Текст книги "Светлым по Темной"

Автор книги: Ксения Чайкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 31 страниц)

Со шваброй я так и не рассталась – Инната, не участвовавшая в переносе моего «бесчувственного» тела, но испуганно суетящаяся рядом и оглушающая окружающих нервным стрекотом неоформленного, но весьма встревоженного содержания, невесть зачем подобрала ее, принесла ко мне в комнату и аккуратно поставила рядом с кроватью. Никто не посмел оспорить мои притязания на владение славным предметом домашнего обихода, так что швабра осталась в полном моем распоряжении, и теперь у меня хоть было чем отгонять от своей постели доброхотов, страстно желающих посодействовать процессу моего выздоровления.

Попытку побега делегация мне не простила и удвоила бдительность. Теперь в моей спальне оставалась ночевать Инната, для которой специально принесли и установили в углу небольшую односпальную кровать. Светлая девчонка отнеслась к своим новым обязанностям моей сиделки очень серьезно и ответственно: по десять раз за ночь вставала пощупать мой лоб (такое ощущение, что она не жар пыталась выявить, а каждый раз с трепетной надеждой уповала на то, что я уже померла и успела остыть), бесконечно предлагала поесть, попить, поспать, поболтать или почитать вслух – такие серьезные нагрузки, как распознавание значков и закорючек в книгах, мне были противопоказаны категорически. Кроме того, Инната всерьез вообразила себя искусницей-целительницей и принялась с невероятным воодушевлением готовить какие-то мерзостные зелья, настои и взвары, вздумав проверять на попавшей в ее цепкие руки болезной темной искуснице действие подозрительных лечебно-магических составов. Я ругалась, сопротивлялась

и даже отстреливалась небольшими сгустками сжатого воздуха, в общем-то безвредными, но весьма ощутимыми при прямом попадании, чем раз за разом вызывала на свою несчастную голову потоки возмущений и негодований неблагодарностью темных. В ответ я, потеряв терпение, замахивалась на несносную крикунью поспешно нашаренной у кровати верной шваброй, после чего Инната, как правило, разражалась таким спичем, что на шум и вопли сбегались все, кто находился вокруг в радиусе версты. Следовал разбор полетов, потом успокоение и тихое перемирие – до очередного конфликта, коего долго ждать не приходилось, все-таки светлая и темная девушки в одной комнате – это все равно что опрометчиво сплетенные в одно заклинание энергии Разрушения и Созидания.

Вставать мне разрешили только через три дня после успешно пресеченного светлыми побега. Причем тот факт, что во время побега я ухитрилась с середины коридора третьего этажа самостоятельно, ни разу не упав, дойти аж до второго, – нисколько не убедил их в моей дееспособности. По мнению делегации, обработанная заклинанием Света изначального темная искусница может передвигаться, лишь позорно сидя на мужских руках.

…На мой торжественный подъем с ложа, едва не ставшего смертным одром, сбежалась смотреть вся дворня с гостеприимным хозяином во главе, и даже несколько гостей памятного бала пожаловали. С ужасом обозрев высокое светлое собрание, сгрудившееся вокруг кровати и жадно следящее за каждым моим движением, едва ли не на головы садясь друг другу, я с тоской подумала, что меня, того и гляди, не выведут из этой комнаты под руки, как предполагалось изначально, а вынесут ногами вперед – воздух становился все более тяжелым и спертым, а Шерринар, отдавая дань своей параноической боязни сквозняков, наглухо закрыл все двери и окна, чтобы я, не приведи темные и светлые боги, в добавление к своим хворям не простыла, и еще гардины задернул на всякий случай. И как он разгадал мои злодейские замыслы – насмерть простудиться и в одночасье торжественно помереть от пневмонии?! Большой ум ему богами дан, государственный, далеко искусник пойдет, если, конечно, лениться не будет…

Так или иначе я, наряженная ради такого случая в красивый темно-зеленый брючный костюм и кокетливую кружевную вуаль, царственно опираясь на многочисленные, услужливо подставляемые руки, сползла с перин и отважно преодолела все четыре ступенечки возвышения, на котором стояла кровать. Потом случилась заминка: я стояла на ковре, переминаясь с одной босой ноги на другую, а все собравшиеся торопливо искали достойную болезной темной искусницы обувь. Да так рьяно и дружно, что я, оставленная ради такого дела практически без поддержки, едва не завалилась на пол.

Но в конце концов туфли на низком устойчивом каблуке были найдены и обуты мне на ноги, после чего я бесстрашно двинулась к дверям, то и дело качаясь, а поэтому хватаясь за предметы мебели и сочувственно ахающих окружающих. Тело совершенно не разделяло победных настроений разума и раз за разом почему-то упорно стремилось как можно ближе познакомиться с ковром, а в коридоре – с мраморными плитами и половичками, лежащими перед каждой дверью – Вартэк был болезненно чистоплотен и требовал, чтобы гости и прислуга каждый раз при входе в любую комнату тщательно вытирали ноги. Каких душевных жертв и напряжения воли ему стоило устроить достопамятный бал и ни разу не заикнуться приглашенным о необходимости обтрясти грязь с обуви – оставалось только гадать.

Вся восхищенная толпа зрителей двинулась следом за мной, испуганно вздыхая при каждой моей попытке упасть и протягивая руки, дабы мне было за что ухватиться. Спустившись на первый этаж, я, аки Темная Императрица со свитой графьев, князьев и прочих высокородных, гордо прошествовала к дверям, ведущим в сад, почтительно распахнутыми при моем приближении вытянувшимся по струнке лакеем. Не веря своей свободе, я невольно ускорила шаги и почти выбежала на крыльцо. Там прыть пришлось поумерить – ноги вновь задрожали и начали подгибаться, да еще мои многочисленные сопровождающие, решив, что присутствуют при попытке побега, галопом ринулись следом, едва не сбив притормозившую меня, да заодно и чуть не затоптав друг друга.

К счастью, переться за мной след в след никто не собирался – дружно поумилявшись моему бодрому виду, почти все присутствующие разбежались в разные стороны, оставив рядом только самых близких, то есть делегацию в полном составе, да хлебосольного Вартэка, который, впрочем, вскоре тоже поспешил откланяться, явно воображая, что уж коли я встала на ноги, то скоро освобожу его светлое поместье от своего темного присутствия.

Делегация попыталась взять меня под руки, но потерпела сокрушительную неудачу – их-то было четверо, а рук у меня, как ни крути, всего только две. Поэтому сразу же оттесненная на задний план Инната надула губы и нашла наилучший выход из положения – попросту дернула к себе своего женишка, уступив почетные места моих поводырей Шерринару и Айлайто. Ну, те и не сплоховали – гордые возложенной на них миссией, искусник и эльф едва ли не на руках меня понесли, ревниво подталкивая друг друга. Мое бренное тело от этих выяснений отношений равномерно покачивалось вправо-влево и даже назад, но там меня уже подхватывали руки бдительных жениха и невесты.

Короче, прогулка получилась не ах. Я даже почти ничего не увидела и не запомнила, поглощенная попытками не упасть под влиянием коварных сил притяжения земли, а также противодействия Шерринара и Айлайто. В конце концов я не выдержала и взмолилась о пощаде: посидеть, например, на скамеечке или, если до нее далеко, просто полежать на травке.

Отвлекшаяся на свое, внутрисветлое, делегация тут же вспомнила о непосредственной причине променада и засуетилась, разыскивая место, достойное посиделок хворой темной искусницы и ее сопровождающих. Я была не столь привередлива и капризна и потому, поняв, что сил дойти «во-о-он до той скамеечки» у меня никак не хватит, села, где стояла, то есть посреди дорожки.

Надо было видеть, как перепугалось мое сопровождение! Судя по мрачно-торжественным похоронным лицам, светлые решили, что я наконец-то начала помирать окончательно и бесповоротно, и готовились обставить мою кончину со всевозможной праздничностью и пиететом, дабы она навсегда запомнилась. Но тут их ждало разочарование – я просто сидела на мелком речном песке, покрывающем дорожку, зажмурившись и с наслаждением подставив лицо ласковым лучам теплого солнца, и вовсе не собиралась отходить в мир иной, находя и этот вполне приятным и достойным.

– Эй, Дивейно, а ты знаешь, что сидеть посреди дороги – плохая примета? – не выдержав, прервала напряженное и, кажется, слегка разочарованное молчание Инната. Я приоткрыла один глаз, с отвращением покосилась на светлую девчонку и, увидев, как она аж шею вытянула в мою сторону в ожидании ответа, нехотя поморщилась:

– Нет, не знаю. И знать не хочу. Только светлые могут верить в такую дурь.

– Ну вот что ты за человек такой – все с сарказмом, ехидством, издевкой, кривой иронической ухмылкой и насмешливо приподнятыми бровями?! – завел Шерринар, который, игнорируя приметы, уселся рядом и нацелился провести воспитательную беседу. – Это твое бесконечное ерничанье, странная приверженность к заумным фразам… Ведь нельзя же так. Ты только рот раскроешь, а окружающие уже понимают: перед ними темная.

– Они это понимают с первого же взгляда. Я еще и слова вымолвить не успеваю, а все уже сообразили: ага, она темная. Так же как, глядя на тебя, люди понимают: ты светлый человек. Так же, как в Айлайто мигом распознают светлого эльфа. Тут уж ничего не попишешь – генетика, – лениво отозвалась я, теребя край вуали и борясь с сильнейшим желанием сорвать с лица эту тряпку.

– И ты так спокойно констатируешь это? Да я бы умер от позора, если бы родился темным! – патетично притопнул ногой Айрэк.

– А я – если бы родилась светлой! – не осталась в долгу я. – И вообще, чего вы ко мне прицепились? Ведь с самого начала понимали, кто я. Так что видели глазки, что покупали, теперь ешьте, хоть повылазьте.

Светлые примолкли – не то не нашли, что ответить, не то (что очень сомнительно, но все-таки теоретически возможно) и впрямь пристыдились. Потом Инната, разбивая повисшее над нашей компанией напряженное неловкое молчание, громко повторила:

– И все-таки сидеть на дороге – очень плохая примета!

Я страдальчески покосилась на светлую язву (вот уж прицепится так прицепится, да от этой доброхотки не то что обессилевшей – безногой и параличной сбежишь, лишь бы не видеть ее и не слышать рядом вредного и настырного голоса) и с кряхтеньем начала подниматься. Айлайто с готовностью протянул мне руки, помогая встать, я оперлась на них и торжественно прошествовала к подножию старого развесистого дуба, под которым и уселась, блаженно вытянув ноги и вновь подставив лицо солнечным лучам, наискось пробивающим густую шелестящую крону. К тому же оказалось, что я расположилась как раз над силовым потоком, который тут же с готовностью начал напитывать меня энергией, как магической, так и самой обычной, физической, способной послужить низменным телесным нуждам. Ох, хорошо-то как…

Айрэк и Инната, удостоверившись, что я устроилась более-менее нормально и помереть в ближайшее время не грожусь, затеяли игру в мяч. Шерринар, немного помявшись и раз двадцать покосившись на меня, присоединился к ним. Под дубом рядом со мной остался только Айлайто, развалившийся на траве в неприличной близости и мечтательно щуривший малахитово-зеленые глаза. Я старалась не обращать на эльфа внимания и с завистью следила за беготней искусника и его учеников. Очень хотелось присоединиться к этой троице, но сил хватало лишь на неспешные движения глаз да поддержание ленивой беседы, которую затеял скучающий Айлайто:

– Может, тебя перенести на лавочку? Чего на земле валяться, еще простудишься…

– Здесь энергетический поток проходит, – отрицательно качнула головой я, мысленно дивясь такой невероятной заботе и пытаясь вообразить светлого эльфа с темной искусницей на руках. Картинка получилась потрясающе выразительной и колоритной, достойной звучного названия: «Безумие заразно». Неясно только, кто от кого умопомешательство подхватил: эльф, взявшийся таскать темную, – от своей ноши, или девушка, позволившая себя тащить светлому, – от носильщика. – Я лучше тут полежу, заодно магические силы подкоплю.

Мы немного помолчали, потом Айлайто с видом философа поинтересовался:

– А как тебя учили в Темной Школе?

– Хорошо! – уверенно ответила я, правда, не слишком поняв, что именно хотел услышать любознательный блондин.

– Откуда такая категоричность и уверенность? – поразился он.

– А разве понадобилась бы светлым плохо обученная темная искусница? – риторически вопросила я, наблюдая за игрой. Инната, ловкая и грациозная, как пьяный медведь в лавке стеклодува, в очередной раз не поймала мяч и бросилась за ним вдогонку – запыхавшаяся, раскрасневшаяся, смеющаяся. Ей не мешали ни высокие каблуки, ни болтающаяся перед лицом вуаль, ни путающийся в коленях подол. Я опять невольно позавидовала светлой девчонке. Как бы мне хотелось сейчас тоже бегать и веселиться!

– А что ты будешь делать после пяти лет отработки? – продолжал любопытствовать Айлайто, придвигаясь еще ближе и начиная рассеянно играть краем моего пояса, лежащим на траве, как уставшая черная змея.

– Естественно, в Валайю вернусь. Во всяком случае, постараюсь, – пожала плечами я, медленно ложась на траву и скрещивая руки под затылком. Перед глазами неспешно закачалась причудливая мозаика яшмово-зеленых дубовых листьев на фоне пронзительно-голубого, изумительно чистого, невозмутимого неба. Светлая Империя хороша для светлых. Темным здесь делать нечего.

– У тебя остался там кто-нибудь? Ну, в Валайе?

Я оценивающе покосилась на лежащего рядом эльфа, раздумывая, не стоит ли скормить ему ту же сказку, что и Иннате, – про ненаглядного жениха, великую любовь и намеченную свадьбу. Но что-то удержало меня от этого, возможно, нервные пальцы Айлайто, заплетающие в косичку длинную кожаную бахрому на конце моего пояса. А возможно, просто нежелание причинять себе лишнюю боль воспоминаниями о приятеле, который остался в Валайе на высокой должности и наверняка уже забыл обо мне – ведь при дворе собраны самые знатные и богатые красавицы Темной Империи всех рас.

– Нет. Во всяком случае, никого, кто бы ждал моего возвращения и готовился к нему.

– А откуда ты? – после минутного молчания, прерываемого лишь восторженными взвизгами Иннаты, беззаботными выкриками Айрэка да веселыми комментариями Шерринара, поинтересовался эльф. – Ну, в смысле, где твоя родня?

– А кто его знает, – легкомысленным полушепотом отозвалась я – мне на грудь, обманутая спокойствием и почти полной неподвижностью, села большая красно-фиолетовая бабочка, и мне не хотелось спугнуть это крылатое чудо. – Я сама из пригорода. Сколько себя помню – чуть ли не с младенчества из милости жила при храме Увиллы на должности подай-принеси-пойди-вон. Откуда я сама да где мои родители – одним богам только и ведомо. А потом жрецы в Школу отвели – мол, на всякий случай, проверить, вдруг там какой-никакой магический талант проклевывается. А иначе отдали бы на обучение в гильдию портных или вышивальщиков портить глаза с иглой и нитками, гнуть спину над отрезами ткани.

Бабочка, вопросительно поводя усиками, отважно путешествовала от верхней ко второй пуговице на моем тонком пиджаке. Роскошные крылья с черной каймой слегка трепетали, словно помогая тонконогой красавице удерживать равновесие. Я затаила дыхание, замерла, стараясь не спугнуть ее, и, сама понимая, как глупо верить в подобную ерунду, загадала: если бабочка дойдет до цели, значит, что-нибудь избавит меня от отбывания пятилетнего срока в Светлой Школе.

И тут храброе насекомое заметил Айлайто. Эльф долго не раздумывал – отпустил мой переплетенный пояс, протянул руку и хлопнул по большеглазой красавице ладонью, как по мухе. Естественно, не попал – бабочка оскорбленно трепыхнула крыльями и взвилась в воздух, потом спикировала на обидчика (не сомневаюсь: если бы могла, так и нагадила бы на него), на мгновение опустилась прямо на острый кончик правого уха и тут же вспорхнула опять, на сей раз окончательно и навсегда.

– Ну зачем? – укоризненно и расстроенно спросила я, провожая взглядом грациозное насекомое, стремительно взлетающее к листьям и теряющееся в густой изумрудно-зеленой кроне дуба. Я была так огорчена отрицательными результатами своего наспех придуманного гадания, что и не заметила сначала, что эльф не торопится убирать руку, ту самую, которой он бабочку бил. А заметив, еще успела удивиться (неужели так приятно ощущать под ладонью тонкую ткань пиджака и тугую повязку?), прежде чем начать возмущаться.

Без ложной скромности могу сказать, что в том происшествии я повела себя на редкость спокойно и достойно. Я не стала кричать, ругаться нехорошими словами (хотя очень хотелось) и негодующе сбрасывать нахальную руку – наоборот, вплотную придвинулась к ее хозяину и с нежнейшей из улыбок, так эффектно обнажающей самые кончики мгновенно удлинившихся и заострившихся клыков, страстным полушепотом проворковала:

– Лапки убери, солнце мое остроухое! И впредь не тяни их куда не просят. Иначе, темными богами клянусь, я приложу тебя каким-нибудь заклинанием, расчленю на куски и скормлю Нене. Или сама съем.

– Ты чего? Ты не это… Я… Ты не так поняла! – вскинулся Айлайто, испуганно тараща на меня зеленющие глаза и от искренности прижимая к груди (своей, надо заметить) обе руки.

– Мы оба друг друга не так поняли, – милостиво согласилась я. – Давай не будем спорить и ссориться – впереди еще полдороги до Сэлленэра.

– Давай! – оживленно отозвался Айлайто, радуясь, что так легко отделался!

Я кивнула и, придя к выводу, что как-то мы уж слишком засиделись под этим гостеприимным дубом, начала вставать. Разумеется, со столь сложным и ответственным делом мое обессилевшее тело, хоть и напитанное энергией, справиться было еще не в состоянии. Но я скорее согласилась бы одна сразиться с легионом потусторонних тварей, чем признать собственную беспомощность. За что и поплатилась – еще не встав толком, покачнулась раз, другой и, не удержавшись, из положения полусидя-полулежа-полустоя, завалилась назад. Очень удачно, надо сказать – прямо на Айлайто. Тот охнул, шумно выдохнул, но выдержал и даже слегка сдвинулся, чтобы мне было удобнее лежать на нем, собираясь с силами. Я самоотверженного и галантного поступка не оценила и тут же предприняла еще одну попытку встать самостоятельно – такую же неудачную, как и предыдущая. Айлайто подо мной уже откровенно веселился и разве что не ржал в голос, но старательно изображал насмерть придавленного эльфа, не способного даже поднять руку и поддержать девушку, дабы помочь ей хотя бы сползти с него, не говоря уже о том, чтобы встать.

И тут по моей несчастной груди, приложенной сначала заклинанием, потом рукой эльфа, охотившегося на бабочек, еще и мяч стукнул. Довольно сильно и увесисто стукнул, надо признать, аж дыхание перехватило и в глазах слегка помутилось. А потом за ним явился Айрэк и явно подумал что-то не то – во всяком случае, вытаращился на нас светлый мальчишка, как на клубок гадюк в собственной постели.

– Ну чего смотришь? – рявкнула я, резко и повелительно протягивая ему руки. – Чем глаза без толку пялить, лучше бы помог подняться, а то как бы Айлайто подо мной не задохнулся.

Айрэк шумно сглотнул, но послушно ухватил меня за запястья и вздернул на ноги. Я благодарно улыбнулась ему, кивнула Айлайто и, невольно держась за грудь, в которой опять начало разгораться жаркое болезненное пламя, медленно зашагала по газону к виднеющемуся за густыми кронами деревьев особняку. Делегация, хоть я и не просила их об этом, тут же оставила игры и посиделки в тенечке и в полном составе понеслась за мной, дабы тут же протянуть светлую дружественную руку помощи, если я вдруг начну заваливаться в яму или в пруд головой вниз.

Так с той первой прогулки и повелось: два раза в день я обязательно выползала в сад и неспешно бродила по дорожкам, лежала в тенечке на траве или сидела на берегу небольшого декоративного водоема, заросшего кувшинками и рогозом. Делегация полным составом со мной больше не гуляла, каждый раз отряжая на мое сопровождение одного или двух своих членов.

Лучше всего было, когда за мое конвоирование брались Айрэк и Инната. Они попросту подцепляли меня под руки с двух сторон, и я могла безбоязненно шататься то вправо, то влево, зная, что упасть мне не дадут – подхватят обязательно, в какой бы бок я ни качнулась. С Шерринаром тоже ходить было неплохо – искусник, обладающий крепкими надежными руками, на которые можно было спокойно опираться, и немалой силой, если не занудничал и не изображал непогрешимого светлого, пытающегося наставить всех и каждого на путь истинный, мог рассказать немало интересного, занимательного и просто забавного, причем как о воспитательной и преподавательской деятельности, кою мне вскоре предстояло осваивать, так и просто о жизни. А вот гулять с Айлайто было сущим мучением – то эльф, будто натертый скипидаром, рвался вперед едва ли не бегом и без умолку трещал всякую ерунду, то, наоборот, ползал не быстрее беременной улитки и доставал меня рассуждениями о добре и зле, Свете и Тьме, варениках с вишнями, старинных фолиантах, дамских седлах, поэзии прошлого века, вернувшейся в этом сезоне моде на камзолы с зауженной талией и собственном отношении к жизни.

Так или иначе я выздоравливала. Уже и ноги меня держали довольно твердо и уверенно, и голова почти не кружилась, и слабость одолевала все реже, и пожары в груди стали не такими частыми и сильными.

Едва-едва очухавшись и более-менее твердо став на ноги, я тут же потребовала, чтобы меня вели на конюшни – проследить, как там обращаются с Ненавистью. Делегация пыталась отговорить меня, но я решительно заявила, что если они откажутся меня сопровождать, то я пойду сама, одна, и пусть им будет стыдно, если я где-нибудь споткнусь, упаду и насмерть ушибусь об твердые полы Вартэкова поместья, или скачусь с лестницы и переломаю себе все кости. Светлые, решив не откладывать дело в долгий ящик и дожидаться моей кончины, чтобы после нее терзаться угрызениями совести, устыдились тут же, на месте, и сразу же выразили готовность следовать за мной куда угодно, хоть во Тьму. То-то же!

Я не ошибалась, когда думала, что в Светлой Империи валерисэн содержать не умеют. В деннике, отведенном бедной рептилии, моим глазам открылось дивное зрелище: Нена, хмурая, как не залегший в спячку медведь, сидящий по челюсти в сугробе, лежала перед внушительной горкой овса и изредка с отвращением подхватывала языком пару зернышек. Конечно, с голоду еще и не то съешь! Удивительно только, что все конюхи живы и целы – как-то я не верю, что Неночка прониклась столь глубокой симпатией к местному обслуживающему персоналу, что не попыталась за их счет восполнить недостаток животных жиров и белков в своем организме.

Почувствовав мое приближение, рептилия завизжала от восторга и ринулась навстречу. Ее не остановила ни толстенная цепь, крепящаяся к ошейнику, ни низкие воротца денника – валерисэн попросту снесла их и едва не вспрыгнула мне на руки. Сопровождавший меня Шерринар, сколь ни дорожил своей темной покупкой, устрашился и отступил, оставив меня без опоры. Естественно, Ненависть в порыве выражения чувств опрокинула меня. Придушенно барахтаясь под ее тушкой и пытаясь увернуться от языка, с жаром вылизывающего мои щеки, я парадоксальным образом ощутила почти полное, безбрежное, захлестывающее с головой счастье. Как приятно, когда тебя любят и ждут!

Опираясь на услужливо подставленную шею Нены, я встала и грозно нахмурила брови. К тому времени работникам конюшни стало известно, что к странной и непонятной твари пришла хозяйка, и они в полном составе собрались у денника валерисэн, с трепетом ожидая дальнейшего развития событий. Кое вскоре и последовало: я (и откуда только силы взялись?!) затопала ногами и завизжала громче Иннаты, требуя, чтобы моей рептилии сейчас же, вот сей секунд, принесли большой кусок свежего мяса. Что тут же и было исполнено.

Я лично с рук покормила свою ездовую зверушку, потом, морщась от ослепляющей боли, вступила с ней в мысленный контакт и узнала потрясающие подробности о наплевательском отношении к своим обязанностям персонала конюшни. Как выяснилось, не зная, чем кормить загадочное создание, которое привели в денник Шерринар и Айлайто, конюхи недолго думая от всей светлой души насыпали ей овса и на этом успокоились. И больше к Нене не подходили. Правильно, зачем?! Корм же у нее есть (моя бедная рептилия сначала отказывалась поедать странные, непонятные зерна, какими ее раньше никогда не потчевали, и взялась подчищать невкусное яство, только окончательно оголодав), а воду и издали налить можно. То-то все конюхи целы. Думаю, подойди кто-нибудь поближе к не на шутку озлобленной и давно не евшей ничего мясного рептилии – тут же лишился бы если не жизни, то каких-нибудь частей тела.

Не будь я столь слаба – разнесла бы все конюшни вместе с недоумками работниками, едва не заморившими голодом мою любимую валерисэн. Но в тот момент я была все-таки не в том состоянии, чтобы столь наглядной демонстрацией своего искреннего негодования учить светлых уму-разуму, поэтому мне пришлось ограничиться простым и безыскусным оглашением меню, к которому привыкла моя рептилия. Конюхи неверяще вытаращили глаза и затрясли головами, не понимая, как можно ездовое животное кормить мясом. Я повторила еще раз, с большим нажимом и строгостью. Но светлые работники отличались или редкостной идиотичностью, или граничащей с садизмом любовью к издевательствам над окружающими – они трясли головами по-прежнему недоуменно и недоверчиво, выражая сомнение в моих словах. Я повторила свои требования в третий раз, после чего Шерринар, опасаясь не то за мое здоровье, и без того подорванное недавними событиями, не то за целостность конюшни, над которой нависла серьезная угроза разрушения в результате проявления негативных чувств и эмоций одной скромной темной искусницы, поспешил увести меня в комнату – я начинала постепенно звереть, злясь на бестолковость и глупость окружающих, а это и впрямь могло плохо закончиться.

Еще одна проблема была с моим собственным меню. Вартэк, видимо, специально нанял себе в обслугу самых тупоумных светлых, каких только мог насобирать по всей ихней Империи – горничные, таскавшие мне подносы с завтраками-обедами, никак не могли уяснить, что именно передать поварихам. Когда же в конце концов я, устав от бесполезных препирательств, написала записку, в которой четко и подробно расписала необходимое мне меню, служанки, через которых я ее передала на кухню, принесли просто потрясающий ответ: стряпухи не поняли, что имеет в виду недужная темная госпожа, и нижайше просят ее изложить свои требования в более простой и доступной форме. Ну, я и изложила: остервенев от тупости светлых (ну как можно не понять простую просьбу приготовить плохо прожаренный кусок мяса, сдобренного зеленью и специями?!), схватила кусок пергамента и, плюясь ядом и брызгая чернилами, написала на нем такие слова, которых вскоре сама очень устыдилась. Но дело было сделано – записка уже отправилась на кухню. Тем более что крепкие словеса все-таки произвели желаемое действие: меньше чем через десять минут мясо было приготовлено, доставлено мне в спальню и едва ли не с поклонами и приседаниями подано в постель. Смотреть на то, как ненормальная темная будет поедать сырое жаркое, сбежалось почтив все население поместья. Скорее всего, их интересовало даже не само действо, а то, как я буду швыряться тарелками и заклинаниями в поварих, которые все-таки что-то не так поняли – ну кто же в здравом уме будет есть непрожаренное, сочащееся кровью мясо?! Но тут им пришлось разочароваться: я с удовольствием сжевала все предложенное и громко похвалила поваров, попросив их баловать меня такими замечательными блюдами и впредь.

Светлые едва не попадали в обморок. Особенно когда я вскользь упомянула, что еду преподавать в Светлую Школу магических искусств. Шерринар, опоздавший к началу действа и подоспевший к самой развязке, от моей наивной откровенности и бесхитростности только схватился за голову и бестолково закрутился в разные стороны, не зная, как успокоить всполошенных светлых. В конце концов он пошел по пути наименьшего сопротивления и, объявив, что его жена устала и нуждается в покое, вежливо попросил всех на выход. Я, уже красочно представляя, как искусник, дождавшись, пока мы останемся наедине, разорвет меня на несколько сотен маленьких Дивен, проводила послушно тянущихся к дверям слуг печальным взглядом, но перечить своему «супругу» и просить их остаться все-таки не стала.

– Послушай, Дивейно, тебе что, скандал хочется устроить? – тихо поинтересовался искусник, дождавшись, пока все выметутся из комнаты, и усаживаясь на ступенечках возвышения. Я свесилась с кровати и пристально взглянула ему в лицо:

– Какой скандал? Зачем? Ты же прекрасно понимаешь, что я не издеваюсь и не привередничаю – просто мне нужно особое меню, и с этим уж ничего нельзя поделать, придется принять сей факт как данность. И ваши искусники, если захотят учиться боевому метаморфозу, будут вынуждены есть сырое мясо. Это совершенно естественные, нормальные и логичные потребности организма, которому приходится где-то брать силы для превращения в машину смерти.

– Ну зачем ты сказала, что едешь преподавать в Светлую Школу? – огорченно потряс головой мужчина.

Я невольно вытаращила глаза от удивления:

– А что, это государственная тайна? И вообще, вы же, светлые, кажется, против лжи в любой форме…

– Ложь во благо – не зло, а хороший поступок! Особенно если она разовая и не превращается в прискорбную закономерность, – наставительно воздел к потолку указательный палец Шерринар, пребывая в самом меланхоличном и философском настроении, – Зачем, ты думаешь, мы тут ломаем комедию? Я просто боюсь, что люди еще раз взбунтуются, если узнают, что их детей будет учить темная искусница. На, скушай яблочко!

Я приняла протянутый фрукт, рассеянно покачала его в сложенных чашечкой ладонях, потом отложила на подушки и вновь подергала Шерринара за воротник, благо сидел он рядом и далеко тянуться не пришлось.

– Слушай, поучи меня, как с детьми обращаться, я ведь и понятия не имею, что говорить и как себя вести.

– Наука эта нехитрая, – оживился явно севший на любимого конька искусник. – Главное – старайся быть доброй и снисходительной, а все остальное приложится. И не забывай, что первому и выпускному курсу надо оказывать самое большое внимание – малыши еще не обвыклись, всего пугаются и часто делают ошибки на ровном месте, сами не осознавая, что творят, а старшеньким скоро сдавать экзамены, поэтому они нуждаются в особой отзывчивости и опеке со стороны преподавателя. Но и про средние курсы нельзя забывать – ведь они вчера были крохами, а завтра станут выпускниками. И не ленись отвечать на все детские вопросы, что бы они ни спросили, даже если не по твоей специализации. Никогда не отмахивайся от проблем своих учеников, старайся во всем быть им примером, достойным подражания, и одновременно родной матерью, лучшей подругой и любимой сестрой. На занятиях от программы сильно не отклоняйся, но можешь изредка рассказать или показать какие-то заклинания и не по теме, а иногда и вытворить что-нибудь несерьезное или бессмысленное – тогда дети еще больше потянутся к тебе, видя в своей наставнице слегка выросшее и остепенившееся подобие себя. Нужно быть внимательной к каждому ученику, дабы в зародыше задавить все пороки и негативные стороны его натуры, а еще – выявить и поощрить хорошие задатки. Ну и, конечно, самой совершенствоваться и учиться без конца – наука ведь не стоит на месте, каждый день приносит что-то новое, интересное, неизведанное, что ты должна тут же постигать и с готовностью нести своим ученикам… Ты должна заинтересовать, влюбить детей в свой предмет, чтобы на занятия они бежали с радостным гомоном, нетерпеливо ожидая, что же интересного и занимательного ты расскажешь им сегодня, а после лекций весело неслись в библиотеку готовить домашние задания, доклады и рефераты для тебя. Ну и, разумеется, твоей святой обязанностью должно стать наблюдение за здоровьем вверенных под твою опеку учеников, причем как за телесным, так и за духовным, дабы при первых же признаках неблагополучия или каких-то проблем принять соответствующие меры, не давая болезни пустить корни в детском теле, а злу – в душе…