеет право это делать. В Библии сказано: «И прилепится жена к мужу своему». А если она станет президентом, тебе придётся играть роль первой леди, это правильно? Мне плевать на власть.

Мальчик хотел спросить отца, но не осмеливался. Он – племянник Энн Линн Мёрфи? Впервые за всю историю страны женщина баллотируется в президенты и эта женщина – его тётка?

– Мне плевать, на что тебе плевать, – одернул чужак отца.

Мальчик удивился. Он не думал, что этот чужак, этот его новообретённный дядя Майкл может так резко разговаривать с его железным отцом.

– Ты не имеешь права разговаривать со мной таким тоном, – отчеканил отец. Отец казался мальчику гранитной глыбой. – Наш отец менял города как перчатки и везде оставлял своё семя. Волею судеб мы с тобой братья, но мы не росли вместе, как должны расти братья. Мы связаны кровью, но и только.

– Я пришёл просить тебя не поэтому.

– Мне плевать, почему ты пришёл.

Чужак вдруг вскочил с места, но отец оказался быстрее – он схватил правую руку чужака, которая тянулась к его груди, и сжал её словно клещами, потом резко дёрнул, развернул городского на 180° и повалил его на пол. И всё же городскому удалось схватить его за рубашку, и когда Кевин с силой пихнул его на пол, раздался треск и рубашка разорвалась. Из-за этого Кевин повалился сверху на брата, словно бы собираясь крепко избить его.

Оба замерли. В полумраке яркой полоской белел шрам горца.

Чужак встал.

– Мне ты не должен ничего, а ей – обязан всем. И ты это знаешь.

Кевин МакКалаф потрогал шрам. Он поймал пулю во время неудачного ограбления банка в Кёр дё Леоне. Тогда погибло трое: два из его банды, один коп. С тех пор прошло много лет. Его всё ещё ищут. Он обвиняется в убийстве, ограблении банка, терроризме и участии в заговоре, словом, почти во всём. Тогда он поймал пулю. Он умирал. Эстер, его жена, хорошее, кстати, библейское имя, сбилась с ног, выхаживая его, и всё же она понимала, что все усилия тщетны – он умирает. Она знала доктора из Кетчума. Доктора звали Энн Линн Мёрфи. И она пошла за ней, хотя Кевин запретил ей: он скорее умрёт, чем окончит свои дни в тюрьме. Либо свобода, либо смерть. Он и сейчас думал так же. И будет думать, а если они придут за ним – он будет биться до самой смерти. Отошлёт мальчика и умрёт, сражаясь.

И всё же Эстер привела эту женщину-доктора. Потом Эстер рассказывала ему, что ей показалось, что эта женщина видела множество ран, она даже не вздрогнула, увидев его рану. Она раскрыла рану, промыла, вытащила из неё осколки пули, обрывки одежды и куски кости, удалила гной и обработала поверхность великолепным антибиотиком. Кроме этого, она оставила им ещё антибиотики и болеутоляющие. Она не сообщила в полицию. Об этом не знал никто и ничто.

Да, Кевин обязан ей. Конечно же, она сама никогда его не попросит.

И ведь, подумать только, они с Майклом росли не вместе и воспитывались по-разному. Даже о существовании друг друга узнали, только когда одному было почти тридцать, а другому только что сравнялось двадцать один. Воистину, неисповедимы пути Господни.

Эстер умерла. Господи, уже двенадцать лет прошло, как она умерла! Она умерла всего через два года после того, как родила второго ребёнка. Кевин скучал по ней. Этого второго ребёнка, этого мальчика, который сейчас прячется в углу и наблюдает за происходящим, она назвала Эндрю, потому что она решила, что это имя ближе всего к Энн. Эстер боготворила Энн Линн.

Кевину плевать на правительство. Он налётчик и террорист. Но ему не плевать на долг, и этот долг надо отдать вне зависимости от его политических убеждений. Отдать, будь она хоть коммунистом, хоть талибом. Похрен. Кевин МакКалаф всегда отдавал долги.