Текст книги "Сердцеед"

Автор книги: Кристина Хемлетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

36

Будь на месте Мэрсайн какой-нибудь другой человек, он, убедившись в своей правоте, испытал бы не только радость, но и победное злорадство.

– Я, милая, до последнего надеялась, что ошибаюсь насчет этого человека, – грустно сказала она. – Из-за тебя.

Порожденная дурными предчувствиями частая пульсация крови в висках Виктории не прекращалась. Во время телефонного разговора Мэрсайн Виктория лихорадочно перебирала в уме все события в замке после приезда Тэппинга, приходя к одному и тому же выводу: он был каким-то образом катализатором этих событий. А его связь с ветреной Пэгги возбуждала в отношении Тэппинга еще большие подозрения.

Виктория бросила на мать взгляд человека, потерпевшего полное фиаско.

– Ну и что же нам теперь делать?

– У тебя есть право выбора, – пожала плечами Мэрсайн. – Все зависит от того, к чему ты стремишься.

– Что это значит?

– То и значит, дорогая. Я здесь совершенно чужой человек, – объяснила актриса. – Я не считаю, что у тебя очень уж большой выбор: ты можешь либо пойти к Хантеру и выложить ему все, либо… Либо держать все при себе.

– О да, – ухмыльнулась Виктория. – Но это все равно, что попытаться спрятать гигантского розового носорога в комнате без мебели. Если он будет сохранять спокойствие, то, может быть, его никто и не заметит.

– Сколько людей к этому моменту заметило Тэппинга? – спросила Мэрсайн.

– Ты имеешь в виду, сколько людей заметило, что он не тот, за кого себя выдает?

– Да.

– Только ты одна, мама.

– Почему?

– Ты имеешь в виду, почему ты одна заметила это?

Мэрсайн решила ответить на свой вопрос сама:

– Может быть, потому, что лишь я искала розового носорога, а вы все восторгались пустой комнатой.

Виктория подняла бровь:

– Это значит, что мы отстаем во времени, а ты летишь на реактивном лайнере?

– Будем считать, что ты этого не говорила! – весело сказала Мэрсайн, полагая, что нашла вполне разумный ответ.

– Таким образом, ты рекомендуешь мне делать вид, что ничего не произошло?

– Твой отец обычно называл меня следопытом, – продолжила она. – Куда бы мы ни попадали, я всегда вникала во все, что там делается или будет делаться, старалась узнать, кто есть кто. Полагаю, что это профессиональная привычка: мне всегда хотелось выяснить, чему я могу научиться от окружающих и какую пользу извлеку из этого для себя. В какой-то мере, думаю, психология артиста напоминает психологию писателя: проходя мимо любого дома, он не может не заглянуть в окна и не задуматься о том, кто и как там живет.

– Но какое отношение имеет это к Тэппингу и розовому носорогу?

– Это, дорогая, называется мотивацией. Перед камерой или на сцене именно такое состояние мы возбуждаем в себе, чтобы убедить аудиторию. Если захотеть, то можно стать даже невидимкой!

– Прости, мама, – напомнила ей Виктория, – но сейчас мы говорим о реальной жизни.

– Никакой разницы тут нет! Если вы действуете достаточно убедительно и мотивированно, то окружающие увидят только то, что вы хотите, и ничего больше. Возьмем, например, того сексапильного юношу, с которым ты беседовала в вестибюле.

– Сина Майкла?

Мэрсайн рассмеялась:

– Классический пример испорченного мальчишки, облаченного в черную кожанку, который готов выменять свой мотоцикл «Харлей» на горячую булочку или стакан холодного молока! Ему нужно только одно – немного внимания. А он не хочет никому признаваться в этом, но и не знает, как добиться его! Или возьми Мэтти Причард и то, как она все еще любит…

– От всех твоих философий у меня страшно разболелась голова, – прервала ее Виктория, – а я все еще не знаю, как мне поступить.

Мэрсайн покачала головой, ничуть не смутившись тем, что ее оборвали.

– Я, милая, ничего не могу тебе посоветовать. Ты лучше меня знаешь, чего хочешь.

– Я и боялась именно это услышать от тебя, – заметила Виктория.

Но больше всего Виктория, конечно, хотела укрыться от тревог в объятиях Хантера и услышать именно от него, что все будет в порядке. Проблема, однако, состояла в том, что порядок может никогда и не наступить.

Из того, что он когда-либо сказал или сделал, больше всего ее потряс блеск слез, который Виктория заметила минувшим вечером в его глазах. Она с удивлением поняла, сколь уязвим этот мужчина, достаточно сильный для того, чтобы передвигать замки, но неспособный избавиться от тяжести, бременем лежащей на его сердце.

«Прошу вас, доверьтесь мне! – сказала бы она ему. – В чем бы ни состояли ваши трудности, пожалуйста, поверьте, что я хочу вам помочь стряхнуть их». Она подумала, что ему так просто принять ее предложение! Предложение, продиктованное одной лишь любовью…

Однако для такого человека, как Хантер, признание своей слабости было бы равнозначно отречению от всей его системы ценностей. Если бы это было не так, рассуждала она, то чем можно объяснить, что он ничего не говорил ей о Мэри или о своей ненависти к Сину Майклу? Почему он, наконец, не уступил страстному физическому влечению, которое они вместе жаждали удовлетворить? «Перестань изображать из себя киногероев Джона Уэйна!» – хотела она крикнуть ему.

– А может быть, тебе стоит поговорить с ним? – предложила она Мэрсайн, сознавая, что только полное отчаяние заставляет ее вовлекать свою мать в раскрытие тайны Хантера.

– Я не та, в ком он нуждается, – отрезала Мэрсайн.

Как бы Виктория ни стремилась отсрочить встречу с Хантером и необходимость поделиться с ним сведениями о Тэппинге, она в конце концов оказалась в одном холле с покидавшими замок полицейскими.

– Вы, вероятно, уже знакомы с моим секретарем?.. Мисс Кэмерон, – еще раз представил Викторию Хантер. Ей же он сказал, что должен надиктовать несколько писем, как только проводит гостей.

– Простите, что мы были вынуждены оторвать вас от дел, – прощаясь, сказал офицер и пожал руку О'Хари.

Виктория ждала возвращения Хантера в его комнате. «Обнимет ли он меня снова? – гадала она. – Или сделает вид, что прошлой ночью между нами ничего не произошло? Или, может быть, долгая беседа с полицейскими отняла у него столько сил, что он сейчас способен думать лишь о деловой стороне своей жизни?»

– Вам это не понадобится, – сказал он, кивнув на стенографический блокнот и ручку, которые она держала в руках. Дверь он предварительно закрыл. – Если бы я не дал понять, что у меня, якобы, есть и другие дела, они могли бы говорить до бесконечности.

Виктория ограничилась тем, что кивнула, желая узнать, зачем она понадобилась, если не для стенографирования.

– С вами все в порядке? – вежливо поинтересовался он. – Я намеревался встретиться с вами еще утром, сразу же после завтрака, но не знал, что они приедут и пробудут так долго.

– Все в порядке, – ответила она, хотя, по правде говоря, чувствовала себя хуже некуда. – Что хотели выяснить полицейские?

– Прежде чем мы поговорим об этом… – Хантер перевел дух. Могло показаться, что он собирается сказать нечто неприятное. – Я очень много размышлял над тем, что произошло вчера ночью. Что чуть не произошло…

«О, Боже мой!» – упала духом Виктория. Сейчас он попросит прощения и скажет ей, что это никогда не повторится, что поцелуй был ошибкой, о которой он будет сожалеть до конца своих дней, и что лучшее для нее – это уехать и никогда больше не возвращаться в замок. Пусть будет что угодно, только не это! Что угодно, но не извинение за то, к чему она так давно стремилась…

– Я порой думаю, – тихо сказал Хантер, – что родился не в том столетии.

«Странное вступление к извинению», – подумала Виктория. Быть может, он хочет сказать совсем другое?

– Я верю, что время нужно тратить только на то, что стоит того. Может быть, в нашем веке и в наши дни это звучит старомодно, но я не могу заставить себя думать иначе. – Хантер откашлялся. – Минувшей ночью я оказался близок к тому… меня отделяли буквально дюймы от того, чтобы подвергнуть опасности отношения, оказавшиеся для меня более ценными, чем я сознавал, – а все потому, что такой поступок мог бы стать слишком легким уходом от проблем, которыми я вынужден заниматься.

Голова ее от смятения пошла кругом. Что у него на уме?

Ладонь Хантера нежно легла на ее руки, но при этом он даже не шевельнулся, чтобы приблизиться к ней.

– Я хотел бы, Виктория, иметь время по-настоящему поухаживать за вами. Я хочу показать вам мир, сделать вам подарки… Хочу однажды доказать вам, что ни моя, ни ваша жизнь не была полной, пока мы не встретили друг друга.

Хотя он держался скованно и по обыкновению сдержанно, Виктория заметила, что Хантер собрал всю свою волю, чтобы произнести эти слова. Он стремился дать ей понять, что любит ее.

– История затянется, – сказал он, имея в виду события, происходящие в замке Крискерри. – После того, что мне сообщила сейчас полиция… – Он заколебался, не зная, как продолжить разговор, который и без того был мучительным. – Я прошу вас об одном – будьте терпеливы! – наконец произнес он. – Я понимаю, что это трудно, что это может чертовски расстроить вас. Но прямо сейчас я не могу вам ничего обещать: ведь я и сам не знаю, чем все это закончится.

Он ждал каких-то слов от Виктории – наверное, иодтверждения, что она правильно поняла его.

– Я смогу потерпеть, – наконец сказала она, сама удивляясь тому, насколько спокойна внешне, хотя сердце ее гулко стучало в груди от того, что Хантер О'Хари хочет связать свое будущее с ней, когда события сегодняшнего дня уйдут в прошлое.

Лицо Хантера стало серьезным.

– Но это может подвергнуть вашу жизнь большой опасности, – сказал он.

– Я не могу представить себе большей опасности, чем та, которой подвергаюсь сейчас, – возразила Виктория.

Пока Хантер обдумывал ее слова, Виктория спросила, что выяснила полиция по поводу смерти домоправительницы.

Хантер почти обрадовался переходу беседы в другое русло.

– На левой стороне ее затылка судмедэксперт обнаружил несколько древесных волокон, – сообщил Хантер.

– А что в этом странного? – спросила озадаченная Виктория. – Ворота изготовлены из железа и дерева.

– Волокна от другой древесины, – ответил Хантер. – Не совпадает также и время смерти.

37

Виктория в безмолвном изумлении смотрела на сидящего напротив Хантера. Она пыталась вникнуть в смысл его слов.

– По выводам полиции, – продолжил он, – причиной смерти был удар, нанесенный по затылку деревянным предметом, а не чем-то острым и тяжелым, упавшим сверху.

– Но не означает ли это…?

– Да, – кивнул головой Хантер, подтвердив чудовищную догадку, мелькнувшую в ее мозгу: домоправительницу перенесли уже мертвой, а затем опустили ворота.

Лицо Виктории приобрело меловой оттенок, и она почувствовала подступающую тошноту. Все их прежние догадки о том, как случилось, что миссис Мэджин оказалась в таком опасном месте, потеряли смысл.

Новая информация поставила крест и на версии, что убийство было совершено двумя соучастниками, один из которых находился в кабинете управления воротами, а второй – на земле.

– Я не могу поверить, что кто-то мог решиться на это… – тихо промолвила Виктория, ошеломленная гнусностью убийцы, изувечившего уже мертвое тело.

О'Хари прочел мысли Виктории и подкрепил их своими соображениями:

– Полагаю, что кто бы ни совершил убийство, он не имел представления об арсенале современной судебной медицины.

Хантер объяснил, что еще каких-нибудь три дюйма выше – и толстый железный зубец, пробивший череп домоправительницы, мог уничтожить следы первоначального удара.

– Они также обнаружили небольшие следы лака лимонного цвета на коже черепа, – добавил он.

– Лака?! – озадаченно спросила Виктория.

– Единственные предметы, которые регулярно полируются, находятся внутри замка. Это прежде всего мебель.

– Ну а что с расхождением во времени? – спросила Виктория. – Нанести удар по голове, а затем вынести тело так быстро, чтобы никто этого не заметил…

– Это еще один элемент головоломки, – мрачно заметил он. – На основе данных судебно-медицинской экспертизы Дэниэлс и Гибсон утверждали, что миссис Мэджин скончалась примерно за два с половиной часа до того, как Пэгги и Тэппинг обнаружили ее тело под замковыми воротами. Я вернулся из Мэриленда только к полуночи. Значит, тело Мэджин принесли туда уже после этого: иначе к нашему приезду ворота замка были бы уже закрыты.

– Из этого можно сделать вывод, что кто бы ни совершил убийство, он довольно хорошо знал привычки всех живущих в замке и был уверен, что никто не увидит, как переносят тело, – вставила Виктория.

– За исключением меня, – уточнил Хантер. – Я и сам не знал, когда вернусь, к тому же я мог остаться в городе с моей… С Мэри. Можно вообразить, в какое трудное положение попал бы человек, несущий через двор труп миссис Мэджин, если бы его вдруг осветили фары лимузина! Такой непредсказуемый в своих поступках человек, как я, был бы для преступника опасен. Он должен был знать о местонахождении каждого обитателя замка и быть уверенным, что все уже улеглись.

– Это не проясняет ситуацию! – возразила Виктория. – Убийца наверняка перенес труп только после вашего возвращения. Вы думаете, он ждал, когда это произойдет?

– Может быть, в его планы входило сделать и меня одним из подозреваемых, – предположил Хантер. – Но я не считаю, что он заглядывал так далеко… К тому же никто не знал, что я вернусь.

– Но зачем вообще было переносить труп?! – недоумевала Виктория. – Женщина уже была мертва. Почему бы не оставить тело на месте убийства?

– Это, наверное, было попыткой скрыть истинный характер преступления. К тому же место убийства могло выдать убийцу. Списать все на дряхлые ворота – значит, инсценировать несчастный случай.

При его словах что-то на мгновение мелькнуло в сознании Виктории, но воспоминание о «чем-то» испарилось столь же быстро, как и возникло.

Хантер замолчал и выжидательно посмотрел на нее.

– Простите меня, – извинилась Виктория. – Немного отвлеклась. Но теперь я вся внимание. Так о чем же вы говорили?

– Возможно, труп перенесли, потому что не нашлось надежного места, где его можно было спрятать. Хотя это маловероятно…

Ответ Хантера явно не удовлетворил Викторию.

– Преступник находился в замке, поскольку ему нужно было привести в действие рычаг, – напомнила она Хантеру. – И вместо того чтобы уйти из замка и тем самым обеспечить себе надежное алиби, убийца остался в нем, превратившись таким образом в потенциального подозреваемого. Хотя можно предположить и то, – рассуждала она вслух, – что некто молодой и спортивный перелез как альпинист через заднюю стену замка: для этого ему пришлось бы всего-навсего прикрепить на обувь шипы и обмотать себя страховочным канатом для скалолазов.

– Это вообще-то похоже на фантазию, – заметил Хантер.

– Я знаю только, кого бы я хотела видеть в качестве преступников, – сказала Виктория. Было только два человека, арест и последующее наказание которых не вызвали бы у нее ни малейшей жалости, ибо люди эти были одержимы расчетливой, целенаправленной злобой.

– Не хотите ли посвятить меня в ваши предположения? – заинтересовался Хантер.

– В замке ничего не происходило, – осторожно начала она, – пока здесь не появился Тэппинг.

– Что вы имеете в виду, говоря «ничего не происходило»?

– Конечно, и до этого вам приходили письма с угрозами, – сказала она. – И до этого между обитателями замка существовали трения, которые вы, конечно, не могли не заметить. Но все это было еще до прилета Тэппинга из Лондона, а поэтому возложить на него какую-то ответственность за те события нельзя. Но до его приезда в замке никого не убивали!

– Между прочим, до приезда вашей матери никто в замке не пытался покончить жизнь самоубийством, – возразил Хантер.

Виктория вспыхнула.

– Моя мать не имеет к этому никакого отношения!

– А разве я утверждал обратное?

– Я просто хочу напомнить вам, – продолжила Виктория, – что вы приняли под крышу замка совершенно постороннего человека. Думаю, вы хорошо знаете, о ком идет речь.

– Да, – кивнул Хантер, – и я мог бы назвать по меньшей мере двух людей, которых хотел бы видеть где-нибудь в другом месте. Но это не вы с вашей матерью.

– Джон Тэппинг – мошенник, и я это могу доказать одним-единственным телефонным звонком!

– Вы могли бы это доказать, просто заглянув в его паспорт, – невозмутимо отметил Хантер. – Но все это не относится к делу: этого человека, Виктория, нанял я, и я буду очень вам благодарен, если вы не станете мешать ему работать. Работать без помех.

Ее удивила прямота, с которой он признал существование тайны, связанной с Тэппингом.

– Какую же работу он выполняет для вас? – спросила она.

– Ответ занял бы больше времени, чем я, боюсь, могу уделить вам сейчас, – сказал он, поднимаясь с кресла.

Виктория тоже вскочила на ноги.

– Иными словами, вы хотите, чтобы я лишь молчала да подыгрывала вам?! Так?

«Что это за человек, который может объясняться в любви и давать рыцарские обещания, захлопывая при этом дверь перед моим носом?»

– Если вы, Хантер, не доверяете мне, – гневно заключила она, – то о каких отношениях у нас вообще может идти речь! По-моему, между нами нет даже и того, что заслуживало бы слова «отношения»!

В пылу Виктория не заметила, как Хантер приблизился к ней, протянул руки и властно обнял ее пониже плеч. Тепло его прикосновения проникло сквозь тонкую шерсть ее свитера.

Она почувствовала, что его дыхание участилось. Рука Виктории легла на широкую грудь Хантера. Он резко подался вперед, преодолев более половины расстояния, отделявшего их друг от друга. Бушевавшее внутри Виктории желание усилило ее душевную уязвимость, но она была полна решимости показать этому упрямому мужчине свой характер. Единственное, что ей оставалось сделать, это повторить свои условия, выполнения которых она так страстно добивалась. Хантер и Виктория как бы сплелись взглядами, и в его серых глазах отразилось непонятное ей отчаяние. Его губы медленно раздвинулись, язык увлажнил их… Виктория ощутила себя такой беспомощной! Ей стало невмоготу ждать, когда же он ответит поцелуем на ее требование говорить правду. Поцелуем, который, как они оба понимали, она не отвергнет…

Когда Хантер наконец обрел дар речи, его голос прозвучал для Виктории откуда-то издалека.

– Вы победили, любовь моя, – мягко промолвил он. – Вы правы, у меня не должно быть секретов от вас. Но только обещайте мне…

«Все что угодно!» – возопил ее внутренний голос. Виктория сознавала, что ни в чем не сможет отказать мужчине, который держал ее в объятиях. В его прошлом больше не существовало такого смертного греха, который она не простила бы ему теперь.

– Это началось, – несколькими мгновениями спустя начал Хантер, – в то лето, когда Мэри впервые отправилась в Ирландию…

38

Отрывистый стук в дверь прервал Хантера.

«Мне надо было предвидеть, что долго говорить ему не дадут», – вздохнула Виктория. Как нарочно, их уединение всегда прерывалось стуками в дверь, телефонными звонками или леденящими душу воплями. Может быть, и хорошо, что Хантер не торопится определить их отношения, пока не найдет опытного слесаря, чтобы врезать замки, или пока они не окажутся на нейтральной территории…

– Да! – отозвался Хантер.

Виктория поймала себя на том, что старается угадать, кто же появится на этот раз.

Вошла персона, которую Виктория в своих догадках вообще в расчет не принимала. И, тем не менее, это была именно она!

Просьба извинить ее мелькнула в глазах Мэрсайн Кэмерон прежде, чем она успела произнести хоть слово. В списке потенциальных нарушителей покоя, который держала в уме Виктория, Мэрсайн, конечно, была единственной, чье выражение сожаления могло быть вполне искренним.

– Я по поводу Мэтти, – серьезно сказала она Хантеру. – Я пыталась ее успокоить, но полагаю, что вам все-таки следовало бы пойти и выслушать, что она говорит.

Виктория и Хантер обменялись быстрыми взглядами. Им было известно, что после завтрака миссис Причард ездила в больницу навестить Нилли. Естественно, прежде всего, они подумали, что в состоянии престарелого джентльмена в течение ночи наступило резкое ухудшение и что она вне себя от страха. Виктория и Хантер заговорили одновременно, выразив тревогу по поводу того, что почтенному камердинеру недолго осталось жить на этом свете. Мэрсайн покачала головой.

– О нет, старичок достаточно крепок, чтобы прожить еще годы, – заверила она.

– Тогда что же случилось? – спросил Хантер.

– Так что же случилось? – спросила Виктория.

– Лучше пусть она сама вам все расскажет, – ответила Мэрсайн. – Для нового человека вроде меня все так запутано, что я не в состоянии что-нибудь понять. Даже милый, певучий ирландский акцент миссис Причард, – добавила она, – становится почти непреодолимым препятствием, когда она захлебывается слезами.

Хантер и Виктория шли вслед за элегантной Мэрсайн, которая вела их на кухню. Но кухня оказалась пустой.

Мэрсайн остановилась, с сердитым видом положив руки на бедра.

– Вы не считаете это весьма странным?

– Что, мама? – спросила Виктория.

– Я попросила ее никуда не отлучаться и сказала, что через минуту вернусь, – ответила Мэрсайн, оглядываясь вокруг так, будто рассчитывала найти исчезнувшую повариху хитроумно спрятавшейся среди кухонной утвари или свежих фруктов.

И только одна Виктория, умудренная опытом всей своей подростковой жизни: сколько раз ей приходилось наблюдать за умением матери неприметно управлять другими людьми, – смогла понять причину замешательства Мэрсайн. Та, очевидно, никак не могла уразуметь, почему не был исполнен ее такой простой, продиктованный добрыми намерениями приказ. Что заставило повариху намеренно ослушаться не кого-нибудь, а саму Эландру Монако?

– Может быть, ей надо было куда-то пойти? – предположила Виктория.

Мэрсайн подняла свои превосходно выщипанные брови.

– Будь же реалисткой, дорогая! – ласково выговорила она. – Вся жизнь этой женщины ограничена кухней, особенно накануне большого праздника. Где же тогда она может быть?

– На этот вопрос я, пожалуй, отвечу вам, если вы хотя бы намекнете, о чем она говорила, – высказал свое мнение Хантер.

Мэрсайн вздохнула.

– Это был бесконечный поток слов о ее мальчике и о том, как ей трудно было ставить его на ноги. Потом, совершенно неожиданно потеряв самообладание, она сказала, что Нилли всегда любил его как сына, и что именно этим и объясняется его поступок.

– Возможно, я что-то пропустила, – заметила Виктория. – Но о каком поступке шла речь?

– Вот именно здесь и началась путаница! – ответила Мэрсайн. – Она, по-видимому, считает, что Нилли пытался покончить жизнь самоубийством, чтобы защитить Яна.

– Защитить? Но от кого? – вмешался Хантер.

– Бог его знает, – пожала плечами Мэрсайн. – Именно в этот момент я и решила обратиться к общему разуму, чтобы попытаться все расставить по местам.

Виктория бросила взгляд на Хантера.

– Вам не кажется, что она могла пойти в конюшни?

– Ну что ж, стоит попробовать…

И троица вновь двинулась в путь. На этот раз ее возглавлял Хантер.

Они услышали голос миссис Причард задолго до того, как подошли к открытым воротам сарая. Ее окрашенная ирландским акцентом речь, срывавшаяся на визг и крик, яростно обрушивалась на поварихину родную плоть и кровь.

– Может, будет лучше, если вы позволите разобраться во всем этом мне? – обратился Хантер к двум сопровождавшим его женщинам.

Как только Хантер вошел в сарай, переходящий в визг крик немедленно прекратился и сменился истеричными рыданиями. Мэрсайн и Виктория стояли как вкопанные на том месте, где их оставил Хантер. Они не знали, что им делать и что говорить. Мгновение спустя миссис Причард так заорала на своего сына, что он тут же в испуге выскочил из сарая. Ошарашенный тем, что на пути у него оказались Мэрсайн и Виктория, Ян бросился в обратном направлении, перебрался через изгородь и побежал в сторону пасущихся лошадей.

– Может быть, нам все-таки войти? – неуверенно спросила Виктория Мэрсайн, встревоженная громкими всхлипываниями, эхом отдававшимися в тишине ноябрьского утра. – Похоже, там происходит нечто ужасное.

Мэрсайн покачала головой.

– Давай еще немножко подождем…

Легкий ветерок слегка растрепал прическу Мэрсайн, придав ее облику приземленную элегантность. Виктория страшно удивилась, что никогда прежде этого не замечала.

– Что, у меня выросли рога? – спросила Мэрсайн.

– Что-что?!

– Ты так уставилась на меня, солнышко… А я ведь знаю, что ты и раньше встречалась с телевизионными звездами лицом к лицу.

Виктория пожала плечами.

– Просто я обратила внимание на то, как ты выглядишь, вот и все. – Таков был единственно возможный ответ. Да и какими еще словами можно было точно описать, что она увидела спокойную внутреннюю силу в женщине, которую весь остальной мир воспринимает как избалованного идола мелодрамы повседневной жизни…

Мэрсайн взглянула на свою дочь, и ее улыбка несколько померкла.

– Не было бы лучше для ваших отношений, – неожиданно спросила она, – если бы я осталась в Калифорнии, а не прилетела сюда, чтобы повидаться с тобой?

– Вряд ли слово «отношения» подходит к данной ситуации, мама.

«Странное время она нашла, чтобы говорить об этом», – подумала Виктория.

– Но у тебя же с этим человеком завязалось нечто заслуживающее внимания! – возразила Мэрсайн. – Вы отнюдь не напоминаете незнакомцев, которые на «Празднике роз» случайно толкнули друг друга и тут же разбежались в разные стороны.

– С последней аналогией я вполне могу согласиться, – улыбнулась Виктория. Ее крайне тревожило то, что она никак не может подобрать верное слово для характеристики сложившихся между ней и Хантером отношений, не знает, как перевести их с холостого хода на движение вперед.

– Тебе мое присутствие здесь причиняет какие-то неудобства, моя милая? Если да, то я первым же рейсом вернусь в Лос-Анджелес!

Хотя Мэрсайн ничего и не сказала, легко было понять, что она догадалась: ее стук в дверь вторгся в щекотливую беседу дочери с любимым мужчиной. Мэрсайн прочла это на их лицах.

– Задай ты такой вопрос сутки назад, – философски заметила Виктория, – я бы дала совсем иной, чем сейчас, ответ.

– Почему бы тебе попросту не сказать, как бы ты ответила сейчас?

Виктория была поглощена в равной степени как воплями миссис Причард, так и все еще звучащими в ее памяти словами Хантера об «ухаживании» и «обязательствах», и, тем не менее, к своему удивлению, она вдруг почувствовала, что радуется присутствию Мэрсайн рядом с собой.

– Ты не должна позволять мне вмешиваться, – посоветовала ей Мэрсайн. – Тебе и Хантеру надо быть все время вместе именно сейчас, когда ты способна помочь ему.

– Попробуй-ка сказать это Хантеру, – усмехнулась Виктория. – Всякий раз, как только мне покажется, что мы сблизились, он находит причину, чтобы оттолкнуть меня. – Заметив по выражению лица матери, что она озадачена ее словами, Виктория рассказала, как некоторое время назад Хантер распорядился, чтобы она уехала.

Мэрсайн нежно улыбнулась ей.

– Я с этим человеком знакома совсем недавно. Но неужели ты думаешь, что если бы он действительно хотел, чтобы ты уехала и никогда больше не переступала его порог, то не добился бы этого?

– Иногда мне кажется, – буркнула Виктория, – что он сам не знает, чего хочет.

И все же она не находила в себе сил собраться с духом и уехать из замка, положив всему конец. Суть проблемы, как была почти уверена Виктория, в том, что боль, причиняемая Хантеру состоянием его младшей сестры, мешала ему без оглядки отдать себя другому человеку.

Мэрсайн с любовно обняла дочь за талию.

– Он хочет тебя, голубушка. Но стремится сперва проявить себя достойным уважения рыцарем, вычистить своего белого коня и только потом посадить тебя вместе с собой в седло. Это же так понятно!

– Если верить его и твоим словам, то это так.

– Но это действительно так! – убеждала ее Мэрсайн. – Ситуация напоминает мне о некогда сыгранной мною в летний сезон роли матери слепого юноши.

– Возможно, какая-то параллель и есть, но я никак не могу уловить ее. Какое отношение спектакль «Вольные бабочки» имеет к моей жизни? – спросила Виктория.

– Только то, что в пьесе была роскошная реплика, в которой говорилось о расхождении того, как люди толкуют свои желания, с тем, чего они действительно хотят, – Мэрсайн извинилась, что может привести эту реплику только в пересказе, и закрыла глаза, будто пытаясь восстановить в памяти сценическую площадку, труппу, цвет маникюра, который украшал ее ногти в роли матери, не ладившей со своим рвущимся к самостоятельной жизни сыном.

– С тех пор, как я сыграла в этом спектакле, прошло столько времени… Я хочу сказать, что когда вы влюблены по уши и несетесь на стук в дверь так, будто на пороге ваша судьба, вы не задумываетесь в этот момент о сандвиче.

– Никак не могу уразуметь, мама, о чем ты говоришь.

– А почему бы мне не объяснить это за ланчем? – предложила Мэрсайн. – Упоминание о сандвиче разожгло мой аппетит. К тому же здесь от нас все равно никакого толку!

Виктория не была так уж уверена в этом. Она настороженно поглядывала на сарай.

– Как ты думаешь, Хантер справится сам?

– Поверь мне, – убежденно сказала Мэрсайн, – все здесь находится под более надежным контролем, чем мы полагаем! Что же касается тебя, то порой полезно помнить, что ты – Виктория Кэмерон и, говоря языком правил дорожного движения, имеешь право на первоочередной проезд.

– Право на первоочередной проезд? Что это значит?

– Ты можешь распоряжаться своим сердцем как захочешь.

Хантер не сразу вернулся в замок, но как только появился, прежде всего, пошел переговорить с Викторией.

– Я вас оставлю побеседовать вдвоем, – немедленно вспорхнула с кресла Мэрсайн и стала собирать свои журналы.

Приглашение Хантера остаться и присутствовать при разговоре она отклонила в столь же само собой разумеющейся манере, как, например, отказалась бы щипать корпию из шерсти свитера.

– Если я буду все время с вами, – объяснила она, – то никогда не выучу роль!

– Я думал, ваш персонаж еще в коме, – удивился Хантер. Его слова подтолкнули Викторию на «второй дубль», но оставили равнодушной Мэрсайн.

– Оказывается, и вы стали поклонником «Слез Ниагары»? – улыбнулась Виктория, когда Мэрсайн вышла из комнаты.

– О нет! – воскликнул Хантер. – Но звезда этого сериала нравится мне все больше и больше.

Виктория вернулась к разговору о миссис Причард и о том, что произошло в сарае.

– Она согласилась поехать в полицию. Я счел более уместным, чтобы Чен отвез ее туда, чем снова принимать офицеров в замке. Учитывая все, что выяснилось из нашего разговора с ней, я решил, что так будет благоразумнее: чем меньше людей узнает сейчас об этом, тем лучше.

Виктория была как на иголках:

– Так что же происходит?! И что с Яном?

Хантер предпочел ответить сначала на второй вопрос.

– Ян – не главная моя забота, – сказал он. – Когда успокоится – вернется. С ним такое бывает.