Текст книги "Любовь моя, Анайя"
Автор книги: Ксандер Миллер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
– Гика-шкот надо крепить к ноку. Передняя шкаторина должна быть всегда натянута. Ясно?
Зо сказал старику, что у них нет времени на урок по постановке паруса.
– Dakò[155]155
Согласен (гаитянск. креольск.).
[Закрыть], – сказал рыбак. – Делай как я говорю. Выдвигайтесь отсюда прямо, параллельно побережью Карфура. Там дует бриз, и вам будет комфортно. Тебя ждет чудесная прогулка – под такими звездами, с такой женщиной! – старик улыбнулся. – Я почти жалею, что не пойду с вами.
Зо и Анайя отплыли в старом рыбацком кэтботе как раз в тот момент, когда бандиты добрались до трапа на конце причала. Поддоны были прикреплены к пустым бочкам из-под масла, и трап стал уходить под воду, переворачивая соседние бочки. Фум хрипло крикнул Зо, чтобы тот вернулся и закончил бой.
Анайя устроилась на носу, Зо – на гребной банке. Заметив лезвие гарпуна, обшарпанные ласты, очки для подводного плавания, он понял, что хозяин кэтбота ловил не на удочку, а на острогу. Старик рыбачил на рифах. На дне лодки лежали уложенные в бухту сети и пятигаллонное ведро с камнями для балласта и ныряния.
Беглецы на лодке в одиночестве проследовали мимо пришвартованных рыбацких судов, пока не миновали последнее. Никто из них не произнес ни слова. Зо упорно греб, пока все суда, стоявшие на якоре в заливе, не остались позади. Весла плавно вращались в уключинах, и гребля после работы кулаками на ринге казалась невинной забавой.
– Почему ты так сильно налегаешь на весла? – спросила Анайя.
– У меня с собой единственная ценность, что имеется на этом богом забытом острове, и я не собираюсь возвращаться с ней назад.
– Куда ты меня отвезешь?
– В Анс-д’Эно.
– На этой лодке?
– У нее есть парус.
Ветер стих, и прилив ослабел. Высокий вал перемахнул через планшир, забрызгав обоих беглецов. Когда Анайя засмеялась, Зо увидел в лунном свете ее ровные зубы с узкой chenèt[156]156
Щелью между передними зубами (гаитянск. креольск.).
[Закрыть], благодаря которой, как он считал, ее поцелуи были более страстными. Девушка перегнулась через борт и провела пальцами по прозрачной ночной воде.
– Что ты чувствовал? – спросила она. – Когда тащил всех этих людей в бруэте, будучи их единственной надеждой.
– Это то же самое, что возить матрасы, – ответил Зо. – Я просто прилагал все силы, – он поднял весла над водой. – Что ты чувствовала в классе мисс Какетт?
Анайя осторожно встала, стараясь не перевернуть лодку, переступила через бухту каната и подошла к Зо.
– Я представляла, что плаваю в прибое на пляже Таино, – сказала она.
Они положили на дно качающегося кэтбота рыболовные сети и свернутый парус, устроив нечто вроде постели. Увидев тело Анайи, распростертое на белоснежном полотне, Зо подумал, что это сон. Перед ним лежала красавица, словно только что спасенная из моря, и он приблизился к ней с такой бережностью и нежностью, как будто боялся разбудить. Мужчина опустился на колени у ее ног и осмотрел рубцы на ее теле, точно был влюблен в них; он покрыл поцелуями сначала ее ноги, потом руки и наконец добрался до шрама под глазом.
Анайя жаждала большего, хотела отдаться целиком и быть раздавленной, растерзанной на куски. Слишком долго она оставалась нетронутой и теперь трещала по швам. Когда Зо, наконец, овладел ею одним великолепным толчком бедер, вся лодка устремилась вперед по волнам, словно энергии их желания было достаточно для того, чтобы провести их через целые океаны.
3
У судна была небольшая передняя палуба и пара скамеек. Кэтбот управлялся с помощью руля на корме. Зо вставил весла в уключины и взял курс на мыс Кафу, миновав который они должны были попасть в самую узкую часть залива. Море было спокойное, и когда Зо устал, на весла села Анайя. Он лежал на корме и смотрел на звезды, проплывающие над головой. Анайя разбудила его, когда они уже подходили к мысу. Высадка была делом непростым, поскольку мыс занимала дельта холодной реки Фруад, бравшей начало в горах над Кенскоффом. Сильное течение преграждало путь кэтботу, отбрасывая его обратно в море.
Зо заметил над склонами высокие черные тучи.
– Должно быть, в горах идет дождь, – сказал он.
Мерными движениями весел он увел лодку от течения и направил к берегу. Пляж был завален мусором, вывезенным из городских кварталов, и запружен свиньями, постоянно столовавшимися на этой свалке. Зо и Анайя в полной темноте высадились на берег и поволокли лодку по пенопластовым стаканчикам и кокосовой скорлупе, пока благополучно не вытащили ее из зоны прилива. Потом снова забрались на борт и, взявшись за руки, улеглись на свернутый парус.
Проснулись на рассвете, в одежде, пропитанной солью, и жадно целовались в полусне. Уже начался прилив, и лодка болталась взад-вперед по мелководью. Анайя была точно загипнотизирована; взяв лицо мужа в ладони, она спросила, настоящий ли он.
– Когда я очнулся в кузове труповоза, мне показалось, что я мертв, как все остальные, – ответил Зо. – Я решил, что Порт-о-Пренс – это загробный мир, – он усердно взялся за весла и погнал кэтбот через буруны. – Никогда больше туда не вернусь.
Залив Порт-о-Пренс подлупами солнца был голубым и прозрачным, на склонах холмов сияли омытые дождем дома. Оглядываясь на разрушенный город в колыбели из холмов, Анайя проговорила:
– Издали всё кажется прекрасным.
Им в спину подул береговой бриз, и они попытались поставить парус, но ни один из них не был заправским моряком, к тому же на лодке старого рыбака оказалась сложная и устаревшая система. Здесь было три длинных бамбуковых шеста, и снасти безнадежно перепутались. Зо и Анайе удалось поднять грот, однако тяжелый парус повис бесполезной тряпкой. Зо прикрепил его угол к носу шкотом, но парус все равно провисал и выглядел слишком тяжелым даже для ураганных ветров.
Кто-то окликнул их с воды:
– Вы паруса ставите или сушите простыни?
Кричали два мальчика, плывшие по морю на заплатанном надувном плоту. Плот наполовину ушел под воду, и один из ребят сидел на плоту тоже по пояс в воде, а его напарник нырял за lanbi и омарами. Их окликнул ныряльщик, одной рукой ухватившись за свой жалкий плот, а другой снимая с лица очки.
– Эти паруса абсолютно бесполезны, – пожаловалась Анайя. – Они слишком тяжелые для ветра.
Мальчишки переглянулись и рассмеялись. Затем ныряльщик снова надел очки и опустил лицо в воду. Колошматя по воде ногами и подгребая рукой, он вскоре подтащил плот к кэтботу. Подтянувшись, забрался на борт. С парня ручьями лила вода, очки болтались у него на шее. Обойдя вокруг мачты, он показал, как развернуть парус на всю длину.
Ветер, налетевший с гор, наполнил парус. Полотнище надулось, и кэтбот ожил. Носовая часть так поднялась, что Зо и Анайя перестали чувствовать биение волн о борт. Если на тихом мелководье было жарко, то теперь ветер, возникший на скорости, охлаждал их влажные лица. Ныряльщик показал, как поворачивать гик в зависимости от того, хотят они идти полным ветром или нет.
– Утром бриз дует с берега, – объяснил паренек, – а после полудня – с моря.
Все это время плот тащили за кэтботом, и теперь мальчики снова перебрались на него. Они стояли по колено в воде и махали на прощанье, похожие на матросов, цепляющихся за борта потерпевшего кораблекрушение судна.
* * *
Весь день кэтбот летел полным ветром, и в конце концов жажда выгнала Зо и Анайю на берег, к пляжу Валу, перед тем местом, где река Моманс впадает в море, образовав широкую гравийную дельту. Зо перелез через планшир, прыгнул в воду, которая доходила ему до бедер, и вытащил лодку на берег. Деревья по обеим сторонам реки были вырублены, и перед супругами предстали высохшие белые берега.
Они купили два зеленых кокоса и пакет рыбных котлет, вернулись в море, как опытные матросы установили кливер-шкот и поплыли по ветру вдоль побережья Грессьера. Обедали на кормовой палубе, по очереди вставали к румпелю, вместе перекусывали котлетами из соленой рыбы и подсовывали друг другу кусочки острого капустного салата. Анайя достала кокосовый орех, и они стали пить из дырочки прохладный сок, стекавший по подбородкам. Затем Зо расколол орех мачете, вырезал из скорлупы две ложки, и они стали есть ими сладкую белую мякоть.
Неспешно продвигаясь вперед, к сумеркам влюбленные добрались до Леогана, где им ничего не оставалось, как высадиться на берег, поскольку после полудня, как и обещали ныряльщики, поднялся бриз с моря и погнал их к берегу. Они обогнули зеленый мыс, оккупированный птицами, и вошли в широкую бухту. Берег здесь изгибался ровной дугой; за мысом находился город Леоган с пригородами, раскинувшимися вдоль побережья. Из тумана показались бесконечные тростниковые плантации и огромный манговый сад, посаженный под холмами.
По морю, подгоняемые береговым бризом, носились рыбачьи суденышки, и «Спасибо маме» окружила флотилия каноэ. Рыбаки перекрикивались друг с другом, интересуясь уловом соперников.
– Где тут причал? – спросил Зо у одного из рыбаков, когда тот подошел ближе.
Рыбак развернул каноэ в их сторону и ухватился за планшир.
– Какой причал? Он был разрушен во время землетрясения вместе с остальным городом. Если спросите моего мнения, я скажу, что вам лучше дойти до Мирагоана.
Анайя спросила, далеко ли до него.
– К вечеру не доберетесь, – ответил рыбак. Однако, дав им две рыбины из своего улова, он рассказал про пляж, находившийся дальше по побережью. – Там есть укрытие и уголь для костра.
Они провели ночь, расположившись лагерем, словно индейцы тайно, жарили на костре pwason woz[157]157
Луциана (гаитянск. креольск.).
[Закрыть] и ели ее в обуглившейся коже. На пляже была маленькая хижина, сооруженная рыбаками, но Зо и Анайя спали на песке, постелив вместо простыни парус.
Ближе к вечеру следующего дня они миновали гору Кюльпери и впервые увидели Мирагоан в оправе серых каменистых холмов. Это была столица департамента Ниппес и главный порт прибытия подержанных товаров из Майами. Центр города кишел торговцами, скупавшими импорт, и закупщиками из провинции.
Гавань находилась в Тру-Мутоне, где десять лет назад затонул большой грузовой корабль «Дред Вильна». Наступил сезон сбора манго франсик, и на пристани было полно местных судов, которые сплавляли крупные зеленые плоды вверх или вниз вдоль побережья полуострова Тибурон. Среди барж, буровых судов и паромов, направлявшихся на остров Гонав, Зо узнал одну из лодок по бирюзово-желтой окраске. Подняв взгляд, он увидел висевший на грот-мачте залатанный парус, неповторимый, как государственный флаг, а затем, когда кэтбот подплыл ближе, название, написанное серебряными буквами: «Акула II».
Когда они подошли ближе, люк открылся и из него вынырнул Соломон.
– Я бы узнал эту физиономию где угодно, – крикнул Зо.
Соломон выбрался из трюма и тоже закричал. Он перегнулся через планшир и с силой прижал лодчонку Зо к «Акуле».
– Колибри проиграл мне тысячу зеленых, – возликовал он.
– Из-за чего?
– Он держал пари, что мы никогда больше тебя не увидим.
Бостон был на берегу, торговался с оптовым торговцем манго:
– Что, по-вашему, пусть останутся тут и сгниют из-за нескольких лишних гурдов? Уверяю, оно того не стоит.
– Может, не будешь канителиться и заплатишь справедливую цену? – спросил Зо.
Увидев Зо, Бостон немедленно поднялся на палубу и обнял приятеля.
– Откуда ты взялся?
– Из Сите-Солей.
Бостон бросил взгляд на «Спасибо маме».
– Вы проделали весь путь из Порт-о-Пренса на этой посудине? И далеко собрались?
– В Анс д’Эно, – подала голос Анайя.
Бостон обернулся и впервые посмотрел на нее.
– Зачем вам туда?
– Зо обещал показать мне самый поздний закат на острове, – сказала она.
– Я видел его раз десять, – заявил Бостон.
Зо обнял Анайю за талию.
– А мы хотим посмотреть вместе.
– Mw kompran, – сказал Бостон. – Ясно. Это та девушка, за которой ты ехал в позапрошлом сентябре. Да, – он погладил подбородок. – Я понимаю, почему ты хочешь увезти ее как можно дальше от остального мира.
Затем капитан предложил проводить их почти до самого конца.
– По крайней мере, до Жереми, – добавил он. – Медсен Фей будет рад с тобой повидаться. Бедняга решил, что чуть не прикончил тебя своими дурацкими советами.
– Он недалек от истины, – ответил Зо.
Последние деньги они истратили на рыбный пир – жареного морского окуня с рисом, фасолью и отварными плантанами. После этого Анайя сделала два телефонных звонка. Первый – Верне и Йонис.
– Мы уж думали, вас убили или похитили, – пожаловались подруги.
– Мы уехали из Порт-о-Пренса, – объяснила Анайя. – Я больше не вернусь.
– А что мы скажем Жанне-Франсуа?
– Скажите: я нашла то, что искала.
Второй звонок был отцу. Леконт ждал его, заранее зная, о чем она сообщит.
– Вы теперь вместе?
– Да.
– Откуда ты звонишь?
– Из собора Сен-Жан-Батист.
– Как вас занесло в Мирагоан? – срывающимся голосом проговорил Венсан.
Анайя рассказала, как они с Зо нашли друг друга и сбежали из столицы на рыбацкой лодке.
Отец умолял ее беречь себя.
– Возможно, мы скоро увидимся, – добавил он.
Они вернулись на пристань и увидели, что «Акула II» преобразилась. Палубу выдраили и спрыснули коричным маслом. Со снастей свисали красные и синие ленточки. Передняя палуба была переоборудована для уединения и удобства молодоженов и выглядела как свадебный номер на обветшалой яхте. На грот-мачте висел гамак.
Бостон приветствовал Зо и Анайю на борту свадебного круизного судна, которое одновременно продолжало обслуживать Пестель, Корай и Жереми.
– «Акула» в вашем распоряжении, – сказал он.
Они отплыли вместе с флотилией страдавших катарактами старых рыбаков, вышедших в море на ежедневный промысел. Бостон принял на борт груз манго, и мешки перекидали через планшир. «Акула» благоухала сладкими фруктами и распространяла их аромат над морем, так что от самого берега за ней следовали птицы, садившиеся на снасти. Судно направилось на запад и прибыло в край белых утесов. Люда на крутых горных склонах пережигали деревья на уголь, и дым тихо поднимался в высокое голубое небо.
К полудню бросили якорь у легендарного Кокойе-Ке, где вода была прозрачной, как в хлорированном бассейне, а песок – мелким и белым, как сахар. Пляж был усеян голубыми ракушками, гладкими, как глиняные черепки. Бостон купил трех омаров и сварил их в кастрюле с морской водой прямо на пляже, на костре из прибитых к берегу коряг и кокосовых волокон.
– Мясо нельзя улучшить ни лаймом, ни маслом, ни перцем, ни чем-либо еще, – заявил он.
Исходящих паром омаров вытащили из котелка и отломали мясистые конечности. Благодаря тонкой корочке морской соли сладковатое мясо приобрело пикантный привкус; запивали его холодным пивом.
Бостон немного отложил отплытие, чтобы влюбленные могли искупаться после обеда. В вечерней прохладе вода казалась очень теплой. Зо и Анайя валялись на песке и считали зажигавшиеся в домах на склонах холмов огоньки керосиновых ламп или свечей, потому что нигде на побережье не было электричества.
Они набрали в ручье ведро свежей воды и поднялись с ним на борт, чтобы принять душ на палубе, в то время как «Акула» отходила от берега. Зо опустился на колени перед Анайей, чтобы вымыть ей бедра, колени, икры. Он осторожно поднимал ее ноги, чтобы омыть их одну за другой, точно сокровища, которые он откопал во время экспедиции. Сначала матросы смотрели на них с завистью, потом с восхищением. Бостон сказал, что никогда не видел такого нежного мужчину.
– Вот как надо обращаться с женщиной, – дивился он.
Членам команды стало неловко, в конце концов они отвели глаза и продолжили заниматься своими делами, не поднимая взглядов.
Влюбленные сохли на палубе, словно соленая рыба, распластавшись нагишом на теплых досках, под светом звезд. Они проснулись, чтобы украдкой заняться любовью, пока матросы спят, и выделывали акробатические трюки среди корабельного оборудования. Они любили друг друга и на кабестане, и на мешках со свежими леоганскими манго, и покачиваясь в гамаке. Зо повис на снастях, и они совокуплялись на весу, и ноги их парили над верхней палубой, словно резвящиеся ангелы.
Они останавливались, чтобы полюбоваться огнями Пети-Ривьер-де-Нипп, а на рассвете Бостон указал на высокий шпиль собора Сент-Анн в Анс-а-Во.
* * *
Это возвращение домой было самым чудесным в жизни Зо. Молодой человек чувствовал себя так же, как два года назад, когда проделал тот же путь в лодке Даниэлло, страдая малярийной лихорадкой, только теперь он возвращался с самым восхитительным призом на свете – это были не жемчуг, не сахарный тростник и не золото инков, как считали некогда европейцы, а любовь всей жизни и время, отведенное для этой любви. После целого года безысходной скорби Зо и Анайя чувствовали себя непобедимыми. Они стояли на палубе и взирали на остров как на завоеванные ими владения. Здесь Анайя обманула смерть, а Зо искал смерти, но они снова обрели друг друга, чтобы любить. Только ныне любили с какой-то закаленной нежностью, без крайностей и сомнений, чистой любовью, которую можно сравнить с чистым полуденным побережьем.
Одинокие домики лесорубов в горах, хижины рыбаков на морском берегу, фермерские селения в речных долинах – каждое из этих местечек казалось маленьким раем, в каждом жил какой-то мужчина, любивший женщину своей мечты. Зо и Анайя ненадолго забыли про холеру, малярию, тиф и землетрясения и думали только о тысяче нежностей, которыми они будут обмениваться, и о том, как они будут с неспешной сосредоточенностью наслаждаться друг другом в долгие предзакатные часы на протяжении всей своей жизни.
Бостон прошел узким проливом у Анс-а-Масона, где остров Гранд-Кайемит так близко подходил к материку, что можно было рассмотреть ряды домов, вытянувшиеся вдоль желтых пляжей на обоих берегах. После этого они вошли в укромный проливчик между большим и малым Кайемитами. В бухточках плескались голые мальчишки, в лодках на солнцепеке сидели рыбаки без рубашек. А потом появились и река Гранд-Анс, курившаяся среди зеленых холмов, и приморский городок Розо, притулившийся у залива. Белая церковка, желтая школа, зеленая больница, розовая пресвитерианская миссия – все осталось таким же, как было до их отъезда.
Когда «Акула» причалила, Босс Поль и его бригада были уже на пирсе, потому что Бостон заранее позвонил им из Мирагоана и велел готовить встречу. Сойдя на берег, Зо сгреб их всех – Поля, Тикена, Сонсона, Бос-Те-Боса – в объятия. Явился Медсен Фей со своей тележкой с напитками и угостил всех выпивкой.
– Горячее, сладкое, чистое, душистое? – осведомлялся он.
Когда все выпили, Зо повернулся к Анайе и сказал:
– Хочу тебя кое с кем познакомить.
Они пересекли шоссе и зашагали по песчаной дорожке поддеревьями. Зо привел жену в маленький неприбранный lakou[158]158
Дворик (гаитянск. креольск.).
[Закрыть], огороженный кустами колючей акации, где лущила горох какая-то старуха.
– Бабуля Йи, – сказал Зо, присаживаясь рядом с ней на корточки. – Бабуля Йи, это я, kabrit.
Старуха подняла голову и покачала головой. Глаза у нее стали молочно-белыми из-за катаракт. Но теперь Зо было все равно, что она его не помнит. Он взял ее за морщинистый подбородок и расцеловал в обе щеки, пообещав каждый уик-энд приносить ей жирную рыбу. На обратном пути он сказал Анайе:
– Эта женщина была мне почти как мать.
* * *
Зо и Анайя так и не добрались до Анс-д’Эно. Возвращение домой в Гранд-Анс оказалось столь приятным, что они решили остаться.
Поль нашел им дом на склоне холма над пляжем Таино, где Зо когда-то учил Анайю плавать. Это был kay в традиционном горском стиле, с остроконечной крышей и плетеными стенами. С узкой крытой веранды через двустворчатые французские двери можно было попасть в гостиную. Позади гостиной располагалась спальня, окна которой выходили в сад. Это было прелестное местечко с фруктовыми деревьями во дворе – лаймом, померанцем и тамариндом, дававшими тень и сок.
Они не смогли уехать в Анс-д’Эно и позднее, потому что Анайя была в положении. В марте она впервые почувствовала тягу к определенным продуктам и отправила Зо за жгучим перцем, померанцами, грейпфрутами и уксусом.
– Вспомни, что тебе говорила мадам Зюлю, – сказала молодая женщина. – Теперь, когда я беременна, ты должен вести себя так, будто у тебя двое детей.
Действительно, это были точные слова мадам Зюлю, и Зо их не забыл. Когда Анайе хотелось льда, он спускался в магазин и сразу спешил домой, пока тот не растаял, так же как когда-то носился со льдом для прохладительных напитков бабули Ии. Вечером Зо растирал распухшие ноги жены и купал ее в воде, настоянной на листьях цитрусовых деревьев из их собственного сада. Он сам стирал во дворе их вещи, сидя на корточках над тазом, а Анайя отдыхала на веранде, наблюдая за ним.
Если вечер выдавался теплый и безветренный, супруги выходили с тарелками на веранду и ужинали, любуясь закатом над водой и городскими огнями. Потом Анайя лежала в объятиях Зо под тамариндовым деревом, а под горой мерцало синее море.
– Если будет девочка, назовем ее Надей, – сказала однажды Анайя. – В честь кузины Надин.
– А если мальчик?
– Как тебе Оззи?
– В честь Озьяса?
Она повернулась в объятиях мужа, чтобы посмотреть ему в лицо.
– Он любил тебя как сына. И как сына оплакивал тебя, когда думал, что ты умер. У меня сердце разрывалось при виде его запущенного огорода. Ты должен ему позвонить, Зо.
– У него нет телефона.
– Зато у мадам Зюлю есть.
Зо на мгновение умолк, потом рассмеялся.
– Мне нравится представлять, как Озьяс у себя на склоне возится с садовыми ножницами, которыми он делает всё.
– Ты позвонишь?
– Jodi a, – сказал он. – Я сделаю это сегодня же. Если и ты пообещаешь позвонить отцу и все ему рассказать.
Между супругами шли давние споры. Зо считал, что они должны жить свободно и открыто. Он устал бояться Леконта. Анайя была не столь уверена. Молодая женщина до сих пор побаивалась отца. Но по мере того как беременность приближалась к концу, она начала менять свое мнение.
* * *
Зо поговорил по телефону с внучкой мадам Зюлю, а потом и с ней самой. Старая астматичка пришла в восторг, услышав его голос.
– Лично я никогда не верила, что ты погиб. При твоем-то жизнелюбии и стойкости!
Зо попросил передать трубку Озьясу.
– Старый дурак сейчас наверху, в главном доме. На веранде. Притворяется, что поглощен своей трубкой.
Зо слышал в трубке хриплое дыхание мадам Зюлю, пока она пересекала двор и поднималась по ступеням веранды.
– Эй, чучело! Сядь как следует и возьми эту штуку. Кое-кто хочет с тобой поговорить.
Последовало долгое, напряженное молчание, затем послышались вздохи, в полной мере отражавшие волнение старика.
– Papa m! – сказал Зо. – Sak a fet la? Komo w уе?[159]159
Папа! Как там у вас дела? Как ты? (гаитянск. креольск.)
[Закрыть] Голос Зо сразил старика наповал.
– Timoun mw! – воскликнул он. – Мальчик мой!
Раздался грохот. Потом трубку снова взяла Зюлю.
– Он уронил телефон. Мы тебе перезвоним.
Анайя позвонила отцу не сразу после разговора Зо с Озьясом. Она дождалась вечернего ветерка. Потом вышла на веранду, облокотилась на перила и набрала номер.
Как она и думала, Венсана Леконта в Порт-о-Пренсе уже не было.
– Я приехал в столицу только для того, чтобы находиться рядом с тобой, – сказал ей отец. – И отбыл почти сразу после тебя.
Леконт сейчас жил всего в десятке километров от них, в своем доме в Шабанне, под Жереми. Узнав, что дочь беременна и живет совсем недалеко, он настоял на том, чтобы навестить ее.
Ему пришлось добираться по воде, потому что мост был поврежден. Стоял август, и море приобрело лиловатый оттенок. Среди волн мелькали маленькие рыбацкие лодки. Леконт поражался, насколько иначе воспринимал он это морское путешествие по сравнению с тем, которое совершил полтора года назад.
– Удивительно, как быстро может измениться наша жизнь, – сказал он капитану. – Год назад мы с дочерью почти не разговаривали. Я думал, что она погибла во время землетрясения.
– Море никогда не бывает одинаковым два дня подряд, – ответил капитан.
Зеленели пустынные склоны холмов, вода была прозрачна, как воздух. Солнечный свет, не преломляясь, уходил прямо в глубину.
Леконт увидел Зо и Анайю еще до того, как высадился на крошечном пляжике. Дочь была в широкополой соломенной шляпе и сарафане, позади нее, чуть сбоку, стоял Зо, обхватив руками ее живот. Молодые супруги дожидались в тени небольшого эллинга, хотя, увидев его вблизи, Леконт засомневался, заслуживает ли это сооружение столь громкого звания. Ангар из досок и кокосовых листьев больше походил на садовый навес. В углу были свалены мешки с фруктами и стояли корзины с рыбой, приготовленные для погрузки на судно.
Зо держался почтительно и под пристальным взглядом Леконта отвел глаза. Он пожал доктору руку, взял его сумку и подавал голос только тогда, когда этого ждала Анайя или когда Леконт напрямую обращался к нему с вопросом. Молодые люди отвели Венсана в свой домик над пляжем и угостили простым ужином из отварной рыбы и маниока, в изобилии произраставшего на этих солнечных холмах.
– Что ты делаешь в Жереми, папа? – спросила Анайя.
Леконт вздохнул.
– После долгих месяцев в Порт-о-Пренсе я решил, что мне хочется отдохнуть и расслабиться. Но ошибся.
– Чего же тебе хочется?
– Наверное, побольше работы, – Леконт рассмеялся – не давно знакомым ей коротким, высокомерным смехом, но устало и от души. – Я хотел быть полезным.
Оставить это место после себя в немного лучшем состоянии, чем я его принял. Во всяком случае, так я сказал Дади Мальбраншу, когда отправился к нему.
– Так ты теперь Direktè Jeneral[160]160
Генеральный директор (гаитянск. креольск.).
[Закрыть]?
– С марта.
– Felisitasyon![161]161
Поздравляю (гаитянск. креольск.).
[Закрыть]
– Лучше всего выразился Аликс Ламот, – продолжал Леконт. – «Мы и так отстали на сто лет, а землетрясение отбросило нас еще на сто». Я уже было решил, что вся наша страна – одни сплошные руины. Так мне казалось на обратном пути домой, когда я проезжал через сгоревшие хранилища в Варрё, Гард-Кот, Леоган, Карфур… Я ощутил облегчение лишь в Фон-де-Негре. Сельская местность стала настоящим откровением. Зеленый тростник. Манго. Предприимчивые торговцы. Жизнь продолжается, как всегда.
Леконт приехал с портативным аппаратом для ультразвукового сканирования плода, чтобы послушать сердцебиение ребенка. После ужина Зо убрал со стола и сам вымыл посуду. Потом вынес на веранду матрас, и Анайя легла, задрав подол.
Венсан достал доплер и размотал шнур.
– Меня научила этому твоя мама, – сказал он. – Она умела прощупывать плод руками и приставлять датчик точно к сердцу.
Анайя вздрогнула, когда шнур коснулся ее кожи.
– Холодный? – спросил Зо, и она встретилась с ним взглядом.
Леконт провел датчиком поперек живота Анайи. Шум помех стал перемежаться с отдаленным звуком – слабым, мерным пульсом.
– Это оно, – сообщил Леконт. – Сердцебиение.
В ту ночь Зо не спал, а лежал рядом с Анайей в темноте и размышлял о том, как ему обеспечить им обоим, матери и ребенку, ту жизнь, которой они заслуживают. Утром он проводил доктора на катер, неся его чемоданы.
– Вы как-то сказали мне, что на мою зарплату не купишь и чашки кофе в Бруклине, – начал Зо. – И что я никогда не смогу обеспечить Анайе удобства, к которым она привыкла.
Леконт уставился на свои ноги, шагавшие по каменистой тропе.
– Разве я так говорил?
– Вы были правы, – сказал Зо. – Всю свою жизнь я работал. Убирал сахарный тростник и хлопок, возил по улицам товары. Дрался за стодолларовые бумажки в Потопренсе. Но денег никогда не видел. Таких, на которые можно содержать семью. У меня за всю жизнь даже не было счета в банке.
В кустах кричали пастушки.
– Ты скоро станешь отцом, – сказал Леконт. – Это заставляет задуматься.
– Тут я не силен.
Доктор остановился посреди тропинки.
– Ты будешь совершать ошибки. Как все мы, – солнечный свет придавал взгляду Леконта необычайную глубину. – Главное, что ты любишь мою дочь больше, чем себя.
– Да, верно. Сущая правда.
– Чего еще может желать отец от зятя?
Когда Зо вернулся в дом над пляжем Таино, он сообщил Анайе, что хочет переехать в Жереми.
– Для чего?
– Чтобы быть поближе к больнице.
– Зачем тебе быть поближе к больнице?
– У них есть ультразвук, операционные и акушерка, которая может нам помочь.
– Ты говорил с отцом.
– Я попросил у него совета.
* * *
В сентябре они заперли свой домик на склоне и на лодке Даниэлло отплыли в Жереми. Анайя была на седьмом месяце беременности и в море чувствовала себя неуютно. Она с облегчением увидела большой белый дом над обрывом.
Доктор ожидал их на верхней площадке лестницы. Попивая холодное пиво и наблюдая с высоты за молодыми супругами, Леконт невольно порадовался тому, как Зо обращается с его дочерью: он прыгнул в воду и отнес Анайю на берег, после чего вернулся за сумками. Теперь у нее был большой круглый живот, и она стояла на песке босиком, заложив руки за спину, совсем как когда-то ее мать. Когда Зо добрался до верха лестницы, Леконт достал вторую бутылку пива и предложил ему.
Анайя проводила дни на диване или в шезлонге, поедая фрукты и грызя лед. Зо составлял ей компанию в течение дня, пока Леконт был на работе. По вечерам тесть и зять наперебой угождали будущей матери, снуя мимо друг друга в гостиной с подушками, прохладными компрессами и травяным чаем.
Однажды в октябре около двух часов ночи Леконт неожиданно проснулся и обнаружил, что Зо растирает Анайе ноги на диване внизу. У нее начались схватки. Венсан отвез супругов в больницу и последовал за ними в родильное отделение. Роды затянулись, и он торчал в полутемной приемной один.
Поздним утром на свет появилась девочка. Акушерка зажала пуповину в двух местах и перерезала. Она сделала младенцу укол витамина Ки протерла глаза эритромицином. Надю обтерли, завернули в одеяльце и передали матери.
Когда Зо впервые взял на руки дочь, он точно знал, что ей сказать. Слова сами пришли на язык, словно их сочинил он:
– Пока все, что ты знаешь об этом мире, – мои руки. Пусть они поведают тебе, что такое твердое, что такое парное, какова температура крови, – Зо прижался лицом к личику дочери. – А еще – как сильно мы хотим любить тебя, но пока не умеем.
