Текст книги "Сердцеед"

Автор книги: Кристина Хемлетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

– Можно было подумать, что Причард просто рвет его в куски! – воскликнула Виктория.

Ей было странно, что женщина, пылающая столь сильной любовью к своему единственному ребенку, могла так гневаться на него.

– Видите ли, миссис Причард не одобряет его страстную влюбленность в мою кузину.

– Значит, у Яна действительно связь с Пэгги?

– Об их связи надо говорить теперь уже в прошедшем времени, но Ян никак не может смириться с тем, что все кончено.

– Его что же, сменил Тэппинг? – В голосе Виктории прозвучало откровенное презрение.

– Вы забегаете вперед, – сказал Хантер. – Если то, что сказала миссис Причард, правда – а у меня нет оснований ей не верить – то Ян был в спальне Пэгги в ожидании, когда девица вернется. Вы как-то сказали, что слышали чьи-то шаги, но чьи – не знали.

– Тогда подозрение падает и на него. – Виктория вспомнила, как миссис Причард в тот вечер солгала, что Ян был вне замка – в конюшне с лошадьми.

– По-видимому, не мы одни думаем, что у Яна Причарда есть что скрывать.

– Миссис Причард посетила Нилли в больнице, и он в слезах поделился с ней своими опасениями, что Ян – быть может, даже не понимая этого – сделал что-то дурное. Но ее еще больше напугало то, что Нилли сказал ей вслед за этим, – сказал Хантер.

– Что именно?

– Нилли объяснил ей, что, желая снять боли в пояснице, он принял аспирина больше, чем следовало. Когда его состояние не улучшилось, он решил принять оставшиеся таблетки, но уже как средство самоубийства, для спокойной смерти.

– Боли в пояснице? – задумчиво произнесла Виктория. – Они обычно начинаются, если приходится тащить что-нибудь тяжелое.

– Чаще всего – да, – сказал Хантер. – Например, мертвеца.

39

Слова Хантера повергли Викторию в шок. У нее перехватило дыхание.

– Нилли?! Убийца?! – отказываясь верить, вскричала она. – Но это ведь невозможно!

– Нет, – возразил Хантер. – Я ни на секунду не допускаю мысль, что он убил миссис Мэджин.

– Но вы же сказали…

– Он только перенес труп. Уже после того, как кто-то нанес ей удар по голове.

Отвратительная правда принимала все более четкие очертания.

– Тогда… Ян? – отважилась спросить Виктория голосом, упавшим до шепота.

Она считала конюха существом безобидным, но он обладал достаточной физической силой, чтобы нанести миссис Мэджин смертельный удар, хотя никаких побудительных мотивов для убийства домоправительницы у него не было.

Хантер покачал головой.

– В виновность Яна я тоже не верю – даже после того, как узнал о благородной попытке Нилли прикрыть его. Привязанность камердинера к миссис Причард и ее сыну могла, конечно, подвигнуть его на идею представить смерть миссис Мэджин несчастным случаем: ведь все мы до последнего момента считали, что домоправительница проходила под воротами как раз в тот момент, когда отказало удерживающее решетку устройство.

Виктория внезапно вспомнила уже мелькнувшую у нее мысль.

– Нилли, – сказала она, – наверное, был где-то рядом, когда ворота смазывали, и мог запомнить, насколько легко и бесшумно опускается решетка.

Концовку сценария изложил Хантер.

– А также мог вычислить, бросится ли кто-нибудь к воротам, когда их механизм придет в действие: он сначала удостоверился, что ему хватит времени на то, чтобы спуститься из кабины управления воротами и пройти через холл в свою комнату. Фактически же у Нилли оказалось времени даже больше, чем он предполагал.

Виктория вернула разговор к Яну.

– Но почему вы так убеждены, что убил ее не Ян, хотя даже Нилли верит в это? Он верил в это настолько, что был готов в случае поимки Яна взять вину на себя. Оставшиеся годы жизни сулили ему, наверное, так мало радости и надежд, что он посчитал свою жертву сходной ценой за юность Яна, да?

Внезапно лоб Хантера прорезала глубокая морщина.

– В вашей версии, – сказал он, обращаясь к Виктории, – есть серьезная психологическая неувязка: парень, так сильно любящий живые существа, как Ян, не способен сознательно покуситься на чью-либо жизнь.

– А если он нанес удар случайно? – настаивала на своем Виктория. – Вы же знаете, что и так бывает!

Хантер, однако, был тверд.

– Это не Ян! – отрезал он.

– Что за неприятности были у него в Ирландии? – напомнила она Хантеру.

– Это не имеет никакого отношения к тому, что происходит здесь. Я обещал и ему, и его матери, что стану ходатайствовать за него перед властями, если он будет хорошо работать и держаться подальше от греха. И до сих пор у меня не было к нему никаких претензий.

– А вам не кажется, что, сбившись с пути один раз…

– Иными словами, что он обречен совершать дурные поступки всю жизнь? – довольно грубо прервал ее Хантер. – Подобные рассуждения говорят об ограниченности и предубежденности.

Виктория прикусила язык. Она хотела сказать, что он сам именно так относится к своему кузену Сину Майклу: тот, совершив однажды фатальную ошибку, остался в его глазах навсегда виноватым.

– Но как вы можете быть так уверены в том, что это не Ян?!

– Уверен – и все, Виктория! Просто уверен.

– А не может ли быть так, – спросила Мэрсайн Викторию, собравшуюся разжечь камин в их спальне, – что мы смотрим на все не под тем углом зрения?

– На что смотрим, мама?

– На мотивы убийства, дорогая. Попробуй задуматься над этим.

Виктория посвятила мать в предположения Хантера.

– Кому могла быть выгодна смерть домоправительницы? – спросила Мэрсайн. – Объясни мне.

– Насколько я понимаю, никому.

– Но всегда что-нибудь можно обнаружить! – настаивала Мэрсайн.

Виктория покачала головой.

– Да нет же! Миссис Мэджин получала у Хантера приличное жалованье, но деньги почти не копила: большую часть их она жертвовала на спасение души своему церковному приходу. Поскольку никаких капиталов у нее не было, миссис Мэджин не представляла интереса для своих потенциальных наследников – Сина Майкла и Пэгги.

– А если подумать о шантаже и мести… – высказала предположение Мэрсайн. – Может, у нее были улики против кого-то? Ты сама мне рассказывала, что она была чертовски любопытна.

– Уверена, о каждом она что-то знала, – пожала плечами Виктория. – Но не думаю, что эти сведения были настолько серьезны, чтобы оправдать ее убийство.

– А что скажешь о попытке свалить вину на другого, например? Кто бы ни стукнул ее по затылку, он так или иначе собирался оставить труп там, где убил: это значит, что преступник был уверен, что застрахован от подозрений. Потом появляется Нилли. Он наталкивается на труп, приходит к ложному выводу и думает: «О Боже, какой ужас! Я не могу допустить, чтобы в преступлении обвинили этого человека!»

– … переносит труп в другое место и опускает на него ворота. Честно говоря, мама, это похоже на неудавшуюся серию из телефильма «Улика».

Сидевшая на своей кровати Мэрсайн самодовольно ухмыльнулась.

– Поставь себя на место убийцы! – весело продолжила она. – Не показалось ли бы тебе странным, что труп нежданно-негаданно переместился? Совершенно ясно, что самостоятельно сделать это он не мог. Такой поворот событий вполне мог лишить тебя присутствия духа, верно?

– Думаю, ты права. Но к чему ты клонишь?

– Только к тому, что убийца теперь знает, что кто-то, найдя труп, перенес его. И преступник начинает складывать два плюс два. – Мэрсайн покачала головой. – Интересно, что сделала бы героиня какого-нибудь сериала в таком случае?

– Наверное, нашла бы сценаристов получше, – ответила Виктория. – Если хочешь знать, все это не слишком убедительно.

Мэрсайн расстегнула манжету своей блузки, чтобы посмотреть на часы.

– Я узнаю у тебя об этом, когда вернусь, – сказала она. – А сейчас у меня встреча внизу.

– Встреча?

– Син Майкл собирается прощупать меня за стаканом бренди. – Мэрсайн всунула ноги в туфли, которые незадолго до этого сбросила.

– Прошу прощения?! – изумленно переспросила Виктория.

– Ба-а-альшой проказник, да к тому же и сладкая булочка… – вздохнула Мэрсайн. – Так или иначе, мои регулярные комплименты его внешности запали ему в мозги: теперь он хочет узнать, как можно прорваться в шоу-бизнес. Я действительно могу представить его в кино или, скажем, манекенщиком.

– Конечно! Он станет большим киносердцеедом, – саркастически предсказала Виктория.

– Понимаешь, когда я выйду из комы, то у меня появится новый муж, – продолжила Мэрсайн. – А в труппе никого на эту роль еще не подобрали.

– А что случилось с прошлым мужем? – с намеком спросила Виктория.

Мэрсайн охотно посвятила ее в содержание сериала:

– Бедняга Кэйн никак не может заглушить в себе чувство вины за выкидыш, случившийся у Кэйси, и за аварию со мной, поэтому решает поехать не в Колорадо, а на курорт – развеяться. Там после мимолетных интрижек с инструктором аэробики Хитер и с работницей спортзала Тони он приходит к выводу, что испытывает чувство лишь к Каррену.

– Каррен-то ведь не женщина!

– О нет, дорогая! Каррен – подсобный рабочий, который отбывает срок за то, что якобы бросил тостер в бассейн на вилле Шерон, когда хозяйка соблазняла Мартина в буфете… Ну и что ты об этом думаешь?

– Думаю, – ответила Виктория, – что Син Майкл во все это прекрасно впишется.

Он проскользнул в комнату так быстро и так тихо, что Виктория даже не догадалась о его присутствии, пока, подойдя сзади, он не зажал ей рот рукой, а другой не обхватил за талию.

– Если только вы, черт побери, закричите, клянусь, я сверну вам шею, – зло сказал ей на ухо незваный гость и встряхнул ее для подкрепления своей угрозы.

Страх – сильный, острый страх – вспыхнул в ее глазах. Виктория чувствовала зажавшую ее у пояса мускулистую руку и горячее дыхание на затылке.

– Ни единого звука! – зловеще предупредил он Викторию.

Она кивнула и почувствовала, что нападавший ослабил хватку.

– Разве вы не должны были встретиться с моей матерью? – спросила она, пытаясь прийти в себя, и повернулась, чтобы взглянуть Сину Майклу прямо в глаза.

Реакция Виктории его ошеломила. Местный злодей, столько усилий положивший на то, чтобы войти к Виктории, рассчитывал на нечто иное, чем свирепый взгляд и проникнутое уверенностью осуждение, и был вынужден это признать.

– Похоже, вас ничем нельзя испугать? – заметил он.

– Что все это значит? – спросила Виктория, радуясь, что Син Майкл не может прощупать ее пульс или услышать ускоренное биение сердца.

– Мы – вы и я – кое-что еще не закончили, – отрывисто-грубо довел он до ее сведения.

– А какое у вас дело к моей матери? – спросила она. – Если вы заставляете ее ждать, то знайте, что она вернется сюда раньше, чем вы глазом успеете моргнуть.

– То, о чем вы должны рассказать мне, – ответил Син Майкл, – столько времени не займет.

Его намек на то, что Виктория целый день избегала его, породил у нее догадку, что назначенная им внизу встреча с Мэрсайн для обсуждения проблемы шоу-бизнеса могла быть просто уловкой, чтобы застать Викторию одну. Поскольку собственная комната Сина Майкла была как раз по другую сторону холла, он мог довольно легко засечь момент, когда Мэрсайн вышла из комнаты.

Виктория сделала вид, что запамятовала, о чем может идти речь.

– И о чем же, вы считаете, я должна рассказать вам?

Взгляд темных глаз Сина Майкла стал пронизывающим.

– О письме, Виктория. Где оно?

– О каком письме вы говорите? – запутывая его, тянула время Виктория.

– Вы хорошо знаете, о каком! – огрызнулся он. – О том, которое нашли у Пятноу.

– Все, что полицейские нашли на трупе, – сказала Виктория, – изъято ими как вещественные доказательства. Почему бы вам не спросить у них?

Он не скрывал отчаяния, смешанного с любопытством.

– Что в нем было?! Скажите мне только это!

– Вы не объясните сначала, зачем вам так важно это знать?

– Не хитрите со мной, Виктория! – гнев заострил черты его лица. Его поведение становилось все более жестким.

– Если я и хитрю, – сказала она, – то хитрость моя направлена против профессионала этого дела.

Рот Сина Майкла принял еще более угрожающее выражение.

– Это может быть вопросом жизни и смерти! – предупредил он.

– С последней мы уже, кажется, встретились, – мрачно произнесла Виктория.

– Тогда, женщина, ради дьявола скажите мне о письме прежде, чем за него поплатится кто-нибудь еще!

В голове Виктории сшиблись две догадки: либо, думала она, Син Майкл знает автора письма, либо написал его сам.

– Я скажу вам, но лишь на одном условии, – вступила в торг Виктория.

Син Майкл заколебался.

– Меня внизу ждет Хантер, – солгала Виктория, проходя мимо Сина Майкла к двери.

Он с ненавистью схватил ее за руку.

– Что за условие? – спросил он.

– Только один вопрос, – ответила Виктория.

– Я не убивал Пятноу!

– Я собиралась спросить не об этом, – сказала Виктория. И это было действительно так: ее интуиция уже исключила Сина Майкла из списка подозреваемых.

В досаде он закусил губу.

– В письме, которое нашли при ней, – спокойно сказала Виктория, – утверждалось, что автор знает, где Хантер держит Мэри… и почему.

Что-то тревожное появилось в ненавидящем взгляде Сина Майкла: можно было подумать, что его вот-вот вырвет.

К удивлению Виктории, он нашел в себе силы спросить, какой вопрос она хотела задать.

– Вы знали об этом письме до того, как я сказала вам о нем? – спросила она, взяв себя в руки в ожидании его реакции.

Син Майкл печально кивнул, как бы испытывая чувство вины, но за что – Виктория никак не могла понять.

– Да, я знал о нем, – опустил он голову. – Я забрал его сразу же после того, как вы оставили его там для брата.

40

– О, вот и вы! – войдя в комнату, обратилась к нему невозмутимая Мэрсайн. – Мы разминулись? Или вам что-нибудь помешало?

Син Майкл на долю секунды опешил, но тут же на его лице появилась знаменитая нахальная ухмылка:

– Я забежал сюда, мадам, чтобы перехватить вас, но вы уже ушли!

Он взглянул на Викторию, как бы ища у нее поддержки. Виктория же просто остолбенела как от его наглости, так и от добровольного сделанного им неожиданного признания, и молчала. Но глаза ее говорили красноречивее любых слов.

– Ничего страшного! – отмахнулась Мэрсайн, бросившись с присущей ей эмоциональностью пожать руку Сину Майклу. – У Голливуда есть одно хорошее качество – он не может исчезнуть!

Едва за Сином Майклом закрылась дверь, актриса тряхнула головой: происшедшее ее почти позабавило.

– Ну и бездельник! Ведь он врет, правда? – сказала она таким тоном, словно обсуждала проделки неисправимого дитяти.

– Я, мама, начинаю думать, что ложь стала здесь образом жизни: ежедневно можно встретиться с обманом во всех его разновидностях – от семейной чести до простодушной самозащиты.

– Есть плохие новости? Ты выглядишь какой-то расстроенной…

– Новости, только запутывающие ситуацию. Я попросила его кое-что прояснить, но его ответ еще больше замутил воду.

Мэрсайн выслушала рассказ Виктории с хмурым выражением лица.

– Он поступил странно: пришел и сам все рассказал, – проговорила она. – Не послужит ли это основанием для обвинения его в убийстве?

– Вполне допустимо.

Когда Виктория раньше пыталась вычислить того, кто взял письмо из спальни Хантера, она прежде всего подозревала не Сина Майкла, а миссис Мэджин: с учетом ее склонности всюду совать свой нос, ее настороженного отношения ко всему происходящему в замке было вполне логично предположить, что верная долгу домоправительница тщательно следила за всеми дверями, особенно за ведущими в комнату Хантера.

Какая ирония судьбы, думала теперь Виктория, что пропавшее письмо с упоминанием Мэри оказалось, в конце концов, именно в кармане покойницы, хотя похитила его не она…

– Но что это значит? – спросила Мэрсайн, окончательно сбитая с толку поведением обитателей замка.

– Это значит, что я должна немедленно поговорить с Хантером.

Лицо Мэрсайн выразило смятение, поскольку она должна была сообщить дочери кое-что такое, чего Виктория услышать не хотела бы.

– Когда я спускалась вниз, мое сердечко, он выходил из замка. Мне показалось, что-то при этом говорилось о поездке вечером в Мэриленд.

«Должен же он когда-нибудь вернуться!» Виктория повторяла эти слова как молчаливое заклинание. Она сидела у камина в комнате Хантера, которую освещали оранжевые, переходящие в золото отблески только что зажженного ею огня в камине.

Поскольку миссис Причард не было на кухне, сегодня всем пришлось довольствоваться эрзац-обедом. Правда, после возвращения у поварихи было время сварить его для обитателей замка, однако она в слезах призналась Мэрсайн, что слишком разбита для этого.

– Не стоит даже пытаться, дорогая, – успокоила ее Мэрсайн. – Все мы достаточно взрослые люди, чтобы суметь открыть консервы.

Мэтти Причард в какой-то степени испытала удовлетворение от того, что поступает по совету самой Эландры Монако, и поднялась наверх в свою комнату. Насколько могла понять Мэрсайн, Ян не только вернулся из леса умиротворенным, но и провел ночь в конюшне, разговаривая со своими непарнокопытными друзьями.

– Мне он кажется достаточно безобидным, – заметила Мэрсайн. – Уверена, что Хантер знает кое-что, коль скоро говорит о невиновности этого парня.

Если бы это полностью соответствовало истине, думала Виктория, то список возможных убийц миссис Мэджин сократился бы. Уставившись неподвижным взглядом в огонь, Виктория еще раз мысленно пробежала по именам с учетом вновь открывшихся обстоятельств, но разгадка тайны к ней не приходила.

Могла ли убийцей быть миссис Причард, которую пытался, сфабриковав видимость несчастного случая, защитить Нилли? Исходя из того, что между этими двумя слугами секретов не было, можно было выстроить вполне правдоподобный сценарий: повариха в гневе ударила миссис Мэджин и, придя в ужас от того, что удар оказался смертельным, убедила своего друга камердинера понадежней скрыть случившееся. Кстати, именно это, решила Виктория, может объяснить, почему Нилли за кухонным столом пытался остановить слишком откровенные излияния миссис Причард.

А может быть, миссис Причард, отвечая на угрозу, которую Виктория услышала, когда была на лестнице, убила свою Немезиду, а затем покинула место преступления, чтобы обзавестись надежным алиби? Она могла даже и не предполагать, что старина Нилли обнаружит труп. Нилли же, в свою очередь, придя к собственным умозаключениям насчет того, кто мог быть убийцей, поступил так, как подсказало ему чувство долга.

Син Майкл? В какой-то мере Виктория не хотела, чтобы он выступил в гнусной роли убийцы: исходя из мнения Мэрсайн, что вспыльчивый ирландец больше лает, чем кусается, Виктория не считала его признание, что он взял письмо, разгадкой тайны. Где-то между руками Сина Майкла и карманом миссис Мэджин вклинилось третье лицо, ставшее обладателем письма. Но зачем Син Майкл взял письмо, а потом признался в этом Виктории?!

Еще одним элементом человеческой мозаики был Джон Тэппинг – или тот, кто выдавал себя за него. Хотя этот человек и работал на Хантера, что в известной мере позволяло отнести его в разряд «добрых малых», весьма сомнительной была роль Тэппинга в качестве свидетеля, подтверждающего алиби Пэгги: не стал ли он двойным агентом, действующим против своего работодателя, как только посчитал, что совратительница являет собой лучшую точку приложения сил и времени? То, что он и Пэгги могли объединиться, – предположение настолько пугающее, что его даже трудно анализировать.

Огонь в камине стал таким жарким, что Виктории пришлось снять свитер и повесить его на спинку стула у компьютера.

«Когда он возвращался раньше?» – пыталась вспомнить она и была расстроена тем, что в последний раз, когда она ждала его, он приехал почти в десять.

«Я могла бы оставить ему записку или даже письмо и вернуться к себе наверх», – подумала она и тут же отказалась от этой мысли. Письма, как свидетельствует недавнее прошлое, имеют тревожное свойство исчезать, а затем появляться в самом неподходящем месте. Меньше всего она сейчас хотела, чтобы одна из ее записок – какой бы невинной она ни была – оказалась, в конце концов, под головным убором Чена, которого переехал его собственный лимузин…

Виктория посмотрела на кровать, сознавая, как все эти события утомили ее. «Никакого вреда не будет, если я немного вздремну», – подумала она. Скорее всего, в ближайшие два часа Хантер не вернется, а к тому времени, когда он окажется в замке, она отдохнет и сможет рассказать ему обо всех новостях.

Огонь в камине погас задолго до возвращения Хантера. Виктория несколько раз просыпалась и уже привыкла к полутьме и незнакомой обстановке. Она лежала с закрытыми глазами, считая, что сможет в любой момент подняться и включить свет.

Звук открывающейся двери она услышала как бы издалека. Виктория была так расслаблена, что осознала присутствие в комнате еще кого-то лишь после того, как матрас прогнулся под тяжестью севшего на него человека, а она ощутила на своем теле тепло его руки.

– Все в порядке, – поспешно успокоил ее Хантер, когда Виктория испуганно открыла глаза.

– Я, должно быть, задремала, – пробормотала Виктория, пытаясь собраться с мыслями и вспомнить, что же заставило ее сбросить туфли и вытянуться поверх покрывала.

Первым ее ощущением было то, что Хантер не убрал свою руку: наоборот, он сжал пальцы, и их излучающее любовь тепло рассказало ей, как он скучал по ней. Виктория поняла также, что он устал, и это заставило ее узнать, который час.

– Как… там дела? – спросила она, все еще сомневаясь, удобно ли ей произносить имя его сестры и интересоваться ее состоянием.

Хантер покачал головой.

– Сказать одним словом трудно: положение каждый день меняется, – ответил он и вдруг продолжил: – Недавно она перенесла несколько… Думаю, вы назвали бы это «приступами».

Виктория только кивала. Оглядываясь назад, она теперь понимала, что первый приступ, который описал Хантер, мог случиться как раз в тот день, когда раздался телефонный звонок, заставивший его впасть в панику и срочно отправиться в Мэриленд: именно тогда его и отвозила Виктория.

– С того момента врачи не могут установить, какой будет результат… – голос Хантера стал тише, а затем наступило тревожное молчание.

– Уверена, что с ней будет все в порядке! – не колеблясь, успокоила его Виктория, хотя и не могла опереться в своем предсказании на магический кристалл: о дальнейшей судьбе Мэри Виктория знала так же мало, как и Хантер…

Голос Хантера заметно окреп. «Рад ли он тому, что темнота скрывает выражение его лица?» – размышляла Виктория. А может быть, теперь он так доверяет ей, что не таит своих эмоций и охватившей его боли…

– Сегодня я начал рассказывать вам о ней, – вспомнил он, правда, обращаясь скорее к самому себе, чем к Виктории.

Виктория ждала. Она затаила дыхание, чтобы ненароком не нарушить установившийся между ними контакт.

– Она позвонила мне в первый же день, как приехала в Ирландию, – медленно рассказывал Хантер. – Мэри сказала, что ничего красивее этих мест она никогда не видела: замки напоминали ей сказочные дворцы из книг, которые она читала малышкой.

Темнота не помешала Виктории почувствовать, что по его лицу промелькнуло некое подобие улыбки.

– Мэри даже сообщила мне, что собирается остаться там навсегда. – Хантер покачал головой. – Я напомнил ей довольно твердо, что она проведет за океаном только лето, и к осени я жду ее обратно: ведь ей нужно было закончить школу. Эллиот когда-нибудь рассказывал вам о доме, который у меня некогда был? – спросил он. – О том доме, который стоял на этом месте?

– Нет, – ответила Виктория, хотя то, что этот дом был без всякой нужды разрушен, давно уже озадачивало ее.

– Это было неплохое место, – пожал плечами Хантер. – Сам земельный участок всегда меня привлекал: тут было удобно держать лошадей, здесь я мог уединиться, уезжая из города… Важно было не само здание как таковое.

«Вот почему, – подумала Виктория, – он без сожаления наблюдал, как разрушали этот дом».

Хантер надолго замолчал, а потом продолжил свой рассказ.

– Я знаю, – сказал он, тяжело вздохнув, – что однажды Мэри очнется, и когда это произойдет, я захочу первым делом привезти ее сюда, и самое первое, что она увидит, когда автомобиль въедет в долину…

Фраза осталась незаконченной, но смысл сказанного им был достаточно ясен, чтобы Виктория, наконец, осознала всю силу его преданности той, которую любил. Когда замок камень за камнем перевозили за Атлантику, у Хантера ни разу не мелькнула мысль о стоимости или бессмысленности этой затеи. Лишь радость, которую он надеялся когда-нибудь увидеть в глазах младшей сестры, двигала им в его желании сдвинуть небо, землю и ирландский замок. И если бы было нужно, поняла Виктория, он передвинул бы сотни других замков, лишь бы сделать Мэри счастливой, лишь бы вернуть ее к жизни…

Многое из того, что Виктория не понимала до сих пор, встало на свои места. Ее охватила грусть при мысли о тех простых радостях, которые Мэри никогда, наверное, не сможет испытать: любимый голос брата, запах свежих цветов, утреннюю росу на своем лице…

Хантер исторгнул глубокий всхлип, и Виктория привлекла его в свои объятия, желая умерить пожизненную боль, которую причинил ему Син Майкл.

– Все в порядке… – прошептала она. – Все в порядке, Хантер.

Когда Хантер наконец успокоился, его дальнейшему рассказу предшествовала радостная улыбка.

– Я, должно быть, совсем дурак! – воскликнул он. – Обнимаю у себя дома в постели красивейшую женщину – и что при этом делаю? Извергаю слезный потоп!

В темноте было трудно увидеть выражение его лица, но Виктория знала: на нем отражаются и нежность, и любовь, и душевная мука.

– Кстати, ты сейчас действительно в моей постели, – растерянно спохватился Хантер. – Что ты здесь делаешь?

Виктория колебалась: то, что несколько часов назад она считала умным, выглядело теперь совершенно неуместным.

– Что-нибудь случилось, милая? – мягко спросил Хантер.

– Думаю, это не самое подходящее место… – сказала Виктория, но мысль свою не продолжила, и правильно: в этой комнате нельзя было сохранить что-либо в тайне. В замке человек никогда не принадлежал себе до конца. – Ты никогда не можешь с уверенностью сказать, что тебя не подслушивают…

Хантер взглянул на распахнутую дверь.

– Хочешь, чтобы я прикрыл ее? – спросил он. Виктория покачала головой.

– Боюсь, это не поможет.

Хантер на мгновение задумался над ее словами, а затем поднялся:

– Тогда, насколько я понимаю, существует лишь одно решение проблемы. Ты не против сесть за руль? Я уже приказал Чену поставить лимузин на место.

– И куда мы поедем?

Хантер заговорил низким и ласковым баритоном:

– В «Бенедиктинское подворье».