Текст книги "Любовь моя, Анайя"
Автор книги: Ксандер Миллер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Ксандер Миллер
Любовь моя, Анайя
Xander Miller
Zo
Перевела с английского Анастасия Рудакова
Художник Ирина Бабушкина
Дизайнер обложки Александр Андрейчук
Издательство выражает благодарность литературному агентству Andrew Nurnberg Literary Agency за содействие в приобретении прав
© Xander Miller, 2020
© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. ООО «Издательство Аркадия», 2021
* * *
1990-е годы, Гаити. В рыбацкой деревушке в доме добросердечной старушки живет мальчик-сирота по имени Зо. Он пытается заработать на жизнь любыми способами: рубит тростник, собирает миндаль, помогает рыбакам ловить рыбу, участвует в кулачных боях… А потом отправляется странствовать в поисках лучшей жизни. Проходит несколько лет, и однажды, таская цемент на стройке дома для богатого врача, Зо обращает внимание на юную красавицу, которая в тени раскидистого старого дерева пьет вишневый сок. Их взгляды встречаются, и обоих мгновенно охватывает любовная лихорадка. У молодых людей много общего, хотя находятся они на разных концах социальной лестницы, ведь Анайя – дочь богатого врача. Строгий отец отправляет дочь в столичный медицинский колледж, подальше от нищего возлюбленного.
Зо устремляется за ней… А 12 января 2010 года Гаити сотрясает мощное землетрясение. Кажется, сама стихия обратилась против этой любви!
Удастся ли влюбленным выжить и обрести счастье?
Захватывающая дух история любви Зо и Анайи держит в напряжении до самого конца. Это чарующий роман о страсти, упорстве и надежде, которая согревает сердца даже в самые страшные моменты жизни.
* * *
Посвящается Наоми
Книга первая
1
Зо вырос в рыбацком поселке Гравд-Анс на Карибском море, где самостоятельно научился плавать, подвергая себя страшному риску. Рыбак Булли, ловивший на острогу, однажды вытащил тонущего паренька из прибрежных волн и обнаружил, что тот привязал к запястьям пятифунтовые камни, подражая ловцам жемчуга, промышлявшим у рифов.
– Есть более легкие пути убраться с этого острова, – сказал Булли. Он обучил Зо основным приемам плавания на примере собственного ремесла. – Представь, что твоя рука – это острога, крепкая и острая. Вот она вонзается в воду и протыкает рыбину, – рыбак подался вперед. – Потом подтягиваешь ладонь к поясу и вытираешь живот.
Зо вставал на берегу и упражнялся на солнце, пока пот не начинал щипать глаза, а затем тренировался в воде. Ложился животом на пустую галлонную бочку и плыл по волнам. Так он овладел техникой кроля. Паренек научился открывать глаза в соленой воде и поворачивать голову, чтобы сделать вдох.
В поселке не было сиротского приюта, и прохладное море стало одной из немногих радостей детства Зо. В пять лет он уже мог лежать на воде, разглядывая рассветный пляж, высокую белую церковь и курящиеся мангровые заросли. В семь – умел задерживать дыхание и нырять.
Зо изучил приливы и отливы и бороздившие волны лодки рыбаков. Он знал, кто и где может бросить ему сардины из оставшейся наживки, и всегда старался дожидаться прилива на этих пляжах. Когда ежегодно в Гранд-Анс приезжали медсестры и раздавали жевательные таблетки от паразитов, Зо стоял в очереди по два раза и смаковал лекарство, как конфеты.
Никогда не ходивший в школу и не сдававший экзаменов Зо, усердный ученик бедности, научился всему, что стоило знать. Еду добыть трудно, но мало кто умирает от голода. Спать можно где угодно, надо лишь закрыть глаза. Лучше украсть один банан, чем целую гроздь.
* * *
Поселок Гранд-Анс раскинулся на золотистом пляже под горой. На западе он граничил с живописной тюрьмой на холме, на востоке – с рекой и мангровым лесом. В лесу никто не жил, лишь иногда ночевали ловцы креветок и омаров. Булли рассказывал Зо байки про обитавшего там унылого аллигатора.
– Он дряхлый, как динозавр, – говорил Булли. – Последний из своего рода на острове.
Булли посадил Зо в свое прохудившееся каноэ и вывез в море.
– Ты мой трюмный насос и должен вычерпывать без остановки.
Но как ни старался Зо, лодка подними низко осаживалась, и когда они наконец прибыли на место, стоя по колено в воде, Зо успел вычерпать целый океан.
Они побывали на песчаной косе у островка Птит-Кайемит, где приятели Булли жили всю весну, засаливая рыбу, которую продавали в Порт-о-Пренсе во время Великого поста. Так далеко от большой земли Зо бывать еще не доводилось, и он поинтересовался у Булли, долго ли плыть до той, другой страны.
Булли, вступивший в ряды растафарианской церкви, попыхивал в сумерках толстым косяком, соблюдая таинства своей веры[1]1
Растафарианство – религиозное движение, распространенное на Ямайке и близлежащих островах Карибского региона. Многие растаманы считают коноплю «священной травой», и ее курение широко распространено среди них.
[Закрыть].
– Взгляни-ка туда, – сказал он, выпуская дым. – Видишь желтую полосу?
С наветренной стороны, далеко в море, сверкал на солнце золотой остров.
– Рыбаки будут рассказывать тебе, что это пляж с дробленым жемчугом, – проговорил Булли, – или остров, где Черный Цезарь[2]2
Черный Цезарь (ум. в 1718) – легендарный чернокожий пират, один из подручных капитана Черной Бороды.
[Закрыть] запрятал украденное золото. Только это все ерунда, – изо рта у него потянулось облачко голубого дыма. – Там начинается Америка. Если бы ты смог до нее добраться, то сделался бы миллионером.
Зо было девять лет, когда он услышал это. Шел 1993 год, из-за эмбарго[3]3
После того как в 1991 году военная хунта свергла президента Гаити Ж.-Б. Аристида. США в октябре 1993 года начали блокаду побережья Республики Гаити силами своего флота. Позднее ООН наложила эмбарго на ввоз на Гаити непродовольственных товаров.
[Закрыть] мальчик страшно голодал. Он спал в галерее государственной школы на картонках. Однажды, вскоре после той поездки с Булли, Зо заглянул в класс к учителю географии.
– Сколько плыть до Америки? – спросил он.
Учитель задержался допоздна, проверяя тетради. Что-то в вопросе мальчика, в той серьезности, с какой он его задал, возбудило в педагоге профессиональный интерес. Он сунул карандаш в рот и развернул настенную карту.
– Можешь показать, где ты живешь?
Зо никогда раньше не приходилось видеть карту, и он тут же сообщил об этом.
Учитель показал ему остров Гаити посреди синего моря.
– Мы окружены водой, – сказал он. – Вот это – Карибское море, а там – Атлантика. Мы самая бедная страна в Западном полушарии. А ты, наверно, самый бедный ее гражданин. – Он взял Зо за плечо и посмотрел ему в глаза. – Понял, что это означает для тебя?
Зо не понял.
– Что ты самый бедный человек в западном мире, – объяснил учитель.
В тот вечер Зо остался без ужина. Но он чувствовал себя немного изменившимся, испытывал нечто вроде гордости и изучал в темноте свои руки. «Самый бедный человек в западном мире», – повторил мальчик. Он положил под язык щепотку соли, выпил две чашки воды – лучшее средство от голода. И направился к оконечности острова.
Течение переливалось под звездами. Зо скинул нижнее белье, положил его на песок и решительно вошел в море, словно оно было его главным врагом и олицетворяло всех будущих его недругов, и он должен был одолеть его, голый и истощенный, на краю земли. Учитель ни словом не обмолвился про масштаб, и Зо запомнилась узкая полоска синего моря на карте. Он бросился в то место, где волны доходили ему до шеи. Вода была теплая и шелковистая, как простыня. Мальчик взглянул на желтый полумесяц, висевший на востоке. Затем оттолкнулся от песка и поплыл равномерными гребками, опуская лицо в воду, как учил Булли. «Проткнуть рыбину, подтянуть к поясу, вытереть живот», – бормотал он про себя, пока плыл.
Зо не запаниковал, когда холодная волна с песком и камнями отбросила его к берегу. Он проплыл сквозь нее, делая вдох на каждом третьем гребке и сохраняя в этом крошеве олимпийское спокойствие. Когда мальчик наконец добрался до легендарного рифа, то долго отплевывался от соленой океанской воды. Он уперся руками в мокрые бока и оглянулся туда, откуда приплыл. На золотом пляже под горой лежал поселок Гранд-Анс. Под звездами курились мангровые заросли.
* * *
Всю осень Зо до седьмого пота трудился в миндальных садах, где женщины расстилали на корнях деревьев холстину, а мужчины били по стволам большими резиновыми молотками – el martitlos. Молотки пришли с Кубы, а сады остались еще с плантаторских времен. Дети сторожили поддеревьями и сметали орехи, дождем осыпавшиеся с крон, в пятигаллонные ведра. Среди них работал и Зо, пока ему не исполнилось тринадцать.
В тот год Зо вручили el martillo, и парень принялся лупить по миндальным деревьям, как по врагам. Он размеренно и долго колотил по черным стволам. Зо был невелик ростом, но в нем чувствовались хватка и подспудное ожесточение, поэтому его взяли попробовать свои силы в кулачных поединках.
Зо отрядили драться по воскресеньям на затерявшейся среди бесконечных банановых зарослей заправке, где меняли иностранные деньги, а из мегафона на фонарном столбе гремела музыка в стиле зук[4]4
Зук – жанр танцевальной музыки, распространенный на франкоязычных Карибских островах.
[Закрыть]. По субботам там устраивались петушиные бои, так что парней выводили на тот же заваленный куриным дерьмом глиняный ринг, находившийся за маленьким магазинчиком из шлакоблоков, в каких продавали бензин и пиво на всем обширном пространстве, занятом тростником и кустарниками, до самого голубого побережья.
Рубщики тростника вывели Зо на ринг после церкви, растерев ему руки и рассуждая как знатоки. Недавно боец из Гонаива Маккенсон Лафорж завоевал титул чемпиона Карибской боксерской федерации в легчайшем весе, и весь остров был без ума от бокса. «Всегда доводи дело до конца, – наставляли Зо, – одна рука здесь, другая там. Победитель забирает все».
Перед боем ему купили пива, и Зо научился любить его холодный вкус воскресными утрами. Когда его наконец вывели на ринг, он дрался так, словно работал в миндальных садах, босой и бесстрастный, готовый к беспричинной жестокости. Он танцевал в зное и пыли. Самые злобные из зрителей, делавших ставки, проклинали его в лицо, когда Зо проигрывал, но когда побеждал, ему покупали мороженое с выигрышей.
* * *
Ийи зарабатывала на жизнь, продавая сушеную рыбу. Она каждый день ходила по улицам, крича нараспев: Aransò! Aransèl![5]5
Анчоусы! Соленая сельдь! (гаитянск. креольск.).
[Закрыть] Это все, что знал о ней Зо. Иногда он видел, как она торговалась по утрам над грудами анчоусов. Эта маленькая сердитая женщина с выдававшейся вперед нижней челюстью напоминала Зо барракуду, которую он иногда видел в прибрежных водорослях.
Как-то днем Ийи отвела Зо в сторонку и спросила:
– Не хочешь поселиться у меня, в моем доме?
Зо исполнилось тринадцать, и он давно решил, что никто и никогда уже не возьмет его к себе. Паренек считал, что Ийи вообще не догадывается о его существовании, – а она собралась его усыновлять! Однако вскоре обнаружилось, что это не столько усыновление, сколько деловое предложение. Ийи отвела Зо домой, поставила перед собой на кухне и объяснила суть затеи.
План был простой: она сколотит состояние, продавая холодные напитки. Во время эмбарго ни у кого не было электричества, и нигде в аррондисмане[6]6
Аррондисман – округ, единица административно-территориального делении Гаити.
[Закрыть] нельзя было достать прохладительные напитки. Ийи слыхала, как важные люди говорили, что готовы убить за ледяную колу. И она знала, где можно постоянно пополнять запас льда. Гениальность замысла Ийи (выделявшая его среди прочих хитроумных планов по продаже прохладительных напитков) заключалась в том, чтобы закупать лед в государственном морге. Единственной загвоздкой являлось расстояние до морга. Он находился далеко, а лед был тяжелый, дорога плохая, холмы крутые. Зо понадобился Ийи для того, чтобы доставлять лед в тележке.
Зо выходил на работу с обычным холодильником: тащил его на голове из Гранд-Анса, наполнял в морге льдом и возвращался обратно тем же путем. Люди, жившие вдоль дороги, заприметили паренька; они приветствовали и подбадривали его, особенно в широкой туманной низине, где торговали печеньем и галетами две красивые сестры.
Вскоре Ийи презентовала мальчику тачку, которую Зо очень полюбил. Он мыл ее водой с мылом, смазывал подшипники в колесах касторовым маслом, а когда шину дырявили твердые серые камешки, которыми была усеяна дорога, латал ее резиновыми жгутами. Каждое утро Зо отправлялся в морг, клал в холодильник большой ледяной куб и отвозил его на тачке в киоск Ийи на крытом рынке.
Ийи наотрез отказывалась продавать лед, даже маленький осколок для утоления зубной боли.
– Хотите чего-нибудь холодненького – купите лучше напиток, – говорила она.
Расчет Ийи был верен: дело оказалось прибыльное. Но губительное для здоровья. Продажа ледяных напитков усугубила ее болячки. Соленая рыба не портилась неделями при любой погоде, лед же неизбежно таял. В жаркие дни Ийи кричала до хрипоты, зазывая покупателей.
Ийи страдала от несварения, камней в почках и язвы желудка. У нее была дурная привычка чесать спину длинным кухонным ножом, который она использовала для колки льда. При этом торговка была способна на невероятную щедрость, особенно после воскресных церковных служб, когда Зо мог рассчитывать полакомиться мясом.
Именно Ийи заставила его поверить, что в любой женщине есть нечто магическое. Просто прикоснувшись к нему, она могла избавить его от страха темноты. У Зо не было родителей, и его тоскливое сиротство облегчали только эти прикосновения. Ни в чем он не нуждался так, как в них. На протяжении трех лет он считал Ийи своей защитницей, а ее дочерей – ближайшими подругами.
Дочери Ийи звали его kabrit – козлик, потому что он ночевал в кухонном сарайчике. Однажды вечером, когда Зо сидел на своих картонках, они поцеловали его, все трое, одна за другой, точно дожидались в очереди, чтобы попробовать. Было темно, и Зо пытался сопоставить поцелуи с их темпераментами. Двадцатиоднолетняя Терез была самая старшая и самая зрелая из сестер. Она подошла первой; Зо получил от нее сухой, равнодушный поцелуй матроны. Следующей была Мерлин, невинная средняя дочка. Выяснилось, что у нее вялый, влажный поцелуй простушки. Только у младшей, пятнадцатилетней Дарлен, был хоть какой-то стиль. Ее язык проделывал во рту у Зо причудливые трюки. Но когда паренек спросил, любит ли она его, Дарлен рассмеялась.
– Не мели чепуху, kabrit. Мы всего лишь практикуемся.
К тому времени электричество появилось снова, и предприятие Ийи уже не могло конкурировать с профессиональными холодильниками. Она опять занялась продажей сушеной рыбы и нуждалась в Зо все меньше и меньше. «Он стал смазливым и ленивым, – заявила Ийи своим друзьям. – Опасное сочетание для женщины с тремя дочерями».
Отведя Зо в сторону, Ийи сказала ему слова, которых он никогда не забудет:
– Когда-нибудь люди тебе помогут. Но с завтрашнего дня тебе придется заботиться о себе самому.
И она договорилась, чтобы парня переправили на лодке к ее кузине в Жереми[7]7
Жереми – административный центр Гранд-Анса, одного из десяти департаментов Республики Гаити.
[Закрыть].
* * *
Однажды Зо уже видел этот город, правда только с моря. Его поразили высокие балконы и огромные фуры. Когда в порт вошло панамское грузовое судно «Дред Вильна», парень не спал всю ночь, наблюдая за его разгрузкой.
Зо стал работать на кузину Ийи, которая отличалась той же деловой хваткой, только торговала не соленой рыбой, а хлебом. У нее была пекарня по подписке[8]8
Вид бизнеса, при котором клиенты оформляют недельную, месячную или годовую подписку на регулярную доставку товара.
[Закрыть], и парень ежеутренне ходил от двери к двери, развозя буханки на тележке, сохранявшей тепло. Как-то утром одна немолодая женщина пригласила его заглянуть к ней, и Зо зашел только для того, чтобы посмотреть, как она живет. Женщина эта оказалась вдовой, у нее было полным-полно изящных фарфоровых безделушек и фотографий ее взрослых детей.
И вот поздним утром Зо занялся с ней любовью на прохладном кафеле прихожей, а прямо за дверью шумел большой город. Парню было всего семнадцать; вдова видела в нем молодого жеребчика и руководила им. «Вот так, – приговаривала она, – dousman[9]9
Спокойно, медленно (гаитянск. креольск.).
[Закрыть], не спеши». Женщина похвалила могучую грудь Зо, отметила его силу и сказала, что она исходит оттуда, из живота. Юбку и трусы она не снимала, словно берегла какую-то тайну, хотя его раздела догола.
Зо кончил в нее, потому что у него это было впервые и он не знал, как надо. Потом вдова баюкала его голову на своей груди, называла ласковыми именами и говорила, что это уже не опасно. В полдень она оставила потрясенного и обнаженного юношу лежать на плиточном полу и ушла, чтобы положить в тарелку белого риса с сос пуа[10]10
Сос пуа – густой фасолевый суп-пюре.
[Закрыть], а потом кормила его с ложки. Женщина купила хлеба столько, сколько не смогла бы съесть, и заплатила ему больше, чем нужно.
Весь оставшийся день Зо проболтался без дела. Хлеб черствел, а парень сидел на волнорезе, глазея на предзакатное море, терзаемый меланхолией, которую подхватил от вдовы, как сыпь. Он попытался дать ей то, чего она хотела, – тоскливую любовь, порожденную скорбью и пахнущую лосьоном ее покойного мужа. Зо понял, что быть хорошим любовником – не значит быть сильным и выносливым, как он считал когда-то, слушая байки, которые рассказывали сиплыми голосами работники с тростниковой плантации. Это значило любить женщину так, как ей нравится, даже если она сама не просит об этом и не находит подходящих слов для описания.
* * *
И Зо пустился в странствия, он стал бродячим любовником с Больших Антильских островов, обладая только рабочими ботинками и бедняцкими замашками, а также идеей, что можно отплатить женщинам физической любовью за нежность, которую они проявляли к нему в юности.
Он покинул Гранд-Анс и прибрежные равнины и объездил все горные районы. Таскал отходы на открытом бокситовом руднике в Артибоните под голубым небом, на котором в течение ста дней не появилось ни облачка. Остановился у уличной тележки с едой, чтобы взять тарелку банан фри[11]11
Банан фри – жареные плантаны (овощные бананы).
[Закрыть], а закончил тем, что занялся любовью с поварихой. Вообще-то он не собирался, но повариха обслужила его, а затем начала приставать. Зо пил пиво и ел жареные плантаны поддеревьями парка, а она подошла и встала передним, босая, на траве. Спросила: что, он так и будет молчать в тряпочку или все-таки что-нибудь скажет?
– Каких слов ты от меня ждешь? – спросил юноша.
У Зо были борцовские плечи и заросший черной щетиной подбородок, но его могучая стать и мужественная внешность смягчались кротостью, граничившей с покорностью. Он точно знал, что эта женщина сама подойдет к нему, возьмет его и воспользуется им. Две напасти – деторождение и бедность – состарили ее раньше времени, но откровенность поварихи восхитила Зо. Ему пришлось по душе то, как она встала коленями на траву и прижалась губами к его уху.
– Все, чего я хочу, – чтобы ты вежливо попросил, – сказала повариха.
Она повела его на холмы за последними шахтерскими лачугами, там, на поле с горячей травой, задыхаясь от желания, обернулась, велела ему раздеться. И стала строго оценивать в белом полуденном зное. Скомандовала:
– Повернись кругом.
А затем провела Зо через все стадии любовных ласк так, будто заранее изучила, а теперь приводила в действие сложный механизм, объясняя парню, как ее надо держать, как расположиться относительно ее тела и что сказать, когда они начнут.
– Возьми меня за горло, – приказала повариха. – И назови своей птичкой.
* * *
В сезон рубки сахарного тростника Зо рубил тростник. Он покрылся шрамами, какие бывают у рубщиков, и распевал их песни: «Пожинает серп тростник, но не богатеет, он расчистит дальний путь, но не преуспеет». Сколько бы Зо ни мылся, ему никогда не удавалось отмыться. Земля с полей попадала в его пишу.
В библиотеке в Ле-Ke, на южном побережье, Зо научился читать. Библиотека финансировалась благотворительным отделением Союза французских учителей, в ней периодически работала бывшая школьная учительница, которая приезжала на острова. Каждый вечер в шесть часов она читала детям вслух; Зо приходил прямо с поля и сидел вместе со школьниками. Голос библиотекарши навевал на него дремоту, и Зо частенько засыпал посреди чтения. Потом она бросала на него долгие взгляды, расхаживая перед закрытием между стеллажами с детскими книжками.
Однажды вечером женщина разбудила его.
– Вы уже взрослый для детских сказок, – заметила она.
Зо протер глаза.
Библиотекарша взяла книжку и открыла ее.
– Что здесь написано?
– Я только разглядываю картинки, – ответил юноша.
– Voulez-vous apprendre à lire?[12]12
Хотите научиться читать? (фр.)
[Закрыть] – спросила она.
Очки у библиотекарши так запотели от жары и влажности, что Зо не видел ее глаз. Он от всей души заверил женщину, что научиться читать – его самая заветная мечта.
Они начали в понедельник с азбуки и после первого же урока занялись в пустой библиотеке любовью. Посреди справочников Зо облизывал длинные розовые соски своей наставницы. Библиотекарша откинула голову и уронила на пол словарь. Трахались в подсобке на столе, куда она складывала книги, возвращенные за день. Зо двигался медленно и размеренно, с животной обстоятельностью, сталкивая со стола стопки книг и держа партнершу за бедра, словно механик свою машину. Так он довел ее до оргазма.
Библиотекарше было сорок семь. Ее кожа пахла маслом для загара. Она сообщила Зо, что муж бросил ее ради молодой.
– Он занимался любовью, будто рыбу ловил, – рассказывала женщина. – Просто забрасывал удочку в море и ждал. А ты, – она обхватила голову Зо руками, – ты работаешь, трудишься в поте лица.
Помимо чтения библиотекарша обучала его непростому искусству орального секса, практиковавшемуся в Европе, сравнивая свои оргазмы с животными разной величины, у каждого из которых своя поступь и повадки, так что Зо стал представлять женское удовольствие в виде кошки, слона или скачущей газели. Так они развлекались весь сезон циклонов, когда с моря налетал ветер и уносил дым угольных жаровен, на которых готовили пишу. Во время дождей у Зо болели суставы, а приступы малярии случались как по часам. Однажды утром он увидел, что моча у него ярко-красная, и испугался, что умрет, если не свалит с плантации.
Перед уходом библиотекарша подарила Зо его первую книгу. Это было издание про животных, с помощью которых она объясняла яркость своих оргазмов, и юноша хранил этот маловразумительный справочник среди своих вещей. Кроме этой книжки у него имелись две пары брюк, пять рубашек и коллекция рваных трусов. На его ботинках красовалась надпись Made in America, и Зо решил, что они прослужат вечно.
* * *
Зо проснулся на залитом солнцем пляже рядом с портом. Над ним стояли двое рыбаков.
– Откуда ты взялся? – спросил младший.
Страшная малярия высосала из Зо все соки. Глаза его были мутными, а движения вялыми, типичными для больных этим недугом.
– Mon уо, – пролепетал юноша, стряхивая с волос песок. – С гор.
Рыбаки переглянулись. Это были отец и сын, работавшие артелью на одной лодке. Старшего звали Даниэль; его сын, Даниэлло, был точной копией старика: те же телосложение, цвет лица и щербатая улыбка, те же следы от лески на ладонях.
Даниэлло пригласил Зо плыть с ними на шестнадцатифутовой[13]13
Примерно пятиметровой.
[Закрыть] парусной шлюпке под названием «Бедствие». У суденышка были одинаково заостренные, как у вельбота, нос и корма и длинный изогнутый киль. Единственный парус был выдвинут вперед и убран; корпус выкрашен в красный и синий цвета национального флага.
– Мой отец – настоящий патриот, – пояснил Даниэлло. – «Бедствие» – его гордость и радость. – Единственная защита от гниения – правильно нанесенная хорошая краска, – сообщил Даниэль.
Рыбаки столкнули «Бедствие» в волны прибоя, и Зо забрался на борт. Даниэль занял свое место у румпеля[14]14
Румпель – рычаг для поворачивания руля.
[Закрыть], а Даниэлло вставил весла в уключины и принялся за тяжелую работу – разбивать буруны. Наконец шлюпка развернулась и заскользила по спокойной глади моря. За спинами у них садилось солнце, из тумана отчетливо выступала длинная береговая линия.
Освещенные солнцем белые скалы, обломки лодок на рифах, угольные костры в лесах – все это казалось таким родным. Зо был вырван из своей непутевой жизни с ее малярией и безнадежностью и отправлен в закатный круиз к любимым берегам детства. Он знал здесь каждую бухту, каждого ястреба, каждый мангровый корень. Он узнавал дно моря. Рыбаки везли его обратно в Гранд-Анс.
Так состоялось первое в жизни Зо возвращение, и хотя у него не было родителей или еще кого-нибудь, к кому он мог вернуться, ощущения возникли невероятные, и он запомнил их на всю жизнь. Миновали мыс, и Зо впервые за несколько лет увидел Гранд-Анс: красные крыши под зеленой горой, белая полоска пляжа у моря.
– Всё как я помню, – произнес юноша.
Из волн выпрыгнул одинокий бонито, и рыбаки приняли торжественный и серьезный вид. Даниэль отпустил румпель, Даниэлло оставил весла. Окружающие воды кишели сотнями рыб, переворачивавшихся на спины и сверкавших в сумерках серебристыми брюшками. Даниэлло хлопнул Зо по спине.
– Может, ты и не рыбак, – сказал он, – но ты принес нам удачу!
И отец с сыном взялись за дело. Даниэль опустил лодочный мотор на плоский транец, и шлюпка помчалась по волнам. Азарт погони и чистая радость добычи собственного обеда заставляли лица рыбаков светиться. Они пять раз проплыли по рыбному косяку, таща за собой лески; отец стоял у руля, а сын вытягивал леску голыми руками. Во время каждого такого прохода Даниэлло ловил бонито, иногда двух. Он вытаскивал рыбину из волн, большим и указательным пальцами выдирал ей жабры и колотил по голове куском железной арматуры, который держал под рукой специально для этой цели. После чего бросал ее в носовую часть шлюпки, к ногам Зо.
Пока добирались домой, Даниэлло живописал лаком – ства, которые они приготовят из этой рыбы:
– Жареный бонито под лаймовым соусом. Бонито в кислом супе с ямсом и водяным крессом. Соленый бонито, подается холодным с салатом из капусты…
* * *
Зо помог вытащить «Бедствие» на берег и сел рядом со шлюпкой на песок. Он был измотан и до сих пор страдал от морской болезни.
– Что дальше? – спросил Даниэлло.
– Mw razè, – сказал Зо. – У меня ни гроша.
– Куда же ты пойдешь?
– Я уже на месте, – ответил Зо, проводя кончиками пальцев по песку. – Я вырос на этом пляже. И был здесь, когда Булли пришел с восьмифутовым марлином.
– Наверно, это было очень давно, – заметил Даниэлло. – Уже много лет никто не добывал тут марлина.
Отец Даниэлло вымыл рыбу в море и завернул в газету. Проходя мимо Зо, он бросил ему одну рыбину.
– Возьми, – сказал он. – Мясо полезно при болезнях крови.
Зо взял рыбину и отправился к дому Ийи. С тех пор как парень последний раз видел поселок, тот не сильно изменился, но из-за лихорадки Зо все же заблудился. Вместо прежнего моста над рекой был другой, с железными фермами. Причал развалился и затонул. Зо отыскал дом Ийи на авеню Гастон, но она там больше не жила.
– Ее больше не называют Ийи, – сообщил новый жилец.
– А как же тогда?
– Бабуля Йи. Поймешь почему, когда увидишь ее. Она торгует кукурузой на шоссе, – мужчина указал в нужную сторону. – Иди на шум грузовиков.
Зо сунул рыбу под мышку и отправился по песчаной дорожке через банановую плантацию. Шоссе было новое – широкая черная полоса, бегущая прямо по побережью. Здесь не было разметки, которая испортила бы идеальное покрытие, и юноша зашагал прямо посередине: по одну сторону море, по другую – горы. Дойдя до перекрестка, он увидел под одиноким фонарем несколько торговых точек на углах: ларек со спиртным, прилавки с лотерейными билетами и яичницей, а у волнореза – старуху, жарившую кукурузу.
Зо пересек шоссе и окликнул ее:
– Tant mwen! Тетушка!
– Пять гурдов[15]15
Гурд – денежная единица Гаити (состоит из 100 сантимов).
[Закрыть] початок, – сказала старуха.
Зо присел на корточки у костра.
– Ийи, – мягко проговорил он, – ты что, не помнишь меня?
Когда она приблизила лицо к огню, чтобы перевернуть початки, юноша понял, что ошибки быть не может. От постоянного жевания жесткой пищи и зерен кукурузы у нее испортились зубы, глаза были покрыты молочной пленкой катаракты, но Зо узнал женщину, которая его растила.
– Я спал у тебя на кухне, – продолжал он. – И рос с твоими дочками. – Юноша обошел костер и опустился на колени у ее ног, точно блудный сын. – Ийи, – взмолился он, – ты не узнаешь меня? – он взял руку Ийи и приложил сухую ладонь к своему лицу. – Я когда-то работал на тебя. Мы торговали на рынке напитками со льдом. Меня заставляли драться на stade gager[16]16
Ринге для петушиных боев (гаитянск. креольск.).
[Закрыть] после петухов.
Лицо у Ийи осталось таким же бесстрастным, как всегда. Она даже не моргнула.
– Никаких скидок. Пять гурдов початок.
И посреди своей нескончаемой лихорадки Зо увидел, что у него нет корней, как у ветра. Он пронесся через Гранд-Анс, не оставив следа, и женщина, жарившая кукурузу на вечернем рынке, была не матерью ему, а незнакомой женщиной, чье лицо он однажды погладил мимоходом. Зо выпустил ее руку и посмотрел на дорогу, исчезавшую в темноте.
– Я дам тебе половину этой рыбы, если ты приготовишь ее на костре, – сказал он.
Ийи протянула руку, и он положил бонито ей на ладонь. Она понюхала рыбину сквозь бумагу, развернула и проткнула ей горло прутом. Рыба зашипела и затрещала в языках пламени.
Они жевали полусырую рыбину, приготовленную прямо в чешуе, заедая ее жареными кукурузными початками, и старуха рассказывала ему часто снившийся ей сон про двух белых собак, которые на самом деле не собаки; они дерутся на косогоре в лунном свете, а с далекого берега доносятся раскаты грома, и среди звезд сверкают молнии.
* * *
Зо проснулся на скамейке в придорожной забегаловке. Ийи исчезла, в холодном пепле костра не осталось даже рыбьих костей. Можно было подумать, что прошлая ночь ему примерещилась, если бы не сытый желудок. Затем его окликнул чей-то голос, назвал прозвищем, которого юноша не слышал много лет:
– Kabrit! Вот уж не думала, что снова тебя увижу.
Зо протер и открыл глаза. Это была старшая дочь Ийи, Терез. Она оказалась толще и темнее, чем ему помнилось, но глубоко посаженные глаза и узкие жесткие губы, которые он однажды поцеловал, практикуясь, были всё те же.
– Ou sonje mwen? – спросил Зо. – Ты меня помнишь?
– Жизнь выдалась тяжелая, – ответила Терез, – но свой первый поцелуй я помню до сих пор.
Выяснилось, что Ийи и Терез работали на перекрестке по очереди. Старуха по ночам продавала на шоссе кукурузу, а утром ее дочь открывала свою кофейню. Зо заметил надпись от руки: «Фильтрованный от Терез». У нее был собственный метод заваривания кофе. Женщина насыпала молотый кофе в фильтр, состоявший из металлической вешалки, обшитой куском ткани, и заливала кипятком, пока напиток не приобретал желаемый оттенок и вкус. Вся кофейня, собственно, и состояла из очага, котелка, деревянного прилавка и этой старой вешалки.
Терез зачерпнула эмалированной кружкой порцию горячего кофе и, обойдя вокруг очага, протянула ее Зо.
– Не обращай внимания на Ии, – сказала женщина. – Она слепа, как летучая мышь, и ничего не помнит.
– Ийи была мне как мать, – сказал Зо, усаживаясь. Взял кружку и, вдохнув аромат кофе, парень заметил: – Она варила точно такой же.
Терез захлопала в ладоши.
– Нос не обманешь! Я использую те же зерна и обжариваю их так же, как Ии.
И пока Зо макал сладкую булочку в кофе и прихлебывал горячий напиток, Терез рассказала ему историю своей жизни и поведала, как пыталась сбежать на Багамы.
– Мы отплыли из О-Капа[17]17
Имеется в виду Кап-Аитьен – один из крупнейших городов Гаити, административный центр Северного департамента.
[Закрыть] под командой капитана Симака. Двадцать семь человек три дня проболтались в море на деревянном почтовом ботике. У Симака было две шутки: носовой платок, который, как он уверял, сделает нас невидимыми для береговой охраны, и калебас[18]18
Сосуд с крышкой, выдолбленный из тыквы и предназначаемый в основном для традиционного напитка матэ.
[Закрыть] из тыквы с ветром внутри. Надо было только снять крышку и свистнуть, – Терез надула щеки и выдохнула. – Мы благополучно добрались до острова Инагуа, но позже нас накрыли в одном доме в Мэтью-Тауне. Сглупили мы малость, – добавила она, – потому что держались все вместе.
