Текст книги "Любовь моя, Анайя"

Автор книги: Ксандер Миллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

3

Всю серьезность недуга Зо его товарищи осознали не раньше, чем наступил день выплаты жалованья в бедной стране, и недугом этим оказалась вовсе не малярия, насчет которой они беспокоились.

В тот день полы заливали в приподнятой атмосфере, ведь вечером восемнадцать человек должны были получить наличные. Мужчины скинули обувь и прошлись босиком по сырому цементу, растаптывая комки смеси, точно работники винодельни, давящие виноград. Зо работал ручной мешалкой и весь день вертел грохочущую бочку, а Тикен и Бос-Те, вооружившись лопатами, кидали свежий цемент остальным членам бригады, которые торопливо разравнивали его, прежде чем он успевал застыть подтропическим солнцем.

Бос-Те-Бос был в ударе и весь день отдавал странные приказы.

– Я ваш хозяин, дурни, так что заткнитесь и вкалывайте.

После работы, пока бригада ждала, когда Босс Поль раздаст зарплату, он разглагольствовал о своей любви к крупным женщинам:

– Plis tete, plis bouda, plis vant, – Бос-Te рассуждал, словно математик, производящий измерения. – Побольше бюст, побольше зад, побольше пузо. Это чтобы наверстать упущенное.

– Чем больше, тем лучше, – согласился Тикен. – Слишком толстых не бывает.

– А ты, Зо? – спросил Эдсон. – Каких женщин предпочитаешь?

Эдсон, человек серьезный, женатый и христианин, был специалистом по всяким механизмам, и все шутили, что с бензиновым отбойным молотком он обращается так же, как с женой.

Зо присел на корточки и ответил серьезно.

– Раньше они все мне нравились, – сказал он. – Любого возраста, веса и цвета кожи. Но эта девушка застряла у меня в сердце, как серп в тростнике. Есть только она и я, и у меня ни единого шанса.

Признание Зо напрочь лишило рабочих бодрого настроя. После этих слов они тихо сидели и ждали, когда их позовут в школу за жалованьем. Кабинетом Боссу Полю служил класс учеников начальной школы. Бригадир, похожий на бегемота, восседал за партой, рассчитанной на шестилетнего ребенка, и, прижав колени к нижней поверхности столешницы, выдавал плату при свете керосинового фонаря, словно первый помощник капитана матросам на корабле.

Эдсон вошел первым и вышел, пересчитывая деньги.

– Я почти уверен, что старик зажал полтинник, – сообщил он. – У него там очки с носа сваливаются, а он их надевает только для выплаты жалованья.

– Все потому, что только в этот день большого босса действительно волнует, допустит ли он ошибку, – сказал Тикен.

Бос-Те-Бос взял купюры, свернул тугой флейтой и заиграл замечательную зарплатную песенку, а Сонсон принялся танцевать под нее во дворе. Зо вошел, получил деньги, пересчитал. Затем отправился на школьные задворки, разделся догола и помылся из ведра. В коробке лежал кусочек голубого мыла «Фитсо»; Зо смыл с тела пот, ополоснулся среди бананов и стоял голый, наслаждаясь прохладой.

Когда он оделся и сел на мототакси до Жереми, солнце уже опускалось за горы. Начинался сбор урожая ветивера, и свежескошенная трава лежала ароматными копнами вдоль дороги. Шоссе пересекло изобильную долину и вышло к морю. Взгляду Зо предстала столица департамента, раскинувшаяся внизу, вдоль неровной береговой линии. Над кварталами высились белые церкви, в море выдавался причал. Дальше, за прибрежными волнами, под последними лучами солнца стремительно катил свои воды ярко-голубой Гольфстрим.

Зо сошел у комиссариата. Полицейские в форме играли в tou kay[30]30
  Гаитянская настольная игра.


[Закрыть] и курили сигареты. Изумительно стройные школьницы несли на головах ведра с водой. На складах уже появились тюки с ранним ветивером, и весь рынок был окутан его густым пряным ароматом.

Будучи самым западным из гаитянских портов, Жереми ориентировался на Ямайку и Каймановы острова. У причала были пришвартованы белизские лодки. Зо купил кожаный ремень, о котором мечтал уже несколько недель, и совершенно новую рубашку, еще завернутую в пленку. Продавец сообщил, что рубашка только что прибыла морем из Белиза, и продемонстрировал красивую отделку на изнанке манжет и воротника. Он научил Зо, как закатать рукава, чтобы выставить напоказ пестрый узор. Затем Зо наведался в канцелярскую лавочку, где продавщица уговорила его купить дорогой ежедневник с посеребренным замком с ключом и ароматизированными страницами. Он развернул упаковку, понюхал ежедневник и понял, что непременно должен его заполучить. Затем молодой человек пешком отправился обратно в Гранд-Анс, не имея больше ни гроша в кармане и страшно сожалея об этом.

Он предпочел вернуться не по новому шоссе, а по старой грунтовке, шедшей вдоль побережья, мимо рыбацкого квартала Розо. Здешние дома были построены из кораллов и морских раковин, словно всплыли из морских глубин, а рыбаки и их семьи жили как на курорте. Они пили сок зеленых кокосов, опустив ноги в море, ели жареную рыбу и занимались любовью на пляже.

Зо нашел торговца клереном на его обычном месте, за церковью. Торговца звали Медсен Фей – Доктор Лист; он продавал снадобья, про которые говорили: «Что не вылечит – одурманит». Медсен Фей сам изготовлял ром из сырого сока сахарного тростника. Из сока он делал тростниковое вино, воду выпаривал долгим кипячением, получая крепкий, прозрачный самодельный ром – клерен. Наконец, Фей настаивал ликер на травах, которые приносил с гор.

Фей считался умелым аптекарем: пускай отмерял не щедрой меркой, зато искусно составлял снадобья. Он одевался, как врач, в длинный белый лабораторный халат, и диагностировал недуги, от безумия до венерических заболеваний, по запаху изо рта пациента, цвету мочи и истории, которую тот о себе рассказывал. Потом прописывал лекарство и сам же его выдавал.

Когда появился Зо со своими покупками, Фей спросил, какое снадобье ему требуется:

– Горячее, сладкое, чистое, душистое?

– С чего ты взял, что мне нужны твои зелья?

Фей рассмеялся.

– Я клиента сразу вижу.

– Это все лихорадка, – сказал Зо. – Я уже едва могу спать по ночам.

Фей скрестил руки на груди.

– Не заливай. У тебя зазноба. Которая от тебя нос воротит.

Зо сунул свои пакеты под мышку.

– Я же не богач, – вздохнул он.

– Думаешь, эти покупки помогут?

Зо не ответил на вопрос.

– Я не могу водить ее в шикарные места.

– Браво! – Фей захлопал в ладоши. – Браво. Ты начинаешь понимать, что не все тебе подвластно. А значит, взрослеешь. Можно дать совет? – Он взял с полки две бутылки и смешал их содержимое. Зо слышал, как оно зашипело и затрещало. – Прибереги это для другой женщины, – он указал на покупки. – Желательно для той, которая ответит тебе взаимностью.

– Женщина – не главная проблема.

Фей выглядел довольным.

– Да-а? – протянул он. – Ты первый, кто это говорит.

– Я вижу, ты целыми днями напролет торгуешь спиртным с этой тележки, так что я расскажу тебе, как это делается.

– Ну и как?

– Женщине по душе самое твердое и непоколебимое, что есть у мужчины, – сказал Зо.

– Его член, стоящий по стойке смирно?

Зо помотал головой.

– Его сердце, Фей, когда он знает, чего оно хочет.

– Следственно, сердце похоже на камень. Оно тонет, – Фей помешал готовый напиток тростниковой палочкой. – Byen, dako[31]31
  Хорошо, согласен (гаитянск. креольск.).


[Закрыть]. А мы? – спросил он, передавая стакан Зо. – Что по душе мужчине?

– Мужчина любит в женщине все мягкое, – сказал Зо, принимая напиток, – то, до чего можно дотронуться.

– Ха! – Фей снова захлопал в ладоши. – Теперь понимаю. Это ее koko[32]32
  Вагина (гаитянск. креольск.).


[Закрыть], когда она влажная и готовая. – он вытер прилавок тряпкой. – Не так уж ты ошибаешься, мой друг.

– Granmoun mon cher[33]33
  Старичок (гаитянск. креольск.).


[Закрыть], – ласково сказал Зо, – похоже, ты накачался своим клереном.

Фей повернул лицо к свету, так чтобы Зо мог разглядеть рябины, оставшиеся после давно перенесенной оспы.

– Думаешь, женщинам нравится то, что они видят?

– Ты не должен ее уговаривать. Дело не в том, как ты выглядишь или что говоришь.

– Позволь мне облегчить тебе задачу, – воскликнул Фей. – Не говори, что мужчины хотят любить. Просто скажи, что ты хочешь любить.

– Я знаю это с тех пор, как мне исполнилось семь.

Фей с преувеличенным восхищением перегнулся через тележку.

– Я люблю в женщине то, что заставляет ее плакать, – сказал Зо.

Торговец спиртным хлопнул себя по лбу и потянулся через тележку.

– Ой, чуть не развел меня! Чуть не развел! Но сам запутался еще больше, чем я. Послушай-ка меня, travayè. Позволь тебе кое-что сказать. Мужчине по душе стройняшки и домоседки, – Фей сделал такой жест, будто что-то нарезал. – Найди себе девчонку с плоским животом, и она тебя осчастливит, – он протянул Зо лекарство. – Хотя что толку. Боюсь, ты безнадежен.

– И чем это мне поможет?

– Вылечит тебя.

– От чего?

– От твоей дурацкой любви.

Медсен Фей протянул Зо пузырек. Тот открыл его и понюхал снадобье.

– Отнеси его в какое-нибудь укромное место, где сможешь побыть один. Зажми нос и выпей все до последней капли, не отрываясь.

Зо добрался до реки и ее берегом пришел к морю. Вошел в лагуну. Здесь было именно такое место, как велел Медсен Фей, укромное и одинокое. Зо достал из кармана пузырек и поднес в темноте к глазам, чтобы рассмотреть содержимое. Пучок трав опустился на дно. Молодой человек вытащил пробку и снова понюхал жидкость. Здесь, в свете широкого полумесяца, под шум моря она казалась еще более едкой, чем в тележке Фея. Зо зажал нос, наклонил голову и осушил пузырек; над рекой поднялся ветер, а у него в горле вспыхнул огонь. Он выпил все до дна, не отрываясь. Потом земля закачалась под ним, его накрыли рвотные позывы, и он склонился над илом.

* * *

Напиток вызвал у Зо только понос и странное опьянение с галлюцинациями, а на следующий день – жуткое похмелье. Парень проснулся с гудящей головой и учащенным сердцебиением. Он не мог и слова вымолвить, потому что слюна во рту напоминала золу. И был по-прежнему влюблен в дочь доктора. Его состояние не только не улучшилось, но даже усугубилось.

Когда Бос-Те увидел лицо Зо, он бросился за Терез и привел ее на стройплощадку.

Женщина приготовила кружку самого крепкого кофе по своему рецепту и заставила Зо выпить его вместо «черного напитка»[34]34
  У индейцев – ритуальный кофеиносодержаший напиток, использовавшийся для духовного очищения и восстановления сил, а также как слабительное или рвотное.


[Закрыть]. Он стонал от мучительного похмелья, но Терез не питала жалости к бедняге. Она обтерла ему лицо мокрой тряпкой.

– Допивай, – распорядилась женщина и налила вторую чашку. – Похоже, ты не на шутку втрескался. Давай-ка расскажу тебе про эту девушку.

Анайя Леконт была единственной дочерью доктора Венсана Леконта, который, не спасовав перед ураганом «Гилберт» в восемьдесят восьмом, ушел в политику.

– Этот человек запасся водой еще до катастрофы, – говорила Терез. – Вообрази, какой предусмотрительный.

Таким образом Жереми избежал вспышки тифа, которая в Ле-Ке унесла жизней больше, чем ураган. Поговаривали, что Леконт скорее всего сменит Мальбранша, когда старик уйдет из Департамента здравоохранения, и сам станет генеральным директором.

– Ну? – спросила Терез.

– Ты ничего не сказала про девушку, – прошептал Зо, обхватив голову руками.

– Ты что, не расслышал? – вмешался Бос-Те. – Ее отец будет директором. А мы просто рабочие, которые строят ему патио. Чего еще тебе нужно знать?

– У нее есть братья или сестры? А мать? Расскажи мне все, Терез.

– Мать умерла, – ответила Терез. – Она работала медсестрой в больнице Сент-Антуан. Анайя – единственный ребенок в семье.

– Они живут вдвоем в этом большом доме? – спросил Зо.

– Вот именно, – сказала Терез. – Теперь дошло? Эта девушка – все, что у него есть.

Всю следующую неделю Зо вкалывал, как заключенный на тюремной ферме, не болтая и не зубоскаля. Однажды к вечеру, когда рабочие уже заканчивали работу в клинике, во двор въехала скорая помощь больницы Сент-Антуан. Двойные двери открылись, и из машины вышла Анайя Леконт в сопровождении двух медсестер из городской больницы. Мисс Леконт была одета в училищную форму – белый фартук и клетчатую блузку школы медсестер Нотр-Дам-дю-Перпетюэль-Секур – Богоматери неустанной помощи.

– Если бы я очнулся в больнице, а надо мной стояла она, я бы решил, что умер и попал в рай, – сказал Бос-Те.

В эту пору о любви Зо к девушке знали уже все рабочие; они отпускали в его адрес странные реплики.

– Зо и впрямь силен, – шептались они. – Зо умеет тянуть и толкать.

Сам Зо только приналег на лопату и вкалывал так, словно хотел себя уморить. Никто не видел, чтобы он хоть раз оторвался от работы, пока Анайя ходила по стройплощадке. Парень ушел вместе с остальными и отправился за ведром холодной воды. Зашел за здание школы, разделся догола и вылил воду себе на плечи; в таком виде девушка его и застала: он стоял у насосной будки, посреди желтых цветов и фиолетовых баклажанов, голый, с намыленными бедрами и торчащим членом.

Зо не знал, сколько Анайя наблюдала за ним и кто из двоих был удивлен больше: он, голый и мокрый, с чреслами в мыльной пене, или она, подглядывающая за ним из-за зарешеченного окна класса. Молодой человек видел, как затрепетала яремная вена у нее на шее, когда она ухватилась за оконную решетку. Девушка стояла, устремив на него такой прямой, ясный взгляд, что он едва удержался от извинений и оправданий. Она оценивающе оглядела его от ступней до покрытой мыльной пеной мошонки, а затем долго и пристально смотрела ему в глаза, а потом изменила положение, словно для того, чтобы разглядеть получше, и Зо подумал, что, возможно, именно для этого.

Позже Анайя вернулась в школу, где рабочие ели рис с красной фасолью[35]35
  Рис с красной фасолью (riz et pois rouges) – популярный гарнир гаитянской кухни, который нередко служит основным блюдом, поскольку многие жители Гаити не могут позволить себе мясо или рыбу.


[Закрыть], сидя за школьными партами или вдоль стен, под рисунками десятилетних учеников. В этой комнате, обставленной маленькой детской мебелью, они выглядели сказочными великанами. Мужчины заслышали стук каблучков мисс Леконт в коридоре задолго до того, цак девушка появилась в дверях, и к тому времени уже напустили на себя почтительный и усталый вид, как и подобает работникам перед начальством.

– Что вы знаете о филяриозе? – спросила Анайя.

Рабочие склонились над мисками, точно кающиеся грешники.

– Вероятно, кое у кого из вас он есть, – сказала девушка, – и обитает внутри.

Люди перестали есть.

– Филярия – это внутренний паразит, круглый червь, живет на Гаити. – Теперь Анайя завладела их вниманием. – Он проникает в кровь через поры на босых ногах.

– Поэтому мы носим обувь, – заметил Тикен.

– Не всем так повезло. В округе полно детей, которые не могут себе этого позволить.

– А от нас-то вы чего хотите? – поинтересовался Тикен.

– Больница спонсирует лечебное мероприятие, которое состоится здесь завтра днем, – пояснила Анайя. – Но во дворе небезопасно – кучи кирпичей и гравия, железная арматура. Нам нужно чистое, безопасное место, где дети могут постоять в очереди, пока мы будем раздавать лекарства.

– На это уйдет весь вечер, – сказал Тикен. – Как насчет оплаты?

– Лечение бесплатное. Вы тоже сможете его получить.

Кое-кто из рабочих снова принялся за еду.

– В жизни не делал прививок, – похвастался Сонсон.

– Это не прививка, – возразила Анайя. – Всего лишь таблетка. И мне бы очень хотелось вам заплатить, но на это средства не предусмотрены. Студенты училища работают безвозмездно. Даже таблетки – это дар Всемирной организации здравоохранения. – ухватившись обеими руками за дверной косяк, девушка всем телом подалась в помещение класса. – Я прошу вас о помощи, – проговорила она. – Ради детей.

– Я работаю не ради детей, – ответил Тикен, – а ради наличных. Кроме того, – добавил он себе под нос, – держу пари, ты умеешь обращаться с лопатой.

Зо встал со своего места у стены, и его тарелка с грохотом упала на пол.

– Покажи мне, чем помочь, – сказал он. – Я все сделаю.

Когда он вышел вслед за Анайей, вслед ему понеслись насмешки.

– Я знаю, какая помощь ей нужна, – ухмыльнулся Тикен. Сонсон спросил, не собирается ли Зо тащить ее домой на спине, как bourik. Бос-Те хотел знать, будет ли его приятель доедать свою фасоль.

Зо взял с галереи лопату и тачку и последовал за девушкой во двор. Пройдя десяток шагов, Анайя остановилась и обернулась к нему. Одна косичка упала ей на глаза, и, не видя залитого лунным светом двора, охваченная справедливым негодованием, она была прекрасна, как никогда.

– Филяриоз – серьезная проблема, – произнесла Анайя. – Он способен замедлить рост ребенка и вызвать анемию или даже сердечную недостаточность. А лечение такое простое! Всего одна таблетка! – она посмотрела на Зо. – Знаешь, что такое альбендазол?

Зо обеими руками вцепился в тачку.

– В детстве у меня довольно часто бывали глисты, мне ли не знать.

Анайя скрестила руки, и Зо увидел в темноте холмики ее грудей и золотую цепочку, провалившуюся в ложбинку между ними.

– Я надеялась, что именно ты мне и поможешь.

– Почему? – спросил Зо. – Из-за того, что видела меня голым?

Красавица продемонстрировала маленькие белые зубки.

– Из-за того, что видела, как ловко ты выносишь мебель на траву.

– Это и нужно сделать?

Анайя училась на третьем курсе медучилища сразу по двум специальностям: сестринское дело и общественное здравоохранение. Она сообщила Зо, что распространение таблеток от паразитов среди школьников – ее курсовая работа. Все, что ей нужно, – чистое, безопасное место на захламленном строительным мусором дворе, где можно будет поставить пару палаток и раздать лекарства тысяче учеников, не опасаясь, что дети подхватят столбняк.

Зо окинул двор взглядом и понял, что работа предстоит долгая. Повсюду были стройматериалы: груды гравия, кипы арматуры, гора белого речного песка, сложенные штабелями щиты опалубки. Однако молодой человек промолчал. Он боялся смотреть в глаза Анайе. Подтянув лямку комбинезона и подойдя к куче гравия, Зо вонзил в него лопату до самого черенка.

Он водил в темноте граблями до тех пор, пока поверхность земли не стала ровной и гладкой и во всем обширном дворе не осталось мусора: ни единого камня, кирпича или палки. Затем молодой рабочий вошел в здание школы и начал выносить из классов мебель. Проснувшаяся среди ночи бригада наблюдала, как он аккуратными рядами расставляет стулья под манговым деревом. Бос-Те, продрав глаза и выйдя во двор в нижнем белье, первым пришел ему на помощь. Затем, спотыкаясь, появился Сонсон с парой стульев. Тикен стоял в дверях со скрещенными на груди руками и обзывал их идиотами.

Последний стул поставили в четыре утра. В шесть, когда на грузовой платформе прибыли палатки, бригада Зо с растяжками и молотками была уже наготове. Когда на автобусе приехали медсестры, палатки уже были поставлены и первые пациенты сидели на скамейках поддеревом. Раздача началась рано и продолжалась весь день. Была суббота, и рабочие провели все утро на галерее, попивая кофе. Анайя подошла к ним во время обеда, и Зо пришлось приложить немалые усилия, чтобы справиться с дрожью. Девушка впервые назвала его по имени.

– Зо, – позвала она. – Vin ba lo[36]36
  Пойдем (гаитянск. креольск.).


[Закрыть].

Рабочие онемели от изумления. Они не отпустили ни одной шутки, когда Зо встал и отправился вслед за Анайей за здание школы. Молодые люди прошли мимо насосной будки и углубились в банановую рощу, где в знойном воздухе пахло опавшей листвой.

– Я думала про твою лихорадку, – Анайя достала из сумочки набор для экспресс-диагностики малярии и, вскрыв его, вытащила одноразовый ланцет. – Дай руку.

Зо заколебался.

– Только не говори, что боишься уколов.

– А кто не боится?

Одним отработанным движением девушка откусила пластиковый наконечник и кольнула Зо в палец. Выдавила кровь на тест-полоску и помахала ею в воздухе.

– Почему ты уехал из города, чтобы работать на моего отца? – спросила Анайя.

– Я не из города, – ответил Зо. – Я пришел с холмов.

Звук его голоса, прямая осанка, мощь, столь заметная при дневном свете, – все это навело Анайю на мысль, что было бы здорово полежать в его объятиях.

– Видишь две красные полоски? – девушка показала ему тест. – Результат положительный.

Зо вцепился в тест-полоску обеими руками, как утопающий в брошенную ему веревку.

– Что мне делать? – спросил он.

– Завтра, – сказала Анайя, – приходи на Шабанн. Это пляж внизу у дома моего отца. Только обязательно приходи, – предупредила она. – Теперь я единственная, кто может тебя вылечить.

Зо не сказал, что все как раз наоборот, ведь именно она и вызвала у него болезнь.

4

Зо собирался написать любовное письмо, но в итоге просто перечислил болезни своей юности и сравнил их с любовью. Так он умудрился заполнить пол-листа.

– Жаль, что я купил так много бумаги, – сказал он. – Я бы и за всю жизнь столько не сказал.

Терез прочла первый черновик и заявила, что это катастрофа.

– Малярия, брюшной тиф, амебная дизентерия. Что это, Зо? Ты за вирусом ухаживаешь или за женщиной? Нет, – сказала она. – Лучшее в этом письме – надушенная бумага.

Зо возразил, что Анайя медсестра и поймет его.

– Эта девушка с Гаити, – не сдавалась Терез. – Она знает всё о паразитах и брюшном тифе. Ты должен сказать ей что-нибудь неожиданное и прекрасное.

Зо забрал у нее письмо и разорвал пополам. Потом они сидели и ломали голову над следующим черновиком. Тикен решил, что Зо мог бы написать о том, как работал на шахтах и тростниковых плантациях, но Терез категорически воспротивилась. Бос-Те-Бос предложил, чтобы Зо рассказал ей о некоторых из женщин, с которыми он встречался, и о том, как он делал их счастливыми, но Терез сказала: это еще хуже.

– Скажи ей что-нибудь особенное, Зо. Что-то такое, что известно только тебе. Можешь ли ты дать ей что-то, чего не даст никто другой?

Зо поведал им, как однажды обошел на лодке вокруг западной оконечности острова.

– Мы с Булли вдвоем, только я и он, прошли в его маленькой лодке от Жереми до Ле-Ке. – Но лучше всего Зо запомнил (и никогда не сможет забыть) закат в Анс-д’Эно. – Анс-д’Эно – самый западный город на острове, – сказал он. – Там самые поздние закаты на Эспаньоле[37]37
  Эспаньола – одно из названий острова Гаити в колониальный период.


[Закрыть].

– Годится, – решила Терез. – Напиши об этом, может, тебе и выпадет шанс.

Зо вырвал чистый лист и начал сначала. Он описал берега, пустынные и зеленые, и воду, прозрачную, как воздух. «Можно даже увидеть омаров на дне». Поведал, как путешествовал туда в лодке Булли и как рыбак научил его плавать. Упомянул про дом, который мечтает построить, – трехкомнатный, с французскими окнами и верандой с видом на море. Он строчил целых двадцать минут, корпя над каждым словом и расставляя точки с меткостью и решительностью плотника, забивающего гвозди.

Терез взяла переделанное письмо и прочитала его, то облизывая зубы, то разражаясь громким хохотом.

– С таким же успехом ты мог бы посулить ей контроль над банковским счетом и право выбирать имена вашим детям. – Терез похлопала по письму и спросила: – Ты муж или верный пес? – Но не дала возможности ответить. – Это прекрасно. Верность – именно то, что ей нужно.

Закончив письмо и убрав его в подходящий конверт, Зо занялся своим туалетом. Терез сделала из листьев ближайших деревьев шампунь и вымыла ему голову, а он сидел на корточках у ее ног, словно ее сын. Она сполоснула его и растерла пахнущую лимоном пену по его груди. Почистила ему уши куриным пером и подстригла ногти. По окончании сборов, когда Зо был облачен в новую рубашку и надушен ветивером, Терез объявила, что он красавчик.

Зо спросил, не рановато ли выходить.

– Если не отправишься сейчас, – ответила Терез, – второго шанса тебе уже не выпадет.

Школа, где ночевали Зо и другие рабочие, находилась в четырех километрах от особняка Леконта в прибрежном Шабанне. Зо преодолел это расстояние пешком. Узкие тропинки в джунглях сменялись дорожками банановых плантаций, а банановые плантации уступали место обширным полям фермерского кооператива, засеянным ветивером. Ароматная зеленая трава разрослась и покрыла склоны холмов.

По шоссе можно было добраться быстрее, но на загруженной национальной автостраде было шумно, а Зо хотелось остаться наедине со своими мыслями. Он подходил к занятиям любовью как к кулачному бою, мысленно представляя весь поединок, удар за ударом. В данном случае предметом его размышлений была Анайя, ее желания, возможные пути к ее удовлетворению. Для такого рода работы Зо предпочитал спокойную обстановку побережья, которое, не отвлекая, уводило его за город. Он миновал рыбацкий квартал и снова вышел в дельту реки Гиноде, где недавно пил знахарское снадобье, которое должно было избавить его от дурацкой любви. На лужайке у заброшенного сахарного завода пасла корову какая-то женщина; старик с катарактами на глазах и больной спиной тащил тростник. Медсен Фей открывал свою лавочку на повороте прибрежной дороги, откуда было видно море, и, когда Зо проходил мимо, окликнул его:

– Зо, куда направляешься?

– А ты как думаешь?

Фей рассмеялся.

– Ну и как тебе теперь?

– Еще хуже, чем раньше.

– Мой напиток не помог?

– Ощущение было такое, что я уснул в твоем клерене, – ответил рабочий. – У меня даже зубы кружились. Теперь я хочу ее еще больше.

– А! – старик махнул рукой. – Одного алкоголя маловато, тебе нужно кое-что еще.

– И что же?

Торговец зельями долго разглядывал Зо на фоне моря в сгущающихся сумерках.

– Единственное, чего у тебя никогда не будет, – ответил он. – Деньги.

Зо порылся в кармане и вытащил несколько смятых купюр. Положил их на тележку Медсена Фея.

– Дай-ка мне что-нибудь для придания храбрости.

Медсен Фей денег не взял. Он приготовил напиток и вручил его Зо.

– За счет заведения.

Анайя и Зо договорились встретиться под покровом темноты, но молодой человек явился слишком рано. Над побережьем еще не померкло голубое сияние. Зо набрел на заросли дикого бадьяна и, ожидая, пока за мысом погаснут последние отсветы и пристань оживет под электрическими огнями, жевал отдающие лакрицей листья, чтобы придать дыханию сладость. Он услышал, как портовые грузчики запевают каторжные песни, приступая к вечерней разгрузке кораблей.

Только после этого Зо отважился выйти и пройти последний отрезок пути по пляжу, миновал здание суда, государственную школу и наконец добрался до богатого района, где дома выходили прямо к морю. Лестница, ведущая на задний двор доктора Леконта, была не закончена; уже смонтировали опалубку, положили железную сетку, засыпали и утрамбовали гравий, но бетон еще не залили. Зо поднялся до середины, сел и стал созерцать море.

Стоял апрель. Дни были жаркие и короткие, а сумерки – прохладные и длинные. Над берегом пронеслась и исчезла в темноте белохвостая тропическая птица. Зо беспрестанно представлял себе ноги Анайи на лестнице, и, когда она наконец появилась, ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не пялиться на них. От девушки благоухало лимонно-ванильным мылом, отчего она казалась невинным ребенком. Встав за спиной у Зо, она провела руками по его волосам, и он прислонился затылком к ее босым ногам.

– Если уплыть с этого пляжа, – проговорил Зо, указывая на море, – и плыть все время прямо, усиленно работая руками и правильно дыша, то можно добраться до побережья Флориды.

– Проще долететь, – заметила Анайя.

Волны лениво накатывали на берег, девушка перебирала пальцами его волосы.

– Я никогда не летал на самолете, – признался Зо. – И никогда не покидал остров.

Анайя села рядом с ним на ступеньку и отвинтила крышку самой дорогой на вид бутылки рома, которая когда-либо попадалась Зо на глаза.

– Ты говоришь так, будто остров – тюрьма.

Она поднесла горлышко бутылки к губам и сделала глоток, не отрывая взгляд от моря.

– Тюрьма и есть, – ответил Зо, – с кокосовыми пальмами и петушиными боями, – он протянул руку и стер каплю рома с уголка ее рта. – И красивыми женщинами.

– Почему же тогда не уезжаешь? Зачем остаешься здесь и работаешь на моего отца?

В темноте Зо взял у нее бутылку и сделал большой глоток. Вытер рот тыльной стороной запястья.

– Я остаюсь ради рома, – сказал он серьезно, – и ради женщин.

– А тебе не кажется, что жизнь этим не ограничивается?

– Чем?

– Ромом и женщинами. Работой за доллар в день. Ожиданием смерти от тифа или туберкулеза.

– Они меня пока не прикончили.

– А как насчет малярии? – Анайя отобрала у него бутылку, словно для того, чтобы доказать свою правоту. – Как насчет твоей ночной лихорадки?

Зо взял с колен ее левую руку и прижал к своему лбу.

– Она донимает меня пуще прежнего, – вымолвил он.

Анайя достала из-за эластичного пояса юбки лекарственную упаковку и стала вынимать из фольги маленькие белые таблетки.

– Что это? – спросил Зо.

– Ты мне доверяешь?

Он ответил, что доверяет.

– Открой рот, – велела Анайя. Зо был послушным пациентом, и девушка положила ему на язык четыре таблетки. Взяла бутылку и влила ему в рот ром. – Глотай. – Когда он это сделал, Анайя сообщила ему, что это хлорохин[38]38
  Хлорохин – эффективный противомалярийный препарат.


[Закрыть] и только первая доза. – Если не избавишься от малярии прямо сейчас, то скоро ослепнешь. Или умрешь. Тебе известно, что средняя продолжительность жизни на Гаити – всего шестьдесят один год?

Зо взял бутылку и поднял ее к горизонту.

– За зрелый возраст, – пошутил он.

Они, точно пираты, по очереди прихлебывали ром большими глотками прямо из бутылки и наблюдали за бегом далеких морских волн. Ром был мягкий, сладкий и обжигал горло. Трижды выпили молча, затем Зо предложил тост:

– За самую красивую женщину Антильских островов.

– Может, выпьем за что-нибудь другое? – спросила Анайя.

Зо оглядел берег, словно надеялся обнаружить среди водорослей и мусора что-нибудь достойное тоста.

– Остальное того не стоит, – произнес он, и что-то в его голосе заставило девушку удержаться от возражения.

Анайя впервые повернулась к Зо лицом и растерялась. Искреннее выражение его лица и беззащитный взгляд являли полную противоположность его откровенной, животной телесности.

– Ты женат? – спросила она.

– Нет.

– У тебя есть дети?

Зо помотал головой.

Анайя подняла бутылку и сделала большой глоток крепкой жидкости, но глотать не стала. Взяла Зо за затылок, притянула его рот к своему, медленно, в пламени схлестнувшихся языков, влила обжигающий напиток ему в рот, и Зо его проглотил. После чего ошалело, словно в оцепенении, уставился на окружающий мир.

– Это лучший напиток, который я когда-либо пил.

Они занимались любовью на лестнице, с пересохшими от жажды ртами, а вокруг них под звездами шумел прибой. Сначала Зо сел на ступеньку, а Анайя оседлала его, повернувшись спиной к морю. Он держал ее зад в своих руках, двигал бедрами и смотрел, как с каждым толчком лицо ее поднимается над горизонтом и снова опускается. Затем девушка легла на бок, а молодой человек, чтобы добраться до ее сердцевины, присел, одну ногу вытянул вперед и поставил на верхнюю ступеньку, а другую – на нижнюю, и делал выпады, словно заправский гимнаст. Под конец Анайя встала коленями на рубашку Зо, постеленную на лестнице, и он брал ее сзади, занимаясь своим делом с большей серьезностью, чем море или звезды – своим. Когда его подруга устала, Зо удвоил усилия. Он опустился между ее ног и начал работать языком, губами и даже, Анайя могла поклясться в этом, зубами. Один раз она кончила в самом разгаре и еще раз – в конце, когда до любовников донесся заунывный гудок дрейфующего судна.