Текст книги "Подземелья Дикого леса"

Автор книги: Колин Мэлой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Выходцы из внешнего пояса
Незваные гости Антэнка

Тот, кому довелось бы стать свидетелем этого события, мог бы не поверить собственным глазам. Спокойная опушка леса, полустаявший снег, сумеречный свет надвигающегося вечера. И вот вдруг из-за деревьев выглянула девочка лет тринадцати, в рабочем комбинезоне, с длинными черными волосами и сосредоточенным выражением лица. Одна рука у нее была заведена назад, будто она тянула что-то из леса за собою. Через мгновение стало ясно, что она держит за руку еще одного ребенка – маленького мальчика, который изумленно смотрит на тусклый солнечный свет, показавшийся из-за завесы деревьев, – будто зверек, вылезший из норы.

Скоро за ними появились другие; из леса потянулась целая вереница детей. Посреди цепи ковылял старик, которому приходилось полагаться только на ведущие его руки. Все это длилось очень долго, но вот наконец на свет вышла последняя девочка. Во второй руке у нее был лишь поводок, на котором она вела маленького черного мопса. Девочку звали Элси, и ей казалось, будто прошла целая вечность с тех пор, как она впервые шагнула в лес.

Все стояли молча, глядя на раскинувшийся перед взором пейзаж: переплетение толстых и тоненьких магистралей, высоченные дымовые трубы, лязгающий гул Промышленного пустыря. В некотором отдалении, у реки, виднелись остроконечные пилоны железнодорожного моста. «Вон там, на другом берегу, – думали дети, – свобода». Но сначала нужно было пересечь Пустырь. С удвоенной энергией они двинулись в том направлении.

Ребята перешли полосу, отделявшую испещренный химическими баками Пустырь от поросших дремучим лесом холмов. Этой полосы, заросшей грязной травой, хватило, чтобы всем выстроиться в линию. Шли молча; Кароль всю дорогу сиял широкой улыбкой. Мост с каждым шагом казался ближе.

Как только они шагнули на Промышленный пустырь – некоторые дети по-прежнему держались за руки, – как из-за короткой неработающей дымовой трубы, преградив дорогу к железнодорожному мосту, появился человек с козлиной бородкой и в жилете с ромбиками. Он решительно встал прямо у них на пути.

– Здравствуйте-здравствуйте, – сказал Антэнк. – Добро пожаловать обратно.

Дети, все как один, изумленно ахнули.

Угадав причину их удивления, тот постучал пальцем по мочке уха, и ребята потянулись руками к ярлычкам на собственных ушах.

– Стоило вам выйти из леса, и я уже знал. Вы же все помечены. GPS-локаторы – элементарная штука.

– С дороги, урод, – приказала Рэйчел, глядя ему прямо в глаза. Дети за ее спиной одобрительно забормотали. Их тридцать восемь. Вне стен и законов цеха их не остановить. Здесь у него нет власти над ними.

– Я ожидал чуть большей благодарности, – заметил Джоффри. – По крайней мере, одно из моих снадобий, судя по всему, подействовало. Не знаю, как вам это удалось, но надеюсь вскоре узнать. И кстати, знайте: я человек слова. Богатство, свобода. Все это ваше. Только скажите, кто из вас смог всех вывести.

– Нет, – отрезала девочка, стоящая недалеко от Рэйчел. Это была Марта Сонг – он узнал ее по неизменным защитным очкам. – Мы вашими рабами больше не будем.

Антэнк сложил губы в улыбку. Его фигуру обрамляло стоящее вдали здание интерната; в окнах виднелись лица – лица детей, – которые неотрывно наблюдали за происходящим.

– Ну, хватит, – сказал он. – Куда вы пойдете?

Дети не ответили; позади колыхались от ветра исполинские деревья.

– Вот именно, – кивнул Антэнк. – Некуда вам идти. А теперь давайте-ка забудем все наши мелкие обиды и вернемся домой. А там я осмотрю вас по очереди и разберусь, что за эффект…

– Мы сказали, что не пойдем, – сказала Марта Сонг. – Так что вы можете либо стоять тут и ждать, когда по вам пройдется толпа злых сирот, либо свалить с дороги.

Со стороны здания появилось еще двое мужчин. Они выглядели так, будто одновременно перенеслись сюда из разных эпох. Один – спортивного сложения, широкоплечий, в костюме по фигуре – казался воплощением современности; другой, тощий, словно вывалился из какого-то дальнего угла девятнадцатого века. Приближаясь, он поправлял на носу крохотные очки.

– Джоффри, что здесь происходит? – спросил крупный.

– Мои сироты, мистер Уигман, – ответил тот, не сводя глаз с детей. – Выбрались. Каким-то образом. – И он повторил тише: – Выбрались.

Уигман оглядел их внимательным взглядом, оценивая обстановку. Пока длилась пауза, Элси успело прийти в голову, как нелепо они, должно быть, смотрятся: кучка детей вокруг старика с деревянными глазами, все в одинаковых грязных комбинезонах и с желтыми ярлыками в ушах. Ей показалось, что на лице мужчины промелькнуло что-то вроде сочувствия, словно он осознал всю неправильность происходящего.

– Это бессмысленно, Джоффри, – сказал он наконец. Ветер трепал его галстук; идеально уложенные волосы слегка взлохматились. – Отпустите вы их.

Тут Уигман посмотрел на второго новоприбывшего, словно ища поддержки своим словам; но тот, вытянув шею и поправляя очки, пристально разглядывал только одного конкретного человека в толпе.

– Кароль Грод! – воскликнул он вдруг.

Слепой старик вскинулся, прислушиваясь. Лицо его потемнело.

Антэнк с Уигманом синхронно повернулись и уставились на Роджера.

– Это… он? – выдавил Джоффри.

Элси подняла голову и заметила, как помрачнел Кароль.

– Кто это? – спросила она, имея в виду странно одетого незнакомца.

– Роджер Суиндон, не сойти мне с этого места, – сказал старик вызывающе. – Дети, познакомьтесь с человеком, которому приказали лишить меня глаз.

Роджера, казалось, обвинение оставило равнодушным.

– Это в прошлом, Кароль. Незачем переживать из-за старой обиды.

– Я не переживаю, Роджер, – ответил тот. – Я с ней живу. Каждый день.

Роджер неловко улыбнулся Антэнку и Уигману, которые стояли, потеряв дар речи, а потом повернулся к детям.

– Отдайте-ка его нам, ребятишки, – сказал он с обаянием поистине увлеченного своей работой живодера.

Тут Антэнк сумел стряхнуть с себя оцепенение.

– Это Кароль Грод, механик, который изготовил колесо… – спросил он, хотя прозвучало это больше как утверждение, которое Роджер должен был бы вот-вот опровергнуть. Джоффри никак не мог поверить в настолько счастливую случайность.

После всего услышанного Уигман посмотрел на толпу детей в совсем ином свете.

– И правда, дети, – начал он, моментально выбрав план действий. – Отдайте нам старика. – Помедлил, взвешивая свою следующую фразу, но потом, видимо, решил, что на Промышленном пустыре угрожать детям – это приемлемая линия поведения. – И никто не пострадает.

– Это вы тут пострадаете, – сказала Марта.

Ребята хором ее поддержали.

Рэйчел встала рядом с Мартой и вызывающе посмотрела на противников.

– Тридцать восемь против троих, – сказала она. – Я вот как думаю: мы все равно перейдем через мост. Вряд ли вы захотите стоять у нас на пути.

Антэнк нервно сглотнул. Роджер помялся в своих остроносых черных туфлях, не сводя глаз со слепого старика. А вот Уигман был невозмутим. Он достал из кармана нечто вроде мобильного телефона, открыл его пальцем и нажал на кнопку. Внезапно среди хранилищ и дымовых труб раздался грохочущий, настойчивый звон колокола. Дети спешно закрыли уши руками – шум был почти оглушительный.

В стенах, среди запутанных переплетений проводов и труб, открылись до того незаметные двери, и из каждой полились толпами здоровяки в малиновых шапочках, серых рубашках и комбинезонах, которые едва не лопались на мускулистых плечах. В руках они несли молотки, гаечные ключи и куски труб. У всех до одного были небритые, круто выступающие вперед подбородки, настолько одинаковые, словно их создали в одной пробирке. Великаны построились, и дети оказались окружены со всех сторон.

Уигман, перекрывая гулкий звон колокола, который продолжал звучать, хотя причины уже не было, крикнул:

– Вы в краю титанов, детишки. Никто не угрожает главе титанов промышленности на его собственной территории.

* * *

Дождь зарядил сильнее; на западе догорал дневной свет. Прю с Кертисом уныло карабкались вверх по мусорному холму – прочь от цирка и шума сборов. Ледяной дождь насквозь промочил им волосы; одежда прилипала к коже, по спинам бегали мурашки. Септимус стоял у Кертиса на плече, мокрый насквозь и похожий на полотенце, брошенное на полу в ванной. Прю, казалось, никогда еще не чувствовала такой безнадежности. Сердце как будто оборвалось и упряталось куда-то в глубь ребер, словно испуганная кошка от рассерженного хозяина. С каждым шагом эта тяжесть все сильней мешала поднимать ноги, пробираясь между сломанных телевизоров и негодных матрасов.

– Похоже, придется возвращаться к кротам, – сказала она. – Без Эсбена. Они покажут, как добраться до юга, а там можно попробовать найти второго создателя. А? – Ей пришлось приложить такое усилие, чтобы заставить себя заговорить о том, что делать дальше, будто она вытягивала из глубокого колодца полное ведро воды.

Может быть, подумалось ей, несмотря на эту очевидную неудачу, она все же на верном пути? Возможно, Древо предвидело эту загвоздку – отказ Эсбена, его непреклонность – и события все равно продолжат разворачиваться в их пользу. «Фатум», – как-то сказала мама о подобных ситуациях. Это вроде как означало магическую симметрию в мире. Вот только Прю не знала, как долго такое может длиться, прежде чем что-нибудь в конце концов пойдет не так. Нет, лучше все же держаться и продолжать путь. Вернуться на юг. Поднять народ. Возможность все исправить обязательно подвернется.

Кертис молчал. Прю решила, что он ее не услышал.

– Наверное, – продолжила она, – придется рискнуть, вдруг хватит одного создателя? Может, у нас и так получится; может, мы сможем заменить ему глаза. Что думаешь?

– Я не пойду.

– Что? – Прю застыла на месте.

– Я сказал, я не пойду. – Кертис прошел мимо, осторожно ступая по заваленной мусором земле. – Извини. Я поклялся. Мне надо обратно в лагерь.

– Кертис, ты что такое говоришь? А как же Древо?

Мальчик остановился и, крутанувшись на месте, посмотрел на нее.

– Древо! Древо! Только и говоришь, что про свое Древо! – Голос у него дрожал от эмоций. – Я не слышу растения, Прю. Может, у тебя просто странные галлюцинации. Найти создателей? Реанимировать наследника? Что все это вообще значит? Как это кому-то поможет?

Прю почувствовала, как на глаза навернулись слезы.

– Поможет, – выдавила она. – Обязательно. Я знаю.

Септимус все это время молчал, глядя на них со своего места на эполете мундира Кертиса.

– Я тебе говорил, – продолжил мальчик, – я дал клятву. Чем дольше я не возвращаюсь в лагерь, тем сильнее ее нарушаю.

– Вот как, значит. Ты меня бросаешь.

– Ну, не называй это так. Я уже долго иду с тобой. И все это время хотел только сделать дело, чтобы со спокойной душой вернуться и выяснить, что случилось с Бренданом и остальными. Это моя обязанность, понимаешь. – Он помолчал, будто взвешивая свою следующую фразу. – Прю, может, тебе пойти домой? Возвращайся к родителям. Мне кажется, вся эта затея с Алексеем нам не по плечу.

– Мне? – спросила Прю ошеломленно. – Мне пойти домой? А ты какой пример мне подаешь, Кертис? Как же твои родители?

– Ну, да. Но…

– Никаких «но», – перебила она. – Я знаю, что должна делать. Тот мальчик, вернее, Древо, мне ясно сказало. Все остальное сейчас неважно. Знаешь что? Все это время я вообще не думала о родителях. Почему-то мне кажется, что мое сердце больше не Снаружи. Оно там. В лесу. – Она сердито указала на горизонт к западу. – Я теперь сама оттуда, Кертис. Из леса. Северный, южный – неважно… Все, что я делаю, я делаю для Древа. Оно меня призвало. Это уже не изменить. У тебя есть клятва – у меня есть зов. Моя жизнь Снаружи закончилась.

Кертис уставился на нее, не зная как реагировать.

– Ладно, – сказал он наконец.

– Ладно, – повторила Прю, пытаясь успокоить растущую в груди бурю. – Ты делай, что должен. Ищи разбойников. Прости меня за все, что я навлекла на тебя и твоих собратьев. Мне надо закончить дело.

Она повернулась вперед и продолжила идти по мусорному холму; хижина, в которой начиналась лестница вниз, была уже близко.

Кертис все стоял на месте.

– Слушай! – позвал он, и голос его на этот раз звучал куда мягче. – Давай встретимся на юге. Как тебе идея? Дай мне только узнать, что случилось с лагерем: если понадобится отстраивать его заново, задержусь еще немного. Я сообщу, когда смогу встретиться. Кроты тебе обязательно помогут.

– Ничего, – крикнула Прю через плечо. – Когда Мака искала, я же как-то справилась сама, и ты мне был не нужен.

И она скрылась за горой старых радиоприемников; Кертис, уязвленный ее последними словами, проводил девочку взглядом, а потом в сердцах пнул подвернувшуюся под ноги кучку ржавых пружин.

– Мне сейчас можно говорить? – спросил Септимус.

– Конечно можно, – ответил Кертис сердито.

– Ты полегче с ней, – сказал крыс. – Она совсем не такая сильная, как ты себе воображаешь.

– Может, и так. Но она скорее умрет, чем это покажет.

– За людьми вообще такой грешок водится. Я давно заметил. – Крыс пригладил усы и стряхнул воду с когтей. – Давай-ка двигать. До леса путь неблизкий.

Засунув руки глубоко в карманы штанов, Кертис развернулся и пошел обратно к ярко освещенному парку, решив двигаться по земле: впервые за многие месяцы оказаться Снаружи, пройти по железнодорожному мосту – как тогда, целую вечность назад. Они с Септимусом отыщут своих пропавших братьев и сестер. Решимость в его сердце все крепла.

* * *

По другую сторону мусорного хребта Прю, спотыкаясь в темноте, добралась до небольшого пятачка чистой земли, где стояла ветхая лачуга с лестницей. В какой-то момент она поняла, что успокоительно бормочет себе под нос.

– Я справлюсь, – сказала она, а потом, словно подтверждая, добавила: – Ты справишься. – А потом: – Кертис справится. – И еще: – Конечно справится. Он уже большой мальчик. – Вдруг ей пришло в голову, что она озвучивает разговор с каким-то невидимым защитником; словно сама играет роль собственного родителя.

Неужели она все это сказала серьезно? И правда отказалась от матери с отцом? Странно, но эта мысль почти совсем не отозвалась сожалением у нее в груди. Огромная важность задания и молчаливое приказание Древа, казалось, затмили собой все остальные заботы. Ей словно дали какой-то настолько мощный толчок, что все мировоззрение и ценности сместились. Или, возможно, это все она сама. Может, это и значит – стать взрослой.

Всю дорогу к хижине, за которой пряталась лестница в подземный мир, она была полностью захвачена этим внезапным откровением. Однако, подойдя уже совсем близко, Прю заметила, что с тех пор, как они с Кертисом вышли отсюда несколько часов назад, кое-что изменилось.

Дверь была открыта.

Причем настолько открыта, что стучала о собственные петли на холодном ветру. Прю обратилась мыслями к прошлому: они точно закрыли ее крепко-накрепко, уходя искать Эсбена, потому что боялись, что кто-нибудь найдет ход в подземелья. Даже продели в щеколду какой-то штырь, чтобы увериться, что она не распахнется.

И тут девочка услышала бормотание. Оно звучало, будто странный сдавленный крик – будто кто-то с сильным акцентом говорил по межконтинентальной телефонной связи. Казалось, звук исходил прямо у нее из-под ног. Опустив взгляд, Прю увидела, что из-под клубка ржавой проволоки выглядывает серый пучок травы. Звук усилился, стал более четким и интенсивным.

Прю опустилась на корточки, убедившись, что не наступает на траву.

«Что случилось?» – подумала она.

БББ.

Нахмурив брови, девочка сосредоточилась; пучок травы вроде бы хотел что-то донести до нее – что-то ужасно важное. Желание растения выразить свою мысль постепенно вырисовывалось в разуме Прю все яснее, будто очертания корабля, выплывающего из густой завесы тумана.

ББББББ!

«Что случилось? – повторила она. – Что ты хочешь сказать?»

Еще громче.

БББББ.

Стало ясно, что травка изо всех сил пытается закричать.

И тут ей удалось:

БЕГИ!

Прю едва не упала, настолько неожиданным оказалось понимание. У нее в мозгу сформировалось четкое, отдельное слово, и смысл его был так же ясен, как если бы ей проорали его в мегафон. Впервые в жизни шум в голове превратился в связную мысль. Трава вроде бы вздохнула от облегчения, когда девочка наконец поняла, что она пыталась сказать. Все оказалось так просто: значит, это не растениям не хватало силы донести свою мысль; это сама Прю еще не научилась их понимать.

«Надо убираться отсюда», – сказала она себе.

Отойдя от травы, которая снова впала в безмолвие и лишь тихонько подвывала, девочка огляделась вокруг в поисках укрытия и заметила туннель, который образовывали два помятых крыла от автомобиля. Она бросилась в его сторону, но тут дорогу ей преградил темный силуэт.

– Куда спешим? – спросил он.

Прю замерла.

Черная как смоль фигура слегка расплывалась в глазах; повсюду уже расползлась вечерняя темнота. Единственный неверный свет лился лишь из-за холма, от готовящегося уехать цирка. Прю в ужасе смотрела, как фигура перед ней содрогнулась.

– Кто это? – спросила она, хотя и так уже знала ответ.

– Старая добрая учительница естествознания, Прю. Твоя подружка. – Темный силуэт Дарлы Теннис – не лисы и не женщины – словно колебался между двух форм, и от этих конвульсий голос у нее зловеще дрожал. – Давно не виделись, да? Знаешь, я не злопамятна, конечно, но в прошлую встречу в вашем бесценном разбойничьем лагере ты нехорошо поступила. Очень нехорошо.

Прю немного привыкла к темноте и разглядела на лице дрожащего силуэта два блестящих глаза.

– Отпусти меня, Дарла.

Та издала хриплый смешок:

– Отпустить? После того, что ты сделала с Каллистой? С моей бедной, дорогой Каллистой… – Конвульсии прекратились. Силуэт, застывший на полпути меж двух воюющих форм, начал приближаться. Сквозь облака прорезался свет низкой луны и осветил ужасную картину: у Дарлы была, без сомнения, фигура женщины – шла она на двух ногах, хоть и сгорбившись, – но голова была отчетливо лисьей формы. Над нижней губой торчали два клыка; обнаженное тело покрывал влажный от дождя черный мех. Прю в жизни не приходилось видеть ничего более кошмарного; она в отвращении отпрянула.

– Что случилось? – спросила Дарла. – Ты меня боишься?

Девочка стала пятиться назад, но зацепилась пяткой за погнутый кусок арматуры и упала навзничь.

– Ты ведь никогда не думаешь головой, – сказала лиса, приближаясь. – Да, оставаться под землей было умно, очень умно. Но я знала, что ты все-таки поднимешься на воздух. Все так делают. Понимаешь, я ведь давно этим занимаюсь. Я много убивала. Животных, людей. Да, даже детей. Детей приятнее всего, если честно. – Она подкрепила это заявление широкой улыбкой. – За это время я выучила, какие у жертв бывают побуждения, что ими движет. А еще я научилась быть терпеливой. Очень, очень терпеливой. Конечно, я допускала мысль, что ты мертва. Все-таки падать там было ужасно далеко. Но привкус у вашего падения был какой-то не такой. – Она медленно обходила девочку сбоку, забавляясь, играя с добычей. Голос ее звучал так, будто она очень много времени провела в одиночестве: полубезумно и дергано, срываясь на крик и опадая в неожиданных местах. Прю закопошилась на месте, пытаясь толчком подняться на ноги, но неровная поверхность свалки неумолимо мешала упереться. Женщина-лиса продолжала: – Не знаю, как описать иначе. Так что я ждала. Не торопила события. Я знала, что если ты выжила, то обязательно высунешься. – На этом слове она громко щелкнула пальцами на обеих руках, испугав Прю. Пальцы у нее были покрыты черным мехом и заканчивались длинными желтыми когтями. – И погляди-ка. Высунулась.

– Но откуда ты узнала? – пробормотала Прю, нашаривая пальцами рюкзак, который по-прежнему висел у нее на плече. К счастью, он оказался расстегнут.

– Хороший вопрос, – отозвалась Дарла внезапно учительским тоном. – Очень уместный. Пятерка в журнал. Ты и сама должна знать ответ, Прю. Избранная Древом Совета, мистик-полукровка, диколесская принцесса, Дева на велосипеде. У меня есть хитрости. Есть информаторы. – Она увлеченно водила в воздухе пальцами, словно подкрепляя свои слова. – Повсюду. Даже здесь, Снаружи, среди черни.

Судя по потрепанному и полусформировавшемуся виду, кицунэ была на грани. Она казалась абсолютно сумасшедшей. Прю, так и не решив, хорошо это или плохо, продолжала копаться в содержимом рюкзака.

– Так, – сказала Дарла, – можно сделать все быстро, а можно растягивать. Старуха, та жалкая ветхая ведьма, неприятно долго сопротивлялась. Я бы предпочла, чтобы нам не пришлось снова разыгрывать такую же сцену. – Она повернула голову, потянув шею, и, кажется, даже размялась мимоходом, прежде чем приступить к своему страшному делу. Но, не успев даже податься вперед, лиса вдруг пронзительно, душераздирающе завопила.

Прю воткнула ей в ногу нож.

* * *

Все эти люди были грузчиками. По крайней мере, так расслышала Элси, когда Антэнк подошел к мужчине в хорошо сидящем костюме и спросил его, довольно дерзко, зачем было путать грузчиков в дело, с которым они, слава богу, и так прекрасно могли справиться сами. Но, в принципе, неважно, как их называли и почему они все были такие одинаковые; важно то, что они все ближе подбирались к сиротам с видом, который можно было описать только словом «угрожающий». Антэнк и мистер Уигман, который был, судя по всему, его начальником, продолжали смотреть друг на друга. Напряжение росло; мистера Антэнка, кажется, присутствие грузчиков выводило из себя, будто оно как-то подрывало его авторитет. Сами же грузчики, чтобы выглядеть еще более свирепо и зловеще, слегка улыбались и поигрывали на ходу молотками и трубами в руках. Девочка посмотрела на сестру; Рэйчел усиленно хмурилась.

– Что нам делать? – прошептала Элси. Много раз с тех пор, как родители оставили их в интернате Антэнка и началось это бесконечное приключение, ей хотелось, чтобы у нее в руках оказалась Тина Отважная. Вот это был как раз один из таких моментов.

– Не знаю, – ответила Рэйчел.

Под взглядами детей Роджер обратился к Уигману; голос его звучал надменно и нетерпеливо:

– Дети нам не нужны, мистер Уигман. Нам нужен старик.

Уигман, на которого насели с обеих сторон, отмахнулся и от Антэнка, и от Роджера.

– Слушайте, народ, – обратился он к толпе. – Дождь начался, да и темнеет уже. – И то и другое было правдой. Солнце скрылось на западе, а на волосы и шапочки присутствующим капала холодная морось. – Давайте перенесем нашу конференцию в интернат. Никто не пострадает, никому не придется драться. Согласны?

Грузчики прекратили наступление, но по-прежнему поигрывали оружием с отчетливо угрожающим видом. Бежать было некуда. Врагов оказалось больше, чем сирот – Элси насчитала примерно пятьдесят. Наконец из центра толпы раздался голос Кароля:

– Давайте делать, как они сказали, ребята. Сопротивляться смысла нет.

Ребята, печально понурясь, кивнули. Собак отпустили на улицы Пустыря; грузчики стали теснить сирот в сторону мрачно-серого здания. Все шли по той же самой дороге, по которой родители привезли Элси и Рэйчел в интернат. Здание, ярко освещенное изнутри, постепенно приближалось. Дети, прижавшись носами к окнам, следили за процессией.

И тут начали разбиваться стекла.

Все резко остановились и, как один, вскинули головы на звук.

– НЕТ! – громко простонал Антэнк, когда из спальни на втором этаже вылетело несколько железных шкафчиков, с оглушительным грохотом приземлившись внизу. Из-за опустевших оконных рам послышался ликующий крик множества голосов. За этими шкафчиками последовали новые – через новые окна. Следом вылетела кровать, которую общими усилиями вытолкнула через широкое окно целая группа детей. Матрас на ней горел. Все это упало на землю в искрах и брызгах битого стекла.

Воспитанники интерната Антэнка для трудных детей подняли восстание.

Бунт, словно эпидемия, перекинулся на третий этаж, в спальню мальчиков. В стеклянном дожде вниз полетели новые и новые предметы. Из очередного разбитого окна, широко улыбаясь, выглянула шайка мальчишек; они принялись дразнить Антэнка и грузчиков неприличными звуками и громкими издевательскими криками.

– Добро пожаловать обратно! – крикнула сиротам девочка со второго этажа. Другая добавила: – Мы решили устроить в вашу честь праздник!

Снова зазвенело разбитое стекло; из окна вылетел прямоугольный ящик и со стуком упал на землю. Это был динамик; он еще пару раз взорвался помехами, словно отрубленная голова, в которой догорает искра жизни, а потом замолк насовсем.

Лицо Антэнка сделалось пепельного цвета – он увидел, что шум и неразбериха переместились за высокие окна цеха. Совсем скоро в стекло полетели куски труб, оторванные от станков; неистовая толпа мальчиков и девочек принялась разносить помещение на кусочки. Парадные двери распахнулись, и наружу, подальше от растущего восстания, в панике выбежали Дездемона, мистер Гримбл и мисс Талбот.

– Брэдли! – воскликнула мисс Мудрак. – Они все разрушат! Це не то, шо я хотела! – Она стремительно, насколько позволяло платье, бросилась к толпе грузчиков и пойманных ими детей, добралась до Уигмана и, запыхавшись, повисла на его крепкой руке. Антэнк, еще не оправившийся от зрелища, которое разыгралось у него перед глазами, бросил на нее изумленный взгляд.

– «Брэдли»? – спросил он. – Ты зовешь его «Брэдли»?

Дездемона отвернулась от него и теснее прильнула к Уигману. Тот утешительно обнял ее за плечи, не отрывая взгляда от разворачивающихся в здании событий.

– Минутку… – пробормотал Джоффри. Стоило ему увидеть Дездемону в объятиях Уигмана, и разрозненные до того кусочки пазла начали собираться в голове в единое целое. – Это ты! – заорал он наконец Дездемоне, перекрывая гром восстания. – Это ты меня сдала! Ты ему рассказала!

^{Воспитанники интерната Антэнка для трудных детей подняли восстание.}

Но едва ли это было подходящее время для взаимных обвинений: из верхних окон высокого серого здания начали вырываться языки пламени. Через оставшиеся стекла было видно, как дети сложили в женской спальне огромный костер из стульев и столов и проворно подожгли его. К тому времени, как огонь подобрался к окнам, воспитанники интерната Антэнка уже высыпали через распахнутые двери на подъездную дорогу. Собравшись там, ребята отвернулись от здания – их оказалось, наверное, не меньше сотни – и очертя голову рванули в сторону грузчиков и их пленников. Пламя, лижущее окна здания, освещало их грозным ореолом. Это, а еще выражение дикого гнева на лицах придавало детям сходство с фуриями, которые вырвались из подземных глубин, чтобы сеять хаос в мире живых.