Текст книги "Сочинения в двух томах. том 2"
Автор книги: Клод Фаррер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 44 страниц)
Глава двадцать вторая
«Три дня для необходимых приготовлений», – сказал Фернандо Воклен.
Действительно, больше ему и не понадобилось. Этот старый человек, увлекающийся, как юноша, и привыкший приводить в исполнение всякий свой каприз, хорошо знал роль соблазнителя. Женщины любят необыкновенные затеи, и госпожа де Ла Боалль не сочла нужным какой-нибудь шуткой или деликатной остротой остановить его пыл.
Так или иначе на третий день к Фор-де-Франс подошла великолепная английская яхта, которую пришлось вызвать по телеграфу из Кингстона на Ямайке. Фернандо Воклен, имевший друзей повсюду, в поисках подходящего судна хотел сначала воспользоваться крейсером, принадлежавшим какому-то богатому янки во Флориде. Но от Майами до Фор-де-Франса тысяча четыреста миль, тогда как от Кингстона до Фор-де-Франса только девятьсот сорок. Фернандо Воклен, которому не хотелось долго ждать, отдал поэтому своему британскому другу предпочтение перед американским. Английская яхта покрыла в шестьдесят часов все расстояние от Ямайки до Мартиники.
– Нет, дорогой месье Воклен, в самом деле скажите, наконец, куда вы собираетесь нас повезти? – спросил Перико Арагуэс перед тем, как сесть на яхту, ожидавшую их в саванской гавани.
– На Табаго, – это в двух шагах отсюда!
– Табаго?
– Ну, да! Впрочем, действительно, этот островок мало известен. Там, должен признаться, не очень много дичи, но все-таки еще недавно я застрелил на Табаго несколько великолепных попугаев, расцвеченных всеми цветами радуги. Это, так сказать, дамская дичь… Она годится и для художников.
– Ладно, ладно! Извините мою испано-французскую неосведомленность… Где же находится ваш Табаго?
– Да я же сказал вам – в двух шагах. На этой яхте, – он с гордостью указал пальцем на английское судно, – мы выпьем чаю, поужинаем и поспим. А завтра утром на рассвете мы уже будем на Табаго.
После обеда и обычной «сиесты» все общество отправилось в двух «фордах» (у Фернандо Воклена не было недостатка в автомобилях) на пароходную пристань в Савану. В поездке участвовали чета Ла Боалль, Арагуэс и Праэк, старший сын Воклена с молодой девушкой из Луизианы, которую Фернандо наметил ему в невесты, и Фернандо Воклен сам. Участие остальных детей, равно как и жены, он счел излишним: вся поездка была предпринята и так великолепно организована им с единственной целью понравиться своему нынешнему божеству – прелестной, обворожительной и немного загадочной Изабелле.
Британская яхта действительно была великолепна. Для каждой пассажирки и для каждого пассажира имелась отдельная каюта с ванной и резервуаром пресной воды. Гостиные и столовые помещались выше, над спальней. Если раньше госпожа де Ла Боалль, так быстро принявшая любезное приглашение хозяина, несколько опасалась утомления и дорожных неудобств, то вид каюты сразу же успокоил ее. Она тотчас же открыла свой саквояж и несессеры и разложила вещи. Когда она вернулась на палубу, Фор-де-Франс, гавань Саваны и Алмазные горы уже скрылись за горизонтом. Сумерки спустились над морем.
Воздух был чудесный. На ясном небе медленно проплывали маленькие облака. По мере отдаления от Мартиники, на южном горизонте все яснее и яснее вырисовывались очертания Св. Люции. Малые Антильские острова все поразительно похожи один на другой. Поздно вечером яхта причалила к Св. Люции. В этот час привычного коктейля они имели случай проверить правильность известного анекдота о Христофоре Колумбе, докладывавшем испанскому королю свои впечатления после второго путешествия в Вест-Индию.
– На что похож этот островок Св. Люции? – спросил король.
– Ваше величество, – ответил генуэзец, поглаживая ладонью лист своего письменного доклада, – ваше новое владение похоже на этот лист пергамента…
Программа исполнялась в точности, и празднество протекало великолепно. Фернандо Воклен нашел, что обычные коктейли не соответствуют местному колориту и заменил их «малым пуншем» для мужчин и «баварской смесью» для женщин. Пунш состоял из рома, сока сахарного тростника и лимонного сока, а баварская смесь из рома, сока сахарного тростника и молока. Оба напитка были основательно заморожены и опьяняли незаметно.
Ужин был приготовлен на славу: были сервированы морские раки неизвестной в Европе породы с красным перцем и фрикассе из американского тетерева с кайенским перцем. Салат из бабьего ягодника предшествовал ананасам и манго, после которых никакие фрукты на свете уже не могут понравиться. Кофе был с собственной плантации Воклена, а виноградный сок такой, что лучше не достать даже в Дижоне или Коньяке.
Когда гости Воклена вышли после ужина на палубу, уже давно наступила ночь, освещенная яркими созвездиями тропического небосвода. Св. Люция уже скрылась за горизонтом. Св. Виссент тоже уже миновал. Яхта находилась на полпути между Барбадой и Гренадой. Следующий остров, который должен был показаться под утро, был Табаго.
– Мы прибудем туда еще раньше, чем рассчитывали, – сказал Фернандо Воклен своим гостям перед тем, как пожелать им спокойной ночи. – Рано утром мы уже сможем отправиться на охоту. Спите хорошенько, потому что в пять часов уже надо вставать. Я приказал, в честь наших дам, дать сигнал фанфарой.
Он подал пример своим гостям, первым удалившись в свою спальню. На прощанье он церемонно поцеловал пальцы Изабеллы и наградил молодую луизианку, свою будущую невестку, двумя почти отеческими поцелуями в щеки.
Спустя четверть часа палуба и гостиные опустели.
Глава двадцать третья
Вскоре после полуночи Фред Праэк, не привыкший к корабельным койкам, почувствовал, что ему не удастся заснуть и поднялся на палубу, чтобы подышать свежим воздухом. Там он расположился в удобном шезлонге. Вокруг было темно, так как все огни были потушены, кроме двух красных и двух зеленых путевых фонарей по обеим сторонам капитанского мостика и двух белых высоко на мачтах.
Фреду Праэку показалось сначала, что палуба совершенно пуста. Но по мере того, как глаза его привыкли к темноте, он стал яснее различать на расстоянии двадцати шагов парочку, обращенную к нему спиной и, без сомнения, не подозревавшую о его присутствии. Постепенно Праэк разглядел их: это был сын Фернандо Воклена со своей невестой, юной американкой. Они держались за руки и, по-видимому, пользовались сладким покровом ночи, чтоб пофлиртовать без свидетелей.
Фред Праэк, нарушивший их уединение, скромно отодвинул в сторону свой шезлонг, чтобы ничего не видеть и ничего не слышать. Впрочем, слышать бы ему все равно ничего не пришлось, потому что будущие супруги предпочитали молча любоваться картиной ночи.
Прошло довольно продолжительное время. Легкий морской ветерок с востока затих, и ночь стала прозрачнее. За кормой тянулся по воде долгий след корабля, время от времени загоравшийся фосфорическим аквамариновым и изумрудным блеском.
Вдруг Фред Праэк заметил, что молодой Воклен и его невеста не единственные на палубе: Фернандо Воклен направлялся к одному из шезлонгов, находившихся в тени капитанского мостика. Этот шезлонг был занят… Он сразу догадался кем – Изабеллой де Ла Боалль. Очевидно, у нее было назначено свидание с Фернандо Вокленом.
Впрочем, он по-прежнему с трудом различал ее. Только спустя несколько мгновений, услышав ее голос, он нашел подтверждение своей догадке.
Фернандо Воклен громко приветствовал ее издалека, убежденный, что никого, кроме них, на палубе нет:
– Как это чудесно с вашей стороны, что вы удостоили меня…
Она с живостью перебила его:
– Дорогой друг, еще чудеснее будет с вашей стороны, если вы перестанете кричать так громко; вы зря всполошили мирных людей.
– Людей? – с удивлением повторил Воклен.
– Ну да! – ответила госпожа де Ла Боалль и засмеялась. – О, эти люди не должны вас смущать: они так заняты друг другом, что если вы будете говорить тише, то они вас и не заметят. Кроме того, они довольно далеко от нас, – видите, там, у перил! Это ваш сын со своей невестой. Не мешайте им, это было бы жестоко. Садитесь сюда поближе.
Фред Праэк, слушавший на этот раз внимательно, решил, что Изабелла, ни единым словом не упоминавшая о нем, не замечает его присутствия на палубе. Действительно, его шезлонг стоял в таком месте, что его было трудно увидать. Тем не менее всего только восемь или десять шагов отделяли его от новой парочки.
Таким образом, он имел возможность услышать их разговор, который надолго возмутил его душевное спокойствие.
– Скажите откровенно, дорогой друг, – начала госпожа де Ла Боалль, – отчего вы просили меня ожидать вас здесь «в час, когда все заснут»?
Фред Праэк инстинктивно отгадал, что вместо ответа Фернандо Воклен подсел ближе к молодой женщине. Верный обычаям галантной старины, он, без сомнения, стал на одно колено и взял ее за руку, для большей убедительности. Впрочем, уже одни слова его были достаточно убедительны: он хорошо напрактиковался в любовных объяснениях, которые повторял при всяком новом знакомстве с молодой и красивой женщиной.
– Отчего я просил вас прийти сюда и подарить мне свидание наедине? Красавица моя, неужели вы не догадываетесь еще? Если нет, то значит я не сумел достаточно показать вам свое восхищение и преклонение, испытываемые мною с первого же дня, как я увидел вас! Сколько нежности у меня к вам! Впрочем, я не верю, что вы ничего до сих пор не поняли. Ну, признайтесь!
– Я никогда в таких вещах не признаюсь, – весело возразила мадам де Ла Боалль.
Фред Праэк услышал ее смех, – красивый смех женщины, за которой ухаживают и которая не сердится за это ухаживание.
Последовали новые реплики с одной и с другой стороны. Любовная игра немыслима без атаки и отражения, и Фред Праэк, бывший в делах флирта, несмотря на свои двадцать восемь лет, совершенным невеждой, тем не менее прекрасно понимал, что нельзя эти реплики принимать за чистую монету.
Мадам де Ла Боалль возмущалась, – вернее, притворялась возмущенной:
– Дорогой друг, я совершенно не могу понять вас! Вы говорите о любви, хотя я замужем и мой муж спит в двух шагах отсюда. К тому же я у вас в гостях. За кого вы, в самом деле, принимаете меня?
– Это я вам сейчас объясню, – сказал Фернандо Воклен. – Но прежде всего…
Фред Праэк заметил, что при этих словах Фернандо Воклен изменился в голосе. Но тотчас же старый креол снова овладел собой и принял прежний ласковый и спокойный тон. Изабелла де Ла Боалль совершенно неподвижно лежала в шезлонге. Заметила ли она кратковременную перемену в голосе Воклена?
Фернандо Воклен стал объясняться с еще большей убедительностью:
– Я принимаю вас за ту, кем вы являетесь на самом деле. Вы упрекаете меня в том, что я, так сказать, злоупотребляю вашим пребыванием у меня в гостях, что я нарушаю законы гостеприимства, объясняясь вам в любви. Да, вы правы! Я не спорю! Но кто устоял бы на моем месте? Вы когда-нибудь видели себя в зеркале? Но главное – не ваша красота. Главное – ваше изящество, остроумие, обворожительность. Я познаю постепенно вашу душу. Все ваши внешние совершенства гармонируют с душевными качествами…
Он, очевидно, собирался еще долго говорить, но она перебила его внезапным вопросом:
– Дорогой друг, мне хотелось бы знать, не за кого вы меня принимаете теперь, а за кого вы приняли меня сначала. Вы ведь признаете, что тут есть какая-то разница. Объясните мне ее!
– Разница? – спросил Фернандо Воклен, переставший понимать слова госпожи де Ла Боалль.
Потом он сообразил.
– А! – воскликнул он. – Я понимаю! Вероятно, я неправильно выразился, и вы ошибочно толкуете мои слова. С первого же взгляда я проникся в одинаковой мере и любовью и уважением к вам. Но вместе с тем я понял также, что вы принадлежите к тем женщинам, которых каждый мужчина может и должен любить смело, без боязни последствий.
– Отчего?
– Каждый мужчина может и должен любить несчастную женщину!
– Я – несчастная женщина? Вы шутите!
– Я нисколько не шучу. И вам также не хочется шутить. Вы сами превосходно знаете, что я прав.
– Послушайте, дорогой друг, вы говорите явные нелепости… Я несчастна? Но вы ведь знаете, кто такая я и кто мой муж… Как же вы можете утверждать, что я?..
– Не знаю, отчего вы несчастны, но что это действительно так – видно по вашему лицу.
– Это написано у меня на лбу, не правда ли?
– Да! И на ваших губах, и в глазах… Все ваши движения, жесты свидетельствуют о том же… Я умею разбираться в лицах…
Фред Праэк услышал смех Изабеллы де Ла Боалль… Но этот смех показался ему неестественным.
Затем воцарилось довольно продолжительное молчание, по крайней мере Фред Праэк больше ничего не услышал, сколько ни напрягал свой слух. Последние слова Фернандо Воклена, проницательного, хотя и грубоватого человека, глубоко взволновали его. Столь же сильное впечатление произвел на него неопределенный, дрожащий смех Изабеллы де Ла Боалль.
И вдруг Фред Праэк вспомнил далекую страну басков – Сен-Жак де Люз и старинную церковь французских монархов. Вспомнил новобрачную в белом подвенечном платье… Уже тогда она смеялась… Кто знает, может быть, уже и в том смехе звучали тоска и тревога?
Вдруг старое видение улетучилось. Фред Праэк вновь услышал голос Изабеллы де Ла Боалль. Ему показалось, что голос этот слегка изменился…
– Дорогой друг, вы говорите мне множество приятных вещей, которые словно созданы для этой прекрасной ночи, рассыпающей по миру грезы и мечты… Но вы до сих пор не сказали главного – того, что мне надо знать прежде всего… Если бы я оказалась настолько сумасбродной, что послушалась бы вас, поверила вам и последовала за вами, – что вы сделали бы для меня?
– Все. Все, что угодно! – с горячностью воскликнул Фернандо Воклен.
– Пусть так! Но с чего бы вы начали?
– Я начал бы с того, что эта самая яхта, которая завтра вечером должна повезти нас обратно из Табаго в Фор-де-Франс, повезет нас обоих – меня и вас – послезавтра из Фор-де-Франс в Кингстон. В Кингстоне всегда бывает множество пароходов. Мы сможем сесть на любой из них и уехать куда нам захочется – в Нью-Йорк, Лондон, Париж…
– И… и это «все»?
– Конечно, нет! Но вы ведь спросили меня: с чего бы я начал. Я стал бы затем исполнять каждое ваше желание, каждый каприз и причуду…
– Понимаю, понимаю… Но вы говорите о будущем, тогда как меня интересует настоящее. То, что вы предлагаете мне, это – будем говорить откровенно – похищение, увоз… О, меня это нисколько не пугает! Я знаю, что такие похищения нередко кончаются очень благополучно. Некоторые похитители впоследствии даже женятся на похищенных – не правда ли? – и возвращают их таким образом в легальное положение… Я вовсе не прошу у вас так много, успокойтесь…
– Отчего же нет? Правда, мы оба не вполне свободны, – у вас есть муж, а у меня жена. Но неужели вы думаете, что я остановился бы перед этим? Достаточно было бы двух разводов, чтобы…
– Двух разводов! О, как далеко вы идете! Нет, спасибо! Нет, нет!.. Я вовсе не желаю, чтоб вы разводились. Это было бы очень дурно с моей стороны. Госпожа Воклен такая милая дама, она была всегда так любезна ко мне! Да и вообще, одна мысль об измене – все равно с кем – ужасает меня… Не говоря уже о ваших детях, про которых вы совсем, как видно, забыли. Посмотрите на своего сына и его очаровательную невесту!.. Нет, нет, вы не должны разводиться, ни за что. Да и к чему? Я и сама совсем не собираюсь жертвовать своей общественной репутацией.
– Ах, вот как! – разочарованно воскликнул Фернандо Воклен.
– Нет, нет, я хочу остаться госпожой де Ла Боалль. Это имя дает мне значение и вес… Кем я стану, когда потеряю его? Ведь вы знаете, как общество смотрит на разведенных…
– Но ведь если вы покинете своего мужа, – возразил Воклен, – он сам потребует от вас развода. Это можно заранее предвидеть, не правда ли?
– Я знаю!.. И это как раз то, чего я хочу избежать.
– Значит, как же?
– Я ничего не знаю. Я только женщина, – слабая, беспомощная, несведущая… Вот вы же сами просили меня ждать вас здесь… И только что уверяли еще меня, что я несчастна и что вы готовы все отдать, чтоб только утешить меня…
Последовало молчание, не особенно продолжительное, но показавшееся Фреду Праэку целой вечностью.
– Мадам, – сказал он, – я вам действительно предлагал все отдать, включая и мое имя… Но вы, кажется, отвергаете мое предложение?..
– Ваше имя принадлежит другой и я не могу посягать на него. Я не воровка. А если я не могу стать госпожой Воклен, то мне хочется остаться госпожой де Ла Боалль… Дорогой друг, как вы не понимаете такой простой вещи? Я тронута – но разве вам самому будет приятно скитаться по свету с разведенной женщиной?.. Нет, нет! Чтоб все было в порядке, необходимо, чтобы я стала вдовой…
Новое молчание – долгое и тяжелое. Фред Праэк, вероятно, сильно дрожал, потому что послышался деревянный треск шезлонга, в котором он лежал.
Но Фернандо Воклен, по-видимому, ничего не слышал. Он видел перед собой только Изабеллу де Ла Боалль – видел ее, быть может, совсем в ином свете, чем раньше.
– Мадам, – сказал он, наконец, – уже поздно. Кроме того, вы произнесли слова, о которых мне надо будет немного подумать…
Он удалился. Фред Праэк слышал, как постепенно затихли его шаги. У перил все еще стояла влюбленная парочка. Конечно, они ничего не заметили из того, что происходило в нескольких шагах от них.
Фред Праэк подумал о том, что в жизни тоже иногда не замечаешь тысячи разных возможностей, проходишь мимо них, еле коснувшись… к счастью!..
Вдруг он вздрогнул: корабельный колокольчик прозвонил трижды – на море означает половину второго часа утра…
Фред Праэк услышал снова голос Изабеллы де Ла Боалль. Она обращалась теперь к нему и в тоне ее он почувствовал какую-то загадочную сладость.
– Фред, – сказала она, – я знаю: вы все слышали… Я знала, что вы здесь, знала это с самого же начала… Вы все слышали, мой старинный друг, старинный давнишний друг… О, какой ужас, какой ужас!..
Глава двадцать четвертая
– Фред, правда ли, что вы любили меня, когда я еще была молодой девушкой? Правда ли, что вы хотели жениться на мне? Правда ли, что вы мечтали обо мне, как о постоянной подруге и спутнице вашей жизни?.. Скажите, правда ли это?
Мадам де Ла Боалль встала и подошла близко к Фреду Праэку. Она наклонилась над ним так же, как недавно Фернандо Воклен наклонялся над нею. Она страстно и жадно повторяла:
– Правда ли это?
Фред Праэк колебался. Благоразумие удерживало его от этого признания, которого она так настойчиво добивалась. Наконец, он все-таки решился и ответил коротко:
– Правда.
И так как взглядом она требовала дальнейших признаний, то он добавил после короткого колебания:
– Вы ведь прекрасно знаете это! Я же просил вашей руки.
Она обеими руками схватилась за ручку шезлонга:
– Вы просили моей руки?
– Ну да, конечно! Почти за год до Ла Боалля… то есть я хочу сказать: годом раньше, чем вы вышли замуж за Ла Боалля.
– Вы просили моей руки…
В ее голосе звучало столько грусти и сожаления, что Фред Праэк изумленно воскликнул:
– Разве ваша мать не сообщила вам ничего? Действительно, она отказала мне сразу, не оставляя мне ни тени надежды. Но я тогда был уверен, что она действует в согласии с вашим собственным желанием.
– Нет… – сказала Изабелла де Ла Боалль так тихо, что он еле мог расслышать это слово.
При этом она медленно покачала головой.
– Нет…
Тогда спросил он в свою очередь:
– Во всяком случае годом позже вы вышли замуж за Ла Боалля. Вы любили его до свадьбы?
Она опять покачала головой.
– Нет.
Он пожал плечами:
– Пусть так! Но все-таки вы приняли его предложение. Вот уже два года, как вы – его жена…
Она покачала головой сильнее:
– Нет!
– Как так – нет?..
Она опустилась на колени возле шезлонга Фреда Праэка, чтобы он лучше мог расслышать ее шепот:
– Фред, вы любили меня, вы хотели жениться на мне, значит, вы уважали меня, считали достойной стать вашей женой… И вот только что вы слышали мой разговор с Вокленом… вы поняли меня… Вы поняли, чего он хотел от меня, и поняли также, что я была согласна на все и только предложила свои условия… В сущности, мы просто торговались – я и он… И я знаю – ваше сердце возмутилось, оно исполнилось грусти и отвращения. Вы сказали себе: «Вот во что превратилась прежняя Изабелла!» Да, Фред, это правда. Я стала такой… Нет, нет… я не стала такой, как вы думаете… нет… не такой… Я стала еще хуже!.. Да, да, хуже!.. Но вы должны выслушать меня до конца, и тогда вы увидите, что это не моя вина, не моя вина!..
Она умолкла.
Яхта продолжала бесшумно скользить по неподвижной поверхности моря.
– Вы должны выслушать меня до конца, – снова заговорила Изабелла, – я еще ни с кем не говорила откровенно, кроме отца, которому мне однажды пришлось сообщить кое-что из обстоятельств моей жизни. Но вам я хочу признаться во всем, если уж мне случилось встретиться с вами на моем дурном пути…
И она начала рассказывать ему все – о Биаррице и Сен-Жак де Люз, о свадьбе, о путешествии, о Риме и «Палас Альберто», о смежных комнатах, о коридоре – ужасном коридоре, о веронале и обо всем дальнейшем. Голос ее часто обрывался…
Фред Праэк еле верил своим ушам. С затаенным дыханием он слушал рассказ Изабеллы.
– Ну, а после? – спросил он вдруг.
– После? После мы отправились путешествовать, как того потребовал мой отец. Я уже сказала вам: эта ссылка была единственное, что я получила от него, позвав его на помощь. Правда, его приговор избавил меня от матери и ее ужасного соперничества, но вместе с тем оторвал меня от всего, что мне было привычно и дорого или по крайней мере сносно. Я уехала, действительно, с радостью: я не подозревала еще, как томительны ссылка и вынужденное совместное путешествие. Постепенно мне становилось все хуже и хуже. Я чувствую себя теперь ужасно…
Он подумал вслух:
– Я не понимаю… Это какой-то кошмар…
– Да, – сказала она, – кошмар, даже хуже, чем кошмар…
Он продолжал пристально смотреть на нее, словно стараясь разглядеть правду. Возможно ли все то, что она сказала? Его здравый смысл простого и бесхитростного человека возмущался:
– Я не понимаю. Ведь ваша мать, казалось, любила вас. Как же она могла выдать вас замуж за своего любовника? Ваш отец, по-видимому, вообще забыл о вашем существовании. А когда дочь напомнила ему о себе, он нашел только один исход – отправить ее на другой конец света с человеком, который неизбежно должен ей быть бесконечно противен и отвратителен.
Она прошептала:
– Как вам понять это? Ведь я и сама не сразу поняла. Мне понадобилось для этого много времени. Видите ли, Фред, есть на свете люди, такие как вы, верящие в добро и зло… А есть и другие, которые верят только в себя и любят только себя. Мой отец и мать принадлежат к последнему разряду, – вот и все.
– Пусть так! – сказал он. – Но все-таки…
Она устало пожала плечами:
– Мой отец мечтает только об одном: стать генералиссимусом или министром. Моя мать стремится тоже только к одному – вернуть любовника, которого она себе избрала. Все это очень просто.
– Ладно, пусть так, – повторил Праэк, – но ведь вы могли сразу развестись. Брак же фактически еще не совершился. Вы могли бы легко достигнуть в Риме его аннулирования…
– Брак до сих пор еще не совершился, – сказала Изабелла совсем тихо.
Фред Праэк все время тайно надеялся услышать эти слова. Услышав их, наконец, он тотчас поверил. Он знал наверное, что Изабелла не лжет.
Тем временем она продолжала разоблачать тайны своей жизни:
– Даже после двух лет разлуки Поль де Ла Боалль не забыл еще госпожи Эннебон. Даже напротив…
Она вдруг умолкла, но в глазах ее блеснул странный огонек. Фред Праэк, заметив его, воскликнул с дрожью в голосе:
– А, теперь я понимаю! Вы сами любите его! Вы сами за эти два года полюбили его.
Она все еще стояла на коленях возле его шезлонга. Но после этого восклицания Фреда Праэка она тотчас же вскочила:
– Я?.. Я его люблю!.. Я?..
Затем, успокоившись, добавила с усилием:
– Кого я люблю?.. Что вы хотите этим сказать?
– О, – сказал он, – вы знаете сами. Вы любите Ла Боалля.
– Вы сошли с ума, – сказала она с живостью.
Она глубоко вздохнула и продолжала спокойно:
– Вы сошли с ума и оскорбляете меня. Ведь сами вы только что сказали, что этот человек должен мне быть противен и отвратителен. Он женился на мне, заранее решившись никогда не быть моим мужем, он вместе с моей матерью приготовил меня к самому жалкому, самому унизительному существованию. Он обманул меня холодно и обдуманно. Моей соперницей он сделал единственную женщину, которая никогда не должна была бы быть моей соперницей. Он вырвал из моего сердца все иллюзии, веру, религию. Хуже того, в течение этих двух ужасных лет он продолжает оскорблять меня своим безразличием и презрением, а также этой ужасной, бесстыдной любовью к женщине, которая менее красива, чем я, стара и бездушна…
– О! – воскликнул Праэк со страшной тревогой в голосе. – Ведь это же ваша мать!..
– Ах, нет!.. Она мне больше не мать.
Изабелла сказала это столь горячо и страстно, что он не стал возражать. Затем, после зловещего молчания, она продолжала:
– Вы сами прекрасно знаете, Праэк, что я не люблю этого человека, что я, напротив, ненавижу его… Вы знаете это наверное, так как только что слышали мой ответ Фернандо Воклену на его уверения в любви.
Она дрожала от волнения.
– Да, я слышал ваш ответ, – подтвердил он мрачно.
Она внимательно посмотрела на него, и на уголках ее губ появилась улыбка. За всю эту ночь она улыбнулась впервые.
– Действительно, – сказала она спокойнее. – Если вы слышали мой ответ Воклену, то удивляться приходится мне, а не вам. Мне кажется, что женщина, которая любит своего мужа, не допускает даже мысли о…
Но Праэк остановил ее жестом:
– Прежде всего, Ла Боалль вовсе не ваш муж.
– Каким образом? – спросила она.
Если бы ночь не была так темна, он увидел бы, как на ее щеках зарделся румянец. Но он продолжал, не обращая внимания на ее вопрос:
– Фернандо Воклен от вас все равно ничего не добился. По вашему выражению, – «вы предложили ему условия». И вот мне показалось, что эти условия не таковы, чтобы их могла предложить женщина, которой ее муж совершенно безразличен…
Голос ее стал еще серьезнее, чем раньше.
– А, – сказала она, – вы, значит, поняли и это?..
Потом она продолжала горячо:
– Ну, что ж, тем лучше. В таком случае мы можем объясниться короче и проще. Да, вы правы! Я не хочу лгать: к этому человеку я испытываю не безразличие, а ненависть. Да, да, ненависть… Я ненавижу его за все то зло, которое он причинил мне и которое теперь еще причиняет. Но не называйте эту ненависть любовью, Фред Праэк. Иногда любовь и ненависть бывают похожи друг на друга – это правда. Но единственное, чего я хочу теперь, это поскорей избавиться от этого человека, забыть его самого и его имя, восстановить свою жизнь, если это еще возможно, а если невозможно, то умереть. О, я знаю, вы сейчас опять будете говорить о разводе, об аннулировании брака. Но я этого не хочу, не хочу, не хочу! Неужели мне разводиться, чтоб вернуть ему свободу? Чтобы дать ему возможность возвратиться во Францию и встретиться с нею? Нет, никогда, ни за что. Все мои страдания, все бессонные ночи, все дни без надежды и отрады, все должно быть отомщено, за все он должен мне заплатить. Не смотрите на меня так, не осуждайте меня. Тут дело вовсе не в мести, а в справедливости. Фред, вы знаете, вы помните, какой я была прежде, до замужества, два года тому назад? Разве вам не кажется ужасным, что они со мною сделали? Я теперь разбита, истерзана, озлоблена… Да, да, я теперь зла… Очень зла и безжалостна. Если я впоследствии еще изменюсь, то только к худшему. Быть может, вы когда-нибудь еще увидите меня, и тогда вы согласитесь со мной… Ах, нет, нет, нет… Фред, меня охватывает безумие, когда я вспоминаю о том, что было. Столько чистоты, столько искренности и доверия! Мое непорочное юное сердце хотело раскрыться широко, широко… Бедный мой друг, знаете ли вы, что я действительно могла сделать вас счастливым?..
Она вся дрожала. Тронув Фреда Праэка за плечо, она взглядом указала на парочку, все еще стоявшую невдалеке от них в темноте. Молодой Воклен и его луизианская невеста все еще не подозревали, что кто-то видит их. Они продолжали держать друг друга за руки… Ничего не могло быть чище и целомудреннее, чем это пожатие рук двух людей, обещавших себя друг другу, но не пожелавших до срока насладиться полной близостью. Наконец, они коротко и нежно попрощались, без единого поцелуя. Молодая девушка сошла первая в каюту, ее жених последовал за нею спустя минуту.
Изабелла де Ла Боалль сняла руку с плеча того, кто прежде должен был стать ее женихом. Еще минута – и Фред Праэк услышал едва сдерживаемое рыдание. Потрясенный ее слезами, он протянул ей обе руки. Но она не приняла их и отступила назад.
– Нет, нет, – сказала она с усилием. – Нет, мой друг. Вы прежде любили меня, когда я стоила вашей любви. Вы хотели сделать меня своей женой, но кем я могу быть для вас теперь?.. Предоставьте меня моей участи, предоставьте меня Фернандо Воклену и подобным ему…
Несмотря на все свое природное спокойствие, Фред Праэк потерял голову.
– Нет, – лепетал он, приближаясь к ней. – Нет, я не оставлю вас… Я узнаю вас снова. Вы все такая же, как были раньше.
Он взял ее за руку, но она быстро высвободила ее.
– Берегитесь, – воскликнула она, вся дрожа от волнения и тревоги. – Фред, Фред, это не игра, это не шутка. Да, может быть, вы правы, может быть, я остаюсь сама собой. Но мне уже не двадцать лет, как тогда, когда вы встретили меня впервые. Теперь мне уже за сто. Неужели вы думаете, что я могу начать новую жизнь, не обновившись душой сама? Минувшее давит меня…
Он перебил ее:
– Минувшего нет, раз я нашел вас. Вы еще совсем не жили, потому что никто не любил вас. Еще ни для чего не поздно. Вы хоть завтра можете стать моей женою, как были бы уже давно, если бы не… Изабелла, имейте доверие ко мне, и я сумею заставить вас забыть обо всем…
– Нет! – сказала она. – Это невозможно!
Она дрожала все сильнее и сильнее, но в голосе ее слышались решимость и упорство.
– Невозможно, – повторила она еще раз совсем тихо, – я слишком много и слишком долго страдала. Я никогда не забуду того, что было… Разве только… разве только, если я наперед отомщу. Мне необходима эта месть. Есть вещи, которые никогда не стираются с памяти… Вы только что слышали меня, когда я говорила Фернандо Воклену…
Он в свою очередь затрепетал.
– Да, – сказал он, – я слышал вас, но…
– Молчите, – перебила она его, зажимая ему рот рукой. – К чему слова, когда нужны действия? Не терзайте меня напрасно. Я уже и без того достаточно страдала. Прошу вас, умоляю вас, предоставьте меня моей участи, предоставьте меня тем, кого я выбрала своими сообщниками.
