Текст книги "Дурак космического масштаба (СИ)"
Автор книги: Кристиан Бэд
Жанр:
Космическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 53 (всего у книги 60 страниц)
1. Грана, правобережье Тарге
На небо можно смотреть долю секунды, а можно – всю жизнь. Ощущение одно.
Воздух дрогнул – включили периметр, и лагерь задышал нагнетаемой генераторами энергией. Губы мои разошлись в странной и бессмысленной улыбке. Время замерло.
Вот так сознание и повисает в вечном покое. Пока тебя не выключат, как это самое поле, когда "бог из машины" вспомнит про рубильник.
Зависал я секунды четыре, примерно, на пятой – из столовой выскочил Рос и понёсся к шлюпкам.
Я бросился за ним, уже понимая, что за блажь его посетила.
Остановить не успел. Успел заскочить, задыхаясь, в отрывающуюся от земли "двойку".
– Ты спятил, да?
– Там Дара, и я хочу сдохнуть там! Прыгай! – Хьюмо выругался и заложил вираж, чтобы меня вытянуло через незакрытый люк.
Я отлетел к выходу, но успел схватиться за страховочный поручень. Подтянулся на руках и крикнул ему:
– Люк-то закрой, контур не включится! Периметр уже процентов на сорок активирован! Да не выпустят тебя одного!
Рос ничего не ответил, но герметизацию включил.
– Сдурел совсем, да? – усмехнулся я, перебираясь к нему поближе.
– Что бы ты понимал, – огрызнулся он, активируя боковые двигатели.
О чём это он?
– Всё равно – не успеем, – констатировал я.
Рос промолчал, и я мог сколько угодно дискутировать сам с собой:
– Мне сообщили сорок шесть секунд назад. Даже если именно в этот момент корабли прошли экзосферу по касательной, всё равно у нас не больше двух минут на всё и про всё. И где мы её будем искать в горах? Почему-то же она не вернулась?
– Я знаю, где она, – отозвался, наконец, Хьюмо.
– Шансов – ноль.
– Шансов ноль, когда сдохли. Садись, поможешь.
Как же, нужна тебе моя помощь… Но я втиснулся в кресло второго пилота. Пристёгиваться не стал, только символически защёлкнул один из страховочных ремней.
– Левый переводящий на 12. Держи руку на охлаждении, он склонен сползать, – предупредил Рос. Пилот был мрачен и сосредоточен.
– Надо было браслет на неё надеть… – мне хотелось разговаривать.
Хьюмо молчал, но я продолжал ругаться себе под нос – уши закладывало. Рос выжимал из двигателей всё, что можно и что нельзя. Но мы всё равно не успевали. Это только кажется, что от лагеря до горной гряды – рукой подать.
Я смотрел на приборы, как бы двигатели не перегрелись в таком режиме. Приборы, как назло, показывали всякую хрень…
– Хьюмо, векторные колебания в проекции к магнитной – 19, это что? – спросил я, понимая, что провис как школьник.
– Это аномалия Орта, – Рос оглянулся через плечо и шлюпка пошла вниз.
Ну, да, мы же учили, что если…
Я ещё смотрел на дисплей, а Рос уже выдёргивал провода, ведущие к топливному запалу.
– Вниз! Вниз же! – он просто врезал по пульту ладонью, одновременно выворачивая меня из кресла вместе со страховочным леером. Ремень натянулся, меня прижало спиной к пульту…
Аномалия Орта – магнитная аномалия, возникающая при спонтанном движении торсионных полей относительно условного магнитного момента. Ядра планеты, например, при прохождении в её непосредственной близости крупных тел…
Наверное я шептал, потому что Рос перебил меня:
– Учат курсантов маразму. Аномалия Орта – это значит падай на пол и закрывай башку руками.
Неуправляемая шлюпка стремительно неслась куда-то. Я надеялся, что аварийка включится, и мы не разобьемся. Рос, видимо, надеялся на что-то другое, потому что упорно пихал мою голову под пульт, параллельно ругаясь с кем-то.
– На! – он ткнул мне в лицо своё запястье. – Скажи, чтобы вверх не смотрели, идиоты! Мордой в землю!
Я понял, что он разговаривает с дежурным лагеря.
– Лицом в землю, все! – рявкнул я.
И тут нас накрыло.
И я понял, почему Роса не заботило, куда мы летим. Мы уже, собственно и не летели: зависли себе где-то. Только в ушах стоял тихий, но пронзительный свист.
А потом была та самая вечность, которую я не досмотрел сегодня в лагере.
– Глаз не открывай, – услышал я где-то между свистом и вечностью голос Хьюмо. – Верхом прошло. Лезь на своё место, только не открывай глаз – ослепнешь.
Я ощупью выпутался из проклятого ремня.
– Левый двигатель переводи в четвертый режим, потом разберёмся. Ладонью в левый нижний угол до упора и два пальца вверх.
– Ты раньше такое видел? – спросил я, чувствуя, как двигаю губами, но не слыша себя.
– Я много, чего видел. Глаз не открывай.
– Личный состав на 99 % в столовой сидел…
– Повезло.
– Сколько секунд прошло, интересно?
– Две двадцать восемь.
– Ты же сказал – глаз не…
И тут шлюпка задрожала, как припадочная.
– Всё, вышли! – крикнул Рос. И "двойка" рванулась вверх. Запищали датчики метеоритной защиты. Это с чего вдруг? Шлюпка вильнула влево, видимо Хюмо воспринял угрозу всерьёз.
– Горы видишь?
Глаза у меня слезились. Но казалось, что это не от света, а от звука. Попытался вытереть лицо о собственное плечо.
– Да, вижу… – я смотрел сквозь стекло, и что-то мне активно не нравилось в окружающей местности.
– Вон она!
У Роса не зрение, а…
– Прыгай, я развернусь! Защиту включи!
Я сначала вытолкнул тело из люка, потом уже исхитрился защиту включить. Но не понадобилось – перекатился удачно и вскочил. Схватил Дарайю и снова упал, накрыв её собой – сверху что-то падало! Мелкое, похожее на раскалённый пух!
Рос завис рядом, и я втиснулся в люк вместе с Дарайей. Она не сопротивлялась, я вообще не чувствовал её в руках, как живое.
– На пол ложись!
– Там сверху падает что-то!
– Падает… Сейчас ещё не так западает!
Шлюпка вошла в вираж. Я продолжал по инерции прижимать к себе женщину. Живая, хоть?
– Что там? – не оборачиваясь спросил Рос.
Я осторожно уложил Дарайю на пол и только тогда увидел, что левая рука у меня в крови.
Рос быстро оглянулся. Шлюпку тряхнуло, и силовой щит завибрировал от напряжения.
– Что творится-то? – спросил я, ощупывая эйнитку в поисках раны или пореза.
– Радиационное загрязнение I–II степени. Что у тебя?
– Кровь. Только не пойму, откуда… Вроде бы всё цело. Хэд, по ногам течёт, – я, наконец, установил источник.
– Сильно?
– Умеренно. Надо меддиагност разворачивать. Тут жгут не наложишь.
– Брось. Сорок секунд до контура.
Да, обратная дорога часто оказывается короче. Казалось, что мы так долго летели вперёд и вот уже я с истекающей кровью женщиной на руках пытаюсь выбраться из шлюпки.
Рос выпрыгивает через аварийный и принимает Дарайю. Прижимает к себе. Кровь течёт у неё по ногам, и я начинаю кое-что понимать…
Вот только в ушах очень звенит, а мне ещё нужно выяснить, что же вообще случилось. И я шевелю губами дежурному, чтобы связал меня с планетарной службой навигационного контроля Граны.
Медики скачут по периметру словно керпи – есть ожоги сетчатки, но опасных для жизни поражений, кажется, нет. И непонятно, где же экзотианские корабли?
2. Тайэ, Ласковая долина
Может, и не надо было в это утро никуда ехать, но уж очень хотелось. Даже воздух звал – сладкий, влажный.
"Всего-то пару кружочков", – сказал себе Энрихе, лукавя. Что может быть приятнее самообмана? К тому же, Игор сообщил вчера, что хайбор ушёл. Не любит он запахов жилья.
И действительно на месте вчерашнего пиршества не сохранилось даже кровавых пятен на снегу. Кровь – это, между прочим, дармовой гемоглобин. А вот запах остался – сильный, мускусный. Даже в горле запершило.
Иннеркрайт прекрасно осознавал, что сегодняшний день лучше бы провести в покое и созерцании. Разговор с мастером Энимом – не самое лёгкое и приятное времяпрепровождение. Вполне возможно, что завтра утром его будет плющить и колбасить, и выйдет ещё боком сегодняшняя трата сил. Но весна манила вперёд. Чувства обострились, и он упивался влажными запахами и размашистыми движениями собственного тела.
И Энрихе добавил к двум кружочкам ещё два, а потом и вообще решил спуститься к океану.
Он какое-то время удачно вилял между камней, скатился в распадок, взобрался по крутому каменистому склону на сравнительно ровное плато и тут, как назло, провалился в занесённую снегом впадину.
Выбрался ругаясь. И сразу ощутил холод и тревогу. И снова – резкий мускусный запах. Неужели хайбор так и бродит поблизости? Может, вернуться в Цитадель?
Запах, однако, больше взволновал, чем испугал. Сердце, правда, забилось быстрее.
Иннеркрайт вдохнул с наслаждением пахнущий мускусом воздух и начал будить в себе благоразумие. Скорее всего, рядом лёжка зверя, нужно тихонечко сдать назад и…
Додумать он не успел. Хайбор поднялся перед ним прямо из снега. Белоснежный, с узкой деликатной мордой и лучистыми игривыми глазами.
Самочка. Молодая, кокетливая. Человек показался ей интересен, и она решила взглянуть на него ближе.
Энрихе улыбнулся и чуть попятился – благо хитрые местные лыжи были приспособлены и к такой манере движения. Самочка сделала робкий неуверенный шаг вперёд. Энрихе снова попятился. Ещё шажок. Человек чуть качнулся навстречу. Кошка игриво отступила и упала на бок. Это было явное, недвусмысленное предложение чужому самцу поиграть.
Самец осторожно, стараясь не делать резких движений, снял лыжи. Кошка ждала, поглядывая искоса и раскатывая по снегу белоснежный хвост. Неужели даст себя погладить?
Адреналин выплеснулся в кровь и погасил последнюю осторожность. Энрихе медленно направился к зверю, время от времени останавливаясь и делая шаг-другой вбок, как поступает ухаживающий за самкой самец хайбра.
Шаг, ещё… Оставалось только протянуть руку, когда самочка насторожила вдруг уши и шумно фыркнула, уставившись ему за спину.
Энрихе оглянулся.
Из-за ближайшего скального выступа показалась квадратная черная морда с красными, воспаленными глазами. Морда была складчатой и скорбной, но раскрытая пасть, усыпанная треугольными зубами не оставляла сомнений в намерениях. Хищник или падальщик, и что-то уж больно смелый.
Самочка зашипела. Энрихе чувствовал, что она напугана. "Морда" вывалилась на ровное место. У неё оказались кривые мощные лапы и короткий обрубленный хвост. Черная тварь была впятеро меньше хайбора, но она была не одна. На взгорок, скользя вскарабкался ещё один "пёс", из-за соседнего выступа нарисовалось сразу полдюжины. Двигались они не быстро и не медленно и были больше всего похожи именно на собак, а слишком короткая шерсть говорила о том, что собачки неместные.
Псы подошли метров на двадцать и затоптались в нерешительности. Запах хайбора им не нравился.
Шипение самочки за спиной у Энрека сорвалось в визг. Следом за собаками в распадок спускались на лыжах люди. В армейских комбинезонах, безбородые, вооруженные. До них было ещё метров двести, не меньше, им нужно было скатиться вниз, а потом карабкаться, пробираясь между скал, но собаки, почувствовав близость охотников, осмелели и прыжками понеслись к иннеркрайту.
Энрихе издал низкий горловой звук, похожий на рычание и выхватил разрядник. Самочка рявкнула, тоже не намеренная отступать, и иннеркрайт почувствовал прилив сил.
Как же кому-то хочется убрать его!
Он хватанул ртом воздух, и колкие иголочки заполнили лёгкие. В голове зазвенело вдруг сладко и пронзительно, по мышцам потёк огонь. Энрихе попытался пошевелить пальцами и не смог – тело потеряло привычную чувствительность. Тестед упал в снег. Самочка рыкнула на пугающе низкой ноте. Или это была уже не она?
Энрихе увидел, как следом за охотниками с пригорка спускается матёрый хайбор. Он бросил взгляд за спину. Там стоял, облизываясь, молодой дымчатый самец, вчерашний его знакомец. Он пригнул лобастую голову, и холодящее кровь рычание буквально осадило собак в снег.
Охотники, разглядевшее неладное, пытались целиться в белые пятна на белом снегу, а сзади, как тень, летел самый крупный кот.
Низкое, горловое рычание хайбора способно парализовать мышцы и волю жертвы. Только подготовленный охотник может вырваться из наведённого морока, но горе и ему – если зверей много!
***
– Я думаю, они вышли прямо на весеннюю лёжку, где пара здешних самцов обхаживала самку, – сказа Игор, выбивая ногой впечатанный в снег разрядник.
Сзади толпились ученики мастера. Охотники не разрешили им разбредаться, чтобы не затоптали следы. Сам мастер Эним, пожелавший пойти с поисковой командой, присел прямо на холодный камень.
Игор отряхнул оружие, осматривая его:
– Этот – Энрека. Но, боюсь, мы и костей уже не найдём. Весна только началась. Каждая капля крови на снегу – чья-то жизнь. Падальщики съели даже окровавленную одежду. Судя по следам, тут были люди и собаки. Четверо-пятеро людей и столько же собак. Добыча вполне по зубам и одному взрослому самцу, а здесь был не один.
– Но люди же были вооружены? – развёл руками ошарашенный Кейси.
– Рычание хайбора парализует жертву. Нужно обладать недюжинной волей, чтобы сбросить морок. К тому же зверь очень умён. Он прекрасно знает цену нашим стреляющим палкам и даст себя заметить только тогда, когда его будет хорошо слышно. Странность тут другая: обычно хайборы не нападают даже на больных дураков с собаками. Что-то рассердило их.
– А Энрек? – пробормотал кто-то из младших учеников, опасливо косясь на мастера, не любившего лишней болтовни.
– Энрек? – Игор вскинул голову и посмотрел на высящиеся впереди горы, потом на мастера Энима. Склонил почтительно голову, прежде чем задать ему вопрос: – Сколько взрослых самцов делит Ласковую долину, мастер? Я помню, их было двое – старый и молодой?
Мастер легонько кивнул, не отвечая.
– Вон там, – сказал Игор, указав рукой на взгорок. – Хайборы дрались потом за самку. Посмотри сам, следы скольких самцов ты там найдёшь?
Вниз, в распадок убегал ровный, тяжелый след взрослого самца, перевитый петляющим следом более легкой и мелкой самочки.
3. Грана, долина реки Ларица
Я бы, наверное, так и не понял до конца, что же произошло в то утро, если бы через неделю нас не посетила грантская делегация. Мы на тот момент уже закончили черновую дезактивацию сектора, хоть лагерь и пришлось перенести километров на двести ниже, в долину маленькой речушки Ларицы с одноименным селением рядом.
Здесь мы были хорошо защищены от ветра, и до берега Тарге, где продолжались работы по дезактивации, было недалеко.
Грантсы выехали на местных коротконогих лошадках, побрезговав нашим предложением перевести их на шлюпках. Мы, как могли, подготовились к встрече – поставили дополнительные палатки, расширили чем-то местным меню. Я разыскал в своем багаже подаренный мне ритуальный кинжал и как раз вертел его в руках, когда дежурный просигналил, что видит гостей.
И тут странная мысль родилась во мне ярко и неожиданно – словно током ударило.
– Ну-ка найди Джоба, – сказал я болтающемуся за спиной сержанту. – Бегом!
Повертел в руках грантский клинок – он был, как и положено, трехгранный. Две грани – острые, третья тупая.
Подбежал Джоб.
– На, – сказал я, протягивая ему кинжал. – Наточи, чтобы острыми были все ТРИ грани. Наточишь и передашь мне, через дежурного или сам, смотри по обстановке. Это срочно.
Джоб кивнул. Он ничего не спросил.
4. Тайэ, Цитадель
Маленький мастер сбросил теплую одежду на входе и проследовал во внутренние покои – туда, куда не пускают чужих, и куда своим вход разрешён лишь по его приглашению. У мастера Зверей нет прислуги, кроме тени.
Энрихе лежал в маленькой келье, мокрый от спадающего жара и тепла горящего камина. Он был укрыт лёгкими и теплыми шкурами морского зверя.
Мастер, увидев его, удовлетворенно покивал – температура спала.
Охотники отыскали иннеркрайта ещё ночью. Он едва не замерз – к вечеру сильно похолодало, а батарея костюма может работать без подзарядки часов восемь-девять, не больше. Но два молодых хайбора, прижимались к нему, согревая. И отошли, недовольно рыча, только когда один из охотников заговорил с ними особенно низко, ворча и опуская голову, как делает рассерженный вашуг.
Но охотники не догадались там же разуть инженера и растереть жиром, потому пальцы на ногах он всё-таки обморозил.
– Давай-ка ноги твои посмотрим? – сказал, покивав приветливо, мастер. – Помощи не придётся ли просить у ваших? Не надо бы им совсем знать…
– Что я живой?
– Что ты не ушёл по распадку со своей самкой.
– Я и сам почти поверил уже, что я… – Энрихе ощутил во рту тошнотворную сладость и поморщился.
– Психика принимает черты зверя, но не форма наша, – улыбнулся мастер, осматривая пальцы на ногах Энрихе. – Дураки верят, ну и пускай верят. Нам-то оно и лучше.
– Значит на Геде я пиратов голыми руками..? – с тупым удивлением спросил Энрихе.
Мастер улыбнулся, покачивая головой.
– Ты не думай, что изменённые состояния сознания – это так просто. Отца даже испугал, да? В неконтролируемом трансе – ты пока опаснее вашуга. Не ты зверя ведёшь – он тебя, – мастер хихикнул. – А голова – хорошая твоя, да. Трёх хайборов на дураков натравил. И звери сыты, и тебя больше никто не будет искать.
Энрихе опустил ресницы, и перед его внутренним взором возникла беленькая самочка, старательно вылизывающая ему губы и подбородок. Тепло потекло по ноющему телу… Но он заставил себя открыть глаза:
– Но я же вижу, мастер?!
– Твоя душа связана теперь надолго с молодым хайбором. Ещё не раз он придёт и будет смотреть на Цитадель. А его щенки – будут и твоими щенками. Так есть. Молодые решат – это ты к Цитадели приходишь. А ты положенное проведёшь во внутренних залах. Когда контролировать себя начнёшь, то и вернёшься по осени. В ночь, когда не закрывают ворота от зверя. Не бойся, не заскучаешь. Не один ты у меня такой.
В ноздри Энрихе ударил запах наваристого мясного бульона, и он приподнялся на локтях, вглядываясь в полутьму – кого ещё принесло?
Бульон принёс Игор.
Иннеркрайт вопросительно посмотрел на маленького мастера, и тот кивнул:
– И этот, ага. Только этот умный уже. Ранний он у нас, скучно ему во внутренних коридорах. Да ты догадался, поди, а?
Энрихе вспомнил стальные объятья Игора и кивнул неуверенно.
– Кто зверем владел – телом владеют лучше потом, так это, – улыбнулся маленький мастер. – Бульон пей пока, с отцом твоим свяжусь, скажу – в горы ты ушёл. Чтобы не он думал лишнего. А ты – спи. Долго тебе теперь. Пальцы-то беречь надо было, вот что.
Мастер засеменил к выходу. Энрихе глотнул бульона и тихо спросил у Игора:
– Скажи, я что, вместе с хайборами потом этих..?
Тайанец смерил его оценивающим взглядом:
– Кто знает… Кровью рвало потом?
Энрихе покачал головой, больше не помня, чем сомневаясь.
– Может, и сдержался. Одежда целая была более-менее… Да ты не бойся, кто её, не ел, человечину-то? Думаешь, мясо определяет, что ты есть? Душа определяет, радость её. Дух определяет – силой. А кто из людей над чужой душой не издевался? Вот тот и людоед. Спи, давай. Поправляйся. К морю с тобой пойдём.
Игор забрал пустую чашку и, отвечая на недоуменный взгляд Энрихе, добавил:
– Выход не один из Цитадели. Пройдём под землёй немного, да подальше и выйдем. Кто же из простых решится по весне к морю ходить. Я тебе много чего покажу, выздоравливай только.
Он направился к выходу, но Энрихе окликнул:
– Скажи, почему меня мастер сразу не брал, а потом вдруг… Я же видел, он не хотел меня брать.
– Не хотел. Но изменилось вчера многое. Никто такого не ждал. Ты спи.
Энрихе прикрыл глаза… и лизнул шершавым языком подбородок подруги. Та, увидев, что самец, наконец, думает только о ней, укусила его легонько и прыгнула вбок.
Дымчатый хайбор бросил последний взгляд в сторону человеческого жилья и, игриво склонив голову, стал подкрадываться к белоснежной самочке.
Глава 33. Оба маятникаГрана, долина реки Ларица
– …только сейчас стало известно, что аналитики Содружества ещё три месяца назад предсказали мятеж в скоплениях Мгаренн и Загшге. Доклад с возможными причинами беспорядков был представлен на закрытом заседании комиссии межсекторной торговли. Оппоненты «синих кресел» предположили, что после свержения диктаторского режима смогут наладить взаимодействия с новыми правительствами, по крайней мере, на двух планетах…
Ага, предполагали. Читай: кто предполагал, тот и срежиссировал это самое «свержение режима». Гадай теперь – был ли это режим?
Время однозначных решений прошло для меня как-то тихо и незаметно. Раньше, может, и отметил бы я газетное ворчание, как факт бытия. А сейчас сомнений не вызывало только одно: сержанту, который врубил на весь лагерь новости я настучу сейчас по загривку. Только новостей моей головной боли с утра и не хватало. Полночи размещали гостей…
Вчера вечером грантсы не захотели входить в лагерь. Расположились рядом и долго кого-то ждали. Или чего-то. Потому что никто не пришёл. Но после полуночи явился посланец с просьбой всё-таки впустить визитеров на территорию лагеря.
Ну и не уснул я потом уже.
Из палатки Дарайи, вышел Рос. Морда – просто чёрная. Этот, видно, вообще не ложился.
Лучше бы Проводящая оставалась в медблоке. Теперь её, так или иначе, придётся показывать гостям. А она, к сожалению, не так плохо себя чувствует, чтобы не схватиться с кем-нибудь. Зачем меня вообще мама родила, это что же сегодня будет?
Оттягивая грядущую встречу с грантсами, я пошёл убивать дежурного связиста, размышляя дорогой, что у меня в наличии.
А в наличии у меня имелись:
1. Старейшина местного клана – едва живой благостный дедушка, не имеющий по традиции никакого отношения к мастерам.
2. Изия Экрист, человек опять же "гражданский", заместитель министра экономики и торговли, председатель торговой палаты. (Смешно было видеть чиновника такого ранга верхом на круглобокой местной лошадке в живописном охотничьем одеянии с хвостами и зубами).
3. Зам главы таможенного союза Ико Са Акели. Вот он, кстати, оказался приличным наездником и, в отличие от замминистра – задницу не отшиб.
4. Начальник комитета безопасности Граны Кло Сье Ласко, тоже в расшитой орнаментами клана куртке. Чем запомнился, что цвета не сине-чёрные горного района, а красно-бело-синие.
5. Ещё полдюжины чиновников рангом ниже.
6. Абио.
7. Полдюжины местных отморозков. То ли учеников мастера, то ли "сампа" – авторитетных людей горного клана. Эти, кроме ритуальной одежды, ещё и не мылись неделю для приличия.
8. 23 сопровождающих – охотников, проводников и просто бандитов.
9. 52 местных лошади, 4 собаки и одна ручная аку – мелкий зверек, вроде дикой кошки.
Зверек принадлежал замминистра. В первые же полчаса на него покусилась Кьё, подбив и четырёх чужих собак, оказавшихся как на зло кобелями. Это была ещё одна причина, почему я не смог уснуть. Сначала ловили аку, потом разводили по разным углам леди и джентльменов.
Потом… А что же было потом? Потом сработала сигнализация, отреагировав непонятно на что…
Запахло едой, мокрые бойцы потянулись на завтрак. Вода в Ларице (после Тарге) казалась всем вполне пригодной для утреннего купания, там и умывались.
Гости ели отдельно. За этикет я не беспокоился – Абио подскажет, если что не так.
Поесть бы самому… Но ведь опять в горло ничего не полезет.
Я прислонился к опорам наблюдательной вышки. Ветерок разгонял поднимающуюся от земли влажную духоту, пахло свежестью и гарью грантского костра… Кажется, я задремал. Разбудил Рос, похлопав по плечу, и сунув в руку бутерброд. У него была целая корзинка бутербродов и фляжка. Корзинка – явно из палатки Дарайи, в экипировку такие не входили.
Мы жевали и молчали. То, что нас объединяло, было больше, чем слова. Или – меньше. Так или иначе – говорить было не о чем.
Грантсы наелись и разбрелись по лагерю. Мои бойцы их искусственно не замечали, а если общались – то на ничего не значащие темы.
Старейшина отправился отдыхать. Экрист, вопреки отбитой заднице, не присоединился к нему, а посетил соседний поселочек. Говорил там, как мне доложили, про социалку и урожай. Таможенник и начкомбез долго пили и общались. Передвигались потом, впрочем, без ущерба для координации.
Абио – смылся под шумок. Я, однако, наблюдал пристальнее именно за ним, и отъезд зафиксировал. Вернулся он уже в темноте.
К вечеру собрались, было, тучи, но потом вызвездило, и на небо вылезли все четыре местные луны. Абио, уставший и недовольный (как мне показалось), попросил выделить в центре лагеря площадку для костра. Я кивнул. Приказал сержантам посодействовать. Они, как и я, замученные полуторасуточным ожиданием Хэд знает чего, развили бурную деятельность: соорудили крышу из маскировочного полотна, приспособили для сидения зачехленные матрасы. Грантские охотники вернулись из поселка с дровами и сложили внушительного вида кострище.
Напряжение нарастало. Гости нервничали и поглядывали на перевал, который мы подсветили для безопасности. Видно было отлично, но никто так и не появился.
Я отправил ребят спать, оставив десяток дополнительных дежурных и кое-кого из сержантов. Дарайю Рос уговорил остаться в палатке.
Наконец, с оглядкой на перевал, гости развели костер. Замминистра поднялся, справедливо полагая, что говорить в такой разношерстной компании придётся ему. Он набрал полную грудь воздуха… И вдруг замер и сдулся, как плохо завязанный шарик.
В круг огня бодренько вошёл поджарый дедок с палочкой, ей же потыкал сидящего у самого кострища охотника… Тот подвинулся и старичок сел. На лицо его упал отсвет, и я узнал великого мастера.
– Ну-ну, – сказал он тихо и уставился на Изию Экриста, который выглядел, как министр только что разжалованный до клерка. – Чего замолчал-то? Говори, давай. Кто такие? Чего явились? Этих-то – он махнул палкой в сторону моих сержантов, – я давно знаю.
Но Экрист потерял, судя по лицу, дар божьей речи.
Мастер показал Неджелу ладонь, собранную в горсть и поднесенную к губам, и тот метнулся за водой. Я кивнул сидевшему рядом дежурному. Ребята быстренько организовали чай, принесли что-то из столовой.
Мастер, узрев бутербродное разнообразие, всплеснул руками и сделал такой откровенный жест сожаления, что нечего выпить…
Я кивнул, разрешая. Дежурный принес кувшин с местным самогоном. Его же нашлось достаточно и во фляжках охотников. Фляжки и стаканы тут же пошли по кругу: так было принято здесь. Мастер усадил к костру и моих дежурных.
Грантсы молчали. Мастер шутил и балагурил. Дежурные, как могли, отказывались от выпивки. Ласко глотал спиртное, не закусывая. Старейшина дремал. Остальные, как загипнотизированные, подносили в свою очередь к губам стаканы или фляжки.
Мастер взял для верности сразу весь кувшин, там оставалось ещё больше половины, и подсел ко мне:
– Не знают, что делать, а? – спросил он, отхлебывая. – Пятьдесят лет учу, сто лет учу – ничего не понимают. Птицы бы уже города построили, мыши – горы срыли… – он сокрушенно покачал головой, ещё отхлебнул и протянул мне.
Ну и я глотнул осторожно. И замер: в кувшине была вода! Видимо глаза у меня увеличились в размере.
– Понял? – спросил мастер, сощурившись.
Вода – символ женского начала…
– Дарайю позвать?
Мастер состроил уморительную гримасу: и смеясь надо мной, и удивляясь.
– А чего скажешь ей?
– Не знаю, – честно признался я.
– О! – согласился он. – И они, – взмах палкой в сторону Экриста со товарищи, – не знают. Меня ждали. А я не буду учить. Пойду я уже, – он похлопал меня по плечу. – Сам давай, расскажи. У тебя же готово? В кармане?
Я схватился за карман, пытаясь сообразить, что у меня там.
Не надо совать в карман кинжал, пусть даже в ножнах. Оружие требует уважительного обращения.
Джоб ухитрился-таки наточить ритуальный грантский трехгранник, хоть это и казалось невозможным. Внешне, наплавленный стальной горб на месте третьей грани почти не изменился, или полутьма не дала мне рассмотреть это? Я провел ладонью, чтобы проверить. Ощутил тепло и влагу, поднял окровавленную руку и несколько секунд все глядели только на меня. И только потом я ощутил режущую боль.
Обернулся.
От своей палатки, в круг света шла ко мне Дарайя. На лице застыло плохо скрываемое раздражение. В руках – перевязочный пакет. Она не хотела играть в нашем спектакле, но пришлось.
Дарайя взяла у мастера кувшин, обмыла мне руку, зажала порез пальцами, пробормотала что-то через полусжатые зубы. И быстро перевязала ладонь.
– Стыдно-то как, – выдохнул вдруг Экрист. – Лицо сохранить хотел. Чего ждал? Прости меня, девочка.
И полуторасуточную плотину ожидания прорвало.
Все загомонили, мешая родовые диалекты со столичным. Министр протиснулся к Проводящей и наклонился, касаясь ладонями земли.
– Прости нас, – пробормотал кто-то сбоку, и я увидел пеструю куртку Ласко. – Прости меня, – поправился он, потому что в старых наречиях вообще не было формы "нас".
– Прости.
– Прости.
Я вертел головой по сторонам и не понимал ничего.
– А что случилось-то? – спросил, когда гомон стал смолкать. И взглянул вниз, на мастера.
Но никакого мастера рядом со мной уже не было.
Под утро самогон в моей палатке допивали: я, Экрист, Ласко, Абио и Рос. Все остальные спали вповалку у костра. Я никогда раньше столько не пил, но голова была ясной, лишь ноги и руки начинали временами погружаться в собственные сны и забывали откликаться на команды мозга. Ласко, похоже, вообще был генетическим пьяницей, вроде генерала Мериса: чем больше он вливал в себя, тем трезвее и пронзительнее становились раскосые чёрные глаза. Экрист ругался и закусывал, не позволяя себе свалиться раньше менее титулованных. Абио не пил, и ему не предлагали. Мастер сидел, сжав зубы, и спирт вряд ли разговорил бы его. Рос – просто не пьянел, он так переживал потерю нечаянного своего ребёнка, что прихлебывал самогон, будто воду.
– …там же и вариантов не было, – рассказывал, гоняя ножом солёный грибок по пластиковой тарелке, начкомбез. – На всё про всё – секунды какие-то. Они вышли, мы вам сообщили. Ну и… того, значит вас. Она, скорее всего, знала. Иначе – чего бы ей на скале сидеть?
– А почему на скале? В палатке – нельзя было? – поинтересовался я, рассеянно глядя на грибные мучения.
– Сосредоточиться же было надо. Задача не то, что трудная. Невыполнимая задача, так считалось.
– Я одного не понимаю… – замминистра передал мне фляжку, пришлось глотнуть. – Почему она никому не сказала? Ну, допустим, она не знала, КОГДА это произойдёт по времени. Да, точно не знала! Потому что в горы она бегала при каждом удобном случае, словно бы стояла там и караулила. Но, так или иначе, версия же у неё была? И можно же было предупредить, хотя бы меня? Хоть в какой-то форме!
– Не, – покачал головой Ласко и съел замученный гриб. – Паутина на то и паутина. Нереализованное вследствие предупреждения событие – гораздо опаснее в плане последствий, чем предотвращенное через жертву.
– Да и не знала она наверняка, – вмешался Экрист. – Исход зависел не от вас, а от дома Нарья. От тех событий, что нам убогим, и не узнать. Ведь дернул же Агескела какой-то дрыгоногий бес? Осенило же нанести физический удар по Крайне? Кто завернул ему башку с переда на зад? Лайба да тонэ? Сакрома тэ..! То есть, – он покосился на меня, – не свернулся же "дорогой братец" в своей преисподней, дерьмом обожравшись? Агескел – опытный игрок. Он не мог… – министр зашевелил пальцами, подбирая понятные нам с Росом слова. – Не мог не понимать, какой последует откат, если он не просто дёрнет не за ту нитку, а лупанёт по центру кулаком. Последствия же могут быть вообще необратимыми. Он перечеркнул всё, что обустраивал сотню с лишним лет! Паутина может вообще вышвырнуть его теперь вместе с оборванными связями. И будет он никто, и назовут его – никак. Я не пойму, свихнулся он, что ли, на самом деле?
