Текст книги "Дурак космического масштаба (СИ)"

Автор книги: Кристиан Бэд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 60 страниц)

– Наигрался?

– Конечно, нет. Жаль, что ты не умеешь хотя бы на ножах!

Я умел, но не признался – уже видел, что до добра это не доведёт. Однако за нами наблюдали. Местные бойцы. Количество их уже выросло вдвое.

– Я умею, – не очень громко предложил один.

Но Киано услышал. Они сошлись, взяв учебные полудлинные ножи. Противник Киано попался хладнокровный, не допускающий ни одного неверного движения, но ему приходилось всё время отступать, потому что грантс постоянно лез на рожон. Киано совершенно не боялся всё-таки совсем не безобидных, хоть и учебных клинков и бросался прямо на острие. Его противник не хотел проверять, блеф это или ошибка и предпочитал уклоняться. Я вспомнил, что лорд Джастин велел не заигрываться, чем Киано сейчас и занимался, улучил момент, поймал его поперек туловища, перехватив руку с оружием, и унес в душ, сопровождаемый хохотом наблюдавших. Это меня учили сражаться. Его… самовыражаться что ли? Киано обижался на меня минут пять, пока я не остудил его холодным душем прямо в одежде. Ну, вроде успокоился. Еще по Лесу я знал, что с грантсами надо действовать быстро и решительно. Уговаривать – бесполезно.

– У тебя, при такой манере боя, шрамов, наверно, куча, – сказал я ему.

– Больше, – уверенно откликнулся Киано и, ежась, стал стаскивать мокрый джемпер.

Я только рот открыл. Особенно много разновозрастных шрамов украшало его руки.

– Не бережёшь ты себя…

– Это наставник, когда злится, вроде как наказывает так, – засмеялся Киано. – Очень трудно увернуться, когда он начинает по рукам лупить…

– А остановиться тебе в голову не приходило?

Киано уставился на меня непонимающе.

– Ну, наставник же не может тебя сгрести, как я, и утащить в раздевалку.

– И что?

– Может, он остановить тебя таким способом пытается?

– Зачем?

– Устал, например.

– Так я и поверил, что он устал! – развеселился Киано. – Я бы ему тросточку подарил, чтобы не уставал. Но он же меня убьет!

Парень даже не предположил для порядка, что я могу быть прав. И что утомить он может не только старого грантса, а вообще кого угодно. Жизнерадостность Киано была больше него самого. И это ещё не чистокровный грантс… Да, хлебнем мы горя на Гране, подумал я. Грантсов демонстрацией силы – не испугать. Чем больше вооруженных людей мы высадим, тем больше у них будет интереса проверить нас на прочность. Но, если приказывают высаживаться – высаживаться как-то надо… Днем там сейчас плюс сорок, ночью – около нуля. Плюс – ледяной ветер. Плюс – чумное население. Надо следить, чтобы все со всеми тут же не передрались, (раз), но и чтобы грантсы не посчитали нас за трусов – (два). Иначе… Мои бойцы были очень жестко проинструктированы. Но все непредвиденные факторы учесть нельзя никогда.

История девятнадцатая. «Медицинский десант»

– Эй, боец? Ты что, охренел?

Дежурный смотрел на Логана, как на придурка. Пришлось затушить окурок и спрятать в карман. Нет, похоже, курить на основной палубе тут не дадут. Придётся спускаться вниз, на техническую. Но и там к нему тут же подошёл высокий парень с мордой невыносимо интеллигентной для техника.

– Курить в корабле нельзя. Да и капитан этого не любит.

– Да что вы тут все пристали, со своим капитаном! Я ему не баба, чтобы любить! – сорвался Логан.

Ему так захотелось врезать по учёной морде, что кулаки заныли. Достали его тут: то нельзя, это нельзя. Капитана здешнего Кингсли Логан видел только мельком. Молодой совсем парень. Рожа такая веселая. И не похоже было, чтобы он особенно "держал" экипаж. Но тыкали им в нос – регулярно.

– Не заводись. И хиланг спрячь. Терпение у меня не безграничное.

– Что ты, тхай, терпила? Настучишь на меня? – Логан перешёл на жаргон, но парень понял его.

– Я тебя отведу и дежурному сдам. Стучать ещё на тебя. Пошёл, я сказал!

Логану с этим кораблём не повезло просто фантастически. На любом другом нашлась бы "база", "свои". Здесь же он видел только троих с татуировками на виске. Все были раскиданы по кораблю и жили со "старичками". Им даже поговорить не разрешили. Знали, что татуировка означает уголовное преступление в прошлом. И сразу, "на входе", сержант сказал Логану: "Обижать не будем. Но и ты – не вздумай про старое вспоминать. Иначе…" Что будет "иначе", Кингсли знал. С ним, в случае чего – разговор короткий. Штрафника можно судить "капитанским" судом и… Потому и сейчас он сдержался. Хоть кулаки и ныли. Этот гад техник понял, что не табак, а хинг. Или хиланг, как называют его на Экзотике. Вот ведь зараза. Хинг – наркотик, хотя и лёгкий. Если техник настучит… Логан пошёл на свою палубу и, прямо на лестнице, лицо в лицо столкнулся с сержантом по личному составу. Он не учёл, что если в корабле действительно никто не курит, а они уже второй месяц в космосе, то несёт сейчас от него, как…

– А ну, пошли со мной, – сказал сержант.

Пришлось заворачивать костыли. Или прямо в карцер или… Но привели к капитану.

Перед капитанской дверью Логана пробило. Неужели за такой пустяковый проступок сразу..? Колени стали ватными, и сержанту пришлось втолкнуть штрафника в каюту. Там болтался сам молодой кэп, два сержанта, зампотех … Следом вошла и девица эта… Капитан Лагаль, что б её дакхи съело. Аппетитная такая баба.

– Господин капитан, разрешите? Из пополнения это. Боец Логан. Второй раз обращаю внимание. Курит какую-то дрянь. Думал, ребята ему вчера объяснили. Сегодня смотрю – опять идёт.

Молодой повернулся. Всё. Теперь и сердце остановилось почти, словно капитан взял его в руку… Логан замер под замораживающим, пронизывающим взглядом. Что-то внутри судорожно дёрнулось и повисло. Молодой сузил глаза, и мир вместе с ними тоже сузился… Кингсли почувствовал, что ещё секунда-две и воздуха в груди не хватит, а рука на сердце окончательно сожмётся…

– Ладно, – сказал капитан. Слова прозвучали словно откуда-то издалека. – На первый раз к медику его. Курит – может, у него зависимость сформировалась. А потом к Дараму. Проступок общедисциплинарный. Он разберётся.

Сержант выволок Логана из капитанской. Сам идти тот не мог. Сержант пожалел. Прислонил к стене и дал отдышаться. Приказа Логан не понял. К медику, а потом куда? "Потом" оказалось каютой напротив карцера. Значит, бить будут. Однако, не вдвоём. Сержант завёл и ушел. В каюте стояла кушетка. Без ремней. Похоже, обернувшийся к Логану мужик был уверен, что и так справится. Кингсли вдруг мучительно захотелось в туалет. Он что-то промямлил, но его поняли.

– Вторая дверь налево.

Он выскочил как ошпаренный.

В сортире, справив нужду, Логан прижался к прохладной переборке и простоял так секунд сорок. Нужно было возвращаться. Куда убежишь с корабля? Тело сопротивлялось, оно отлично знало, что такое электробич. Логан буквально выпихнул себя из туалета и пошёл обратно.

– Что натворил? – спросил экзекутор с порога.

Логан сглотнул. Он, возможно, готов был терпеть боль, но не отвечать на вопросы. У него вообще запас слов на сегодня весь вышел. Последние – вытянул медик.

– Не хочешь говорить или не можешь? – экзекутор подошёл и взял за плечо. – Ну, тогда кричи.

Он жестом приказал лечь, и Логан лег. Что с ним было дальше, он не очень понял. Он почти не ощущал боли, но кричал. Кричал, словно все, накопившиеся за сорок лет жизни слова, вырвались вдруг наружу.

Потом долго не мог отдышаться. Лежал лицом вниз в тишине. Тот, который бил, не мешал ему.

– Ты бы обороты сбавил, – сказала Влана. – Убьёшь кого-нибудь рано или поздно.

Я потёр руками виски. Вышло нечаянно, в общем-то. Устал. Я отобрал 5 кораблей и за двое суток провел 24 инструктажа.

– Извини, не сдержался, – я нашёл глазами Келли. – И ещё запиши, чтобы прослуживших на корабле менее года – в оцепление не ставить и в увольнительные не отпускать. Под личную ответственность капитана.

– Может, ты бы отдохнул бы пошёл? Мы тут сами ещё раз всё перечитаем, – предложил Келли.

– Какое отдыхать? Завтра с утра высаживаемся!

– Пиши, Келли: "А капитана обязать спать по 8 часов в сутки", – подсказала Влана.

– Нет, ну достали, – возмутился я. – Уйду я от вас. Злые вы!

– Вот и вали. Там ужин на столе "под колпаком". Ешь и в койку.

Я плюнул на них и выгнал себя из капитанской. К себе не пошёл. Пошёл посмотреть на этого бойца, который попал мне сегодня под горячую руку. Новенький. Из штрафников. За что, его, интересно? Судя по татуировке – ничего хорошего в его биографии нет.

Я предполагал примерно, где у меня новички, но в каюте штрафника не оказалось.

Пошёл к Дараму. Может, он его в карцер определил? Вообще за курение в корабле по уставу двое суток карцера. Однако с бойцом мы столкнулись в коридоре. Он шёл один и даже улыбался чему-то. Увидел меня – остолбенел.

– Я не виноват, господин капитан, меня, правда, отпустили…

– Ну, отпустили и отпустили, – сказал я. – Чего испугался?

Боец молчал. Он был, судя по всему, не из болтливых. Взрослый уже, в общем-то, мужик, много чего испытавший неприятного. Кто он для меня? Штрафник, которого при первой возможности ставят туда, куда доброго бойца ставить жалко? Или меняют на что-нибудь более необходимое? (Чаще на спирт или зарядные батареи). Да и на что такой вообще может сгодиться? Психика испорчена, спину ему теперь не подставишь… Я знал, что личность штрафников иной раз не гнушаются и стирать. Хоть законом это запрещено, но грамотный психотехник может сделать "из ничего" хорошего бойца. Как правило – смертника. Соблазн тут слишком велик. Так что, этому ещё повезло. Его просто кидали с корабля на корабль. Кидали, потому что есть положение, запрещающее держать бойцов в космосе без отпуска больше двух сроков (5+5 месяцев). Вот это "добро" и передавали "из рук в руки", чтобы в увольнительные не отпускать. Как же фамилия-то его? А, Логан… Морда просто квадратная. С Герми что ли? Не захотелось быть шахтёром? Пока я размышлял, боец не находил себе места. Нет, он, конечно, стоял, как положено, но я ощущал, что ему очень некомфортно.

– Не надо меня бояться, не съем, – сказал я. – Не вовремя ты мне сегодня подвернулся, просто. Устал я. Извини. Но курить в корабле нельзя. Система противопожарная сработать может, да и вентиляция, сам знаешь. Медик в курсе, что именно ты курил? Лечение назначил?

Боец испуганно кивал. Для него наш разговор был, похоже, чем-то типа послеобеденного интервью воробья с букашкой. Воробей, вроде, сыт, но кто знает, надолго ли.

– Ну вот и хорошо. Иди.

Логан продолжал стоять, не веря своему счастью.

– Иди, я сказал. Свободен!

Проводил его взглядом. Не знал я, что делать с такими "бойцами". По уму выходило – на корабле оставлять. На Гране нам лишние проблемы ни под каким соусом не нужны. Но я видел даже по походке, сколько вот этот вот не был на грунте. Года два-три, наверное. Как он вообще живой? Может, у него и осталась-то одна радость, покурить этот самый хинг?

Я нашёл через браслет Мейстера, который жил со штрафником в одной каюте, потом Гармана предупредил. Попросил посмотреть, как бы этот Логан чего с собой не сделал. А вот, что мне с ним делать? У меня таких человека четыре, кажется. А на пяти кораблях – не меньше двадцати, а то и все тридцать… И тут у меня родилась мысль. Рискованная, но почему бы и не рискнуть… Кто вообще решил, что на Грану мы должны высадить именно десант? Я ввалился в капитанскую.

– Так, ребята. Всё, что мы написали – к Хэду. Будем по ходу играть. Нам нужна помощь и психотехники. Уж психотехников там…

– Ничего не понимаю, – сказал Влана. – Зачем нам психотехники?

– Ты это чучело видела сегодня? Штрафника? Из "пополнения"? Это не боец, это ходячая проблема. У нас таких – четыре. Собирай эту заразу по всем остальным пяти подчинённым нам кораблям… Знаешь что такое "болезнь грунта?". Щас мы тут устроим эпидемию!

– Да зачем?

– А затем, что грантсы к психически больным относятся как детям. А детям они позволяют всё. Абсолютно. Будет им "медицинский десант"! Потом, под шумок, довысадим основной. А пока – на "Каменном вороне" – эпидемия. "Болезнь грунта"! Я – гад и сволочь довел команду до коматозного состояния! Келли, доложи комкрыла, он обещал посодействовать. Может нам и с других кораблей этих убогих отдадут. Нам бы человек пятьдесят хотя бы набрать…

Набрали 86. Я и не знал, что проблема не высосана мною из пальца. Штрафников, которых практически не пускали "на грунт", оказалось предостаточно. И срывов хватало. И в госпиталь их брали неохотно. Штрафники – они не люди. Мясо. Высадкой этого странного десанта командовала Влана, чтобы уж совсем поставить всё с ног на голову. И нам это, в общем-то, удалось. В результате вышло так, что ей и пришлось возиться со штрафниками до самого конца операции на Гране. Я отдал ей Дарама, хотя и сам очень нуждался в его помощи, потому что, куда ни ступи – действовать приходилось на свой страх, риск и воображение. Ну, на воображение я не жаловался. Нужно сказать, что польза от этой затеи вышла двойная. За полтора месяца 70 человек мы практически вернули в строй. Медицина на Гране водилась именно та, в которой эти парни нуждались. Им были необходимы земля и отдых. И психотерапия. На Гране особенно заметно отличие нашей медицины от экзотианской.

Физические страдания на грантсов редко производят впечатление. Они признают за болезнь исключительно то состояние психики, которое вызывает эти самые физические страдания. Медикаментозную терапию здесь тоже презирают. Зато достаточно психотехников, развито лечение с помощью "терапии играми с детьми и животными", "терапии созерцания" и прочие экзотианские штуки. А эта мелкая грантская ребятня, окруженная местными "собаками" вроде длинноногих кошек, похоже, вообще ничего не боится. Уже к вечеру наш лагерь превратился в зверинец: кошко-собаки, ушастые полуядовитые змеи, ручные мохнатые пауки, везделезущая мелочь примерно от шести до двенадцати лет (тот возраст, который здесь считается школьным). Отозвались на наши просьбы о помощи и психотехники, которые, кстати сказать, прекрасно со всем этим беспорядком управлялись. И с детьми, и с нашими бойцами, большая часть которых была действительно больна "болезнью грунта".

Но, даже на мой немедицинский взгляд, нам "скинули" и обыкновенных отморозков, каких тоже хватает в крыле. Я даже думал, что мне придётся как-то делить на группы этот "медицинский десант", но психотехники разделили их сами. С разрешения Вланы они даже забрали полдюжины бойцов в какую-то свою клинику. Я посмотрел потом личные дела – взяли самых агрессивных. Я бы таких просто повесил на всякий случай. Руки не дошли. Взрослым грантсам здоровая часть высадившихся жаловалась между делом на то, что я жуткий тиран и деспот. Лицо тирана и деспота я явил только на четвёртые сутки, сбросив основной десант.

История двадцатая. «Дуэль»

Маячок связи замигал примерно в 2 часа ночи. Я еще не ложился. Сидел над картой Граны и думал, что буду делать завтра. Завтра предстояло отрезать постами столицу и оцепить самый неспокойный горный район. Прежде, чем ответить, я посмотрел код запрашивающего. Комкрыла. И ему не спится. Хотел застать меня одного? Да, пожалуйста… Отжал кнопку и машинально выключил карту. Генерал выглядел не по времени бодро, глаза блестели. Возле экрана он стоял, опираясь на руки. Вся поза выражала готовность к немедленным действиям. Значит, как и я, на стимуляторах… Кивнул, вместо приветствия.

– А вы в курсе, капитан, что на вас официальное письмо пришло? С Граны.

Я помотал головой.

– Жалоба, между прочим, – генерал не выдержал, улыбнулся.

Действительно смешно – грантсы жалобу написали.

– По всем четырём ведомствам пошла. Пишут, что вы садист, живодёр и что-то в том же роде. Лорд Джастин не вызывал вас, нет? – комкрыла нахмурился.

Я опять мотнул головой.

– Значит, он в курсе. Я ведь, после того нашего разговора, почитал кое-что про Грану… Скажите, Агжей, что вы там такого натворили, чтобы ГРАНТСЫ обвинили ВАС в жестокости? Как я понял, если бы вы даже демонстративно съели кого-нибудь живьем…

Я не удержал маску и тоже улыбнулся.

– Да ничего особенного не сделал. В первый же день, когда спустили основной десант четверо наших дали себя завести и подрались с местными, что я им категорически запретил. Приказал прилюдно выпороть.

– И что?

– Ничего. Жалуются, как вы только что сказали. Они же унижения не переносят вообще.

– Ничего не понял, – признался комкрыла и сел. – Вы же своих наказали?

– Именно. Зачинщиков отпустил, а своих наказал. Теперь те, кого я отпустил, мне этого унижения до конца жизни не простят. Но мстить – не имеют права. Косвенный вред имени клана нанесён не был. Жалобу, вот, написали… – Я рассмеялся, наконец. Он – тоже. Мы сидели по разные стороны экрана и хохотали.

– Ну вы и фрукт, – сказал, наконец, комкрыла. – Это ж надо было додуматься!

– Да это-то ерунда, тут других проблем хватает…

– У нашего брата всегда проблем хватает, работа такая, – сразу отрезал он. – У вас тут, наоборот, неожиданно спокойно.

– Спокойно, – веселость с меня слетела. – Грантсы меня за бешеного зверя держат. Но в спину стрелять здесь не принято, а их мнение я … – чуть не выругался, устал.

Репутацию надо было поддерживать. Мотался весь день по планете, появляясь в самых неподходящих местах, что-нибудь творил, несовместимое в грантских головах с нормальным поведением и сматывался. Поступки были в большинстве бессмысленными. Я именно нарабатывал репутацию изверга и самодура. Зато к ребятам моим, которым достался такой больной на голову начальник, грантсы практически не лезли. Жалели, понимаешь. Даже старались хоть как-то соблюдать намеченные мною границы. Из жалости к охране. Перестреляй мы половину населения, мы бы такого эффекта не добились. Скорее, обратного. Только с горными районами отношения пока не складывались. В крайнем случае я был готов и к поединку на ножах с кем-нибудь из местной элиты. Не вопрос. Главное никого не убить прилюдно. Над этим я сейчас и размышлял: где, кого и как. В идеале следовало поединок назначить на определённый день, но сделать так, чтобы грантс в нем участвовать не смог. Подсыпать что-то, например. Тогда, если они даже найдут, кем заменить заболевшего бойца, лицо клана будет потеряно. А если он всё-таки выйдет и продемонстрирует свою слабость, я благородно откажусь признать его проигравшим. Долгий, муторный спектакль. Но спокойствие в горных районах я должен как-то обеспечить. Слишком они близко к столице.

– Зато у нас весело, – сказал комкрыла. – На Аннхелле. Похоже, генерис решил с вами больше не связываться и перенёс свои усилия туда.

Значит, и комкрыла знает про двойное дно Душки. Мило. Но компромата на него, похоже, нет. Или – есть большая волосатая крыша…

– Гражданская война? – спросил я.

– Вроде того. Плюс – народное ополчение, которое возглавил один из лордов Аннхелла – лорд Михал. Его ещё называют Вашуг Михал. Вашуг – кличка. Зверюга такая горная с Тайэ, на медведя похожа. Лорд Михал – большой затворник, и самодур – вроде вас, но человек влиятельный, толпа его любит… Если мы бросим десант, то просто зальём всё кровью. Никому, кроме генериса, это не надо. Может, у ВАС есть какие-то нестандартные мысли?

Вот это я влип.

– Пока не до Аннхелла было, – сказал я честно. – Тем более, завтра у меня по плану, скорее всего, дуэль…

– Тогда послезавтра у вас по плану – совещание у меня на "Гойе". В десять, – резюмировал комкрыла. – У вас – больше суток. Вполне хватит, чтобы подраться. Отбой связи.

– Отбой.

Квэста Дадди амаи гата… Знаешь, как переводится? Задница бога, покоряющая неведомые дали на костылях. Это, если оцензурить… Но даже думать об этом самом "послезавтра" я не мог себе позволить. Думать нужно о том, как вести себя завтра с представителями горных кланов. Самых авторитетных старейшин у "горных", насколько я знал, было трое – мастер

Гио-о-Иро – Стрела разящая из синевы Неба, мастер Пааи-Ао – Равнина на Восходе и мастер Истекающего из раны Света жизни (его грантское имя мне просто не выговорить).

Завтра с раннего утра эти старые падальщики обязательно слетятся и будут наблюдать за высадкой десанта. В горный район я решил высаживать только своих. Только парней с "Каменного ворона" и никаких вариантов. Они уже постояли в столице, попривыкли. Посмотрим, чему их жизнь научила. Зевнул. Несмотря на стимуляторы, хотелось спать. Чем дольше мы стояли на Гране, тем больше я понимал, что Грана и Аннхелл – небо и земля. Планета грантсов – исконно экзотианская территория. Здесь у людей совершенно иные жизненные ориентиры, иной образ мыслей. Здесь важно не то, ЧТО ты думаешь, а то, КАК ты это делаешь. Умственные упражнения на Гране возведены в культ. Но это совсем не то, что понимают под "умственным" в нашей науке. "Умственные упражнения" грантсы лишают всякой практической начинки, а основное внимание уделяют поступкам души там, где мы просчитываем и решаем. (Вообще само понятие "поступки души" я слышал только в мирах Экзотики). Или вот ещё местное. Умонастроение.

У нас:

– Почему ты получил двойку?

– Папа, я не выучил.

У них:

– Я был в другом умонастроении.

Считается, что собственно зубрёжка – дело второстепенное, человек, находящийся в нужном умонастроении, способен решить любую задачу. Знания – помогают, но не являются решающим фактором в учёбе. Или. Здесь часто можно встретить богача, одетого в поношенную одежду. Потому, что это соответствует его "умонастроению". Также знать частенько живет в обшарпанных особняках, давно требующих ремонта. Ремонт им просто не "в жилу". Он их не вдохновляет, не близок им, в эту осень, к примеру. Здесь это считается аргументом.

– А где у нас господин Н.?

– А он уехал на охоту в горы.

– Но его же вызвал министр?

– А он, знаете ли, проснулся сегодня не в том состоянии души, чтобы встречаться с министром. Пришлось отменить встречу.

Впрочем, когда это действительно необходимо, взрослые экзотианцы могут моделировать в себе любой настрой. С грантса, например, можно сдирать кожу, и он останется равнодушен к этой процедуре. Молодой – по причине презрения к вам и собственным ощущениям, взрослый – загнав себя в особое состояние, которое на время перекроет боль, старый – и в самом деле не будет ничего ощущать. Есть тут такие милые старички, лет от ста пятидесяти, а, может, и старше, которых остальные называют "мастер". Вот такой "мастер" владеет собой обычно так, что прочие почитают за благо просто находиться рядом. Смотреть на мастера, ощущать присутствие, дышать одним воздухом. Грантсы считают, что это тоже учёба – сам процесс нахождения рядом с мастером. Они перенимают у него нужное "умонастроение". В более развитых экзотианских мирах, люди еще как-то балансируют между умонастроениями и чувством долга, ответственности. На Гране этого нет. Здесь – сначала умонастроение, потом – всё остальное. Я бы мечтал сотворить тут нечто такое безобразное, чтобы вообще перестать интересовать местное население. Только не знал пока – что.

Утро не заладилось. Поднял своих на рассвете, пока солнце до конца не встало, и не изжарило нас всех. Начали грузиться по шлюпкам… И тут прилетела Влана.

Под глазами круги – не спала? Не похоже на неё. В стимуляторах – медицинских и растительных она разбиралась лучше нашего медика.

– Капитан, – поприветствовал я её шутливо, но без малейшей улыбки в голосе. Забыл улыбнуться. – Вы у меня что, с глубокого похмелья?

Кто-то за моей спиной хихикнул. Я обернулся, посмотрел внимательно. Ребята замерли. Знали, что я уже давно валяю тут дурака, как бы опять чего не выкинул.

– Сон дурной, господин капитан. На пару слов вас можно? – ответила она мне по уставу.

Мы отошли.

– Правда сон? – спросил я, размышляя застегнуть куртку или нет.

Сверху уже начало припекать, но дуло прилично…

– Предчувствие. Волнуюсь я за девочек.

На Аннхелле – ухудшилась ситуация, да? Ну вот откуда она узнала? Я кивнул.

– С… М-мерисом бы связаться…

Имя она выдавила из себя. Он же её не обижал вроде? С Мерисом у нас было оговорено, что выходит на меня как правило, он. Я почесал подбородок. (Меня какая-то местная летучая дрянь укусила вчера, теперь чешется). Можно попробовать через лорда Джастина, он – официальное лицо, может и по основному каналу поговорить. Сверхсекретного в этой просьбе ничего нет.

– Попробую вечером, – сказал я.

Ответ Влану не удовлетворил.

– Ну, тогда давай сама. Я сейчас улетаю в долину. Только – не с Мерисом. С инспектором поговори. А он сам с кем надо свяжется, если чего. Будет придираться – скажи – я приказал.

Влана кивнула с явным облегчением. Чего она на Мериса взъелась? Они вообще у меня виделись разве? Вроде – нет. Женская душа – потёмки… Стоп, почему женская. Говорят – чужая душа – потёмки. Но почему-то подумалось – женская… Тень Матери. Мне стало вдруг холодно, и я застегнулся наглухо. Почему – не тень отца? Темная Мать, Мать Тени, Мертвая мать, Танати матум… Ребята закончили погрузку, и нужно было командовать отлёт. Тоже, своего рода смерть… СМЕщение с одного места на другое. Смерть – это, наверное, тоже смещение с места на место. Значит, Мертвая Мать – мать уже сместившаяся. Откуда – понятно. Или – тоже не понятно? Сместившихся из мира живых? Куда? А наш мир – это точно мир живых, никто ничего не напутал? Чего ж мы кидаемся-то тогда все друг на друга? На шлюпках включились двигатели. Я сел рядом с Росом, он не болтливый. Мне почему-то думалось совсем не о том, какие проблемы придется сегодня решать. Я думал о тени Матери. О том, так ли явно, КУДА она сместилась и откуда. Мне казалось – ещё чуть-чуть и я пойму… Но мы прилетели раньше, чем я понял. А ещё раньше я загляделся на горы.

Шлюпки ползли над ними на ручном управлении, медленно переваливая через горную цепь. Казалось, каменистые склоны можно потрогать рукой, если высунуться из открытых "обзорных" прорезей. Шлюпка тоже "дышала" горным воздухом, давая возможность и нам дуреть от недостатка кислорода. Бойцы мои тоже смотрели вниз как завороженные. Только Рос был слишком сосредоточен, чтобы глазеть. Да Айим, не пялился вниз, у него всегда не сросталось с "лирикой". Сели – как на блюдце.

Небольшая долина, за спиной горный перевал – единственная нормальная дорога на столицу, справа – холмы, слева местность понижается постепенно до реки и городка вокруг неё, который так потом и тянется вдоль воды.

Со стороны реки всё ещё несёт холодом, а над холмами висит мелкая желтая пыль. Но предутренний ветер уже улёгся, и ребята расстегивают куртки, а кое-кто даже успел раздеться. Я тоже сбросил куртку и решил для разминки чего-нибудь потаскать. Сигнализацию, например. Она тяжёлая.

Стоило нам начать разбивать лагерь, как появились первые ребятишки: худенькие, загорелые и очень шустрые. У меня постоянно возникало желание их чем-нибудь подкормить. И не у меня одного – пока мы стояли на Гране, на кухне катастрофически испарялось куда-то печенье. Своим я строго настрого наказал ребятишек не обижать. Местные даже голос на них не повышают. Ребенок до двенадцати лет – существо на Гране божественное. От того очень наглое и свободолюбивое. Я ждал, что набегут и взрослые, но с самого утра припёрся только старейший из мастеров, это самый мастер Истекающего Света. Он стоял, опираясь на тонкий посох, похожий на трость, что для грантса показатель какой-то невозможной дряхлости, и смотрел, как мы разворачиваем лагерь. Я делал вид, что не замечаю его. Хотя не заметить одинокую фигуру, чернеющую прямо перед нами, да ещё и на взгорке – трудно. И вдруг – словно в грудь толкнуло. Я обернулся, и увидел, что старый грантс смотрит прямо на меня. А ещё я видел боковым зрением, что "толчок" почувствовал не я один. Лимо Вайкунен замер, так и не подняв до конца ящик с сигнализацией. И еще пара бойцов остановилась, прислушиваясь: Эмор, которого я взял чуть больше месяца назад, но уже причислил к "старичкам", так как бог пилотов поставил на нём свою роспись, и Бао Фрай, он из старичков во всех смыслах, ему уже далеко за шестьдесят, я перекупил его по случаю. Парни вели себя так, словно кто-то позвал, крикнул. "Да, – подумал я. – И на окрик это тоже похоже. На неслышный окрик". К старому грантсу подбежали несколько пацанов постарше. Остальные мальчишки, до того наблюдавшие за нами, тоже потянулись в его сторону. Значит, "эти" услышали все. А среди моих – трое только. Забавно. Ну и чего он хочет? Чтобы я подошёл? Не дождётесь, дедушка.

Лимо был ко мне ближе всех, я окликнул его и велел подойти к старику и вежливо спросить, чего надо. Тот сходил.

– Господин капитан, он хочет, чтобы вы пошли с ним, – вернувшись, сказал боец без какого-либо выражения на лице. Глаза его странно блестели.

– Прямо-таки пошёл? – усмехнулся я. – Куда?

– Он не сказал, господин капитан.

Губы у бойца побелели, да и сам он выглядел не лучшим образом. Что происходит-то? Я поднял глаза и отметил, что обстановка быстро и очень ощутимо меняется. Еще несколько секунд назад, когда Лимо только открыл рот, вокруг уже условно огороженной нами территории носились только мальчишки, теперь периметр медленно обрастал вооруженными мужчинами. Конечно, без оружия здесь вообще не ходят, но я ясно чувствовал исходящую от местных угрозу. И смысл её был мне понятен: или я сейчас иду с ними, или… Зримая угроза в считанные секунды обрастала тяжёлым, давящим одеялом страха. Неужели всё это проецирует один-единственный старик? Или ещё двое мастеров прячутся где-то поблизости? Небо быстро темнело. Даже не небо, а, словно бы, сам воздух. Психологический прессинг – такая зримая штука? Я был уверен, что нам просто давят на нервы. Но темнеет-то почему? Постарался освободиться от давления. Противопоставить ему мне было нечего и я – потёк, растворяясь, сам. Пропустил страх сквозь себя. Сознание моё довольно быстро очистилось, и я понял, что могу соображать в стороне от всего этого.

Но светлее не стало! Наоборот, я ещё больше погрузился в серую бархатную тень. И мне стало тепло в тени. Не жарко или холодно – а иначе на Гране в этом сезоне почти и не танцевалось, – а именно тепло. Если бы действительно зашло солнце, или его закрыло тучами, мы тут же почувствовали бы холод. Что же происходит, Хэд бы её сожрал, тень эту? Ребята мои не умели освобождаться от страха так, как я, но они как-то держались. Наверное, я сам приучил их немного к подобным ощущениям. По крайней мере, в панику не впал никто. Я подозвал всех сержантов, объяснил, что они должны делать в моё отсутствие. Двигались и говорили они вроде бы нормально, но я понимал, что сам являюсь сейчас для них некой точкой опоры. Если я уйду… Да и продемонстрированное нам давление – далеко не предел. Мне показывают, дают время выбрать. И действовать я должен быстро. Я связался с Вланой и попросил срочно прислать Дарама. Если кто-то и сможет здесь меня заменить – то только он. Еще раз обратился ко всем: в переговоры не вступать, на провокации не отвлекаться. Ждать меня. Я физически чувствовал, что время, отведенное мне на раздумье, истекает. Или я иду или…