Текст книги "Счастливое число Кошкиной (СИ)"

Автор книги: Лана Муар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

– Дамы и господа, попрошу минуточку внимания. – официально и пафосно начал свою речь Андрей. – Сегодня моя сестрёнка стала на целый год старше и, блин, это трагично! Мелкая, ты охренела так быстро расти? – спросил и сорвался в хохот, заражая им всю компанию. – Где, блин, моя младшая сестренка?

– Тута я, – заулыбалась Геля, поднимая ладонь вверх.

– Да ладно!? – изображая удивление, Андрей помотал головой, будто не веря в услышанное, и обнял Кошку. – С днём рождения, сестричка! Мы тебя очень любим и чуть не посрались, выбирая подарок. А так как ты у нас взрослая девочка и уже встречаешься с мальчиком, – не упустил возможности подколоть меня, – то и подарок взрослый. С намеком. Открывай.

И если мой подарок Кошка открывала аккуратно, то этот распатронила в секунду и завизжала от счастья, заглянув внутрь коробки.

– Да-да-да! – широко улыбнулся ее брат. – Все, что потребуется и персонально твое. С гравировкой, чтобы никто не спиздил. А тут, – стукнул в бок второй, звякнувшей стеклом, коробки, – тренировочный материал и расписка, где все мы добровольно согласились стать подопытными кроликами. С поправкой на положение некоторых, – хохотнул и скосил глаза на девушку Влада.

– Спасибки! Дюшка, вы все такие крутянские!

Я невольно заулыбался, наблюдая за тем как Кошка обнимает и чмокает в щеку каждого, и не удивился, когда ее брат встал рядом со мной и негромко, чтобы никто кроме меня не услышал его слов, произнес:

– Обидишь ее, убью, – хлопнул по плечу и как ни в чем ни бывало спросил у сестры. – Ну и чего стоим, Гелька? Отмечать будем или зажала?

45. Борозота. Компромиссы. Гадалка Ляля. POV. Геля

Корюшкиным не пришлось ничего объяснять или извиняться за смену места проведения девичника.

– Гелька, мы скоро! Отвали! – с какого-то перепуга взрыкнула Люля и после я услышала смачный шлепок. – Тебя никто не приглашал, Сморчок! Отвянь, малолетний кобель, у Гельки парень есть! Ляля!!! Лялька, эта скотина подарок отжала! Стой, сволота! Папа! Папа! Сморчок борзеет!

Я сбросила вызов, оставляя разборки между Корюшкиными им самим и хихикая от одного только представления каких трындюлей огребёт Серёжка, если к этим самым разборкам подключится дядя Игорь. Сунула телефон в карман и взвизгнула, испугавшись внезапной темноты вокруг. Вроде только стояла и горел свет, и БАЦ – хоть на ощупь возвращайся к столикам.

– Совунчик? Совунчичек? – протянула я, выставив вперёд руки, чтобы не впечататься во что-нибудь, что обязательно окажется у меня на пути.

Сделала шаг, аккуратно сдвинув стопу вперёд, за ним второй и захлюпала носом, когда из проема ведущего в подсобное помещение показался торт с горящими свечками и раздалось нестройное на первой строке пение:

– С днем Рожденья тебя! С днем Рожденья тебя! С днем Рождения, Геля! Поздравляем, любя!

Я зашмыгала громче, увидев, что торт несет не Дюшка, а Совунчик, и разревелась от негромкого:

– Пост сдал, – брата.

– Пост принял, – с широкой улыбкой на лице произнес Денис, подходя ко мне ближе. – Загадай желание и задуй свечи, Кошка.

– Придурки, – беззлобно обозвала обоих.

Размазала слезы по щекам и зажмурилась, загадывая каждый год встречать день рождения так же. Набрала полные легкие воздуха и дунула.

Кажется, слишком сильно.

Ребята захохотали раньше, чем я поняла почему Совунчик стоит зажмурившись и все его лицо, шея и плечи усыпаны кокосовой стружкой.

– Упс… – виновато прошептала я, а Денис произнес то, что было понятно нам двоим и рассмешило меня до колик:

– Третий “упс” я не переживу.

Корюшкины все же приехали втроем. Не знаю как Сморчок уломал дядю Игоря отпустить его на ночь глядя с сестрами, но в “Четыре” Сережка вошел первым. Первым поздравил, вручив огромную связку шариков, и неприкрыто набычился, когда Совунчик очень ревнивым тоном предупредил парня, что если он не перестанет меня лапать под видом обнимашек, то останется без рук. Лялька и Люлька, хихикая двумя дурками, оттеснили брата и тоже полезли обниматься, а Сережка сунул руки в карманы и с вызовом принялся рассматривать Совунчика, будто всерьез нацелился с ним закуситься за право со мной встречаться.

– Сергей Игоревич! – впервые обратилась я к Сморчку по имени и отчеству, чтобы он если и не услышал меня, то хотя бы проникся серьезностью того, что собиралась ему сказать. – Либо ты сейчас же заканчиваешь эти гляделки, либо останешься без торта, но со следами ремня на жопе! Я тебя люблю, конечно, только от подсрачников тебя это не спасет. Я не буду с тобой встречаться, потому что ты для меня слишком мелкий и люблюнькаю я Дениса.

– И что!? – фыркнул Сморчок. – Я не всегда буду мелким.

– Для меня всегда! – припечатала я и протянула ладонь Совунчику. – Денис, дай, пожалуйста, ремень и не рычи! Ещё не хватало, чтобы ты с Серёжкой драться начал.

– Один хрен я его ушатаю, – усмехнулся Сморчок и скивился, получив оплеуху от Люльки. – Уй!

– Ты папе что пообещал, козлина мелкая? Я ведь ему позвоню, – пригрозила Люля.

– Чуть что, сразу "позвоню", – по-детски обиженно спаясничал Сережка, уворачиваясь от новой затрещины. – Чего размахалась-то? Может у меня любовь всей жизни.

– Ага, – хихикнула Ляля. – Поэтому ты за школой с Лилькой Соломатовой обжимался? Тренировался, да?

– Могла бы и не палить. Сестра еще, – пробурчал парень. Хмуро посмотрел на меня и пошел к столу, демонстративно толкнув Совунчика плечом. – Не договорили еще, если что.

И если бы меня спросили повлияла ли раздувшаяся до неприличия борзота Сережки на мое настроение, я бы ответила: "Нет". Она меня даже не удивила – Серёжка борзел всегда и мне это в нем нравилось, хотя иногда изрядно подбешивало. Удивило меня совсем другое – взгляд, которым Совунчик проводил парня. Мелкого по возрасту и не конкурента, в принципе. Только Совунчик всерьез приревновал. К Сережке и тому, что он меня обнял, но больше к тому, что малолетний мальчишка обозначил свой интерес и озвучил его в открытую, как взрослый. И вроде слышал, что я ему сказала, но все равно ревновал. Будто Серёжка не четырнадцатилетний брат моих подруг, которого знаю всю свою жизнь, а двадцатичетырехлетний парень, решивший подкатить и не заметить, что я занята.

– Совунчичек, – прошептала я, прижимаясь к груди Дениса и проводя ладонью по его щеке, чтобы он перестал испепелять взглядом затылок Сморчка и посмотрел на меня. – Нашел тоже к кому ревновать.

– Я не ревную, – ответил и даже отрицательно мотнул головой, только мне по одному тону голоса стало ясно – ревнует.

– И правильно, – кивнула, обнимая крепче и поднимая лицо. Коснулась его губ своими и улыбнулась, выдыхая еле слышное. – Фыр-р-р-р?

В подрагивающем свете свечей, которые притащила с собой самопровозглашенная гадалка с двухлетним стажем Ляля на скатерть медленно опустилась новая карта. Посмотрев на нее, Ляля подняла взгляд на сидящих напротив нее Влада с Лизой и продолжила вещать:

– Вижу дорогу.

– Ещё бы, – насмешливо фыркнул Сережка и уйкнул от звонкой встречи Люлькиной ладони с его затылком. – Улька, блин! Чего размахалась-то?

– Завянь, Сморчок! – шикнула на него Корюшкина и придвинулась ближе к сестре, спрашивая. – Хорошая или плохая?

Рядом с предыдущей легла новая карта и Ляля нахмурилась:

– Непонятно, – пожала плечами она. Выложила ещё одну и сразу же следующую. – Карты говорят, что будет и сложно, и легко, – вынула из колоды новую карту, положила ее на стол и помотала головой. – Ничего не понимаю, – потерла переносицу и растерянно посмотрела на улыбающуюся Лизу и намекающего продолжать гадание Влада. – Вы куда собрались, а? Карта говорит, что вы знаете о том, что будет сложно, но все равно туда поедете, потому что хотите этих сложностей.

– Очень хотим и обязательно поедем, – кивнул Влад. – Мы уже и билеты купили. Да, Принцесса?

– Ага, – кивнула Лиза и сорвалась в хохот от фыркающего замечания Сережки, что только придурки ломятся искать себе приключений на задницу.

Он ловко увернулся от затрещины Люльки и показал ей язык, забыв, что сидит рядом со мной и Совунчиком, который с молчаливого разрешения бдящей за порядком Корюшкиной отвесил парню такого смачного леща, что тот едва не пропахал носом торт в своей тарелке.

– Ну ты, конь педальный! – взвинтился Серёжка.

Подскочил на ноги, сжимая кулаки, и отпрыгнул от стола подальше, когда вместе с Совунчиком поднялись Дюшка, Влад, Гриша и Вовчик.

– Раз на раз зассал, да? – косясь на парней, спросил Сморчок. – Думаешь, впятером заломаете? Хрен вам! Задолбаетесь пыль глотать!

– Предлагаю выпороть. А чтобы доходчивее было, пороть его же ремнем, – предложила Леся, и Серёжка ошалело уставился на поддакнувших ей Лизу, Соню и Катю:

– Чего? – протянул он, не веря своим ушам. – И вы туда же?

– Можно ещё рот с мылом вымыть, – хихикнула Соня. – Гришка, у вас же тут найдется кусок хозяйственного мыла?

– Найдем, – кровожадно улыбнулся Гриша. – Надо будет и два найдем.

– Э! Чё началось-то!? – занервничал Серёжка, озираясь по сторонам затравленным зверем.

– Воспитательная работа над поведением, – хмыкнул Влад. В одно мгновение оказался рядом с Корюшкиным и скрутил его в букву зю. – Голосуем: мыло или ремень.

Оба варианта набрали равное количество голосов, и мы никак не могли определиться какой из них будет более действенным. Трижды голосовали, уговаривая друг друга поменять ремень на мыло или мыло на ремень, только Серёжка с лютой ненавистью смотрел исключительно на Совунчика, предложившего не париться и сперва выпороть, а потом закрепить экзекуцию мытьём рта.

– Только рискни! Слово пацана даю – попробуете хоть что-то из этого сделать, выцеплю тебя! – прошипел Корюшкин и резко притих, когда Влад встряхнул его, поставил на ноги и спросил:

– Хочешь сказать, что твоему слову можно верить, мелкий?

– А ты рискни и узнаешь! – огрызнулся Серёжка, растирая суставы.

– Борзый, – одобрительно хмыкнул Владка, с подозрительным интересом рассматривая Корюшкина с ног до головы. Повернул голову к Ляльке с Люлькой и больше утверждая, чем спрашивая, произнес. – Всегда такой, да?

– Ага, – кивнули Корюшкины. – Задолбал уже.

– Это хорошо, – кивнул Влад. – Очень хорошо, – снова осмотрел парня и спросил уже его. – Доказать сможешь или только на словах пацан?

– Легко! – фыркнул Сережка. – Говори как.

– Замечательно, – заулыбался Влад. – Я тебе предлагаю компромисс. Если ты докажешь, что твоему слову можно верить, тебя никто пальцем не тронет. Нет – сам выберешь мыло или ремень. Согласен?

– Пф-ф-ф. Не дождешься такого! Что сделать надо?

– Отходить год на рукопашку. К моему бывшему тренеру, – уточнил Влад, протягивая ладонь Сережке. – Я даю слово, что буду звонить ему исключительно поинтересоваться о твоей посещаемости. Забьешь хотя бы на одну тренировку – ты не пацан и твоё слово ничего не значит. Согласен?

– Год? Легко, – фыркнул Сморчок и скрепил договоренность рукопожатием.

– Лучше бы я за мыло проголосовала, – надула губы Лялька. – Хотя бы что-то. А тут…

– И не говори, – кивнула Люля. – Зря только телефон достала.

Обе Корюшкины посмотрели на своего избежавшего прилюдного наказания брата и скривились кажущейся "гуманности" компромисса, а он показал им в ответ язык, плюхнулся на свое место и с наглой рожей упёр кусок торта, который Лялька собиралась съесть после гаданий.

Если бы девчонки знали к кому Влад отправил Сморчка и заметили довольные ухмылки ребят, особенно Дюшки, догадались бы, что через год уровень борзоты Сережки гарантированно станет в разы ниже.

Выдав свои последние предсказания всем желающим, Ляля уже не в первый раз с надеждой посмотрела на меня и принялась собирать карты. Уж кто-кто, а я не раз убедилась на собственной шкуре, что все сказанное подругой сбывается. При чем всем вокруг карты обещали что-то приятное, а мне какую-то жесть. Вспомнить только ее первое предсказание хромать пол лета. Посмеялись тогда втроём, а через два дня я споткнулась на ровном месте и сломала ногу. Почти два месяца проскакала на костылях и в первый раз зареклась гадать. Правда после Нового года Лялька снова умудрилась уговорить меня на погадать, выдала что-то вроде "берегись кипящего котла", и я в этот же день чудом не обварилась, перевернув на себя кастрюлю борща. Уже тогда надо было сделать выводы, но мне потребовалось ещё четыре "добрых напутствия", чтобы дошурупить, что лучше до победного отбрыкиваться, чем услышать новую предупреждалочку.

Поэтому-то я и помотала головой, увидев Лялькин взгляд. А после вопроса Совунчика замотала с утроенной силой.

– А мы? – поинтересовался он. Посмотрел на меня, показал на Ляльку и уже тише спросил. – Мы не будем что ли?

– Ни за что! – отрубила я. – Я тебе потом расскажу почему.

– Это же всего лишь карты, – попытался успокоить и одновременно с этим уговорить, только я снова наотрез отказалась:

– Даже не проси. Не буду и точка!

– Ну ладно. Нет, так нет, – пожал плечами Совунчик. – А мне можно или тоже нельзя?

Я на несколько секунд задумалась и без особой уверенности кивнула:

– Можно.

Пересела поближе к обрадовавшейся возможности попредсказывать Ляльке, а Совунчик опустился напротив подруги и задумчиво поднял глаза, услышав ее просьбу загадать вопрос, на который он хочет услышать ответ.

– Загадал, – кивнул Денис и огорошил меня тем, на что он хотел услышать предсказание. – Пусть будет про личную жизнь.

– Ага, – ещё больше обрадовалась Лялька, выкладывая первую карту. Посмотрела на нее и произнесла. – Вижу сильную любовь, – подмигнула мне, мол зря паниковала и ничего страшного не происходит, опустила вторую и заулыбалась шире. – Яркая и жаркая, как огонь!

– Да? – бросив на меня быстрый взгляд, Совунчик с растущим интересом придвинулся ближе, а я буквально затаила дыхание, смотря на новую карту, которую Ляля положила к двум предыдущим.

– Тут непонятно. Эта может означать и бесконечность – то есть любовь надолго, а может и повторение чего-то.

– В смысле, повторение? – внезапно напрягся Совунчик. – Повторение чего?

– Сейчас узнаем.

Лялька покосилась на меня, прикипевшую взглядом к колоде, с опаской подняла карту и замычала, когда я увидела какая она, а моя ладонь заткнула ей рот, чтобы подруга не проронила ни слова.

– М-м-м! – протестуя попыталась что-то произнести Ляля, только я усилила давление и зашипела:

– Только попробуй что-нибудь ляпнуть, прибью! – зыркнула на удивлённое лицо Совунчика и не успела остановить его движение.

Он выхватил карту с изображением смерти, посмотрел на нее и севшим голосом спросил:

– Что это значит, Гель?

– Ничего! Ничего она не значит! – выкрикнула я и взвизгнула от болезненного укуса.

– Гелька, блин, она же… – едва успела протараторить Лялька и снова замычала, пуча глаза. – М-м-м!

– Я сказала прибью! – повторила, снова запечатав подруге рот. – Ты мне уже нагадала гадостей, а теперь ещё и Совунчику решила!?

Осознав, что именно только что выпалила, я с хлопком припечатала уже свои губы и чуть не разревелась, когда Денис медленно опустил карту к уже лежащим на столе и поднялся. Он хлопнул себя по карманам, вытащил пачку сигарет и пошел на улицу, а все вокруг – даже Серёжка, – внезапно притихли, смотря на изображенную на карте Смерть с косой, и вздрогнули, когда в тишине мелодично тренькнул прикрепленный над дверью колокольчик.

46. Калейдоскоп. POV. Денис

"Любовь, бесконечное повторение и смерть…"

Первое – да, хочу.

Второе – не хочу!

Третье…

От одной мысли о последней карте волосы на загривке встопорщились дыбом, и я передернул плечами, чтобы стряхнуть с себя явственно ощутимые ледяные пальцы той самой изображенной старухи с косой в руках.

– Блядь, да не может этого быть! Не может! Хуета полнейшая!

Вытащив из пачки и отшвырнув в сторону урны сломавшуюся в пальцах сигарету, я развернулся на дилинькнувший колокольчик и замер, увидев выскочившую из кофейни Гелю.

В распахнутая курточке и с сумочкой в руке, она рванула в сторону припаркованного Старичка и резко остановилась, крутя головой из стороны в сторону.

– Гель, – я поднял руку с пачкой сигарет и вышел из тени, обозначая свое местоположение раньше, чем она сорвётся не пойми куда.

Увидел на лице и в ищущих меня глазах панику похлеще той, что шваркнула меня, и напустил в голос побольше беззаботного веселья, чтобы не портить настроение именинницы больше, чем уже испортил.

– Кошка, и далеко ты собралась? От меня свинтить собралась?

Я улыбнулся, но улыбка сползла раньше, чем мы столкнулись взглядами. В секунду прочитали мысли друг друга, увидели, что шваркнуло обоих, и отвели глаза в сторону, не зная что сейчас сказать. Только и молчать было нельзя.

– Застегнись, замёрзнешь, – пробурчал я первое пришедшее в голову.

– А? Угу.

Кивок, только вместо того, чтобы застегиваться, Кошка сделала шаг ко мне и всхлипнула, а меня накрыло с головой какой-то безысходностью. Крохотное и пугливое движение. Шажок, совсем не вяжущийся с той девушкой, которая несколько часов назад всерьез собиралась приласкать молотком курьера за цветы или выскакивала из подсобки в одном халате. Будто не асфальт у нас под ногами, а тончайший лёд, и расстояние друг до друга увеличилось с пары метров до той самой нагаданной и блядской бесконечности.

– Это все пиздеж и полная хрень! – процедил я сквозь зубы, доставая сигарету из пачки. Только сам не поверил в то, что произнес.

Не поверил, но хотел, чтобы поверила она. Слишком спокойно Кошка слушала "хрень" предсказаний для всех других, а на моей…

Блядь, лучше было даже не заикаться. Ведь видел, как ее накрыло от одного моего вопроса. Она испугалась, будто чувствовала чем все обернется, а я вместо того, чтобы прислушаться, ещё и выбрал то, о чем вообще не стоило заикаться. Лучше бы промолчал.

Первые две карты "любовь" и "жаркая, как огонь". Появившаяся на плотно стиснутых губах улыбка… Все же так хорошо начиналось. Я даже успел подумать, что Ляля понятия не имеет насколько яркий и жаркий этот "огонь", но, сравнив происходящее между мной и Кошкой этим словом, попала в точку. Ведь так и есть. Да блядь, то что мы творили не попадало под определение "заниматься сексом" или "заниматься любовью". Язык не поворачивался назвать сексом вспыхивающее между нами по щелчку. Мы именно горели. Вспыхивали, как порох, и горели. Вместе.

Две карты. За ней третья. И в одну секунду, все вывернулось в какой-то ебучий кошмар, где блядская филофобия получила подтверждение "бесконечным повторением", а последняя, неозвученная карта оказалась понятной уже без слов.

И мне, и Кошке.

Новый шажок.

За ним второй и уже мой навстречу. Треск льда асфальта…

Похуй!

Я выкидываю сигарету. Сгребая в охапку, прижимаю Гелю к себе и рычу, когда она начинает хлюпать носом.

– Кошка, это все пиздеж! Я не верю! И ты не верь! – повторяю раз за разом, убеждая ее, а не себя.

Только выходит настолько хреново и так погано, что Геля не успокаивается, а наоборот, начинает реветь сильнее. И каждый новый ее всхлип рвет меня на клочки, бьёт куда-то в грудину, проламывая ребра, что сам не понимая что творю, хватаю ее на руки и несу к машине. Чтобы усадить на сиденье и увести домой.

Туда, где нет ебучего льда под ногами.

Туда, где все можно и получится исправить.

Главное – найти способ как это сделать.

И я найду. Потому что знаю с чего стоит начинать любые поиски.

Ноутбук на коленях, больше тридцати открытых вкладок в окне браузера, храпящая у стенки Текла и нервно кусающая губы Кошка.

Прочитав очередную статью про гадания на картах Таро, я тру переносицу, радуясь тому, что с легкостью вспомню все прочитанное и могу не выписывать совпадающее или расходящееся в текстах об одном и том же.

– А тут что?

– Все то же самое, Гель. Практически слово в слово.

– Может, еще кофе? Будешь?

– Буду.

– Я сейчас.

Подскочив на ноги, Геля летит на кухню, где щелкает кнопкой включения чайника и открывает воду, чтобы сполоснуть кружку, из которой мы уже выпили литров сто кофе. И пока она наливает новую, я успеваю прочитать ещё одну статью – последнюю из вкладок, которым можно доверять по количеству положительных отзывов и благодарных комментариев новичков.

– Держи, Совунчик.

Протянув мне кружку, пристраивается рядом и снова спрашивает, заглянув в экран ноутбука:

– А тут?

– Та же ботва.

– Это плохо?

– С точки зрения статистики, нет.

– А с другой?

– И с другой тоже нет. Если в двадцати восьми из тридцати случаев пишется одно и тоже, к этому можно прислушаться.

Я делаю глоток и передаю кружку Геле, чтобы она тоже попила и отвлеклась от дерготни. Хотя бы на то, чтобы поплеваться.

– Четыре ложки, да? – спрашиваю, откладывая ноутбук и придвигаясь спиной к стене.

– Пять бабахнула. И сахар закончился. И молоко. И сгущенка, – нервно прыскает и кривится, зачем-то повторяя издевательство над собой. – Буэ-э-э! Вот же дрянь!

– Это вам не “Нескафе”, – ляпаю давно забытый и так вовремя всплывший слоган из рекламы и начинаю ржать, недовольному всхрапыванию Теклы – единственной, кому по барабану карты, их значение и расклады.

Просмеявшись, закрываю глаза на несколько секунд. Тяну к себе и обнимаю хихикающую Кошку. Чтобы посидеть, опустив подбородок на ее плечо, и обдумать прочитанное, а после, когда она успокоится, прижаться губами к макушке и попросить:

– Гель, давай сейчас абстрагируемся и посмотрим на все без нервов?

– Я попробую.

Неуверенный кивок, за которым начинается возня. Кошка в буквальном смысле пытается закутаться в меня – вжимается в грудь спиной, плотнее обнимает себя моими руками, – и после, спрятавшись, снова кивает:

– Я готова.

Готова… а сама, никак не может определиться что ей делать с подрагивающими пальцами: то ли переплести с моими, то ли сцепить в замок или спрятать под мои ладони.

Жду, когда ладошки успокоятся, и медленно озвучиваю все что делала Ляля, проводя параллель каждого ее движения и произнесенного слова с только что прочитанным. И получающаяся картинка – особенно если обезличить себя, участвовавшего в этом гадании, – уже не так плоха или катастрофична, как могло и показалось нам обоим. Она приобрела диаметрально противоположное значение, только там, где я смог посмотреть с другого ракурса, Кошку колотит от одного упоминания о карте Смерти. И это начинает бесить.

Мне приходится взять паузу, чтобы не сорваться на ор, а Геля подуспокоилась и смогла услышать самое главное, каким бы страшным это не показалось – Ляле надо было плясать не от первой, хорошей, карты, а от последней. И не потому что она плохая, а потому что старшая. Все остальные, хоть и были выложены раньше, лишь дополняют и уточняют смысловую нагрузку. Только достучаться до Кошки получается далеко не с первого раза.

– Кошка, блин! Да поверь ты мне! Здесь Смерть нихрена не про смерть!

Я злюсь и не нахожу ничего лучшего, как усадить ее на бедра, развернув к себе лицом.

– Давай ещё раз с самого начала! Я на что гадал?

– На отношения. Наши.

– Правильно! – киваю. – На отношения, а не на что-то другое. Так!?

– Так.

– Уже хорошо. Хоть какой-то прогресс, – выдыхаю и в сотый раз завожу пластинку, наплевав на обезличивание и смягчающие формулировки. – Мне выпала карта Смерти, так?

– Так.

– У нее есть основное значение – изменения, завершение чего-либо, и дополнительные. Так?

– Ну так.

– Не “ну так”, а так! – не выдерживаю я. – Нас интересуют оба. И основное, и дополнительное, которое трактуется исключительно и применительно к заданному вопросу. Так?

– Ну да. Но там же…

– Стоять! – рявкаю, останавливая попытку уехать в дебри. – Я спросил про отношения и услышал бы нифига не про смерть, а о том, что что-то изменится или уже изменилось, – смотрю во все еще не верящие глаза и, скрежетнув зубами, пальцем тычу в ноутбук. – Блядь, Кошкина! Открой и прочитай сама, если не веришь и думаешь, что я тебе вру или мог что-то перепутать и забыть! Это принцип гадания и не я его придумал!

Может, мне все же и не стоило срываться в ор, но результат превзошел ожидания – Кошка в одно мгновение вскинулась и наехала в ответ:

– Думаешь, я не помню, что у тебя память что ли!?

– А ты реально помнишь? – не останавливаясь, завожу ее еще сильнее и ликую, услышав язвительное:

– Прикинь, помню! Я склеротичка что ли!? – выгнув бровь и скрестив руки на груди, она сверлит меня взглядом, требуя ответить, и хмыкает, когда я отрицательно мотаю головой. – И чего тогда орать?

– А чтобы ты меня выслушала.

– Так ты говори.

– А я и скажу!

– Ну так скажи!

– А я что делаю!? – выжидательно смотрю и уже спокойнее продолжаю. – Пляшем от первой карты и ее значения. Так?

– Так!

– Аминь, блядь! – вскинув руки вверх, опускаю одну и начинаю загибать пальцы. – Что мы имеем бонусом к главной карте? Первое – любовь. Так?

– Совунчик, блин! Я тебя по башке тресну, если ты не перестанешь постоянно “такать”!

– Так!? – повторяю и киваю едкому фырканью:

– Нет, блин! У нас все что угодно, но конечно же не любовь!

– С первым разобрались. Второе, – демонстративно загибаю палец, – жаркая, как огонь. У нас же жарко, так?

– Совунчик… – замахнувшись, Кошка снова фыркнула и закатила глаза. – Ты меня задолбать решил, да? Ладно… у нас жарко. О-о-очень жарко!

– И последнее, – загибаю третий палец. – Повторение или бесконечность. Напомнить тебе сколько раз мы вчера “повторяли”?

– Напомнить тебе, что я не склеротичка? – передразнив меня, Геля посмотрела на мои губы и ползущую на них улыбку и улыбнулась сама. – Ну и что тогда все значит?

– А то и значит, что в моей жизни произошли изменения и появилась любовь, с которой у меня будет много, часто и о-о-очень жарко, – не удержавшись, я закатываю глаза и причмокиваю губами, чтобы после этого задумчиво спросить. – Интересно, с кем?

– Совунчик, ты охренел!?

Полыхнувшие глаза и сжавшиеся в линию губы. Только я рывком переворачиваюсь, подминая под себя брыкающуюся Кошку.

– Нет, не получится! – улыбаюсь шире и наклоняюсь ниже, шепча, – Кошка, поздняк метаться. Мне тебя нагадали, – касаюсь губами ее губ, – любовь нагадали, – целую чуть настойчивее, – и то, что она жаркая будет, нагадали. И если все, что мне сказали карты – правда, то просто фыркни, Кошка.

Наши губы едва касаются, но я не могу не улыбаться улыбке и негромкому:

– Фыр-р-р-р, Совунчик. Фыр-р-р-р! Фыр-р-р-р! Фыр-р-р-р!

47. Любовь. Огонь. Бесконечность. Смерть.

POV. Денис

Убедить кого-то в собственной правоте всегда проще, чем себя самого. Бусинка за бусинкой нанизываешь факты на нить логики и после показываешь получившийся узор. Ему обязательно поверят. Особенно если хотят поверить. Только с собой этот трюк не проходит.

Ты знаешь, что в ладони остались крохотные шарики, которые осознанно не показывал. Знаешь, что они не так критичны, как большие, но даже маленькая ложь во благо – все равно ложь. И ее размер не изменяет сути. А когда ты сам осознанно умалчивал о том, что способно с лёгкостью разрушить и узор, и всю логику целиком, то убедить себя вовсе невозможно. Хочешь поверить, но не веришь. Потому что в ладони остались шарики. Потому что их не один и не два. И потому что помнишь о каждом.

Раз за разом крутишь в голове уже все факты. Снова и снова выстраиваешь их в новую логическую цепочку, ищешь в ней слабые звенья и проваливаешься в полудрему, чтобы вынырнуть через несколько минут. Потому что цепочка рвется и ты не веришь ей до конца. Надеешься, что выстроишь новую и окажешься прав, но все равно не веришь, не можешь заснуть и крутишь, крутишь, крутишь…

Когда зазвенел будильник и проснулась Геля, я не спал. Услышал первую трель, последовавший за ней сладкий зевок и закрыл глаза, делая вид, что все ещё сплю. А Кошка, потянулась к телефону, выключила звук и, шикнув на встрепенувшуюся и подскочившую Текилу, решила не вставать. Подремать или понежиться в моих объятиях до следующего сигнала будильника – не знаю что именно. Я решил не открывать глаза и не проверять. Просто лежал, обнимая ее так же как и до этого. И кажется задремал.

Новая трель и через мгновение снова тишина.

Я все ещё крепко сплю и не просыпаюсь.

Не просыпаюсь и когда Кошка потянулась, и когда снова шикнула на Текилу. Даже когда она разворачивается лицом ко мне, я сплю.

Чтобы через пару минут почувствовать едва ощутимое, практически невесомое прикосновение подушечек пальцев к виску, а за ним и новые.

Отводит волосы назад.

Скользит по щеке к уголкам губ.

Трогает, обводя.

И целует.

Нежный. Долгий. Улыбающийся поцелуй.

Только я снова не проснулся и буду спать практически до завтрака. Именно этому улыбается Кошка, когда снова касается моих губ и осторожно убирает руку со своего бедра.

Практически неслышимые шаги и следом за ними цоканье коготков Текилы. Щелчок кнопки чайника и шум воды в ванной. Только я все равно не встаю. Мысленно беру тонкую ниточку в руку и ещё раз пробую собрать тот самый узор, в который поверю так же, как Кошка поверила мне.

POV. Геля.

Выскочив из душа в одних трусах и с полотенцем на голове, я поскакала на кухню, прикидывая что успею приготовить за пятнадцать-двадцать минут. А с учётом того, что сама пообещала вкусные завтраки, то тратить секунды и размениваться на "надеть футболку" не стала. Провалялась до победного, забыв обо всем на свете, вот теперь полетаю по квартире ужаленной в задницу. Опять же сама.

Я распахнула дверцу холодильника, схватила упаковку яиц с одним яйцом внутри. После дернулась было к тому месту, где стояли пакеты с молочкой, и зашипела, возвращая на место яйца, вернее, яйцо. Полюбившиеся Совунчику оладьи и блинчики отменялись из-за отсутствия и молока, и кефира, на драники не хватит времени, а что ещё вкусного и главное быстрого в приготовлении можно сделать в голову мне не пришло. Как на зло.

– Гхм… – прозвучало сзади, и я обернулась, не сразу дошурупив к чему и почему Совунчик вскинул одну бровь и присвистнул, осмотрев меня голодными глазами. – Розовая Киска в розовом с киской? М-м-м… С добрым таким утром, Кисонька.

– Я сейчас что-нибудь придумаю, Совунчик, – протараторила в ответ. Чмокнула в щеку, выворачиваясь из объятий, и прыснула от смеха, когда состыковала что к чему и почему. – Дурак! Я просто опаздываю и не успела ничего надеть.

– И не надо, мне все очень нравится и так, – Денис улыбнулся шире, посмотрел на часы на микроволновке и кивнул. – Ага. Значит так. С меня завтрак и доставка одной Киски в розовом с киской, а с тебя – собраться, порвать всех к херам и поцелуй.

– Согласна! – кивнула я. Начала с последнего и взвизгнула от ускоряющего шлепка по заднице.

– Кошка, не увлекайся и дуй собираться! Текла, гулять!

Хихикая дуркой, я полетела в ванную сушить волосы, а Денис вздохнул и пошел в комнату одеваться.

– И все равно самая вкусная шавуха продается в вагончике у "Мирославки"! – повторила я, не забывая отодвинуть свою подальше от загребущих рук Совунчика.