Текст книги "Игра с огнем"
Автор книги: Клаудиа Дэйн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)
Глава 16
– Не сомневаюсь, что вы горите желанием приступить к поцелуям прямо здесь и сейчас, – сухо сказала Пенелопа. – Думаю, вам доставило бы большое удовольствие опозорить меня перед всеми этими людьми.
– В ваших устах это прозвучало так, как будто вы этого хотите. Вы этого хотите? – улыбнулся Айвстон.
– Конечно, нет! – резко ответила она.
Хрупкая мисс Прествик могла отрезать, как стальным клинком, и выглядела при этом необыкновенно привлекательно. Айвстону никогда не нравились резкие женщины, но ее невоздержанность он находил почти восхитительной. Естественно, он не поверил ни единому слову из ее рассказа о конюхе. Очевидно, прежде она пару раз целовалась, возможно, ей даже понравилось это, но провести несколько часов на конюшне с наемным работником? Скорее всего она просто подслушала разговор каких-нибудь девушек с фермы. Он мог представить, что молочница и конюх вполне могли целоваться на конюшне. Но Пенелопа и конюх – его грязные руки касаются ее лица, небритый подбородок трется о нежную кожу… Айвстон содрогнулся от злости, представив эту картину. Нет, она не могла целоваться с конюхом. И больше он не собирался думать об этом. Но что он точно собирался делать, так это преподать ей хороший урок и обучить искусству поцелуя. Помимо всего прочего.
Пока он не имел ни малейшего представления, как претворить это в жизнь, однако ни секунды не сомневался, что добьется своего, причем все сделает в лучшем виде.
– Конечно, нет. Боитесь, что Иденхем на вас не женится, да? Как глупо, что я совсем забыл о нем.
– Действительно глупо. И не стоит так часто это повторять. Не надейтесь, что я забуду о своей цели. И потом, нас могут подслушать.
– Герцог Иденхем, например.
– Если он вообще когда-нибудь появится, – с легким раздражением сказала она, осматриваясь по сторонам. – Не понимаю, зачем вы теряете время со мной, ведь его еще нет.
– Не понимаете? Как странно. Хотя вы имеете обыкновение вести себя несколько странно.
Пенелопа вспыхнула, как спичка; ее черные глаза горели, подобно раскаленным уголькам, на фоне безупречной шелковистой кожи.
– Возможно, причина в вас, лорд Айвстон. Вам это не приходило в голову?
– Нет, не приходило.
– Может быть, стоит подумать об этом?
– Лучше остановитесь, мисс Прествик, – с примирительной улыбкой предложил он. – Разве в ваших интересах нападать на меня? Насколько я помню, мы заключили договор, и это вам нужна моя помощь, а не наоборот.
– Неужели? – проворковала она. – Если не ошибаюсь, это вы требуете от меня поцелуев, чем больше, тем лучше. А также чем скорее, тем лучше, судя по вашему последнему заявлению. Вы производите впечатление неопытного повесы, который пытается склонить женщину к легкомысленным непристойным развлечениям.
Все его веселье улетучилось в мгновение ока. Он даже в лице изменился.
– Осторожней, мисс Прествик, не советую меня злить. Вам это не понравится, уверяю вас.
Пенелопа лишь пожала плечами и осмотрелась.
– Вы и понятия не имеете, что мне может понравиться, лорд Айвстон.
– Ну почему же, например, вам нравится целоваться с нерасторопным конюхом, как вы сами сказали.
– Он был очень даже расторопным, видимо, именно это вас так и раздражает.
– Раздражало бы, если бы я поверил вашей сказке.
Ему нравилось говорить ей колкости. Он до конца не понимал, почему это доставляет ему такое удовольствие, но инстинктивно чувствовал, что причина кроется в ее намерении использовать его, как инструмент, чтобы завоевать внимание другого мужчины.
Пенелопа опустила голову и посмотрела на него исподлобья.
– Вы думаете, что я лгу?
– Я думаю, что женщины склонны приукрашивать факты, дабы получить желаемое.
– И что же, по-вашему, мне нужно от вас? Разве я не получила все, что хотела? Вы согласились сыграть роль. За деньги. Мне нет необходимости лгать вам. Что же касается конюха и его пылких поцелуев, то мой будущий муж будет пребывать в счастливом неведении по этому поводу. Я не глупа и не рассчитываю, что муж способен оценить усилия, которые я предприняла только для того, чтобы научиться доставлять ему удовольствие. Я честно вам все рассказала. И то, что вы думаете, лорд Айвстон, не имеет никакого значения. А на что вы рассчитывали?
Айвстон чувствовал, как кровь закипает в жилах и стучит в висках барабанной дробью, отдаваясь гулким биением сердца, ударяясь в живот, скручивая мышцы, опускаясь все ниже и ниже. Ни одна женщина на свете не обращалась с ним подобным образом. Никому не приходило в голову злить его, ведь с помощью ласки и нежности можно было добиться гораздо большего эффекта. На него вдруг снизошло озарение, что всю жизнь его баловали и защищали, опекали и ограждали от трудностей. Ведь он был наследником титула Хайдов, любимым сыном, почитаемым братом и самым востребованным холостяком. Пока не появилась Пенелопа, которая увидела в нем лишь инструмент, с помощью которого она собиралась завоевать сердце более достойного мужчины.
Но он не считал этого мужчину самым достойным из всех и собирался доказать это, даже если причинит ей боль.
– Вы целовались с конюхом, чтобы научиться услаждать будущего мужа? – спросил Айвстон прерывающимся голосом. – Выходит, вам самой это не понравилось? То есть вы целовались с мужчиной, не испытывая при этом удовольствия?
– Я этого не говорила.
– Но прозвучало именно так, – подзадорил он Пенелопу. – Мне кажется, Пенелопа, что вы относитесь к тому типу женщин, которые не способны испытывать плотское удовольствие, какое мужчина может доставить женщине. Ваша холодность отпугнет любого мужчину. И какова, на ваш взгляд, будет реакция Иденхема, когда он узнает об этом?
– Главное, я стану герцогиней Иденхем, остальное меня не волнует.
– Вас не волнует, что вы будете сидеть в поместье в полном одиночестве, пока он проводит время в Лондоне в поисках наслаждений у женщин, которые раскроют ему свои объятия?
– Я не такая, как вам кажется!
– Докажите, – вкрадчиво сказал он. – Докажите это прямо сейчас, используйте меня.
Некоторое время Пенелопа лишь беззвучно шевелила губами, как рыба, выброшенная на берег, и смотрела на него расширенными от ужаса глазами.
– Как вы смеете? Вы с ума сошли!
Айвстон небрежно пожал плечами, изо всех сил стараясь казаться безразличным.
– Я хорошо знаю Иденхема, и он мне нравится. Он достаточно настрадался со всеми своими женами. И я не позволю вам осложнять ему жизнь новыми суровыми испытаниями.
– Я буду идеальной женой! Любому разумному человеку это ясно.
– Убедите меня. Докажите, что вы станете Иденхему любящей и страстной женой.
– Бог мой, какая жалкая попытка. Теперь вы изощряетесь, чтобы затащить меня в постель. Неужели вы не знаете иного способа добиться расположения женщины?
Он с трудом подавил вспышку гнева.
– Вы себе льстите, мисс Прествик. У меня нет желания затаскивать вас в постель. Просто я забочусь об Иденхеме и хочу сам удостовериться, насколько вы опытны в искусстве любви.
– Естественно, ведь обычные способы не для вас, не так ли? А искусство соблазна вам попросту недоступно.
– Зачем мне прилагать усилия, чтобы обольстить кого-то, когда я могу просто потребовать?
– И я должна преподнести вам себя на блюдечке? Очень благородно, ничего не скажешь!
– Мои требования не выходят за рамки нашего договора. Ваша репутация не пострадает. Жена мне не нужна. Я хочу лишь компенсации за труды.
Пенелопа невесело рассмеялась.
– Конечно, вы этого хотите. Вы ведь мужчина, как говорят.
– Вы сами в этом убедитесь, и очень скоро.
Она устремила на него долгий внимательный взгляд, в то время как мозг лихорадочно работал. Притворяться мисс Прествик не умела. А ему не давала покоя мысль, что она, возможно, действительно целовалась с конюхом.
– Итак, несколько поцелуев, – осторожно предложила она, – в знак некоторого расположения с моей стороны – это все, о чем вы просите? Моя репутация не должна пострадать. Иденхем ничего не должен знать об этом. Такая сделка вас устраивает?
– Абсолютно.
– Вы не подведете меня?
– Вы мне не доверяете?
– Не доверяю. Вы несдержанны в своих желаниях, что плохо уже само по себе, но еще хуже то, что у вас неровный характер с неожиданной сменой настроений, поэтому трудно предположить, что вам взбредет в голову.
– Поверьте, это не самое худшее, – пробормотал он. – А вот замечания такого рода просто кричат о вашей невинности, мисс Прествик, но то, как вы целуетесь, заставляет сомневаться в этом.
– Теперь мне все ясно. Вы сбиты с толку. Но меня это не удивляет.
Не осознавая, что делает, Айвстон вдруг улыбнулся. Эта хрупкая девушка была милым, странным и в то же время самым откровенным на свете созданием. В некотором роде это было восхитительно.
– Так вы согласны с небольшими изменениями в нашем договоре? – спросил он.
– Да, но это в последний раз, лорд Айвстон. Больше я не потерплю никаких глупых поправок, которые происходят из-за вашего рассеянного внимания и странных умозаключений.
Он кивнул.
– Хорошо, я согласна.
– Итак, мы договорились.
– Когда вы хотите приступить? Как можно скорее, судя по всему, – сказала она и оглядела его с головы до ног. Все в нем говорило о страстном желании и решимости. Он себя едва контролировал, но в этом она была виновата сама. – Хорошо, мне тоже хочется покончить с этим поскорее, чтобы полностью сосредоточиться на Иденхеме.
– Может быть, прямо сейчас? – предложил он. – Чтобы успеть до приезда Иденхема. По-моему, разумно.
– Хорошо, – вздохнула она, – сейчас.
– Что это они делают? – спросила леди Пейнтон у мистера Джорджа Грея.
– То же, что и раньше, – сказал Грей, наблюдая, как Пенелопа и Айвстон явно с какой-то целью выходят из гостиной. И не только он один был увлечен происходящим. Все пристально следили за молодыми людьми. И заключали пари.
Бернадетта посмотрела на Грея откровенно-оценивающим взглядом. София хорошо знала этот взгляд. Судя по всему, ее племянник был не против такого внимания, а вот Джон был бы, наверное, не в восторге. Леди, которые играли джентльменами, используя их в своих целях, были не в его вкусе. И он был в этом не одинок. Большинство мужчин, вернее сказать, все мужчины хотели бы, чтобы их почитали, а не превращали в игрушки. Но сами они не видели ничего особенного в том, чтобы играть с женщинами и использовать их, считая это в порядке вещей. Разве могло быть иначе? Ведь именно мужчины главенствовали в этой жизни. Поэтому сбивать с них спесь было очень приятным занятием.
Однако Джордж был ее племянником, и София не могла позволить ему стать игрушкой в руках скучающей леди, которая пытается заглушить боль утраты, прыгая из одной постели в другую.
– Джордж, я думаю, необходимо предупредить брата мисс Прествик, что его сестра удалилась в неизвестном направлении с лордом Айвстоном. Разыщи его, пожалуйста, хорошо?
Без лишних слов Джордж Грей отправился на поиски Джорджа Прествика, что было совсем не трудно, ибо, как полагала София, он в данный момент находился в парадном зале.
– Быстро вы его отослали, – сказала леди Пейнтон. – Боитесь, что я съем вашего племянника?
– Леди Пейнтон, – ответила София, – принимая во внимание репутацию, которую вы себе создавали с таким редким упорством, вам необходимо подыскать джентльмена, который будет ей соответствовать.
– Выходит, ваш племянник мне не подходит?
София посмотрела на леди Пейнтон, почти не скрывая презрения. Перед ней стояла высокая красивая женщина с великолепными формами и экзотической внешностью. Она была вдовой с сомнительным положением и достатком. Эта дама не пропускала ни одного джентльмена, который имел несчастье попасться ей на глаза. Короче говоря, это была леди, которая не умела правильно использовать свои достоинства и пребывала в вечной погоне за выгодами, которые были ей не по плечу, и это было настоящим проклятием.
– Дорогая, вокруг множество достойных мужчин, с которыми можно развлечься. Джордж слишком прост для ваших аппетитов, поверьте мне, и потом он скоро покинет Англию. Думаете, вам хватит времени наиграться с ним?
Бернадетту, леди Пейнтон, неприятно удивил вопрос Софии, но вдруг она усмехнулась:
– Вы думаете, что я специально создала себе такую репутацию, леди Далби?
– Конечно. На самом деле разумная женщина должна понимать, что именно от репутации зависит ее будущее. И ей ничего не остается, как изо дня в день работать над своей репутацией, чтобы добиться желаемых результатов.
– И чего же я хочу, на ваш взгляд? – парировала Бернадетта, гордо вздернув подбородок и устремив на Софию взгляд удивительных изумрудно-зеленых глаз.
– Вы и сами прекрасно знаете, дорогая, – мягко ответила София. – Вы хотите быть желанной. И как ваши успехи на этом поприще, леди Пейнтон? Вы удовлетворены тем, кто и как вас желает?
Из груди Бернадетты вырвался сдавленный смешок, как будто она поперхнулась; затем, взглянув на Софию, она тряхнула темно-каштановыми локонами.
– Боюсь, что нет, леди Далби, но игра еще не закончилась.
– Но игра еще не закончилась, – сказал Джордж Прествик Джорджу Грею, который стоял рядом и выглядел опасно и зловеще, как и подобает настоящему индейцу. Его внешность создавала агрессивный контраст деликатным бело-розовым тонам парадного зала леди Ланрит.
Джордж Прествик, у которого были такие же темные волосы и глаза, как и у Джорджа Грея, вовсе не выглядел опасным и увлеченно играл в карты за зеленым столом, установленным в углу зала. Его партнерами по игре были лорд Даттон, Анна Уоррен и леди Ланрит. Интересные подобрались игроки, ничего не скажешь, но даже самому наивному наблюдателю, коим Анна Уоррен не являлась, было с первого взгляда ясно, что лорд Даттон изо всех сил пытается обольстить леди Ланрит. И делал он это намеренно, чтобы досадить ей, Анне Уоррен, в чем она ни секунды не сомневалась. И что леди Ланрит почти готова уступить Даттону, было тоже очевидно. А что леди Ланрит очень осторожна и в картах, и в любви, Анна знала по слухам и из своих собственных наблюдений.
А то, что Даттон в противоположность ей был безрассуден во всем, она знала по собственному опыту.
Что было известно Джорджу Прествику об этой ситуации и причинах ее возникновения, она не имела ни малейшего представления. Но даже для человека несведущего, но способного хоть немного мыслить логически, все было ясно, как божий день. Лорд Даттон наказывал ее за то, что она предпочла ему Стейвертона, буквально у нее на глазах пытаясь соблазнить эту милую леди Ланрит. А то, что леди Ланрит была вдовой, служило неоспоримым доказательством ее правоты. Ибо, будучи вдовой, леди Ланрит ничего не теряла в случае интрижки, пусть и недолгой, с Даттоном, если он сможет добиться своего. Анне было больно это видеть, ведь весь прошлый месяц лорд Даттон делал все возможное, чтобы добиться ее расположения.
Но Анна твердо решила, что не доставит лорду Даттону удовольствия видеть, как сильно она страдает. Ведь ему хотелось не только довести ее до отчаяния, но чтобы она выставила свои чувства напоказ. И если он заметит с ее стороны малейшую реакцию на свое поведение, то, несомненно, сделает из нее посмешище. В этом случае она рискует потерять лорда Стейвертона, к которому испытывала искреннюю привязанность и которому собиралась посвятить остаток своей жизни.
Лорд Стейвертон был достойным человеком. Милым, добрым и мягким. А еще очень щедрым. И самое главное, он действительно хотел жениться на ней, на бедной, ничтожной вдове с сомнительным прошлым. А прошлое было действительно сомнительным, ибо ее мать была куртизанкой. И куртизанкой она была в лучшие времена, а в худшие времена она была… доведена до полного отчаяния.
Анна не хотела такой жизни, чтобы в конце оказаться на краю гибели. Она будет умнее матери и все сделает правильно: удачно выйдет замуж и станет Стейвертону хорошей женой, довольствуясь тем, что имеет.
Так и будет. И пусть Даттон обольщает кого угодно, пусть сияют его небесно-голубые глаза, пусть его губы шепчут глупый соблазнительный вздор. Ее это больше не трогает. Она выйдет замуж за Стейвертона, милого, замечательного Стейвертона, а если Антуанетта, леди Ланрит, намерена упасть в объятия Даттона, раствориться в его поцелуях или оказаться в его постели, то это ее выбор. А свой выбор Анна уже сделала, и в ее будущей жизни Даттону нет места.
Как ей хотелось сказать ему это лично! Если бы только она могла оказаться с ним наедине, заглянуть в это прекрасное лицо, она бы сказала, что больше не хочет его и не хочет, чтобы он хотел ее.
Но она была лишена такой возможности и не станет искать подходящего случая. Пусть сам догадается о ее решении, ведь он не мог не заметить, какой кроткой и безразличной она казалась, сидя рядом с ним за карточным столом, пока он у нее на глазах соблазнял другую женщину.
Анне было все равно.
Она могла поклясться, что он ее больше не волнует.
Ему следовало бы это понять и смириться, броситься вон из комнаты или совершить что-нибудь столь же драматическое. С тех пор как она отказала ему и осталась со Стейвертоном, Даттон часто напивался, но сейчас казался трезвым.
Жаль.
Набравшийся Даттон был очень, очень забавным и служил прекрасной мишенью для насмешек, как вы понимаете. Что могло заставить его бросить столь полезное занятие?
– Вы нужны своей сестре, – сказал Джордж Грей, рванув спинку стула с такой силой, что чуть не уронил Джорджа Прествика на пол. – Идите к ней. Немедленно.
– О Господи, – сказал Джордж Прествик, поднимаясь на ноги. – Прошу меня извинить, – обратился он к игрокам.
Даттон едва удостоил его взглядом, ибо был занят тем, что неотрывно и пылко смотрел в большие зеленые глаза Антуанетты. Красота этой леди завораживала. Анна рядом с ней чувствовала себя ущербной, хотя ей очень шло скромное муслиновое платье и единственное украшение в виде серебряного крестика на шее. Наряд леди Ланрит был роскошным: дорогое платье из белого шелка с модным низким декольте дополняла целая россыпь топазов на шее и в ушах.
– Вы очень правильно поступаете, мистер Прествик, – сказала Анна. – Леди необходима постоянная защита от джентльменов, которые слишком легкомысленны в своих действиях и слишком необузданны в своих желаниях. Поверьте, мисс Прествик обрадует ваша поддержка.
– Вы так думаете, миссис Уоррен? – спросил мистер Прествик.
– Не сомневаюсь, что так она и думает, – ответил за нее Даттон, как же низко он пал, – ведь миссис Уоррен пугает любое проявление внимания.
– Как странно, – мягко сказала леди Ланрит. Ее манера поведения, ровная и спокойная, была чрезвычайно привлекательной. Естественно, лорду Даттону было трудно устоять перед обаянием этой женщины. – Редко встретишь леди, миссис Уоррен, которую, как и меня, смущает излишнее внимание. Может быть, вы навестите меня как-нибудь и мы поговорим об этом?
Лорд Даттон чуть не лопнул от злости.
Зато Анна почувствовала себя гораздо лучше, чем час назад. Какая все-таки милая женщина Антуанетта, такая проницательная и великодушная. Возможно, ей хватит сил устоять перед Даттоном, чтобы не оказаться в его постели. Анна едва сдержала вздох облегчения. Если бы она сделала это, Даттон испытал бы чувство удовлетворения, но около месяца назад она поклялась себе, что лишит Даттона покоя. Возможно, на всю оставшуюся жизнь. Но пути Господни неисповедимы. Хотя он определенно этого заслуживал.
– С большим удовольствием, леди Ланрит, – с улыбкой ответила Анна.
– Ваша сестра, – напомнил Джордж Грей, глядя на Даттона с легкой насмешкой.
Ходили слухи, что на прошлой неделе Джордж Грей ударил Даттона в живот. Должно быть, это было забавно.
– Да, иду, – вздохнул Джордж Прествик. – Еще раз прошу прощения. – Поклонившись, он и мистер Грей вышли из зала.
– Могу я присоединиться к вам?
Анна подняла глаза и увидела лорда Руана, который стоял, положив руки на спинку стула, где только что сидел мистер Прествик. Даттону его предложение показалось вполне приемлемым. А вот леди Ланрит была не очень довольна. Что бы это значило?
Глава 17
– Довожу до вашего сведения, что мне все это не нравится, – сказала Пенелопа, когда Айвстон вывел ее из гостиной в достаточно просторный, ярко освещенный вестибюль, – но не стану отрицать, что это любопытно. В качестве эксперимента, если вы понимаете. Так сказать, сравнительный анализ. Логично предположить, что все мужчины целуются приблизительно одинаково, единственную разницу составляет форма их губ, и если принять это во внимание, то возникает вопрос, влияет ли это различие на их манеру целоваться?
– Очень хорошо понимаю вас, – с веселыми нотками в голосе сказал Айвстон. – Я пришел к такому же выводу относительно женщин, и если учесть, что я целовал не одну женщину, должен признать, что ваше предположение в общем и целом верное. В этом смысле женщины очень похожи. Практически все целуются одинаково.
– И скольких женщин вы целовали? – спросила она.
– Я не считал.
– Почему? Тогда ваш вывод недостаточно точен.
– Думаю, он точен. Просто женщин было слишком много.
Его заявление повергло Пенелопу в шок, но интуиция подсказывала, что он скорее всего лжет. Слишком много? Как ему вообще удалось поцеловать хотя бы одну девушку? Ведь он из дома не выходит!
Айвстон все-таки был очень странным. Все так думали. Никто даже не сомневался на этот счет. Слухи, к которым Пенелопа внимательно прислушивалась, что естественно, ибо Айвстон был в ее неофициальном списке потенциальных претендентов на роль мужа, все слухи безоговорочно свидетельствовали о том, что он – человек странный и нелюдимый. Как он вообще ухитрился найти женщину, не говоря уже о поцелуях?
Правда, если быть честной, а Пенелопа была скрупулезно честной сама с собой, он целовался очень хорошо. Напрашивался вывод, что у него все-таки был некоторый опыт. Возможно, он поцеловал пару раз какую-нибудь дальнюю родственницу. Или практиковался с блудницей. Это больше походило на правду. У Айвстона было больше денег, чем хороших манер. Так что ему не оставалось ничего другого, как только покупать расположение женщин, даже падших.
От этой мысли ей стало гораздо легче.
Но через секунду стало гораздо хуже.
Проститутка? Он заплатил падшей женщине, чтобы научиться целоваться?
Интересно, как это было? И сможет ли она превзойти ее?
Пенелопа не сомневалась, что сможет. Она справится лучше, чем какая-то девица с улицы. Чем все городские блудницы, вместе взятые. Она была уверена в себе, как никогда.
Пен пристально смотрела на Айвстона, пока он тащил ее за собой, крепко держа за руку, глядя только перед собой и громко возмущаясь, когда натыкался на слуг, которые сновали по вестибюлю взад и вперед, обслуживая гостей леди Ланрит. Они буквально скатились с лестницы, забыв об осторожности, и наконец, проскочив через заднюю дверь, оказались в небольшом тенистом саду позади дома.
Дождик устал моросить и лениво ронял редкие крупные капли.
Айвстон напоминал буйно помешанного. Ее тайное свидание с конюхом было гораздо лучше подготовлено: по крайней мере там, где они встречались, была крыша над головой, и Пенелопа выбрала для этого теплый летний полдень, а не дождливую ночь. Как можно кого-то соблазнить в таких неблагоприятных условиях?
Но Айвстон, по всей вероятности, не думал об этом. С какой-то первобытной страстью, что трудно было в нем заподозрить, он без ласковых слов и легких прикосновений, которые говорят о намерениях мужчины, кинулся к ней, заключил в объятия и начал целовать с такой нежностью, как будто… как будто, но думать она не могла. От его поцелуев голова пошла кругом.
Неужели это все происходит с ней?
Ее затуманенный мозг отказывался понимать, зачем они вообще все это затеяли. И прежде чем Пенелопа сообразила, что делает, она приподнялась на цыпочки, обхватила его голову руками и страстно ответила на поцелуй.
Их языки не знали покоя.
Горячее дыхание.
Мягкие влажные губы.
Его руки прижимали ее к груди с такой силой и решимостью, что ей ничего не оставалось, как отвечать тем же.
Скорее всего из вежливости. Просто чтобы не обидеть, в этом все дело.
Она должна показать ему, как хорошо умеет целоваться, и проявить при этом некоторую теплоту. Таков был уговор.
Она собиралась доказать, что не уступает в искусстве поцелуя уличным блудницам.
Правда, это казалось смешным и неуместным, но она так чувствовала, а в данный момент ее заботили только чувства и ощущения.
А чувствовала она себя на вершине блаженства.
Айвстон великолепно целовался. И обнимался не хуже.
Это было потрясающе.
И Пенелопа отвечала ему с восторгом и… азартом, и дело было вовсе не в договоре, но ему этого знать не следовало. Она решила и докажет ему, что умеет целоваться лучше других.
У нее все получится.
Просто ради разнообразия и чтобы продемонстрировать глубину своих познаний, она, обхватив его голову руками, чуть запрокинула ее назад и начала покусывать его нижнюю губу.
Из груди Айвстона вырвался стон, что уже было очень хорошо, объятия стали крепче, а поцелуй – более страстным и изощренным.
Это было восхитительно. Должно быть, она застонала, но надеялась, что ей показалось.
Дождь окутывал их холодной влажной пеленой. Прозрачные капли покрыли золотистые волосы Айвстона тонкой вуалью мерцающего великолепия. Высокие скулы, нос, изящные дуги бровей – все отливало серебром. Он казался нереальным и прекрасным, как сказочный принц. Пенелопа ощущала прохладу его кожи, запустив пальцы в шелковистые волосы, в то время как внутри у нее все пылало и пульсировало – извечное противостояние льда и пламени. Соски набухли и болели, дыхание стало прерывистым, с трудом пробиваясь наружу, как взлетающие вверх искры костра в неравной борьбе с дождевыми струями.
Он немного отстранился от нее, совсем чуть-чуть.
– Конюх не мог вас этому научить, – прошептал он.
Она весело фыркнула и провела языком по его шее, лаская пульсирующую жилку, прежде сдвинув носом галстук, чтобы добраться до нее.
– А вы что, целовались с конюхом? Нельзя быть таким самоуверенным.
Он глубоко вздохнул и легонько толкнул ее, чтобы она опустилась на пятки, а сам отступил назад. Разве это не доказывало, что он со странностями?
Пенелопа схватила его за лацканы сюртука и с силой притянула к себе, не отрывая взгляда от его губ.
– Я настаиваю на соблюдении условий нашего договора, Айвстон. И не позволю вам их нарушать.
С этими словами она дернула его за сюртук, принуждая продолжить выполнение договора.
На самом деле это было вовсе не трудно. У нее всегда был талант заставлять мужчин делать то, что она хочет. Оставалось надеяться, что Айвстону хватит ума это оценить.
Айвстон раздумывал недолго. Он обхватил ее за талию, прижал к груди и начал целовать яростно, с ненасытностью примитивного дикаря.
Это было превосходно.
Ее конюх не был способен на такую страсть. Он был робок и любознателен, но не более того. Айвстон был безжалостен и напорист.
Кто бы мог подумать?
Вызывала удивление не только мгновенная и полная трансформация Айвстона, но и сама Пенелопа не подозревала, что его дикая ненасытность вызовет в ее душе такую бурю эмоций. Но это было восхитительно. Правда.
– Чему еще ты научилась, Пен? А этому тебя обучали? – Только он это сказал, как его рука скользнула вверх, и вот уже нежные пальцы поглаживают грудь. Возбуждение копьем пронзило тело. Сердце колотилось о ребра, рискуя выскочить из груди. Она хотела еще и немедленно.
– О да, конечно. Он преподал мне науку соблазна в мельчайших подробностях. Мой конюх был прирожденным наставником, – солгала она, в то время как ее горячее дыхание и жадные губы ласкали его лицо, подбородок, шею. Особенно ей нравилась шея, длинная и прохладная, с пульсирующей жилкой у основания. С Пенелопой происходило что-то невообразимое. Она не узнавала себя. Девушке не подобало так вести себя, но ей было слишком хорошо. Как все-таки странно. Когда она увидела обнаженную шею конюха, это не вызвало у нее никаких эмоций. Наверное, с ней что-то было не так. Поэтому следовало изучить шею Айвстона более тщательно, чтобы понять причину ее привлекательности. – Надеюсь, я вас не очень удивила.
Пенелопа пропустила пальцы под галстук и стащила его вниз, освобождая доступ к желанной цели.
Айвстон обхватил ладонью ее грудь и сжал.
Казалось, сознание покидает ее, ибо Пенелопа пошатнулась, невольно придвигаясь ближе, чтобы лучше чувствовать его руку, и громко застонала самым неподобающим образом.
– Нет, – задыхаясь, прошептала Она. – Нет. Не надо. Не останавливайся.
– Я не могу остановиться, – прошептал он в ответ, покусывая ее нижнюю губу, одновременно поглаживая ладонью набухший сосок. – И не хочу.
Дождь прекратился, уступив место невесомой призрачной пелене холодного тумана, но даже это не могло охладить Пенелопу. Тело отзывалось сладкой болью на каждое прикосновение его рук. Как Айвстон догадался, что ей нужно? Может быть, это подружка с улицы научила его распознавать тайные желания женщин?
Приоткрыв рот и горячо дыша, он вновь принялся ее целовать: его влажные и прохладные, как туман, губы скользили по ее губам, а язык затеял неистовую пляску с ее языком. Она чувствовала, как его руки скользят по шнуровке корсета, а пальцы цепляются и рвут тесемки в судорожной попытке расстегнуть его; он прижимался к ней всем телом, сгорая от желания, затаившегося, как зверь, готовый к прыжку.
Никогда еще шелк не казался таким плотным. Как будто на ней было три слоя шерстяной ткани. Ей хотелось только одного – ощущать руки Айвстона на своем обнаженном теле, чувствовать жар кожи. Она хотела дойти до конца, испытать все, прикрыв глаза, в полной темноте, забыв, чьи губы и руки ласкают ее. Объяснить это было невозможно, искать причину – бесполезно. Были только она и Айвстон.
Господи, при чем здесь Айвстон? И тут она разрушила чары, отстранившись от этих волшебных рук.
Ей нужен не Айвстон.
Она хотела Иденхема. Иденхем – вот правильный выбор.
Его имя звучало в голове, как надоедливый звон колокольчика, отвлекая от яростных и нежных губ Айвстона.
Он грубо схватил ее за руки и отстранился. Она изумленно воззрилась на него; ее губы продолжали инстинктивно искать поцелуя, руки судорожно впились в рубашку. На этот раз он оттолкнул ее и повернулся спиной.
Она сдерживалась из последних сил, чтобы не прижаться к этой прямой сердитой спине.
И вдруг до нее донеслись голоса. Один из них принадлежал Джорджу.
Бывают моменты, когда девушке не хочется видеть своего брата. Сейчас был именно такой момент.
Она вскинула руки к волосам, превратившимся в мокрое спутанное месиво, затем принялась судорожно одергивать платье, которое было таким мокрым, мятым и истерзанным, что в голову приходили самые непристойные мысли, ибо никакая случайность не могла бы объяснить ее растрепанный вид. В этот момент дверь распахнулась, и она увидела своего брата Джорджа и другого Джорджа, брата Софии, которые ступили на выложенную плитами дорожку сада.
