Текст книги "Лилия и шиповник"

Автор книги: Кирилл Сомов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Глава двадцать девятая

Жан-Мишель вынырнул из ночной тьмы в яркий солнечный день (сказалась разница по времени), его взгляд стал осмысленным, но по-прежнему встревоженным.

– Ну, что, что?! Не молчи, скажи, получилось?

Принц затормошил друга, пытаясь добиться единственно желаемого ответа. И он его получил.

– Да, твой отец уже в безопасности. Убийца связан и обезврежен.

– Хвала Христу!.. – облегченно вздохнул Генрих.

– Погоди... Вместо короля должен погибнуть твой брат...

– Ты пугаешь меня... Расскажи немедленно, что там произошло! При чем здесь Филипп?!

– Я не смог управлять душой твоего отца, но с Филиппом все получилось. Наверное, ваши души более близки... И теперь Филипп отравлен. Яд настолько силен, что противоядие уже не успеет подействовать, даже если оно и разыщется. Твой брат обречен...

Принц Генрих потрясенно замолчал. Он лихорадочно искал выход, но ничего не приходило на ум. Тогда Генрих схватился за рукав Жан-Мишеля, как хватается за соломинку утопающий:

– Ты не можешь... Ты не можешь так все оставить! Спаси его! Ну, сделай хоть что-нибудь!

– Что я могу... Это уже бесполезно...

– Не хочу ничего слышать! Возвращайся обратно и вылечи Филиппа!

Жан-Мишель с сомнением качнул головой, но все же поддался на уговоры. Он снова сжал ладонь принца и погрузился было в транс. Однако им помешали...

Сотник Мухаммед Абд аль-Хафид, зевая и хмурясь, поднялся со своего ложа, стал расталкивать нукеров. Дневной сон не освежил его, а наоборот, только добавил усталости. Но надо было продолжать путь.

– Эй, вы, грязные лягушата! Вставайте живей! – крикнул он мальчишкам.

Смысл этой фразы ребята поняли, даже не зная языка, но принц вовсе не собирался подчиняться. Жизнь брата была во сто крат важней, чем собственная! И Генрих тихо сказал Жан-Мишелю:

– Продолжай, не обращай внимания...

Увидев, что ему не подчинились, сотник разгневался. Он подошел ближе и пнул принца в бедро:

– Ну, ты! Я приказал подниматься!

Только что проснувшийся Мбаса бросился на защиту, но был отброшен вторым пинком.

Тогда Генрих, скрутив в тугой комок царственную гордость, кинулся сотнику в ноги и стал умолять:

– Прошу вас, погодите немного! Дайте нам всего несколько минут! Мой брат может умереть!

– Что ты говоришь, я ничего не понимаю! – сотник пытался освободиться, но принц крепко обнимал его за сапоги, пытаясь уговорить.

– Всего пять минут!

– Кто-нибудь, скажите, чего хочет этот щенок?! Иначе я просто прикончу его!

В караван-сарае было несколько путников, которые забрели отдохнуть и пообедать. По счастью, одному из них было известно несколько французских слов.

Невысокий тощий араб встал из-за столика, отставив чашку, и подошел поближе. Он вслушался в просьбы принца и как сумел перевел их.

– Какой еще брат? Где он? Этот эфиоп, что ли?

– Нет-нет! Мой брат далеко отсюда, но мы сможем его излечить даже на таком расстоянии.

– Я тебя понял, ты хочешь затянуть время. Да ты просто ленивый сын ишака, и не хочешь предстать перед нашим всемилостивейшим султаном!

– Нет, вы ошибаетесь. Я лишь хочу спасти брата. Умоляю, всего несколько минут!

– Ай, шайтан с тобой. Пять минут!

Генрих наконец отпустил сотника и быстро развернулся к Жан-Мишелю:

– Продолжай скорей!

Жан-Мишель взял принца за руку и стал медленно погружаться в небытие. А вокруг собрались зрители, предвкушая необычное развлечение. Они тихо посмеивались, глядя, как застывал мальчишка, как бледнело его лицо.

– Если этот факир и правда что-то умеет, то султан отвалит нам не одну сотню золотых дирхемов!.. – сказал вслух сотник, устраиваясь поудобней.

* * *

Король проснулся от протяжного хриплого стона и первой мыслью было: «Филипп!..» Беспокойство подбросило Людовика с постели в единый миг. Он метнулся к сыну, едва не сбив при этом стойку шатра.

Мальчик крутился с боку на бок, словно механическая кукла, без остановки, и стонал. Людовик первым делом крикнул в проем, чтобы разыскали лекаря, которого весьма предусмотрительно захватили в этот поход. Затем повелел разжечь свечи и вернулся к мальчику.

Яд начал действовать быстрей, чем было рассчитано – наверное, потому что попал в тело ребенка, а не взрослого.

Лоб Филиппа влажно блестел, глаза широко раскрылись. Сквозь стон и хрип пробивались бессвязные фразы, в которых невозможно было разобрать слова. Людовик пощупал лоб мальчика – холодный и липкий...

Король страшно взволновался и, едва вбежал в шатер доктор, принялся за расспросы:

– Что с моим мальчиком?! Прошу, посмотрите его! Неужели чума?! Что за странная лихорадка?

Доктор склонился над мальчиком и принялся за осмотр.

– Нет... На чуму не похоже, нет высыпаний на теле. И по другим признакам что-то иное. Что он ел за ужином?

– Все как обычно, фрукты, сыр, пирожные... Я ел то же самое, но как видите, здоров. Святой Франциск... Я все понял... Негодяй монах каким-то образом отравил моего мальчика!.. Как ему это удалось?!

– Хм... Яд? О, да, вполне вероятно. Хотя эти симптомы мне незнакомы... Большинство известных ядов дают совершенно иные результаты. А здесь сочетание лихорадки, судороги, усложненное дыхание...

– Послушайте, мне важно лишь одно – спасите моего сына! Делайте уже что-нибудь!

Филипп между тем уже затих. Его тело вдруг выгнуло дугой, пальцы на руках скрючило в подобие ястребиных лапок.

– Ложку, скорей передайте мне ложку! – вскричал доктор. Король схватил со стола ложку и отдал ему.

Доктор вставил серебряный предмет в рот мальчику и сказал:

– Иначе он откусит сам себе язык... Начались судороги, причем весьма сильные. Придерживайте его, ваше Величество, а я посмотрю, какое лекарство можно приготовить.

На губах мальчика показались пузырьки пены, хрип усилился многократно. Наконец мальчик закричал...

* * *

Жан-Мишель схватился руками за голову, зажимая уши. В его голове протяжным эхом звенел громкий крик, доставляя невыносимую боль.

– Что, что там? Говори! – Генрих пытался понять, что произошло в далекой Франции.

– Все очень плохо, твой брат умирает... Яд поразил все его тело, добрался до самых потаенных частей... Я пытаюсь ослабить боль, но это плохо удается. Дай мне руку снова...

Генрих подал ладонь и Жан-Мишель продолжил:

– Я попробую вывести яд. Вот только получилось бы...

Возобновив прерванную на миг связь, он принялся за дело. Яд уже впитался в кровь, но большая его часть оставалась в печени. Именно туда и устремил свой тайный взгляд Жан-Мишель. Усилием мысли он скомкал ядовитую сущность в тугой шар бурого цвета, покрытый шерстью и паутиной, вытащил его наружу и сжег в пламени свечи. Конечно, все это было незаметно для глаз короля и доктора. Они лишь увидели яркую вспышку, а потом Филипп немного успокоился, словно чуть утихла боль.

А Жан-Мишель продолжал. Сейчас он принялся прочищать кровь принца, выгребая растворившийся в ней яд. Бурые нити съеживались, слипались в комочки и тоже сгорали над свечой. Постепенно тело мальчика очищалось, дыхание успокаивалось. Оставалось самое сложное – освободить от яда мозг...

Жан-Мишель начал очистку. Он действовал, словно ювелир, чтобы не задеть, не повредить хрупкие сосуды. Но даже полностью уничтожив ядовитый след, он не принес исцеление. Принц лишь прикрыл глаза, глубоко и спокойно вздохнул. А затем погрузился в безмятежный и беспробудный сон...

– Я сделал все, что в моих силах... – произнес виновато Жан-Мишель. – Но я не справился...

– Филипп умер?.. – глухо спросил Генрих, отворачиваясь, чтобы скрыть непрошенные слезы.

– Нет-нет! Он жив, но...

– Но что?

– Он спит.

– Спит? Ну, это уже не так страшно.

– Погоди, он не просто спит. Он не сможет проснуться! Он будет спать долго-долго, пока не определят, чем его можно вылечить окончательно. Надо узнать, что за яд ему подсунули, и какое от него противоядие. Лишь тогда чем-то можно помочь.

– Эй, вы! Мне еще долго ждать? – это вмешался сотник Мухаммед Абд аль-Хафид. Ему надоело наблюдать, как два мальчишки болтают о чем-то непонятном, и совершенно ничего не происходит. – Ты уже вылечил своего брата?

– Да, хоть и не совсем, – ответил через переводчика Генрих.

– Странно, мы даже и не заметили. Может, ты нам соврал?

Сотник с насмешкой обвел взглядом окружавших его зрителей, словно ища поддержки.

– Нет, я говорил правду. Но теперь это уже неважно, мы готовы продолжить путь, – Генрих говорил устало, ему действительно все было безразлично. Главное, что Филипп остался жив.

– В путь, так в путь, – слегка разочарованно сказал сотник. Он не увидел ни пожирания огня, ни полета в воздух, вообще ничего из арсенала многочисленных фокусников. – Набери воды в эти мешки.

Он бросил принцу три больших кожаных мешка и, не оглядываясь, отправился седлать коня. Генрих и Мбаса быстро справились с заданием и вскоре отряд выехал из города.

* * *

В королевском бивуаке тоже собирались в путь. Людовик решил не дожидаться утра, а немедленно выезжать в Париж. Принц Филипп погрузился в странный сон, доктор ничего не мог объяснить. Лже-монах, виконт де ла Вальер, замкнулся и не поддавался ни на расспросы, ни на угрозы. Да он ведь и не мог сказать, что за яд был применен. И к большому сожалению крошечный цилиндрик, поразивший принца, не был обнаружен даже при повторном осмотре. Он ловко притаился в складках тяжелой шерстяной рясы.

В Париже король соберет всех самых известных лекарей королевства, пригласит врачевателей со всей Европы. И принц Филипп обязательно очнется от своего беспамятства...

Глава тридцатая

Столица Марокко, город Рабат...

Только сейчас мальчишкам открылось в полной мере все великолепие Востока. Дома высотой в два-три этажа, с балконами и верандами, увитые плющом, утопающие в роскоши. Словно бедность осталась за городскими воротами. Даже улочки были вымощены плотно подогнанными каменными плитами.

Отряд продвигался по городу не спеша, чтобы ненароком не налететь на кого-то из многочисленной знати. Шикарные паланкины с занавесями то и дело норовили встать поперек дороги, словно каждый из них – центр Вселенной.

Сотник злился и, будь на то его воля, слуги этих вельмож, переносившие паланкин, получили бы за дерзкую невнимательность по десятку плетей. Но приходилось терпеливо дожидаться, ведь неизвестно, кто скрывается внутри.

Пришлось проехать чуть ли не весь город, пока добрались до дворца султана. Массивные внутренние ворота распахнулись, пропуская всадников.

Широкая дорожка, посыпанная красным песком, вела вглубь великолепного сада, сквозь стройные ряды кипарисов и фруктовых деревьев.

Сотник оставил своих людей у самого входа, а сам повел пленников вперед, давая по пути наставления:

– Наш всемилостивейший не любит, когда ему перечат, так что уж лучше промолчать, чем спорить. Расскажете ему все без утайки, а уж он решит, что с вами делать.

Купол дворца, покрытый глазурью, сиял на солнце, слепил взор. Стены с бойницами и колоннами украшал искусный орнамент, исполненный в виде арабской вязи.

Даже сотник слегка заробел, переступив порог. Подошел статный вельможа, жестом призвал за собой.

Мальчишки шагали вслед за ними, разглядывая стены – такого великолепия они не видали еще. Даже Лувр и Версаль показались Генриху бедняцкими хижинами по сравнению с дворцовыми галереями. Золото, сплошь только золото... Стены, потолок, все в позолоченных орнаментах. А на полу мягкие ковры, бесчисленное множество... Шаг становится бесшумным, невесомым, словно идешь по облаку.

Здесь царило безмолвие и спокойствие, сонное, тягучее...

Раскрылись створки огромных дверей, высотой в три человеческих роста. Вельможа склонился в поясе и произнес:

– Входите, уважаемый Мухаммед Абд аль-Хафид...

Сотник подтолкнул мальчишек перед собой.

Громадный, пустынный зал раскинулся перед ними. На таком поле могли бы с легкостью затеряться два-три гвардейских полка.

И каким странным показалось громогласное эхо, прозвучавшее немедленно:

– Подойдите ближе! Всемилостивейший султан ожидает вас!

Сотник заторопился. Его шаг ускорился, почти превратившись в бег.

Султан Марокко, Абд Ахмед аль-Мансур, восседал на роскошном диване, обшитом алой парчой и золоченой тесьмой. Он был примерно одного возраста с отцом Генриха, слегка рыхловат и полноват. Весь его облик говорил о властном и противоречивом характере.

По обеим сторонам почтительно стояли советники и военачальники, во главе с великим визирем Хасаном ад-Дином Фархади.

Сотник бросился ниц к ногам султана, попутно толкнув в спины Жан-Мишеля и Генриха. Ну а Мбаса и сам понял, что надо сделать.

Впрочем, Генрих вовсе не собирался валяться в пыли, он немедленно выпрямился, скрестив на груди руки. Послышался всеобщий вздох – возмущение вельмож не знало предела. И султан, конечно, не смолчал:

– Поднимись, Мухаммед. Кого ты привел ко мне? Этот мальчишка весьма невежлив. Ты что, не мог продать его по дороге? К чему тащить в мой дворец всякий хлам?

– Прошу простить меня, о великий султан! Я дерзнул подумать, что он будет тебе интересен. Ведь этот мальчик наверняка сын кого-то из европейской знати. Изволь лишь обратить внимание на его тонкие кисти, на его нежную кожу. Это не простой бездельник из нищих, о нет! Расспроси его, о великий! Тебе он не посмеет солгать.

Султан тяжело задышал. Жара донимала даже во дворце, хоть невольники за его спиной и работали вовсю опахалами из павлиньих перьев.

– Прежде ответь мне ты, Мухаммед, как исполнено мое повеление? Все ли должники оплатили свой долг?

– Да, повелитель. Были недовольные, но все они не решились протестовать в открытую. Лишь в одной деревушке, название которой слишком незначительно для твоих ушей, о повелитель, не нашли денег. Вот там я и взял в счет долга этих мальчишек. Они показались мне весьма занятными.

– Превосходно. Позже передашь деньги казначею. Эй, вы, поднимитесь!

Сотник пихнул Жан-Мишеля сапогом и тот резво вскочил. Мбаса не стал дожидаться пинка, поднялся сам. Негритенок опустил глаза, словно понимая, кто он сам, и кто перед ним.

Султан взглянул на этих двоих лишь мельком, а вот Генрих его весьма заинтересовал.

– Назови свое имя! Откуда ты родом, из какой страны? – не дождавшись ответа, султан раздраженно спросил: – Мухаммед, почему он молчит?

– О повелитель, этот мальчишка не понимает наш язык.

– Как же ты с ним общался? Наверное, тумаками и затрещинами? Позвать толмача!

По этому приказу из толпы разряженных советников и вельмож выбежал низенький человечек со сморщенным лицом. Он засеменил к дивану и склонился в низком поклоне перед султаном.

– Спроси, на каком языке он говорит?

Переводчик принялся спрашивать на более всего известных языках и Генрих откликнулся на французскую фразу:

– Я родом из Франции, великий султан. Мое имя – Генрих де... – принц замялся, придумывая на ходу. И чтобы не запутаться в собственной лжи, взял имя погибшего в бою опекуна, – Генрих д’Ориньяк. Мой отец – граф д’Ориньяк. Несколько дней назад мы попали в жестокий шторм, меня вынесло за борт и так я оказался здесь, в вашей стране. Я прошу помочь мне добраться до берегов Франции и мой отец не поскупится, оплачивая мое спасение.

Султан внимательно выслушал переводчика и рассмеялся:

– Ты считаешь, что мне нужны ваши жалкие гроши? Я не так беден, как тебе могло показаться! Я могу сделать сотню таких мальчишек, как ты, из золота и раздарить статуи нищим на рынке! Но оставим это... Итак, ты граф?

– Да, великий султан.

– Это ничего не значит. Ты жив до сих пор лишь потому, что мне пришлась по душе твоя дерзость. Иначе я приказал бы сварить тебя в масле. А еще можно содрать кожу, это тоже весьма занимательно.

У принца слегка задрожали губы, но он взял себя в руки и не отвел глаз.

– У меня на конюшне убирают навоз два испанских гранда, на скотном дворе работает польский князь, а за столом прислуживает мальтийский рыцарь. Они все захвачены мною в сражении и превращены в рабов. Неверный может быть либо рабом, либо... мертвым. Ты что предпочитаешь, мальчик?

Султан перешел на ласковый, елейный тон, но Генрих продолжал надеяться:

– И все же я очень, очень прошу – отправьте меня во Францию. Поверьте, мой отец не пожалеет никаких средств!

– Ты опять про деньги... Надоело! Помолчи немного, я займусь остальными. Эй, Абдалла! Подойди-ка.

К дивану плавно подплыл огромный толстый вельможа с сильно набеленным лицом. Это был Верховный евнух, Абдалла аль Феруджи. Свирепый, хитрый, умный... По сути, он легко мог уничтожить любого, кто встал бы на пути его планов.

– Абдалла, как тебе нравится этот чернокожий? Из него получится великолепный евнух, не так ли? Вот и забирай, в моем гареме он будет весьма кстати.

Абдалла широко ухмыльнулся и схватил Мбасу под локоть. Мальчишка дернулся, но хватка была железной. Генрих не понимал, что происходит, но почуял, что негритенку грозит нечто страшное.

– Куда вы его тащите?! – вскинулся принц и метнулся к другу. Обхватил его за талию и попытался освободить из лап Верховного евнуха. – Отпустите немедленно! Я не позволю!

Султан раскатисто засмеялся, хлопая себя по коленям.

– Тащи, тащи его! Не поддавайся!

Несчастного Мбасу едва не растерзали надвое, но вокруг лишь заливались смехом.

Наконец султан позволил переводчику объяснить, куда вели Мбасу. Генрих мигом понял, какая участь ожидает негритенка. Но сам Мбаса не ведал значение слова «евнух»

– Успокойся, успокойся, граф! Это будет совсем просто – отрежут лишнее, смажут маслом да закопают по пояс в горячий песок пустыни. Через несколько дней все заживет. От этого умирают всего два-три мальчишки из сотни, сущая мелочь! – веселился султан.

И тогда Генрих прибегнул к последнему доводу. Он отпустил Мбасу, вернулся на свое место и проговорил сквозь душившие его слезы:

– Я не граф, великий султан... Я сын короля Франции, принц Генрих...

Глава тридцать первая

Довольная ухмылка медленно исчезала с лица повелителя Марокко. В зале смолкли все звуки, повисла напряженная тишина. Все смотрели на Генриха, словно он на их глазах превратился ту самую золотую статую, о которой упоминал султан.

Сотник, стоявший позади принца, едва не схватился за голову, когда понял, какая птичка угодила в его силки.

А сам султан пребывал в некоторой растерянности, но быстро восстановил царственную осанку. Он процедил сквозь зубы:

– Значит, ты мне солгал?

Генрих покраснел до ушей, и еле совладав с собой, ответил:

– Прости, великий султан, я вынужден был это сделать. Я не знал, как ты относишься в монарху Франции.

– И теперь ты хочешь, чтобы я поверил? Кто поручится, что это не очередная ложь? Ты пытаешься спасти свою никчемную жизнь, вот и сочиняешь разные небылицы. Я прав?

Придворные закивали головами, подтверждая слова правителя.

Задумавшись на миг, Генрих ответил:

– На этот раз я сказал сущую правду. Наверняка весть о моем исчезновении уже пронеслась по всей Европе. Ты с легкостью можешь проверить мои слова.

– Да, я так и поступлю. Мое решение таково – будешь гостем в моем дворце, пока мой посланник не вернется из твоей страны. И поверь, если ты все же солгал – ты пожалеешь, что не умер сегодня! Абдалла, забирай этого негра, делай, что велено!

Принц возмутился – опять султан за свое!

– Этот негритенок – мой слуга! Я требую оставить его со мной!

– Ты можешь только просить, но никак не требовать, – султан пошевелил толстыми пальцами, усеянными перстнями. – Хорошо. Я сегодня настроен благодушно. Отпусти этого раба, Абдалла. Принц, а что ты скажешь о третьем мальчишке, который еще не произнес ни слова? Он тоже твой слуга?

– Нет, великий султан, я не смею больше лгать. Этот мальчик – мой названный брат. Он уже трижды спасал мою жизнь.

– Вот как? Это любопытно. Ты расскажешь мне об этих историях, у нас будет много времени для бесед. Визирь! Запиши мой указ: направить посольство к франкам. Выяснить, что там у них с наследником произошло. Ну и договориться о выкупе, если это действительно принц. Хотя нет, погоди... О выкупе упоминать не следует, я еще подумаю, какую выгоду извлечь.

А мальчишек тем временем вымыть, приодеть, накормить. Отправь их в мой гарем, пусть жены займутся этим. Все, уведите! Продолжим совет...

Верховный евнух низко поклонился государю и увел мальчишек из зала.

Дворец султана Абд Ахмед аль-Мансура представлял собой бесконечную череду покоев, предназначенных для того, чтобы с царственным великолепием расселить в них женщин, придворных и рабов. Выстроено почти полусотня отдельных построек, в каждой свой фонтан во внутреннем дворике. А также ко дворцу пристроены громадные конюшни на несколько тысяч лошадей и бесконечный лабиринт дворов, мечетей, садов, которые были обнесены стенами. Там проживали сотни слуг и рабов, население целого маленького городка.

Абдалла провел детей по бесконечной анфиладе, укрытой коврами, уводя все дальше и дальше, пока они не вошли в приземистый домик с высокими стенами, скрывающими от посторонних глаз один из залов гарема.

Вернее сказать, в сам гарем их, естественно, не допустили – мужчинам, даже столь юным, доступ в него запрещен под страхом смертной казни. Потому евнух привел их в комнату для гостей.

На двух низких столах стояли граненые чаши из богемского стекла, из которых пили мятный чай, и бесчисленные медные ящички с чаем, сластями.

Вскоре в комнатке появились разодетые в шелк и муслин женщины. Абдалла передал приказ султана и ушел по своим делам.

Мальчишки замерли в растерянности, но долго скучать им не дали. Женщины с радостными воплями набросились на несчастных детей и мгновенно сорвали с них остатки потрепанных одежд. Генрих залился краской от стыда, но поделать ничего не мог. Его руки и ноги были крепко схвачены, а сопротивление подавлено.

Левую часть комнаты занимал небольшой квадратный водоем, дно которого было выложено голубой и зеленой мозаикой. Мальчишек окунули в чистейшую прохладную воду, принялись натирать розовым мылом и оттирать пемзой. Не слушая возмущенные вопли, женщины ловко стерли пыль и въевшуюся грязь, вымыли волосы какой-то вкусно пахнущей пеной.

Затем разложили мальчишек на узкие лавки и стали натирать маслом с таким одуряющим запахом, что Генрих едва не задохнулся. Голова кружилась, свежесть заполняла тело сквозь все поры растертой докрасна кожи.

Буквально из ниоткуда появилась детская одежда, и все трое были облачены в восточный наряд – синие шелковые штаны, жилетки из красного атласа, золоченые туфли, и белые тюрбаны. Этот пестрый наряд был дан мальчишкам словно в насмешку – так не одевались правоверные. Но конечно же, Генрих не знал и не ведал, что это было оскорбление.

Весело переговариваясь, женщины оглядывали дело рук своих. Потом потащили ребят за роскошный стол, что ломился от всевозможных фруктов и сладостей. Крупные оранжевые апельсины, красные гранаты, розовый шербет и рассыпчатая халва, сушеный изюм – все это показалось голодным мальчишкам дарами из рая.

Мбаса первым прыгнул на подушки, запихал в рот попавшиеся под руку фрукты, за что получил крепкую затрещину от одной из женщин. Черным не пристало сидеть за одним столом с господами! Принц не успел вмешаться, да и не слишком торопился – чужие обычаи надо уважать. Негритенок вылез из-за стола и сел в сторонке на корточки, дожевывая абрикос.

А его место заняли Генрих и Жан-Мишель. Женщины принялись скармливать им фрукты, заливаясь смехом всякий раз, когда сок начинал течь с подбородка на одежду. Вскоре мальчишки уже стали отбиваться от угощения, что было весьма нелегко. Вконец утомившись, Генрих вытер слипающиеся губы ладонью и сказал:

– Все, больше я не смогу съесть. Хоть казните.

Уловив смысл сказанного, одна из жен султана распорядилась провести гостей в спальню, где их уложили на широкие мягкие перины, в которых можно было бы проспать целую вечность...

Помещение, где отдыхали гости, уютно укрывалось от посторонних глаз темно-вишневыми портьерами. Солнечные лучи не проникали сюда, равно как и голоса обитателей гарема.

Пушистая кошка с наглыми зелеными глазами пробралась в спальню, огляделась и прыгнула на постель к Жан-Мишелю. Взобралась ему на грудь, мурлыкнула о чем-то своем и заурчала, навевая сон. Жан-Мишель не стал прогонять зверя, хоть кошка и нагуляла приличный вес на султанских обедах...

Прохлада приятно успокаивала и казалось, что все неприятности уже далеко позади...

Вечером султан соизволил пригласить царственного гостя в свои покои. Друзья принца такое приглашение не получили и были вынуждены остаться. Угрюмый темнокожий евнух принес бронзовый стакан и тройку кубиков. Мбаса и Жан-Мишель принялись с увлечением бросать кости, споря и перебивая друг друга. Евнух постоял с минуту, глядя на их игру, потом что-то сказал по-арабски и поманил Генриха за собой.