Текст книги "Счастливое число Кошкиной (СИ)"
Автор книги: Лана Муар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)
И зачем я поверила в то, что одного моего желания влюбиться хватит, чтобы в меня влюбились в ответ? О чем думала, когда решила, что у меня может быть хоть что-то похожее на любовь тети Лены и дяди Игоря? Они – исключение. А я…
Я размазала по щекам слезы, натянула куртку и не застегивая ее пошла к служебному выходу, на ходу доставая телефон.
“Вызову такси и поеду к Корюшкиным.”
Кивнула своим мыслям, глянула на время на экране мобильного и сразу же отмела эту затею, как бредовую. В три часа ночи ломиться в гости, чтобы прореветься, а я проревусь… Ну да… Всех поставлю на уши, а у дяди Игоря с утра работа и у тети Лены тоже. У девчонок учеба…
– Геля…
Я украдкой прошлась по щекам, смахивая слезы, и только после этого повернулась к Совунчику с пакетом в руке.
– Ты забыла. Вещи, – подняв пакет чуть выше, Денис собрался было сделать шаг в мою сторону, но остановился, прикипая взглядом к моим щекам. – Ты… Ты что, плакала?
– Я? Нет, конечно. В глаз что-то попало. Соринка, – попыталась рассмеяться и придать себе веселый вид. Уже в открытую прошлась по глазам ладонью и пожала плечами. – С чего мне слезы лить, Совунчик? С пива что ли? Ха-ха-ха!!! Да плевать я на него хотела. Знаешь сколько всего я перекоцала? Если из-за этого реветь… На Новый год даже люстрокапец устроила – пробкой от шампанского прямиком в люстру засветила. Дома и у брата. В один день дважды, прикинь! Знаешь, как ржали все?
– До слез, наверное, – не веря ни единому моему слову фыркнул Совунчик, и я поперхнулась своим смехом, опуская глаза:
– Типа того. И так-то это правда.
– Угу. Такая же, как сейчас про соринку, которая в глаз попала, – снова фыркнув, помотал головой и кивнул на молнию. – Застегнись. И хрен ты куда сбежишь, пока мы не поговорим. Соринка… как же… Лепишь хрень, а сама мне говорила, что всегда говоришь правду.
– Что!? – вскинулась я. – Где я тебе соврала!? В чем?
– Застегнись говорю! – прорычал Денис, в два шага подходя в плотную и самолично застегивая молнию. – Замерзнешь же.
Вжикнула молния, а я почему-то испугалась и без особого успеха дернулась назад – пальцы Совунчика не отпустили язычок замка, даже наоборот, притянули меня за него ближе. Так близко, что мне пришлось поднять голову, чтобы не тюкнуться носом ему в грудь.
– Куда намылилась? – прошипел Денис, сверкая глазами. – И только попробуй соврать! – тряхнул и поторопил, – Ну!?
– К… к девчонкам думала… и передумала, – честно призналась и судорожно сглотнула от новой вспышки ярости в смотрящих на меня глазах. – Ч-ч-честно передумала. Сразу же… Ночь же…
– Ночь? Ну да… А поцелуй? Опять решила меня прикрыть!? Мало одного выговора?
– Я так-то… – начала было, пятясь назад.
– Правду! Говори! – рявкнул Совунчик, и я зажмурившись прошептала:
– Захотелось…
– И!?
– Что и? – уточнила, не открывая глаз.
– Больше… больше… блядь! Р-р-р! Больше не хочется?
– Что? – прошептала я, не веря своим собственным ушам. Открыла глаза и едва смогла повторить вопрос. – Что ты сказал?
– Ты… – Совунчик запнулся и заскрипел зубами. – Я… блядь… Ты… – разжав пальцы, он посмотрел на них и замотал головой. – Сейчас… Я… Ебучая филофобия, блядь! БЛЯДЬ!!!
– Хочется, – кивнула я, отвечая раньше, чем спросит. – Очень хочется, Совунчик.
– Да? В смысле??? – отшатнулся и тут же снова вернулся обратно, поднимая ладонь к моей щеке. – Я же все… к херам… – коснулся на мгновение, одернул руку и вновь задел, скрипя зубами так, словно малейшее прикосновение ко мне жжет ему кожу. – Я… Гель… у меня… и ты… уйдешь… а я… – дернул подбородком, наклонился к моим губам, осторожно тронул их своими и обреченно выдохнул. – Не уходи.
– Нет, – ответила осторожному поцелую. – Нет, – повторила, боясь пошевелиться.
– Я… – прихватив мою губу своими, Совунчик прохрипел что-то невнятное и, словно заклинание, прошептал. – Только не уходи.
Не знаю кто из нас боялся больше – я или Совунчик. Он едва касался моих губ, замирая на мгновение. После отстранялся на вдох и снова целовал. Чуть смелее. Чуть напористей. Чуть тревожнее. Будто привыкал ко мне и моим губам, новым для него ощущениям, тому, что отвечаю ему той же робостью. Целовал, но никак не мог поверить, что я едва дышу, потому что рядом со мной он и я боюсь его потерять.
Только с каждым новым поцелуем меня все сильнее колотило от их неторопливости и осторожности, которые никак не вязались с той жаждой и напором на кухне. Я одновременно ждала их и боялась. Боялась, что слечу с катушек раньше, чем Совунчик поймет – я люблю его поцелуи, люблю его губы, люблю его руки… Люблю его.
Новый вдох. Новый поцелуй. Пьяный дурман, от которого подкашиваются ноги.
Я едва стою, но боюсь обнять первой. Боюсь, что все испорчу.
– Не уходи, Гель, – заклинание.
– Не уйду, Совунчик.
Выдох.
Взгляд.
И поцелуй.
Так похожий на тот, которого ждала и боялась. И так не похожий на него, что я, осмелев, тянусь к Совунчику первой.
Трогаю его скулы, черчу по ним пальцами и целую чуть напористее – умру, если не поцелую по другому.
На мгновение его губы сжимаются, и я опускаю руки. Закрываю глаза. Так легче прошептать его губам, что люблю их. Без слов, ласковыми прикосновениями. Так проще попросить поверить и разрешить мне поцеловать так, как чувствую. Так, как хочется целовать.
Выдох.
Сперва его, а следом мой. Когда ладонь Совунчика, едва касаясь, находит мои пальцы и скользит по ним выше, поднимаясь к плечу.
Моя повторяет. С опаской. И отставая.
Я тянусь к его губам. Снова грею их, едва дыша. Снова прошу поверить мне.
– Поцелуй меня, Совунчик, – шепчу, – Ты же хочешь поцеловать. Так поцелуй.
POV. Денис.
Удар в груди.
Чувствую каждый свой нерв и мускул.
Новый удар.
Слышу лишь гул от все растущего напряжения, которое почему-то до сих пор не порвало меня в клочья.
Снова удар и тихий шепот ласкающий мои губы. Я не слышу ничего, но чувствую, что мое тело тянет к нему. Оно забыло обо всем на свете. О том что было и есть. О том, что будет если…
Я тянусь к шепчущим губам, пробую их раз за разом.
"Я соскочу. Только почувствую где эта грань, за которой уже не получится остаться собой, и сразу же соскочу…"
По позвоночнику росчерком тепло. Сперва осторожное, словно прикосновение ветерка, после – чуть теплее и больше. Как облако. Только внутри. Нежное. Ласковое облако.
Оно наполняет меня и греет. Кажется, оно мурчит. И мне не хочется назад. Я хочу вперёд. Вдохнуть ещё капельку этого тепла, ведь от него под пальцами искрится и, кажется, вспыхивает воздух.
В груди снова удар. Губы чертят по губам, ища подвох.
"Я соскочу. Только ещё немного…"
Вдох.
Нет ни слов. Нет ни мыслей. Только все растущий гул и такое приятное тепло. Оно появилось где-то внутри. Слишком внутри, чтобы понять от чего. Можно лишь чувствовать. И я хочу его почувствовать. Ведь я успею понять и соскочить. Я успею…
Под пальцами давно закончилась ткань куртки. Под пальцами искрятся мурашки. Каждая что-то мне шепчет. Что-то неслышное и дурманящее. Так же, как шепчут губы, и я прихватываю их снова и снова. Пробую их нежность. Пробую их услышать. Ведь я успею соскочить. Только пойму что именно они шепчут и почему от этого шёпота внутри расцветает теплое облако.
– Поцелуй меня, Совунчик… Ты же хочешь поцеловать… Так поцелуй…
Шепот.
Сквозь гул.
Куда-то глубже чем в грудь.
Прямиком в эпицентр тепла.
И от этого шёпота сердце ударяется громче. Так сильно, что меня толкает вперёд. Навстречу этому шёпоту. Ближе к шепчущим мне губам.
"Поцелуй… Всего один поцелуй… Я соскочу… Я успею соскочить до того, как все пущу под откос… Я успею."
И я целую. Целую, дурея от того, как под подушечками пальцев вспыхивают мурашки на шее Гели. Глохну от гула нервов и мышц. Вспыхивая от раздувающегося и наливающегося огнем облака. И оно шпарит сильнее, раздуваясь под кожей так, что мне становится мало чувствовать мурашки кончиками пальцев, а губам уже не хватает того мгновения, которое я им отвел. Оглушающий удар сердца и голодное, урчащее:
"Поцелуй! Да! Поцелуй! Ещё поцелуй!"
Мой жадный вдох. Следом такой же вдох Гели.
Пьяная поволока в ее серо-зеленых глазах и еле слышное, но такое дурманящее:
– Ещё, Совунчик…
Приоткрытые губы.
"Хочу."
Трепещущие ресницы.
"Хочу!"
И ревущее пламя внутри:
"Ещё? Да! Ещё! Ещё! Ещё!!!"
Снова целую.
Нет, не целую.
Я пью ее губы. Уже без оглядки на то, что сорвался. Наплевав, что перешагнул ту грань, за которой уже не получится остановиться и захочется только большего. Ведь я хочу этого большего. Да хочу! Пусть будет это большее, а с филофобией что-нибудь придумаю. Как-нибудь вылечусь, чтобы она не порушила все к чертям, а я смог снова и снова целовать эти пьяные губы. Чтобы мог вдыхать их тепло, от которого внутри рвутся нервы и мышцы.
Гулкий удар. Жадный вдох. Рваный выдох.
Чей? Мне не важно. Все мысли давно исчезли. Кроме одной. Той, что шепчу перед тем как снова сорвусь в пьяный угар поцелуев:
– Не уходи… Кошка, только не уходи…
38. Бессмертная. POV. Геля
Яркий росчерк света мазнул по стене и пригвоздил нас с Совунчиком в самый неподходящий момент. Я не особо понимала что произошло, лишь жадно вдохнула воздуха, чтобы снова с головой нырнуть в омут поцелуев, как бац, меня ослепило и губы опалило не голодым поцелуем, а злым шипением, в котором только и смогла разобрать:
– … Люк, блядь!
– А? – растерянно протянула я, одновременно щурясь и смрагивая пелену перед глазами.
Она медленно, будто нехотя, отступала, и сперва я увидела разочарованное лицо Совунчика и его плотно сжатые губы, после за ним две фары и силуэт автомобиля, а через мгновение темное приближающееся пятно, которое при ближайшем рассмотрении оказалось Лукашиком со свертком в одной руке и двумя продолговатыми коробками в другой.
– Как знал, что успею! Привет, Кошка, – весело поздоровался парень, – а я в магазин э-э-эм… – поперхнулся, увидев мои осоловелые глаза и суетливо одернутые руки Совунчика, и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, торопливо зашагал обратно. – Меня не было и я ничего не видел. Заеду… когда позвоните.
– Да стой уже, – рявкнул Денис и протяжно выдохнул, перед тем как отойти от меня и наклониться за выроненным им пакетом с моими вещами. – Позвонить не мог? – спросил и уже тише попросил, – Гель, ты не замерзла?
– А? – снова не поняла чего от меня хотят и пару раз хлопнула ресницами переводя взгляд с Совунчика на стоящего ко мне спиной Луку и обратно. – Что?
– Застегнись, – одними губами прошептал Денис, глазами показывая на молнию, какими-то образом оказавшуюся на треть расстёгнутой.
– Ой…
Нащупав неслушающимися пальцами собачку, я дернула ее вверх и торопливо попыталась привести себя в порядок. После вцепилась в протянутый пакет и чуть ли не пулей запрыгнула в машину на заднее сиденье, не понимая что такого предрассудки тельного мог увидеть Лукашик и почему вдруг Совунчика это стало волновать.
– Сейчас прогреется и станет теплее. Посиди, – негромко произнес он, заводя двигатель и выкручивая регулятор температуры печки на максимум.
Хлопнул дверью, оставляя меня в машине, а сам отошёл к другу и что-то со злостью начал ему выговаривать, отрицательно дёрнув подбородком в ответ на предложенную пачку сигарет.
И ведь вот что странно. Меня не ни капли не волновало то, о чем разговаривали парни – определенно это касалось меня, Совунчика и того, что Лукашик нас увидел. Больше меня поразило другое – с каким раздражением Денис отчитывал своего друга, а тот – вообще непонятно почему, – лишь виновато пожал плечами и даже засобирался куда-то идти. И ведь всерьез пошел бы, не окликни его Денис.
– Люк, блин! – донеслось до меня сквозь громкий шум вентиляторов, и парень с поникшим выражением лица поплелся к пассажирской двери.
Уселся на сиденье, не зная куда пристроить свои коробки и свёрток, а когда я предложила отдать их мне, так и вовсе превратился в молчаливую и очень виноватую статую.
– Лукашик, а я сегодня два ящика пива расколошматила, – произнесла с гордостью, пробуя разрядить неловкую тишину своим крайне сомнительным "достижением".
– Угу, – кивнул парень.
– "Гиннес", прикинь, – уточнила и пихнула Луку в плечо. – Эй, ну хватит, – после повторила это с Совунчиком и надулась. – Чего как маленькие-то? Ну подумаешь увидел, что мы целовались. Пф-ф-ф. Мы же не любовью на капоте Старичка занимались, – улыбнулась раздавшемуся перханью обоих парней и мечтательно протянула. – А вот интересно… Это вообще удобно?
– Геля! – взрыкнул Совунчик, бросив крайне выразительный взгляд на меня сквозь зеркало заднего вида.
– А что? Ну вот интересно же, – не обратила внимания и снова похлопала Лукашика по плечу. – Признавайся, Лукашик, ты пробовал на капоте интимиться?
– Я? – закашлялся, краснея, и так отчаянно замотал головой, что я бы в жизни не поверила, что сейчас это движение отражает реальную действительность.
– Да ладно!? Что, вот вообще ни разу? Да не поверю. И как? Удобно? – принялась допытываться с вполне себе живым интересом, а не просто так, чтобы разболтать обоих молчунов. Обняла ткнула за шею Совунчика и прошептала ему на ухо, слегка куснув за мочку. – А я знаю, что Лукашик свистит. Вот уверена, он раза два или три точно чпокал кого-то на капоте. Я следы от ногтей на нем видела. Значит что? Значит девочке это понравилось. Вот!
– Да нет там никаких следов! – вспыхнул Лука. – Я спецом проверял! – выпалил, одновременно оправдываясь и сдавая себя с потрохами, а Совунчик взорвался хохотом, мотая головой:
– Люк, как тебя развели!? Га-га-га! И как ее звали? Случайно не та с Феста, с бодиартом, которой ты так старательно заливал про "кэнди"?
– Да идите вы оба! – окончательно зарделся парень, отворачиваясь к окну. – Много вы понимаете. Придурки озабоченные.
– Ага! – повеселела я, громко чмокнула Совунчика в щеку и еле слышно прошептала. – Я бы с тобой попробовала.
И стоило это произнести, как через мгновение меня буквально вдавило в спинку водительского сиденья, а Лукашик что-то испуганно вскрикнул, одновременно хватая полетевшие с колен коробки и упираясь ладонью в панель над бардачком.
– Ден, блядь! Ты совсем!? – повернулся и, шумно выдохнув, спросил. – Ты чего в пол тормозил? Дорога же пустая!
– Кошка… выскочила, – едва шевеля губами ответил Совунчик, посмотрел на меня ошалелыми глазами и, кажется, никак не мог понять, показалось ему или я действительно сказала то, что он услышал.
– Какая смелая и дерзкая кошка, да? – выделила самой двусмысленной интонацией свое прозвище и выгнула бровь. – Тебе же именно такая нравится?
– Кто? – окончательно оторопел Денис.
– Кошка, – повторила я, улыбаясь. Царапнула его ноготком по шее и фыркнула, едва касаясь губами губ Совунчика, чтобы он не услышал но почувствовал. – Фыр-р-р.
Кажется, нас обоих в этот момент шандарахнуло так, что мы напрочь забыли обо всем на свете. Я прикрыла глаза, фыркнула снова и чуть не растаяла от опалившего мои губы рваного выдоха и вспыхнувшего в глазах Совунчика возбуждения.
– Фыр-р-р, – повторила, ластясь к дрогнувшим губам и с огорчением вздохнула, услышав деликатное покашливание.
– Эм-м-м… Может, я лучше того, а?
– Неа, – ответила я, не разрывая взгляда с Совунчиком. – Просто Совунчик не догадывался, что Кошка может быть такой, да?
– Да, – нервно кивнул Денис и прошипел сквозь стиснутые зубы, когда мои ногти вновь царапнули ему шею, – Бессмертная… гр-р-р!
– Какой же ты злой, Совунчик. Наверное, потому что голодный.
– Оч-ч-чень.
– Я тебя покормлю. Хочешь?
– Кхм-кхм! – снова закашлял Лукашик. – Ден, я все же лучше домой, а то чего-то поздно уже и вы… кхм… устали с работы.
– Да, – прохрипел Совунчик, отвечая мне и Луке, и заскрежетал зубами, стирая эмаль, когда я прижалась к его губам чуть сильнее и сразу же рывком отстранилась, невозмутимо обозначив:
– Тогда мы едем в магазин.
Очень сомневаюсь, что мне одной послышалось, что за взревевшим на оборотах двигателем прошипела злая и крайне раздраженная характеристика того, что я вытворила с Совунчиком. Только и он не мог представить себе масштаб того пожарища, который разбудил во мне своими поцелуями.
Скорее всего Лялька и Люлька покрутили бы пальцем у виска и небезосновательно окрестили меня дурой. Узнай они, что я завела Совунчика и завелась сама до состояния кипения, но вместо того, чтобы ехать домой и заняться тем, чего нам обоим очень хотелось, решила отложить это на потом, убили бы. Я даже могла с лёгкостью представить выражение их лиц, реши рассказать им про свою дурость. Только вряд ли Корюшкины догадывались, что воевать за Совунчика мне придется совсем не с Крыстиной, а с тем, что при всем желании не увидишь и не пощупаешь. И эта война могла растянуться далеко не на месяц, два или три. Я нигде не нашла даже приблизительных сроков и хоть каких-то гарантированных методов лечения, но твердо решила, что между мной и Совунчиком филофобии нет и не может быть места. И сегодня, увидев и почувствовав первый шажок навстречу, дала себе слово, что теперь пойду на все. Если поймала Ванлавочку на слове ради того, чтобы просто работать рядом с Совунчиком, то для его выздоровления сделаю и не такое. Правда не поняла даже половины методов лечения, о которых бегло прочитала в интернете по пути с курсов барменов в клуб. Не поняла, но уяснила главный – волшебной таблетки нет и не существует, а Денис должен сам захотеть отношений. И мне, если хочу помочь, можно лишь показывать, что на самом деле любовь – совсем не страшно. Быть честной во всем, не обманывать даже в мелочах. Чтобы он видел настоящую любовь и захотел, смог снова в нее поверить. И если я уже пообещала ему готовить ужин и завтрак, то стану готовить каждый день. Тем более, когда воочию видела чем его кормила Крыся. Убила бы! Вот убила бы!!!
– Я ведь правильно понимаю, что никто ничего не покупал из продуктов? – спросила, рассмотрев таки название и изображение каких-то железяк на коробках, которые Лукашик бережно придерживал после экстренного торможения на каждой даже самой крохотной ямке.
– Ну-у-у, – протянул он, скосив взгляд на взвинченного Совунчика, и кивнул, тут же пускаясь в витиеватые объяснения. – Я как бы не особо понял какое именно нужно мясо и где его лучше брать, поэтому взял вот что, – развернув свёрток, Лука продемонстрировал мне бутылку вина и извиняющимся тоном добавил. – Ну я правда в готовке ноль. А вот за вино, зуб даю, что оно точняк крутое. Мне эту бутылку Генриховна подарила.
– С какой такой радости? – хмыкнул Совунчик.
– Захотела и подарила, я спрашивать что ли обязан? – огрызнулся Лука. – Не хочешь, не пей!
– Эй! Хватит! Нашли из-за чего цапаться, – отмахнулась я. – Так даже лучше. Уж я-то знаю что брать и без списка, – тронула за плечо Совунчика и попросила, – Давай заедем в "Гипер" за мясом? Там ещё и грибы можно выбрать и овощи.
– За мясом мы поедем в другое место, – процедил Денис в ответ, сжимая обод руля так, словно хотел раздавить его.
– А куда? Просто "Гипер" по пути и…
– Я сказал, за мясом мы едем в другое место и точка! – снова процедил, даже не дослушав до конца, где я собиралась намекнуть, что с "Гипером" не придется тратить время на ненужные разъезды, и то, чего мы оба хотим случится раньше.
– Так куда мы едем-то, Совунчик? – повторила свой вопрос и замотала головой, услышав название магазина:
– Мы едем в "Птицу-Рыбу".
– Совунчичек, он же не по пути совсем! Совунчичек, давай куда угодно, только не в "Птицу-Рыбу"! – взмолилась я.
– Там самое свежее мясо! Все! – отрезал и зыркнул на решившего было что-то спросить Луку так, что он резко передумал.
– Писец, – выдохнула я, лихорадочно вспоминая график работы мамы и леденея от того, что вывеска магазина показалась намного раньше, чем смогла придумать хоть что-то, чтобы избежать возможной встречи. – Может… Может, тогда я скажу, что именно купить, а вы сходите сами?
– Я в мясе не шарю, Люк тоже, – прорычал Денис тоном судьи, выносящего мне приговор за грехи перед всем человечеством.
Нашел мои глаза в отражении зеркала заднего вида и я поняла, что отвертеться и подождать в машине не получится, если не хочу переругаться прямо здесь и сейчас. Писец… Влипла.
39. На грани срыва. POV. Денис
"Один припёрся не вовремя, вторая… Блядь, как вы оба меня бесите!!! Ещё это: "В магазин, но сама не пойду"… Нет уж! Пойдешь! Как миленькая пойдешь! И выберешь кусок мяса, если уж решила с какой-то радости обломать меня по полной! Поцелуй, Совунчик… Повелся как малолетка спермотоксикозная… И не смотри на меня так!!! Хрен теперь прикоснусь к тебе!!!"
Бросив злющий взгляд сквозь зеркало заднего вида, я направил Бронко к парковке перед магазином и выскочил из машины первым.
– Что именно нам нужно? – прорычал, вцепляясь в руку Кошки, столо ей только оказаться рядом.
– Свинина.
– Будет тебе свинина, если тебе так хочется свинины!
Рывком притянул к себе и потащил к дверям, а самого из неконтролируемой злости бросило в выкручивающее мышцы желание побыстрее приехать домой и там вытрясти из Кошки душу за это многообещающее фырканье и двусмысленные намеки. Хватило одного прикосновения и взгляда в робеющие глаза, чтобы по венам понеслось рычащее:
"Голодный я… Очень, блядь! Только боюсь мясом этот голод ни хрена не утоляется! Ничего… Останемся вдвоем, покажу как я голоден и что мне нужно, чтобы его утолить! И хрен отвертишься!"
– Ну! – подтолкнув Кошку к прилавку с охлажденкой, стиснул зубы и ничего не смог с собой поделать.
Взгляд упорно лип к поджатым припухшим губам, как бы не старался на них не смотреть. И в голове снова загудело. Теперь от того, что никак не могу стереть шарашащие ощущения от фырканья. Блядь! Какой-то детский сад, а меня прохреначило до спазмов. Так, что, кажется, обеспечило мне вечный стояк, который требовал срочно свести время дальнейшего воздержания до минимума, чтобы не обескровить мозг полностью. Только самый смех я никак не мог понять как у Кошки это получается – ни черта не делая, она выкручивала меня наизнанку, словно тряпку, и я при всем желании не мог сказать, что мне не нравится. Сука, нравится ведь.
"Дофыркаешься, стерва! Ой, дофыркаешься! Поиграть решила? Поиграем. Так поиграем, мало не покажется!"
Не церемонясь, протащил за собой внутрь магазина и кивнул на прилавок:
– Какой? – спросил, одним только тоном намекая, что медлительность с выбором ни к чему хорошему сейчас не приведет, и тут же задохнулся от ощущения ищущей защиты ладони, буквально вцепившейся в мою. – Гель? Ты что? Что-то случилось?
Мой голос резко переметнулся из рявканья и злости в осторожный, но подозрительный шепот, который буквально сразу же нашел подтверждение – пальцы Кошки дрогнули, переплелись с моими и неуверенно сжались, без слов отвечая на все вопросы сразу.
Случилось. Что-то. Херовое.
Секунды хватило, чтобы внутри меня взревело и выстегнуло в клокочущее состояние рвать и метать.
"Кто!?" – зверея, сам не понимая с чего, я пробежал взглядом по двум продавщицам за прилавком и, просканировав обеих, сделал то, что не вызвало никаких вопросов у меня, но обозлило одну из них.
– Люк, выберите, – прохрипел я, задвигая притихшую Кошку себе за спину и прижигая женщину, решившую поиграть в презрительные гляделки сперва с Гелей, а потом и со мной. – Смена, смотрю, скучная и заняться нечем? Может, тогда разродитесь подойти и обслужить?
– Может тебе ещё спасибо сказать, что зашёл? – с вызовом спросила она. Подошла и, игнорируя меня, уставилась на Кошку, расплываясь в презрительной ухмылке. – Мясца на ночь глядя захотелось? Ну давай, посмотрим, что тут у нас есть, – перевела взгляд в мою сторону и не глядя ткнула пальцем в прилавок. – Есть петушок. Не гамбургский, конечно. Наш. С местной птицефермы, – после посмотрела на Луку и едко улыбнулась. – Есть еще индюк. Такой себе. На троечку. Под кого-то определенного лечь решила или сразу под двоих, чтобы наверняка пристроиться?
– Ма… – с какого-то перепуга замялась Геля, скручиваясь в вопросительный знак.
Только меня выхлестнуло не от этого, а от намеков охреневшей в края продавщицы.
– Нам бы свининки. Пожирнее, – процедил ей. – И язык курицы поболтливее. Смотрю, у вас и такая есть.
– Ох ты посмотрите! А петушок-то с амбициями попался, – прошипела женщина, стрельнув глазами на Кошку. – Как чей-то папашка. Сам ничего из себя не представляет, а как покукарекать, так сам не свой.
– Люк, как думаешь, она только сегодня такая недоебанная или по жизни? – усмехнулся я, опираясь на прилавок. Не мигая уставился на багровеющую продавщицу и повторил, – Кусок свинины, будьте добры. И перчаточки не забудьте надеть. Не хочу травануться. Язык, так и быть, для мужа оставьте. Хотя… Если он у вас есть, я ему не завидую.
Раньше я вряд ли стал докапываться до перчаток или количества пакетов, в которые "попросил" завернуть кусок мяса. Сегодня… Сегодня меня несло с такой скоростью, что Люк не рискнул влезать и пытаться сгладить углы или притормозить мой настрой отыграться за намеки. Как замолк, пришибленный услышанным в свой адрес "индюком", так и не проронил ни слова – ни по пути в следующий магазин, ни по дороге до квартиры. Да даже и после, зайдя в прихожую, больше жестами показал, что пойдет выгулять собаку. Протянул мне бутылку, выдохнул что-то наподобие: "Пиздец ты…" и пошел догонять рванувшую вниз Текилу, забыв про поводок. А я… Полетел с катушек снова. Но уже из жести в диаметрально противоположное.
– Гель, – притянув к себе Кошку, я приподнял ее подбородок, увидел тусклый взгляд в серо-зеленых глазах и сорвался.
Коснулся губами ее губ, не целуя. Просто прижался, едва касаясь, не зная почему именно такой поцелуй показался мне правильным и таким необходимым ей сейчас. Подушечкой пальца прочертил по щеке и попросил:
– Фыркни, пожалуйста.
Взметнувшиеся вверх ресницы. Мои пальцы скользят дальше, лаская. В груди шарашит от предвкушения тех самых ощущений. После которых нервы снова зазвенят, а мышцы скрутит до предела.
– Кошка-а-а, пожалуйста, фыркни, – прошу, прихватывая ее нижнюю губу. Целую чуть настойчивее и отрицательно дёргаю головой, когда губы щекочет:
– Фыр-р-р…
Фыркнула. Но не так. Совсем не так. Хочу, чтобы как в машине. Когда сквозь губы бьёт в позвоночник и сердце срывается вскачь.
– Кошка, фыркни, – снова прошу, усиливая свой поцелуй, закапываясь пальцами в волосы на затылке и довольно рыча, чувствуя ладошки, скользнувшие по моим плечам вверх. – Фыркни.
– Фыр-р-р-р-р…
Обжигает губы дыханием, а вибрирующее "р-р-р", словно спусковой механизм.
Щелчок.
Все выкручено на максимум и секунда длинною в час. Дальше уже знакомые мелкие искры разрядов по нервам и бурлящие капельки по венам. Они то сплетаются, то разбегаются по моему телу, чтобы заполнить его и шарахнуть так, что пересыхает горло и становится трудно дышать.
– Кошка-а-а… – выдыхаю, улыбаясь. – Доиграешься, Кошка.
– Нравится? – шепот покалывает затылок, и я киваю, чтобы задохнуться от нового, – Фыр-р-р… Фыр-р-р… Фыр-р-р…
– С-с-с-с…
– Сучка?
Я снова киваю, ведь в вопросе нет ни капли обиды. Есть насмешливая улыбка и царапающие шею ноготки, которые обостряют и без того выламывающее:
– Фыр-р-р-р-р…
Кажется, у меня отказывают тормоза, и я рву молнию на куртке. Кажется, она сползает на пол и шуршит, а Геля шумно выдыхает мне в губы, выгибаясь навстречу. Только я не слышу и не вижу ничего. Есть лишь яркие слайды и обрывки звуков.
Вспыхнувшие ярче глаза и жадный поцелуй. Мой хрипящий рык на блядскую ткань майки и срывающийся стон Кошки. Гулкий удар в груди и треск рвущегося ворота. Пьяный блеск глаз и дрожащие ресницы. Закушенные губы. Вырвавшийся на волю задушенный стон. Пальцы, впившиеся в волосы на загривке, и мои губы. Дорвавшиеся и сошедшие с ума.
Кажется, я рычал, когда целовал и кусал Кошке шею.
Кажется, я хрипел, задыхаясь от подстегивающего: "Ещё, Совунчик! Ещё!" Снова и снова впивался в ее грудь, ласкал языком и втягивал в рот тугие соски, захлебываясь от своих ощущений и рваного дыхания.
Вырванная с мясом пуговица джинс и раскаленной плетью по нервам:
– Совунчик… Подожди… Совунчик… Лукашик же…
Сквозь вату в ушах, которая пропускает только наше дыхание: "Лукашик". Сквозь пелену перед глазами пьяный угар внезапно зелёных глаз и малиново-алые губы.
– Что? – хрип.
Сквозь надсадный выдох.
– Лукашик… он же придет, а мы…
– Что мы? – мозг медленно щелкает релюшками, включаясь, и отказывается понимать при чем тут мы и Люк.
– Два раза за один вечер застукать… Я же обещала вам ужин.
– Кто? – мотаю головой и судорожно одергиваю руки. – Блядь…
Проморгавшись, увидев то, что натворил с одеждой Кошки и с ней самой по позвоночнику снова хлестануло, но уже ледяной волной. Одна только разорванная майка и засосы на груди пугают меня, и я кошусь на свои руки, не зная как все объяснить.
Воздержанием? Тем, что фыркнула, а меня сорвало с катушек?
Стремительно трезвея замечаю более травматичное – следы от укусов на шее.
– Гель… – отшатываюсь назад и делаю единственно здравое – щелкаю замком, чтобы Лука случайно не вломился. Ему сегодня просто медом намазано оказываться не в том месте не в то время. – Извини, Гель.
– Совунчик, ты дурак? – очень своевременный вопрос, только я туплю и жму плечами в ответ. – Точно дурак! А ничего что мне очень нравится!? Очень! Просто Лукашик придет и…
– Что? Я же… Это же… – тянусь к разорванной майке запахнуть края, но пальцы сами смещаются, едва касаются засоса. – Больно?
– Совунчик, блин! Да что ж ты такой тупой-то у меня!?
Вспыхнув, Кошка тянется к молнии на джинсах. Шипит и рвет ее, заевшую, с каким-то остервенением, чтобы после вцепиться в мою ладонь и, заглянув в глаза спросить:
– Сам проверишь или, как в ванной, испугаешься?
Стоило только понять, что именно она имела в виду, как у меня по новой загудело в висках. В разы сильнее, чтобы смог остановиться, если получу подтверждение. Я судорожно сглотнул и замотал головой, выдергивая ладонь:
– Не надо проверять. Я верю. Верю! Гель, не надо.
– А если я хочу, чтобы ты это сделал?
– С-с-с-с…
– Договори, Совунчик, – не разрывая взгляда, Кошка делает шаг назад и еще один, чтобы упереться лопатками в стену. – Договори, – в глазах нет ни намека на стёб – одни бесенята. – Ты же хочешь сказать, Совунчик. Так скажи, – пальцы медленно проходят по груди, полностью захватывая мое внимание и срывая дыхание. – Ты же хочешь это сделать. Так сделай.
Я мотаю головой и стискиваю зубы, но взгляд, как приколоченный, прилип и ползет вслед за ноготками Кошки. По шее. По груди до конца порванного моими руками "разреза". Дальше перескакивают на впадинку пупка – гул в висках уже превратился в ревущее горнило.
Только оно меркнет перед тем, что вытворяют со мной пальцы, коснувшиеся и провоцирующе-медленно отводящие в стороны края расстёгнутой ширинки. Пересчитывают зубчики…
