Текст книги "Грабли (ЛП)"
Автор книги: Л. Дж. Шен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
Я фыркнула от смеха, отказываясь смотреть ему в лицо. "Пожалуйста. Ты сам признался мне, что трахался после моего зачатия".
"Трахаться – это не то же самое, что иметь партнера".
"Что ж, иди и расскажи всем своим другим шлюхам, что ты наконец-то нашел себе содержанку".
"У меня нет никаких других связей", – раздраженно сказал он, как будто это я была неразумной. Так ли это? "В тот день, когда тебе прокололи шины, я перестал отвечать на звонки других женщин. За кого ты меня принимаешь?"
"О, ты действительно не хочешь, чтобы я отвечал на этот вопрос".
Тишина опустилась на комнату. Я слышала щебетание птиц и гудки машин на улице. Обычные звуки в середине дня звучали так удручающе, когда весь твой мир рушится.
"Женись на ней, Девон".
В конце концов, это должно было стать прекрасным доказательством того, что он такой же, как и все остальные мужчины в моей жизни. Преданный и ненадежный.
"Ты хочешь, чтобы я это сделал?" Он перефразировал это в вопрос. И очень хитрый.
Хотел ли он моего благословения? Чтобы почувствовать себя хорошо?
Этот человек собирался уничтожить меня. Но я уже давно понял, что у разрушения есть обратная сторона.
Она закладывает основу для восстановления.
"Да", – услышала я свои слова. "Ничто не сделает меня счастливее, чем видеть твою задницу замужем за кем-то другим. Может быть, тогда ты наконец перестанешь бегать за мной. Это становится немного отчаянным, знаешь ли. Мужчина в твоем возрасте".
"Ты не так молода, как тебе кажется", – жалобно сказал он.
"Ты об этом думаешь", – обвиняюще сказала я.
Черт, я не знал, о чем я думал. Что я говорил.
Почему я так на него давил?
"Да", – тихо сказал он.
Внутри я разбилась на тысячу кусочков.
Вот что получается, если открыться хоть на дюйм.
"Ну..." Я улыбнулась, надеясь, что он не видит слез, которые начали струиться по моему лицу, "...не позволяй мне стоять на твоем пути".
Я почувствовала, как край кровати приподнялся, когда он встал и пошел к двери.
"Понял тебя, Свен".
Следующие две недели я был раздраженным и агрессивным.
Я вкладывал свой гнев во все, что делал. Я стучал по клавиатуре в своем кабинете, работая с электронными таблицами. Я кричала на Росса по самым глупым причинам, когда он осмеливался говорить со мной о чем-то, что не касалось работы.
Когда моя мама приехала в гости из пригорода с желтой детской одеждой, я накричала на нее, что покупать вещи для ребенка до его рождения – плохая примета.
И я была уверена, что везде бегала трусцой, а не ходила пешком, просто потому что адреналин бежал по моим венам.
С того дня я не видела Луизу, но могла только догадываться, что Девон с ней встречается.
Он перестал приходить домой каждый день ровно в шесть часов, как раньше.
На самом деле, я вообще почти никогда его не видел. Когда мы пересекались, обычно рано утром, когда я просыпалась в поисках закуски, а он возвращался с фехтовальных поединков, он отрывисто кивал мне, но не задерживался, чтобы выслушать ежедневные словесные оскорбления, которым я его подвергала.
Больше всего на свете я чувствовала острую, ужасную потерю. Я оплакивала все те случаи, когда я ужасно обращалась с ним, понимая, что сама навлекла это на себя. С самого первого дня я была невозможна. И теперь, когда я хотела стать возможной для него, было уже слишком поздно.
Я была уверена, что Луиза все еще в Бостоне, бродяжничает с единственной целью – сделать его своим.
Он не выходил из квартиры в любое время дня и ночи, вероятно, знакомясь с ней, восстанавливая отношения и планируя их новую совместную жизнь.
Однажды утром, на кухне, я больше не могла этого выносить.
Когда он сделал себе протеиновый коктейль, а я налила себе высокий стакан сока матча, я повернулась к нему и спросила: "Как дела у Луизы?".
"Вполне хорошо", – ответил он с трудом.
В этот момент я обычно вставляю колкость, что-то вроде оскорбления, но я была так измотана, так подавлена, так зла на себя, что спросила: "Вы, ребята...?".
Он изогнул одну бровь вверх, ожидая продолжения.
Давно прошли те дни, когда он облегчал мне жизнь.
"Вы вместе?" Я выплюнула остаток вопроса.
"Неопределенно. Спроси еще раз через пару недель".
Мне хотелось блевать, и у меня уже даже не было утренней тошноты.
"Девон, мне жаль".
Прости за то, как я с ним обошлась.
Прости за то, что не обратилась в полицию, хотя знала, что это было разумно.
Прости, что я была настолько испорчена, что не смогла удержать хорошую вещь, когда мне ее вручили.
"А что, дорогая, мы оба согласились, что трахаться с одним и тем же человеком в течение пяти месяцев – это возмутительно скучно". Он потянулся, чтобы погладить мое лицо своей сардонической ухмылкой. "Время вышло".
Ночь, которая изменила наш новый статус-кво, случилась в непритязательную пятницу.
Я как раз готовилась покинуть "Мадам Мейхем" и вернуться в квартиру Девона.
До приезда Луизы в Бостон я старался сократить время пребывания в клубе. На этот раз я задержалась допоздна, зная, что, скорее всего, Девона не будет дома.
Я хорошо проводил время с Си, как только мог, и следил за тем, чтобы Перси, Эш и Сейлор всегда были со мной, когда я выходил в город, поэтому я немного ослабил бдительность.
Было почти одиннадцать вечера, когда я запер подсобку. Я шла по переулку к своей машине, прижимая к груди сумку, в которой лежал пистолет.
Хотя по понятным причинам он не был заряжен, я все равно чувствовала себя в большей безопасности.
Когда я открыла машину с помощью брелка, фары мигнули.
Я сделала еще несколько шагов и остановилась между промышленными мусорными баками, ненавидя то, что я сказала Саймону уйти сегодня пораньше.
Я почувствовала, как сзади на меня навалилась страшная тяжесть.
Я попятилась вперед, нащупывая пистолет в сумке, но человек, который схватил меня, оказался быстрее.
Они схватили меня за руки и прижали спиной к машине в темноте. Я задыхалась.
"Отпусти!" прорычал я, столкнувшись лицом к лицу с человеком в черной балаклаве.
Это не мог быть Фрэнк, потому что он был выше и стройнее моего бывшего сотрудника.
Но это мог быть человек из Общего. Тот, о ком я не слышал уже несколько месяцев.
"Я так не думаю, дорогая. У нас будет долгий продуктивный разговор о том, что тебе нужно покинуть этот город".
Покинуть город? Что случилось с моим убийством? Неужели меня разжаловали только до изгнания?
Он протянул руки в перчатках, пытаясь прижать меня к ближайшей стене. Я воспользовался случаем и ударил его по яйцам. Мое колено врезалось прямо между ними.
Он сложился пополам. Я ударил его ногой в грудь, и он упал на землю. Наклонившись, я стянул с его головы балаклаву.
Это был человек из Общего.
Какого хрена?
"Тебя прислал Фрэнк?" Я приставил шпильку к его горлу, угрожая раздавить его, если он сделает неверное движение.
"Кто, блядь, такой Фрэнк?" Он абсурдно посмотрел на меня.
Сюжет сгущался. Скольких людей я разозлил в этом году? Это становилось смешным.
"Кто ты?"
"Тебе нужно уехать из Бостона".
"Скажи мне, кто тебя послал". Я сильнее прижала каблук к его шее.
"У тебя отошли воды", – сказал он.
Что? Откуда он вообще узнал, что я беременна? Я не показывала.
Я посмотрела вниз. Он воспользовался этим. Он крутанулся на месте, покатился по земле и легко вскочил на ноги.
Я побежала в укрытие, открыла пассажирскую дверь, закрыла ее за собой и автоматически заперла все четыре двери, истерически задыхаясь.
Его руки с силой ударили по моему окну, когда он снова попытался добраться до меня.
"Сука!"
"Кто вы?" Дрожащими пальцами я включил зажигание. "Что тебе нужно?"
"Уезжай из Бостона!" Он пнул мою машину. "Начинай движение и не оглядывайся!"
Я нажал на педаль газа, сбив один из мусорных баков, когда выезжал на Главную улицу. Я проехал мимо входа мадам Мейхем, Китайского квартала и шума и суеты центра Бостона в сторону Бэк-Бэй, мое сердце бешено билось в груди.
Я думал о том, чтобы позвонить Персу, или Сейлору, или Эшлинг, но в конечном итоге не хотел вопросов и выяснений. Единственным человеком, с которым я действительно хотела поговорить, был Девон, но я лишилась всего этого в ту ночь, когда сказала ему, что он женится на Луизе. Может быть, если бы он был дома, мы могли бы поговорить.
Я могла бы рассказать ему, что случилось, и мы могли бы поговорить.
А может быть, вы поступите правильно и возьмете все в свои руки.
Так я оказалась перед полицейским участком. Я знала, что Девон хотел бы именно этого. И я наконец признала, что должна научиться заботиться о себе, прежде чем рожать.
Я потяжелела на водительском сиденье на несколько минут, пытаясь отрегулировать дыхание и дать своему телу шанс перестать потеть. Такое повышенное сердцебиение не могло быть полезным для малыша Уайтхолла.
"Все хорошо, мы в порядке". Я похлопал себя по животу, надеясь, что она мне поверила.
Выскользнув из машины, я вошла в полицейский участок и встала перед секретарем, который, клянусь Богом, что-то черкал в лежащей перед ним книге, зевая и давая мне возможность увидеть жвачку у него во рту.
"Я хотел бы подать жалобу".
Или это был отчет? Я никогда не делал этого раньше. Я знал полицейские участки только по фильмам и телепередачам.
"О чем это?" Он ткнул жвачкой мне в лицо. Мило. Профессионально.
"Преследователи".
"Во множественном числе?" Он поднял бровь.
"К сожалению".
"Присядьте. Кто-то будет с вами через секунду".
Но кто-то не пришел. На самом деле, я прождал тридцать минут, прежде чем пришла женщина-полицейский, чтобы оформить мою жалобу. Казалось, ее совершенно не интересовал мой рассказ о мужчине в клубе, об "Общем", о Фрэнке и о том, что произошло сегодня вечером.
"Позвоните мне, если у вас появится новая информация". Она передала мне свою визитку, зевнула и попрощалась со мной.
Хорошо. Я не очень ошеломлен.
"И это все?" спросил я, моргая.
Она пожала плечами. "Ты ожидал фейерверков и телохранителей?"
Я ожидала, что твоя задница будет компетентной. Но сказав это, я попала бы в неприятности с законом, а Девон уже считал, что я не способна приготовить себе омлет, не спалив его "квартиру".
Всю обратную дорогу я уговаривала себя не возвращаться в участок и не высказать офицеру все, что думаю.
Я припарковался на подземной стоянке у дома Девона. У него было два парковочных места, но он не пользовался ни одним из них. Он предпочитал парковаться на улице, под открытым небом, даже когда было холодно.
Поднявшись на лифте, я вышла на его этаже и вышла в коридор его лофта, как вдруг услышала звон посуды, доносящийся из-за двери. Я проверила свои часы. Было почти час ночи. Домосед точно не придерживался правила "не есть после шести".
Мое сердце тут же забилось, на этот раз с надеждой.
Это хорошо. Он дома.
Вчера в это время его не было дома. Возможно, в Бэдлендсе или с Луизой, или с обеими.
Я вбила код в дверь и толкнула ее настежь, в груди роились бабочки.
На этот раз я собирался честно попытаться не быть яростным засранцем. Что бы ни произошло между Девоном и Луизой, он все еще был отцом моего ребенка, и мы все еще должны были ладить.
Я нашел Девона сидящим за обеденным столом напротив Луизы, ухмыляющимся ей, пока она прижимала к щеке бокал прохладного вина и смеялась, как лисица.
Нет. Нет, нет, нет, нет, нет.
Первые несколько секунд я застыл на месте у двери, наблюдая за ними.
Боль в груди была мучительной. Они выглядели близкими. Интимно. Как пара. Они имели смысл вместе. Как ни крути, мы с Девон выглядели как маловероятная пара. Принц и проститутка.
"О, смотри, это твой маленький друг", – воскликнула Луиза с фальшивым сочувствием, словно за две недели я успела ей понравиться.
Девон даже не повернул голову, чтобы посмотреть на меня.
Его взгляд был сосредоточен на еде.
"Спокойной ночи, Эммабель".
Эммабель. Не Свэвен.
"Спасибо, Дев. Я могу смотреть в это гребаное окно".
"Восхитительно", – пробормотала Луиза. "Как ты себя чувствуешь, Эммабель? Тебе стоит вернуться домой пораньше. Дай ребенку немного отдохнуть".
"Я не знала, что вы врач", – сердечно сказала я.
"О, это не так", – улыбнулась Луиза.
Я улыбнулась в ответ, как бы говоря: так почему бы тебе не заткнуться?
"Просто пытаюсь быть полезной!" Она прислонила свое плечо к плечу Девона. Я заметила, что он не оттолкнул ее и даже не выглядел слегка неловко.
Боже, это было ужасно. Я собирался умереть от ревности, не так ли? Первый человек в мире, умерший от этого чувства.
"У нас осталось немного спаржи и стейк. Я приготовила тебе тарелку. Она в холодильнике", – заметила Луиза.
Ого. Ее игра в "жену-трофей" была сильна. Она не только готовила для него, но и каким-то образом умудрилась сделать мне гарнир за несколько простых шагов.
"Фантастика. Что ж, не обращайте на меня внимания, когда будете договариваться о самом белом браке в истории мира, с вероятным рождением детей и определенными изменами", – щебетала я, направляясь в свою гостевую комнату. "Наслаждайся остатком ночи!"
Когда я плюхнулась на кровать, я достала карточку, которую дал мне офицер, и в ярости посмотрела на нее.
Полиция не собиралась мне помогать.
Моя история даже не имела никакого смысла.
Я разорвала карточку на кусочки.
Я буду сама себе защитницей.
20
Бель
Четырнадцать лет.
Рассвет расцвел на небе яркими розовыми и голубыми красками.
Мы с тренером Локеном – единственные люди на водохранилище Касл-Рок.
"Подумал, что ты будешь работать над своим временем без других харриеров. Я отобрал для тебя хорошие лагеря по легкой атлетике на лето", – говорит он.
Я чувствую, что окрашиваюсь в яркий розовый цвет, по крайней мере, в пять раз темнее, чем рассвет над нашими головами.
Тренер Локен выглядит особенно хорошо этим утром. Чисто выбритый, в серых трениках, подчеркивающих его сильные ноги, и синей толстовке, облегающей его мускулы. Я видел по телевизору ту жуткую учительницу географии, и мне жаль, но их просто нельзя сравнивать. Я могу вспомнить как минимум пятьдесят девочек в школе, которые могли бы исчезнуть с тренером Локеном в борцовском зале и раздвинуть для него ноги. Тот другой учитель был старым и противным".
"Не подведу вас, тренер".
Потом я ухожу.
Бегать в лесу – мое любимое занятие. Мне нравится прохладная температура, свежий воздух. Незнакомые звуки.
Я бегу по двухтысячеметровой петле. Три круга. Тренер запускает секундомер. Он стоит на краю петли, и когда я оглядываюсь назад, прежде чем исчезнуть в густом покрывале деревьев, я замечаю, что его взгляд задерживается на моих ногах.
Не буду врать, на мне суперкороткие шорты. Это не случайно. В последнее время мои дневные мечты о поцелуях с тренером Локеном перетекают в ночные. Я всегда просыпаюсь потной и с влажными ногами. Я пытаюсь успокоить себя холодным душем и просмотром фильмов с другими горячими парнями, но это не помогает. Он единственный мальчик (ну, мужчина, на самом деле), который мне действительно нравится.
Все остальные мои друзья уже целуются и обжимаются. Я единственная, кто еще этого не сделал. Но даже если бы я и хотела, чтобы меня целовал парень, я знаю, что это не будет так приятно, так хорошо, как пальцы тренера на моих коленях и бедрах, так в чем же смысл?
Это просто навязчивая идея, говорю я себе, когда огибаю первую петлю и вижу его вдалеке. Как только ты его поцелуешь, ты больше не будешь одержима.
А потом я снова начинаю придумывать себе оправдания. Ну и что, что он женат? Что его жена беременна? То, чего она не знает, не сможет причинить ей боль.
Один поцелуй ничего не будет значить. Возможно, он сделает мне одолжение и больше никогда об этом не вспомнит. А я смогу жить дальше и встретить кого-то своего возраста.
Но потом я вспоминаю, что папа сказал о той учительнице географии, и мой желудок завязывается в узел так много раз, что становится тяжелым от ужаса. Я думаю о том, как папа целует другую женщину, которая не мама, и мне хочется блевать. Это неправильно.
Я не хочу быть этим человеком, человеком, который делает чью-то жизнь... неправильной.
Но если тренер Локен решил изменить своей жене, значит, между ними не все так хорошо. Нельзя разрушать хорошие отношения, не так ли?
Вторая петля – это легкий ветерок. Я так глубоко в голове, на автопилоте, что ноги несут меня со скоростью света. Мне даже не нужно регулировать дыхание. На третьей петле мое колено начинает сдавать. Это больше, чем тупая, постоянная боль. На этот раз острая боль возникает и в ноге. Судорога невыносима. Я хромаю остаток пути до него.
"Что случилось?" Я слышу тренера Локена раньше, чем вижу его, когда спускаюсь по холмистой петле. "Ты собирался побить свой рекорд перед последней петлей".
"Ногу свело судорогой", – кричу я в ответ.
"Хорошо. Посмотрим".
Он протягивает мне руку, когда я подхожу к нему, и я опираюсь на нее, пока мы бежим к его машине. Это единственная машина, припаркованная на краю водохранилища. Папа отвозит меня на тренировку перед уходом на работу – не раньше, чем убедится, что другие дети и тренер на месте, – а обратно в школу меня обычно подвозит один из родителей харриеров.
Это большой серебристый "Субурбан". Он открывает багажник, и он оказывается размером с мою комнату. Повсюду разбросано спортивное снаряжение.
"Запрыгивай". Он дергает подбородком. Но я не могу. Моя нога затекла. С понимающей улыбкой тренер Локен тянется ко мне. "Можно?"
Я киваю. Он поднимает меня за заднюю часть бедер и усаживает на край своего открытого багажника. Он берет мою травмированную ногу, снимает с нее кроссовку и носок и начинает массировать, очень сильно надавливая большими пальцами, пока он сводит мою ногу, вращая ее то тут, то там.
"Святые угодники", – стону я, пристраиваясь горизонтально на его багажнике, так что я лежу. "Это похоже на роды".
Это также заставляет меня думать о его беременной жене и гасит возбуждение от его прикосновений.
"Следите за языком, юная леди". Но он больше похож на друга, чем на учителя.
"Извини, но это больно, как козел".
Он хоть знает, что означает этот сленг?
"Совершенство дорогого стоит".
"Мне лучше получить эту стипендию".
"Шансы хорошие. Ты бы хотела остаться здесь или поехать куда-нибудь еще в колледж?" – спрашивает он.
"Может быть, на Западное побережье". Я моргаю, глядя в потолок его внедорожника. "Калифорния".
Золотые пляжи и палящее солнце – это мой стиль. Уверена, мы с Санта-Барбарой отлично поладим.
"Правда? В детстве я некоторое время жил во Фресно. Если ты переедешь, я дам тебе номер моей тети. Чтобы ты не чувствовала себя такой одинокой. Что думает об этом твой парень?" – хмыкает он. "Ты хочешь переехать на другой конец страны".
"У меня нет парня", – отвечаю я, немного задыхаясь, немного слишком быстро.
"Росс Кендрик не твой парень?" невинно спрашивает Локен, закатывая рукава.
Ох. Да ладно. Росс Кендрик не любит девушек, и не стесняется этого. Тренеру не грозит ни одна премия "Оскар" за его актерскую игру.
"Как твоя жена?" Я меняю тему. Одно дело – переступить через запретное, другое – войти в него. "У вас будет мальчик или девочка?".
"Мальчик". Он не слишком охотно отвечает на этот вопрос, его тон становится кислым. "Она ушла жить к своей маме. Это сложно".
"Хорошо."
Через несколько секунд мы слышим хлопок, исходящий от моей ноги.
"Ааа. Ты сломал меня", – смеюсь я.
"Еще нет", – бормочет он себе под нос, но я слышу. Я слышу это, и внезапно меня наполняет новое отчаяние от его прикосновений.
"Растяни лодыжку. Растягивай пятку".
Я подтягиваю колено к груди и делаю то, что мне говорят. Я знаю, какой вид открывается ему сейчас, когда я в таком положении. Мои беговые шорты задрались, и он видит мои трусики. Белый хлопок.
"Чувствую себя намного лучше. Спасибо."
"Массаж для этих коротких мышц?" – предлагает он, его голос теперь комично густой. "У нас еще есть двадцать минут до начала занятий".
"Конечно".
На этот раз он собирает мои пятки вместе, раздвигая колени так далеко, как только может. Я широко раскрываюсь перед ним, когда его пальцы начинают путешествовать по моей внутренней поверхности бедер. Это жестокое растяжение, но мне это необходимо.
Несмотря на это, я знаю, что он не должен прикасаться ко мне таким образом, и что мы перешли черту. Невидимую красную ниточку, которая отделяет нас от случайных неуместных действий до того, что может привести его в тюрьму, а меня – к терапии на всю жизнь.
"Спасибо", – простонала я. Это так приятно. Растяжка. Его руки. Все.
Я отправляюсь в ад.
"Ага".
Его большие пальцы касаются подола моих шорт, когда он рисует круги на моей коже. Один раз. Два раза. На третий я понимаю, что это не случайно. Я знаю, что мы стоим на пороге чего-то. Я знаю, что это не должно произойти.
Он берет мою ногу и растягивает подколенное сухожилие, прижимая мою ногу к голове. Когда он наклоняется ко мне, я чувствую, как его член прижимается к моему паху через нашу одежду. Кажется, что он пульсирует. У меня пересыхает во рту.
"Так твоя жена теперь живет со своей мамой?" громко спрашиваю я. Не знаю почему. Может быть, чтобы отвлечь его. Может быть, чтобы отвлечься самому. Может быть, чтобы напомнить нам обоим, что она существует.
"Да. У нас не самые лучшие отношения. Это не... мы не совсем вместе".
Он отпускает меня от растяжки подколенного сухожилия. Кончики его больших пальцев касаются подола моих трусиков под шортами. Он замирает. Я тяжело сглатываю. Закрываю глаза.
"Эммабель".
Это первый раз, когда он не называет меня Пенроуз. Я не отвечаю. Я не дышу. Ненавижу, что какая-то часть меня хочет этого. Ненавижу, что мои трусики снова влажные.
"Я могу сделать так, чтобы тебе было очень хорошо, милая. Но ты никому не должна рассказывать, хорошо?"
Мои слова пропали. Застряли в горле. Я знаю, что должна сказать "нет". Я хочу сказать "нет". Но почему-то я слышу, как говорю "да". Я хочу угодить ему.
"У меня будет много неприятностей, если люди узнают. Но я знаю, что ты хочешь этого. И ... ну, я уже давно хочу".
Проходит такт, пока мы оба ничего не говорим и не делаем. Его большие пальцы на боках моих трусиков чувствуют себя странно. Чужое. Но и... волнующее.
В тот момент, когда я думаю, что он собирается стянуть мои шорты, снять трусики и войти в меня – как я однажды видела в порнофильме, – он отводит оба пальца в сторону. Прохладный ветерок обдувает мое влагалище, давая мне понять, что оно полностью открыто для него.
Я приоткрываю один глаз и смотрю, как он наблюдает за мной, облизывая губы.
"Блядь", – говорит он.
"Я... я девственница".
Но на самом деле я пытаюсь сказать, что хочу, чтобы так было и дальше. Я не такая, как Перси. Я не хочу ждать до свадьбы, прежде чем потерять девственность, но я хочу, чтобы это что-то значило. Не для того, чтобы через несколько лет вспоминать, что я отдала ее кому-то, кто ждет ребенка от кого-то другого".
"Да, я знаю. Я никогда не обижу тебя, милая".
А потом, прежде чем я успеваю опомниться, он приседает перед своим открытым грузовиком и всасывает мою вагину в рот. Я в ужасе. Это так неловко. Я хочу оттолкнуть его, но я также не хочу выглядеть плаксой, особенно после того, как он был так добр ко мне. Как он всегда уделяет мне повышенное внимание, массирует мои ноги, работает над моим коленом.
Я зажмуриваю глаза и напоминаю себе, что никто об этом не узнает.
Ни Перси. Ни мои родители. Ни Росс и Сейлор, мои лучшие друзья. И уж точно не другие харриеры. Если дерево упадет посреди леса, и никто не услышит этого... произошло ли это на самом деле?
Это будет нашим маленьким секретом.
То, что я возьму с собой в могилу.
Между ног все мокрое. Я не знаю, нравится мне это или нет. То есть, мне нравится внимание, но... я не знаю. Не обязательно все остальное.
После того, что кажется вечностью, но это, вероятно, всего лишь десять минут, он останавливается, поворачивается ко мне, и я вижу, как его руки сгибаются через толстовку. Он растирает одну. Он заканчивает. Я ничего не вижу, так как он стоит ко мне спиной. Он вытирается детскими салфетками и возвращается в багажник. К тому времени я снова сижу на краю, свесив ноги, как ни в чем не бывало.
Мы в порядке. Все в порядке. На самом деле он не со своей женой, и это происходит по обоюдному согласию. Это совсем не похоже на ту статью в новостях. К тому же, если все так плохо, то почему так хорошо?
"Привет." Он ухмыляется.
"Привет."
Затем он целует меня, язык и все остальное, и я чувствую мускус и землистость себя и его слюны – смесь того, что я никогда не пробовала раньше.
И тогда я решаю, что грех не так уж плох на вкус.
21
Девон
Через несколько секунд после того, как Свен с громким стуком захлопнула дверь в свою комнату, Луиза повернулась ко мне и сказала: "Знаешь, я не дура".
"Никогда не думала, что ты такая", – легко ответила я, делая глоток вина.
"Ты до сих пор не прикоснулся ко мне. Даже не поцеловал".
Прошло шесть свиданий. Это тоже были хорошие свидания, хотя я старался быть респектабельным Девоном рядом с ней. Мы не обсуждали странных животных, и она не дразнила меня по поводу моего возраста, языка, акцента и, если подумать, моего существования.
"Я горжусь своим хорошим поведением", – сказал я беззаботно.
"Ты самая большая грешница из всех, и мы оба это знаем". Она нетерпеливо улыбнулась. "Если бы ты хотел меня, ты бы уже взял меня".
Я откинулся на спинку кресла, задумчиво изучая ее лицо.
Луиза выглядела на свой возраст, ее кожа стала тоньше, она нежно прижималась к костям, придавая ей элегантный, слегка упитанный вид. Она была далеко не похожа на пухленькую Свен, с веснушками и румяной, здоровой кожей.
Красота Луизы имела историю, морщины и рассказы.
Она была прекрасна в том смысле, что была гораздо интереснее, чем секс-бомба, которая выглядит отфотошопленной до неузнаваемости.
"Ты мне нравишься", – признался я Луизе.
"Видимо, не настолько, чтобы сделать шаг", – легко ответила она.
С ней все было легко, и в этом заключался соблазн уступить просьбе моей матери.
"Тогда почему ты здесь?" спросил я.
"У меня все еще есть надежда. Разве это глупо?" Она повертела бокал на столе туда-сюда, держа его за ножку.
"Глупо? Нет. Маловероятно? Всегда".
"Думаю, я смогу сломить тебя", – размышляла Луиза, потягивая свое красное вино. Свет свечей плясал по плоскостям ее лица, отчего улыбка казалась мягче. "Если бы я сказала тебе год назад, что мы будем сидеть вместе и обсуждать возможный роман, ты бы мне не поверил".
"Нет, не поверила бы", – призналась я.
"И все же, мы здесь".
"Вот мы и здесь".
Я бросил еще один взгляд на дверь Свэвен.
На этот раз она не подслушивала и не подглядывала.
В конце той недели состоялось торжественное мероприятие.
Семьдесят восьмой ежегодный Бостонский бал, сбор средств для Фонда Джеральда Фицпатрика, некоммерческой организации 501c3, которая символизировала для многих официальный приход весны.
Выручка от бала, которая обычно составляла около трех миллионов долларов, шла в различные местные заведения, о которых я не интересовался и не хотел знать.
Но для моей фирмы это были отличные списания, не говоря уже о потрясающем поводе надеть мой костюм от Ermenegildo Zegna.
Посещение Бостонского бала также было деловым шагом.
Мне трудно было бы найти лучшее место, где собрался бы весь клуб владельцев частных островов Бостона, большинство из которых были существующими или потенциальными клиентами.
Стоя там, в бальном зале О'Доннелла, и осматривая помещение, я не мог не почувствовать нотку гордости.
Я стал полярной противоположностью своего отца.
Трудолюбивый, уважающий закон мужчина, который не позволял себе поддаваться влиянию женщин или выпивки.
Бальный зал О'Доннелла занимал площадь в пять тысяч квадратных футов на Бойлстон-стрит, с большими окнами, элегантными деталями тюдоровской архитектуры, черными деревянными балками, люстрами цвета экрю и шелковыми драпировками цвета шампанского.
Официанты порхали по залу, обходя женщин в бальных платьях и мужчин в щегольских костюмах. Я стояла в группе людей, среди которых были Киллиан, Хантер, Сэм и отчим Сэма, Трой, и не сводила глаз с Эммабель.
Я знала, что она будет здесь. Ее сестра помогла организовать это мероприятие, и Свен отмечала каждое из мирских достижений своей сестры.
"...сказал, что создание им частного банка – такая же смехотворная идея, как и мой христианский крестовый поход за спасение волосатых лягушек. Я бы никогда не купился на его авантюры", – услышал я, как Киллиан объяснял Трою.
Если Киллиан был здесь, то и его жена была поблизости. А если Персефона была на территории, то Белль не могла находиться от меня дальше, чем в нескольких футах.
"Я вложил в него только две вехи", – защищался Хантер. "Так что я могу быть на борту и получить некоторый опыт. Если он взорвется, он взорвется. Это не моя забота".
"Девон? Что ты думаешь о новом банке Джеймса Дэвидсона?" Сэм втянул меня в разговор, коварная ухмылка на его лице говорила мне, что он знает, что я не слушаю ни слова из того, что они говорят.
Я постучала указательным пальцем по бокалу с шампанским, который держала в руке.
Я пыталась думать о том, что думаю. Я была больше сосредоточена на попытках найти своего соседа по комнате, чем на разговоре. "Я думаю, что Дэвидсон никудышный во всем, что он делает, и я сказала об этом Хантеру, когда он пришел ко мне с предложением. К счастью, Хантеру нужны его деньги, как мне нужна еще одна гормональная женщина, так что, как он сказал, никаких забот".
"Как дела у Эммабель?" спросил Хантер. "Она начинает проявлять себя?"
Я думал, что да, последний раз я видел ее пару дней назад. Когда она проходила мимо меня на кухне, мне показалось, что я мельком увидела округлившийся живот. Я не мог сказать наверняка. Но поскольку я держал карты на замке, когда дело касалось моей личной жизни, они понятия не имели, что я с ней не разговариваю.
"Умеренно".
"Ты пользуешься беременными желаниями?" Сэм приподнял бровь.
Я подняла свое шампанское в воздух в знак приветствия. "Тот же ответ".
"Ну..." Киллиан с удовольствием провел мизинцем по моему плечу, указывая на что-то "...тогда вам стоит убедиться, что вы единственная, кто наслаждается этими желаниями, потому что Дэвидсон, похоже, работает над своим следующим частным предприятием".
Я проследил за его взглядом и, обернувшись, увидел Эммабель, стоящую в углу комнаты, одетую в светло-голубое шелковое платье Золушки, ее песочные волосы были уложены в элегантную прическу.
Она смеялась над тем, что говорил Джеймс Дэвидсон, ее пальцы перебирали ожерелье.
Тот самый Дэвидсон, который не отличил бы гнилую сделку от хорошей, если бы ему отрубили ногу без анестезии.
Он был объективно красив, как белый хлеб, с каштановыми густыми волосами, большими белыми зубами и вялыми, ленивыми манерами человека, которому никогда не приходилось работать ради того, чем он владел.
