Текст книги "Ее зовут Тень"

Автор книги: Ксения Чайкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

Тьма, уловив, что хозяйка как-то уж слишком кровожадно косится в сторону клиента, тут же предложила свои услуги в воспитании несговорчивого Лорранского. Нет, моя милая, после твоих педагогических порывов Торину останется только в воры да грабители идти – пугать горожан располосованным лицом и требовать деньги, угрожая в противном случае поцеловать.

– А откуда у тебя такой дорогой демон? – тут же влез любопытный аристократенок, глядя на мои руки, машинально поглаживающие и щекочущие черную чешую Тьмы. – Я знаю, за вонато больше трех сотен золотых можно выручить, особенно если демон молодой и здоровый. Неужели хранам так хорошо платят, что они могут себе позволить столь дорогих тварей?

– Нет, – хмыкнула я. – Тьма – итог моего предпоследнего выпускного экзамена после обучения в замке Рэй.

– А расскажи, – внезапно попросил Зверюга, отвлекшийся от своей созерцательной отрешенности и заинтересовавшийся разговором.

– Да чего там рассказывать, – отмахнулась я. – Каждый выпускник замка Рэй должен сдать несколько экзаменов, прежде чем станет полноправным членом гильдии хранов. Экзамены подбираются и проверяются мастерами индивидуально, каждый воспитанник получает какое-то свое задание. Вот мне было велено отыскать в лесу гнездо вонато с потомством и выкрасть одного демоненка, а потом приручить его и выдрессировать исполнять простейшие мысленные и вербальные команды. Убивать или калечить взрослых демонов, а также наносить какой бы то ни было вред окружающей среде запрещалось категорически.

– Ну и ты… – нетерпеливо поторопил Торин.

– Нет уж, рассказывать, как я карабкалась на скалы и отбивалась от негодующих родителей Тьмы, у меня нет ни малейшего желания, – хмыкнула я. – Как видите, экзамен я сдала на «отлично» – молодая вонато ко мне привыкла, научилась вступать в мысленный контакт и выполнять команды, причем не только простейшие, но и довольно сложные, отправленные ей цепочкой мыслеобразов, а то и вовсе не оформленным эмоциональным комом.

– Ты сказала, что это был предпоследний экзамен. А последний тогда какой? – с невольным уважением поинтересовался Цветик. Еще бы, в гильдию ловцов демонов шли только сильные, ловкие и смелые мужчины, не боящиеся попортить личико или получить несколько шрамов во всю грудь. И девушка, сама изловившая и приручившая вонато, да еще ухитрившаяся уберечься от ран, в глазах солдат тут же поднялась на такую высоту, какой никогда не достичь простой наемнице, будь она хоть трижды опытным и умелым воином.

– А последний экзамен у меня был через три месяца. Я должна была Тьму убить, – легко призналась я, с наслаждением любуясь на вытягивающиеся лица мужчин.

– То есть как – убить? – ошеломленно переспросил Правый, даже нос забыл прикрыть от потрясения.

– А как мне будет угодно – тайтрой засечь, мечом зарубить, кинжалом или стилетом заколоть, из арбалета или лука застрелить.

– И как ты, убила? – глупо спросил Торин. О боги, за что же вы графеныша так жестоко покарали полным отсутствием мозгов?

– А то ты сам не видишь, – хохотнула я. Солдаты с готовностью поддержали меня несколько нервным смехом. Торин надулся:

– Но если ты не убила, то почему же тебя как лучшую выпускницу нам представили?

– А очень просто. Я не смогла поднять руку на безгранично преданное мне существо и подумала: ну живут же как-то простые люди, не храны. Значит, и я проживу. В простые, не элитные наемницы пойду, а там видно будет.

– И?.. – вопросительно протянул напряженно слушавший Каррэн.

– И я отказалась убивать Тьму. Прилюдно отказалась, перед всеми мастерами. Они напомнили, что тогда мне не будет хода в гильдию. А я сказала: ну и что? Подумаешь, свет клином на хранах не сошелся! – Я замолчала, вспоминая, как недешево мне тогда далось это решение. Отказаться от того, к чему шла десять долгах лет, наполненных болью, голодом, непосильными упражнениями и постоянным страхом, что вот сейчас выкинут за ворота замка или просто прибьют. И сделать это ради существа, которое едва не разорвало мне коготками лицо, постоянно порывалось кусаться и долго не могло уяснтчть, что, когда хозяйка спит, ее лучше не трогать, оказалось не так просто и легко, как я об этом повествовала.

– И что дальше? – поторопил подскакивающий от любопытства Торин.

– А ничего, – пожала я плечами. – Признали лучшей выпускницей, дали отличные рекомендации и первого клиента тут же подыскали. В этом и состояла суть экзамена: мастера знали, что я привыкну к демону и не смогу так просто прикончить ее. Мне засчитали бы успешно пройденное испытание в двух случаях: если бы я тут же без раздумий убила вонато или если бы я наотрез отказалась это делать. А вот если бы я сначала отнекивалась, а потом одумалась и, поняв, что лишаюсь слишком многого, все-таки убила демона – тут-то экзамен я бы провалила. Ведь проверялась не готовность и не отказ убить безгранично доверяющее мне существо, а моя моральная устойчивость – поддамся или не поддамся я на уговоры и провокации.

– И что, вы вот так прямо чувствуете все мысли и эмоции друг друга? – поинтересовался Каррэн, слегка помахивая хвостом в такт бойкой рыси лошадей.

– Почти все, – кивнула я. – Иногда, правда, мы можем закрыться, если испытываем негативные эмоции – боль, сильный голод, – и не хотим заставлять друг друга страдать. И это тоже не дало мне поднять руку на Тьму – я бы наверняка до последнего чувствовала весь ее испуг и боль от своего предательства. Не думаю, что сама смогла бы пережить подобный кошмар.

– Ну и истории у тебя, Тень, – покачал головой аристократенок. – Таких на ночь наслушаешься – потом во сне Мрак вековечный привидится.

– Не нравится – не слушай и не подстрекай рассказывать, – пожала я плечами. – Жизнь храны не такой уж сахар и мед. И вовсе не то, что считаешь ты: ни с кем не связана, никому не обязана…

– Не обижайся на него, Тень, – ободряюще улыбнулся Каррэн. Клыки, теперь отчего-то кажущиеся мне вовсе не такими жуткими, а скорее наоборот, весьма интересными и достойными внимания, сверкнули в лучах заходящего солнца. – Что с графа возьмешь? Он наверняка за ворота своего поместья с нами впервые выбрался…

Торин обиделся – надулся, нахохлился, как мокрая курица, и до самого вечера отказывался баловать нас своими комментариями. Правда, не могу сказать, что все так уж по этому поводу страдали.

Лорранский-младший, злобный и обиженный на весь мир, боком сидел на лавке, тихими проклятиями поминая жесткое седло и тех идиотов, которые его сделали.

В маленьком сельце, названия которого Торин не запомнил, была всего одна гостиница. Вернее, не гостиница, а постоялый двор. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Конечно, за постой в заведении под каким-то насмешливым, с явным намеком названием «На посошок» запрашивали раза в четыре меньше, чем в гостинице в Тинориссе. зато и сервис здесь был на соответствующем Уровне. Вернее, его просто не было. Торину, как командиру, выделили крохотную комнатушку, в которой из мебели наблюдался только потертый лоскутный коврик на полу, а кровать неопределенных размеров – очень широкая для одного, но слишком узкая для двоих. Тень внимательно оглядела это ложе, поджала губы и покачала головой так многозначительно, что Лорранскому стало ясно: ему вновь придется перед сном любоваться на лежащую на полу девушку. Но это было еще ничего: одной комнаты, как ни крути, не хватало вообще, и близнецов, не слишком-то довольных такой рокировкой, отправили спать на сеновал.

– Ну чего ты кривишься? – не выдержал Лорранский, глядя на корчившую брезгливые гримасы храну. Все равно ведь на полу уляжется! – Мне тоже все это не слишком нравится!

– Хочешь добрый совет, Торин? – вопросом на вопрос ответила Тень. – Не ложись на кровать, устраивайся, как и я, на полу.

– Еще чего! – возмутился граф. Вот уж действительно, унекоторых баб коса длинна, да ум короток, а у этой даже волосы длинными не назовешь, а уж про остальное и упоминать не стоит! С какого это перепугу он должен ложиться на пол, если есть кровать, пусть не самая большая, но, судя по всему, довольно удобная?

– Ну смотри, я тебя предупредила, – равнодушно пожала плечами храна. – Пошли ужинать.

Постояльцев в этой, стыдно сказать, гостинице хватало. Какие-то наемники, путешественники, негоциант с отарой тонкорунных породистых овец, да еще менестрель – совсем еще молодая девчонка, едва ли не младше храны, – потом прибилась. Тень мрачно оглядела это разношерстное сборище и, как и положено хорошей любовнице, принялась изображать усиленную заботу о графе: усадила его на лавку, задернула занавеску на окне, чтобы ему не дуло, раз десять поинтересовалась, не холодно ли ему, раз двадцать обняла и раз пятьдесят состроила глазки. Вскоре Торин уже едва ли не выл, ностальгически вспоминая равнодушную, изредка ехидную профессиональную маску храны, смененную на слащаво-заботливый лик любовницы. Батя, еще не отошедший от действия какого-то там Ока и потому уставший, ни на что особенно не реагировал, зато остальные развлекались зрелищем вовсю: близнецы откровенно хихикали в кулаки, Цветик изредка фыркал и тряс головой, Зверюга наблюдал с откровенным интересом, словно стремясь набраться опыта в общении с аристократами, а Каррэн порывался галантно ухаживать за Тенью. Попытки эти, отвергаемые с наигранным возмущением и негодованием, еще больше веселили всех окружающих, включая хозяина и прочих гостей этого сомнительного места.

Потом девушка-менестрель уселась на стойку и бережно положила себе на колени ат'тан с навязанным на него кокетливым ярко-красным бантом. Разговоры примолкли – искусство песнопения всегда считалось в Райдассе занятием почтенным, достойным внимания и всяческого уважения. Тень покосилась на менестреля, наклонилась к Каррэну, что-то прошептала ему на ухо и выскользнула из-за стола. Альм кивнул ей вслед и воззрился на Торина так пристально и внимательно, что тому даже стало неудобно. Впрочем, излишним вниманием аристократа удается смутить редко, вскоре граф уже позабыл о назойливом нечеловеке и принялся разглядывать стройную, если не сказать худенькую, явно недоедающую девушку-менестреля, почти не слушая старинную балладу под аккомпанемент тихого перебора струн.

Я вышла на крыльцо и с наслаждением вдохнула полной грудью, избавляясь от гари, осевшей в легких из-за чада дешевых масляных светильников постоялого двора. Тьма снялась с плеча и на низком, бреющем полете понеслась над двором, явно не удовлетворившись скудным, не слишком качественным ужином и решив промыслить что-нибудь свеженькое.

– Ты на скотину и домашнюю птицу не вздумай бросаться, – предупредила я ее вслух, не желая расплачиваться с оскорбленными хозяевами за задранную демоном живность. Тьма бросила в меня обиженной ассоциацией: мол все понимаю, чай, не малышка, которую бык когда-то едва не прикончил.

Оставив демона наслаждаться охотой за мышами и птицами, я обошла вокруг постоялого двора, привычно прикидывая пути, по которым двинулась бы, если б вздумала взять приземистые одноэтажные строения штурмом. Глиняные стены, уже усохшие до каменного состояния, ломать – себе дороже выйдет, в крохотные окна едва-едва пролезет сжатая в кулак рука, а подкоп делать долго и тяжело… Короче, есть только два пути нападения: через двери и соломенную крышу, разобрать которую при желании – дело двух минут. Ну допустим, в узких дверных проемах в одиночку оборону можно держать хоть до скончания веков, а вот с крышей посложнее…

Прикинув все пути отхода-наступления, я вернулась в зал. Конечно, Торина просто так я не бросила, поручила наблюдению Каррэна, но все равно на душе было неспокойно. Быстрее бы уже до этого Меритауна добраться и от проклятущих кристаллов избавиться! Пока они при Торине, а Торин под моей защитой, не видать мне покоя.

В зале было душно и чадно. Высокий, чуть пьяноватый, но чистый и красивый девичий голос медленно выпевал:

 
Ты ушел просто так, ты шагнул за порог,
Улыбнулся, сказал мне: «Ну скоро не жди»,
А потом все следы твои смыли дожди,
А потом и ветра провыли некролог…
Я осталась одна…
 

Я остановилась на пороге, прислушиваясь. Но девушка-менестрель, видимо уже успевшая напеться за время моего отсутствия, разморенная теплом, сытной едой и выпивкой, на которую не поскупился хозяин постоялого двора, прервала пение на полуфразе, соскочила со стойки и, чудом устояв на ногах, отправилась в угол, где тут же и задремала, устроившись прямо на полу и подложив под щеку своего кормильца ат'тана.

Торин косился на девушку так плотоядно, что я, во избежание конфликтных ситуаций, сдернула своего подопечногославки и погнала спать. Все мужчины в зале так же откровенно пялились на певицу, а мне совершенно не хотелось ввязываться в драку и выдергивать из нее графеныша, если он сцепится в общей свалке за пьяную девицу. Потребовать, что ли, у графа Ирриона надбавки за обязанности не только телохранительницы, но и няньки?

Вопреки моим добрым советам, Торин упрямо улегся на кровати и, шумно поворочавшись, через пару минут затих. Впрочем, ненадолго. Я только-только смежила уставшие вежды и приготовилась отойти к заслуженному сну, как графенок, судя по звукам, хлопнул себя не то по лбу, не то по заду и тихо охнул, оценив собственную силушку. Ну начинается… Хлопки, похожие на разрозненные унылые аплодисменты, все множились, пока не превратились в бесконечную дробь. Не выдержав, я приподняла голову и мрачно посмотрела в сторону кровати:

– Ну что еще?

«Что» именно – я, разумеется, знала. Просто было интересно, как об этом поведает сам Торин.

– Ой, Тень, тут какие-то гады бегают! – жалобно простонал он, не прекращая отчаянных телодвижений. А я, между прочим, предупреждала!

– Не какие-то, а, скорее всего, обыкновенные клопы, – пожала я плечами. В самом деле, ну не делать же трагедию из-за бедных насекомых, которые просто хотят кушать и из-за отсутствия другого продовольствия вынуждены сосать голубую аристократическую кровушку?

– Клопы?! – дико взвизгнул графеныш, мигом слетая с кровати и бросаясь ко мне. Похоже, он со страху решил поискать защиты и сочувствия у меня под одеялом. Я решительно отпихнула настырного аристократа в сторону (еще, не дай боги, клопы в него вцепиться успели и на меня перескочат), встала и, завернувшись в накидку, подошла к так стремительно покинутой им кровати. Поворошила простыни и подушки, убедилась в справедливости своих подозрений, навеянных богатым опытом ночлега в подобного Рода местах, и вздохнула:

– А что ж ты хотел? Я предупреждала – ложись лучше на пол!

– Да-да, конечно… – с дико вытаращенными глазами закивал Торин и, как был в одних подштанниках, так и улегся на голые доски. Ну хуже ребенка, честное слово! Я с тоскливым вздохом распотрошила сумки и устроила аристократенку более-менее нормальную постель из плаща и райны. Торин в знак благодарности часто потряс взлохмаченной в поисках коварных насекомых головой и завалился на приготовленное для него ложе. Я вернулась к дремлющей Тьме, но стоило мне улечься и вновь закрыть глаза как темную тишину спальни прорезал жуткий звук. Как я из кожи с перепугу не выскочила – ведомо только богам. Оцепенев и прислушавшись, я вскоре установила причину рева: Торин храпел. С удовольствием и прилежанием, очень ответственно, ревностно и истово, как старательный ученик, высунувший от усердия язык, выписывает аккуратные палочки под присмотром поощрительно улыбающегося учителя.

Естественно, я заснуть так и не смогла. Конечно, я попыталась прекратить это безобразие всеми доступными мне средствами: свистела, ругалась, напевала, швырнула в Торина своими штанами и сапогом… Все было тщетно. Графенок, обладавший воистину алмазной нервной системой, даже не повернулся на другой бок, не говоря уже о том, чтобы проснуться. Под конец, не выдержав, я нависла над безмятежно дрыхнувшим графенышем, лепеча что-то ласковое, нежное и бессодержательное, наполненное одним-единственным намеком: заткнись, заткнись, заткнись… Хуже всего было осознание того, что виновата я сама: оставь я Торина на кровати воевать с клопами, он бы, конечно, не храпел. А так… Верно говорят: не хочешь себе зла – не делай людям добра! Тьма, разбуженная жутким шумом, хищно зашипела, предлагая несколько способов избавления от мерзких звуков, долженствующих заткнуть аристократа навсегда, но я с сожалением отклонила их: все-таки мы Торина не убивать, а, как ни круги, защищать взялись. За то нам и премия обещана, и аванс уже дан. Вспомнив еще один способ избавления от храпа, я, сцепив зубы и внутренне содрогаясь при воспоминании о клопах, припала к Ториновой груди и ласково погладила по волосам. Графенок одобрительно засопел и почмокал губами Я проигнорировала этот явный намек и тихонько отпоила в сторону, мысленно вознося благодарности богам за прекращение мерзких звуков. Но радовалась я рано: Торин разочарованно бормотнул нечто неясное, но явно неодобрительное, а потом всхрапнул так, что даже отвергнутая им кровать задрожала. Я поспешно вернулась на свой пост и зашептала какую-то ерунду, осторожно водя ладонью по волнистым каштановым волосам. Если я изначально и боялась, что аристократенок проснется и превратно истолкует мои в высшей степени чистые и невинные намерения, то теперь почти желала, чтобы он проснулся и узрел, до чего довел меня своими руладами. Но Торин был воистину недобудим. А мне он спать не давал. Я уж было совсем решила с горя прикорнуть у него под боком, но эгоистичный Лорранский не дал мне даже такой возможности: при любом намеке на попытку убрать руку с его волос, а голову – с груди, храп раздавался с новой силой. Нет, все, в следующий раз я ложусь спать на сеновале с близнецами – там небось и храпунов таких нет, и клопы особенно не тревожат!

В конце концов я не выдержала моральной пытки и взвыла в голос. Вопль, в котором органично переплелись стоны хамуна, рев вернетока и волчий вой по зиме, заставил Торина подскочить над полом едва ли не на аршин и мигом сесть, испуганно озираясь по сторонам.

– Что, дурной сон привиделся? – заботливо поинтересовалась я, укладываясь и натягивая на уши накидку. Но ответ все-таки услышать успела:

– Ага! Ты знаешь, такая пакость приснилась: будто в комнату зверье разнообразное набилось и хочет меня сожрать! – возбужденно поделился Торин, пытаясь нашарить сброшенное в прыгательном порыве одеяло.

– Бывает, – сонно согласилась я, обнимая Тьму и отворачиваясь к стене. Храпел ли графенок еще – не знаю, во всяком случае, я больше этих гадких звуков не слышала. Хотя, наверное, это вовсе не потому, что Торин перестал тревожить окружающих результатом отменной работы своих легких, а оттого, что я утомилась и заснула без задних ног.

Утром Торин был свеж, бодр и полон сил, как медведь после зимней спячки. Я тоже наверняка напоминала медведя-шатуна, не вовремя выкуренного из берлоги и злого на весь мир. Вообще, не будь рядом настырного графенка, я наверняка мирно проспала бы до полудня. Однако Торин решил, что раз уж он поднялся, то остальным прохлаждаться тоже нечего, и безжалостно растолкал меня. Вернее, просто применил самый жестокий, но действенный метод побудки храны: присел рядом на корточки и дико завыл:

– Тень, спаси! Меня убивают!

Я тут же подскочила вертикально вверх, оглядываясь и выхватывая из-под сложенного свитера, послужившего мне подушкой, тонкий кинжал. Тьма, поднятая всплеском тревожных мыслей, отрепетированно метнулась к ножнам с клинками, дабы принести своей хозяйке еще более внушительное и опасное оружие. Так что бестолковый графенок, с удовольствием наблюдавший за реакцией на свою «замечательную» шутку, едва не лишился ушей и носа. Поняв, что отсутствие чувства юмора Торин успешно компенсирует отсутствием мозгов, я даже не стала ругать его, просто мысленно попросила богов зачесть мне долготерпение и вежливость по отношению к безголовому клиенту перед отправкой во Мрак вековечный.

К завтраку уже собрались все, кроме близнецов. Рискнув опять (вчера-то ничего плохого не случилось) оставить Торина на попечение Каррэна, я отправилась на сеновал, дабы разбудить и позвать к столу братьев. И, уже войдя под стропила низенького сарайчика и вдохнув полной грудью воздух, напоенный ароматами хорошо просушенного сена и прошлогодних яблок, поняла, отчего близнецы не спешили подниматься: прямо у порога валялась светло-зеленая туника с тонкой вышивкой по вороту, а чуть да льше – изящный девичий сапожок на невысоком каблучке изрядно стоптанный и истрепанный по голенищу. Еще чуть поодаль скромно пристроились два абсолютно идентичных сапога – оба правые. Дальше я не пошла, дабы не смущать Правого и Левого, видимо оценивших не только искусство песнопения, но и прочие многочисленные достоинства странствующей певицы – просто покричала, чтобы они вставали и поторапливались, если не хотят остаться без завтрака. Кто-то из близнецов тут же прокричал о своей готовности одеться и предстать перед всем честным народом – пусть только я выйду, а то он, кажется, где-то штаны обронил и теперь их нужно искать. Чуть нервному голосу вторило тихое девичье хихиканье. Я великодушно подсказала, что в пределах моей видимости находятся только сапоги и чья-то женская туника – не иначе одна из хозяйских дочерей обронила, когда развешивала белье, – и вышла, оставив их разбираться с одеждой и обувью.

– Ну и где двойняшки? – поинтересовался Батя, по привычке быстро и аккуратно доедая жаркое.

– Уже проснулись. Одеваются. Скоро будут, – скупо пояснила я, решив не выдавать братьев. И ведь ни словом же не соврала! Действительно, проснулись и одеваются. Действительно, скоро будут. А что они там одежду натягивают не в одиночестве – Папаше знать, наверное, не обязательно. А если и обязательно – пусть эта ценная информация придет к нему не с моей стороны.

Близнецы и впрямь явились очень быстро, – видимо, сразу же после моего ухода развили бурную деятельность по отысканию и облачению в одежду. Ночные похождения не оставили на их лицах никаких заметных следов, только чуть припухли веки да слегка обозначились круги под глазами. Менестрель на завтрак не заглянула вовсе, – видно, оделась и сразу отправилась в путь. Впрочем, ей, наверно, не привыкать. Есть такая категория людей, что просто не могут жить на одном месте – им нужна дорога, смена впечатлений, новые знакомства и короткие приключения. А комфорт и уверенность в завтрашнем дне… Ну не умирают же без них! А так даже интереснее: за каждым поворотом скрывается что-то новое, еще не виденное и не оцененное. Так можно ли усидеть на месте, зная, что там, за порогом, большая дорога, и куда она приведет – зависит только от тебя да от богов?

Позавтракав, мы без особого сожаления покинули постоялый двор и двинулись дальше.

Мирное течение пути вскоре было прервано. Очень грубо, но, надо признать, ловко и профессионально прервано.

Мы проезжали глухой и темный, но, судя по карте, небольшой лес, когда одна из елей, по виду ровесница мира подлунного, вдруг закачалась, словно в раздумьях, а потом все-таки рухнула поперек дороги прямо перед мордой Бабочки. Я мигом натянула поводья, заставив кобылку испуганно затанцевать на месте и стремительно развернуться назад, но было уже поздно: позади нашей кавалькады обвалилось еще одно дерево, на сей раз сосна, огромная, но уже заметно подсохшая и оттого ломкая.

– Попались как дети, – вполголоса прошипела я, соскакивая с Бабочки и привычно нашаривая оружие. Если бы я была одна, то попросту послала бы лошадь на этот своеобразный барьер, без проблем взяла его и галопом ускакала от засады. И никто бы меня не догнал. Но время для столь решительных действий было уже потеряно, да к тому же Торин не из тех, кто беспрекословно подчинится приказам, не задавая глупых вопросов и не пускаясь в ненужные споры. Да и сомневаюсь, что он сумеет верхом взять препятствие, не вылетев из седла.

Все, кроме нашего аристократа, уже сообразили, что происходит, и тоже оказались на земле, не заботясь о непривязанных, оставшихся на собственное попечение лошадях. Один только графенок бестолково крутил головой и слезать не спешил, явно не соображая, что мы вляпались в довольно серьезные проблемы.

– Вон там! – крикнул Каррэн, указывая на поросший кустарником и молодым ельником пригорок. Я согласно кивнула, за ногу сдернула Торина с лошади и легкими хлопками по крупу заставила ее лечь на землю. Умное, отлично обученное животное тут же послушно подогнуло ноги и опустилось на дорогу. Прости, малышка, но тебе, похоже, придется пожертвовать собой ради хозяина…

Бестолковый Торин ничего не понимая и отказывался прятаться за этим живым ограждением, пока первая стрела, угрожающе свистнув в воздухе, не сбила с него шляпу. Вот тут-то графенок не то что двинулся – со всех ног бросился к укрытию и залег за ним, прижав колени к груди и закрывая голову руками. Каррэн оказался прав – стрела прилетела именно с пригорка, густо заросшего низенькими пушистыми елочками. Сжимая правой рукой меч, а левой – тут же выхваченную из седельной сумки тайтру, я крикнула:

– Торин, лежать! – и рванулась в сторону засады. Стальная лента завела свою свистящую песню, послушно хлеща вокруг меня и помогая отбивать стрелы, роем диких пчел устремившиеся в мою сторону.

– Прикрой меня! – попросил Каррэн, уже вращавший в руках свой клинок – потрясающе красивый полуторник из темного, дико дорогого металла с тонкой гравировкой у рукояти. Я кивнула, и мы с альмом побежали нога в ногу, прикрываясь от стрел хлесткими ударами тайтры, длины которой вполне хватало, чтобы защитить обоих.

Сзади кто-то болезненно вскрикнул, искренне надеюсь, что не Торин. Впрочем, судя по крику, тут же перешедшему в изощренные ругательства, если там кого-то и ранило, то несмертельно.

И тут враги впервые показали себя, так сказать, во всей красе. Впрочем, красы было как раз таки немного – на нас напали не загадочные маги-наемники, уже не раз выказывавшие свое недружелюбное отношение к нашей компании, а банальные лесные разбойники, сдуру не разобравшиеся, с кем связались. Их было десятка два, все грязные, оборванные, заросшие.

Рассмотрев противников, я едва не захохотала. Да их Даже Торин напугать способен, если, конечно, сдвинет бровушки и отважно погрозит какой-нибудь рапиркой! Впрочем, тут я ошиблась: поняв, что попали, и попали очень серьезно, разбойники решили отбиваться до последней капли крови. Так что пришлось потрудиться.

Мы с Каррэном стали спина к спине, я тихо пробормотала: «Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три», задавая ритм, и на последнем «три» сдвинулась с места вправо. Альм, прекрасно понявший, что я имею в виду, в том же темпе двинулся следом. Мы закружились на месте, едва не касаясь лопатками, ощетинившись клинками и подбадривая противников недружелюбными улыбками во все зубы и клыки. На такую парочку разбойники бросаться поостереглись и попытались проскочить мимо к оставшимся на дороге лошадям и солдатам. Ну что ж это такое? Почему на меня мужчины внимания не обращают, неужели я такая уж некрасивая?

Некоторых пришлось задержать насильно. Каррэн одобрительно махнул хвостом, я хищно улыбнулась, и, хлопнувшись ладонями, мы спокойно перешагнули через свежеиспеченные трупы и бросились обратно к дороге. Как там Торин? Надеюсь, не полез в сражение?

И тут я наконец поняла, отчего Зверюга получил такое странное прозвище. Мечтательный, не от мира сего парень превратился просто в какой-то смертоносный вихрь, не щадящий ни себя, ни других. В отрешенных глазах непризнанного поэта и философа загорелось бешеное звериное пламя, устрашившее, чего греха таить, даже меня. Боги, не дайте напороться на этого молодчика, когда он разъярен! Нет, одолеть-то я его, конечно, одолею, вот только не факт, что он меня искалечить не успеет.

Близнецы сражались бок о бок, как единое двухголовое, четверорукое и четвероногое существо. Со стороны это выглядело просто потрясающе, как какой-то дикий ритуальный смертоносный танец. Батя коротко и солидно, как всегда, орудовал длинным двуручным мечом. А Цветик, шипя проклятия, сидел на дороге в обнимку со своим луком и колчаном стрел. В правой ноге на ладонь выше колена торчала тонкая оперенная стрела, но парень обращал на нее внимания не больше, чем на жучков-паучков под копыта ми лошадей, а прицельно отстреливал обитателей чащобы по одному.

– Торин? – дико взвизгнула я, одним прыжком оказываясь на дороге.

– Те-е-ень… – тут же проныл графенок, помахивая осторожно высунутой из-за кобыльего крупа рукой. Я метнулась к нему. Хвала богам, цел и невредим!

– Сиди здесь и не высовывайся! – велела я, отскакивая в сторону, дабы не подставлять подопечного под удар, если целью буду сама. Тьма с азартным клекотом носилась над полем сражения, вцепляясь когтями в волосы особенно понравившимся разбойникам. Как правило, после ее атак в бой уже не возвращались – валились на землю, силясь понять, впрямь ли жуткая тварь выцарапала им глаза, или их просто залило кровью из разодранного лба.

Разбойников мы, конечно, раскидали, вернее, просто и безыскусно поубивали. Но те, видимо в качестве последней мести, ухитрились здорово подгадить нам всем. Началосьстого, что я поняла, отчего так взбесился Зверюга. Его лошадь, породистая длиннохвостая красавица, получила стрелу в ногу и теперь бессильно лежала на дороге, глядя на обступивших ее людей огромными страдальческими глазами. Даже Торину было понятно, что мы тут ей ничем не поможем – стрела воткнулась прямо в коленную чашечку, искрошив ее и насквозь пробив сухожилие. С такой лошадью уже ничего хорошего не будет, для путешествия она, охромевшая, не годится, гуманнее будет тут же прирезать ее на дороге, не доставляя лишних страданий бедному животному. Но оказалось, что пострадавшей лошадью наши потери, к сожалению, не ограничились. Торин, отошедший в сторону, вдруг тихим, бесцветным голосом позвал:

– Тень, иди-ка сюда…

Я с готовностью отвернулась от несчастной лошади и шагнула к графенку. И тут же поняла, что лучше бы не откликалась на его призыв.

Одной стрелой в бедро Цветик не ограничился. Солдата еще очень качественно порезали длинными охотничьими ножами, да так, что я с первого взгляда поняла: все, безнадежно. Диво, что он еще дышал и пребывал в сознании.

– Батя, подай-ка мою сумку, ту, что из коричневой ткани, – попросила я опешившего командира, топтавшегося перед своим подчиненным и явно не знающего, что предпринимать и за что хвататься. Папаша потряс головой и послушно шагнул к Бабочке, а я, хмурясь все больше, начала выплетать целебные пассы над молчащим Цветиком. Нет, тут помогут разве что боги. Впрочем, кто сказал, что я не буду хотя бы пытаться справиться с этой бедой?