Текст книги "Счастливое число Кошкиной (СИ)"

Автор книги: Лана Муар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

– Фыр-р-р? – я фыркнула, проверяя насколько еще хватит остатков его упертости, и мысленно возликовала, услышав рычащее и категоричное:

– Нет! Я сказал наказана, значит, наказана!

– Ну и ладно, – вздохнула и спросила: – Мне хотя бы что-то можно делать или костра мало?

– Можно, – кивнул Денис.

Потянулся, но так и не коснулся губами моих губ. Застыл, выдыхая и проводя кончиками пальцев вниз, чтобы после рывком отстраниться и пойти к машине, шипя себе под нос что-то нечленораздельное, но очень похожее на повторяющееся и злое на себя самого:”С-с-сучка!”

При всем моем желании сделать вид, что наказание на меня не действует, а если и действует, то не так, как хотелось бы Совунчику, я едва удержалась, чтобы не ответить на его поцелуи так, как хотелось и мне, и ему. Сколько бы Денис не бычился, сколько бы не повторял, уговаривая в первую очередь себя, а не меня, наказал-то он нас двоих. Жестоко лишил и себя, и меня того, чего хотели оба. И вроде выпалил свое злое "наказана" мне одной, но тут же сам разделил его поровну. Чтобы потом рычать, ругаться, отнекиваться и отказываться замечать очевидное. То, что было ясно без слов, а после только подтверждено картами и гаданием Ляльки – мы горели друг от друга, вспыхивали от малейшего прикосновения и поцелуя. Только не плюнули на издевательство над собой и друг другом, а принялись докручивать, доводя до предела, и проверять, кто не выдержит и сорвётся раньше.

Два мазохиста.

Два придурка.

Два идиота.

И два барана, упершиеся и показывающие друг другу, что голосование за звание самой вкусной шавермы, то занятие, которого ждали, как праздника.

Ага. Так ждали, что оба постоянно косились на, слишком медленно отсчитывающие секунды и минуты, часы.

– Все, больше не могу.

Отодвинув от себя тарелку, я икнула и пригубила пива. Скормила оставшийся кусочек шавермы Текиле и развернулась на скамейке, чтобы можно было упереться спиной в край стола и немного перевести дух.

– Хорошо, что целиком не ели и ничего больше не готовили, – выдохнула и прикрыла глаза, игнорируя Текилу, вновь шкрябнувшую меня по ноге. – Ответственно заявляю, "Усть-Зареченская" вкуснее. Потом та, которую ты покупал. "Мирославская" – буэээ.

– И стоило спорить? – довольно хмыкнул Совунчик.

– А я и не спорила. Я сказала, что пока не попробую, не могу сделать выводы, – оттянула пояс спортивок и тяжело вздохнула. – Пипец я обожралась.

Снова вздохнула, а сама скосила взгляд на довольного Дениса и улыбнулась, когда он допил пиво и открыл новую бутылку.

"Третья пошла," – отметила я про себя.

И стала прикидывать хватит ли ее по времени, чтобы не вызвать никаких подозрений или лучше поизображать неповоротливого тюленя дольше. В принципе, мне играло на руку и то, что Совунчик подопьет сильнее, и то, что "подопью" сама – потом можно будет съехать на состояние опьянения и откреститься от возможных претензий. Только даже это, не самое длительное время тянулось слишком долго и капало по мозгам, а Совунчик – садист! – будто издеваясь, принялся цедить пиво крохотными глоточками.

"У-у-у! Хоть связывай тебя и насилуй!" – прорычалась мысленно, но с благодарностью кивнула на протянутую Денисом сигарету и привалилась к его плечу, констатировав то, чего на самом деле не было: – Я пережрала.

– Да ты толком и не ела, – усмехнулся Совунчик, и я не на шутку напряглась:

– В смысле "не ела"? Три половинки шавухи, до этого пицца дома. Я половину слупила так-то, – принялась перечислять все съеденное и с облегчением вздохнула, услышав и подхватив сменившуюся тему:

– Кстати, про пиццу. Охрененная!

– А то, – зажмурилась я, затянулась и вернула сигарету Совунчику. – Не лезет. Уровень пережратости зашкаливает.

– Откуда ты все это берешь? – рассмеялся Денис. – Пережратость, впихуемость, кошколадки те же.

– Не знаю. Само как-то поперло и прет, – я пожала плечами и спросила: – А знаешь, что такое эпик-центр?

– Неа, – помотал головой Совунчик. – И что же такое твой эпик-центр?

– Это когда случается что-то офигенное. Вот как сейчас.

– Три половинки шавухи и бутылочка пива?

– Угу. Это самое офигенное. Особенно с тобой.

Вздохнув, я подняла глаза на Совунчика и улыбнулась его улыбке, руке, обнявшей меня, и губам, коснувшимся макушки.

– Тогда три половинки шавухи, две бутылочки пива и одна Кошка, – прошептал он, – это мой эпик-центр.

Как бы ни было приятно сидеть обнявшись, мне все сильнее хотелось большего. Того самого, после чего наступит полнейший эпик-центр.

Я аккуратно вывернулась под предлогом поправить и подложить пару поленьев в практически потухший костер, но после того, как сделала то, о чем говорила, пошла не к Совунчику, как он думал, а от него.

– Гель? – окликнул меня Денис, только остановить не смог бы и не успел.

Я на ходу расстегнула и отбросила куртку. После, подгоняемая новый окриком, стянула кроссовки и следом за ними спортивки с носками. И рванула по мосткам пришпаренная угрожающим:

– Кошка, блядь, прибью дуру!

– Я сама тебя скоро прибью, – пробубнила себе под нос и прыгнула, завизжав раньше, чем окажусь в не самой теплой воде.

Мало того, что ее температуру с очень большой натяжкой можно было назвать подходящей для купания. Но то, во что я погрузилась, в секунду вышибло воздух из лёгких и проморозило меня до самых костей. Я вынырнула, проклиная себя самыми последними словами, и погребла к мосткам, на которые выбежал полуголый Совунчик.

Когда он успел раздеться? Зачем раздевался, если я уже все поняла и осознала? Не знаю. Не успела даже подумать об этом, а Денис успел все и сразу. Сигануть в воду рыбкой, вынырнуть, подхватить меня на руки, встряхнув, как котенка, и потащить на берег, матерясь на чем свет стоит:

– Геля, блядь, тут ключи по всему озеру! – проорал он мне в ухо и резко замолк, когда на его запястье запищали часы.

52. Ваша киска купила бы…

POV. Геля.

Пик-пик-пик…

И меня захлестнула волна огня. Она выжгла вены, превращая кровь в бурлящую лаву, спалила все, до чего могла дотянуться. Но не успокоилась, а загудела в висках зашкалившим пульсом, захрипела вспыхнувшим в легких воздухом и рванула по горлу навстречу жадным губам. Только они, голодные и ненасытные, прижгли мою шею и, окончательно обезумев, впились в грудь. Втянули, прихватывая, сосок. Сдавили его до боли и тут же с рычанием переключились на второй. И только сейчас заметив, что я в футболке, Совунчик зашипел на нее и меня в ней. Подкинул выше, задирая прилипшую ткань и кусая живот. Захрипел, услышав мой стон. И издал какой-то невообразимо утробный животный рык, оттянув в сторону перешеек трусиков и смяв пальцами лоснящиеся от смазки губки.

– С-с-сучка! – прошипел он, впиваясь зубами мне в шею. Скользнул к клитору и надавил на него, выдыхая в ухо злое и хрипящее от возбуждения: – С-с-сучка!

– Да! Да! ДА!!!

Я обхватила бедра Дениса ногами, когда он широкими шагами полетел со мной на руках к машине. Вскрикнула, протестуя, почувствовав отрывающие от себя руки. И застонала раньше, чем к коленям слетели трусики. Они врезались в кожу, а я, нетерпеливо и грубо развернутая лицом к капоту Старичка, прогнулась дугой, чтобы ослепнуть и захрипеть от первого же вколачивающего рывка.

– С-с-сучка-а-а, – прорычал Денис сквозь зубы, вжимая меня в себя.

Смяв ладонью мою грудь и укусив за плечо, мощным движением выбил новый хрип, за ним ещё один и ещё. Не замедляясь, а наоборот, лишь наращивая темп.

Я не успевала сделать ни вдоха и урывками хватала жалкие крохи воздуха, а Денис и их выбивал из горящих огнем лёгких. Надсадно дыша, он врывался в меня, с хлопком впечатывал себя, вдавливая мои бедра в свои и оставляя зубами отметины на плечах и шее.

Грудь, живот, лобок и… клитор… Всегда он. Пальцы Совунчика терзали грубыми ласками все, что попадало ему под руку, и в то же время порхали по клитору, дразня его, кружа по нему, надавливая на него. Будто Денису не хватало моих хрипящих стонов или он решил свести меня с ума. То ли наказывая, то ли отыгрываясь за каждую секунду своего и моего воздержания.

И я хрипела. Стонала. Задыхалась.

Захлебывалась обрушившимся на меня безумием. Рвалась ему навстречу, не видя перед собой ничего, кроме пульсирующих и гудящих звёздочек. Выгибалась, подставляя шею под новый укус, упиралась ладонями в капот, чтобы проскользить по нему от очередного рывка, и повторяла как сумасшедшая:

– Ещё… ещё… ещё…

– С-с-сучка!

Шипящее, клокочущее, изголодавшееся.

А после очередной рывок, скрип моих ладоней по металлу, укус и рык. Животный, утробный, ненасытный.

Распаляющий и без того нестерпимый пожар внутри.

Отзывающийся в каждой клеточке моего тела ревущим гулом.

Разметавший меня на те самые искрящиеся перед глазами звёздочки.

Я упала, жадно хватая воздух и подрагивая от бьющих по телу и внутри него спазмов. Растеклась по капоту, придавленная сверху надсадно дышащим Совунчиком, и нервно рассмеялась его хрипящему и севшему в ноль:

– Сама виновата…

– Да, – кивнула, облизала пересохшие губы и прошептала, прерываясь на вдох и выдох: – Ещё. Плохо наказал. Мало. Очень мало.

– С-с-сучка, – рассмеялся Денис, прикусил мочку моего уха и спросил: – Ты как, Гель? Я чего-то с катушек слетел.

– Ага. И я, – снова кивнула и повторила, – Ещё. Только отдышусь.

– И я, – услышала в ответ, и попросила, когда Совунчик начал подниматься:

– Полежи так. Это мой эпик-центр.

– И мой, – выдохнул Денис, приподнимаясь и подсовывая под меня руку.

Снова придавил грудью, уже не так сильно, но достаточно, чтобы я чувствовала, как гулко бьется его сердце.

– Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы, ехал поезд запоздалый…

Лёжа на спине Совунчика и нашептывая слова томным и разморенно-намекающим голосом, я чертила ноготком по его плечам, спускаясь по ребрам все ниже и ниже, и сорвалась в хохот раньше чем засмеялся Совунчик:

– Гель! Кошатина ты ненасытная! Пять минут, может десять. Пожалуйста.

Приподнявшись на локтях, он посмотрел на меня, делающую ничего не понимающее лицо, и уткнулся лбом в руки, давя рвущийся ржач на мои показушно надутые губы.

– Ну так не честно, Совунчик. Ну ещё разочек. Чтобы я уже точно запомнила. Ну накажи. Накажи. Накажи.

Канючила, хотя сама уже не могла пошевелиться и забралась на Дениса "понежиться и погреться" больше из опасений, что повторение ещё одного такого "разочка" в ближайшие пару часов выключит меня напрочь. Все, на что у меня хватило сил, это прижаться щекой к исцарапанным лопаткам Совунчика и, прикрыв глаза, "драконить" своего сладко-мучительного палача, понимая, что его состояние ушло не далеко от моего.

Полнейшая впихуемость и вытраханность.

Кайф!

Я сбилась со счета, да не особо-то и считала сколько раз "наказывал" меня Совунчик, сколько "наказывалась" я его и сколько "наказывали" друг друга. Кажется, последнего все же было больше, и мне, продышавшейся и проморгавшейся, хотелось ещё и ещё, а Совунчик, похоже, если и не собирался затрахивать меня до смерти, то до полусмерти точно. И это у него явно получилось.

Только прозвучавшая угроза повторения через десять минуточек не остановила меня. Я продолжила свои поцарапывания, мурча себе под нос "рельсы-рельсы", и захихикала, увидев испуг в глазах Текилы, заглянувшей с проверкой причин подозрительной тишины.

Она недовольно тявкнула и потрусила обратно в свое убежище, под машину, куда умудрилась перетащить свою лежанку, понимая, что начавшееся и не собирающееся прекращаться "сумасшествие людей" может закончиться крайне плачевно, а подремать в ходящей ходуном палатке ей мало того, что не получится, так ещё и не дадут. Дорвавшись друг до друга, мы отрывались и наверстывали упущенное, иногда совершая такие кульбиты, что с лёгкостью могли задавить собаку.

– Текла, мы больше не будем, – рассмеялся Совунчик. – Честное слово. Текла!

Свистнул, зовя Текилу, и рывком перевернулся, подминая меня под себя, когда я попыталась пискнуть, что будем и ещё не раз:

– Кошка! – рыкнул он, – Я сказал, на сегодня хватит. Наказывалка сломалась.

– Совсем-совсем сломалась? – поинтересовалась я, хмуря брови. – То есть завтра тоже не будем?

– Совсем, но не совсем, – хохотнул Совунчик и утвердительно кивнул: – Завтра будем.

– А завтра у нас когда начинается? Просто мне кто-то обещал десять минуточек поотдыхать, а сам… – ещё сильнее нахмурилась, дуя губы, а Совунчик, тронул экран своих часов и загоготал в голос, сбивая весь мой настрой подурить напоследок. – Эй! Это что за наглость!?

Развернула запястье с часами экраном к себе и тронула его, включая.

"Только сегодня в сети магазинов "Парус" скидки на корма для ваших питомцев и сосиски," – прочитала последнее по времени уведомление и захохотала до слез.

– Покормил… Ха-ха-ха… Киску, – кое-как выдавила я.

– Ага, – кивнул Совунчик, – сосиской. Гы-гы-гы!

POV. Денис.

Гелю выстегнуло на полуслове.

Вымотавший до предела секс, обоих взбодрившее окунание голышом в озеро, "случайно" найденные любимые кошколадки к горячему чаю, костер и спальник – рецепт, сработавший на раз два. Счастливая донельзя, Кошка что-то начала рассказывать про походы, в который ходили с отцом и братом, зевнула и вырубилась, проваливаясь в сон.

– Дурка, – улыбнулся я, укладывая ее в палатке.

Закутал плотнее и, перед тем как выйти и затушить угли, повернулся. И залип.

Кое-как расчесанные волосы, улыбающиеся, мною зацелованные и опухшие губы, крошка шоколада на щеке и… Больше ничего не надо. Никого не надо. Оставьте мне одну такую Кошку, с ее придурью, словечками, блеском хитрых глаз и острым языком – я буду счастлив. Я уже счастлив.

Эпик-центр. С идеальной впихуемостью во всем.

– Текла! – я шикнул на собаку, решившую перебраться со своей лежанки под спину Кошки, а потом махнул рукой. – Спи.

Залить угли, проверить машину и застегнуть молнию клапана палатки, чтобы лечь рядом с шибанутой на всю голову дуркой, обнять ее и вырубиться, когда она сквозь сон переложила голову мне на грудь и засопела маленьким Храпозавриком.

53. Экспериментаторы. POV. Денис

Три недели спустя.

– Люк, блядь, завязывай уже! Пиво стынет, – пнув носком кроссовка по подошве торчащего из-под "Фиесты" ботинка, я присел на корточки и, вздохнув, вложил в шарящую по полу ладонь прокладку. – До утра не терпит что ли?

– Знаю я ваше "стынет", – пробубнил Лука. – Лучше трещотку с головкой на двенадцать дай и рожковый, – угукнул, сжав ключи, и даже не подумал ускоряться или торопиться.

– Люк! Не беси!

– Иди в жопу, Ден, – раздалось из-под машины. – Пока не закончу, хрен куда поеду. А к вам вообще не поеду!

– Долго ещё? – спросил я, проигнорировав последнюю фразу.

– Минут двадцать. Минимум.

– Час назад ты говорил, что осталось десять, – напомнил я.

Посмотрел на играющую с котятами Кошку, кивнул в ответ на ее вопросительный взгляд и пошел за вторым лежаком, чтобы помочь Луке и не дать ему придумать ещё какую-нибудь отмазку.

– Давай подержу, – прорычал я, оказавшись под машиной. Подпёр ладонями трубу прямотока и негромко спросил: – Ты спецом гасишься что ли?

– Ден, у меня сроки. И иди на хуй.

– Не заливай, Люк. Это не клиентская тачка, а твоя, – глянув на Луку, я попросил: – Люк, это в последний раз.

– Иди на хуй, – упрямо повторил Лука, поочередно подтягивая гайки. – Лучше зацепи банку на кронштейн, а то потом всю трассу разбалчивать и перепротягивать придется.

– Ссыкло! – прошипел я, подвешивая глушитель на специально переваренные под него крепления.

– Сам ссыкло, – огрызнулся Люк. – Я после Гелькиного "приходи на пельмени" сутки с больной башкой отлеживался. Потом что было? "Чебуреки". И снова день из жизни вылетел. "Беляши" напомнить? – мотнув головой, Люк поправил прокладку между фланцами и спросил: – У меня по вашему печень резервная есть что ли?

– Просто кто-то не умеет пить и мало закусывает, – гоготнул я.

– Ты охренел, Ден!? – Лука повернулся на бок и со злостью зашептал: – Я пол кастрюли пельменей в одно рыло сожрал, закусывая Гелькины эксперименты! Я все понимаю, но может вы кого-то другого найдете?

– Скажи еще, что не понравилось, – усмехнулся я.

– Иди на хуй! К вам в гости опасно приходить! Либо закормят и набухают до полусмерти, либо просто набухают, но уже до отключки! – Люк покачал трубу выхлопа и затянул гайки до упора. – А сегодня по любой набухают так, что все эти беляши-чебуреки вместе взятые цветочками покажутся. Я вам не лабораторная мышь!

– Я и говорю, что ссыкло!

– Ден, блядь!

– Задолбал ломаться, – процедил я сквозь зубы и позвал Гелю: – Кисунь! Этот упырь сказал, что ехать не хочет!

– Чего-о-о!? – закипела Кошка, в одно мгновение забыв про игры с котятами. – Лукашик, ты охренел!?

– Ден, знаешь ты кто!? Ты, блядь, сволота последняя! – прошипел Люк и, вскрикнув, вцепился руками в только что подвешенный глушитель, когда Кошка, не церемонясь, рванула его за ноги, с пол пинка, врубая стерву:

– Я зря что ли на кухне гробилась!? А ну вылазь! У меня защита диплома завтра!

– Геля! Мне всего две гайки осталось! – попытался было отбрыкаться Люк, но сперва прозвучало грозное:

– Завтра докрутишь!

А потом и я сдал друга без зазрений совести:

– Гель, он пиздит! Все уже прикручено!

– Сволочь! – выкрикнул Люк и зло добавил, обречённо разжимая пальцы. – Гады! Оба!

– Я тебе покажу гадов, – прошипела Кошка, сурово глянула на Луку и погнала его в душ. – Пять минут у тебя, Лукашик! И только попробуй там зависнуть!

– Я ещё Ветошь не кормил, – Лука попытался свернуть к коробке с прибившейся кошкой и заметался по гаражу, ища любой мало мальский вариант слинять. – Геля, что началось-то!? Набухивай своих подружек!

– Лукашик! Хватит ломаться! Они столько не вывозят. А я тебя покормлю. И Ветошь вашу покормлю, и весь ее выводок, – заверила она моего друга. – Лукашик! Я корм на месяц принесу!

Я заржал в голос, когда увидел какими пендалями Кошка придала ускорение Люку, меняя направление движения:

– Лукашик, блин! Я так-то на бармена сдать должна! И все равно тебя напою! Лучше по-хорошему соглашайся.

– Идите оба в задницу! Я ещё "Бронепоезд" Дена не забыл! – выкрикнул Люк. – Я не буду с вами бухать!

– Будешь! Как миленький, будешь! – угрожающе сверкая глазами, Кошка показала ему на лестницу и зашипела: – Если через пять минут ты не спустишься, я в тебя два "Бронепоезда" на сорок вагончиков волью! Понял!?

– Я дверь забаррикадирую!

– Угу, сто раз поверила! Как забаррикадируешь, так сразу же и выпрыгнешь, – фыркнула Геля. – Марш мыться! И только попробуй не выйти! Я тебя за язык не тянула, когда ты помочь вызвался!

Со злостью запустив в спину Луки промасленную тряпку, Кошка пошла кормить мяукнувшую Ветошь и ее котят, а я глянул на время в углу экрана вибрирующего телефона и отошёл подальше, отвечая на звонок:

– Привет, пап. Что-то случилось? – спросил с тревогой и удивился тону отца.

– Это я хочу тебя спросить, что случилось, если час назад сбросил тебе ссылку о продаже вкладыша со "Starlet", а объявление до сих висит? – произнес он с нескрываемым волнением. – Денис, ты в порядке?

– Ну да. В полном. Просто у Гели на носу экзамен, и мы Луку приехали забрать, – ответил я, не понимая причину такой паники.

– Сын, ты слышал, что я тебе сказал? Продают вкладыш со "Starlet". – медленно произнес папа и после минутной паузы с удивлением спросил: – Я что, звоню не своему сыну?

– Пап, если у тебя есть ещё один сын, – рассмеялся я, – то, думаю, этим сперва стоит обрадовать маму. Правда, что-то мне подсказывает, она таким новостям не особо порадуется.

– Так, – протянул отец. – Дай мне секундочку, я что-то потерял нить…

– Освежу. У Гели на носу экзамен в школе барменов. Мы с ней приехали за Лукой, потому что он пообещал ей быть подопытным кроликом. Сейчас он выйдет из душа, и мы поедем домой готовиться к экзамену. Ты позвонил по поводу ссылки на объявление о продаже "Starlet". Спасибо, кстати, я завтра обязательно позвоню, – произнес я и хлопнул себя раскрытой ладонью по лицу, когда из динамика раздался уже переполошенный и взволнованный вопрос мамы:

– Сына, у тебя температура?

– Нет. Я здоров, как бык, мам.

– Ничего не понимаю… А… А как же "Starlet"?

– Ма, я же сказал папе, что позвоню, но не сейчас, – произнес я, стараясь не выдать растущее раздражение. – Если хотите, я могу позвонить прямо сейчас, но вы время видели? Ау, родители? У вас самих все в порядке?

– Я не поняла? – выдохнула мама и охнула, услышав папино:

– Та террористка. Других объяснений у меня нет.

Он снова взял трубку, покашлял и, будто подбирая слова, поинтересовался:

– Сын, а как ты смотришь на то, чтобы нас познакомить?

– Сейчас!?

– Ну, не прямо сейчас. Нам с мамой, как минимум, нужно одеться и приехать.

– Пап, ты прикалываешься или всерьез? – рассмеялся я. Глянул на возюкающуюся с котятами Кошку и хлопнул себя по лбу, не веря своим ушам.

– Ну… Если мы вам не помешаем, то почему бы и нет. Тем более, ты сам сказал, что спать в ближайшее время вы не собираетесь.

– Пап… – снова посмотрев на Гелю, улыбнулся и кивнул своим мыслям. – Пап, мне тут пришла в голову одна шикарная идея. Вы как на счёт того, чтобы немножко выпить? С собой брать ничего не надо, у нас все есть. И на счёт закуски не переживайте – Геля наготовила столько, что Люк при всем желании не осилит. Пропустим по паре бокальчиков, а я вас познакомлю с Гелей. А?

– Выезжаем! – синхронно ответили родители, и в трубке зазвучали короткие гудки, а я подошел к Кошке и расплылся в улыбке:

– Гель, кажется, я нашел тебе ещё двух подопытных.

– Круть! – взвизгнула она, повисая у меня на шее. – А они что пьют?

– М-м-м… – я нахмурился, вспоминая предпочтения родителей в алкоголе, и пожал плечами: – Под настроение.

– Ага, – кивнула Геля, потерла ладони и сложила их в молитвенном жесте, закатывая глаза. – Пожалуйста, пусть они придумают что-нибудь позаковыристее!

– Поверь, эти придумают. Обязательно придумают, – рассмеялся я, представляя, что сейчас творится у родителей дома.

К моменту, когда на пороге появились мои родители с Гумпертом в переноске, двумя бутылками вина и тортиком, Люк уже перестал сопротивляться и отбрыкиваться. Обречённо смотря на стройные ряды бутылок, занявшие все свободное место на столешнице от раковины до холодильника, он потянулся к тарелке с нарезкой и тяжело вздохнул, озвучивая новый запрос без какой-либо конкретики:

– Что-нибудь отратительное на вид и позабористее. Желательно, на раз выключающее.

– Лукашик, обойдешься! – помотала головой Кошка. Постучала ноготком по губе и улыбнулась: – Ой! "Обезьяньи мозги"! Совунчик, они же подойдут?

– Очень, – кивнул я, поднимаясь, чтобы открыть дверь, и посмеиваясь над другом.

– Да твою ж мать, – простонал Лука, роняя голову на ладони. – Когда все это закончится? Какие ещё мозги? Вы свои включите или нет?

– Лукашик, я тебе обещаю, сдам экзамен и больше не буду над тобой издеваться, – пообещала Геля, наливая в шот перемешанную с лимонным соком водку.

– Не верю! Этот… – ткнув в меня пальцем, Люк с надеждой посмотрел на входную дверь и моих родителей, ущипнул себя за руку и нервно хохотнул, подскакивая с табурета: – Ким Яковлевич! Ну хоть вы ему скажите! Я уже не могу пить! – глянул на мою маму и показал на застывшую с коктейлем в руке Гелю, – Любовь Витальевна, спасите меня от этой садистки!

– Садистка!? – хмыкнул папа, окидывая Кошку взглядом. Улыбнулся и кивнул: – Разберемся. Но после знакомства. Ким Яковлевич Совушкин.

– Здрасьте, – еле слышно выдохнула Геля, переводя на меня ошалевший взгляд.

– Папа, – показал я на отца, – и мама. Любовь Витальевна.

– Здрасьте, – снова повторила Кошка. – Очень приятно.

– Взаимно, – кивнул папа, выпустив Гумперта, к которому тут же полезла Текла. – Если можно, мне бы что-нибудь лёгкое для начала, а Любушке можно и посерьёзнее. Так сказать, с места и в карьер.

– А… я… Совунчик?

Геля растерянно покосилась на меня и, икнув, осела на диванчик, когда мама без лишних прелюдий уточнила может ли она попробовать приготовленный для Люка коктейль. Кивнула, передавая ей шот, и судорожно оттянула ниже край своей футболки, услышав одобрительное:

– Если бы у меня были такие ноги, Кимушка, ты бы меня ни на шаг от себя не отпустил.

– Геля занимается скалолазанием, – решил уточнить я.

– Так и запишем, – рассмеялся папа. – Садистка, террористка и альпинистка. Чем не тост?

POV. Геля.

Более нелепый вариант знакомства с родителями Совунчика сложно было представить. Я, в какой-то вытянутой футболке и шортах, на кухне куча бутылок со спиртным, по квартире носятся кошка с собакой, играющие в догонялки, и единственное адекватное во всем этом кошмаре – два салатика и тарелка нарезки на столе. Про ополовиненый Лукашиком и Совунчиком противень с мясом по-французски я вспомнила, когда увидела его в руках Дениса.

– Пап, мам? – предложил он, а я икнула и покосилась на предвкушающе потирающего ладони Кима Яковлевича:

– Мне два! Любушка? – поинтересовался он, поворачиваясь к супруге, и я икнула второй раз, услышав:

– Обязательно!

– Геля замечательно готовит, – улыбнулся Совунчик, перекладывая мясо на тарелки и рассмеялся на замечание матери:

– То-то, смотрю, перестал совершать набеги на наш холодильник.

Любовь Витальевна отрезала небольшой кусочек, отправила его себе в рот, и я икнула в третий раз.

– Кимушка, оно великолепно. Как бы прискорбно не звучало, но, кажется, мы потеряли сына. Геленька, – глянула на меня женщина и то ли в шутку, то ли всерьез произнесла: – Этим мясом вы покорили сразу троих Совушкиных.

– И меня, – добавил Лукашик.

Правда почему-то поперхнулся от прозвучавшего:

– Опоздал, – произнесенного обоими родителями Совунчика едва ли не одновременно.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись, а после перевели взгляды на сына и меня, очутившуюся у него на коленях и икнувшую гораздо громче от прикосновения губ к шее.

– Денис, – с укоризной покачала головой Любовь Витальевна. – Не смущай девочку. Ей и без тебя неловко.

– Ма, у меня острая нехватка этой смущающейся девочки, – обняв меня под грудью, Совунчик снова коснулся губами моей шеи и спросил: – Как думаешь, это лечится?

– Все, я домой, – подскочил Лукашик. – Ким Яковлевич, Любовь Витальевна, был рад встретиться, – посмотрел на нас с Совунчиком и покачал головой: – Две сволочи.

– С учётом того, что ты в отца, – будто и не заметив прилетевшее в наш адрес, Любовь Витальевна помахала ладонью Луке и вздохнула: – Хроническое и так не лечится, а тебя ещё и мясом кормят.

– А Совунчику что ли нельзя? – встрепенулась я. Развернулась лицом к Денису и треснула его по затылку: – Ты охренел о таком молчать!? Я тебя сколько мясом кормила!? Ты тормоз!?

– Да можно мне все! – выпалил он, поймав мои руки и прижав меня к себе так, что я не смогла даже рыпнуться. – Кошка! Завязывай!

– Иди в задницу! – прошипела ему в ответ и покраснела от негромкого смеха Совушкиных.

– И он ещё спрашивает лечится или нет, – покачала головой Любовь Витальевна. Тронула мужа за плечо и показала ему взглядом на дверь. – Кимушка.

– Денис, не забудь позвонить про "Starlet", – поднимаясь из-за стола, произнес Ким Яковлевич.

– Пап, все завтра, после экзамена Кошки, – ответил Совунчик, неохотно ссадил меня с колен и пошел провожать родителей

А я икнула на всю квартиру, услышав не предназначавшееся для моих ушей:

– Позвони, как пройдет экзамен, и лучше уложи свою Кошку спать. Как будто не понимаешь, что девочке надо выспаться, а не полуночничать. – негромкий вздох и еле слышное: – Совести у тебя нет, Денис.

Мне даже не пришло в голову отбрыкиваться и сопротивляться, когда Совунчик вернулся на кухню и, привалившись плечом к стене, показал взглядом на ванную.

– Мыться и спать, – произнес он. – Даже не думай, – помотал головой на попытку убрать посуду в раковину и обнял, притягивая к себе. – Дурка. Нашла ведь из-за чего стучать зубами.

– Ты мог хотя бы предупредить? – кое-как прошептала я, закапываясь в объятия глубже. – Я хотя бы привела себя в порядок, а то стою, как не знаю кто.

– Да? – Совунчик отодвинул меня от себя, критично осмотрел и снова обнял, вздыхая: – Какая же ты у меня все таки дурка, – поцеловал в макушку и замер, не отрывая губ. – Все. Спать, – прошептал спустя минуту и негромко добавил, спрашивая: – Как думаешь, Киска уснет, если Совунчик ее поцелует?

– В смысле, если? – опешила я, поднимая голову и улыбаясь смеющимся глазам Дениса. – Как минимум, стопятьсот раз.

– Обещаю стопятьсот один.

– И обнимашки?

– Обязательно, – кивнул Совунчик. – Без обнимашек одной Киски не усну уже я, – улыбнулся, коснулся губами моих и показал загнутый палец. – Один.

– Ау! Совунчик! Так-то мы договаривались на поцелушки и обнимашки в кровати!

– Ну так чего ты ждешь? Особого приглашения? – с лукавой улыбкой Совунчик отошёл на пару шагов назад и закыскал: – Кис-кис-кис!

54. Приоритеты. POV. Геля

– Кошка, я тебя придушу! Геля, твою мать! Ты скажешь мне или нет? Кошатина! Ты сдала?! Нет? Блядь, да сколько можно-то?! – схватившись за голову, Совунчик со злостью пнул по колесу Старичка и процедил пару витиеватых выражений, а потом, выдохнув, радикально и резко поменял тактику выпытывания ответа на один единственный вопрос: – Кисунь… Кошатинка… Гелечка…

Я шмыгнула носом, опуская глаза – ну а как могло быть иначе, когда на тебя уже не орут? – тюкнулась лбом в грудь Дениса и обняла его, слушая все ещё рычащее, но нежное и уже успокаивающее:

– Все будет нормально, Кис. Я с Филом переговорю и натаскаю тебя. Не расстраивайся, Кисунь, – поцеловав в макушку, Совунчик плотнее обнял меня и спросил: – Что попалось в задании?

– Да там… легкотня, – отмахнулась я, поднимая взгляд и обречённо вздыхая. – Сперва по теории погоняли, потом по стандартным коктейлям прошлись. У меня даже пятислойка получилась с первого раза. А потом уже задали пару лонг дринков и что-нибудь убойное. Я "Ginja Assassin" и "Mea Culpa" сделала, а на убойку "Глубинную бомбу" с абсентом выбрала.

– А подача? Подачу сделала? – напомнил Совунчик то, что втемяшивал мне последние несколько дней до экзамена в баре, дома и, в принципе, каждую свободную минуту.

– Ага, – кивнула и, поджав губы, принялась дергать замочек у сумочки, когда Денис с ненавистью посмотрел на выходящих и счастливых новоиспеченных барменов.

Его буквально перекосило от их радостных возгласов "пока, Гель" и "приходи вечером, отмазки не принимаются", а ладонь, поднявшись по моей спине, принялась баюкать и поглаживать.

– Забей. Сдашь. Ты у меня самая лучшая, – прошептал Совунчик, гася рычащие и злые интонации.

– Правда?

– Правда, – уверенно кивнул, целуя, и поперхнулся, меняясь в лице, когда я снова вздохнула и негромко произнесла:

– Вот и они сказали, что я лучшая ученица в группе.

– Кошкина, блядь! – закипев с полпинка, Дениса буквально взорвало и сорвало с катушек.