Текст книги "На осколках гордости (СИ)"

Автор книги: Ксенольетта Мечтательная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

Глава 20. Виновницы. Эпизод первый

Что же им от меня нужно? Почему вцепились намертво клещами?

Я отбросила очередное письмо на зеленое сукно и, откинувшись на спинку кресла, погладила отполированный край стола. Витиеватые узоры петляли под кончиком пальца, углублялись, заполняясь мягкой тенью. Теплый ветерок раскачивал невесомые занавеси, ласкал кожу, играл с волосками на виске и затылке. С балкона сочился яркий дневной свет, заливая комнату, растворяя в себе темные углы.

Мудрецы никогда не писали о чем-то важном. Только бесконечные просьбы о сотрудничестве. Теперь написал Нелтор – человек. Опять забота об иномирянке, опять беспокойство о последствиях реки Истины… А если они знают о даре? Мудрецы все-таки. Но если бы знали, то наверняка рассказали бы всему миру, лишь бы отобрать необычайную редкость у Аклен’Ил. Или как раз боятся разглашения, чтобы и Аклен’Ил крепко не ухватились за меня? Надо бы поинтересоваться, почему эти организации не ладят между собой. Откуда растет конфликт?

Поерзала в мягком кресле, осторожно почесала щеку, возле заживающей ранки, и снова потянулась к письмам. Что хотела в них отыскать? Ничего. Если бы не злопамятная натура Акеона, то у меня все еще были бы книги. Но одним утром – еще из тех, что я проводила в кровати, не реагируя на окружающих, – он молча вошел в комнату, забрал книги, которые дал Волтуар, и так же молча ушел. Теперь осталась книга зельеварения Елрех и письма, которые я жадно перечитывала.

У мудрецов различался почерк.

Символы, точнее буквы общего языка, были красивее у Эриэля – эльфа. С завитушками, с растянутыми и заостренными хвостиками. Рувен – рассат – писал неаккуратно, со слабым нажимом, будто держал руку навесу. Может быть, эта раса так и пишет. Во дворце ее представители появлялись очень редко, хотя и в Обители гильдий встречались не на каждом шагу. У Линсиры – шан’ниэрдки – символы отдавали полнотой, и даже прямые линии будто закруглялись. Ее брат, Линсар, ни разу не написал мне. Когда-то Линсира просила, чтобы я встретилась с ним, но я даже не стала просить об этом Волтуара. Интерес мудрецов к последствиям реки Истины мог вызвать интерес Аклен’Ил к этой же проблеме. Мне такое внимание категорично не нужно. Опасно. И вот недавно я получила письмо от Нелтора, в котором он просил меня, как человек человека, потянуть с замужеством и все же позволить сначала мудрецам на крошечную часть периода забрать меня к себе. Я не хотела замуж за Волтуара и тем более не хотела к мудрецам на проверку. Обойдутся. Но письма перечитывала. Раз за разом перечитывала и ни черта не понимала.

У них различался только почерк. Совсем немного речь: рычащая, обрывочная, мягкая, обволакивающая, требовательная, почтительная, заискивающая.

Лишь немного речь и почерк…

Разные расы, разная история, культура, характеры, приоритеты, но… их трудно отличить от людей. Вернее, не так. Их сложно различать между собой, если перестаешь обращать внимание на внешность.

Я в который раз обманула сама себя, позабыв, что нахожусь не в привычной среде. Законы и логика Земли остались дома, а тут… даже черт не разберется. Духи знают, что творится!

Зажмурилась, глубоко вздыхая и постукивая пальцами по столу. Аклен’Ил и Энраилл… Что же вас связывает между собой? Зачем Вольному нужна была эта тайна?

Вольный… Об имени лучше постепенно забывать. Так будет правильнее, душе спокойнее. И вспоминать о нем нужно нечасто, аккуратно.

Сердце насторожилось, словно юркий зверек. Вот-вот – и снова запрыгает, ударяясь зайцем о ребра, будто о прутья клетки. Растормошит мысли, стравит сомнения с решительностью и разбудит ненужную тягу к доверию. Вольному доверять нельзя. Никому нельзя, но ему особенно.

Ту ужасную ночь он провел со мной: успокаивал, убаюкивал, утешал – возился со мной, как с невинным ребенком. И мне удалось заметить, а позже вспомнить невероятное – стыд Вольного. Нет, Аня. Это ты сама напридумывала себе чудес, чтобы верить в них. Потому что в такое приятно верить, отвлекаясь от болячек. Но…

А были ли слезы?

Нет. Наверняка Вольные не плачут. С чего бы это? Даже при гибели всей Красной Осоки, где в руинах осталось лишь воспоминание о его родителях, он не растерялся. Был эмоционально непоколебимым, твердым, решительным. И в ту безумную ночь мне просто показалось. Отвернувшись, словно прячась от моего взгляда, Вольный тер глаза вовсе не из-за выступивших слез, а от банальной усталости.

А если слезы все же были?.. Жалел незнакомых Тиналь и Фираэн? Не поверю. А больше жалеть было некого.

Я вздрогнула от громкого чириканья. Маленькая белая птичка уселась прямо на балкон и разбудила задремавшего Кешу. Его воркование не раздражало. Наоборот, в моем заточении он был единственным, к кому я мысленно обращалась, чтобы в долгом одиночестве окончательно не раздвоить свою личность. Новая клетка была с позолоченными прутьями, и совершенно мне не нравилась. Зачем настолько большая, если Кеша все равно летать в ней не может? И с комода снять пришлось. А когда перетаскивала поближе к столу, все боялась, что уроню. Птица чирикнула еще раз, покрутила головой и упорхнула. Кеша важно нахохлился, еще немного поворковал и снова с удобством разместился на жердочке, опуская веки.

Я переплела пальцы, облокачиваясь на стол и разглядывая одинаковые письма, но с разными именами: Нелтор, Рувен, Линсира, Эриэль. Если бы не знала, что они разной расы, представляла бы себе людей. Отвернулась к балкону; взор упал на тяжелые бутоны голубой лилии, поставленной в расписную напольную вазу. Последняя мысль юркнула прочь, испугавшись громкого звука, и упорхнула вместе с птицей. О чем же я думала? Снова посмотрела на письма. Что-то меня в них настораживает. Давно настораживает. И даже не подозрение в осведомленности мудрецов…

– Почтенная, – тихо позвала Дариэль с коридора, разбивая начало новой череды мыслей. – Я могу войти?

– Входи.

Дариэль отодвинула занавесь, шагнув внутрь. Неотрывно смотрела в пол, упрямо не желая встречаться со мной взглядом.

– Почтенный Акеон просил привести вас к нему.

Акеон?

Кулаки сжались так сильно, что ногти больно впились в ладони. Зато, быть может, я, наконец-то, получу ответы на все свои вопросы, коих скопилось немало.

Огладила складки на светлом платье и решительно поднялась.

– Веди.

За время одиночества я много раз прокручивала перед взором возможное развитие событий: многочисленные встречи, оправдания, беседы, обвинения… В голове билась только одна мысль: дождаться северян. Но в планах появился еще один пункт: никаких зелий, никакого алкоголя больше. Я буду уходить ночами и изучать свой дар. Заставлю его подчиняться не настроению, а моей воле.

А потом, когда изучу дар, я… обязательно справлюсь.

Кабинет находился не так далеко от кабинета Волтуара. Идентичная дверь с идентичным камнем на ней. Хмурый деспот распахнул ее, смерил нас с Дариэль недовольным взглядом и молча исчез внутри, оставив дверь открытой. Я вошла, закрыв ее за собой, и осмотрелась. Темная массивная мебель, никаких цветущих растений, но фикусы и что-то лохматое, отдаленно напоминающее миниатюрную тую, все же обнаружились на высоких шкафах.

– Сядь, – сказал Акеон, устроившись за столом и склоняясь над журналом.

На низком диване с бордовой обивкой лежало множество документов. Оставалось кресло возле стола. Слишком близко к тому, от кого хотелось держаться подальше.

– Спасибо, если можно, я постою.

– Сядь! – приказал он, поднимая на меня глаза. – Я не позволю тебе смотреть свысока.

Так вот в чем дело…

Я села на краешек кресла, смиренно сложив руки на коленях. Правителя не торопила, позволяя ему завершить неотложные дела. Он подпер висок указательным пальцем, продолжая внимательно бегать взглядом по строкам журнала.

– Знаешь, почему вас запирают в наказание? – спросил, не глядя в мою сторону.

– Не имею ни малейшего понятия.

– Чтобы вы подумали над своим поведением.

– Странно…

Я сжала губы, не позволяя себе договорить. Как только увидела Акеона, внутри сразу же разбушевалось пламя, которое с трудом удавалось подавить.

– Как вижу, – Акеон все же закрыл журнал, отодвинул его и, развалившись в кресле, посмотрел на меня, – ты над своим поведением не думала.

– Что вы хотите услышать в ответ?

Главное, вести себя спокойно, мягко, не наглеть. Держать голос ровно, а за словами следить как никогда прежде. Все в порядке, у меня получится.

– Значит, искреннего сожаления мне от тебя не ждать? «Странно»… Что странно? Договаривай.

– Вам не понравится. Вы разозлитесь и ударите меня снова.

– Ударю… – пробарабанил коготками по столу. – Проблема всего лишь в этом? Тебя никогда не били?

– А вас? – голос звучал тихо – замечательно.

– Я правитель.

– А я женщина.

– И что это меняет?

– В моем мире поднять руку на женщину…

– В моем мире, – повторил он перебивая. – После этих слов фразу можно было завершить. Эту тему разговора предлагаю закрыть. Перейдем к следующей.

– Когда я смогу увидеться с Волтуаром? – опустила голову, разглядывая дрожащие кончики пальцев. Все в порядке. Почему же волнуюсь?

– Когда я разрешу. И вопросы задаю я. И от твоих ответов зависит, когда я разрешу вам с Волтуаром увидеться.

– Вам не стоит ждать искренности, – размеренно произнесла я, стараясь дышать глубже.

– Так нравится быть в одиночестве?

– Наоборот, честно предупреждаю, что буду юлить и льстить.

Взор правителя блуждал по моему лицу, будто пытался за что-то зацепиться, но не мог.

– Хорошо, учту. Теперь о следующей теме. Следы от моих когтей останутся на полпериода, но целитель сведет их. Ежедневное лечение встанет мне в крупную сумму, но я готов ее выложить.

– Но не из-за вины передо мной.

– Перед Волтуаром. Тебя бы я скормил монстрам, как и ту… – он сощурился, почесав кончик носа.

– Тиналь.

– Что? – изогнул бровь.

– Ее имя Тиналь.

– Ее имя, – налег на стол, придвигаясь ко мне ближе, – Мертвец. Таких мертвецов я вижу ежедневно тут, – ткнул пальцем в журнал.

– В цифрах, – пробормотала я.

– И ведь не тупая. Тогда зачем бросилась на защиту никчемной единицы?

Я встрепенулась, глянув прямо в его глаза. Показалось, будто он злится больше для показательности.

– В стол смотри, – потребовал, и я моментально выполнила. – Там были представители высших гильдий. Без них это разбирательство обойтись не могло.

– Вы оправдываетесь? – удивилась я. Может, еще собирается извиниться? Как будто легче станет…

– И не мечтай. Жду благодарностей.

Щеки опалило жаром, дыхание стало тяжелее. Я стиснула челюсти, проглатывая одно оскорбление за другим, не позволяя им вылиться на рогатую голову, когда так хотелось.

– Не дождусь, – понял Акеон. – Ты легко отделалась. И стоило отродье того?

– Ребенок, – процедила я сквозь зубы.

Вспоминая лекции в университете, курсовые, дипломную и дополнительные курсы по экономике, которые пересекались с политикой разных стран, я отчасти понимала поступки и решения правителей. В расчетах на перспективы понимала. Однако тошнотворный комок поднимался к горлу сразу же, как только мысли начинали оправдывать действия всех тех, кто вынес смертный приговор ребенку и молодой девушке. Да, они были виновными, но что-то внутри меня никак не могло осудить их и принять жестокое наказание.

– Тут их несколько сотен, – швырнул он мне под ноги журнал.

Я оттянула от корешка носки сандалий и попробовала сглотнуть, но не получилось. Во рту сильно пересохло, но просить у Акеона воды глупо. Он заглядывал мне в лицо, и я старалась держаться ровно, не отворачиваться.

– Почему не плачешь и не расшибаешь лоб об пол? Только что я сказал тебе, что в журнале имена сотни умерших детей.

– Я их не знаю, – скривилась, не выдерживая воспоминаний. Руки словно все еще удерживали маленькую девочку.

– А этих знала несколько мгновений. Они были убийцами.

– Но я жива. Они не успели меня убить.

– И если ты жалеешь об этом, то я рад. Хоть в чем-то мы с тобой сошлись во мнении.

Он порывисто поднялся с кресла и подошел к окну, складывая руки за спиной.

– Вы ненавидите людей, – прошептала я, рассматривая силуэт на фоне дневного света.

Акеон услышал, ответил:

– Терпеть не могу, но тебя приходится.

– Метка, – я притронулась к коже под глазом. – Если бы я не бросилась на защиту Тиналь, все могло бы быть иначе?

Он повернулся и, хмуро разглядывая меня, проговорил:

– Она, Мертвец, единица. Не сближайся с теми, кого ценить не за что. На всех не хватит.

Я посмотрела в пол, на толстые нитки темно-зеленого ковра.

– Зачем бросилась на ее защиту?

– Она напомнила мне брата и… в моем мире…

Нужно ли продолжать?

– У вас не убивают? Не приговаривают к казни? Дети не умирают? Ты им как-то помогала, защищала? Каждому, кто попадался на пути?

Я молчала. Даже Волтуара до того, как он полюбил меня, я не могла уличить в такой же жестокости, но одновременно правильности рассуждений. И даже никого похожего вспомнить не могла. Хотя… один все же на ум приходил.

– Вы сами мертвы, – несдержанно выпалила, мгновенно зажмурившись и втянув голову в плечи.

У Кейела хотя бы оправдание есть – он Вольный. Только учится эмоциям. Тишина затягивалась, меня никто не ударил, громкие крики не заполнили комнату.

– Кто говорил с тобой, пока ты была в своей комнате?

– Никто.

– Дариэль?

– Предупреждала, что войдет, и здоровалась.

– Дворцовый целитель?

– Был чуть более разговорчив: интересовался моим здоровьем.

Акеон снова сел, но теперь на подлокотник кресла.

– На меня посмотри, – потребовал, чем немыслимо удивил. И жестко добавил: – В глаза.

Посмотрела. Светло-зеленые. Кошачьи ли? Неважно. Неприятно прожигают холодом.

– Что бы ты не делала, ее бы все равно казнили. Она преступница. Старшая единица может была невиновна, но ровно до того момента, пока не попыталась обмануть правителей.

Я нахмурилась.

– Не понимаешь? Забыла? – сразу же спросил Акеон, склоняя голову набок. Его волосы, убранные назад, будто даже не шелохнулись. – Она брала вину на себя.

– Всего лишь попыталась уберечь младшую сестру.

– Непростительный обман небесных.

– За это казнят?

– Изгоняют. Тогда за что казнили? Я виновна?

– Сиелра воспользовалась твоей оплошностью. Ты, да, виновна. Это что-то сейчас меняет?

– Многое.

– Например?

И снова молчала, не зная, что ему ответить.

– Твоя метка под глазом не исчезнет. Даже не надейся.

– А как же заслуги перед духами?

– На тебя возложена не твоя вина, а вина старшей единицы. Она пыталась ввести в заблуждение небесных, оправдать убийцу, покусившуюся на жизнь почтенной, приближенной к небесным. Такую вину придется нести всю жизнь. Духи небесных не потерпят, чтобы над ними насмехались, а тут…

Он хлопнул в ладоши, приподнимая подбородок и уставившись в потолок.

– Сейчас вы со мной говорите так, будто… Вы знали, что за всем стоит Сиелра?

– А кому еще точить на тебя клык? – снова вскинул бровь.

Я не удержалась: облокотилась на колени и опустила голову на руки, закапываясь пальцами в волосы.

– В своем мире ты научилась сравнивать смерть с цифрами, но была далека от политики?

– Статистика, – пробормотала я.

– Громче. Я не буду разбираться в твоем лепете.

Я подняла голову и отчетливо произнесла:

– Я знаю статистику, хорошо считаю, анализирую, делаю выводы, прогнозирую, планирую… Да, меня учили переводить и смерть, и жизнь, и… что угодно в цифры. Отдаленно я знакома с политикой, но со смертью, стоящей в полуметре от тебя, познакомилась впервые в Фадрагосе.

Выдохнула, стараясь унять дрожь в руках.

– И вправду знаешь? – кажется, заинтересовался Акеон.

Я едва слышно рассмеялась, потирая виски.

– В Фадрагосе я вспыльчивая дикарка, – неожиданно для самой себя стала проговаривать мысли, мучающие последние дни. – На Земле – любимая дочь, старшая сестра, верная девушка, прилежная студентка и привлекательный молодой специалист, хоть и без опыта работы. Я привыкла видеть выгоду, – стала загибать пальцы, глядя перед собой, на окно, – рассчитывать, анализировать, планировать… Планирование, расчеты – выгода фирме, семье, себе… На деле привыкла к теории. На практике же научилась считать только сдачу в магазине и деньги в чужих кошельках, сейфах, на банковских счетах. И что теперь я считаю? Даже не звезды на небе, а имена тех, чьи смерти на моей вине. Что мне делать?

Акеон долго смотрел на меня, сцепив руки в замок, а затем коротко ответил:

– Приспосабливаться.

Я разогнула пальцы и посмотрела на ладонь, на протянутые линии по ней, на мелкие дорожки вен, хорошо скрытых под кожей. Приспособиться легко на словах. Светка много лет бросает курить, а Витек, партнер и друг Женьки, много лет отключает телефон перед застольем, чтобы, напившись, не позвонить бывшей, но потом напивается и включает мобильный, или просит его у других. Мама всю жизнь обгрызала ногти под корень, засиживаясь с контрольными допоздна, а папа каждый вечер включал новости, чтобы поругаться на чиновников и сказать, что СМИ всегда врут. Когда мы с Егором советовали ему отключить телевизор или переключить канал, он почему-то обижался. Можно ли избавиться в короткий срок от всех привычек разом?

– Знаешь, как выбирают правителей? – разрезал затянувшуюся тишину Акеон.

– Как и мудрецов – духи указывают?

Он кивнул и сразу же стал объяснять:

– Потом ребенка забирают у семьи, а семью награждают титулами, поместьями и дополнительными слугами. Правители отходят от власти спустя долгие периоды безупречной службы своему народу, и тогда их продолжают содержать вдали от дворцов, в собственных домах. Окруженные любимой семьей, они также вынуждены уделять внимание чужим детям, потому что передают знания будущим правителям.

– Постоянный круговорот, – пробормотала я. Двигатель мироустройства, видимо, во всех мирах неизменно – цикличность.

Акеон будто не обратил на мое бормотание внимания, продолжая говорить:

– И если бы Волтуар потерял метку, то… круговорот – пусть будет так. Он бы приостановился. Произошел бы маленький сбой в этом механизме. Правители приходят к власти поочередно. И уходят так же. Когурун – старший. Сначала уйдет он, а на его место придет подготовленный правитель. Как и ты, умеющий считать лишь в теории. Практике его будем обучать тут, мы с Волтуаром. Обвинив Сиелру, ты подставила весь регион Цветущего плато. Волтуара могли сместить досрочно, а регион прогнуть так, как выгодно всем высшим гильдиям Фадрагоса.

– Но она же виновата, – опустила я плечи. – Не девчонки виноваты, а Сиелра. Да, и очевидно ведь, что ее слуги получили дорогущий яд не на улице. Протащили его во дворец, прошли в зал во время торжества. Неужели непонятно, кому они могли принести клятву, и кто все организовал?

– Сиелра – жена выдающегося представителя высшей гильдии Фадрагоса – гильдии Справедливости. Они гораздо влиятельнее любого региона – за ними стоит весь народ Фадрагоса. Распри с ними никогда не бывают выгодными.

Понятно. Что-то вроде ООН. А неплохо же меня привлекла мировая общественность, когда все было завязано на Кейеле. Может, он кому-то перешел дорогу? Кому-то неимоверно влиятельному…

– Весь народ Фадрагоса, кроме северян, – нахмурилась я.

– О северянах тебе говорить не положено, – тяжело вздохнул он, роняя голову на грудь и продолжая говорить: – Как и об остальном. И если бы не просьба Волтуара быть с тобой помягче, я бы давно велел страже сбросить тебя с утеса.

Я замолчала. Разговор с Акеоном оказался совсем не таким, как я себе представляла. Он не жалел меня, не юлил, желая уберечь. Терпимо, но прямо и хорошо пояснял все мудреное, сложное. Я даже не осознала, как стала поддерживать разговор и делиться с ним мыслями, будто ждала от него понимания. И кажется, получала его. Просто какое-то иное, пропитанное неприятным снисхождением.

– Можно опять спросить о Сиелре? – осторожно поинтересовалась. Если откажет, значит, потом, когда мне разрешат повидаться с Елрех, я узнаю у нее.

– Спрашивай, – великодушно разрешил Акеон.

– Я знаю несколько распространенных клятв в Фадрагосе, ритуалы, которые…

– И требование абсолютно всех клятв оскорбит Сиелру, – оборвал он. – Не своей рукой она подала тебе отраву. Духи укажут на прямого, основного, виновника. Провести ритуал можно было, но на нее он бы не указал. А потом что? Требовать клятву? Кто ты, и кто она? Будь ты супругой Волтуара, мы могли бы побороться, но сейчас ты просто высокооплачиваемая шлюха, которая, по идее, должна гордиться своим статусом и благодарить за то, что попала в огромную кровать Волтуара. Однако вместо робкого спасибо мы получаем от тебя проблемы.

Вновь обдало жаром. Я закрыла глаза, сжимая ткань платья и утихомиривая злобу с примесью обиды.

– А алтарь Возмездия? – борясь с головокружением и желая заполнить невыносимую тишину, поинтересовалась я, и поняла собственную глупость до того, как Акеон ответил:

– У кого требовать подступиться к нему? У ее мужа? Гильдия Справедливости была заинтересована в поимке Вольного. И прямое доказательство? К сожалению, ты жива и ничуть не пострадала.

– Зачем вы позвали меня к себе? Чтобы сказать, что мне не за что было бороться?

– Да.

Понятно. Всего лишь пешка в политических интригах. Возможно, правители даже выгоду поимели с этого представления.

– Я поняла. Теперь мне можно идти?

– Отправляйся к Волтуару. Он с ума сходит, мечтает увидеть тебя.

Стоя у двери, я все же обернулась и задала очередной вопрос, ответ на который мне не хотелось слышать:

– Если бы я молча вылила отравленное вино, не отдавала его слуге, все закончилось бы благополучно для всех?

Акеон долго и пристально смотрел на меня, а затем кивнул и, поднимая журнал с пола, добавил:

– Но я бы не был знаком с большей тупицей, чем ты. Если перестать ценить себя, остальные тоже не станут этого делать. У них не останется веры в тебя. А теперь тихо прикрой дверь с другой стороны. И больше никогда не обращайся ко мне.

Я кивнула и выскочила в коридор, снова до боли сжимая кулаки.

…А потом, когда я научусь пользоваться даром, никому не придется говорить об отраве в бокалах, никто не будет убивать, защищая меня. Я все смогу сделать сама… И я обязательно справлюсь.

К кабинету Волтуара подходила фактически на носочках. Почему-то перед ним было особенно стыдно. Встречаться с ним совершенно не хотелось, а в голове никак не складывался образ нашей встречи. Что мы будем говорить друг другу? Да и хочу ли я что-то говорить ему? Тем не менее сжала камень в руке и, дождавшись, когда он потеплеет, отпустила.

Метка Волтуара по моей вине потеряла яркость. Но в чем именно я ошибалась, а он прощал? И ведь мы с ним неоднократно обсуждали мои оплошности. Волтуар всегда говорил, что не знает, где я могу оступиться, потому что чужая и незнакомая Фадрагосу. Он ведь не может знать об измене и молчать о ней? Это было бы слишком…

Дверь открылась, а Волтуар так же, как и Акеон, вперил в меня хмурый взгляд. Однако вскоре хмурость прошла, а на лице осталась легкая растерянность.

– Асфирель, – произнес он, словно не верил, что видит меня перед собой. Будто мы не виделись много десятилетий, и он уже ни на что не надеялся. – Входи.

Отошел в сторону, пропуская внутрь. Опустив голову, я прошла в кабинет и замерла. Дверь закрылась с тихим щелчком, а Волтуар уже стоял передо мной.

– Почтенный…

– Ты простила меня? – приподнял коготком мою голову за подбородок.

Виновато разглядывал шрамы на щеке, а затем метку. Я рассматривала ее лишь однажды в зеркале. Черная, похожа на знак бесконечности, но с острыми гранями и неаккуратным горизонтальным росчерком.

– Прости меня, Асфирель. Я не мог поступить иначе. Не злись.

– Я не злюсь, – взяла его за руку и выдавила из себя улыбку. – Я не злюсь.