Текст книги "Грабли (ЛП)"

Автор книги: Л. Дж. Шен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

Дело в том, что я не думаю, что совместная жизнь пойдет на пользу кому-то из нас.

Я делаю тебя несчастным, а ты делаешь меня некомфортным.

Чувства, которые ты во мне пробуждаешь, оставляют меня сырой и напуганной.

Что касается тебя, я знаю, что прошлой ночью ты был на грани того, чтобы пробить дыру в стене своей спальни, и все из-за меня.

Я знаю, что дела идут неважно, но, пожалуйста, знай, что сегодня я подал жалобу, и полиция работает над этим. Я обещаю всегда носить оружие и оставаться в безопасности, но я больше так не могу.

Я боюсь, что если мы будем продолжать отношения, стресс скажется на ребенке, а я должен поставить ее превыше всего. Перед тобой. Перед собой.

Я так счастлива пройти этот путь с тобой и прошу, чтобы мы остались друзьями.

С учетом сказанного, я сделаю шаг назад и постараюсь заглянуть внутрь себя, чтобы найти милость и доверие, которых вы заслуживаете.

С большой любовью,

Белль.

P.S.

Ты должен жениться на Луизе. Она любит тебя.

31

Бель

Пятнадцать лет.

Десятый класс начинается с челки.

Не путать с чёлкой.

Росс, конечно же, стоит за этой идеей.

"Челка тебе очень идет. Я просто обожаю твои волосы. С ними просто фантастика. Мне приходится каждое утро выпрямлять свою челку, – стонет Росс.

Мы заключили сделку – я сделаю нам обоим челку, если он согласится ходить со мной на занятия крав-мага. Мы ходим три раза в неделю. Инструкторы устали от наших лиц. Но я больше не оставляю свою судьбу в руках незнакомых мне мужчин.

Я слежу за тренером Локеном в коридорах, на занятиях, в кафетерии. Я никогда не позволю ему сделать это со мной снова, и месть придет.

Я видела достаточно документальных фильмов и смотрела достаточно циклов новостей, чтобы понять, что передача его властям не принесет ничего хорошего. Мне нужно взять закон в свои руки. Потому что независимо от того, сойдет ему с рук то, что он сделал, или нет, моя жизнь все равно будет испорчена навсегда.

Я отказываюсь быть той девушкой, которая связалась со своим тренером. Которая позволяла ему есть ее месяцами, а потом испугалась и рассказала маме и папе, как он лишил ее девственности. Нет. К черту это. Я девушка с планом.

Тренер Локен держится от меня подальше.

Один месяц сменяет другой, и я почти снова начинаю дышать.

Однажды субботним утром, рано утром, когда мама печет блины внизу, папа читает газету, а Персефона разговаривает по телефону с Сейлором, что-то происходит.

Странно, что это происходит, потому что все остальное в эту субботу такое обычное. Так обыденно. Запах блинов проникает под щели в ванной. Как и смех Персефоны, когда они с Сейлор обсуждают, насколько несносно романтичны оба наших родителя (Сейлор, к сожалению, тоже отпрыск двух людей, которым действительно нужно перестать лапать друг друга на людях).

Я получаю сообщение от Локена.

Я собираюсь сделать это снова, если ты скажешь.

Будь предупрежден.

Считай, что я предупрежден.

Меня сейчас стошнит.

Но, кажется, я знаю, почему он уверен в том, что говорит мне это – он знает, что власти – дерьмо. Школьный совет никогда мне не поверит. В местном полицейском участке полно его одноклассников – людей, с которыми он пьет пиво, а Саути – это не то место, где обращаются в полицию. Вы сами разбираетесь с дерьмом.

Я писаю в унитаз. Чувствую, что перестал мочиться – мой мочевой пузырь пуст, я знаю, потому что я мочился пятнадцать лет подряд, каждый день, несколько раз в день, без перерыва – но почему-то я продолжаю капать. Спазмы в животе – это плохо. Как будто мои кишки сжимаются от чего-то, что они хотят вытолкнуть.

Я смотрю вниз, между ног, и хмурюсь. Вытекает струйка крови. Я моргаю в унитаз, раздвигая бедра, и вижу комок... чего-то.

О Боже.

О Боже.

О Боже.

Я наклоняюсь вперед и меня рвет прямо на кафель. Меня трясет. Нет. Этого не может быть. Я достаю над головой полотенце, висящее на вешалке, и засовываю его в рот, чтобы заглушить свои крики. Я корчусь на полу и кричу в полотенце.

Плачу, плачу, плачу.

Я была беременна.

Я забеременела от этого ублюдка.

Конечно, он забеременел.

Но... почему я потеряла ребенка?

Я оглядываюсь назад и понимаю, что беременность длилась пять недель. Я забеременела в последнюю неделю летних каникул. Но все равно. Как? Почему? Как так получилось?

В этот момент я понимаю, что больше не являюсь собой.

Возможно, я никогда не стану собой по-настоящему, потому что у меня не было времени понять, кто я.

В этот момент я думаю, что моя вера в человечество никогда не будет восстановлена.

Что хуже уже быть не может.

А потом они становятся.

32

Дэвон

Я собирался кого-то убить, и это была не Эммабель Пенроуз, хотя именно она больше всех заслуживала моего гнева.

Скомкав написанное от руки письмо, я бросил его в мусорное ведро, взял ключи с кухонного острова и направился к двери.

По лестнице я поднималась по двое, чуть не опрокинувшись по пути к "Бентли".

Первой моей остановкой была все еще оплачиваемая съемная квартира Свена. Адская дыра размером со спичечный коробок, из которой я вызволил ее, как блохастого щенка.

Я стучал в дверь, пока мои кулаки не покраснели и не разболелись. Никто не ответил.

"Открой дверь, Эммабель. Я знаю, что ты там!"

Один из ее соседей вышел из квартиры, одетый в халат из "Большого Лебовски", из его рта свисал косяк.

"Ты зря тратишь время, мужик. Она не живет здесь уже несколько месяцев. Переехала к своему богатому бойфренду". Сосед пыхтел над своей сигаретой, склонив голову набок. "Если подумать, он очень похож на тебя".

Она не вернулась домой.

Моим следующим пунктом назначения был дом Персефоны и Киллиана.

Я пытался дозвониться до Белль на протяжении всего пути. Она не брала трубку.

Не желая сдерживаться из-за ее недоступности, я оставлял ей голосовые сообщения направо и налево, пробираясь по мучительно медленному бостонскому движению в час пик.

"Привет, дорогая, это твой парень. Тот самый, которого ты только что бросила с чертовой запиской. Да, тот самый, чьего ребенка ты носишь. Если ты думаешь, что мы не собираемся говорить об этом, то ты жестоко ошибаешься. Да, и кстати, что случилось с тем, что люди пытаются убить тебя? Перезвони мне. Целую. Дев."

И затем:

"Свен. Надеюсь, твой вечер проходит лучше, чем мой. Где ты? Кроме того, если это ты говоришь мне окольными путями, что присутствие Луизы тебя беспокоит, могу я посоветовать нанять тренера по жизни или речи, чтобы помочь тебе с навыками общения? Перезвоните мне".

И наконец:

"Эммабель, мать твою, Пенроуз. Возьми чертову трубку!"

Дальше все пошло по нарастающей.

Я приехала к Перси и Киллиану, так сильно ударив по латунному стуку в виде львиной головы, что он вывихнулся и упал на пол. Сестра моей девушки (да, она все еще была такой) с сожалением сообщила мне, что ее сестры нет дома.

"Ты так говоришь, потому что прячешь эту чертову девку, или потому что ее действительно здесь нет?". Я стоял на пороге, пыхтя, как собака.

"Моя жена сказала, что ее сестры здесь нет". Киллиан появился в дверях позади Персефоны, обнимая ее за плечи. "Ты называешь ее лгуньей?"

"Нет, но я называю тебя невыносимым дрочером". Я утратил всякое представление об этикете и манерах, прибегнув к враждебности. "Итак, у меня есть веская причина думать, что кто-то может что-то скрывать. Они близки. Они могли бы прикрыть друг друга".

"Вообще-то..." Перси расправила плечи, выглядя довольно надменно, "...я бы тоже хотела знать, где она. Я беспокоюсь за нее. Возможно, она не воспринимает угрозы в свой адрес всерьез, но я-то воспринимаю".

"Спроси Сейлор и Эшлинг", – проинструктировал я ее, но уже вышагивал обратно к машине, направляясь к Сейлор. "Дай мне знать, если что-нибудь узнаешь".

"Обязательно", – отозвалась она со своего места у двери.

Свен тоже не было в доме Сейлор Фицпатрик. Не было ее и у Эшлинг Бреннан. Ее не было у мадам Мейхем. Ее не было нигде.

Словно воронка поглотила ее.

Я позвонил Бреннану. В конце концов, я заплатил ему за то, чтобы он проследил за ней, я же был лучшим парнем года. Когда он не взял трубку, я решил нанести ему визит. За те деньги, что я ему платил, Эммабель должна быть не только в безопасности, но и в тепле, уюте, с регулярным педикюром и трехразовым питанием.

Ворвавшись в игорный зал в "Бэдлендс", я перевернул покерный стол. Сэм организовывал игру с двумя сенаторами и бизнес-магнатом. Фишки с грохотом упали на пол.

Он поднял голову.

"Что за хуйня?"

"Хуйня в том, что ты меня наебал. Я плачу тебе гонорар, чтобы ты следил за моей девушкой. Новость: прошла секунда с тех пор, как я тебя нанял, а я ни черта не знаю, где она".

Сэм провел меня в свой задний кабинет. Мы промчались по оживленному, узкому коридору, проходя мимо мужчин, которые отчаянно хотели остановиться и поболтать с нами. Я отмахивалась от них, как от мух.

"Может, заткнешь свою ловушку? У меня чертова репутация, которую нужно поддерживать".

"Где Эммабель?" выдохнул я. Мы добрались до его кабинета, и я захлопнул за нами дверь, после чего принялся разгромить все вокруг. Я опрокинул его диван, порвал римскую штору и пробил дыру в портрете Троя Бреннана – преступление, которое, вероятно, каралось смертью через забивание камнями.

"Я звонил и звонил тебе в задницу. Все сразу уходило на голосовую почту".

"Был занят намазыванием масла в "Тупом и еще тупее", – коротко ответил Сэм, доставая телефон из заднего кармана и набирая номер. "Дай-ка я позвоню своим ребятам и проверю".

Хорошей новостью было то, что они сразу же ответили ему.

Плохой новостью было то, что, ну, ОНИ ПОТЕРЯЛИ ЕЕ.

"Что значит, они потеряли ее?" Мой голос повысился, и я обнаружил, что выдергиваю экран его Apple со стола и разбиваю его о стену. "Она не гребаная нить мысли. Подсюжет в книге. Пара солнцезащитных очков. Нельзя просто так потерять тридцатилетнюю женщину".

"Она обманула их", – сказал Сэм, слегка ошеломленный откровением. Его глаза были расширены, рот слегка приоткрыт. Я поняла, что такое с ним случается нечасто.

"Должно быть, она поняла, что они следят за ней, и обманула их".

"Она умная женщина", – прорычал я. Боже, неужели она не может быть чуть менее проницательной?

Сэм нахмурился. "Это ты был гением, который не захотел сказать ей, что я устанавливаю за ней слежку. За всю мою карьеру ни одному человеку, за которым я следил, не удалось проскользнуть под радаром".

"Спасибо за этот забавный факт". Я схватил его за воротник рубашки и рывком притянул к себе так, что наши носы оказались прижаты друг к другу. "Найди мою девушку к концу сегодняшнего вечера, или я лично позабочусь о том, чтобы тебя и окружного прокурора, который прикрывает твою задницу, до конца ваших жалких жизней таскали по судам за каждое преступление, которое вы совершили за последние два десятилетия".

Я вышел из его клуба и направился к единственному человеку, у которого, как я знал, могла быть какая-то информация – Луизе.

Луиза ждала меня в крошечном кремовом и черном кружевном купальнике, дополненном корсетом, который делал ее талию такой же несуществующей, как и моя потребность трахнуть ее.

"Привет, дорогой. Рад тебя видеть".

Она отошла от двери, чтобы дать мне возможность войти. Как только я закрыл ее за нами, я прижал ее к себе взглядом, который говорил, что трах-фестиваль нам не светит.

Знай свою аудиторию, девчонка.

"Надень что-нибудь".

"Что, например?" – спросила она, медленно моргая.

"Гребаный плащ, если хочешь. Я что, похож на чертова стилиста?" Я схватил что-то, что, как я подозревал, было халатом, лежащим на спинке стула, и бросил ей. Она быстро обернула его вокруг себя, переводя дыхание.

"В чем дело?" Она направилась к мокрому бару, чтобы налить нам напитки.

"Что ты натворил?"

Удивительно, но я звучал нормально. Извилисто. По-деловому. Не так, как будто я собиралась совершить смертоубийство.

"Что ты имеешь в виду?" Она подошла ко мне с двумя стаканами виски и протянула мне один. Я не обратил внимания ни на этот жест, ни на напиток.

"Что вы сделали?" повторила я.

"Девви, перестань быть такой странной, ради всего святого".

Она сделала шаг назад.

Я сделал шаг вперед.

Я понятия не имела, что я делаю, и не хотела выяснять.

Свэвен пробудила во мне эмоции, которые я не хотел исследовать.

Я всегда была расчетливой. Спокойной. Полной уверенности.

Сейчас я не была ни одной из этих вещей.

"Что. Что. Ты. Сделала?" Я забрал оба бокала из ее рук, отложив их в сторону на вешалку, прижав ее к стене. Мы были в дюймах друг от друга.

Воздух был наполнен угрозой, насилием. Она чувствовала это.

Луиза слегка вздрогнула и наконец спросила: "Как много вы знаете?".

"Достаточно, чтобы понять, что это воняет твоим участием".

Она вздернула подбородок. "То, что я сделала, возможно, было неэтично, но уж точно не противозаконно".

"Не было незаконным?" Да. Теперь я рычал ей в лицо. Ее волосы отлетели назад от удара. "За ней охотятся! Она в бегах!"

"Люди преследуют ее?" На лице Луизы появилось выражение искреннего удивления. "Я ничего такого не делала. Я бы никогда не послала никого преследовать женщину, тем более беременную. Это противоречит всему, во что я верю".

Я посмотрела на нее как на святую.

Она подняла брови, как бы говоря: процитируй меня, ублюдок.

Я решил вычеркнуть ее из списка подозреваемых. Пока что. Фрэнк и моя мать и так держали мои руки занятыми.

"Ты что-то сделала", – сказал я.

"Кое-что", – возразила она. "Действительно маленькое. Совсем крошечное".

"Что ты сделала?"

"Девви..."

"Сейчас."

"Это была идея твоей матери". Она впилась ногтями в кулаки, выглядя невыносимо смущенной, ее щека была повернута в мою сторону. Она не могла встретиться с моим взглядом.

"Что ты сделала?" спросил я в миллионный раз.

"Я не могу тебе сказать. Ты меня возненавидишь".

"Слишком поздно. Уже поздно. Теперь, в последний раз, прежде чем я заставлю тебя пожалеть о дне твоего рождения – что произошло между сегодняшним утром и сегодняшним вечером, чтобы побудить мою девушку бросить меня?".

Весь воздух был высосан из комнаты за мгновение до ее признания.

"Я заплатил ей".

Теперь все было открыто. Признание.

И как только оно было сделано, Луиза продолжила, осторожно подбрасывая очередные крохи информации.

"Это Урсула, Девви. Она была неумолима. Совершенно не в себе. Время идет. Она занервничала... выпотрошилась, правда... и..." Она неистово затрясла головой, потянулась к моему лицу. Я отбросил ее руки.

"И?"

"И она выписала ей чек на миллион долларов".

"Черт возьми".

"И Эммабель взяла его", – отчаянно добавила Луиза, ее маленькие кулачки сжались вокруг ткани моей рубашки. "Она взяла чек, Девон. Что это говорит о ней? Она не любит тебя. Не нуждается в тебе. Не видит тебя. Я страдаю по тебе каждый день".

Она произнесла эти слова на мою рубашку, не в силах смотреть на меня, когда произносила их.

"Ты – моя первая и последняя мысль. Ты всегда в глубине моего сознания. Любить тебя – это как дышать. Это навязчиво. Позволь мне любить тебя. Пожалуйста. Просто дай мне шанс, и я буду всем, чем ты хочешь, чтобы я был".

"Ты не можешь быть всем, что мне нужно". Я отступил назад, позволив ей немного пошатнуться, прежде чем она обрела самообладание. "Потому что ты не та женщина, которую я люблю".

Ее глаза были большими и полными слез. Я подошел к небольшому обеденному столу, взял ее телефон и передал его ей.

"Сейчас ты позвонишь и скажешь своему пилоту, который находится в режиме ожидания, что ты улетаешь сегодня вечером. Возвращайтесь в Англию. Ты больше никогда не ступишь на землю Бостона. Пока я жив. И если ты когда-нибудь вернешься..."

Я сделал паузу, обдумывая это. Лицо Луизы теперь было измазано косметикой и слезами. Эта смесь придавала ей немного комичный вид, словно она была давно забытым членом группы Cradle of Filth.

Это было не очень приятно и неправильно – вот так раздавить ее, но у меня не было выбора. "Дорогая, – я обнял ее за плечи, мой голос упал до шепота. "Я никогда не женюсь на тебе. Ни в этой жизни, ни в следующей. С Эммабель или без нее, но я – парень, которому нужно все или ничего. С ней я хочу все. С тобой..." Я дал ей закончить предложение в голове, прежде чем добавить: "Если ты попытаешься вмешаться в мои отношения с моей девушкой – а она все еще моя девушка, не сомневайся, даже если она еще не знает об этом – я позабочусь о том, чтобы твоя семья и наследие были уничтожены. Я сделаю так, что все узнают, что Байрон снес историческую церковь, чтобы разместить свою часть в двух шагах от своего загородного поместья. Деньги, которые он заплатил члену парламента Дону Дейнти под столом, чтобы продвигать благоприятные налоговые законы, будут раскрыты, и давайте не будем забывать, что ваш дорогой брат Бенедикт имеет особое пристрастие к несовершеннолетним девочкам. Ваша семья коррумпирована по уши, и я готов раскрыть все ее проступки за эти годы, если вы не дадите мне слово здесь и сейчас, что прекратите это".

Весь этот компромат, любезно предоставленный Сэмом Бреннаном и его детективной работой. Может быть, он все-таки стоил своего гонорара.

Я мог сказать, что на этот раз это дошло до нее.

Это задело ее по-настоящему и сильно. Так же, как и меня, в тот день, когда я узнала, что мой отец меня не любит. Хотя сейчас казалось, что вся моя семья меня не любит.

Мама тоже предала меня.

Внешне ничего не изменилось. Луиза была все той же Луизой. Ивовой и нежной, идеальным, нержавеющим перышком на ветру. Но ее глаза из блестящих превратились в тусклые. Ее рот стал жестким. Блеск в ее глазах исчез.

"Ответь мне словами", – мягко сказал я, рукой осторожно разжимая ее челюсть. Слова сорвались с ее губ, словно они были на кончике, только и ждали, чтобы быть произнесенными.

"Я понимаю, что ты больше не хочешь меня видеть, Девон".

И, к моему удивлению, за этими словами скрывалась гарь, все еще горящая там, где когда-то было пламя.

Она была зла. Непокорная.

Я надеялся, что она восстанет из пепла и найдет кого-то другого.

Я развернулся и направился в аэропорт.

Мне нужно было успеть на самолет.

По дороге я еще несколько раз звонил Эммабель, оставляя сообщения, которыми мог бы гордиться любой серийный убийца.

"Ты чертовски сумасшедшая, если думаешь, что я отказываюсь от тебя. Ты была моей с того момента, как я положил на тебя глаз. Когда ты даже не знала о моем существовании. Когда я пришел служить твоей сестре с драконическим договором, который она не должна была подписывать".

И затем:

"В ту ночь, когда мы впервые оказались вместе в постели, в хижине Киллиана, я впервые задумался о том, чтобы нарушить свой договор с самим собой – никогда не жениться на женщине. Я отказываюсь терять единственную женщину, из-за которой стоит нарушить свое слово".

А также:

"Черт возьми, я люблю тебя".

Проносясь молнией через районы, небоскребы и чужие жизни, я размышлял над тем, что сказала мне Луиза перед тем, как я покинул ее.

Это была правда, что Белль не любила меня.

В конце концов, она взяла чек.

Но я любил ее, и, возможно, этого было достаточно.

33

Бель

Пятнадцать лет.

Я целую шестнадцать.

И это единственное, что я целую.

Моя жизнь блаженно, отвратительно скучна.

Я не хожу на свидания. Я не общаюсь ни с кем, кроме моей сестры, Сейлор и Росса, но я говорю о многом, и я уверена, что показываю всему миру, что с Эммабель Пенроуз все в порядке. Что я непобедимая, счастливая девушка.

А иногда, в хорошие дни, я даже могу на мгновение-другое поверить в собственную чушь.

У тренера Локена, однако, дела обстоят не лучшим образом.

Его жена, Бренда, снова беременна, хотя маленькому Стивену чуть больше года. Это само по себе не является плохой новостью для взрослых.

Но то, что у него роман с одной из учительниц, – это да.

Мисс Парнелл – моя двадцатидвухлетняя учительница на замену и его новая подружка.

О разборке у главных ворот на прошлой неделе ходили легенды. Даже я не мог удержаться от того, чтобы не взволноваться.

Бренда подъехала к обочине, маленький Стивен все еще дремал на заднем сиденье. Она загнала милую мисс Парнелл в угол, отхлестав ее на глазах у всей школы. У бедной мисс Парнелл не было ни единого шанса. Она просто начала плакать. Ее рыдания становились все сильнее и громче, когда Бренда закричала: "Ты знаешь, что я снова залетела от него? Ты знала? А он сказал тебе, что мы расстались, когда я была беременна Стиви? Потому что этот кусок дерьма, подонок, отправил меня к маме, сказав, что ему нужно провести дезинфекцию дома перед рождением ребенка. Он ездил в Джерси каждые чертовы выходные, чтобы получить немного этой задницы".

Ух ты. Бренда была совсем не той милой женщиной, которую я видел на фотографии с помолвки. Тем не менее, мне стало легче, легче от того, что я собиралась сделать с тренером Локеном. Я не простил и не забыл. Я просто тянул время, откладывая в календаре все новые недели и месяцы, чтобы, когда придет время, я не оказался под подозрением.

Сейчас я иду домой из школы, чувствуя себя немного лучше в жизни. Во-первых, после той разборки Локена выгнали, и он больше не работает в моей школе, и это здорово. С другой стороны, два моих последних занятия отменили, так что я с утра пораньше отправляюсь в школу, чтобы после обеда поесть жареных равиоли в панировке (замороженные равиоли из "Трейдер Джо") и посмотреть повтор "Рикки Лейк". Или, как некоторые любят это называть: рай.

Перси вернется домой только через два часа, папа на работе (как всегда?), а мама наконец-то согласилась пойти на терапию и разобраться со своими темными чарами, поэтому она уже на другом конце города и вернется только к вечеру.

Я отпираю входную дверь в нашу квартиру, счастливая от осознания того, что тренер Локен несчастен, где бы он ни находился сейчас в этом мире. Я снимаю кроссовки, сбрасываю рюкзак с плеч у двери и босиком прохожу через гостиную. С равиоли я разберусь через секунду. Сначала я пойду в туалет. Я все еще ненавижу ходить в ванную, чтобы пописать. Как будто у меня посттравматический стресс и я жду, что у меня снова случится выкидыш, хотя я знаю, что не беременна. Но как бы ни проходило время... как бы ни казалась моя жизнь поворотливой... Я не могу не ненавидеть Локена за то, что он сделал со мной. За то, что он сделал с моим телом. В моем сознании это произошло из-за того, как он взял меня. Это было так жестоко, так неистово... Я уверена, что он причинил какой-то ущерб.

Я прохожу мимо спальни родителей и замечаю, что дверь приоткрыта. Не удивительно, учитывая, что в доме всегда беспорядок, и у нас нет политики закрытых или открытых дверей. Я прохожу мимо нее, когда слышу тихий стон, который заставляет меня остановиться на месте.

Вот дерьмо. Они здесь.

Они здесь и занимаются сексом.

Это хуже, чем я думала. Их любовь не знает границ. Кто-нибудь, убейте меня.

Я поворачиваюсь, намереваясь на цыпочках вернуться на кухню и, возможно, помочиться в раковину, чтобы не слушать это дерьмо и не получать шрамы дальше, когда слышу голос отца.

"О, София".

София? Кто такая София?

Мою маму зовут Кэролайн.

Что за дерьмо?

Я прижимаюсь спиной к приоткрытой двери, заглядываю в щель, моргая, чтобы изображение сфокусировалось.

Мой отец лежит на кровати, а сверху на нем, спиной ко мне, лежит женщина, которая определенно не является моей матерью. Длинные рыжие волосы. Стройная фигура. Веснушки на плечах. Она сидит на нем верхом.

Папа изменяет маме.

Идеальная сказка, в которой я выросла, оказалась ложью.

Все мужчины – обманщики.

Все мужчины не заслуживают доверия.

Все мужчины – отбросы.

Я возвращаюсь к входной двери и выскальзываю из квартиры, поднимаясь по лестнице по трое на крышу здания.

Я не прыгаю, но не потому, что не хочу.

Только потому, что у меня есть незавершенная обида.

А папа? Я никогда его не прощу.

34

Бель

За мной следили.

Я понял, что за мной следят, когда посмотрел в зеркало заднего вида и заметил тот же самый черный седан инкогнито, молниеносно выехавший из Бостона, скользнувший на шоссе и остававшийся на расстоянии четырех машин от меня, независимо от того, сколько полос я менял.

Не зная, кто это был – Фрэнк? Луиза? Мама Девона? Сам дьявол? Я решил сбежать от него.

Сегодня, похоже, был плохой день для того, чтобы умереть и быть похороненным в лесу.

Я некоторое время скакал по дорогам, чувствуя, как пот покрывает мой лоб, пока я пытался продумать план действий. Как мне избавиться от этой странной машины?

И тут меня осенило.

Я включил мигалку, чтобы повернуть направо в один из маленьких городков, примыкающих к Бостону, и терпеливо ждал в очереди машин. Мой преследователь сделал то же самое. Когда загорелся зеленый, я совершил ужасное (и я имею в виду чертовски ужасное) нарушение правил дорожного движения и продолжил движение прямо, не приняв вправо, и на скорости въехал на оживленный перекресток. Машины затормозили, мне злобно сигналили, но когда я оглянулся, то увидел, что черный седан остался далеко позади, застряв в море машин в адской пробке.

Я ехал, ехал и ехал, не зная, где окажусь.

И почему-то уже знал, куда поеду.

И все это в одно и то же время.

Впервые с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать, я снова жила с родителями.

Я больше не могла обманывать себя. Оставаться в Бостоне в этот момент было равносильно смерти. С таким же успехом я мог бы прикрепить на лоб табличку "Я с дураками", указывающую на мой мозг.

Несколько человек хотели моей смерти. А я только что отдал свою душу дьяволу на шпильках.

Пора было залечь на дно, пока я не придумаю план действий.

Мои родители жили в месте, где сексуальная привлекательность отправлялась умирать, известном также как Уэлсли, штат Массачусетс.

Несколько лет назад мои родители с радостью объявили, что накопили достаточно денег, чтобы осуществить свою давнюю мечту – стать скучными пенсионерами, переехали из Саути и купили колониальный дом шалфейно-зеленого цвета с подходящей крышей, качающимся креслом на крыльце и красными ставнями.

Мы с Перси называли его пряничным домиком, но только один из нас с удовольствием приходил сюда каждое Рождество и разыгрывал шараду счастливой семьи.

"О, Белли-Белль, я так рада, что ты снова с нами, даже если обстоятельства не идеальны". Мама просунула голову через двойные двери на задний двор и извиняюще улыбнулась мне.

Сидя на краю бассейна, которым они так гордились, я погрузила ноги в воду, шевеля пальцами.

"Я уже говорила тебе, мама, все в порядке".

"Ничего не в порядке, если ты больше не можешь позволить себе свою квартиру".

Она вышла на патио, неся миску с арбузом, посыпанным свежим сыром фета и мятой.

Поставив ее на край бассейна рядом со мной, она провела рукой по желтой лайкре моего купальника, ее пальцы остановились на моем вздувшемся животе.

"Я переехала сюда, потому что мне нужно сменить обстановку, а не потому, что я не могу позволить себе аренду". Я выбрала красиво отрезанный кусок арбуза – квадратный и остроугольный – и сунула его в рот. Он был ледяным. "Все мои знакомые и их матери умоляли меня уйти от мадам Мейхем. Они считают, что если я целый день работаю на ногах, это вредно для ребенка".

Мама не знала, что за мной охотятся.

Она не знала о письмах.

Она не знала, что последние несколько недель я жила с Девоном.

Она ничего не знала.

Я сделал это, чтобы защитить ее.

Заставлять ее волноваться было бесполезно, почти жестоко.

И что-то еще скрывалось за моим решением поделиться с ней минимумом информации об обстоятельствах моей беременности. Я подозревала, что она не поймет.

Честно говоря, я не была уверена, что понимаю все, что произошло со мной в последнее время.

"Ты уверена, что все в порядке?" Она начала распутывать мои золотистые локоны от сережки, как она делала, когда я была ребенком. "Ты здесь уже несколько дней и до сих пор не сказала нам, почему именно".

"Разве девушка не может просто отдохнуть со своими родными?"

"Я не помню случая, чтобы ты не гуляла по ночам с шестнадцати лет".

Ну, мама, в том возрасте я многое делала, чтобы попытаться отвлечься от своей реальности.

Но тогда, шесть месяцев назад, я тоже была клушей. Я отвлекала себя в течение четырнадцати лет, пока Девон не вошла в мою жизнь и не заставила меня остановиться и внимательно посмотреть на то, во что превратилась моя жизнь.

Я затолкала еще один арбузный кусок между губами, наблюдая за черноглазыми сусанами на берегу бассейна, их стебли, как шеи, поворачивались, чтобы посмотреть на солнце, лепестки сверкали под солнечными лучами.

"Пойдем со мной на фермерский рынок. Ты познакомишься со всеми моими новыми друзьями по бриджу", – предложила мама.

"Черт возьми, мам, ты действительно продаешь мне это", – отмахнулась я, спрятав руки под попу.

"Давай, Белли-Белль. Я вижу, что у тебя что-то на уме".

"Видишь?" Я нахмурилась на свои пальцы ног. "Как?"

"Мать всегда может сказать".

Буду ли я знать, когда мой ребенок что-то почувствует, если он родился без каких-либо признаков? Мое нутро кричало бы мне, что что-то не так? Смогу ли я уловить эти предчувствия, как дым от огня, прежде чем земля под ногами опалится?

"Да", – сказала мама, словно прочитав мои мысли. Она положила руку мне на спину. Мне захотелось свернуться калачиком и заплакать у нее на коленях. Последние несколько месяцев настигли меня все разом, и теперь я была измучена.

Больше, чем я боялась тех, кто преследовал меня, и больше, чем я злилась на себя за то, что приняла сделку Луизы, я скучала по Девону.

Скучала по нему так сильно, что последние пару дней не могла заставить себя включить телефон и проверить, нет ли от него сообщений.

Я скучала по его хрипловатому, элегантному смеху и по тому, как оживленно двигались его темные светлые брови, когда он говорил.

Я скучала по его поцелуям и морщинкам вокруг глаз, когда он озорно улыбался, и по тому, как он называл парня, работавшего в магазине под его квартирой, газетчиком, как будто тот был ведущим Би-би-си, а не пижоном, который продавал молоко и сигареты по завышенным ценам.

Короче говоря, я скучал по нему.

Слишком сильно, чтобы поверить себе и вернуться в Бостон.

Слишком сильно, чтобы дышать.

Мама потянулась и прижала меня к груди, опустив поцелуй на мою голову. Да, ты будешь знать, когда что-то гложет твоего ребенка, и я надеюсь, что они расскажут тебе, что именно их гложет, и ты сможешь помочь". Так получилось, что я вырастила двух яростных независимых девочек. Ты – больше, чем твоя сестра. Ты всегда была такой вспыльчивой. Ты помогала Персефоне до того, как я успела добраться до нее – со школой, с домашними заданиями, с ее общественной жизнью. Ты уже была родителем в некотором смысле. Ты будешь прекрасной матерью, Белли-Белль, и ты узнаешь самую удручающую тайну из всех".

"Хм?" спросил я, уткнувшись в ее рубашку.

"Ты счастлива только настолько, насколько счастлив твой наименее счастливый ребенок".