Текст книги "Война: ускоренная жизнь"
Автор книги: Константин Сомов
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 44 страниц)
«Наш Ванюшка за войну
получил медаль одну,
А Татьяна за… —
две медали и Звезду!
«В полку появилась рота снайперов из девушек и молодых женщин, – вспоминает о событиях ноября 1944 года в то время заместитель командира 506-го стрелкового полка Михаил Сукнев. – По обязанности распределяю их по батальонам, а там уже комбаты – по ротам и «гнездам».
Развели их по местам. И они исчезли. Ни днями, ни на рассвете на наших передовых линиях не слышно стрельбы. Иду по траншее в 1-м батальоне, на постах стоят свои – и ни одной женщины-снайпера! Расположились по блиндажам с командирами взводов, старшинами рот или с командирами.
Прошла неделя. Командир снайперской роты заявляется ко мне на КП полка. Он не мог собрать своих снайперов – исчезли в окопах, и все. Наконец нашел, но три – как в воду канули! Всеведающий помначштаба Алексей Цветков, впоследствии полковник в отставке в Новосибирске, а тогда старший лейтенант, подсказал: «Одна скрывается у того-то, другая у того-то и третья там-то»
Нашли. Командир роты принес мне их книжки с отметками об «убитых» фрицах, подтверждаемыми подписями солдат и сержантов. Возвращая ему эту, грубо говоря, туфту, я сказал, чтобы он увозил своих снайперов, и побыстрее. Иначе я их разоружу и снайперские винтовки, так необходимые нам в батальоне, отберу. На весь батальон у нас была лишь одна такая винтовка. А тут целый арсенал»
Нет, что ни говори, мужчины – все же щедрый народ. Не то что отметки об якобы убитых фрицах, они, при наличии у них полковничьих и генеральских званий, боевые ордена и медали, за которые простым солдатам кровью приходилось платить, ублажившим их боевым подругам – ППЖ – раздавали, случалось, направо и налево. И это совсем не голословное утверждение, а факты, подтвержденные документами и воспоминаниями очевидцев. Самое обидное, что «героини» эти порой еще и кочевряжились при их награждении, считая награду недостаточно высокой. Было, было.
Из Приказа командующего войсками Западного фронта генерала армии В. Соколовского:
«2 апреля 1944 года № 071
Произведенной проверкой установлено, что в 222-й стрелковой Смоленской дивизии грубо нарушается Указ Президиума Верховного Совета СССР от 10 ноября 1942 года о награждении военнослужащих Действующей армии. Командир 222-й стрелковой Смоленской дивизии генерал-майор Грызлов вместо того, чтобы награждать правительственными наградами военнослужащих за проявление воинской доблести, отваги и геройства, на протяжении длительного времени при награждении отдельных военнослужащих руководствуется соображениями личного порядка, награждая людей незаслуженно, ни в чем не проявивших себя и даже плохо относившихся к выполнению своего воинского долга.
В августе 1943 года генерал-майор Грызлов, будучи в нетрезвом состоянии, снял с себя орден Красной Звезды и нацепил его капитану Каиповой Г.А., с которой находился в близких отношениях. Одновременно снял орден Красной Звезды со своего адъютанта и отдал его рядом стоящей с Каиповой лейтенанту м/с Куралес М.П.
Спустя некоторое время генерал-майор Грызлов обязал командира медсанбата дивизии капитана м/с Драпкина оформить на них задним числом наградные листы, что капитан Драпкин и выполнил, хотя знал, что они награждены незаслуженно.
Генерал-майор Грызлов, имея близкую связь со старшиной м/с Былинкиной А.М. и грубо нарушая установленный порядок оформления наградных материалов, сам составил на старшину м/с Былинкину реляции, подписал их и дважды на протяжении 45 дней (27.6.43 г. и 14.8.43 г.) наградил ее, хотя она плохо относилась к работе, большинство времени проводила в землянке Грызлова.
Старший сержант Жеребцова З.Д. часто пела на созываемых у генерал-майора Грызлова вечерах, находилась с ним в личных отношениях и за это была награждена в октябре 1943 г. медалью «За боевые заслуги». По личным мотивам генерал-майор Грызлов также незаслуженно наградил орденами Красной Звезды старшин м/с Куликову Н.Н. и Ремизову А.А.
ПРИКАЗЫВАЮ:
Предложить генерал-майору Грызлову отменить свои неправильные приказы о награждении правительственными наградами старшин м/с Ремизовой А.А., Куликовой Н.Н., Былинкиной А.М., капитана м/с Каиповой Г.А., лейтенанта м/с Куралес М.П. и старшего сержанта Жеребцовой З.Д. и ордена и медали у них отобрать.
Удалить из 222-й стрелковой Смоленской дивизии с откомандированием в 208-й запасной полк старшин м/с Ремизову А.А., Куликову Н.Н., старшего сержанта Жеребцову З.Д. и сержанта Санаткину В.А.
Обратить внимание Военного Совета 33-й армии на то, что в 222-й стрелковой Смоленской дивизии перечисленные безобразия творились на протяжении длительного времени и проходили для генерал-майора Грызлова безнаказанно.
Просить народного комиссара обороны маршала Советского Союза товарища СТАЛИНА снять командира 222-й стрелковой Смоленской дивизии генерал-майора Грызлова с занимаемой должности».
«Однажды в полку появилась комиссия Смерша (военная контрразведка «Смерть шпионам». – Авт.), – пишет в своих воспоминаниях Михаил Сукнев. – Кто-то донес на комполка. Возможно, оперуполномоченный Смерша полка, я его не знал лично. Первым делом комиссия сняла в буквальном смысле медали «За отвагу» и ордена Красной Звезды с двоих медичек, что были при комполка в блиндаже – «не проявили доблести и геройства». Еще с каких-то медичек и связисток сняли награды, как незаслуженные. Комиссия начала шерстить «туфтовых героинь» и в соседних полках, в дивизии и вообще в армии. И правильно, конечно».
Конечно, правильно, тем более, что раздача боевых наград, заслуживших их совсем не ратным трудом (а сколько женщин-фронтовичек действительно добыли их в бою, проливая при этом свою кровь! – Авт.) «боевым подругам» – ППЖ одним полком или дивизией вовсе не ограничивалась.
Из Приказа командующего войсками 48-й армии генерал-полковника Романенко:
«15 мая 1945 г № 0185
Рассмотрены вопиющие случаи незаконного представления к наградам и награждения лиц не за боевые заслуги, а исключительно за личные услуги по вымышленным реляциям.
Командир 713-го самоходного полка гв. подполковник Васильев своим приказом якобы за боевые подвиги наградил медалью «За боевые заслуги» старшину медслужбы Новикову и вторично ее же представил к награждению орденом Отечественной войны 2 степени по вымышленной реляции, в которой указал, что она под огнем противника вынесла с поля боя и оказала медицинскую помощь 6 офицерам и 15 сержантам, по этой же реляции командир 29 СК уже своим приказом наградил ее орденом Красной Звезды.
Произведенным расследованием установлено, что старшина медслужбы Новикова никакой помощи раненым не оказывала, а живет с подполковником Васильевым. Больше того, в обращении с ним и офицерами ведет себя крайне грубо, развязно, подрывая тем самым его авторитет. При получении награды заявила: «В строй не стану. Подумаешь, важность какая, звездочкой наградили», опошляя тем самым правительственную награду.
Приказом командира 106 СД орденом Красной Звезды награждена старший писарь отделения кадров сержант
Иванова (кроме того, по данной должности она в 1944 г. получила еще две правительственные награды: орден Красной Звезды и медаль «За боевые заслуги»). Установлено, что все награждения произведены незаслуженно и только потому, что сержант Иванова является сожительницей начальника отдела кадров дивизии майора Анохина.
Ефрейтор Гулькова Е.А., машинистка политотдела, награждена медалью «За боевые заслуги» за то, что «она самоотверженно работала на своем посту, выполняла ряд ответственных поручений, мужественно переносила трудности продолжительных переходов в условиях окруженных немецких групп». «Самоотверженная работа» ефрейтора Гуськовой заключалась в личном обслуживании командира полка майора Острякова в походных условиях.
Младший сержант Калинина Е.И., машинистка 4-го отделения штаба дивизии, награждена орденом Красной Звезды за «своевременное и честное оформление документов, личное бесстрашие работать в любой обстановке». Установлено, что Калинина Е.И., не имея специальности машинистки, эту работу не выполняла, никаких подвигов не совершала, фактически сожительствует с начальником 2-го отделения майором Смирновым.
Вызывает недоумение и нарекания офицеров занижение качества наград.
Непонятно, какие такие «боевые заслуги» могли проявить повар Анисимова и кладовщица АХЧ штаба корпуса Смирнова, за что получили ордена Красной Звезды.
В то же время ст. л-т Левшин А.А., зам. командира 95-й отдельной штрафной роты, награждается этим же приказом, только орденом Отечественной войны 2-й степени за то, что он отбил сильную контратаку немцев на плацдарме западного берега реки Одер, силами своей роты атаковал противника с фланга, был ранен, но с поля боя не ушел. Командир взвода связи л-т Зайцев все время апрельских боев был на передовой, был тяжело ранен, потерял глаза, был представлен командиром батальона связи к ордену Красной Звезды, а получил только медаль «За боевые заслуги».
ПРИКАЗЫВАЮ:
Пункты приказа о награждении недостойных лиц: старшины м/с Новиковой, писаря отделения кадров сержанта Ивановой, сержантов Егоровой, Калининой и Землякова отменить.
За игнорирование и опошление правительственной награды и нетактичное поведение к офицерскому составу старшину м/с Новикову разжаловать в рядовые и перевести в другую часть.
За антигосударственную практику награждения и обман командирам 713-го самоходного полка гв. подполковнику Васильеву и 19-й самоходной артбригады гв. полковнику Землякову объявить выговор, предупредить о неполном служебном соответствии, при повторении подобного – предать суду Военного трибунала.
Начальника отдела кадров дивизии майора Анохина за аморальное поведение и беспринципность от должности отстранить».
Порой дабы «отблагодарить» согласившихся скрасить их боевую жизнь подруг отдельные мужские командиры шли на откровенную подлость.
Зоя Некрутова-Кутько вспоминала:
«После командира полка Гальперина Б.И. пришел Тонконогов, я и не запомнила даже его инициалы. И стал свои порядки устанавливать. Прежде он стал вызывать поодиночке девочек и склонять их к сожительству. Меня вызвал, а я ему нахамила. Он отобрал у меня снайперскую винтовку и выгнал, но одну нашел, Шахотину Наталью. Заболотный М.В., парторг батальона рассказал мне потом, что батальон подавал два раза на награду меня медалью «За отвагу», а командир полка переписывал представления на Шатохину Н., которая ранее дала согласие жить с ним. Меня награды не волновали, взволновала несправедливость».
Дабы ни у кого не возникало желания (а такое уже бывало) обвинить автора в очернении памяти генералов и офицеров Великой Отечественной, хочу отметить, что среди старших командиров РККА, имевших возможности использовать для получения женского внимания и свою власть, и служебное положение, людей, не забывших после получения больших звезд на погоны о солдатской чести и просто мужской порядочности, тоже хватало. И в подтверждение этому стоит, пожалуй, привести здесь
Проверено войной«Письмо командующего 136-го стрелкового корпуса командиру 126-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майору Грибакину.
На мое имя поступил материал по вопросу награждения вашей жены – медсестры приемо-сортировочного взвода медсанроты вверенной вам дивизии, старшего сержанта медслужбы Грибакиной Любови Антоновны.
Указанный материал, еще не попав ко мне, получил нехорошую огласку, причем у командующего войсками армии и у члена Военного Совета сложилось мнение, что заслуги вашей жены, описанные в реляции вашими подчиненными, являются неправдивыми, а само награждение – незаконным.
Так, в изложении боевых заслуг, в частности, сказано, что ваша жена является участницей летнего наступления 1944 года, участницей форсирования и удержания плацдармов на реках Нарев, Висла и Одер, причем только с 20 по 25 апреля с.г. при форсировании Одера она якобы «лично приняла и обслужила 470 раненых бойцов и всем им оказала доврачебную помощь». Как написано в одном из двух представленных мне наградных листов: «Бесстрашная, энергичная и неутомимая медсестра Грибакина в течение многих суток без сна и отдыха самоотверженно боролась за жизнь сотен советских воинов и почти всем им спасла жизнь».
Нелепость и ложь угодливого словоблудия ваших подчиненных несомненны. Насколько мне известно и как свидетельствуют факты, даже в период напряженных боев, когда медсестры и врачи действительно работали круглосуточно и падали с ног от усталости, ваша жена появлялась в медсанбате на 3–4 часа, а все остальное время находилась с вами в землянке, в блиндаже или на квартире, обслуживая вас как мужа в быту, за столом и, извините за точность формулировки, в постели, за что боевые награды никаким статусом не предусмотрены.
Если вы забыли, позволю напомнить, что пренебрежение вашей женой своими прямыми воинскими обязанностями во время тяжелых боев в марте с.г. было отражено комсомольцами медсанроты в «Боевом листке», который по вашему приказанию был тотчас снят, так как в этой обоснованной критике вы усмотрели подрыв вашего авторитета, хотя подрывали свой авторитет только вы сами, в связи с чем вам и пришлось писать объяснение члену Военного Совета армии.
Ваша трогательная забота о молодой жене приняла выраженный антигосударственный характер, и потому, целиком присоединяясь к мнению командующего войсками армии и члена Военного Совета, считаю необходимым посоветовать вам, во избежание дальнейших неприятностей и компрометации звания и чести советского генерала, пересмотреть этот наградной материал и немедленно приказом за вашей подписью отменить пункт о награждении вашей жены орденом Красной Звезды или же передать этот вопрос мне для доклада командующему и принятия объективного решения.
Предписанные вами наградные листы возвращаю.
Генерал-лейтенант Лыков».
Я помню, помню – каждое письмо
За жизнь мою тревогою звучало,
Как берегло меня в бою оно,
Как в блиндажах холодных согревало.
И эти письма я храню теперь,
Они еще дороже сердцу стали.
Я верил им, и ты, родная, верь —
В те дни любовь по письмам проверяли.
А. Гусев
Автору неизвестно, как сложилась после войны дальнейшая жизнь у генерала Грибакина с его молодой женой Любовью Антоновной, но вот то, что многие заключенные на фронте и сразу же после войны браки – в том числе и те, начало которым положила обычная переписка – выдержали испытания десятилетиями совместной жизни, можно сказать однозначно.
Барнаулец Николай Аверкин рассказывал, как уже в 44-м девушка, с которой он дружил перед уходом на фронт, прислала ему письмо, спрашивая совета. «Война еще, наверное, долго продлится. Коля, ты ж не знаешь, что с тобой может быть, – писала она. – А тут парень один пришел с фронта комиссованный по ранению, предлагает мне замуж за него выйти. Как быть?».
«Написал я ей, что война, действительно, не завтра кончится, и гарантий, что я на ней живой останусь, я, конечно, дать не могу, – говорил Николай Константинович. – А через какое-то время мать пишет: «Коля, к нам в деревню приехала новая учительница, хорошая девушка, не против с тобой переписываться. Ты как?» И я не против. Так мы с ней и переписывались, а после войны поженились и жили вместе до самой ее смерти».
Порой переписка между находящимся на фронте парнем и живущей в тылу девушкой завязывалась еще проще, как говорится, без протекции.
Бывший стрелок-радист на полученном нами по ленд-лизу американском бомбардировщике «Бостон» яровчанин Василий Мирошниченко нашел свою суженую весьма оригинальным образом. Когда по окончании Великой Отечественной их эскадрилью перегоняли по воздуху с запада на Дальний Восток «крушить самураев», штурман рассказал ему, что пролетать самолет будет практически над деревней стрелка-радиста. В этот момент Мирошниченко и бросил в бомболюк какую-то железку с привязанным к ней письмом к матери и запиской с просьбой тому, кто найдет, передать это письмо. Железка с посланием упала на пашню, нашла ее девушка, на которой Василий Иванович, вернувшись домой с войны, женился.
Во время службы в армии автору этой книги пришлось по просьбе своих товарищей написать не одно вычурно-любовное письмо их потенциальным подругам. Девушки, надеясь на более близкое знакомство, писали по адресам, вызнанным у сестричек молодых солдат, на их полевую почту – «Самому веселому солдату», «Самому красивому» и т. д.
Стряпая ответные письма – «Лицом к лицу лица не увидать. Здесь, среди бескрайних песков пустыни – Мандал-Гоби…», я в дальнейшем изготовил, чтобы зря не тратить время, своего рода «бланк-трафарет» такого письма и считал, что являлся первопроходцем в этом деле.
Молодости свойственно ошибаться. В своем фронтовом дневнике в апреле 1945 года барнаулец Деомид Кожуховский приводит куда более ранний образец подобного письма, и образец, прямо скажем, далеко переплюнувший мои армейские опусы.
«16.04.45 г.
Штыковой удар.
С тех пор, как штыковой удар вашей красоты основным уколом поразил мое сердце и нанес рану глубиной полного профиля, я подолгу не могу заснуть после отбоя, я все думаю о вас.
Как хотелось бы мне сейчас обнять шейку приклада, прижать к плечу и плавно опустить поцелуй на ваши алые губки. Я восхищен вами, смотря на ваше фото, как на новый чехол малопехотной лопатки. Ваш ласковый голос можно сравнить с голосом дневального, произносящим любимую команду – приготовиться на обед или отбой.
Из-за вас я стал такой рассеянный, превзошел все законы рассеивания, днем и ночью, с наименьшим безопасным прицелом, веду автоматический огонь своими мыслями через головы миллионов людей по вашему ярко пылающему сердцу, являющемуся отличной мишенью для такого стрелка, как я.
Я отличный стрелок, а согласно законам рассеивания и законам вероятности попадания, ваше сердце должно быть пробито моей любовью, но от волнения я весь дрожу, и не могу удержать линию прицеливания, поэтому из 1000 возможных попаданий я не сделал ни одной пробоины в вашем сердце. В то время как вы с одного укола поразили мое сердце. Но, несмотря на неудачу, я бешено мчусь по траектории любви, эта траектория должна пересечься с горизонтом вашей жизни, а также пересечение это – первая новобрачная ночь на широкой семейной кровати.
Я не раз подходил к вашей квартире и брался за спусковой крючок вашей двери, как меня брала «мандраже», словно перед выходом на огневой рубеж для стрельбы по три упражнения из винтовки. Меня иногда терзают сомнения, и тогда на мое сердце давит такая тяжесть, которую можно сравнить лишь с тяжестью ранца (Сидора Ивановича), давящего на плечи после 50 км марша. Но я никогда не разлучусь с Сидором Ивановичем, потому что в нем на самом дне лежит ваше фото, завернутое в новую портянку НЗ.
Моя любовь прилетит к вам по азимуту со скоростью пули образца 1930 года, клянусь вам винтовкой отличного боя и малопехотинской лопаткой, что любовь моя верна, как стрельба в упор на 25 метров. Я по-пластунски ползаю перед вами и умоляю дать мне возможность окопаться в вашем сердце и занять там долговременную оборону. Я уверен, что не пройдет одной недели, как наша новая супружеская жизнь будет переведена к нормальному бою.
Да! Когда дождемся той минуты, когда мы по команде под руку и торжественным маршем, строевым шагом направимся в ЗАГС для принятия присяги на верность друг другу».
«Белые платочки виднеются у самой насыпи – идут восстановительные работы. Когда наш состав проносится мимо, женщины оставляют лопаты, приветливо машут нам, что-то кричат. Мы машем им в ответ, – пишет о путешествии после переформирования на фронт к Днепру Евгений Стрехнин. – Кто-то из женщин ухитряется забросить в дверь нашей теплушки палочку, заранее приготовленную, вокруг которой обернута и привязана к ней ниточкой бумажка. Развертываем, читаем: «Молодому неженатому бойцу. Привет тебе, дорогой боец, желаю успешно бить врагов и вернуться с войны невредимым. Как будешь на фронте, напиши мне письмо, а я тебе буду отвечать. Знай, что будет человек, который станет беспокоиться о тебе, это я», – и в конце адрес. Шумно обсуждаем, кому же вручить это послание? Им пытается завладеть писарь Петька Барсуков, донжуанистый парень, который ведет переписку одновременно с несколькими девушками и каждой изъясняется в пламенных чувствах.
– Нет, Барсуков! – говорим мы ему. – Слишком жирно для тебя будет! – И по общему решению отдаем «письмо на палочке» другому парню, скромному и тихому телефонисту».
Как уже говорилось, ставшие возможными благодаря переписке «фронтовые браки» зачастую выдерживали испытания долгими годами. Яркий пример тому – семья барнаульцев Екатерины Поликарповны и Семена Павловича Алекимовых, отметивших в 2006 году 60-летие совместной жизни.
А начиналось все просто: познакомившись по переписке, они два с половиной года обменивались посланиями. Вот отрывок из одного, отправленного Семеном Алекимовым с фронта 3 сентября 1944 года в село Генералку Чарышского района Алтайского края:
«Катя! Будь такой, какая ты есть, делай так, как тебе диктует благоразумие, совесть и сердце. Я тебе прямо говорю: мне очень нравится твоя искренность и простота, как я могу судить через твои письма. Мне нравится то, что ты пишешь и как пишешь. Я хорошо понимаю тебя. Катя, давай будем дружить и по-настоящему ценить друг друга.
Вот стал я получать от тебя письма, и будто сделалось легче, и жить стал веселей. Катя! Ты внесла в мою жизнь свет и тепло. Я этому бесконечно рад. <.> В моих письмах ты, быть может, встречаешь слишком много сентиментального и, возможно, от этого тебе становится приторно. И в самом деле, между прочим, я сам удивляюсь, откуда у меня выскакивают слова «дорогая», «милая» и т. д. Перечитываю иногда свои письма и вдруг встречаю эти слова. Это, видимо, получается потому, что я очень соскучился по той, которой пока что нет и которую я желаю иметь. Катя! Быть может, это не нравится тебе? Прости меня, Катя, за эти излишества.
Но, друг мой, война! Сердце истосковалось по всему человеческому и хочет ласки. <.> Поэтому, очевидно, частенько вырываются нотки нежности и накопившейся ласки. <…> Ты только не сердись на меня за все это, хорошо?
Катя! Пиши мне чаще. Еще раз чаще и чаще. Очень прошу тебя. <.> Целую крепко-крепко. Сеня».
«Я демобилизовался, когда служил на Дальнем Востоке, – вспоминал Семен Павлович. – Попросил об этом, потому что был дважды контужен и устал от войны. Ведь я еще и в финскую воевал. Во время финской на передовой не был, но получил обморожение. Мне сделали несколько операций и уволили из армии. А тут война Отечественная, потом японская, все это я прошел. Устал уже и больной – голова шумела и до сих пор шумит. Не проходит шум. В общем, попросил я, чтобы меня демобилизовали, хотя оставляли служить еще. Оттуда я поехал к Кате на Алтай».
Случалось и нередко, что браки порой заключались и прямо на фронте. Многие из них поначалу были неофициальными, но зачастую тоже выдержали испытание временем. Не раз упоминавшийся в этой книге командир роты в 8-м офицерском штрафбате Александр Пыльцын со своей будущей супругой познакомился в 43-м, когда находился в запасном полку под Уфой. Молоденький лейтенант и эвакуированная из Ленинграда девушка Рита быстро нашли общий язык. Пыльцын отправился на белорусский фронт, а вскоре в состав этого фронта вошел и госпиталь, где служила зазноба.
«В эту пору у меня, как и у многих влюбленных молодых людей, «прорезалась поэтическая страсть», – вспоминает Александр Васильевич. – Я писал своей знакомой стихи и даже целые письма в стихах, конечно, далеко не совершенных.
Много пережил за дни разлуки,
Сомневался в верности, в любви.
Мне приснилось, что свои ты руки
Все запачкала в моей крови.
И что ты меня перевязала
В полутемной комнатке пустой
Бомбами разбитого вокзала.
То был сон.
Но ты была со мной!
А вот еще одно, из другого письма:
В день, когда пробьют часы Победу
И в мире станет радостней, светлей
Мы будем вместе.
Радости и беды
Делить согласна до последних дней?
Тогда отметим сразу дни рожденья,
Которые прошли, которым еще быть,
А если доживем до Дня Победы,
Не будем уставать судьбу благодарить!
Потом была неожиданная встреча в Польше вблизи передовой, когда, отправившись из своей части, Рита сумела приехать вместе с двумя подругами в батальон. Набежали друзья и решили «сыграть» фронтовую свадьбу, так как, по их мнению, наши существующие де-факто супружеские отношения нужно освятить свадебным обрядом. Да и предлогом собраться на вечеринку грешно было не воспользоваться.
Быстро собрали все необходимое для пиршества. Каждый что-то принес: кто сэкономленный офицерский доппаек, кто где-то раздобытые соленья и копченья. Валера Семыкин каким-то образом добыл немного американского сливочного масла. Появилась и фирменная польская водка «Монополька» и даже бутылка с каким-то «заморским» трофейным вином, придержанным, наверное, для особых случаев. Веселая и волнующая получилась свадьба. И с аккордеоном, и с патефоном, среди пластинок к которому были и «Рио-Рита», и «Брызги шампанского», и «Амурские волны».
Я уговорил мою жену (еще непривычно произносил это слово!) сходить к комбату, представить ее своему начальству и попросить зарегистрировать брак: скрепить печатью нужные записи в моем лейтенантском удостоверении и в ее красноармейской книжке.
Когда мы пришли к штабу, Филипп Киселев, нач-штаба, узнав о цели нашего визита, сказал мне, что это сделал бы он сам, но комбат держит печать у себя (не доверяет даже начальнику штаба, вопреки обычно принятому в армии порядку), и пошел доложить о нашей просьбе.
Через несколько минут из приоткрытой двери показался комбат и вместо поздравления отрубил: «Здесь не ЗАГС. Регистрировать свои отношения, если они серьезные, будете после войны». Уже повернулся уходить и через плечо добавил: «Если уцелеете». Может, в какой-то степени и прав был комбат, война ведь, да еще и штрафбат.
Но все равно мне стало не по себе. Конечно, на фронте, да и вообще в армии, на строгость не жалуются, да и не обижаются. Однако нарочитая грубость, пренебрежительное отношение к подчиненным зачастую ранят больнее, чем вражеская пуля. Требовательность, а в отдельных случаях – даже жесткость нужны в армии, а тем более – на фронте. Но это было явление не из такого ряда. Скорее, это обыкновенное элементарное чиновничье бескультурье. Но вытерпел, ничего не поделаешь. Фронтовая субординация! С обеспокоенностью посмотрел на Риту – и удивился! У нее все такое же счастливое лицо и не сходящая с губ улыбка».
Улыбалась девушка не зря. Они уцелели на той войне, зарегистрировали свой брак и жили, как говорится, долго и счастливо.