Текст книги "Немного мечты (СИ)"

Автор книги: Константин Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

Глава 44

Кристина пока что так и не могла понять, к кому же попала. Ее похитили не как Кармин Эллинэ, по крайней мере, допрашивающий ее Пират, определенно удивился, опознав ее. Значит, не Спектр. Тогда кто? Охотники за выкупом? Опять нет – ее же не узнали. Охотники на красивых девушек? Снова мимо: охотники на красивых девушек обычно охотятся на них в местах обитания красивых девушек, а не ждут, пока одна из них случайно забредет туда, откуда выкрали ее, Кристину. Если как следует напрячь память – похитителей привел мальчишка, сын той женщины… как там ее звали… у которой они интересовались, где найти господина Эри, под именем которого скрывался неуловимый доктор Воркеи…

Тьфу ты. Могла бы и раньше догадаться.

С другой стороны – когда тебя вырубили, притащили в какой-то подвал и собираются пытать – трудно ожидать нормальной работы мозга. Если бы она читала про свои приключения, сидя на уютном диване в теплой комнате, может, и раньше бы сообразила. А так имеем то, что имеем.

Доктор Воркеи явно связан с этими ребятами. Неясно пока, как именно, то ли как доктор, ученый и изобретатель, который пообещал космический корабль не только Эллинэ, но и им – а может, и какую другую свою разработку – то ли просто как человек, к примеру, задолжавшим им солидную сумму денег. Как говорится, если у тебя много проблем – займи деньги у мафии. И у тебя будет только одна проблема – ты занял деньги у мафии.

Может, ее похитила мафия? Хорошо бы, тогда дело ограничится выкупом, а это хоть какая-то определенность. Так, вернемся к событиям в комнате 39.

Хозяйка и ее сын явно были проинструктированы: «При появлении людей, которые будут искать Эри – сообщить, кому следует». Вот мальчишка, на которого не обратил внимания даже многоопытный Мюрелло, сбегал и привел некую братву. Которая теперь хочет получить ответ на вопрос: зачем Кармин Эллинэ ищет доктора Воркеи и не стоит ли ее притопить в реке в бетонных туфельках, чтобы сократить число конкурентов?

Или же доктор им нужен по разным причинам и, возможно, получится договорится.

Кристина поерзала на стуле, на котором ее так и оставил Пират, явно рванувший к начальству за дополнительными инструкциями в свете вновь открывшихся обстоятельств. Самое время дотянуться до острого лезвия бритвы, спрятанного в потайном кармашке в манжете платья, потом перерезать веревки, потом этим же лезвием чиркнуть по горлу того, кто войдет в комнату, забрать его оружие и отправиться освобождать Мюрелло…

Жаль, что у нее в манжетах нет никаких лезвий.

На этом план героического побега и заглох.

Кристина снова поерзала, чувствуя совершенно негероические позывы, поклялась страшной клятвой, что, когда – не если, а когда! – вернется домой, то в каждом предмете ее одежды, включая лифчик и чулки, будет потайной карман с острым лезвием. В этом момент вернулся Пират, как и полагается пирату – с длинным ножом. Которым он разрезал веревки даже не успевшей испугаться Кристины и, ничего не спрашивая, отвел в искомое место. То ли опытный, то ли телепат.

После восхитительного облегчения девушка не успела порадоваться жизни – ей на голову натянули уже знакомый мешок, спасибо, что без кляпа, и куда-то повели.

Суд по звуку, вели ее коридорами, а судя по длине, извилистости и периодически попадающимся под ногами неровностям – коридоры находили под землей.

Черная курица и подземные жители, мать их…

Все когда-то заканчивается, закончились и блуждания по подземельям. По внутренним ощущениям продолжавшиеся около года. Кристину усадили на жесткий стул, настолько знакомый, что возникло ощущение, что его волокли за ними следом. Дефицит стульев здесь, что ли?

Тут сдернули мешок.

Помещение. Немногим больше, чем тот подвал, их которого ее привели сюда.

Посередине – стул, с собственно Кристиной. Перед ней – стол, за которым сидят люди. Семь человек. На стенах висят керосиновые лампы, так ловко и вряд ли случайно расположенные, что она находится на свету, а вот сидящие за столом – в тени, видны только силуэты, сколько не всматривайся.

– Добрый вечер, госпожа Эллинэ, – произнес один из силуэтов.

Кристина мысленно поименовала всю высокую комиссию – уж больно схожей была ассоциация – Силуэтами, потом пронумеровала их (поздоровался, к примеру, Силуэт-три), а потом поняла, что запутается. К счастью, Силуэты не стали хранить инкогнито и представились.

– Меня зовут товарищ Аур, слева от меня – товарищи Ферр, Аргент, Станн и Меркур, справа – товарищ Купр и товарищ Плюмб.

Голос у говорящего был роскошен. Легкая хрипотца, мужественный баритон, который может как понизиться до чарующего шепота, так и взлететь до гремящего приказа многотысячной армии. Вот только у Кристины от этого голоса сжалось внутри. Обращение «товарищ» и смутные воспоминания о прочитанном в газетах наконец-то подсказали ей, кто ее похитил.

Это не мафия, это гораздо хуже.

Революционеры.

Если с мафией все можно было построить на финансовом фундаменте и заплатить за свое освобождение любую сумму – а потом вернуть ее по методу Гая Юлия, не того, что Орловский, а того, что Цезарь – то с революционерами, как и с любыми фанатиками, общаться очень сложно. Никогда не знаешь, какой таракан в и голове перехватит управление. Решат что во имя Революции и Высшего Блага ее нужно ликвидировать – и всё, как говорится, Криськой звали.

– ...вы о нас слышали… – тем временем продолжил Аур. Прозвучало это примерно так же, как «Может, вы слышали обо мне» у Арнольда Шварценеггера – констатация не вызывающего сомнения факта.

– Нет, не слышала, – поломала ход разговора Кристина.

– Не лгите, – товарищ Аур явственно усмехнулся, – это просто глупо.

– А я не вру. Некоторое время назад на меня было совершено покушение, мою машину пытались взорвать. Я выжила, как видите, но лишилась памяти. Я и свое-то имя вспомнила не сразу, а уж о вашем существовании… Впрочем, мозг у меня по-прежнему работает, так что я могу сделать некоторые выводы. Вы – «металлисты».

В мире, который безвозвратно лишился Кристины Серебренниковой, металлистами называли фанатов металлической музыки. Ранее, во времена СССР – рабочих металлопромышленности. Будучи проездом в Пескове, она даже видела там улицу Металлистов. В этом мире, мире, который обрел Кристину Серебренникову в облике Кармин Эллинэ, металлистами называли как раз революционеров.

– Товарищ Аур – товарищ Золото, товарищ Ферр – товарищ Железо… Несложно догадаться. Более того, я могу предположить, что вы – не рядовые революционеры, вы – их вожди.

Кристина замолчала – товарищ Аур встал. Вышел из-за стола и подошел к ней. Среднего роста, болезненно тощий, с красными пятнами на лице – какой-то жутковатый контраст с голосом.

– Вы хотите, чтобы мы вас пожалели? – голос опять изменился, и теперь в нем звучали неприятные нотки, от которых мурашки бегали по спине сверху вниз, а потом снизу вверх, топоча холодными лапками.

– Я объяснила, почему вас не помню, только и всего, – Кристина попыталась говорить твердо, но получился какой-то лепет. Или это так выглядело на контрасте с товарищем Ауром?

Аур молча обошел вокруг девушки и встал за ее спиной:

– Зачем вы пришли к нам?

– Меня привели ваши же люди. Как и моего телохранителя. Кстати, где он?

– Собственная судьба вас не интересует?

– Интересует. Но свое собственное состояние я хотя бы знаю. А его – нет.

– Он ваш любовник?

– Он – мой человек.

– Ранее судьбы тех, кто на вас работает, вас не интересовали.

– Взрыв меняет людей.

Аур прошел мимо и вернулся за стол:

– Судьба вашего человека зависит от вашей. От решения, которое мы примем. Знаете, как революционеры относятся к религии?

– Я уже упоминала про взрыв.

– Мы не признаем богов. Кроме одной-единственной богини. Знаете, какой?

Кристина подождала, но вопрос, похоже, не был риторическим.

– Свобода? – сделала она попытку угадать, – Равенство? Братство?

– Это наши цели. Настоящие свобода, равенство и братство, разумеется, а не те, что мы получили, посадив себе на шею Совет Мудрейших.

– Революция?

– Хорошая попытка, но нет. Единственная богиня, единственное, что должно определять поступки революционера – Целесообразность. И сейчас мы, с моими товарищами, должны решить, что целесообразнее для дела революции – отпустить вас…

Аур сделал паузу.

– Или казнить.

Глава 45

– При всем моем уважении к вам, полковник, но участвовать в поимке Спектра вместе с нами вы не будете.

Прозвучало несколько грубовато, но после суток, проведенных без сна, на одних пилюлях вигорина, Череста было не до выбора слов и интонаций.

Полковник Грам немедленно надулся:

– Вы сомневаетесь в моем профессионализме?! Учтите, что ваше сомнение оскорбляет не только меня, но и весь Легион Забвения! Честь нашего мундира – не пустые слова!

Грам одернул упомянутый белый мундир.

– Да нисколько я в вас не сомневаюсь, более того, я уверен…

– Ах, значит, вы уверены в моем НЕпрофессионализме?!

Полковник вскочил с кресла, в котором сидел до этого и начал дергать перчатку, пытаясь сорвать ее с руки.

Череста вздохнул, неожиданно для самого себя пожалев об отсутствии в кабинете Гримодана. Бойкий и ловкий мошенник, где-то мотавшийся, хотя обещал помогать, действовал на него успокаивающе. Подумав об этом, начальник охраны семьи не менее неожиданно для себя успокоился.

– Принести две пилюли? – вежливо поинтересовался он.

Грам, так и не совладав с перчаткой, озадаченно уставился на Череста. И тут же понял, что тот имел в виду. Последнее время вошла в моду «дуэль на ядах»: две абсолютно одинаковые пилюли, в одной яд, в другой – ничего, кроме сахара. Пилюли готовит – не в буквальном смысле, их можно купить в аптеке – тот, кого вызвали, выбирает первым вызвавший, первым глотает опять-таки тот, кого вызвали на «отравную дуэль» (еще одно название). Вот только был один нюанс – у военных эта разновидность дуэли почиталась несерьезной, поэтому предложить ее офицеру означало практически издевку. При этом выбороружия оставался за вызываемой стороной и Грам, продолжи он настаивать на дуэли, оказался бы в крайне неудобном положении.

Полковник яростно сверкнул глазами, дернул полуснятую перчатку, надевая ее обратно, и шагнул к двери. Раскрыв ее, Грам обернулся и взгляд, брошенный на Череста, говорил о том, что тот заимел если не врага, то уж точно недоброжелателя.

– Я уверен в том, что вам нет равных, полковник, – спокойно произнес начальник охраны в беломундирную спину, – просто мои люди, которые охотятся за Спектром, представляют собой цельный механизм, включение в который других деталей, пусть даже и самого наилучшего качества, скажется на его работе не в лучшую сторону…

Грам, застывший в дверях, обернулся повторно, уже с торжествующим выражением лица. Извинившись – а слова Череста нельзя было понять иначе, кроме как извинением – начальник охраны признал себя проигравшим в этой короткой словесной перепалке.

– Я оставляю за собой право открыть свою собственную охоту, – полковник осторожно потрогал нос, пострадавший сегодняшней ночью.

– Это ваше право. Только я бы рекомендовал вам предупреждать меня о своих планах. Чтобы вас случайно не перепутали со Спектром.

– Я подумаю над вашим предложением, – голос Грама опять похолодел,– Всего наилучшего.

В дверях он чуть не налетел на одного из «серых», людей Череста… ах, нет, это был переодетый Гримодан.

– Что у нас забыл полковник Грам?

– Вы его знаете?

– Известная личность, – пожал плечами Гримодан, – любимец света, герой пустынных войн, охотник…

– А это точно был он? – перебил Череста.

Гримодан поднял бровь:

– С чего вдруг такой вопрос?

– Как-то уж очень назойливо он рвался участвовать в охоте на Спектра.

Мошенник задумчиво оглянулся на запертую дверь кабинета:

– Ну, грима на нем не было… Да и все остальное… Это Грам, точно, я как-то видел его на приеме… когда у графини Дефалье пропало кольцо с рубином… шесть и четыреста шестнадцать грамма, сорок семь тысяч…

– Это все очень интересно, – улыбающаяся физиономия Гримодана слегка раздражала, – но вернемся к Спектру. Мы снова его упустили…

– Все верно, вы, – широко улыбнулся проклятый мошенник.

– Можно подумать, ТЫ его не упустил.

– Я его не упустил, потому что я его не ловил. Вы же все решили сделать сами, кто я такой, чтобы разбираться в поимке преступников? Всего лишь самый известный вор в Ларсе…

– Второй, – не упустил случая уколоть Череста.

– Ммда? А первый кто?

– Спектр.

– А как вы измеряли известность?

Череста вздохнул.

– Итак, мы… МЫ упустили Спектра, который в очередной раз бесследно исчез из ловушки, с тройным, трижды проклятым, кольцом!

– Ну, насчет «бесследно» вы поторопились…

Гримодан таинственно улыбаясь, извлек из кармана круглую жестяную коробочку-бонбоньерку. Аккуратно открыл крышку…

Череста перегнулся через стол, заглядывая в нее. Он и сам не знал, что надеялся там увидеть, но, в любом случае, не то, что ожидал.

– Что это?!

В коробочке лежали какие-то обрывки, кусочки, комочки, похожие на… снятую кожу?!

– Что это за дрянь?

– Это, мой дорогой друг Череста – тот самый след, который якобы не оставил Спектр.

– С кого вы содрали это кожу?

– Со Спектра, – подмигнул Гримодан.

– Это как?!

– Не собственноручно, конечно. Это – остатки грима, который я нашел на полу за кулисами» Божьей коровки».

– О, господи, – Череста поднял глаза к потолку, но Господь ожидаемо не ответил. Он вообще не очень часто вмешивается в дела обитателей земли, – Грим. На полу кабаре. В котором сотня девиц, меняющих образы чаще, чем любовников...

– В образе старух они тоже выходят?

Череста замер и внимательно посмотрел на развалившегося в своем любимом кресле у углу Гримодана:

– Говори.

– Видел в закулисье старика-уборщика?

– Видел, – припомнил Череста.

– А его там не было. Потому что старика зарезали в каморке, в которой он жил, еще сутки назад.

– Так. Значит, это был Спектр?!

– Да. И девчонки поймали его еще в облике старика. А вот из кабаре он выскочил уже в другом гриме. Что это означает?

– Что грим старика он снял в кабаре.

– Верно. Седой парик – тоже, но парик я не нашел, похоже, Спектр предусмотрительно унес его с собой. А вот снятый грим старика – бросил на полу. Торопился, а тот, кто торопится – всегда совершает ошибки.

– Так. Стоп. И как это нам поможет? Грим можно купить где угодно.

– ТАКОЙ грим? О, нет…

Череста осторожно извлек лоскуток грима:

– Тонкая основа, естественный цвет, рисунок морщин и склеротических жилок… – он втянул запах ноздрями, – никакого сандарака, легкий аромат этенкарбоновой кислоты… Такой грим можно найти только в одном месте.

Гримодан выдержал паузу, явно ради пущего эффекта:

– В цирке Ильфенэй.

Эффект был сильно испорчен прозвучавшим телефонным звонком:

– Особняк Эллинэ, Череста… Слушаю… Дальше…

Тут Череста отнял трубку от уха и посмотрел на нее так, как будто ожидал увидеть, как та превратилась в букет роз.

– Шшшто? – прошипел он, бросил ее к уху снова, – Что?! Скажите, что мне послышалось!... Тысяча демонов из глубин ада…

Лицо начальника охраны меняло цвет от ярко-багрового до снежно-белого и обратно.

– Ваши действия?... Результат?... Немедленно назад! Сюда! Ко мне!

Он швырнул трубку в сторону – телефон слетел со стола и покатился по полу, жалобно звеня и рассыпаясь осколками – и схватил другой телефон:

– Череста. Соедини с Бьерко... Общий сбор по первому расписанию… В Темные кварталы. Выполнять!

– Прошу прощения, разрешите поинтересоваться, в целях утоления моего, возможно неуместного любопытства…

– Что?! – рыкнул Череста.

– Что еще за «первое расписание в Темные кварталы» и что произошло?

– Первое расписание – нехорошо улыбнулся Череста, – это когда все имеющиеся у меня люди, а их у меня, поверь, немало, отправляются с целью объяснить немного зарвавшимся наглецам, что ТАК поступать не стоило. У военных это называется «карательная операция».

– В Темные кварталы? – Гримодан стал очень серьезен, – Не советую. Чревато бунтом.

– Мне плевать. Госпожу Эллинэ похитили.

Глава 46

– Казнь, – пожала плечами Кристина, – подразумевает суд…

– Для чего, по вашему, здесь собрался Совет металлистов в полном составе?

– …а суд, в свою очередь, подразумевает, как минимум, обвинение. И возможность защиты. Я уж не говорю про адвоката. Иначе это не суд, а судилище. В таком случае – просто убейте меня и не будем тратить ни мое, ни ваше время.

Металлисты пошевелись, негромко что-то обсудили между собой.

– Вы так торопитесь на тот свет? – наконец спросил Аур.

Кристина пожала плечами. Странно, но она действительно не боялась смерти. По крайней мере – в данный момент. Сожаление, что Спектр добьется своих, пока неясных, целей, печаль из-за того, что расстроится Мюрелло, огорчение из-за того, что она так и не смогла пройти до конца цепочку с поиском неуловимого доктора Воркеи… Всё это – да. Страха смерти – нет. Разве что небольшой страх возможной боли.

– Во-первых, – спокойно произнесла она, – я не люблю оттягивать неизбежное. Во-вторых же… за последние пару месяцев меня два раза взрывали, травили, хотели удушить отравляющими газами, убить в крушении дирижабля, зарезать руками липанов… Знаете, я уже как-то привыкла к мысли, что не доживу до двадцати пяти лет.

– Снова попытка надавить на жалость?

– Снова не угадали. Итак, в чем меня обвиняет суд металлистов?

– Суд народа.

– Не буду спрашивать, когда и как народ дал вам право говорить от его имени…

– И тем не менее, – перебил ее товарищ Аур, – я отвечу. Народ дал нам это право, когда сделал нас металлистами. Вы думали, это мы, – он обвел своих коллег рукой – всемером собрались и объявили себя вождями народного гнева?

Кристина промолчала, хотя именно так и думала.

– Ни один из нас не рвался в Совет, каждого из нас выдвинули коллективы. Товарищ Аур – это не мое имя и не мой псевдоним. Это – должность. И когда меня убьют жандармы, отправят на каторгу или бросят в стакан – придет следующий товарищ Аур. И движение к революции не прекратится ни на миг. Вам понятно?

– Да, – сказала Кристина. На некоторое время она даже испытала стыд. Потому что приняла этих, без сомнения, самоотверженных людей, за «революционеров» двадцать первого века. Которых не просто не выдвигал народ – «революционеров», которые этот самый народ, за свободу которого якобы борются, просто-напросто презирают. Впрочем, стыд был недолгим. Трудно стыдится людей, которые хотят тебя убить.

– Теперь к обвинениям. Народ Ларса, в лице своих представителей, Совета металлистов, обвиняет Кармин Эллинэ в том, что она, будучи главой одной из самых богатых семей Ларса, является частью системы по угнетению ларсийского народа. Кармин Эллинэ обвиняется:

– в том, что условия труда на предприятиях Ларса вообще и предприятиях, принадлежащих семье Эллинэ, в частности, выжимаете все соки из рабочих, превращая их из людей, в отравленных стимуляторами придатков к станкам и машинам;

– в том, что ради увеличения прибыли сокращаете заработные платы, одновременно увеличивая цены и штрафы, вынуждаете Ларс вести захватнические войны, в которых на вашей стороне воюют угнетенные вами же рабочие;

– в том, что из-за вашего попустительства, а то и прямого покровительства, процветает преступность;

– в том, что выжав все, что можно, из рабочего, вы выбрасываете его на улицу, обрекая на смерть от голода.

Спокойный голос товарища Аура жутковато контрастировал со смыслом предъявляемых обвинений.

– Так уж и на смерть… – пробормотала Кристина.

– Вы опять решили, что услышали риторическую фигуру? Нет, это не иносказание и не гипербола… удивительно слышать такие слова от простого рабочего, верно? Так вот, несмотря на то, что я знаю риторику – я не пользуюсь приемами «для увеличения выразительности сказанной мысли»…

Кавычки в словах Аура были слышны не менее четко, чем сарказм.

– …и когда говорю «смерть от голода», я имею в виду – смерть от голода. Рабочий на фабрике – любой рабочий на любой фабрике – не имеет ничего. Не имеет жилья, кроме того, что ему выделено от фабрики, не имеет денег, потому что со своей оплаты с трудом кормит семью и не имеет возможности копить, не имеет возможности устроиться на другую работу, потому что его увольняют, только если он в силу здоровья или возраста неспособен больше работать, либо же потому, что он попал в списки «неблагонадежных» и теперь для него закрыты двери любой фабрики и любого завода. Что остается уволенному? Умереть от голода. А теперь – что вы можете сказать в свое оправдание?

Кристина поморщилась, коря себя за глупость. Это в двадцать первом веке определения сильно размылись – потому что есть желающие непременно чувствовать себя угнетенными – и «геноцидом» могут назвать разгон беспорядков, «угнетением» – увольнение лентяя, «рабством» – работу в офисе с кондиционерами. Это там, в оставленном ею мире. Здесь же – все точно, прямо и недвусмысленно. Смерть – это смерть. «Мясом будет точно мясо, кровью будет – кровь людская»…

– В свое оправдание… – медленно начала она, – я могу сказать, что от меня, от моего личного желания, в данном случае ничего не зависит. Я – всего лишь часть системы, которая существовала до меня, и будет существовать после, даже если вы меня убьете…

– Казним.

– Казните… Потому что изменить систему угнетения, в действиях которой вы меня обвиняете, я не могу. Даже если я решу выполнить на своих предприятиях все ваши требования – это не изменит систему. Меня, вместе с вами, задавят все остальные семьи Ларса, просто чтобы устранить «плохой» пример…

Кристина неожиданно для самой себя поняла, почему большевикам так была нужна именно мировая революция. Именно поэтому: потому что социалистическое государство в окружении капиталистических будет тем самым пресловутым «плохим примером». Который нужно всенепременно устранить.

– Значит, – произнес Аур, – вы не можете изменить систему?

– Нет.

– А вы пытались?

– Нет. Потому что, несмотря на свою принадлежность к богатой семье и все свои миллионы – я не вхожу в Совет Мудрейших.

Деньги в этом мире заменяют магию. Но, как и магия, они работают не всегда.

– Что-то изменить в сложившейся системе может только Совет. А я не в него не вхожу. И если вы меня уб… казните – и не войду. Мои заводы, фабрики и все остальное – отойдут Совету и будут поделены между его членами. И для рабочих не изменится ровным счетом НИЧЕГО.

– Постойте… – вмешался один из ранее молчавших металлистов. Кристина уже забыла, как его назвали, – Что значит «Совету»? Ближайшим родственникам.

– У меня нет ближайших родственников.

– Лжете, – произнес тот же металлист… Меркур, кажется, – Томе Лефан. По закону он имеет право на ваше имущество.

– Но… – Кристина открыла рот. И закрыла.

Стоп. А правда – что-то не стыкуется. Семейный юрист, тот, что погиб при взрыве, уверял, что если она умрет до двадцати пяти лет – ее имущество отойдет Совету Мудрейших. Потому что у нее нет ближайших родственников. И в то же время – у нее определенно есть двоюродный дедушка, который определенно – ближайший родственник. Не стыкуется… Не стыкуется…

В голову попыталась пробиться еще какая-то мысль, какая-то очень важная мысль, но ее спугнул Аур, тем временем что-то коротко обсудивший с товарищами:

– Как я уже сказал, главная богиня революционера – Целесообразность. И казнить вас именно сейчас – нецелесообразно. Отойдут ли в случае вашей смерти ваши предприятия Совету или родственникам – для нас действительно не изменится ничего. А вот если вы войдете в Совет… мы отпускаем вас, – неожиданно закончил он, – при условии, что вы поклянетесь, что, войдя в Совет, приложите все усилия к тому, чтобы улучшить жизнь рабочих.

Что, вот так просто? Поклянись – и тебя отпустят? Просто отпустят? Без всякого подвоха? Поверят на слово? Эти суровые ребята, помешанные на целесообразности? Это же невозможно! Или…

Возможно?

Кристина вспомнила парочку примеров из земной истории, где мятежники и революционеры действительно верили на слово собственным угнетателям. Как будто где-то в глубине души они продолжали верить в декларируемые честь и благородство дворян.

Гильом Каль, один из вождей Жакерии, крестьянского восстания во Франции, поверил королю на слово, что, тот гарантирует неприкосновенность Гильома на переговорах. Каль пришел на переговоры, его схватили и казнили.

Большевики в 1917 году отпускали царских офицеров на свободу. Под честное слово, что те не будут воевать против большевиков. Естественно, никто этого слова не сдержал.

Да, похоже, Аур серьезен. Он действительно верит в слово.

– Я, – медленно начала Кристина, – Кармин Эллинэ, клянусь, что если попаду в Совет Мудрейших, то сделаю все возможное для того, чтобы улучшить жизнь людей Ларса.

Кристина пока не знала, КАК, но точно знала, что хотя бы попытается.

– Если, конечно, – тут же пробормотала она, – меня не убьет Спектр… и если я найду доктора Воркеи…

Тут же градус доброжелательности – и без того не слишком-то высокий – резко упал.

– Зачем вам доктор? – хрипло спросил металлист, кажется, Ферр.

– Его разработка нужна мне для того, чтобы попасть в Совет. Вы же не думали, что в него берут любую девушку только потому, что она осталась сиротой?

– Кха… кхакая разработка? – кашлянул Ферр.

– Я узнаю, – поднялся товарищ Меркур, – и если речь идет не о… другой разработке, госпожа Эллинэ будет свободна.

– А если о той? – Кристина поняла, что ничего еще не кончилось и ее язык, похоже, по новой выкопал ее могилу тогда, когда ее только что закопали.

– А если о той, то наша богиня…

– Целесообразность. Я поняла.

Как бы теперь НЕ угадать, о какой разработке трижды талантливого доктора идет речь?

* * *

С головы Кристины сняли уже становящийся родным мешок. Хотя бы не связывали…

Она находилась в небольшом помещении, похожем на вырубленное в скале: грубо отесанные каменные стены, каменный же пол, перед ней – стол с черной коробкой телефонного аппарата, за столом сидит незнакомый человек: высокий, худой, короткие рыжевато-каштановые волосы, явно редеющие, бледная кожа, красные круги вокруг глаз, обычная темная одежда рабочих – куртка, сероватая рубашка, неожиданно – с галстуком.

Человек надел еще более неожиданное пенсне, бросил короткий взгляд на Кристину и произнес знакомым голосом товарища Меркура:

– Есть хотите?

– Нет, – покачала головой Кристина.

«Да» – громко квакнул желудок.

– Маргалиде, – обратился Меркур к кому-то за спиной Кристины, – принеси каши. Иначе наша «гостья» не сможет думать ни о чем, кроме своего голода…

– Я не голодна…

«Врет» – квакнул желудок.

Стоявшая у стены за спиной Кристины девушка, лет восемнадцати на вид, в мужской одежде, но – с длинными волосами, выкрашенными в болотно-зеленый цвет, молча кивнула и вышла за дверь.

– Почему ваши девушки красят волосы в такие цвета?

Ведь не первый раз уже видит вот таких вот разноцветных.

– Мы живем в серых домах, работаем на серых фабриках, носим серую одежду, проживаем серую жизнь, – пожал плечами Меркур, – не осуждайте их за то, что им хочется внести в эту серость хоть немного красок.

Зеленоволосая Маргалиде принесла плоскую алюминиевую миску с сероватой кашей. Не похожей ни на одну известную Кристине кашу.

– Вот этим кормят рабочих на заводах. И на ваших – тоже. Попробуйте.

Кристина осторожно зачерпнула алюминиевой же ложкой чуть теплую массу. На вкус… как попкорн со вкусом попкорна и привкусом пенопласта. Еще немного похоже на размоченный картон. Даже не хочется узнавать, из чего ЭТО.

Желудок подавал знаки, что раскаивается в своем поведении и согласен молчать, лишь бы в него не пихали эту пластиковую кашу, но Кристина съела всё.

– А теперь, – товарищ Меркур проводил взглядом снова исчезнувшую за дверью Маргалиде и посмотрел на Кристину поверх стекол пенсне, – вернемся к доктору Воркеи. Зачем он вам?

– Он для меня кое-что разрабатывал.

– И для нас.

– Что?

– А вам – что?

– А вам?

Кристина задумалась? Говорить про космический корабль? Или не стоит? Вдруг Воркеи все же сделал революционерам что-то другое? А как тогда намекнуть? Сказать «что-то связанное с металлами»? Это не намек – Воркеи с металлами работал, он в любом случае сделал что-то металлическое… Или нет?

Проклятая каша лежала комом в животе, мешая думать.

С другой стороны – почему бы и нет?

– Мне, – осторожно, как будто шла по тонкому льду, начала Кристина, – он разрабатывал сплав…

Она остановилась. Во-первых, потому что и собиралась остановиться, чтобы посмотреть на реакцию Меркура. А во-вторых – потому что реакция ее удивила.

Металлист явственно расслабился и даже, кажется, вздохнул с облегчением.

– Нам, – весело произнес он, – он никаких сплавов не делал. Он… другое создал. Немного. Так что, госпожа Эллинэ – вы свободны. Сейчас я позову людей, приведут вашего телохранителя, потом они вас проводят…

– Ваш телефон работает? – перебила его Кристина, которую пронзила пугающая мысль. Она пропала из поля зрения своих охранников. Надолго пропала. И неизвестно, что может предпринять по этому поводу Череста, который и так весь на нервах.

– Работает.

– Можно позвонить?

– Звоните.

– Вы даже не спросите кому? – подняла трубку Кристина.

– Своей охране, разумеется, – хмыкнул Меркур. Он снял пенсне, протер стекла тряпочкой и убрал в футляр, – Звоните. Звонок отсюда не отслеживается.

– Девушка, Ж-19-61… Это Эллинэ. Позовите Череста. Срочно!