Текст книги "Лояльный мужчина (ЛП)"

Автор книги: Кристен Эшли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц)

И я отправилась в супермаркет после работы, купила продукты для пиццы, две бутылки красного вина, две бутылки белого и две упаковки пива (одна упаковка была модной маркой пива, вторая – добрым старым американским пивом), чтобы Митч мог выбрать. В пятницу утром я замариновала курицу, а в субботу утром я опять отправилась в супермаркет, чтобы купить все для салата.

* * *

И я вернулась в настоящий момент. Салат в холодильнике, пиво и белое вино охлаждались. Я смотрела на пиццу, способную занять главные призы, которая после двадцати минут в духовке станет настоящим пиршеством для короля.

* * *

Я засунула пиццу в холодильник, включила духовку, чтобы разогреть, схватила телефон, нажала на быстрый набор три кнопки, Брэндон снял трубку.

– Эй, девочка, что стряслось? – спросил он, увидев мой номер.

– Не мог бы ты сделать мне одолжение, посмотреть в окно не стоит ли там внедорожник Митча?

Воцарилась тишина, потом Брэндон спросил:

– Зачем?

– Он починил мне кран, и в знак благодарности я приготовила ему пиццу с курицей барбекю, осталось только поставить в духовку. Я просто хочу убедиться, дома ли он, прежде чем постучать в его дверь.

Снова воцарилась тишина.

– Ты приготовила ему свою пиццу?

– Он попросил.

Воцарилась еще большая тишина, а затем я услышала крик:

– Брент! Слышишь?! Мара приготовила Митчу пиццу с курицей барбекю. Он починил ей кран. И он собирается к ней на ужин!

ОмойБог!

ББ жили прямо напротив Митча! Он мог услышать крик Брэндона.

– Ты шутишь? – Услышала я крик Брента почти у телефона. – Отлично!

– Брэй! – Прошипела я. – Не ори!

– Мне нравится, – прошептал Брэндон мне на ухо.

– Мне тоже нравится! – Услышала я крик Брента.

– Почему? – Поинтересовалась я.

– Потому что это круто и потому что время пришло. Не знаю, в чем твоя проблема, девочка, но он такой горячий. Если бы я был девочкой и натуралом, я бы давным-давно сделал ход, – сказал мне Брэндон.

– Это не ход. Это всего лишь пицца в качестве благодарности, – сообщила я ему.

– Хм-умммм, – промямлил Брендон. – Я надеюсь, ты надела тот маленький топ, серенький, цвета шалфея, из шелка. Он очень сексуальный. Ты выглядишь в нем просто сексуально. И если бы я был натуралом, и ты приготовила бы мне пиццу, я пришел бы и на тебе был бы этот топ, я бы набросился на тебя... – он сделал паузу, – до пиццы.

Понимаете, что я имела в виду? Друзья всегда думают, что ты пребываешь в другой Лиге, чем на самом деле есть.

– Это всего лишь благодарность по-соседски за то, что он починил мне кран, – снова попыталась я объяснить.

– Точно. Надень тот топ, – ответил Брэндон.

– Определенно она должна надень тот топ, – громко произнес Брент на заднем плане.

– С обтягивающими, выцветшими, с дырками на коленях джинсами, – добавил Брэндон.

– О да, – воскликнул Брент. – И серебряные туфли. Только не с заостренными носками. А те на шпильке.

– Точно. Те серебряные туфли просто невыносимо сексуальные. Они очень горячие, – продолжил Брэндон.

– Я не могу надеть те туфли с джинсами, с которыми ты хочешь. Те джинсы —сногсшибательные джинсы. А туфли – модные, – возразила я. Они не должны носиться вместе.

– Должны, если учесть, что те джинсы вытворяют с твоей задницей, даже Элтон Джон перестал бы быть геем, – парировал Брэндон.

Эх, парни.

– Ладно, неважно, – пробормотала я и вернулась к делу. – Ты можешь взглянуть в окно и сказать мне стоит ли там его внедорожник?

Я не хотела стучать, если его не было дома, и не хотела опять же идти к его двери и стучать, гадая дома ли он или нет, и стоит ли его внедорожник на парковке. Если бы мне пришлось взять тайм-аут, чтобы сделать настолько пугающие вещи, я бы растеряла все свое самообладание. Я приготовила пиццу, выложилась по полной. И была вся на нервах. Все должно было пройти гладко. И если что-то пойдет не так, то меня это может отпугнуть.

Секунду Брэндон молчал, я решила, что он отправился к окну своей гостиной, а потом услышала:

– Ага, его внедорожник здесь.

Черт. Внезапно я решила, что это плохая новость.

– Принарядись, девочка, и иди к нему в этом наряде, – подбодрил Брэндон. – Позвони нам завтра утром, когда он отправиться покупать тебе рогалик, чтобы сообщить, так ли он хорош со своим потрясающим телом, как его сексуальная манера передвигаться, таящая обещание.

Я почувствовала, как его слова отразились во всем моем теле, но больше всего покалывало кожу головы, соски и кончики пальцев на ногах.

Хотела бы я жить в мире, где после того, как детектив Митч Лоусон, испробовав мою пиццу, провел бы со мной ночь, встал с постели на следующее утро, отправившись покупать мне рогалик. Я любила рогалики. И я хотела бы, чтобы Митч, поднявшись с моей кровати, купил мне рогалик. В основном потому, что предполагалось, что он вернется ко мне с рогаликом.

– Заткнись. Ты меня пугаешь, – сказала я Брэндану.

– Сама заткнись, переоденься и иди за ним, тигрица, – ответил он и положил трубку.

Я нажала кнопку завершения разговора на телефоне. Затем втянула воздух. Потом ноги сами понесли меня в спальню, и по какой-то совершенно дурацкой причине я переоделась в серый шелковый топ, выцветшие узкие джинсы и надела серебряные туфли на шпильке. Нанесла блеск для губ (я уже успела сделать макияж, не сильный, но достаточный, который поднимал меня с Двойки до Двух Целых Пяти Десятых) и брызнула духами.

Зачем я все это проделала, не знала. Но я это сделала. Может из-за того, что надежда живет вечно. А может из-за того, что я была полной идиоткой.

Но я все это проделала, хотя мне, на самом деле, совсем не следовало этого делать.

И прежде чем лишиться остатков самообладания, я подошла к двери Митча, до того, как мои мысли смогли меня отговорить делать что-то подобное, и постучала в его дверь.

Я стояла в коридоре, думая, что я идиотка, жалея, что не надела свои удобные джинсы, не совсем красивую футболку и шлепанцы. Я так долго сожалела о том, что не надела, что потом поймала себя на мысли, что он не открывает дверь.

Повернув голова в сторону, я посмотрела на парковку. Его внедорожник определенно все еще стоял там.

Может я постучала недостаточно громко.

Поэтому постучала снова, уже громче, не слишком настойчиво и не долго. Всего лишь три коротких удара. Если он не откроет дверь через десять секунд, я пойду к себе. Я смогу съесть всю пиццу и в одиночку. За несколько дней, но могу. Я уже делала так раньше. Наверное, он устал и решил вздремнуть. Он ведь столько работал. Точно скорее всего ему необходимо было вздремнуть, чтобы лучше выполнять свою работу по поимке преступников.

Но дверь вдруг открылась, но не полностью, в ней появился Митч.

Я перестала дышать.

– Мара, – тихо произнес он, его глаза скользнули по мне. Недостаток воздуха и вибрирующая возбужденность, с которой он произнес мое имя, заставили меня почувствовать слабость во всем теле.

С усилием я взяла себя в руки, послала ему улыбку, надеясь, что она выглядела искренней, а не испуганной до смерти, и произнесла:

– Суббота. Время пиццы.

– Кто там? – донесся взволнованный женский голос из глубины его квартиры.

Я снова перестала дышать. Нежное выражение покинуло лицо Митча, и он стиснул зубы.

– Мара, Господи, прости, но сейчас не самое подходящее время.

Черт. Вот дерьмо. Черт побери. Черт, дерьмо, черт побери.

– Хорошо, – прошептала я, не в состоянии собраться с мыслями. – Тогда ладно, гм…

Боже! Я была полной идиоткой! Почему я такая идиотка по жизни? То, что я была такой идиоткой опускало меня до Единицы и Пять Десятых.

– Мара…

– Я просто…, – махнула рукой через плечо, – ты должен, наверное, вернуться к себе.

И я развернулась. Хотя не хотела этого делать, но не смогла удержаться и побежала по коридору, стуча шпильками по каменному полу.

Не успела я оказаться перед своей дверью, как была резко остановлена, Митч схватил меня за руку и потянул в свою сторону. У меня не было выбора, кроме как повернуться к нему лицом.

– Мара, дай мне...

Я попыталась высвободить свою руку, но не смогла. У него была большая рука, я моя рука утопла в его ладони. Его рука была крепкой и такой теплой. Невероятно теплой.

– Как-нибудь в другой раз, – произнесла я.

– Я задала вопрос, – донесся до меня женский голос. Я скользнула мимо него взглядом и увидела ошеломляющую Девять и Семьдесят Пять Сотых женщину, стоящую в дверном проеме, скрестив руки на груди, с жалобным выражением на лице. Но даже ее жалобное выражение лица не в состоянии было испортить ее невероятную красоту. На ней был наряд, который стоил примерно в пять раз дороже моего, а мои туфли были довольно дорогими.

– Это кто?

– Дай мне минутку, – прорычал Митч, и я посмотрела на него, он оглянулся через плечо и не выглядел очень уж счастливым.

– Малыш, у тебя нет ни минуты, – резко ответила она.

– Дай мне минутку, – отрезал Митч, и по тому, как он сказал, я поняла, что он не очень счастлив.

– Митч, – позвала я, и он снова посмотрел на меня. – В другой раз, – повторила я, но это была не правда.

Я выучила урок. Я бы поболтала с ним на вечеринках Латаньи и Дерека или у ББ, но больше никакой пиццы. Никакой. Не надо. Ни трепета, ни шипения в животе не стоили этого. Это было унизительно.

– Я буду через пятнадцать минут, – сказал он, и я моргнула.

– Что?! – Девять и Семьдесят Пять Сотых сорвались.

– Нет, правда, все в порядке, – быстро ответила я. – В другой раз.

– Ты приготовила пиццу, – заявил Митч, сжимая мою руку. Его взгляд скользнул по мне, показывая, что он понял, что означает мой топ, мои туфли на шпильке, я основательно подготовилась к встречи с ним. Он был хорошим парнем и не собирался до такой степени меня опускать. Не сейчас. Только не перед ней.

Я готова была разрыдаться.

– Обещаю, все хорошо, – сказала я ему.

– Я буду через пятнадцать минут, – повторил он.

Я больше не могла этого выносить. Резко развернулась, вырвала свою руку, сделала огромный шаг назад, врезавшись спиной в свою дверь.

– В другой раз, – прошептала я, повернула дверную ручку и влетела в квартиру, хлопнув дверью.

Я пожалела, что хлопнула дверью, но ничего не могла с собой поделать. Но я не могла остановиться. Потом подбежала к плите и выключила ее. Затем в свою спальню, где переоделась и переобулась, схватила сумку. Я посмотрела в глазок и прислушалась, приоткрыв дверь. Коридор был чист, я выбежала, спустилась по лестнице и направилась к своей машине.

Через пятнадцать минут меня уже не будет дома. Меня не было дома и через час. Я отправилась в торговый центр «Черри Крик», купила билет на фильм, который начинался через полтора часа. Я купила рогалик и поужинала. Прошлась по нескольким магазинам, ничего не видя перед собой, стараясь ничего не чувствовать, а потом посмотрела фильм.

Домой я вернулась поздно.

И едва я вошла и включила свет, как услышала стук в дверь. Я закрыла глаза и подошла к двери, глядя в глазок.

Там стоял Митч.

Господи.

Я прижалась лбом к двери и постояла, не двигаясь. Он постучал еще раз. Я по-прежнему не двигалась.

– Мара, открой дверь, – раздался его низкий голос.

Боже!

Я двинулась, приоткрыла дверь и встала в проем.

– Привет, – произнесла я, и в этот момент, когда мои глаза встретились с его глазами, я снова почувствовала, что сейчас заплачу.

Все же в моей системе квалификации людей следовало разделить наши Лиги. Обязательными границами. С Единицы до Тройки только жить в Канаде (потому что нас было достаточно много, и нам нужно было много места). Четверки до шестерок могли жить в Штатах. Меньшее число Семерок до Десяток могли бы поселиться в знойной, тропической, красивой Мексики. Если бы мы соблюдали свои границы, то подобного бы не случалось, следовательно, мы бы так не страдали.

– Можно мне войти? – спросил он.

– Уже поздно, – ответила я.

И его лицо смягчилось. Боже, он был прекрасен.

– Милая, впусти меня, – мягко произнес он.

А еще он был очень милым. Таким милым. Почему все было так отстойно? Почему он не одна из тех высокомерных Десять плюс? Конечно, если бы он был таким, это опустило бы его до Восьмерки, но он все равно был бы Восьмеркой вне моей Лиги.

– Митч, уже очень поздно.

Он пару секунд изучал меня. Затем кивнул.

Я думала, что мы закончили, но тут он спросил:

– Твоя пицца может храниться?

Я моргнула, глядя на него.

– Прости?

Он задал другой вопрос.

– Ты ее съела?

– Гм... нет, – ответила я.

– Она сохраниться?

– Думаю, да, – ответила я, хотя не знала точно. Я всегда, как только ее готовила ставила потом в духовку. А затем съедала. Я никогда не ставила ее в холодильник, чтобы она хранилась.

– Завтра вечером. В семь тридцать. Я приду.

У меня перехватило дыхание.

Когда я втянула немного воздуха, то тихо сказала:

– Ты не обязан.

Его брови сошлись на переносице, он ответил:

– Я знаю, но не понимаю, почему ты решила, что я подумал, что обязан.

Я не собиралась ему объяснять, тем более знала, что он понимает то, что я хотела ему сказать, но он просто хотел казаться вежливым, поэтому я просто ответила:

– Я просто сказала.

– Что? – спросил он, потому что я замолчала. Я не ответила, тогда он спросил: – Что ты сказала?

– Я говорю, что ты не обязан приходить ко мне.

– Мара, впусти меня, – нетерпеливо повторил он.

– Я устала, а завтра мне нужно на работу.

– Мне кажется, нам нужно поговорить прямо сейчас.

Я отрицательно покачала головой.

– Мне нечего сказать. Наверное, мне следует написать тебе записку или как-нибудь по другому сообщить, когда я буду дома. Прости, что я поставила тебя в такое неудобное…

– Мара, впусти меня, – нетерпеливо прервал он меня.

– Митч, серьезно. По воскресеньям у меня на работе настоящий дурдом. Мне нужно поспать.

– Ты не правильно все поняла, – сказал он мне.

Я снова покачала головой.

– Не нужно мне ничего объяснять.

– Господи, Мара, просто впусти меня.

– В следующий раз я постучу в дверь, оставлю записку, предупрежу заранее, чтобы ты был свободен.

– Мара…

Я сделала шаг вглубь квартиры и начала закрывать дверь.

– Спокойной ночи, Митч.

– Черт побери, Мара.

Я закрыла дверь, заперла и побежала в свою комнату, закрыв и там дверь.

Потом я надела ночную рубашку, скользнула в постель и наконец позволила себе расплакаться.

Намного позже, когда я закончила плакать, вытерла лицо, встала с кровати, вошла в свою открытой планировки гостиную-кухню-столовую и выключила свет.

Потом я вернулась в постель. Одна.

Как и многие Единицы до Троек, которые так поступали каждый вечер.

3

Неприятности

Прошла неделя после инцидента с Митчем.

У меня горели свечи, я лежала на диване, слушая собранный альбом песен, в премьер редакции, первый из созданных мной списков воспроизведения он-лайн. Эл Грин пел “How Can You Mend a Broken Heart", а я просто лежала, слушая его пение, пригубляя бокал с красным вином. (Эл Грин (англ. Al Green, полное имя Элберт Грин, англ. Albert Greene, род. 13 апреля 1946, Форрест-Сити, Арканзас, США) – американский исполнитель в стиле ритм-энд-блюз, творчество которого образует перешеек между великой школой классического южного соула 1960-х и коммерчески ориентированным филадельфийским соулом 1970-х. Раннее творчество Грина легло в основу обновлённого звучания ритм-энд-блюза и оказало влияние на всех его деятелей, от Марвина Гея и Принса до Энни Леннокс и Джастина Тимберлейка (который опубликовал про своего кумира статью в юбилейном выпуске журнала Rolling Stone). Между тем уже в 1976 году сам певец принял сан и перестал выпускать записи на «грешные» темы. Причиной его обращения к Богу было самоубийство его девушки, которая перед тем как свести счёты с жизнью вылила на находившегося в ванне певца чан с кипятком. Хотя начиная с середины 1970-х годов Грин исполняет традиционный госпел, интерес к его творчеству продолжает сохраняться. В промежутке между 1981 и 1989 годами он выиграл восемь статуэток «Грэмми», в 2002 году ему была присуждена эта награда за достижения в течение всей карьеры, а в 1995 году его имя было занесено в Зал славы рок-н-ролла. Мара слушала песню «Как ты можешь исцелить разбитое сердце». – Прим. пер.)

Я не могла сказать, появлялся ли у моей двери Митч в воскресенье вечером, я упаковала пиццу и отнесла ее на работу. Положила в холодильник в комнате отдыха, а потом понесла к Роберте после работы. И приготовила в ее духовке, нам с Робертой удалось съесть по кусочку, прежде чем ее дети схомячили все. Я болтала с Робертой, смотря боевики, пока не наступил поздний вечер и мне нужно было возвращаться домой, пока я окончательно у нее не заснула, мне же предстояло сесть за руль.

И кстати, мое появление с пиццей у Роберты доказало, что пицца может сохраниться в холодильнике.

Роберта задала пару вопросов о пицце с Митчем, поскольку ей было любопытно узнать, но это не предвещало ничего хорошего, поэтому потом она ела пиццу Митча молча. Я ответила ей, что Митч не смог прийти. Она выглядела разочарованной так же, как я.

Ладно, может не такой уж разочарованной, как я. Я просматривала газетные объявления, пытаясь найти квартиру в противоположной стороне Денвера, нежели жила сейчас, напротив по коридору от Митча. Но похоже новую квартиру я смогу найти не раньше, чем стану алкоголиком, потягивая все время вино, чтобы заглушить боль.

Но Роберта, когда я ей заявила, что Митч не смог прийти, выглядела действительно разочарованной.

К счастью, я смогла спокойно проработать следующие два дня, находя разные причины, возвращаясь поздно домой, нежели обычно. И в эти дни мне не стоило напрягаться, потому что внедорожника Митча не было на стоянке, когда я возвращалась домой.

В среду у меня был выходной, в половине шестого вечера в мою дверь раздался стук. Я подошла к двери и посмотрела в глазок, Митч стоял по ту сторону. И выглядел он совсем несчастливым. Он выглядел нетерпеливым, возможно, немножко сердитым. И пока я продолжала пялиться в глазок, он становился все более сердитым, я наклонила голову и прижалась лбом к двери. Он постучал снова. Я не шелохнулась, не издав ни звука.

Он перестал стучать, я вздохнула и посмотрела в глазок, его там уже не было.

Митча больше никак не проявлял своего присутствия. Его внедорожник не стоял на стоянке, хотя в течение следующих трех вечеров, когда я возвращалась домой, каждый раз позже обычного, его внедорожник всегда был на стоянке.

Наступило воскресенье – мой выходной. Так как я сделала все что возможно на этой неделе после работы, я могла спрятаться в своей квартире, затеяв уборку, полностью возиться у себя в квартире, избегая даже возможности столкнуться с Митчем. Я также не отвечала на звонки телефона в тот день и много раз в течение недели, когда Брент, Брэндон и Латанья (которой скорее всего ББ рассказывали о Митче и пицце) звонили, оставляя сообщения и писали смс-ки, короче они все интересовались Митчем.

Мне определенно нужно было что-то предпринять.

При этой мысли зазвонил определенным рингтоном телефон, и я хотела уже проигнорировать и этот звонок. Но скорее всего это была Линетт, а мне хотелось поговорить с Линетт. Я знала ее с седьмого класса. Она поймет все насчет Митча. Она не согласится с моим решением, но все равно с интересом выслушает. Я раздумывала, мне хотелось поговорить с ней. Мы перезванивались раз в неделю, мы не могли не звонить.

Когда я добралась до своего телефона, то увидела знакомый номер телефона на своем домашнем телефоне – «Остановись и иди – Зуни».

Я почувствовала, как брови сошлись вместе, сердце забилось быстрее. Я подняла трубку, нажала на кнопку и приложила к уху, надеясь, что ББ или Латанья не решили мне позвонить по домашнему номеру, чтобы выяснить как прошла пицца с Митчем. Поднимая трубку к уху, я больше всего надеялась, что именно этот звонок не связан с Билли и Билле.

– Привет, – поздоровалась я.

– Вы Мара? – спросил грубый мужской голос.

– Гм... да, – ответила я.

– Ты знаешь ребят по имени Билли и Билле?

Я почувствовала, как меня охватывает паника.

Как я и боялась, звонок был связан с Билли и Билле – детях моего глупого, убогого, мелкого преступника кузена Билла.

Билл перебрался за мной в Денвер, что было мне совершенно не на руку. Когда мы были детьми, я любила его. Он был веселым и забавным, и мы отлично ладили, проводя вместе время. Когда он стал старше, любить его стало не так уж легко. Главным образом потому, что он развлекался, втягивая меня в свои развлечения и неприятности, и это было уже не так весело и забавно. Но он от меня не отлип. Мне уже не нравилось тусоваться с ним. Я перебралась из Айовы, сбежав от моей сумасшедшей матери (а сестра моей матери была такая же сумасшедшая ее сестра – мать Билла), но я сбежала также из Айовы от самого Билла и его выходок. К несчастью, Билл последовал за мной.

К сожалению, затем у Билла появилось двое детей от двух разных женщин. Обе женщины благоразумно смылись. Они спокойно оставили своих детей на него. Именно с такими женщинами Билл и мог связаться.

Итак, у Билла был Билли, его сын, которому было девять лет. А также Биллерина, шестилетняя дочь. Да, он назвал свою дочь Биллериной. А почему нет, он же был глупым, убогим, мелким преступником, моим кузеном.

Да, Билл был глупым, убогим, мелким преступником, шутником, совершенно не понимая, что он жестоко обращался со своими детьми. Билл называл ее Билле, предполагая, что это смешно, но он же был глупым, убогим и уже совсем несмешным.

Я любила его детей и проводила с ними столько времени, сколько могла. Из-за них я дважды на этой неделе поздно возвращалась домой, потому что проведывала их.

К несчастью, они были дома вместе с Биллом. И хотя я любила их, но не могла мириться с их отцом. Они понимали, что я была единственным солидным взрослым в их жизни, и моя любовь распространялась на них безоговорочно, без всякого дерьма и неприятностей, поэтому в ответ они тоже любили меня.

Кроме того, поскольку Билл был глупым идиотом, то есть идиотом всех идиотов, иногда от него шло такое дерьмо, что мне всякий раз звонили. Я не хотела, чтобы дерьмо Билла попало в вентилятор и отразилось на его детях. К сожалению, в последнее время дерьмо Билла происходило все чаще, и мое обычное беспокойство переросло в настоящую панику.

– Да, – ответил я хриплым голосом.

– Вы их мать? – спросил он.

– Нет... я друг семьи, – ответила я. – С ними все в порядке?

– Мальчик сказал, что вы его опекун. Вы опекун? – спросил грубый голос.

– Гм... да, – соврала я. – Э-э... Мы, э-э... расстались…

– Ладно, поверю на слово. Вы должны приехать и забрать их. Они ничего не еле и хотят есть. Адрес – «Остановись и иди – Зуни».

Затем он повесил трубку, я положила трубку и начала действовать.

Билли и Билле часто убегали из дома. И когда Билли убегал, то всегда брал с собой сестру.

Билли, хотя ему было всего девять лет, каким-то образом ухитрился заполучить ген ума в предложенной ему генетической выгребной яме. В девять лет он понял, что жизнь, особенно семья, в которой он родился, таила угрозу. Может он унаследовал этот ген от меня, потому что я тоже довольно рано поняла свою дерьмовую жизнь (примерно в четыре года) и чувствовала то же самое, что и этот парень. Билли также умудрился поиметь верный и добрый ген – он заботится о своей сестре.

Билле же в основном удалось заполучить очаровательные гены маленьких девочек. Которые, по-видимому, были настолько сильными, что покрывали ее, как тефлон, так что дерьмовая жизнь просто отскакивала от нее, она видела все кругом в «розовом цвете». Она считала меня замечательной и удивительной. Она также считала своего отца замечательным отцом. Но самое главное, своего брата она считала самым замечательным братом.

Если посмотреть на трех Билли, то двое из трех были достаточно хороши.

Я задула свечи, выключила музыку, схватила сумочку и выскочила за дверь. Я мчалась, как дьявол, согнувшись вперед, опустив голову, полностью поглощенная этой проблемой.

В четвертый раз за полгода Билли пытался сбежать от своего отца, прихватив с собой Билле. Другими словами, побеги Билли стали происходить намного чаще. Что-то было не так в доме ее кузена Билла, и было больше, чем обычно не так с Билли и Билле. Мне стало ясно, что придется пробираться вброд – выискивая ответы на все мои вопросы. Я не хотела спрашивать у Билла, идя с ним в брод. Это означало бы, что все дерьмо, которое имел в себе Билл, могло опять прилипнуть и ко мне. Но я не могла бросить на произвол судьбы Билли и Билле, судя по всему все было очень плохо, не как всегда. Хотя «как всегда» было и так уже не очень хорошо, если не сказать, плохо.

– Ого, Мара, Господи! – Услышала я, врезавшись в грудь детектива Митча Лоусона на верхней площадке лестницы.

Он даже отступил на две ступеньки, когда я врезалась в него, выбросив вперед руку и ухватившись за перила, чтобы удержаться на ногах. Я с такой скоростью неслась, что не смогла вовремя притормозить, столкнувшись с ним. Пытаясь прийти в себя, я машинально подняла руки и ухватилась за его рубашку на груди. Он крепко обхватил меня за талию, притормозив и оставшись в вертикальном положении, не скатившись по ступенькам, переломав все кости или раскроив череп, если бы мы упали с ним вдвоем на цементный пол.

Я подняла на него глаза, как только он притормозил мой бег.

Через неделю он казался таким же великолепным. И так близко он казался мне еще более великолепным, чем тогда.

– Прости, – прошептала я.

– С тобой все в порядке? – поинтересовался он.

– Да, извини, – повторила я, пытаясь отойти на шаг назад.

Рука на моей талии напряглась, причем сильно напряглась. Так сильно, что даже несмотря на то, что мой торс упирался в его грудь до живота, его напряженная рука прижала мой торс к себе от груди до бедер.

– К чему такая спешка? – спросил он.

– Я... – я замолчала, не желая никому рассказывать о своих проблемах. На самом деле, я правда не хотела делиться о своем кузене – деревенщине, убогом, мелком преступнике. И, конечно, я не хотела ни с кем делиться по поводу того, что Билл определенно был не великим отцом года, чьих детей я снова должна была спасать. – Мне нужно кое-куда, – решила я вымолвить.

Его глаза заскользили по моему лицу, отчего у меня в животе возникало странное ощущение, а сердце все время спотыкалось из-за нашей близости. Скорее всего потому, что я окончательно поняла, что его тело было таким же твердым и мускулистым, как и казалось на первый взгляд, пока мои племянник и племянница сидели голодными.

– С тобой точно все в порядке? – переспросил он.

– Да, – солгала я. – Все хорошо, мне просто необходимо съездить в одно место.

– По твоему лицу не скажешь, что у тебя все в порядке, – ответил он.

– Нет, все хорошо, – снова солгала я.

– Не уверен, – ответил он.

Я перестала сжимать в кулаках его рубашку, прижимаясь к его твердой груди.

– Правда, Митч, мне пора, – заявила я.

– И куда же?

– Мне нужно кое-куда попасть.

– Куда?

Я перестала прислоняться к нему, уставившись, начиная терять самообладание главным образом потому, что парень с грубым голосом заявил, что Билли и Билле хотят есть.

– Ты позволишь мне уйти? Мне нужно.

– Я отпущу тебя, когда ты скажешь мне, куда собралась и почему ты такая бледная и выглядишь такой испуганной.

Я растеряла все свое самообладание.

– Это тебя не касается, – заявила я. – Прошу тебя, отпусти меня.

Его рука в ответ сжалась на мне, и выражение его лица изменилось от любопытного и определенно настороженного до все еще настороженного и немного раздраженного.

– Четыре года я наблюдаю за тобой, и каждый раз, когда встречаю, ты все время в своих мыслях. Идешь на работу, возвращаешься ли домой с продуктами или из торгового центра. Ты идешь не спеша, всегда думаешь о чем-то, и я вижу, что в своих мыслях ты думаешь о чем-то хорошем.

Я моргнула, шокированная тем, что он изучал меня все это время.

– Теперь ты несешься вниз по лестнице, не глядя, куда бежишь, хотя всегда стараешься смотреть, куда идешь, опять находясь в своих мыслях, но это далеко не то хорошее место. – Я все еще смотрела на него, не мигая, чувствуя, как губы приоткрылись. – У тебя какие-то проблемы?

– Я... – начала было я, собираясь солгать, но остановилась, когда его рука снова сжала меня, выдавив весь воздух.

– Не лги, – предупредил он.

Я глубоко вздохнула. Потом вспомнила о племянниках. И решила, что лгать, наверное, не стоит, потому что было слишком очевидно, что полицейским детективам лгать не стоило. Несмотря на то, что он почти меня не знал, но смог полностью раскусить, поняв, что я лгу. Он не собирался отпускать меня, пока я не скажу ему всей правды. А мне просто необходимо было, чтобы он отпустил меня по целому ряду причин.

– Семейные проблемы, – честно объявила я.

– Плохие? – спросил он.

Я отрицательно качнула головой.

– Раздражающие.

Скорее всего это было близко к вранью, поскольку я была не уверена, что это звучит плохо. Просто подумала, что он успокоиться и не будет спрашивать дальше.

– Ты хочешь, чтобы я поехал с тобой? – предложил он.

– Нет! – Тут же выпалила я, слишком быстро и слишком громко, отчаянно дернув его за руку, что заставило его еще раз сжать свою руку на мне, удерживая на месте.

Как только я окончательно успокоилась, обратив внимание на выражение его лица, поняла свою ошибку. Мне следовало сохранять хладнокровие и обратить раньше внимание на выражение его лица. Причем пристальное внимание. Поскольку он все еще внимательно рассматривал меня, но теперь выглядел еще и очень сердитым, кроме того он прищурился, глядя на меня настороженно с сердитым недоверием, и я поняла, что это совсем не хорошо.

– А теперь, милая, – сказал он тихо, но опасным голосом, отчего пробежали мурашки у меня по телу. – Думаю, что ты мне солгала.

О боже.

Я тут же сделала мысленную пометку – если такое повториться еще раз, я больше ни за что не буду врать детективу Митчу Лоусону.

– Не совсем, – уклончиво ответила я (хоть это была правдой). – Такое иногда случалось.

– Что случалось? – тут же спросил он, и я пришла к выводу, что он хорошо делает свою работу, особенно в комнате для допросов.

– У меня есть двоюродный брат, он... ну, он устраивает своего рода неприятности, но у него есть двое детей. Я очень люблю его детей, и иногда мне приходится ... – я пыталась подобрать нужное слово, и как только нашла его, то произнесла: – вмешиваться.

– Какого рода неприятности? – спросил он.

– А какие бывают? – Переспросила я в ответ.

– Многие, – ответил он.

– Тогда все, – ответила я.

Он изучал меня. Затем пробормотал:

– Черт побери.

Я сделала глубокий вдох, слегка надавила ладонями на его грудь и осторожно прошептала:

– Митч, мне, действительно, нужно съездить за племянниками.

Он снова внимательно всматривался в меня. Затем сказал:

– Хорошо.

Наконец отпустил, спустившись еще на одну ступеньку. И снова я ощутила сокрушительное разочарование и в то же время облегчение.