Текст книги "Подземелья Дикого леса"

Автор книги: Колин Мэлой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Восстание!

Дарла закинула голову и издала душераздирающий вопль, застывший где-то на полпути между женским криком и звериным воем. Он эхом пронесся по мусорной низине, заставив вздрогнуть экраны разломанных компьютерных мониторов и телевизоров, и вонзился в барабанные перепонки Прю. Та воспользовалась моментом, чтобы отползти дальше, вверх по холму. Но едва она успела отодвинуться на несколько футов, как Дарла нагнулась и выдернула лезвие из ноги, скривившись от боли, но не сводя глаз с девочки.

– Зря ты это сделала, – сказала женщина-лиса. – Только хуже будет. – И небрежно отбросила нож в сторону.

Прю рискнула бросить быстрый взгляд через плечо; гребень мусорного холма был футах в тридцати. Из-за него виднелось странное белое сияние – это отсвечивали огни парка развлечений. Кертис не мог далеко уйти.

– КЕРТИС! – заорала Прю.

С ее криком слился, заглушая его, протяжный гудок поезда. Цирк уезжал, и вечерний воздух заполнили стоны и стук двигателя. Она попыталась крикнуть опять, но голос с хрипом сорвался.

– О да, – сказала Дарла, снова наступая. Она хромала на левую ногу; из раны струилась темная кровь. – Конечно, зови своего друга. Он в моем списке следующий. Этим ты мне порядочно облегчишь задачу. – Дождь лил уже сплошной стеной, и Прю чувствовала, как по лбу струится вода, стекает на губы и в рот, слегка приоткрытый, потому что дышалось с трудом. Мех Дарлы, вымокнув и прилипнув к коже, стал похож на деготь. Вода струилась по нефтяно-черной шкуре и стекала на землю.

– КЕРТИ-И-И-ИС! – еще раз крикнула Прю.

– КЕРТИС! – шутливо подхватила Дарла, сложив когтистые ладони рупором у рта. – Присоединяйся к нам! – Потом слегка наклонила голову и добавила: – Странно, что-то он не спешит.

– Тебе это с рук не сойдет. Они тебя достанут.

– Что за таинственные «они»?

– Филин Рекс. И разбойники.

– У меня для тебя новости. Филин Рекс упорхнул. – Она хихикнула над собственной шуткой. – Пропал без вести. А что до разбойников, их и след простыл, когда мы добрались до лагеря.

– В смысле?

– Я бы с удовольствием записала эту победу на свой счет, но нас было только трое, а разбойников сколько, сотня? Нет, они все куда-то пропали. Везде дым и огонь, а разбойников нет. Удовольствие выдернуть эти сорняки досталось кому-то другому. Ты мне льстишь, если думаешь, что мы втроем уничтожили целый лагерь. – Она рассмеялась. – Не надо было тебе рассказывать. Ну да ладно, все равно через пару секунд ты умрешь.

Под руку Прю попалось что-то холодное и острое. Опустив взгляд, она увидела торчащий из кучи мусора кусок арматуры. Девочка торопливо подцепила его пальцами и вытянула: он был длиной фута три и лег в ладонь с внушающей уверенность тяжестью. Она взмахнула им в направлении наступающей кицунэ, и та отпрянула.

– А ну, убери, – сказала Дарла.

– Отстань от меня.

– Я не могу. У меня задание.

Прю снова взмахнула. Железка просвистела в воздухе прямо перед протянутыми лапами Дарлы.

– Я тебе не дамся. Ни за что. Я тебя остановлю. – Слова срывались с губ девочки нервными толчками. Бешеный стук сердца барабанным громом отдавался в ушах.

Тварь широко улыбнулась. Прю еще раз махнула палкой. Дарла увернулась вправо и бросилась на нее.

Прю отскочила вбок, опершись локтем на склон мусорного холма. Лиса всем своим весом обрушилась на нее и свалила на землю. Кусок арматуры впился в бок через ткань куртки; по телу проскочил разряд боли. Девочка вскрикнула; кислое дыхание убийцы раздалось совсем рядом.

Она рефлекторно пнула ту ногой и с удивлением обнаружила, что попала ей прямо в низ живота. Тварь взвизгнула; на секунду ее вес приподнялся, и Прю тут же удачно откатилась по склону. Арматура по-прежнему цеплялась ей за куртку. Только оказавшись в нескольких футах от Дарлы, она поняла, что поранилась. Хлопковая ткань рубашки намокла от крови.

Девочка бросилась бежать. Лодыжка едва двигалась; Прю даже не замечала, как берегла ее, пока шла по туннелям. Боль вернулась с новой силой. Судя по звукам, Дарла за спиной поднялась и бросилась в погоню. Проход между двумя горами мусора был уже совсем близко, и Прю показалось, что она сумеет туда добраться. Вот только еще пару секунд…

Когтистые лапы схватили ее за плечи. Плотная шерстяная ткань куртки порвалась, и девочка закричала, когда когти вонзились в ключицы. Дарла всем весом повисла у нее на спине. Прю споткнулась. Обе упали и, прокатившись последние ярды до прохода, остановились на пятачке густой травы. Дарла сумела оседлать Прю, сдавив ей грудь и пришпилив к твердой земле.

Кицунэ тяжело дышала, грудь вздымалась быстро и неровно. Длинные руки, поросшие черным мехом, висели по швам, а коленями она больно упиралась Прю в плечо. Дарла зло сплюнула на землю и резко ударила Прю по лицу когтями.

На щеке девочки тут же расцвели три ярко-красные полосы. Из глаз заструились слезы.

– Пожалуйста! – крикнула она.

– Поздно. – Лиса занесла ладонь, чтобы ударить снова.

«Пожалуйста».

И трава ответила. Тоненькие желтые язычки взвились и опутали руку Дарлы. В следующее мгновение тело лисы уже так густо оплели завитки травы, что она стала похожа на какой-то странный макет человеческой нервной системы. Дарла вскрикнула; трава начала подбираться к ее шее. Прю, изумленная развитием событий, кое-как выскользнула из-под придавившей ее тяжести и поползла к цели, которая оказалась всего в нескольких футах. Следы от когтей на плечах горели; рана на боку залила кровью одежду.

Ее внимание привлек треск рвущейся травы, и, обернувшись, она увидела, что Дарла почти освободилась от захвата. Это требовало огромных усилий; на лице убийцы застыло очень напряженное выражение. Прю посмотрела на землю у нее под ногами и подумала:

«Давай».

По команде трава ожила, обвилась вокруг лодыжек Дарлы и скользнула между пальцами. Кицунэ споткнулась, извергнув поток неразборчивых ругательств.

Тут вся свалка ожила и заполнилась голосами растений. Каждая соломенно-желтая травинка заговорила с Прю, звуки слились в единую какофонию. И все эти голоса ждали ее приказа. Ветка чертополоха цеплялась за бедра лисы; короткая травка обвивалась вокруг лодыжек. Заваленный кабинами грузовиков клен стряхнул с себя металлические остовы и принялся хлестать преследовательницу Прю ветвями. Снизу донесся ревущий вой, и земля начала разверзаться. Корни растений, давно похороненные под слоем мусора, освободились и направили все силы на уничтожение полуженщины-полулисы.

Стоя на мусорной свалке, среди грязи, луж и железного хлама, девочка руководила растениями, словно дирижер – оркестром.

Корни принялись затаскивать Дарлу под землю, и она завопила от ужаса и отчаяния.

И тут Прю осознала: она собирается убить эту женщину.

От ее неожиданного сомнения голоса растений озадаченно сбились. Прю, захваченная своей новообретенной силой, забылась. До нее только сейчас дошло, что растения под ее руководством собираются заживо похоронить Дарлу. И хотя это казалось единственно верным выходом, учитывая, что ее собственная жизнь висела на волоске, она все равно заколебалась. И это секундное колебание сбило ее. Девочка внезапно поняла, что больше не может различать гудящие голоса, и начала терять контроль над ними. Яростно рванувшись, Дарла освободилась от оков и снова двинулась к жертве.

Не успела Прю стряхнуть с себя оцепенение, как пальцы кицунэ уже сдавливали ей горло.

– Глупая девчонка. – Тварь обнажила длинные желтые клыки, запятнанные кровью. – Больше никакого колдовства.

– Пожалуйста! – пискнула Прю, опять пытаясь дозваться до растений, но в голове шумело и копошилось целое змеиное гнездо голосов, которые перекрикивали друг друга. Трава втянулась обратно под землю. Дерево глухо колыхалось на ветру. Она почувствовала, что теряет сознание.

На глаза опустилась темная вуаль. Мир исчезал. Боль утихла; все тело замерло и онемело. Шум в голове успокоился и превратился в тихий гул помех; Прю закрыла глаза.

И тут вдруг раздалось:

– ТУМ:

– ТУМ!

Эти два звука Прю никогда не забудет; они останутся вытравлены у нее в мозгу до самого последнего вздоха – который в тот день ей сделать было не суждено, как, впрочем, и в ближайшем будущем. Все же она запомнит эти звуки – и хоть ей никогда не приходилось видеть ничего подобного, но казалось, что именно с таким звуком втыкается в тяжелую, холодную тушу крюк мясника. Пальцы исчезли с горла девочки, и она бесформенной кучей рухнула на землю.

Открыв глаза, Прю увидела, что Дарла по-прежнему стоит над ней в угрожающей позе. Глаза ее – полуженщины-полулисы – закатились, и белки сверкали в темноте. Она удивленно и горестно ахнула. А потом оторвалась от земли.

За ней стоял очень большой – и очень сердитый – медведь, держа ее в воздухе в клещах золотых крюков, заменяющих ему лапы. Он откинул голову и издал громкий, выразительный рев. Дарла, корчась в цепкой хватке, пронзительно завопила. Проткнутое крюками тело задергалось в жестоких судорогах превращения. По лапам медведя струилась кровь и капала ему на морду; наконец, когда кицунэ содрогнулась в предсмертной агонии, медведь напряг огромные мышцы и отшвырнул ее прочь через мусорные горы. Тело с глухим стуком приземлилось на кучу тостеров.

* * *

– Мой цех! – воскликнул Антэнк страдальчески. – Он горит!

Оранжевые отблески пламени играли на его лице, придавая козлиной бородке мефистофелевский вид.

Казалось, он больше обеспокоен пожаром в цеху, чем стаей бешеных детей, которые освободились от цепей рабства и теперь неслись в его сторону. Роджер бдительно приглядывал за Каролем, которого по-прежнему окружали защитники-сироты. Дездемона льнула к мистеру Уигману. Тот, не теряя времени, привлек внимание грузчиков.

– Держать строй! – скомандовал он, и здоровяки подняли импровизированное оружие. Он даже как-то вел семинары по подавлению рабочих восстаний и теперь, можно сказать, чувствовал себя в своей среде. Тот факт, что восставшими были дети, его, казалось, совершенно не волновал.

– Вы хотите, чтобы мы… э-э-э… с ними дрались? – спросил один из грузчиков.

– Нет, по головке гладили, – ответил Уигман сердито. – Конечно дрались!

Дети сбились в кучку; Элси и Рэйчел схватили друг друга за плечи. И тут Марта с победным кличем дала первый залп войны: она подошла к одному из грузчиков, который отвлекся на приближающуюся толпу, и со всей силы пнула его в голень. Здоровяк опустил на нее тупой взгляд.

– Ты чего это? – спросил он. Тогда она пнула снова, уже в другую голень.

К этому моменту мятежные воспитанники интерната Антэнка добрались до стоящих на дороге и набросились на толпу с первобытным восторгом, сверкая зубами и размахивая руками. Грузчики пытались отразить нападение, не причиняя увечий; казалось, даже эти гиганты, по природе своей свирепые, понимали, насколько вся ситуация сомнительна с моральной точки зрения. Уигман же, со своей стороны, даже бровью не повел: когда на него набросился какой-то мальчишка, он схватил его за горло и опрокинул на землю. А потом, словно чтобы нагляднее выразить свое презрение, наступил несчастному пареньку на спину.

– Вот так, – заявил он, – нужно подавлять восстания.

И тут на него набросилась целая орава детей.

Марта, отважно надвинув неизменные очки, обхватила одного из грузчиков поперек живота, а Карл Ренквист нагнулся, чтобы подцепить его за ноги. Вскоре тот с воплем рухнул на землю. Они отобрали у него разводной ключ, и Марта принялась пинать по ногам ближайших здоровяков. К подобному проявлению насилия она, кажется, отнеслась со всем энтузиазмом.

Во всеобщем хаосе Элси вдруг почувствовала у себя на локте ладонь Кароля. Он наклонился к ней и прошептал:

– Уведи меня от этого человека!

Было ясно, что он имеет в виду Роджера, который как раз приближался к ним с сосредоточенным и жадным видом.

– Сваливаем! – заорала она Рэйчел, и обе девочки, подхватив старика под руки, торопливо повели его к узкому проходу между двумя нефтехранилищами.

– Что там происходит? – спросил Кароль, когда они медленно отдалились от толпы сражающихся.

– Сироты сбежали из интерната и подожгли цех! Все здание в огне! – воскликнула Элси, ошеломленная случившимся.

– Молодцы, – улыбнулся старик. Сзади раздался крик:

– Остановите их!

Кричал Роджер. Он взобрался подальше от столпотворения на железную опору и указал в сторону сбежавших костлявым пальцем. Несколько грузчиков, услышав приказ, тяжело двинулись к ним.

Дети, хоть и проявили невиданную храбрость, оказались грузчикам не противники. С самого начала этот замысел был обречен на провал. Подстегиваемые Уигманом, гиганты набросились на юных мятежников с новой энергией, и те коллективно решили спасаться бегством. Их оттеснили на дорогу, по которой, поддерживая слепого старика, медленно шли Элси и Рэйчел. Волна сирот из интерната и из леса нахлынула так стремительно, что все трое с трудом удержались на ногах.

За спинами их продолжал дико лаять Роджер:

– Плевать на детей! Хватайте старика! Мастера хватайте!

Поток ребят схлынул; лишь немногие отставшие, хромая и ругая свои синяки, еще обгоняли их по дороге в глубины Промышленного пустыря. Девочки старались поторопить Кароля, но он был стар и слеп и шагал медленно и нетвердо. На лице его застыло горестное выражение; топот ног грузчиков все приближался.

Майкл с синяком под глазом и в разорванном комбинезоне остановился рядом.

– Скорей! – крикнул он девочкам.

– Мы не можем! – крикнула в ответ Элси. По лицу ее струились слезы отчаяния.

– Кароль, вы не можете идти быстрее? – взмолилась Рэйчел испуганным, торопливым голосом.

Тот скорбно покачал головой. Он слегка споткнулся, и девочки с трудом удержали его на ногах.

Шум шагов становился все громче.

От бегущей впереди толпы сирот отделилась одна фигура. Это была Марта, по-прежнему в очках; она отобрала у Элси руку старика и принялась тянуть вперед, а потом заорала сестрам:

– Бегите! Я останусь с Каролем. Нельзя, чтобы они и вас поймали.

Девочки ошеломленно уставились на нее. Мысль о том, чтобы бросить его, даже не пришла им в голову. К тому же тогда ведь Марту и саму поймают. Но она угадала их опасения:

– Лучше меня, чем вас! У вас же лесная кровь или как ее там. Вам надо бежать!

– Нет, Марта, – возразила Элси.

– Девочки, – вмешался Кароль. – Она права. Нельзя, чтобы вы попали им в руки. Ваш дар слишком важен.

Рэйчел, осознав, что они имеют в виду, схватила сестру за руку.

– Ну же, Элс, – сказала она. – Они правы. Нам нельзя им попадаться. Надо бежать. – Она впервые вслух признала, что они с сестрой делили нечто необычайное.

Марта улыбнулась сквозь испуг, который был написан у нее на лице.

– Все будет нормально, – пообещала она. – Я останусь с Каролем. Я за ним присмотрю.

И тогда сестры Мельберг оторвались от них и припустили во всю прыть, на какую были способны их ноги, вслед за остальными проворно убегающими детьми. Отбежав довольно далеко, Элси рискнула бросить взгляд через плечо. Толпа грузчиков накинулась на старика и его маленькую спутницу. Кто-то схватил Марту, а еще двое грубо скрутили Кароля и заломили ему руки за спину. К этому моменту подоспели остальные. Но она больше не могла смотреть. Зрелище было слишком кошмарное. Девочка повернулась вперед, к дороге – длинная петляющая тропа вела все дальше и дальше в неизведанные глубины Промышленного пустыря. Никогда в жизни она не бегала быстрее.

* * *

Первое, что Прю почувствовала, очнувшись, – она лежала на чем-то вроде овчины. Далекие огни города отражались в плотном слое темных облаков; дождь лил еще сильнее, но она оказалась защищена от непогоды чем-то огромным, что держало ее в объятиях. Сверху вниз на девочку смотрела медвежья морда с усталыми, ласковыми глазами. Спину холодили золотые протезы.

– Эсбен? – выдавила она.

Медведь не ответил. Правый бок Прю, прямо над бедром, жгло сильной, острой болью. Плечи ныли так, будто по ним прошелся отбойный молоток. Издалека раздался тихий гудок, и медведь поднял голову. Из ноздрей его вырвался пар. Следом за гудком до них донеслись звуки поезда, тяжело трогающегося с места.

– Цирк, – прошептала Прю. – Они уезжают.

Медведь только кивнул; потом поудобней устроил ее в лапах и, пройдя несколько ярдов до небольшого шалаша из гофрированного железа, бережно опустил на побитое жизнью одеяло, а потом начал складывать костер из найденных в мусоре кусков дерева.

– Почему вы не поехали с ними? – спросила она.

Медведь прервал свое занятие, словно чтобы показать, что услышал вопрос, а затем снова занялся (немного неуклюже из-за протезов) очагом.

Попытавшись двинуться, Прю застонала; боль была невыносимая. Она осторожно положила руку на бедро; оказалось, одежда насквозь промокла от крови. Волнами и урывками к ней вернулись воспоминания о том, что происходило до того, как она потеряла сознание – внезапная и ошеломительная власть над растениями, гул их голосов, вопль твари, застывшей между животным и человеческим воплощением.

– Дарла… – пробормотала Прю торопливо, как только вспомнила. – Что с ней? Она умерла?

Медведь лишь кивнул.

– Значит, вы меня понимаете. Но говорить не умеете?

Зверь посмотрел на нее пристальным взглядом. Потом положил щепки, которые держал в крюках, на землю, и глубоко вздохнул. Когда он наконец заговорил, Прю подумалось, что его глубокий, гулкий голос звучит так, будто доносится из выхлопной трубы машины, на которой никто не ездил лет пятнадцать.

– Нет, – сказал он, кашлянул и продолжил: – Я умею говорить. Но, если честно, не ожидал, что придется. Пока не появились вы.

– Но почему? – удивилась Прю.

– Потому что иногда тебе хочется просто побыть тем, что ты есть. Я хотел быть медведем. Не южнолесцем. Не Вышним. Медведем. Тебе это кажется чудным?

– Нет, – поспешно заверила девочка. – Извините.

Медведь снова вернулся к костру, и она умолкла. Дрова он уже выложил и теперь копошился с коробком спичек.

– Давайте я помогу, – предложила Прю.

Медведь, тихонько поблагодарив, кинул ей коробок, и она поднесла огонек спички к смятой бумаге под дровами. Вскоре под скромным навесом замерцал, разливая тепло, огонь костра. Пламя отбрасывало тени на широкое лицо медведя. Прю попыталась сесть, но ужасная боль в боку не позволила.

– Не шевелись, – посоветовал Эсбен. – Тебе здорово досталось. Какое ужасное создание ты умудрилась разозлить. Зря. – Вспомнив о чем-то, он принялся рыться в вещевом мешке, который держал за плечом. – Давай-ка я погляжу твои раны. Лучше поторопиться.

Наконец медведь вынул из мешка поношенную футболку.

– Но почему? – никак не могла понять Прю. – Почему вы вернулись?

Ответ он извлек из мешка: перед расплывающимся взглядом Прю показывал большие пальцы улыбающийся Зик.

– Кроты однажды спасли мою жизнь. Возможно, мне суждено вернуть долг и сделать то же самое для кого-то еще.

Он убрал значок обратно, обернул футболку вокруг правого крюка и, подойдя к Прю, принялся промокать тканью темную рану у нее на боку.

– На своем веку я совершил не одно дурное дело, полукровка, – добавил он. – Видно, встреча с тобой – мой первый шаг к тому, чтобы их исправить. Нет смысла убегать от него.

Боль усилилась стократ; Прю, скривившись, отвернулась к выходу из укрытия. Косо хлестал дождь; облачная завеса мерцала, освещенная огнями города. Издали долетел прощальный гудок поезда, который удалялся по широкой железной дороге, бегущей вдоль реки прочь из города. Цирк уезжал, а ведущий не подозревал даже, что одна из клеток на средней платформе, та, где раньше обитала звезда его представления, пустует. Вместо этого звезда сидела здесь, на мусорной свалке, и обрабатывала раны изможденной девочке под железным навесом, где среди глубокой тьмы тихо горел костер.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Смена времен года

Слушай.

Снег перестал; начался дождь.

Слушай.

По шахматной доске улиц мира, который когда-то был ему родным, идет мальчик. Издалека доносится трель поезда. Ночная тьма скрывает мальчика. Он чужой в этом городе. На нем по-прежнему та же одежда, что и в самом начале пути. На плече его неизменно сидит крыс, вытянув мордочку вперед – часовой на носу корабля, пробивающегося сквозь шторм. У мальчика лишь одна цель: найти свою новую семью, которой он дал клятву, священный обет. Он молча ругает себя за то, что так долго откладывал это. Клянется, что все исправит.

Далеко на горизонте стеной встает лес, нависает над рекой и спящим городом. Туда-то он и держит обратный путь.

Слушай.

Перед горящим зданием стоит на коленях человек в грязном, запачканном пеплом жилете; крупные слезы чертят дорожки на его покрытом сажей лице. Дым от горящего здания взвивается в воздух; вдалеке воют сирены, но он знает, что уже поздно, огонь слишком разгорелся и спасти здание и его возлюбленные станки невозможно. Ему остается лишь стоять на коленях на мокрой дороге и смотреть, как все это горит. Его оставили спутники: женщина в платье, мужчина в хорошо подогнанном костюме и другой, в пенсне. Оставили смотреть, как горит здание; они уходят вместе со слепым стариком и юной сиротой из Кореи, которая отказывается от него отходить. Они получили свою добычу; этот человек с козлиной бородкой им больше не нужен. Он яростно ругается себе под нос; глубоко в сердце его зреет жажда возмездия.

Слушай.

Еще глубже в дебрях резервуаров и дымовых труб начинается широкая полоса одиноких, заброшенных зданий. Стекла в них выбиты, крыши провалены. Место это тихое; там никто не живет. Даже тем, кто работает на Промышленном пустыре, нет нужды забредать в этот забытый край; дороги здесь все в рытвинах, тротуары сплошь побитые и растрескавшиеся. Но вот здесь появилась толпа детей, которые ищут крова. Они долго сюда бежали, хотя преследователи уже давно отстали от них. Они ступают медленно и тяжело. Они потеряли двоих – кореянку и слепого старика – и на душах у них камнем висит печаль. Впереди идут две девочки, постарше и помладше, одна – с прямыми волосами, другая – с кудрявыми. Они держатся за руки. Младшая, кудрявая, несет куклу, которую кто-то из других детей спас из горящего здания. Воссоединение было счастливым – она только-только перестала жать на кнопку, заставляя куклу говорить, – но теперь малышка впала в глубокую задумчивость, размышляя, что же ждет впереди. Она смотрит на сестру; ее решительный вид успокаивает ее. Девочки узнали о себе одну удивительную тайну, которая однажды, возможно, поможет им воссоединиться с потерянным братом. Но сначала, решили они, нужно спасти друзей. Толпа детей замечает посреди широкой площади здание, у которого не обвалилась крыша. Увидев его, дети подходят, будто оно их притягивает. Быть может, ему суждено стать для них новым домом.

Слушай.

Вдалеке, в импровизированной палатке из куска железа, медведь разжигает небольшой костер, чтобы согреть маленькую девочку. Она лежит тихо, но не спит; она смотрит в огонь. Дождь стучит по железной крыше, заливает кучи мусора за порогом их убежища. Девочка думает обо всем, что нужно сделать, и о том, какими страшными кажутся препятствия. Она вспоминает родителей и брата. Вспоминает, как с ней говорили растения и как она отвечала им. Но мысли ее то и дело возвращаются к бронзово-железному телу механического мальчика, который лежит под крышей своего мавзолея – далеко отсюда, в совсем ином краю. Им многое предстоит – девочке и медведю. Но она уверена: то, что они собираются предпринять, – правильно. Ведь так велело Древо.

Слушай.

Над городским пейзажем, над горящим зданием, над забытой свалкой и над заброшенной площадью нависает огромный, зеленый, достающий до самого неба лес, укутанный широкими коврами мхов и папоротников. Внутри него – целый мир.

На юге этого густого леса спит город. Окна в усадьбе занавешены на ночь, и на всех жителей – и людей, и зверей – опускается тишина. Их ежедневная борьба, лишения, которыми полнится жизнь в хаосе безвластия, что оставила после себя революция, – все это может подождать до завтра.

А за острым хребтом горной цепи, за лоскутным одеялом аккуратных полей, запустив узловатые корни в глинистую землю, растет огромное дерево. У его основания сидит маленький мальчик и в медитации общается с молчаливым духом природы. Все это: мальчика с крысом, идущих Снаружи, мужчину в слезах перед горящим зданием, юную пленницу и ее слепого друга, одиноких детей в поисках нового дома, медведя под железным навесом, тихую, задумчивую девочку, которая размышляет о лежащем впереди пути, – все это он видит, все это открывает ему Древо.

Снег перестал; начался дождь.

Зима уходит.

Скоро наступит весна.

КОНЕЦ