Текст книги "Любовь моя, Анайя"
Автор книги: Ксандер Миллер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)
Два месяца Терез плела косички в багамской тюрьме, прежде чем ее на самолете отправили домой.
– Ты летала на самолете?
– Такие дела, kabrit. А ты чем занимался?
Первыми покупателями Терез были фермеры и рыбаки; они приходили еще до рассвета. Затем появлялись водители, лавочники и хозяйки, направлявшиеся на рынок. Один из ранних посетителей был в джинсах, ботинках и каске. Рулетка, которую он носил на ремне, бросалась в глаза, словно нагрудный знак. Она придавала ему важный статус.
– Эй, бригадир! – сказал Зо. – Начальник, рабочие руки нужны?
У бригадира не хватало нескольких зубов, и, чтобы откусить от булочки, ему приходилось поворачивать ее туда-сюда.
– Что умеешь? – осведомился он.
– Трудился на тростнике и хлопке. На гравии в Ла-Борде. На песке в Энше.
– Он работал на Ийи во времена эмбарго, – вставила Терез.
Бригадир велел Зо встать.
– Сидел?
– За что?
– За что угодно.
– Нет.
Строитель окинул оценивающим взглядом позу Зо – тот стоял, весь устремленный в настоящее, словно хотел перегрызть ему глотку, – и решил, что это не имеет значения.
– Считай, это было собеседование, – сказал бригадир. – Мы начинаем в семь, – он посмотрел на свои наручные часы. – Уже опаздываешь.
Терез завернула в газету сэндвич с яичницей и обошла вокруг прилавка.
– Ты не спросил про зарплату.
– Я не хочу знать, – ответил Зо.
– Тебе лучше поторопиться, – заметила женщина. – Пешком путь неблизкий.
– Как туда добраться?
– По указателям на общественные учреждения Гранд-Анса.
Зо спрыгнул с волнореза и совершил в соленой воде утренний туалет: ополоснул прохладной морской водой лицо, прошелся по зубам сухой зубной щеткой. А затем в отличном настроении зашагал по шоссе. Богатая железом рыба обогатила кровь, горячий кофе развеял ночную тоску. Теперь у Зо была работа и обед к полудню. Терез вспомнила и его, и их поцелуй.
Дорога была новая, но местность осталась такой, какой он ее помнил. Слева, к югу, зеленели предгорья хребта Массиф-де-ла-От, занимавшего центр полуострова Тибурон. На севере до самой Флориды простиралось Карибское море.
Зо добрался до дорожного знака – указателя на общественные учреждения Гранд-Анса: школу, клинику и Союз рыбаков. Дальше по дороге он увидел вывеску Союза рыбаков. Лозунг гласил: «В бедности – наша сила». Последний из указателей представлял собой профессионально изготовленный информационный щит и находился прямо перед местом новой работы Зо. На щите были указаны сведения о совместном проекте департаментов здравоохранения и образования, осуществленном на деньги какого-то «Всемирного фонда».
Участок вдоль шоссе был расчищен от зарослей дикого сахарного тростника и банана. Там Зо и нашел свою бригаду, которая распевала христианские песнопения, пока бригадир прохлаждался в тени.
– Ты опоздал, – крикнул бригадир, заметив новичка. – Иди к Бос-Te, в яму.
Бос-Те-Бос, то есть Маленький Босс, страдал сколиозом. Он ходил так, словно играл сам с собой в мяч: левым бедром описывал широкую окружность, а затем выбрасывал вперед правое плечо. Он был без обуви и пользовался ступней как лопаткой для перемешивания.
– Тяжело все время наклоняться, – пояснил парень.
Весь день молодые люди провели в яме, перемешивая цемент, чтобы не застывал на жаре. Еще до полудня Бос признался, что никогда не спал с женщиной, и заявил, что ждет свадьбы.
– Я слишком уродлив для всего прочего, – сказал он.
– Совершенно неважно, как ты выглядишь, что говоришь или как двигаешься, – возразил Зо. – Важно знать, какой любви она хочет, и дать ей эту любовь.
И пока они обедали, сидя на солнышке, он принялся обучать Бос-Те искусству обольщения. Потом рабочие вернулись к цементу и трудились до сумерек. В конце дня Босс Поль выдал Зо пару перчаток и плату американскими деньгами: доллар шестьдесят центов.
Рабочие ночевали в недостроенном школьном здании. После ухода учеников они переносили свои тюфяки в классы. Новичку отвели место в шестом классе, вместе с Бос-Те-Босом, Тике́ном и Сонсо́ном. Первым делом Зо развернул настенную карту и показал товарищам их родной остров посреди огромного синего моря.
– Что-то не верится, – заявил Сонсон. – Слишком уж маленький.
– Да, небольшой, – согласился Зо. Он улегся и провел на полу школы беспокойную ночь; из жара его бросало в холодный пот, а потом снова в жар.
* * *
На протяжении своей сумбурной трудовой юности Зо спал в орхидейных джунглях Пик-Макайи[20]20
Пик Макайя – национальный парк Гаити.
[Закрыть]; занимался любовью с бывшей французской учительницей в библиотеке Ле-Ке; играл в игру под названием bourik[21]21
Осел (гаитянск. креольск.).
[Закрыть], перетаскивая на себе тяжелые грузы, как осел, и получая от бедных фермеров скудную плату. Но он ни разу не ездил в лифте, не принимал горячий душ, не бывал в банке, не делал прививок и не зарабатывал умственным трудом. И никогда не влюблялся.
2
Впервые Зо увидел ее утром, а к полудню уже был безнадежно влюблен. Она всего лишь вылезла из пикапа и отхлебнула из стакана вишневый сок, но этого оказалось достаточно. Был непримечательный будний день на рабочем месте. В клинике клали кирпичи. Эдсон резал ручной пилой арматуру. Когда во двор въехал белый «лендкрузер», Зо все еще торчал в яме со строительным раствором. Рабочим уже приходилось видеть этот автомобиль с тонированными стеклами и правительственными номерами. Он принадлежал одному из заместителей генерального директора Департамента здравоохранения.
Строители бросили работу и стали наблюдать за тем, как из «лендкрузера» вылезают пассажиры.
– Это доктор Дади Мальбранш, – сообщил Тикен. – Сам генеральный директор. Ему восемьдесят два года.
У Мальбранша был вид доброго старого доктора, с тросточкой и белой козлиной бородкой, аккуратно подстриженной у рта.
– А кто остальные? – полюбопытствовал Сонсон.
– Его заместители, – ответил Тикен.
Всего их было четверо: генеральный директор и трое заместителей. Двое – в длинных белых медицинских халатах. Третий, сидевший за рулем, – в деловом костюме. Под мышкой он держал свернутые в трубку планы здания.
– Доктор Леконт, – продолжал комментировать Тикен. – Настоящий начальник, ничего не скажешь. Это его подпись на всех чеках.
Леконт был самым крупным из четверых, высоким и дородным. Казалось, тяжелый живот тянул его плечи вперед. Его лицо было овальным и полным. Доктор надвинул на глаза солнечные очки и громко окликнул Босса Поля звучным властным голосом.
– Но я хочу знать, кто эта девушка! – воскликнул Бос-Те.
Она выбралась с заднего сиденья – красавица лет двадцати, с кожей цвета жженого меда. Это было как откровение.
– Наверное, жена какого-нибудь богача, – предположил Сонсон.
– Или королева проклятого королевства, – добавил Бос-Те.
Пока чиновники ходили с Полем по стройплощадке, девушка стояла под раскидистым манго на школьном дворе, потягивая вишневый сок из высокого прозрачного стакана.
Бос-Те боялся взглянуть на нее.
– Что она сейчас делает? – поинтересовался он.
– Просто стоит и пьет сок, – ответил Сонсон.
Зо воткнул лопату в гравий, так что та задрожала.
– Кто-то должен принести ей стул, – заявил он. Рабочие осведомились, что он собирается делать, но даже Бос-Te, уже крепко сдружившийся с Зо, не смог догадаться. Зо исчез в здании школы и через минуту снова вышел, неся над головой стол. Не обычную парту на одного учащегося, а стол для пикника с двумя скамейками по обе стороны длинной столешницы.
– Этот идиот добьется, что его уволят, – заметил Тикен.
Зо опустил стол на траву и перевернул, взявшись за длинные скамьи. Он не мог разглядеть девушку, когда шел по солнцу, но очутившись в тени манго, отчетливо увидел ее. Кожа у нее была гладкая и излучала сияние, не имевшее ничего общего с дневным светом, точно красавица лежала, вся светясь, в темной комнате.
Незнакомка заметила приближение Зо и приготовилась к встрече, приняв позу одновременно агрессивную и беспечную, каким бы немыслимым это сочетание ни казалось. Пока Зо выравнивал стол на траве, она терпеливо потягивала сок, и только когда он закончил, оторвалась от соломинки.
– Se ki es? – спросила она. – Ты кто?
– Я работаю с Бос-Те-Босом, – ответил Зо, на растворе.
– Кто из них Бос-Те-Бос?
Зо указал на коротышку-рабочего, который притворился, что усердно вкалывает.
– Знаешь, кто я? – осведомилась красавица.
Вблизи она казалась смыслом всего острова, его порождением и вершиной развития, но Зо этого не сказал. На девушке была форма школы медсестер – белый фартук с синей клетчатой блузкой, – и исходивший от нее больничный запах напомнил Зо, как он лечился от глистов.
– Ou se enfimye, – сказал Зо. – Вы медсестра.
Поль крикнул Эдсону, чтобы тот выключил дребезжащий дорожный каток, и наступила оглушительная тишина. Во всех джунглях не пела ни одна птица. Девушка высосала через соломинку красный сок и окинула Зо таким откровенно оценивающим взглядом, что у него подкосились ноги.
– У меня лихорадка, – сообщил Зо, прижимая ладонь ко лбу. – Ночью бывает гораздо хуже.
– На этом острове у каждого какая-нибудь лихорадка, – ответила девушка. Она поставила стакан на стол и попросила Зо протянуть ей руку. – Дай-ка!
Красавица прижала к его запястью два пальца, холодные от ледяного сока. С минуту они стояли вдвоем под покровом густой тени, пока девушка измеряла пульс. Ветер шевелил в листве твердые зеленые плоды манго.
Затем девушка расспросила Зо насчет дыхания, аппетита и цвета мочи.
– Eskize m?[22]22
Прошу прошения? (гаитянск. креольск.).
[Закрыть]
– Ki koulè pise w ye?[23]23
Какого цвета у тебя моча? (гаитянск. креольск.).
[Закрыть] – повторила она.
– Желтая.
– Желтая или красно-желтая?
Не желая говорить ни «красная», ни «желтая», Зо сказал: оранжевая. Откуда она могла узнать про красную мочу, которая появилась у него на тростниковых плантациях? Молодой человек, несмотря на тень, даже вспотел. Но когда он попытался отнять руку, девушка сжала ее еще крепче. Было так тихо, что они слышали голубиное воркование в листве над головами.
– За нами наблюдают, – проговорила красавица.
Зо оглянулся. Рабочие лениво махали лопатами, делая вид, что не смотрят на парочку. Генеральный директор и трое его заместителей, ходившие вслед за Полем по стройплощадке, стояли в здании недостроенной клиники, и им даже не приходилось притворяться.
Незнакомка выпустила его руку, и Зо старательно подавил в себе ощущение, что тонет.
– Я всего лишь студентка третьего курса медучилища, – сказала она, – но не нужно быть специалистом по тропическим болезням, чтобы знать, что если у тебя периодически бывают жар и кровь в моче, то ты скорее всего болен малярией и нуждаешься в лечении.
Зо назвал ее «мисс» и отвесил странный поклон, о котором потом жалел еще несколько дней. Затем вернулся на рабочее место и вытащил из кучи гравия лопату, отчаянно стараясь больше не смотреть на красавицу.
– Что она сказала? – поинтересовался Бос-Те.
Зо покачал головой с таким видом, будто сам в это не верил:
– Сказала, что у меня малярия.
* * *
Хотя он давно страдал от жара и ночной испарины, вызванных хронической малярией, любовь оказалась куда хуже. Обычную лихорадку можно было облегчить морской водой и льдом, но от любовной тоски лекарства не находилось. Симптомы были затяжные и непредсказуемые. Зо много пил, потому что у него во рту появился какой-то привкус. Бродил по улицам, как параноик, уносясь мыслями куда-то далеко. И открывал душу всем, кто готов был его слушать. Зо исповедовался Сонсону, Тикену и Бос-Те-Босу. А однажды вечером рассказал обо всем Боссу Полю, который выслушал его до конца.
– Все очень просто, – сказал Поль. – Ты спишь на тюфяке в школе. Она – в том прелестном особняке над морем, – он обернулся и указал на темнеющее побережье. Над обрывами уже показались звезды, и рабочие видели дома богачей на дальнем берегу, над белыми утесами Шабанна.
– В котором из них живет она?
Бригадир прищурился, снял шляпу и вытер лоб.
– Я отсюда не вижу, – ответил он. – А даже если бы видел, все равно бы тебе не сказал.
– Почему?
– Не хочу, чтобы тебя пристрелили за то, что ты залез в окно, – сказал Поль. Положив руку на плечо Зо, он добавил: – Гусь свинье не товарищ.
Тикен перевел это примерно так:
– Ты никогда, никогда, никогда ее не поимеешь, Зо.
Но потом, на следующий день, на стройке Зо вдруг воткнул лопату в песок, подошел к Тикену и заговорил так, словно вчерашний разговор еще не кончился, словно они еще не заснули и не проснулись утром, не умылись и не проработали полдня.
– Я не хочу ее иметь, – сказал Зо. – Я хочу любить ее, пока не состарюсь.
Сонсону это не понравилось. Он считал, что Зо должен найти себе богатую вдову и уютно почивать в ее большой постели.
– Но вдова любит неправильно, Сон, – заметил Зо. – Она хочет, чтобы ты любил, как ее покойник.
– Для Сона это не проблема, – отозвался Бос-Те. – Он и сейчас уже трахается как мертвец.
– Держу пари, что ноги твоей не будет в этом доме, – сказал Тикен. – Даже если тебя зовут Зуазо Делалюн. Даже если ты переспал с половиной женщин на острове, включая доминиканок. Даже если твой член – чудо из чудес и ты всегда знаешь, как им пользоваться и что при этом говорить.
Но Зо все-таки попал в этот дом, хоть и не по приглашению девушки. А по приглашению ее отца.
Однажды вечером Босс Поль собрал свою бригаду и объявил всем благодарность.
– Вы, ребята, отлично трудитесь, и я хочу, чтобы вы продолжали в том же духе. Наш нынешний работодатель так доволен, что предложил нам халтуру.
Это прозвучало как великое достижение, и бригада радостно загалдела. Босс Поль объяснил, что Венсан Леконт решил устроить у себя на заднем дворе патио.
– Ему нужна бетонная площадка с видом на море, довольно большая, чтобы на ней поместилась беседка. И лестница, ведущая на берег, не больше чем из двенадцати ступенек. Он считает, что это должны сделать мы.
Строители еще неделю должны были трудиться в клинике, а значит, им пришлось отказаться от воскресных выходных.
Босс попросил вызваться добровольцев, и руку подняли все до единого.
Начали с того, что в первое воскресенье марта взяли напрокат микроавтобус и забили его лопатами, тачками и мастерками со стройплощадки. Разобрали старую опалубку и сложили штабелем брус, чтобы сделать из него новую. Купили на рынке цементную смесь по рыночной цене и белый песок из шахты. А потом отправились в путь: после Розо повернули на север, пересекли сначала реку Гиноде, а затем, по шоссейному мосту, Гранд-Анс.
Леконты жили в роскошном районе приморских вилл, высившихся над белыми обрывами, словно пастельные замки. Во дворах под большими манговыми деревьями росли дикие бугенвиллеи. У доктора было двухэтажное бунгало с просторной верандой и балконом на втором этаже с задней стороны дома, откуда открывался великолепный вид на море. Рабочие прозвали докторово жилище Ке-Туни, «Голым домом», потому что через окна на фасаде отлично просматривались весь интерьер, задний двор и море. Внутри были кожаные диваны и зеркала в полный рост, на кухне – холодильник, стены украшали произведения африканского искусства.
Зо определили в грузчики, и к полудню парень остался единственным, кто перетаскивал на плечах на задний двор восьмидесятифунтовые мешки с цементной смесью. Он складывал мешки в траву, возвращался за новыми, в итоге до полудня в одиночку выгрузил, перетащил и складировал три тысячи двести фунтов цементной смеси «Национальный бренд».
Зо прерывался только для того, чтобы наскоро перекусить, дважды он попил воды из шланга и вкалывал до самого вечера. Он снял рубашку, поскольку зной усиливался, и трудился без отдыха в одних лишь синих джинсах, подпоясанных старым электрошнуром. Парень работал с таким усердием, что, когда доктор с дочерью наконец вернулись домой и задержались во дворе, чтобы понаблюдать за Боссом Полем и его бригадой и посмотреть, как продвигается дело, Леконт обратил на Зо особое внимание.
– Поглядите-ка, – сказал он. – Какой вес он поднял?
Зо как раз принял позу тяжелоатлета, подняв над головой руки, только гирями служили мешки с цементом, а вокруг витало облачко пыли. На каждом плече уместилось по три мешка.
– Шесть мешков «Национального бренда» по восемьдесят фунтов каждый, – вслух подсчитал Поль, – всего получается четыреста восемьдесят фунтов.
– Li se yon bourik! – удивился Леконт, по-деревенски назвав Зо ослом. – Где ты его откопал?
– В Жереми, – ответил Поль, – как и остальных.
– Он не похож на остальных.
Члены бригады стояли в усталых позах. Сонсон вбивал в траву колышки, Тикен монтировал опалубку, напевая:
Работай, работай головой и сердцем.
Не обращай внимания на немощь и жару.
Скоро будешь развлекаться со своей красоткой,
Если только ты как следует поднажмешь.
– Они все умеют работать, – заметил Поль.
– Но усердно ли они трудятся? – возразил Леконт.
– Я стал бригадиром потому, что впахивал до седьмого пота, – сказал Поль.
– Когда-нибудь он тоже станет бригадиром, – вставила дочь Леконта.
Снова появился Зо, таща на плечах по двору в свете заходящего солнца очередные четыреста восемьдесят фунтов цементной смеси. Он не шатался, не сгибался под тяжестью, а продолжал размеренно двигаться, как неутомимые поршни машины в приморской прохладе. Было в его походке какое-то необъяснимое ожесточение, порожденное то ли злостью на свое положение, то ли неотвязной тоской по женщине, то ли подлинной самоотдачей в работе.
– В нашей стране, чтобы чего-то добиться, усердной работы мало, – заметил Леконт. – Требуется еще и это, – он постучал пальцем по лбу.
– Я уверена, что он умный, папа.
Доктор Леконт повернулся к Полю.
– Скажи мне кое-что, Босс. Он умеет читать?
Поль обиделся, сам не зная почему.
– Конечно, умеет. Еще как. Он ведь читает остальным.
– И что же они читают? – рассмеялся доктор. – Дидро? Расина?
Но тут ему пришлось прикусить язык.
Его дочь, оставив отца с бригадиром в тени дома, прошла через заваленную мусором стройплощадку. Она словно несла с собой опустошение, и, наблюдая за ее приближением, Зо и впрямь был опустошен. В первый раз за день цемент неподъемным весом придавил ему плечи. Молодой человек ощутил тяжесть в бедрах и голод в желудке.
– Travayè[24]24
Рабочий (гаитянск. креольск.).
[Закрыть], – проговорила девушка, – как твоя лихорадка?
Зо чувствовал себя цирковым клоуном. Цементная пыль выбелила ему лицо, на котором струйки пота прочертили черные полосы. Губы по контрасту казались ярко-алыми.
– С каждой ночью все сильнее, – ответил он.
Выражение ее лица не вязалось с внешностью. На вид ей было лет двадцать, но была в ней какая-то холодность, выходящая за рамки опыта, словно каждый мужчина хотел с ней переспать, а она притворялась, будто не замечает этого.
– Я Анайя, – сказала она. – В училище меня называют мисс Леконт.
Она стояла у него на пути, как цветок на пути у быка, так близко, что он ощущал запах ее духов.
– Я Зо, – прищурившись, ответил молодой человек. – В бригаде меня называют Зо.
Рабочие стояли в сумерках среди ведер и брошенных лопат и наблюдали за солнцем, садящимся в море. А потом стали укладывать самые ценные инструменты обратно в микроавтобус. Когда Бос-Те-Бос отправился за последними вещами, он заметил Зо, сидевшего на краю обрыва. Сигарета в его губах почти догорела, ее дымок вился вокруг его лица.
Зо снова надел рубашку. Она повисла у него на плечах, точно изодранный флаг, и он походил на памятник самым бедным людям мира и их гордости. Над мысом показались первые звезды. Бос-Те-Бос встал рядом с Зо и поинтересовался, что она сказала ему на этот раз.
– Kiyes?[25]25
Кто? (гаитянск. креольск.).
[Закрыть] – спросил Зо.
– Девушка, – сказал Бос-Те. – Дочь гребаного инженера.
– Он доктор.
– Так что она сказала?
– Сказала: ты можешь захватить больше мешков.
– Ki sa?[26]26
Чего? (гаитянск. креольск.).
[Закрыть]
– Сказала, я могу захватить больше мешков с цементом, чем таскаю сейчас. Сказала: «С таким телом, каку тебя, ты, пожалуй, мог бы перенести сразу десяток мешков».
Бос-Te умножил на пальцах. Нули он держал в уме.
– Восемь тысяч фунтов, – сказал он. – Такое даже ослу не под силу.
– Восемьсот, – поправил приятеля Зо, покуривая над прибоем. – Но математика – не самое главное.
Бос-Те-Бос находил это таким странным, что позже, когда они шли через лужайку, перенося последние вещи, он переспросил, действительно ли все так и было.
– В точности, – подтвердил Зо.
– Но что ты ответил? – Бос-Те надеялся на лучшее, но Зо не оправдал его ожиданий.
– Ничего. Понес цемент Сонсону.
Бос-Те покачал головой.
– Чертов Сонсон.
Они выехали на груженом микроавтобусе из богатого района и покатили по равнинному бездорожью; Зо не сказал больше ни слова – ни про девушку, ни про дневной труд, ни даже про анекдот Сонсона о lougawou[27]27
Оборотень, вампир – персонаж мифологии вуду (гаитянск. креольск.).
[Закрыть], который влетел в окно спальни, потому что слыхом ни слыхивал про стекло. Зо молчал, пока чистил зубы и заканчивал вечерний туалет. Но потом, когда все улеглись на свои тюфяки на школьном полу, Тикен проговорил:
– Этот старый паршивец тебя на порог не пустит.
– Вот почему ему придется делать это в банановых зарослях, – Бос-Те-Бос говорил так, будто размышлял над этим весь вечер. – Стоя, если надо.
– Стоя лучше, – подал голос Сонсон. – Ты должен так ее отделать, чтобы всю жизнь помнила. У тебя ведь, наверное, будет только один шанс.
– Думаешь, такая девушка станет трахаться в банановых зарослях? – спросил Тикен. – Она занимается этим только в отелях на Лабади[28]28
Лабади – элитарный частный курорт близ Кап-Аитьена.
[Закрыть]. Такие девушки, верно, вообще не трахаются.
– Нет, – Зо помотал головой. – В том-то и дело. Так или иначе им всем это нужно.
Никто не мог с этим поспорить. Зо учился любить так, как другие мужчины учатся ремеслу. Он поступал в ученики к женщинам по всей стране. И знал, как надо заниматься любовью: медленно и осмысленно. Среди этих мужчин Зо был единственным, кто мог успешно крутить роман с двумя любовницами сразу. Единственным, кто пробовал это делать. В Жакмеле[29]29
Жакмель – город на юге Гаити, административный центр Юго-Восточного департамента.
[Закрыть] его угрожал убить один ревнивый кавалер, размахивая перед его лицом пистолетом. Но хотя Зо знал, как обращаться с женщинами любого телосложения и темперамента, и понимал силу крепких объятий, влюблен он еще ни разу не был.
