Текст книги "Граница горных вил"

Автор книги: Ксения Тихомирова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 33 страниц)

Глава 4
ПОБЕГ

Утром на вокзале началась изнурительная бестолковая суматоха, почему-то всегда преследующая поездки такого рода. Никто не знал, как ехать в интернат, который принимал их «в порядке обмена». Был только его номер и телефон. Старшая дама долго названивала в этот интернат, но трубку никто не брал. Потом звонили в Москву, своей несгибаемой директрисе. Та разыскала где-то адрес питерского интерната. Еще некоторое время шли расспросы местных жителей о том, как добраться на какую-то далекую, окраинную и малоизвестную улицу с невыразительным названием.

Дети тем временем осаждали съестные ларьки (им всегда хочется есть и всегда хочется поскорее потратить деньги). Андре пытался «повозиться» с Костей, найдя свободный пятачок, но ничего хорошего из этого не получилось. Слишком многих эта возня профессионально заинтересовала. Во-первых, ребят в штатском, приблизившихся на какое-то уж совершенно неприличное, угрожающее расстояние. Во-вторых, милиционера, решившего проявить бдительность на глазах у коллег-силовиков. В-третьих, сопровождающих дам, которые всякую возню такого рода воспринимают как хулиганство и стараются пресечь. А в-четвертых, интернатского физкультурника. По иронии судьбы его тоже звали Славиком, и он стал с интонацией небрежного превосходства доказывать, что Андре все делает неправильно. Тот немедленно закончил тренировку, сунул руки в карманы и стал что-то насвистывать (хотя и не был уверен, что на вокзалах разрешается свистеть: я ничего ему об этом не сказал). Славик отошел, а Костя разочарованно спросил:

– Но ведь ты справился бы с ним одной левой?

– Ну, может, и не одной, но справился бы. А что?

– Так показал бы ему, что правильно, а что – нет.

– Он ваш учитель. Я не могу прикладывать его при вас.

– Учитель! – протянул Костя, но не стал объяснять, что он имел в виду.

Дорога к далекому питерскому пристанищу пролегла почему-то не прямо через метро, а с промежуточной прогулкой по Дворцовой набережной, вдоль Невы, сплошь забитой множеством небольших судов – не больше «Дельфина». Интернатская команда держалась одной компактной стайкой: детей было не так уж много. Андре покосился на Саньку:

– Если что, с детьми вполне справятся и без тебя.

– Да, только Римме Борисовне придется больше работать и меньше отдыхать.

Андре и сам заметил эту даму. Она отличалась тем, что командовала детьми, не поднимаясь с места. Санька пояснила, что Римма Борисовна попросилась в экскурсионную команду сама, потому что ей захотелось навестить своих питерских родичей, находясь при исполнении обязанностей. Это очень выгодно с денежной точки зрения. Поблескивая золотом в ушах (почему-то ее серьги и другие украшения очень бросались в глаза), Римма Борисовна жизнерадостно и громко восторгалась видами. Она не знала, какие ей готовились неприятности.

Вид, как всегда, был изысканно красив – сквозь дымку легкого морозного тумана, в розовом свете зимнего утра. В Питере оказалось холоднее, чем в Москве.

– Вот здесь особенно заметно, – сказал Андре, – какая зыбкая у нас граница с большим миром. В Москве здешняя реальность ощутимей. Правда, и нездешняя тоже, насколько я помню.

Санька не успела ответить, как в разговор влез не замеченный вовремя Сережка.

– А где в Москве нездешняя реальность?

– Там есть такой монастырь, – ответил Андре, – мы возле него на горке катались, когда нам было примерно столько же лет, сколько сейчас тебе.

– Новодевичий, – сказала Санька.

– Да. Я помню, там, внутри ограды, стоял белый храм, а мне показалось, что это облако спустилось и висит над самой землей. Хотел я рассмотреть его поближе, но туда уже не пускали.

Такой ответ Сережу озадачил, и он умолк.

– Я теперь понимаю, что Бет права: граница должна быть открыта, – сказал Андре, снова обращаясь к Саньке.

– Кто такая Бет? – опять влез Сережка.

Другие «белые вороны» тоже держались близко, так, чтобы слышать разговор.

– Бет – наша королева, – пояснил Андре, – королева нашей страны. А мы ее подданные. И не только мы. На свете много ее подданных. Им нужен шанс однажды перейти границу и вернуться домой.

– А это не будет предательством? – спросил Костя, лучше других понимавший, о чем идет речь.

Санька смотрела на них с молчаливым удивлением. Андре покосился на нее и ответил:

– Взгляни с другой стороны. Что, если ты родился подданным королевы Бет? Ты всегда и везде будешь чужаком, пока не вернешься домой. А вот если не вернешься, тогда и будешь предателем.

– Почему я никогда не слышал про эту королеву? – ворчливо спросил Сережа.

– Почему же не слышал? – улыбнулся Андре. – Наверняка слышал и не один раз. Обычно ее называют королевой фей.

– И как же перейти эту вашу границу? – спросила Таня.

– Да примерно так, как рассказывают в сказках, – ответил Андре, пристально вглядываясь в сутолоку суденышек. Потом оглянулся: штатские сопровождающие были на месте, отставая на несколько шагов от школьной толпы. Он продолжал: – Мы постараемся вам в этом помочь, но не сегодня. Ты не обижайся.

– Нет, я не обижаюсь, – кивнула Таня с насмешливой улыбкой.

– Ну, тогда до встречи. И удачи вам, – улыбнулся в ответ Андре и повернулся к Саньке:

– Видишь впереди спуск к воде? Бежим.

Схватил ее за руку, и они бросились туда, где то ли мелькнул, то ли померещился в тумане еще один кораблик, не такой, как остальные. Хотя почему не такой? Кораблик как кораблик, только флаг над ним был уж очень интересный: на зеленом поле белая коза, стоящая, как геральдический лев.

Погоня была очень недолгой, поскольку, несмотря на все невзгоды, Андре и Санька бегали, как прежде: как ветер, а не «как стадо бегемотов». А именно так, по определению Андре, затопали их преследователи. О том, решились ли эти последние открыть пальбу в центре Питера да еще в толпе детей, мнения разошлись. Санька и Андре утверждали, что никаких выстрелов не было или, по крайней мере, они их не заметили. Капитан же «голландца» утверждал, что пальба была, – да что толку стрелять по щиту, тем более по призрачному кораблю? Пустая трата времени и пуль. И очень велика опасность рикошета – ну, в общем, глупая затея. Кораблик проскользнул почти вплотную к низкой неогороженной площадке, и ребят буквально подхватили на борт. Затем «Зеленая коза» вроде бы промелькнула среди других суденышек и растаяла в тумане. Для этого ей ничего особенно не нужно было делать: «голландцы» – невидимки по сути.

Кораблик-то растаял, но те, кто остался на набережной, были видны с него четко и ясно – как в перевернутый бинокль. На первом плане, у самой воды, – герои в штатском. Выше – толпа школьников, растерянно вертевшихся во все стороны, чтобы увидеть то главное, что уже никак нельзя было увидеть, – уплывающий кораблик с беглецами. Среди школьников – такие же растерянные взрослые, которые, кажется, вообще не поняли, что же произошло. Отдельной маленькой группой у парапета сгрудились «белые вороны» и махали руками вслед невидимому кораблю.

Санька стояла у борта, смотрела на них и тихо плакала.

– Не надо, – утешал ее Андре. – Мы еще украдем твоих детей – если они, конечно, захотят.

– Я сам за ними зайду, барышня, – кивнул седоусый капитан. – Как только начнут бродить по набережной и тосковать, так тут же и явлюсь.

– Я не о том, – ответила им Санька.

– Понятно, – сказал капитан и кивнул Андре: – Забери-ка свою барышню в кают-компанию. Вас там покормят завтраком. Порция доброй овсянки – и все как рукой снимет.

«Зеленая коза» принадлежала, строго говоря, не нашему королевству, а соседнему. На Балтике подвизались кораблики из Шотландии, Ирландии, Уэльса – не видимых, а легендарных, разумеется. Само название этой посудины говорило за себя – со всеми его сказочными корнями и алогичным юмором детских стихов. Соответственно, и пассажиров они доставляли не к берегам Средиземного моря, а к своим родным северо-западным суровым берегам. Такие уж это кораблики.

Море, как всегда в это время года, было неприветливым и неспокойным, но на «голландцах» не качает, лишь очень клонит в сон. Ребята почти всю дорогу (трое суток) провели в странном блаженном полузабытьи. Потом они вспоминали, что совсем не все время спали, что вечерами в кают-компании собиралось замечательное общество. Там по стенам поблескивали под стеклом старинные карты и приборы, а лампы высвечивали мягким светом небольшие теплые круги: то часть стола, то фрагмент кресла, то тяжелую штору с кистями, прикрывавшую иллюминатор. В кают-компании играли на волынке и на клавикордах, пели хором и рассказывали удивительные истории. И хоть никто не сомневался, что все это было на самом деле, у ребят осталось ощущение, что плаванье на «Зеленой козе» им приснилось, причем обоим сразу. Вот такой счастливый сон. Они утверждали, что «Коза» даже менялась в ходе плаванья: то становилась небольшим современным теплоходиком, а то серьезным крылатым парусником, правда, под белыми парусами.

Реальным показался только последний эпизод их плаванья, когда корабль прошел вдоль грозного прибоя, взлетавшего до небес и рушившегося на дикие скалы, и легкой тенью проскользнул в небольшую закрытую бухту. Там была пристань, выше – деревушка, всего-то пять каменных домиков.

Одной из замечательных особенностей «голландцев» является то, что законы нашей страны выполняются на них с откровенной волшебной убедительностью. Когда мы снаряжали Андре в спасательную экспедицию, мы учли, что, возможно, ребятам придется идти по глухим местам – если их высадят далеко на западе. Беда-то, собственно, невелика: надо идти себе вдоль Круга на восток, и рано или поздно доберешься до дома. Но для этого похода требовалось соответствующее снаряжение: палатка, спальники, одежда, обувь, каны, продукты и прочее. Мы собрали ребятам по соответствующему рюкзачку и погрузили их на «Дельфин». А дальше произошло некоторое таинственное перемещение масс, и рюкзаки оказались именно на том корабле, который подобрал ребят, – то есть на «Зеленой козе».

Рюкзачки были укомплектованы с запасом, на случай, если до самого нашего пограничья ребята не встретят никакого жилья. Капитан «Зеленой козы», взвесив Санькин рюкзак, остался недоволен. Он сам донес его до дома, куда определил ребят на ночлег, и очень советовал добыть какого-нибудь вьючного помощника, но ничего не получилось: в селенье не нашлось лишнего ишака, значит, помощник ребятам и не полагался.

– Я сильная, – сказала Санька, – я вполне могу нести такой рюкзак.

– Сильная, сильная… – проворчал капитан. – Барышням надо на балах танцевать, а не по горам с рюкзаками бродить.

Рюкзак Андре он тоже взвесил и пришел к выводу, что груз разложен правильно. Но все равно не удержался от нравоучительных напутствий:

– Идите осторожно, не спешите. Некуда вам спешить. Я передал в открытом море на ваш катер, что с вами все в порядке и чтобы вас встречали. Ты только не давай барышне сильно уставать. Привалы делай, как заметишь, что ей трудно. А то она лишний раз не пожалуется… Досталось ей, сразу видно.

Андре кивнул.

– Тебе тоже досталось, но я вот что тебе скажу… Я всякого повидал на своем веку и теперь точно знаю: легче пять раз пережить наши… этакие, особенные неприятности, чем просто жить в этом их большом мире. Тем более твоей красавице. Она ведь не оттуда родом. Ты это знаешь?

– Догадываюсь.

– Чего уж тут догадываться? Это сразу видно. Так что смотри, не отпускай ее больше болтаться невесть где.

«Коза» исчезла незаметно, по-английски. Была – и вдруг растаяла в вечерних сумерках. В маленьком доме было празднично, уютно и тепло. Везде висели гирлянды остролиста и омелы: накануне наступило Рождество. В этой глухой валлийской деревушке от века не слыхали о григорианском календаре и праздновали Рождество по юлианскому – 7-го января. Церковь находилась в соседнем селе (это не близко). Народ ходил туда на ночную службу, днем вернулся, а к вечеру уже веселился вовсю. Ребят позвали к ужину и рассказали им, как выйти на тропу, идущую вдоль Круга, и какие на этой тропе подстерегают опасности. В приморской деревушке дорогу на восток не считали приятной прогулкой. Кроме понятных и естественных предупреждений об оползнях и камнепадах в словах местных жителей звучала еще некая опаска, к которой Санька и Андре прислушались с достаточным вниманием: они-то знали, что сказки об опасности на пустом месте не возникают.

– А что там происходит? – выпытывал Андре.

– Да кто ж его знает? Пошел один из соседней деревни и пропал. Может, заблудился, может, со скалы сорвался. А вот рассказывали у нас и раньше, что люди в этих местах пропадают. Да…

Ребята не смогли определить, были ли это отголоски Альберовых фамильных художеств или какая-нибудь неведомая местная напасть. На всякий случай они решили принять меры предосторожности. Во-первых, щит не отключать, но колпак не ставить: по колпаку какой-нибудь чересчур знающий злодей мог бы их выследить даже издалека. Во-вторых, выбирать места для стоянок так, чтобы они были отовсюду закрыты и костер не бросался в глаза. А в-третьих, разделить ночь на стражи и по очереди бодрствовать, чтобы беда не застала их врасплох.

В горах не было ни дождя, ни снега, но висел туман, поэтому ребята шли очень медленно. Главное было не сойти с тропы, до которой их в первый день все-таки проводили, посетовав на неуютную погоду.

– Действительно, тут странная зима, – сказала Санька. – Я от такой отвыкла. Зима – значит полгода снег и лед. Сплошная графика, никакой живописи.

– Здесь тоже графика, – вздохнул Андре. – Только немного в стиле «сюр». Вон, пожалуйста: клубок тумана, а из него прутья торчат. То ли куст, то ли ежик. А тебе действительно хочется, чтобы было похолоднее?

– Пожалуй, лучше бы здесь было потеплее. И посветлее, – отозвалась Санька. – Так и кажется, что вот-вот шагнешь в пропасть.

Но тропа была проложена очень надежно и нигде не обрывалась ни в какие неприятности. Санька с Андре просто брели, невидимые и неслышные в тумане, между странами и мирами, не в пустоте – а вроде и нигде.

Глава 5
ПУТЕШЕСТВИЕ ВДОЛЬ КРУГА

Путь оказался долгим и тяжелым. Может быть, в этом был виноват туман, промозглый, влажный, зябкий и коварный, менявший звуки, расстояния, очертания предметов. У ребят осталось впечатление, что они шли сквозь сплошные облака, хотя я не представляю, как такое могло быть. В первый же день они приладились идти в импровизированной связке – настолько велик был риск потеряться в этом странном мире. Компас, правда, надежно показывал направление (не спрашивайте меня, как это возможно); иногда в просветах тумана был виден каменный Круг, и тропа не пропадала из-под ног.

Сказалась, вероятно, и их прошлая усталость, болезнь Андре и безрадостный, чрезмерный подвиг Саньки. Ночные дежурства тоже не добавляли им бодрости и сил. Тревожное вслушивание и всматривание в смутную тьму; резкий холод ночи, и потом тяжелый, через силу утренний подъем. Глядя друг другу в осунувшиеся лица, оба пытались что-нибудь придумать, но, в конце концов, все сводилось к спорам, из чьего рюкзака сначала доставать продукты: Андре считал, что из Санькиного, Санька – что из обоих по очереди. Но вообще говорили они мало: и силы берегли, и тишину вспугнуть боялись. Обоим лезли в голову тревожные сказки о колдовских туманах. Западная страна всегда считалась местом непростым: там, рядом с чистым миром вил, водилось много магии, древней и очень опасной, от которой у нас всегда держались подальше.

На десятый день пути тропа стала довольно резко подниматься вверх. Лес сделался гуще и темнее, а туман начал отступать. Он не лежал уже сплошной подушкой, а вился полосами. Деревья, камни и кусты стали похожи на себя, и дышалось легче. Правда, идти все равно было трудно: дорогу то и дело стали пересекать ручьи. Ребятам приходилось прыгать по камням с риском поскользнуться и упасть в ледяную воду, а сломать руку или ногу на таком пути было бы катастрофой.

– Постой, – сказал Андре, споткнувшись чуть ли не в двадцатый раз, причем на ровном месте. – Так больше нельзя.

– А что ты предлагаешь? – Санька устало остановилась и взглянула на него с надеждой: вдруг и вправду скажет что-нибудь толковое?

– Нам лучше сегодня больше не идти, а ставить лагерь.

– Здесь очень крутой склон.

– Поэтому я думаю (давай-ка ухо, информация секретная): давай поднимемся немного над тропой и посидим в засаде с полчаса. Я потом объясню.

– Да я, наверно, понимаю. Смотри, вон там валун – почти скала, возле него хороший подъем.

– Не вижу подъема, но все равно. Веди.

– Как не видишь? Вот же он.

Санька потянула Андре за собой и в самом деле ловко взобралась на валун, как будто предложение поставить лагерь придало ей сил.

– Пройдешь со своим рюкзаком? – спросила она у Андре. – Или лучше снять его?

– Пройду. Только дай руку. Что-то я сегодня совсем никуда не гожусь. Ну, все, дальше легко.

Они устроились над тропой, за колючим и разлапистым терновым кустом (хороший куст – терновник, это всем известно). Тропу из их засады видно не было: подъем прямо над ней оказался очень крут и весь зарос густым подлеском, но слышно было замечательно. Каждый звук падал отчетливо, как капля. Да, в общем-то, кроме легкого стука капель, иногда падавших с веток, слушать особенно было и нечего.

– Если кто-то за нами крадется, – тихо сказал Андре (Санька вздрогнула), – в чем я очень сомневаюсь, поскольку он уже давно мог бы и проявиться, а мы его даже не слышали ни разу, – так вот, если он есть, этот сомнительный тип, он не должен отставать больше, чем на полчаса, иначе он рискует потерять нас – при такой-то видимости. Идти он будет по тропе: тут по-другому не пройдешь, а шуму будет на весь лес… Ну давай час подождем. Будет еще светло. Ты подремли, я разбужу, если что.

В лесу все было тихо, и никто не появлялся на тропе. Даже птицы вели себя очень спокойно; больших опасных зверей в предгорьях Круга не водится, а мелкие зверушки все больше прятались по норам и не шумели. Эта тишина не казалась сонной или напряженной – она была спокойной, будто лес с облегчением вздохнул. Санька и вправду заснула, и лицо ее впервые чуть порозовело и тоже успокоилось во сне. Через час Андре тихонько разбудил ее:

– Пойдем. Поднимемся еще повыше. Мне кажется, тут где-то должна быть ровная площадка. И я расслышал впереди ручей. Давай дойдем до него, по нему поднимемся и по нему завтра спустимся обратно на тропу.

Так они и сделали: дошли до ручья, уже не спотыкаясь на каждом шагу, хоть и шли без тропы; поднялись вдоль него по довольно крутому склону и вышли на отличную поляну, с трех сторон окруженную лесом, а с четвертой прикрытую скалой, с которой и падал ручей. Он выдолбил себе под скалой целый бассейн, похожий на широкий каменный колодец.

День уже угасал, но на поляне было еще светло, и даже краски светились ярче, чем в нижнем лесу. Рябины на скале стояли еще красные от ягод (видно, птицы не все склевали), мох был зеленым, а вода отливала серебром. В лесу, конечно, было сыро, но хватало хвойного хвороста для растопки. Нашлось и ровное место для палатки, и камни для очага.

– А главная моя идея в том, – сказал Андре, – что я сегодня ставлю колпак, и больше никаких ночных дежурств. Я его, собственно, уже поставил на всю поляну. Пусть это будет наш дом.

– Пусть, – согласилась Санька. – Здесь хорошо. И очень интересная вода: не теплая, но не холодная. Легкая какая-то…

Андре с двумя канами как раз подошел к бассейну. Набрав воды, он отставил их в сторону, скинул куртку, засучил рукава и стал плескаться под серебряной струей. Кончилось тем, что он и голову засунул в водопадик.

– Отличная вода, – сообщил он, вынырнув из-под струи, – я бы поплавал тут немного. Хотя, конечно, не сезон.

– А ты не заболеешь?

– От такой воды, по-моему, заболеть нельзя. Ты посмотри за костром, хорошо?

– Я посмотрю, а потом тоже нырну.

– А если мы оба заболеем?

– Какая разница – оба или один? Вообще-то я постараюсь голову не мочить, а заболеем – будем болеть, пока не выздоровеем или пока нас кто-нибудь не спасет.

Но от купанья в каменных бассейнах не болеют, а совсем наоборот. Как будто с плеч у ребят сняли все прошлые невзгоды. Мне знакомо это чувство невесомого покоя.

Спустился тихий синий вечер; костер затрещал красными искрами, и, глядя в него, они впервые за весь путь заговорили о том, что оставалось нерешенным.

– Ну вот. Я, кажется, вывел тебя из царства теней, – сказал Андре, улыбаясь костру.

– А ты уверен, что так можно говорить? – спросила Санька, тоже глядя в огонь. – Конечно, там не жизнь, а трепыханье на липучке. Но бьются ведь не мухи и не тени, а живые люди. Если б не ты, я бы, наверно, там осталась до конца. То есть до смерти – потому что это и не жизнь. Но не пойти за тобой я не могу.

Андре кивнул (будто бы огню):

– Я двадцать раз все это передумал. Мне тоже казалось, что я должен был остаться в подземелье. А когда все взорвалось – что должен был сгореть вместе со всеми… Тем более что все так кончилось из-за меня… Если б не ты, я бы и дальше этим мучился.

– Если б не я?

– Да. Побывав в твоей квартире, я посмотрел на это по-другому. Даже святые, знаешь ли – не нам чета, – жили в своих монастырях, а не спускали с лестниц пьяных мужиков. Большой мир живет так, как ему нравится. А нам нравится жить по-другому, вот и все. Мы одной крови – да, конечно. Но это не значит, что мы во всем заодно.

– Что-то не видела я там людей, которым нравилась бы их жизнь, – сказала Санька недоверчиво. – Все понимают, что им очень плохо. Даже те, кто как-то приспособился.

– И тем не менее они живут, как тени, потому что сами этого хотят. Я знаю. Я ведь тоже был тенью среди теней. Нас строили три раза в день. Все остальное время никто не мешал им жить по одним законам, а мне – по другим.

– И тебя не считали сумасшедшим?

– Считали. А я их жалел. Но мне никто не давал права решать за них, как им жить. А тот, кто сам решится жить иначе, всегда найдет дорогу – дверь открыта. Бет ведь впускает всех, кто просит помощи. Если не хочешь жить, как тень, надо однажды вспомнить, где твой дом, вернуться… И уж за свой мир стоять до конца, хоть насмерть. По крайней мере, это будет не напрасная смерть.

– Легко нам с тобой вспомнить и вернуться.

– Я не сказал бы, что так уж легко. Да нет, я понимаю, что тебя мучит. Мы померились силами с большим миром и потерпели поражение. Набрали там вины – кому сколько досталось. Не хочется вот так… бежать с позором. Может быть, потом мы еще попробуем… отыграться. Только сейчас – я точно знаю – мы должны вернуться к тем, кто нас любит. Домой, к ребятам, к Бет…

– К самим себе, – сказала Санька. – Ты помнишь, какими мы были? То есть – какие мы на самом деле?

Он улыбнулся, по-прежнему глядя в огонь:

– Я не уверен, что мы когда-то раньше это знали. Мне кажется, мы сейчас встретились, как в первый раз.

Санька взглянула на него тревожно. Он снова улыбнулся и поднял глаза – темные, блестящие, отражающие огонь.

– Вот это уже было когда-то, – сказал он тихо. – Страшно давно. С нами или нет?

– А если нет?

– Тогда я должен снова пытаться удержать тебя какими-то словами…

– Слова, мне кажется, не так уж много значат. Ты в чем-то не уверен?

– Да, в общем, только в том, имею ли я право навязывать себя тебе. Мне это поражение дорого стоило… Правда, другим оно стоило еще дороже. Наверно, я теперь не очень-то надежная опора.

– Очень надежная. Даже надежнее, чем раньше: ты теперь понимаешь боль. Но дело не в этом. Ты живой человек со всем, что в тебе есть, – виной и поражением, – это все равно ты, не кто-то другой. Для меня лишь это имеет значение.

– Значит, ты снова скажешь «да»?

– Да.

– И мы рискнем жить дальше?

– Я бы рискнула, если я тебе еще нужна.

Он усмехнулся:

– Ну, если жить… то без тебя я не согласен.

Утром туман добрался и до этой поляны и снова начал играть со звуками: то скрадывать, то приближать. Даже если кто-то хотел выйти на голоса, то трудно было бы определить, откуда они доносятся. Сначала голос Саньки:

– Костер горит… Надо вставать?

– Не надо. Ничего не надо делать. Мы сегодня никуда не пойдем.

– Ну вот, а я уже собралась умываться. Только мне лень завязывать ботинки… Сроду такого не было.

– Хочешь, я завяжу? А где твои ботинки?

– Не знаю. Где-нибудь, наверно, есть.

Тихий смех – или плеск ручья.

– Босиком я вообще никуда не пойду.

– Да вот они. А хочешь, я отнесу вас к воде?

– Кого – нас?

– Тебя, ботинки, полотенце…

– Полотенце само дойдет. Нам с ботинками тебя жалко. Ты же завтрак варишь, да?

– Нет. Я просто жгу костер и не хочу отсюда уходить.

– Значит, останемся здесь.

– Хотя бы до завтра. Но давай поднимемся еще немного вверх. Я хочу осмотреться.

– Ты думаешь, мы что-нибудь увидим в таком тумане? Ну, как хочешь. Давай поднимемся. Тут где-то близко должен быть Порог.

– Тут должна быть хорошая открытая площадка. Может быть, завтра удастся идти выше, над туманом.

– Вот. Мы с ботинками готовы. Только сначала я все-таки умоюсь.

Хорошая площадка нашлась чуть выше их поляны. Там совсем не было тумана, и вид открывался впечатляющий.

– Не может быть, – сказала Санька шепотом. – Мы не могли так высоко подняться. Где мы?

– На Круге.

– Ты знал?

– Я хотел проверить. Сегодня утром я тоже пошел умываться и взглянул на свои руки. Видишь? Шрамы пропали. Иван рассказывал мне о таких колодцах, но вечером как-то было не до того. А еще раньше, в подземелье, меня прикрывал твой щит, хотя теоретически этого быть не могло. Но там я просто верил в чудо и не особенно раздумывал, как это может быть да почему… Я вообще в физику не очень верю, ты же знаешь…

– Посмотри на меня, – потребовала Санька.

– Поздно. Ты все равно моя жена. На самом деле ведь уже лет пять.

– Если бы я знала…

– Ты бы не стала четырежды отвечать мне «да»?

– …что мне не грозит жить без тебя бесконечную человеческую жизнь: до старости – и без тебя… Все было бы так просто и легко. Раз я живу, то и ты жив и не разлюбил меня: а если умер или разлюбил, то никто меня не заставит…

– Санька!

– Слова действительно немного значат. Я никогда не могла рассказать тебе в ответ, как я тебя люблю…

– Ты лучше не рассказывай. У тебя очень страшно получается. Я как-нибудь и без слов обойдусь.

– Да нет, это не страшно. Это просто. Я есть только с тобой и для тебя.

– Не я же тебя выдумал – я только прикарманил. Значит, вот так оно само и разрешилось. Наше место здесь, а не в большом мире. А кто хочет нас видеть, пусть заходит в гости.

Они спустились на стоянку и тут же были настигнуты неожиданностями. Капитан «Козы» предупреждал, что их должны встретить, но туман как будто отрицал возможность встречи. И вот теперь у костра хозяйничал какой-то человек. Огонь, почти угасший перед их уходом, плясал веселыми языками, в канах булькала вода; незнакомец то энергично промешивал палкой содержимое одного из них, то подвигал к центру жара другой, вероятно, предназначенный для чая. Человек был так занят своим делом, что не сразу заметил Саньку и Андре, и те успели его рассмотреть: изрядный рост и серьезный разворот плеч; взрослая уверенность движений – и юная угловатость; коричневый комбинезон с ремнем-щитом, тяжелые походные ботинки; длинные волосы, собранные в хвост и прихваченные зеленой резинкой.

– Дени! – окликнула его Санька.

Он резко выпрямился, сделал пару шагов от костра (то есть от дыма), взглянул на них сверху вниз, как на детишек.

– Гензель и Гретель! – усмехнулся он. – Ребята, вы… Это все-таки вы? Ваш лагерь?

– Наш.

– А я стал думать, что набрел на чье-то чужое стойбище. Вот уж не ожидал от вас такого разгильдяйства: поляна открыта, костер дымит, в палатке кавардак, – проворчал Дени.

Санька рассмеялась, а Андре молча, с улыбкой вглядывался в его лицо. Дени не так сильно изменился. По крайней мере, что-то в нем по-прежнему напоминало ежика, хотя черты лица стали крупнее и определенней. Андре удивило то, что глаза, которые он помнил серыми, теперь казались зеленоватыми, будто Дени смотрел на летнюю траву или листву. Дени от такой встречи растерялся.

– Вы чего так на меня смотрите? – спросил он подозрительно.

– Ах, дяденька, – улыбнулся ему Андре, – с тобой нам теперь нечего бояться. Ты с медведем-то уже мерился силой?

– Тут нет медведей, – буркнул Дени. – А где Рён?

– Кто-кто? – переспросил Андре (ему рассказывали про Рён, но как-то вскользь).

– Ее здесь не было, – сказала Санька.

– А кто же вас провел через Порог?

– Я, – сказала Санька. – Это случайно получилось. То есть нечаянно…

Дени посмотрел не нее ошалело, не нашел подходящих слов и заговорил о другом:

– Иван передал, что Рён пошла вас встречать. Я-то просто иду домой оттуда (он махнул рукой на запад).

– И как же она нас найдет? – спросила Санька. – Надо вернуться на тропу?

– Не знаю. Рён не любит спускаться вниз. А сверху нас не увидишь. Вопрос в том, где она все же решит спуститься. Ладно, придумаем что-нибудь. Сейчас надо есть, а то завтрак остынет. (Дени, не прерывая разговора, ловко поснимал каны.) Я варил на четверых.

Вот уж о чем не стоило беспокоиться. Дени справился бы и с завтраком на десятерых. Видно, он давно экономил продукты и теперь даже выглядел старше и аскетичней, чем ему свойственно. По крайней мере, летом, когда Санька видела его в последний раз, не было ни ввалившихся щек, ни резко выступавших скул. Андре еще не встречал Дени после своего возвращения – тот бродил вдоль какой-то дальней границы, – но тоже насторожился, глядя, как Дени машинально орудовал ложкой, не замечая ни каши, ни других деталей и нюансов.

– Что тебя так тревожит? – спросил Андре. – Мы здесь со вчерашнего вечера. Вряд ли мы с Рён разминулись на тропе. Неужели она пошла бы ночью в туман?

– Ах да, внизу туман, – Дени нахмурился. – Как же вы шли?

– Медленно и спотыкаясь, – отозвалась Санька.

– В туман Рён не пойдет. Знаете что? Вы собирайте лагерь, а я сбегаю вниз, взгляну. А там решим, что делать дальше.

Туман за ночь поднялся выше, залил весь лес, и Дени вернулся очень скоро, оставив для Рён на земле знак: пакетик с запиской, прижатый камнем.

– Значит, сделаем так, – распорядился он, выгребая банки сначала из Санькиного рюкзака, потом частично из рюкзака Андре и перекладывая их к себе.

– Куда? – пытался протестовать Андре.

– Сюда. У меня припасы еще вчера кончились. Нет, я бы, конечно, не пропал, но мне было бы очень грустно, если бы я вас не встретил. Винтовка при мне, но не люблю я охотиться. Точнее, не могу. А так я буду ощущать вес еды и радоваться сердцем. Так вот, я пойду нижней тропой, а вы – верхней: там тумана нет. Сейчас нарисую вам примерную дорогу. Вот здесь, меж двух скальных выступов, мы встретимся. Если придете раньше меня, разводите костер, грейте воду. Не заблудитесь?