Текст книги "Счастливое число Кошкиной (СИ)"

Автор книги: Лана Муар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

Наш спор, начавшийся ещё в квартире, перетек вместе с двумя шавермами и термосом с кофе в Старичка "Бронко". И судя по всему никак не собирался заканчиваться. В отличие от шавермы. Свою Совунчик успел дотрескать, пока выруливал к спорткомплексу, и уже дважды за последние пять минут пытался отжать остатки моей. Про которую я сказала, что она не такая вкусная, как та, что продается в Мирославском парке. По версии же Совунчика, эта была не настолько шедевральна, как шавуха в забегаловке рядом с заправкой около Усть-Зареченска, но точно в тысячу раз вкуснее "Мирославской". И если устроить голосование, то "Мирославская" однозначно заняла бы третье место. Второе он бы отдал той, которую купил, а первое – исключительно "Усть-Зареченской". Последнюю я ни разу не пробовала, только и отдавать ей пальму первенства без личной дегустации не собиралась. Поэтому снова повторила:

– А я тебе говорю, что для меня "Мирославская" круче, чем эта! И пока ту не попробую, мой выбор за ней.

– О'кей, – кивнул Совунчик. – В выходные едем тестировать. Купим все три и будем выбирать. И я тебе говорю, что после "Усть-Зареченской" ты от своей "Мирославки" плеваться начнёшь.

– Вот и проверим, – согласилась я и хлопнула Дениса по бедру, вспомнив про обычный и сырный лаваш. – Только тогда надо брать все. Чтобы по честному.

– Обожремся же и в машину не влезем, – улыбнулся Совунчик и сперва захохотал, а после моего крайне недвусмысленного намека прочистил горло.

– Если ты думаешь, что меня разнесет, то я знаю один шикарный способ похудения, – царапнула ногтями по его напрягшейся в одно мгновение ноге и промурлыкала: – Там же где-нибудь найдется укромное местечко? Я бы с тобой поделилась, – многозначительно подняла ладонь выше и придвинулась ближе. – Очень действенный способ. Калории горят… адово.

– Кошка, если мы сейчас впилимся в "Крузак", – прохрипел Совунчик, – я водиле так и скажу, что у меня кровь из мозга ушла по твоей вине, а в протоколе попрошу указать "адовый стояк", как смягчающее обстоятельство.

– Да? – хихикнула я и не удержалась, прошептала ему на ухо томным голосом: – Тогда тебя оправдают.

– С-с-с-сучка.

– О да, – кивнула и фыркнула. – Фыр-р-р-р!

– Кошка, нарываешься!

– Фыр-р-р-р!

– С-с-с-сучка!!!

Денис бросил быстрый взгляд в зеркала, резко выкрутил руль, прижимая машину к обочине, и вдавил по тормозам, чтобы через мгновение впиться в мои губы одновременно злым и голодным поцелуем.

– Дразнишь, да? – прорычал и усмехнулся, дёргая завязки на моих спортивках. – Я же тебя тоже могу подразнить!

Запустил ладонь мне в трусики и хрипло задышал, когда я дернула бедрами навстречу его пальцам.

– Блядь! Кошка… Я тебя прибью!

– Прибей! – выдохнула я, кусая ему губы и прижимая его руку своей рукой. – Прибей, Совунчик!

POV. Денис.

Я едва смог остановиться, не доводя начатое до конца. Хотел, видел, что ещё немного и Кошку выгнет дугой, но стоило ей только начать жадно хватать воздух, рывком убрал руку и прошипел сквозь стиснутые зубы:

– Что ты со мной творишь?

– Я? А? Ты! Гад! Гад! – задыхаясь прошептала Геля и захохотала, откидываясь на спинку сиденья. – Раздразнили киску Киске, нырнув в розовое с киской! Ха-ха-ха!

– Дурка, – улыбнулся я и заржал в голос. – Пиздец! Га-га-га! – посмотрел на смеющуюся Кошку и спросил: – И как там киска у Киски в розовом с киской? Обиделась?

– У киски Киски в розовом с киской есть единственное желание – довести начатое до конца, а потом повторить. Раз десять, – прыснула Геля и замотала головой: – Садюга! Садюга ты, Совунчик!

– О да, – кивнул я и, наклонившись к ее уху, фыркнул. – Фыр-р-р-р.

– С-с-сучка! – захлебнулась хохотом Кошка. – С-с-сучка! Как же я тебя люблюнькаю, Совунчик!

Угорая до слез, мы доехали до спорткомплекса и с трудом нашли свободное парковочное место. Буквально втиснувшись между пузотерками, я едва смог вылезти из машины, чтобы не поцарапать дверью соседнюю легковушку. Обошел Старичка, помог выбраться Геле и задохнулся от брошенной вроде бы себе одной, но с намеком на нас двоих фразы:

– Срочно надо худеть.

– Вечером начнем или как любое великое дело – в понедельник? – спросил и захохотал, получив ощутимый хлопок по плечу. – Ладно. Как скажешь. Я что ли отказываюсь?

– Да даже если и откажешься, я знаю как тебя уломать, – Геля хитро улыбнулась мне и сорвалась, визжа и убегая в сторону главного входа, к которому стекались люди.

Наверное, даже оказавшись внутри холла и увидев в нем толпу, мы не обратили на нее внимания и продолжали хохотать. Я нашел ладонь Кошки, притянул ее к себе поближе и пошел не по указателям, а в противоположном направлении.

Подняться по свободной лестнице на второй этаж, повернуть и пройти уже в сторону скалодрома, где нас поджидал Лука с двумя эластичными повязками и скрученными в трубочку бумагами в руке.

– Вы где, блин, шарахаетесь!? – пожав мне руку, Люк сунул Кошке листы и ручку, чтобы она поставила свою подпись в уже заполненной им форме участника и махнул в сторону раздевалки. – Давай, быстрее. Через пятнадцать минут заканчивается регистрация! Ден, блядь, не мог пораньше приехать?

Показал куда идти и сорвался с бумагами в самую гущу толпы.

– Кажется, у кого-то шалят нервишки, – усмехнулся я, провожая друга взглядом. Повернулся к Геле, отдал ей сумку и спросил: – Есть какое-нибудь поверье на удачу?

– М-м-м? – задумчиво подняв глаза, пожала плечами и хихикнула, разворачиваясь ко мне спиной. – Есть. Хлопни на удачу.

– Как и куда?

– В смысле как и куда? – протянула Кошка и намекающе покрутила попкой. – Я жду волшебный хлопочек и ещё что-нибудь такое, после чего очень сильно захочу не просто победить, а порвать всех.

– Хм… Окей… – кивнул я, звонко хлопнул по подставленной ягодице и прошептал ей на ухо: – Продуешь, сжигать калории с тобой не буду месяц.

– Чего!? В смысле, месяц!? – вспыхнула Геля, разворачиваясь. – Совунчик! Ты охренел!? Я ж сдохну!

– Ты же сама попросила сказать то, после чего захочешь всех порвать. Вот и порви их, Кошка, – улыбнулся, мягко коснулся сжатых в линию губ и подтолкнул в сторону раздевалки. – Ты сейчас одним своим видом всех деморализуешь. Иди.

– Совунчик, – прошипела, сверкая глазами. – Я… и месяц… У-у-у!!!

Развернулась и решительной походкой полетела переодеваться.

Я в наглую пролез в первые ряды зрителей и помахал рукой Кошке, показывая где буду сидеть. В ответ она улыбнулась, взглядом показала на уже получившие снаряжение пары и чиркнула пальцем по горлу.

– Порви их, – произнес одними губами и заулыбался уверенному кивку в ответ.

Порвет. Без сомнений порвет. И дело даже не в угрозе остаться без секса. Кошка слишком сильно выделялась среди всех девушек своей уверенностью и полным отсутствием нервов или переживаний. Что уж говорить, если рядом стоящий Люк дерганно озирался по сторонам и что-то у нее постоянно спрашивал. И она – гордая, уверенная, обманчиво расслабленная. Только в каждом движении ощущается, что Кошка сейчас в своей родной стихии.

Вот она что-то говорит Луке, на автомате надевая страховочный пояс, подтягивает стропы и проверяет удобно ли расположен мешочек с магнезией. По очереди опускает в него ладони и подтягивает повыше. Снова проверяет и оборачивается к подошедшему с коробкой судье, чтобы вытащить из него номер пары и заулыбаться, показывая его мне.

Восьмерка.

Я киваю, поднимаю вверх большой палец, а сам не понимаю как ещё стою и могу улыбаться, когда Кошка лепит восьмерку на повязку Луке вертикально, а себе повёрнутой в горизонт.

– Блядь…

Два первых маршрута рассказали мне, что среди нормальных людей есть сумасшедшие психи, которые могут вскарабкаться практически по голой стене.

Два следующих окончательно убедили в этом, и я записал Кошку и Люка в самые отмороженные. Эти идиоты улыбались какой-то сотой доле секунды на табло, когда я искал глазами того, кто может отстранить пару под номером восемь под любым предлогом.

Пятая… Лучше попытаться залезть самому и без страховки, чем смотреть как это делает Кошка. Я на собственной шкуре узнал что такое страх и услышал сдавленный стон справа, когда вцепился в руку сидящего рядом.

Шестая. Я ничего не знал про страх. Ничего.

Спину проморозило от одного только объявления, что зеленые уступы на ней и следующей теперь штрафные, а любое касание их с целью опоры или перехвата добавит к времени восхождения секунду.

Секунду, блядь! Наплюй на нее!

Только пока я взглядом умолял Кошку обернуться и отказаться нахрен от этой затеи, она с Люком обсуждали как полезут вверх. Полезут!

"Кошка, блядь! Ты дура! Ты больная на голову идиотка! Повернись!"

И уже через несколько минут раздался сигнал, а в голове осталась одна единственная мысль: "Убью! Сука, я тебя из мертвых воскрешу и убью лично!" И после паническое: " Держись!"

Я нервно смеюсь, пряча лицо в ладонях, а эти идиоты снова радуются. Блядь, они радуются двум сотым разницы с временем двадцать седьмой парой. Идиоты. Убью обоих… убью…

Седьмая…

"Только попробуй встать и кивнуть судье!"

"Я тебе ногу сломаю! Нет! Обе сломаю!"

Кажется, у меня остановилось сердце, когда Кошка на мгновение замерла, чтобы после прыгнуть в сторону и вверх, а глаза полезли высматривать маркировку на барабане страховочной системы, чтобы узнать какую нагрузку на разрыв она выдерживает.

“Кошка весит где-то пятьдесят, Люк под восемьдесят. Ускорение свободного падения 9,8, плюс рывок…”

Я ничего не знал про страх, а эти придурки снова прыгнули…

Восьмая.

Можно использовать только красные уступы.

Семь пар снимаются.

Среди них нет пары Кошка-Люк.

Два идиота лежат на матах, задрав вверх ноги, будто загорают на пляже.

"Бесконечность – это восемь на боку."

"Бесконечность – это повторение."

Страх – это когда ты боишься дышать, чтобы не шелохнуть дыханием воздух.

Страх – это когда ты давишь в горле крик, чтобы не отвлекать.

Страх – это когда не можешь не смотреть, потому что взглядом можно передвигать предметы или хотя бы попытаться сдвинуть крохотную красную шишку-уступ ближе к пальцам в белой пудре магнезии.

Хотя бы на миллиметр. Хотя бы на микрон.

"Сдвинься, сука!!!"

Девятая.

Пары снимаются. Даже те, кто поднялся по восьмой, снимаются.

Для этого достаточно расстегнуть защелку на каске или отстегнуть карабин троса между участниками пары.

Люк идет к судейскому столу и что-то спрашивает.

Снимает каску и кладет ее на стол.

Выдох.

Сердце срывается в галоп и застывает, когда Лука тянется к бутылке с водой и выливает ее себе на голову, наклоняясь над подставленным ведром.

Ржет, когда одна из девушек с секундомером на шее вытирает ему лицо, и снова надевает каску, чтобы отдать честь.

Взглядом сверлю затылок Кошки, а она с улыбкой показывает на табло, где восьмая пара идет второй с суммарным отставанием в три сотых секунды от лидера – двадцать седьмой. После подмигивает и шлет воздушный поцелуй.

– Я тебя убью, – шепчу одними губами.

– Люблюнькаю! – читаю и отрицательно мотаю головой, повторяя заново:

– Убью!

Смеется. Касается пальцами груди в области сердца, оставляя на майке белый след, а я чиркаю ребром ладони по горлу – у меня уже не осталось сердца.

Кивает.

– Дура! Я тебя убью, а не прошу порвать двадцать седьмых!

– Молодой человек, может вы присядете?

– А может, вы заглохните!?

Рычу, оборачиваясь назад, а когда возвращаю взгляд к Кошке, она уже заполняет свой мешочек и встряхивает руки и ноги, растягивается, что-то показывая Луке.

Девушка в двадцать седьмой паре пристально смотрит за тем, что показывает Люку Кошка…

Десятая.

Массовый сход.

Пары снимаются одна за другой.

Психов нет. Вернее есть.

Четыре пары.

Кошка и Люк снова “загорают”.

Организаторы о чем-то шепчутся.

Мудак в двадцать седьмой паре пялится на грудь Кошки.

“Лучше сам ебнись со своей скалы!”

Я прожигаю ненавидящим взглядом его черепушку и кошусь на организаторов, которые о чем-то рассуждают, посматривая на трассу с отрицательным уклоном и балконом.

– Дамы и господа, в связи с большим количеством сходов нами было принято решение перейти сразу к последнему маршруту. Так как между оставшимися участниками разрыв минимален, мы решили максимально усложнить задачу и предлагаем преодолеть ее только со страховкой внутри пары и одним страховочным тросом…

Дальше не слышу.

Отголоском удара остановившегося сердца гул в ушах.

Три пары подходят к столу и кивают.

Четвертая снимается.

Тридцать шестой номер.

Не восьмой.

Почему не восьмой?

“Кошка! Откажись! Я тебя умоляю!”

Блеск серо-зеленых глаз.

Сложенные колечком пальцы и неуслышанная, но прочитанная по губам просьба, от которой подкашиваются ноги:

– Лукашик, просто доверься.

Кажется, у меня на зубах не осталось эмали. Стер и ее, и зубы по самые десны.

Кажется, у меня давно оборвались все нервы, но нет – Кошка нашла еще один и, играючись, рвет его, повисая на пальцах левой руки на самом краю балкончика.

Еще один – пальцы правой отстегивают карабин страховки, которым она только что страховалась.

Десять разом, когда отпускает его болтаться вдоль тела и не цепляет за кольцо в двух сантиметрах правее своей же руки.

Взгляд на Луку.

Взмах свободной рукой. За ним второй, набирая амплитуду.

После третьего Кошка срывается вниз, а я подскакиваю со своего места и лечу вперед, сшибая всех на своем пути.

Чтобы подхватить…

Чтобы поймать…

Чтобы обмануть судьбу.

48. Преступление и наказание. POV. Геля

Десятая трасса – сложная для подъема в одиночку и практически нереальная для парного. Я едва уговорила Лукашика не отказываться и поверить моему предчувствию и опыту. Только парень продолжал наотрез отказываться, уже согласившись.

– Хватит! Я иду первой, ты вторым, – произнесла я, отрубая дальнейшие препирательства. Нервно стерла с пальцев скатавшуюся в комочки магнезию и опустила их в мешочек снова, чтобы по максимуму подсушить кожу. – Смотри, я пойду через одну…

– Кошка! – опешил Лука, смотря на меня, как на сумасшедшую, но я мотнула головой и продолжила с нажимом в голосе:

– … через одну! И первая! Подниматься как раньше не получится, но мы поднимемся! Смотри и запоминай!

Я подошла к стене и негромко, практически шепотом, стала пояснять свои перемещения, не показывая на выбранные выступы и одному Лукашику понятно уточняя их расположение, чтобы максимально убедить Барсика и его напарницу, что мы будем подниматься "как обычно". Правда обычный маршрут нам не подходил от слова совсем. Поэтому-то и решила огорошить соперников и навязать им повторить наш маршрут восхождения. Единственный, на котором мы с Лукой могли вырвать секунд пять, если все получится.

– … дальше от зеленого на девять часов видишь? Он тебе под левую руку просится, но от него на двенадцать мой. Не занимай его, пока я от него не оттолкнусь. Это единственный выступ, который ты займешь вторым. До него и после – все так же, через один. Понял?

– Кошка, ты на всю голову больная, – выдохнул Лука, “поднявшись” по стене взглядом. Задрал голову, посмотрел на нависающий выступ-балкон и придвинулся ближе, спрашивая. – А тут как?

– Тут тебе придется просто довериться, Лукашик.

– Геля!

Лука попытался настоять на озвучивании всех нюансов и снова выдал характеристику моих умственных способностей, когда я помотала головой и “на удачу” грохнула своей каской о его.

– Лукашик, просто доверься!

Скажи я ему о том, что задумала, и все. О победе можно будет забыть и проще идти сдаваться сейчас, даже не пробуя. Только мне нужна была именно победа, а если точнее, исключительно первое место. Второе я не рассматривала. Больше из-за угрозы Совунчика, но и не без того, чтобы утереть нос Барсику, который еще на этапе жеребьевки смилостивился и расщедрился “уступая” право подниматься первым отстающим.

– Удивишь меня, Кошка? – насмешливо спросил он, уже празднуя победу, и вскинул брови от моего намека:

– Думаешь, что побегу рассказывать оргам что ли? Больно надо.

Фыркнула презрительно и повернулась к своему напарнику, чтобы еще раз проверить как затянут карабин на его страховке. Дернула пару раз и выдала последнее наставление:

– Запястья магнезией посыпь.

– Что? – не понял Лукашик.

– Просто сделай это, – попросила и показала судьям жест готовности.

“Спорный” выступ мы прошли как по нотам, даже не остановившись. И это накачало меня уверенностью по самую маковку. Не самое сложное место в маршруте, но еще раз подтверждающее, что Лука услышал меня и не забыл то, о чем его попросила.

Отвела в сторону мешающий переставить ногу трос страховки, отметив по отсутствующему в нем натяжению, что Лука не отстаёт, и полностью сосредоточилась на выступе балкона.

Я поднималась, не отвлекаясь на усталость в мышцах, не слыша подбадривающие крики снизу. Словно робот, действующий по четкой и продуманной до последней мелочи программе: "Перенести ногу на камушек, крепко вцепиться пальцами в следующий и перецепить карабин страховки выше." Перенесла, вцепилась, перецепила. И дальше снова и снова, по программе, приближаясь к краю балкончика.

На последнем перед ним "камушке" по очереди вытерла ладони о бедра и макнула их в магнезию, вцепилась пальцами левой руки в камушек на балконе и отцепила карабин правой. Бросила быстрый взгляд на Луку и его запястье, услышала щелчок и взмахнула рукой, раскачиваясь. Ещё раз – нет, не хватит, новый взмах… и, оказавшись в верхней точке, отпустила камушек.

В одно мгновение кровь в венах превратилась в кипящий адреналиновый коктейль, и мозг, выпив его, защелкал, выдавая новые команды телу.

"Немного сгруппироваться и согнуть ноги, чтобы уменьшить сопротивление."

Щелк. Сделано.

"Раскрыть ладонь и повернуть ее."

Щелк. Сделано.

"Начать обхватывать предплечье вытянутой в попытке поймать руки Луки."

Щелк. Сделано.

И крикнуть, чувствуя сжимающиеся вокруг запястья пальцы и сжимая свои:

– Качни. По диагонали. Сильно!

Вспышка в глазах, стирающая панический страх.

Тело, найдя новую точку опоры, летит, меняя траекторию.

А затем, практически впечатавшись в стену, снова взмывает вверх. Как на качелях.

Я снова разжимаю пальцы, отпуская запястье Лукашика. Он разжимает свои, забрасывая меня на балкон.

Ровно туда, куда мне было нужно.

Щелчок пойманного в полете карабина страховки – правой рукой, когда левая цепляется за красный камушек, а ноги находят опору в виде двух других. Тоже красных.

Снова адреналин и протянутая Лукашику ладонь.

Его нервный хохот и метнувшаяся, в расфокусировавшемся на краю поля зрения, тень.

– К-к-кошка, блядь, ты…

– Потом! – обрубаю ненужную сейчас болтовню и прикипаю взглядом к кнопке, нажав на которую я остановлю время на таймере.

Меня сшибло раньше, чем ноги коснулись пола. Снесло, заваливая и роняя на маты. После встряхнуло с жестокостью, как тряпичную куклу, прижало к себе и снова встряхнуло.

– ДУРА! ИДИОТИНА! ДУРА! – прорычал Совунчик, встряхнув ещё раз, видимо напоследок, и зашептал, ощупывая мои руки, плечи и ноги дрожащими пальцами, – Геля, где? Геля, блядь! Хуйли ты молчишь и ржешь!? Сучка ты ебанутая, где!?

– Что "где"? – спросила и чуть не оглохла от рявкающего:

– В ПИЗДЕ, БЛЯДЬ!!!

Совунчик выдохнул, рванул меня за лямки страховки на себя и зашипел, сверкая озверевшими глазами:

– Если ты сейчас же не скажешь где болит, я богом клянусь, сам переломаю тебе все ноги и руки, чтобы ты, идиотка… Что ты ржешь!? Что ты ржешь!?

Только я захлебнулась хохотом и захохотала громче, мотая головой:

– Не болит… ничего не болит. У меня получилось. Получилось, Совунчик!

– Получилось!? Получилось, блядь!? – проревел он. Встряхнул ещё раз и снова запорхал по моим ногам, стягивая с них кроссовки и носки. – Идиотина… идиотина долбанутая…

– Ты прям здесь хочешь что ли? – загоготала я в голос и вжалась спиной в маты от шипящего:

– Здесь? Здесь!? Ты у меня не то что месяц, на год нахрен без секса останешься! Я к тебе, дуре, пальцем не притронусь, чтобы дошло! Ясно!?

– Угу, – кивнула и захихикала, когда пальцы Совунчика принялись ощупывать мою ступню.

– Чего ты ржешь!?

– Щекотно.

– Потерпишь!

– И ты меня трогаешь, а сам говорил что не будешь… хи-хи-хи!

– Да пошла ты!

Отпустив мою щиколотку, Денис подскочил на ноги и со злостью пнул кроссовок, схватился руками за голову и, посмотрев на меня стеклянными глазами, опустился на корточки:

– Какая же ты дура, – зло выплюнул он, пряча лицо в ладонях. – Дура, я там чуть не сдох! Как ты не понимаешь, что я сдохну, если ты… если бы с тобой… Дура… Идиотка… Упёрлось, блядь, лезть…

Его голос становился все тише и тише, а ругательства злее и обреченнее.

– Совунчик, – прошептала я, обнимая его за плечи, – я же все просчитала…

– Отвали! – рявкнул он, стряхивая мои руки, и тут же, сгребая в объятия, прижал к себе со всей силы. – Кошка, ты… Кошка, я… ненавижу тебя! Ненавижу! Я же тебя… а ты… Сучка!

– Угу, – кивнула, ища губами его губы. Прижалась к ним, успокаивая, и прошептала. – Люблюнькаю тебя. Люблюнькаю, Совунчик.

– Просчитала она…

– Да, – снова целую и тихо шепчу, – Люблюнькаю. Очень-очень. Не ворчи. Я же Кошка. И обещала тебе завтрак. Каждый день. И ужин.

– Только попробуй не сделать, – прохрипел Совунчик, стискивая меня до хруста костей. – Я клянусь, я сам тебя убью, если ты хоть раз…

– Фыр-р-р-р?

– Не беси меня.

– Фыр-р-р-р?

– Кошка…

– Фыр-р-р-р?

– Фыр-р-р-р.

Я не стала отнекиваться и доказывать Совунчику, что могу самостоятельно передвигаться. Обняла его за шею, когда он подхватил меня на руки, и отрицательно помотала головой организаторам, решившим, что у меня какая-то травма. Нет, одна у меня была. Хроническая и очень приятная – "Острое Совунчиковое Люблюньканье", – только лечиться от нее я бы не согласилась ни за что на свете. Как и сползать с колен Дениса на свободное место рядом. Устроилась поудобнее и зажмурилась от счастья, когда Совунчик прислонился лбом к моему виску и покачал головой, шепча:

– Была бы моя воля, хрен бы ты куда отсюда рыпнулась.

– А как же готовить завтрак? – хихикнула я.

– Кошка, не тупи!

– Я не туплю, а интересуюсь, – улыбнулась я и постучала ноготком по обнимающей меня руке, привлекая внимание. – А можно последний очень глупый вопросик?

– Ну?

– Ты же не всерьез про год говорил? – спросила, заглядывая в глаза Дениса котом из "Шрека". – Просто я столько ну никак не вытерплю. И месяц не вытерплю. И неделю тоже.

– Дурка, – рассмеялся он, прижимая меня к себе, и строго произнес. – Дома поговорим. Ты наказана.

– М-м-м, – протянула я мечтательно и принялась перечислять что могла бы приготовить, чтобы загладить свою вину и сократить срок наказания.

– Не прокатит. Ты все равно наказана, – повторил Совунчик и показал на пару Барсика и Лены, приготовившиеся подниматься по последнему в зачётной сетке маршруту. – И не отвлекай, я смотрю.

И он начал смотреть. Так старательно, что совсем забыл о своих руках, которые то и дело, обнимали меня, стоило мне чуть-чуть сдвинуться. Забыл и о своих губах, целующих мой висок. И о том, что вокруг люди, тоже забыл. Хотя тут я ему немного помогла. Самую малость. Виноватым тоном призналась, что розовым с киской пришел конец, и я их оставила в сумке, а потом "случайно" поерзала на коленях, устраиваясь на них поудобнее, и стала смотреть за поднимающейся парой. Очень старательно ерзая и сокрушенно вздыхая.

– Кошка, тебе пиздец, если не успокоишься, – прохрипел Совунчик.

– Да? – спросила я.

Притихла на минуту и снова начала ерзать.

"Острое Совунчиковое Люблюньканье", как оказалось, очень страшная болячка, выключающая инстинкт самосохранения. О чем и сказала Денису, когда он попытался отодвинуть меня на край колен.

49. "ОСЛ", "ОСВ" и “ОКР”. POV. Геля

Если до объявления результатов я лишь могла догадываться, что Совунчик перенервничал намного сильнее, чем показывал, то после – убедилась и прочувствовала на собственной шкуре насколько велико это самое “намного”. Брошенная на нервах угроза воздержания оказалась ни разу не пустыми словами, и Денис решил наказать меня всерьез. Тем самым обещанным и озвученным.

– Неделя без секса, – процедил он, обнимая меня, прискакавшую с церемонии награждения.

От суровости его тона у меня из рук выпали кубок, грамота и все пакеты с подарками за первое место, а от строгости ледяного взгляда, который только подтвердил, что услышанное мной ни разу не слуховая галлюцинация, резко захотелось отмотать последние несколько часов обратно.

– Неделя. И ни секундой меньше.

Показал на свои часы, чтобы прониклась по полной, выставил на них таймер на сто шестьдесят восемь часов и нажал кнопку запуска.

– Наказана.

– За что!? – возмутилась я, не понимая причины такой жестокости, когда я победила и со мной все в порядке.

– За все, – поднял выроненное мной, и хмыкнул. – И для профилактики повторения.

– Совунчик, блин! Мы так не договаривались!

Я поскакала за Денисом, пытаясь втолковать ему про то, что все просчитала заранее и страховка у Лукашика была пристегнута – то есть мне вообще ничего не грозило. Ну может, если бы Лука не удержался, сорвались оба и повисли на тросе, слив восхождение, но страховка же была. Была!

– Вот поэтому всего лишь неделя, а не месяц, – припечатал Совунчик, разворачиваясь и показывая мне на дверь раздевалки. – Марш переодеваться и в машину. Ясно?

– Не ясно! – я надула губы и встала в позу.

Не проняло. Как смотрел злыдней, так и продолжил смотреть.

– Хорошо. Отдай мои призы, я их верну и ты выключишь свой таймер, – предложила я компромисс.

– Хренушки, – едко улыбнулся Совунчик, а когда я попыталась вырвать у него из рук пакеты с подаренным мне снаряжением, осек ледяным, – На две недели хочешь нарваться? Или сразу на три?

– Так, значит? – спросила, поджав губы.

Дважды попробовала включить кота из "Шрека", потом, осознав, что нифига не получается, игриво пофыркала и попыталась куснуть за шею. Только это тоже не принесло никакого результата и меня перекинуло в противоположную и очень опасную для всех крайность.

– Так-то мы договаривались, – медленно и угрожающе прошипела я, а Совунчик кивнул и добил:

– Договаривались. О том, что если ты проиграешь, секса не будет месяц. Разницу между неделей и месяцем объяснить?

– Совунчик, блин! – психанула я, – Это не честно! Я же сдохну!

– А я по-твоему там от счастья прыгал, когда ты все "заранее просчитала"? – показав ладонью на пустеющий зал скалодрома и выступ-балкон на десятом маршруте, Денис помотал головой и снова ткнул пальцем мне за спину. – Марш переодеваться. Я жду в машине. Неделя и точка!

Сказал, как отрезал, и потопал на выход, а меня переклинило от злости.

– Так, значит? Так!? – зашипела ему вслед. – Неделя, да? Я тебе такую неделю устрою, триста раз пожалеешь!

Развернулась, зашла в раздевалку и грохнула дверями, выпуская клокочущий внутри пар. И это была единственная вспышка, которую позволила себе в тот день.

После того как приняла душ, переоделась и вышла из раздевалки, я, без вины виноватая, направилась к Старичку Бронко и курящему рядом с ним Денису. Ткнулась лбом ему в грудь и поникшим голосом произнесла:

– Извини, я не подумала, что ты будешь нервничать.

Нерешительно подергала за язычок собачки и все же расстегнула молнию, чтобы сунуть руки под куртку Совунчику.

– Замёрзла?

– Чуточку, – кивнула, прижалась плотнее и подняла голову. – Мы же домой заедем перед работой?

– Заедем, если надо, – пожал плечами Денис.

– Надо. Очень надо, – вздохнула я. – Одной Киске хочется переодеться и надеть что-нибудь, чтобы не терло другую киску.

– Дурка, – улыбнулся Совунчик, мягко целуя меня в губы.

– Не дуйся, пожалуйста. Я очень хотела победить и правда не подумала как все может выглядеть со стороны.

– Забей, – отмахнулся и кивнул, когда я спросила:

– Ты же меня простишь?

– Уже, Гель, – снова прижался губами и рассмеялся, открывая дверь. – Поехали, Киска без розового с киской.

– Сам их угробил, – я шутливо надула губы и заканючила. – Мои любимые, с киской, розовые…

Дома выбрала из ровной стопочки шортики с киской – одни из тех, которые мне купил Совунчик, и всем своим видом и поведением показала, что ни капли не собиралась соблазнять или тем более просить обнулить таймер. Вообще никаких намеков – я же осознала свою вину и полностью согласилась с наказанием. А то, что попросила помочь застегнуть лифчик и пару раз пролетела полуголой из ванной в комнату – это же не считается. Я ведь впопыхах собиралась и потом наделась – вышла в коридор уже в джинсах и рубашке, завязанной узлом на животе. Ну покрутилась перед зеркалом – а какая девушка не смотрится? Подкрасила губы и сделала вид, что не заметила каким взглядом Совунчик скользнул по моей попе.

– Я все, – улыбнулась, торопливо нацепила кроссовки и схватила курточку, надеясь, что до конца смены Совунчик остынет.

Наивная…

Не остыл. Ни на градус. Ни на полградуса.

А я решила подождать до утра.

Чтобы "совершенно случайно" проснуться голой и прижавшейся попой к очень твердому и крайне выразительному намеку, что новый день начнется с приятного.

Ага… как же.

Фигушки, а не приятное пробуждение.

Фигушки, а не дурашливая возня в ванной.

И фигушки, а не приставания на кухне во время готовки и после завтрака.

И просто полнейшая задница вечером.

Если бы мне кто-нибудь сказал, что начну пускать голодные слюни, судорожно перебирать в голове все возможные и невозможные способы совращения и пялиться на вышедшего из душа парня, с которым через пять минут окажусь в постели бок о бок… не поверила бы. Да не могло такого быть! Не могло! И верить в такое я не хотела. Да какое там верить!? Даже представлять себе такое не хотела, а тут…

Кубики пресса будто специально стали в разы рельефнее и залипательнее. Капельки воды, оставшиеся на груди, нарочно заблестели бриллиантами, а полотенце так многообещающе держалось на бедрах на честном слове, что хватило бы одного касания, чтобы оно упало. И вот кажется протяни руку и все твое, и фигушки. “Острое Совунчиковое Люблюньканье” лоб в лоб столкнулось с “Обострением Совунчиковой Вреднючести”, которое, видимо, подсказало Денису, что дойти до шкафа и выбрать трусы лучше голым, а не в полотенце.

– Эти? – спросил, показывая мне одни боксеры и сразу же за ними вторые, – Или эти?

– Ч-черные, – помогла с выбором, а сама мысленно орала, смотря на то, что мне не достанется: "А-а-а-а-а! Я же сдохну, если не потрогаю и не перецелую тебя всего! Я же не усну! А-а-а-а-а!!!"

И ведь действительно не досталось и не уснула. Прокрутилась до самого утра, как уж на раскаленной сковородке, а встала злая на весь мир и чуть не завыла от вселенской несправедливости, когда за попытку стянуть трусы со своего, казавшегося спящим, палача, получила по ладошке и увидела слишком медленно отсчитывающий секунды таймер на часах.

– Девушка, "Дайкири" и телефончик вашего напарника.

– Простите, что?