Текст книги "Мир Приключений 1965 г. №11"
Автор книги: Кир Булычев
Соавторы: Еремей Парнов,Север Гансовский,Генрих Альтов,Александр Мирер,Александр Насибов,Николай Томан,Михаил Емцев,Сергей Жемайтис,Матвей Ройзман,Николай Коротеев
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 59 страниц)
На палубе готовились напасть на океанскую джонку. Громоздкая трехмачтовая деревянная посудина с высоко приподнятой кормой, распустив все свои прямоугольные паруса, натянутые на множество бамбуковых палок, кренясь на левый борт, тщетно старалась уйти от быстроходной “Лолиты”. Вооруженные матросы стояли возле расчехленных, готовых к спуску шлюпок.
На баке возле пушки, среди орудийного расчета, я увидел Жака.
Резко ударил в уши орудийный выстрел. Перед кормой джонки поднялся столб воды. Тотчас же самый большой парус со средней мачты пополз вниз. И скоро, убрав все паруса, джонка остановилась, тяжело покачиваясь на волнах. “Лолита” подошла к ней на расстояние кабельтова. Шлюпки с матросами спустили на воду, и они помчались к беззащитному кораблю. Грабители пробыли там не больше получаса и вернулись по сигналу с “Лолиты”.
Все это время я стоял возле камбуза, глядя, как разбойники расправляются с командой джонки, бросают в шлюпки тюки с товарами. Едва только шлюпки подошли, их подцепили талями, шхуна дала полны” вперед, шлюпки поднимали уже на ходу. “Лолита” спешила на новый грабеж.
Джонка не успела скрыться за горизонтом, как над водой раскатился взрыв. На ее месте осталось только облачко черного дыма.
Я подбежал к Розовому Гансу; он стоял у фальшборта и, давясь от смеха, рассказывал что-то французу-артиллеристу, мрачному человечку с черной бородой.
Веселый немец, увидав меня, сказал, показывая на француза:
– Артиллерия не довольна, что я подсунул в это корыто парочку мин. По их мнению, парусник надо было расстрелять из пушки. Он жалуется, что последнее время у него совсем нет тренировки. Я пытаюсь ему объяснить, что незачем палить среди белого дня в парусник, когда с этим делом не хуже справится “несчастный случай”. Ха-ха! Чисто сработали мои магнитки.
– Надо вернуться, спасти их, – сказал я. – Там люди гибнут!
– Пустое дело: здесь кишат акулы. – Розовый Ганс махнул рукой. – Да жалеть их нечего. Они могли сообщить о нас. Дьявол их знает, может, у них была радиостанция. Вызвали бы английские миноносцы, а те могли нам все сорвать. Теперь нам никто не помешает. Ха-ха…
Когда я вернулся на камбуз, кок сказал печально:
– Так они каждый раз убивают бедных людей.
Я не поверил в искренность его слов: он показался мне тогда не только трусом, но и лицемером, хотя эти качества очень тесно связаны – трус никогда не бывает откровенным, если его к этому не принудить.
Минут через двадцать после гибели джонки с кормы донесся голос Розового Ганса.
– Эй, юнга Дикобраз, бегом к капитану!
Я хотел идти на вызов, но кок остановил меня в дверях испуганным возгласом:
– Ты посмотри! Сейчас он совсем пропади!
Я увидел Жака: он стоял у входа в матросский кубрик. К нему подходил, приплясывая, Тони. Неподалеку стояли боцман и еще несколько пиратов. Боцман закричал истошным голосом. Палач протянул руки к Жаку, закрыв его от меня своей широченной спиной. Неожиданно раздались, почти слившись, два выстрела, – палач ткнулся носом в палубу у ног Жака. Жак выстрелил еще два раза, и боцман, цепляясь за тали, стал падать.
Все это случилось так неожиданно, так ошеломило пиратов, привыкших к строжайшей дисциплине, что Жак воспользовался их замешательством, в несколько прыжков очутился на баке и спрятался за щитом пушки. Один из подручных боцмана бросился было за Жаком, но тут же щелкнул выстрел, и он, пригнувшись, побежал под прикрытие фок-мачты.
Я видел, как многие, прячась за мачты, шлюпки, поглядывали в сторону бака, качали головами, перешептываясь друг с другом. На их лицах был суеверный ужас.
На мостике ударили боевую тревогу. Но матросы лишь вяло перебегали от укрытия к укрытию. Из кубрика, где находилось большинство команды, показалось несколько человек; Жак дал автоматную очередь над их головами, “смельчаки” скрылись и больше не показывались. Каждый понимал, что человеку, убившему боцмана, терять нечего.
С мостика раздался громкий голос. Капитан или кто-то из его помощников кричал в мегафон, видимо стараясь уговорить Жака сдаться.
Жак выслушал и дал в ответ короткую автоматную очередь, которая красноречивее слов говорила о его намерениях. Он понимал, что судьба его решена. У него оставалась единственная надежда, что вот-вот взорвется мина и тогда в панике появятся хоть какие-то шансы на спасение.
А мина все медлила.
Кок втолкнул меня в камбуз, а сам остался за дверью. Я услышал топот ног, отрывистые голоса, несколько выстрелов из пистолета, резанула автоматная очередь. Все эти звуки покрыл орудийный выстрел, треск падающей мачты и рвущихся снастей.
В камбуз влетел кок, а за ним Розовый Ганс. Увидав меня, Розовый Ганс сказал срывающимся голосом:
– Он с ума сошел, фугасным снарядом срубил мачту! Слышишь? Дал очередь из автомата. (По стальной стенке камбуза стучали пули.) Теперь к нему не подойти.
– Он защищается, его хотели убить! – сказал я.
– Об убийстве не было и речи. Боцман ему и еще десятку таких же бандитов приказал идти на ют, что-то там сделать. Те пошли, а этот отказался выполнить приказ. Ну, Тони и хотел ему вправить мозги. А он откуда-то достал “вальтер”, наверное, стащил на берегу. Этот негодяй мог бы припрятать и мину, если бы умел обращаться с ней.
Розовый Ганс разразился страшной руганью в адрес Жака, а затем продолжал:
– Теперь я ему не завидую. – Выглянув из камбуза, он тотчас же спрятал голову под защиту стальной стенки. – Начисто срезал фок. Представляю, какой у нас вид со стороны! Теперь к нему не подойдешь. Он, дьявол, может всех нас утопить. Есть только одно средство – это забросать его гранатами. Надо взять ключи у боцмана… Отдал дьяволу душу. Ха-ха… Теперь меня могут поставить на эту должность…
Дверь камбуза распахнулась, и к нам вошел Ласковый Питер с пистолетом в руке. Он набросился на Розового Ганса:
– Ты почему здесь околачиваешься? Что тебе было приказано, мерзавец?
– Я еле нашел его, – стал врать Розовый Ганс, кивнув в мою сторону. – Тут у них одна лавочка. – Он схватил меня за руку. – Пошли, буду я еще из-за тебя получать неприятности.
– Оставь. Я поговорю с ним здесь. – Ласковый Питер взял меня под руку. – Вот что, Фома, мой мальчик. Запомни крепко. На этот раз ты или подчинишься мне, или тебя ждет участь У Сина. Нож с тобой?
– Нет.
– Врешь! – Он ощупал карманы. – Странно, не соврал. Вот что. Я говорил о тебе с капитаном. Капитан согласен отправить тебя на родину на свой счет и выдать еще тысячу долларов – на пятьсот больше, чем ты стоишь. Но я шучу, ты стоишь гораздо больше. И все это за небольшую услугу. Ты храбрый парень. Тебе это ничего не будет стоить.
Я слушал его, вначале ничего не понимая. Он вытащил из кармана небольшой нож в желтых кожаных ножнах, отделанных медью.
– Возьми вот. Спрячь. Это настоящая финка. Потом можешь взять себе на память. Ты сейчас пойдешь туда. Сейчас же! Он тебя не тронет. Не бойся. Сделаешь вид, что заодно с ним, и, выбрав момент, всадишь финку ему между лопаток. В этом твое спасение и спасение всего корабля. Он сумасшедший. Не жалей его. Пожалей себя. Только себя. Ты слушаешь меня? Он уже убил десять человек. Его песенка спета. К нему боятся подойти эти несчастные трусы. Прирезав его, ты окажешь неоценимую услугу всей команде и этому безумцу.
Я ни минуты не сомневался в том, что должен буду сделать, а потому взял финку и сунул ее в карман.
Все это время кок молчал, искоса поглядывая на нас. Теперь же он спросил меня по-русски:
– Ты хочешь его убивать?
– Нет, – ответил я, зная, что Ласковый Питер не знает ни слова по-русски.
– Тогда ты хочешь помирать?
– Нет, не хочу.
– Тогда моя голова ничего не понимает. Лучше тебе не надо ходить. – Он сокрушенно покачал головой, не обращая внимания, что из духовки потянуло гарью.
Я попрощался с ним и попросил не показываться на палубе.
Ласковый Питер сказал:
– Кок напуган до смерти. Но ты наконец-то взялся за ум. Я предвидел это, сохранив тебе жизнь. Торопись, мой мальчик, помни, что ты идешь спасать и себя, и еще многих достойных людей.
Когда я вышел на палубу, Жак стрелял из автомата одиночными выстрелами, но, увидев меня, прекратил огонь. Фок-мачта, срезанная на высоте полутора метров от палубы, навалилась на грот, готовая рухнуть за борт, но ее не пускала оснастка и еще умелая рука рулевого. “Лолита” шла малым ходом, и рулевой держал ее поперек пологой волны, не давая особенно раскачиваться из стороны в сторону.
– Жак, не стреляй! – крикнул я, подняв обе руки.
Он ответил:
– Перейди на левый борт! Быстро!
Я бросился к левому борту, и Жак дал очередь из автомата. Пригнувшись, я побежал, споткнулся об убитого, упал и прополз на животе последние пять метров до пушки.
Когда я очутился за щитом, Жак, ничего не спрашивая, сунул мне в руки автомат и проговорил совсем спокойным тоном:
– Стреляй! Теперь уже скоро. Отодвинь предохранитель. Не показывай голову. Укройся за брашпилем.
Мы дружно застрочили из автоматов по палубе: он по левому борту, я – по правому, не целясь, просто чтобы к нам не могли подойти.
Когда у меня кончились патроны, Жак бросил мне запасной магазин.
В нас не стреляли, видно что-то замышляя. Вдруг я увидел руку на планшире фальшборта: к нам подкрадывались под его прикрытием. Мы открыли огонь, и два матроса полетели за борт. Их никто не стал спасать.
Когда мы переставали стрелять, Жак подбадривал меня:
– Честь и мужество победят, Фома…
На наше счастье, основные силы команды находились в матросском кубрике, и мы никому не давали из него высунуться. Большая часть вахтенных матросов, которым было приказано атаковать Жака, были убиты или ранены. Потерпели неудачу наши враги, когда хотели обстрелять Жака из крупнокалиберного пулемета. Он разгадал их замысел. Пулемет стоял на крыше рубки, замаскированный чехлом под компас. Но оттуда мачты мешали вести огонь по баку. Пулемет стали было переносить на крыло мостика – Жак сбил из пушки и пулемет, и часть мостика. Мне было и страшно, и в то же время радостно от сознания, что я не оставил товарища в беде, что я сражаюсь за правое дело против фашистов и что мы держим в страхе такую банду головорезов…
И все-таки мы чуть было не сложили головы на баке “Лолиты”. Наверное, Розовый Ганс достал гранаты из оружейного погреба. Внезапно гранаты стали рваться на палубе, но, к счастью, перед нашим укрытием. Щит пушки и брашпиль надежно защищали от осколков. Какой-то головорез бросил гранаты с грот-мачты. Жак снял гранатометчика автоматной очередью.
У меня не замолк еще гул в ушах от взрыва гранаты, как мы покатились по палубе, сбитые резким толчком. Фок-мачта с треском полетела за борт, лопались снасти, что-то трещало, ухало. Когда мы с Жаком поднялись, то увидели, как из кубрика хлынули матросы, сшибая друг друга, топча ногами упавших. Они бросились к шлюпкам. Напрасно капитан, надрываясь, кричал в мегафон, стараясь навести хотя бы какой-нибудь порядок.
“Лолита” медленно кормой уходила в воду.
Две шлюпки, набитые до отказа, отходили от борта.
По какой-то случайности на корме при взрыве мины уцелел баркас, и на него шла посадка. Автоматчики сдерживали напор обезумевшей команды.
Среди них яростно пробивался Розовый Ганс; несколько раз его отбрасывали назад, сбивали с ног, топтали, он вскакивал, врезался в ревущую толпу, нанося удары вымбовкой по головам матросов. Наконец ему удалось пробиться к автоматчикам, и те пихнули его в баркас.
Яростная ругань и драка за места шла в третьей шлюпке, четвертую шлюпку раздавила в щепки упавшая фок-мачта…
– Стреляй в них! – закричал я Жаку. – Стреляй из пушки! – и навел свой автомат.
Жак пригнул его дулом к палубе.
– Нельзя. Если мы разобьем шлюпки, то они тогда убьют и нас. Нам не выбраться. Пусть только отплывут! Матросов стрелять не надо: многие из них попали сюда не по своей вине. Надо в баркас! В баркас, там главари…
Из камбуза показался кок и, озираясь по сторонам, сначала шел медленно, а потом побежал к нам.
– Тебе все живой! – радостно закричал он, увидав нас с Жаком. – Как хорошо, что живой. Я думал, все помирай. – Присев возле нас, он сказал: – Нам не надо поспешать. Они могут стрелять. Когда уедут, тогда мы поедем. Я уже погибал. Я знаю…
Я увидел третье превращение кока за день. Перед нами стоял совершенно другой человек. Его плутовское лицо стало тверже, решительней. Он был совершенно спокоен, как может быть спокоен очень храбрый человек в таких обстоятельствах. Он всячески старался нас ободрить, переходя с пиратского жаргона на русский язык:
– Зачем бояться? Если дело худо, все равно, – он выразительно развел руками, – будут неприятности.
Жак выстрелил из пушки по баркасу, на котором уходили Симада-сан, офицеры, Ласковый Питер и свора пиратов.
Промах!
Я подал Жаку снаряд, он зарядил пушку, но в это время баркас скрылся от нас, зайдя за корму “Лолиты”.
– Нет, они не уйдут, не уйдут! – повторял Жак, не отходя от прицела. – Они вспомнят еще У Сина, когда будут барахтаться среди акул.
Стаи этих прожорливых тварей носились вокруг тонущей шхуны.
Ветер медленно разворачивал тонущий корабль. Прошло несколько минут, и мы увидели баркас, удиравший от нас под всеми парусами.
Жак приник к прицелу.
Выстрел!
Перелет.
Разрыв второго снаряда закрыл баркас водяным столбом – это был недолет.
Жак попал в баркас с пиратами только шестым выстрелом.
Ваня сказал печально:
– Это настоящая война. Иво все пропади. Это хорошо. Такой люди надо пропади. Но нам не надо пропаяй. Надо делать, что плавает, как иво…
– Плот! – подсказал я.
– Вот, вот. Надо очень скоро делать.
Шлюпки медленно уходили от нас, взяв курс на юго-восток. Мы втроем смотрели им вслед. И странное дело, корабль тонул, может быть, нас ожидала страшная участь, но ни у меня, ни у моих товарищей – я видел это по их лицам – не было страха. Мы испытывали радость победы, и все невзгоды, ожидающие нас впереди, казались пустяками после всего пережитого.
– Как я боялся, что мина не взорвется… – Жак хотел еще что-то добавить, но кок неожиданно накинулся на нас, заставляя немедленно строить плот.
Мешкать было опасно. “Лолита” низко осела, задрав нос, и застыла в таком положении. Вздрагивая и потрескивая, она боролась с водой, разрывавшей переборки. Никто не мог сказать, на сколько времени еще хватит у нее сил продержаться на поверхности.
Кок выбросил из дверей камбуза топор, пилу и нож, похожий на самурайский меч. Мы с Жаком стали снимать мочины – толстые доски, которыми закрывают трюмы, и бросать их в воду между мачтой и бортом “Лолиты”. Ваня стаскивал в кучу матрасы, набитые пробковой крошкой, спасательные пояса, концы манильского троса.
Сооружению плота сильно мешали акулы. Когда мы с Жаком спустились на фок-мачту, плававшую возле борта, то акулы устроили такую пляску вокруг нас, что о работе нечего было и думать.
Жак выпустил в акул целую обойму из “вальтера” – они исчезли, но через минуту появились опять.
– Так дело будет худо, – сказал Ваня, глядя на нас с палубы. – Эта пух-пух не годится. Я сейчас другой пух-пух буду давать.
Он принес в мешке из-под сухарей автомат и с десяток магазинов к нему. Мне приходилось почти беспрерывно стрелять, оберегая товарища от обнаглевших акул.
Жак укладывал доски одним концом на мачту, другим – на рею и прикручивал манильским тросом. Работал он удивительно ловко и споро. Когда он соорудил площадку, то стал бросать на нее матрасы, спасательные пояса, весла, шесты, брезент, ящики, банки и коробки с продуктами. Наконец на плот перебрался кок, едва дышавший от усталости.
В чреве корабля что-то треснуло. Мы втроем отрубили винты, связывающие корабль с мачтой, и стали отталкиваться от борта веслами и шестом; наш грузный плот еле двигался, к счастью, помог ветер, и мы отошли на безопасное расстояние от “Лолиты”. Ее нос и две оставшиеся мачты скрылись под водой.
На гибель судна было так же тяжело смотреть, как на кончину живого существа.
Чуть посвистывал пассат, еще больше подчеркивая траурную тишину, стоящую над океаном.
Неожиданно все мы вздрогнули от хриплого крика: кто-то остался на корабле и взывал о помощи.
Ваня ахнул, протянул руку к тонущему кораблю и сказал со слезами в голосе:
– Посмотри, там Васька сидит! Сичас иво пропади! Как иво спасати?
По бизань-мачте поднимался сиамский кот и орал так, будто исполнял свою предсмертную песню.
– Он нас просит спасать, как будем делать? – простонал Ваня и, не дождавшись ответа, закричал коту: – Зачем плакать, сейчас будемо спасати! Васька, упади не надо! Крепко держись!
Кота чуть было не затянуло в воронку, он скрылся совсем под водой, но вдруг вынырнул и под наши ободряющие крики поплыл к нам. Как мы боялись, что его проглотит акула! Одна из них заметила легкую добычу слишком поздно. Мокрого кота Ваня уже прижимал к груди, когда акула пронеслась мимо плота и Жак пустил в нее автоматную очередь.
Гладя кота, Ваня говорил мне:
– Это шибко хорошая Васька. Я иво купила совсем щенка. Иво ночью крыса лови, днем – спати на мачте. Там, где парус…
Еще несколько часов ушло у нас па доводку нашего суденышка. Чтобы плот был более мореходным, Жак предложил обрубить концы мачт, утяжелявшие его. Мы это и сделали, а обрубки подвели под плот и надежно закрепили. Теперь нам был не страшен свежий ветер и даже небольшой шторм, а главное, можно было поставить парус. Мачту мы соорудили из бамбуковых шестов, а парус из брезента. За плотом потянулся след, как за настоящим кораблем.
– Не меньше трех узлов! – воскликнул Жак. – Семьдесят две мили в сутки!
Теперь у нас повышались шансы встретить корабль или пристать к одному из коралловых островов. В довершение к нашим удачам в одном из картонных ящиков оказались баночки с ананасным соком, а в другом печеночный паштет. Вместе с нами пировал Васька, тщательно вылизывая свою долго из консервной банки с любимым блюдом. Не отказался он и от ананасного сока. Пообедав, долго умывался, сидя у ног хозяина, затем заснул у него на руках. Ваня нес первую вахту, стоя возле мачты. Мы с Жаком сидели на пробковых матрасах. Жак говорил:
– Правда и мужество победили! Как хорошо, что мы встретились! Теперь у них на два корабля меньше.
Я с удивлением спросил:
– Разве “Орион” действительно утопил ваш товарищ?
Жак кивнул:
– Да, он проложил курс на рифы, когда ничто не предвещало шторма. Обыкновенно в эти месяцы стоит хорошая погода. У Син рассчитывал, что вся команда спасется на шлюпках. Шторм налетел внезапно, когда вы были со всех сторон окружены рифами. Выхода не было. Война! Мы ведем беспощадную войну, как русские партизаны.
– Кто вы?
– Патриоты! Мы боремся за независимость нашей родины, против империалистов. Пираты тоже им помогают. Вначале они разбойничали в наших водах, а когда разгорелась война, то захватили все дороги южных морей. Сейчас они работают на войну, помогают колонизаторам, фашистам. В наших водах всегда было много морских разбойников, но никогда они не были так сильны. И вот мы решили уничтожить эту заразу. Она мешает нашей борьбе, помогает черным силам, угнетает народ. Может, мы поступили неправильно. Надо было вначале добиться свободы, а потом покончить с пиратством? Может быть. Но У Син погиб не напрасно. И наша смерть была бы оправдана. Но мы остались живы! Как хороша жизнь! Смотри, какое ласковое небо! Какое море!.. Какое красивое!..
Ваня сопел, поглядывая на нас, ему тоже хотелось поговорить, но из деликатности он молчал, поглаживая спящего кота. Жак умолк на секунду, и Ваня воспользовался случаем вставить словечко; он обратился ко мне:
– Ты, Фомка, глупая мальчишка. Как можно говорить незнакомому человеку, что думаешь? Так нельзя говорить. Разве ты меня знал? И сразу: “Ваня, давай “Лолиту” на дно”. Так нельзя. Ты меня послушай, я не дурак. Надо, как Васька. Это очень умная скотинка. Что думает, никому не известно. На камбузе покушает, крысу покушает, потом – спать на мачту. Сам себе капитан. Вот так надо жить! – Посмотрев на меня лукаво, добавил: – Нет, не надо жить, как кошка, надо жить, как люди, хорошие люди.
Плот медленно двигался, утюжа валы. Мы стали вспоминать все подробности боя. Ваня, трясясь от смеха, рассказал смешную историю, происшедшую с Розовым Гансом. Во время взрыва он все еще сидел в камбузе, и когда тряхнуло, то угодил на горячую плиту. Затем Ваня стал отчитывать Жака. Говорили они горячо и долго. Когда Ваня замолчал, Жак сказал мне:
– Он недоволен, что я, зная о взрыве, поднял целое восстание.
Я признался, что мне тоже непонятно его поведение. Зачем было рисковать?
– Я не мог иначе. Помните, там на берегу, когда Тони ударил меня ни за что. Это не первый раз. Боцман что-то подозревал. Ему, наверное, доносили, что я не особенно охотно служу им. Он стал придираться ко всему. Сегодня ему не понравилось, что я невесел. И он приказал Тони отвести меня на корму “повеселиться”.
– Мне говорил Ганс, что вас назначили на работу куда-то на корму и вы тогда отказались. Конечно, туда было идти опасно.
– Не на работу. С работы я мог уйти. Меня собирались посадить в карцер; он рядом с машинным отделением. Выхода у меня не было. И я решил продать жизнь как можно дороже.
– Акула! – вскрикнул Ваня и погрозил кулаком. – Чего тебе надо?
Жак взял автомат и, когда пятиметровая акула проплывала недалеко от нас, выпустил в нее очередь. Акулу будто стегнули бичом, она ударила по воде хвостом и помчалась прочь. Ваня захохотал, а потом что-то насмешливо прокричал ей вслед.
Эта огромная акула больше не показывалась, зато помельче изредка появлялись и тоже в страхе улепетывали, напуганные нашими выстрелами.
Слева показался небольшой островок с редкими пальмами. Пристать к нему мы не могли: пассат увлекал нас все дальше и дальше к экватору. Скоро островок скрылся.
– Ничего, – сказал мне Ваня, – скоро будет много земли. Вон посмотри!
Далеко впереди что-то чернело.
– Дым! – сказал Жак. – Удача, как и несчастье, не приходит в одиночку. Это большой пароход!
Он оказался прав. Прямо на нас шел лайнер, он поднимался как из-за бугра. Нас заметили. Лайнер сбавил ход, а потом и совсем остановился в полумиле от плота, похожий на многоэтажный дом. На его палубах виднелись любопытные лица пассажиров, они махали нам руками и что-то кричали. Скоро к нам подошел вельбот. Моряки, говорившие по-английски, весело гогоча, помогли нам перебраться в шлюпку.
Среди этой шумной и веселой ватаги я заметил белобрысого курносого матроса. Он тоже смотрел на меня и, улыбаясь, сказал по-английски, а потом по-русски:
– Ты совсем похож на русского парня.
– И вы также! – ответил я.
– Да я же и есть русский, самый настоящий русский!
Он необыкновенно обрадовался, узнав, что я из Советской России. Вся команда смотрела на меня с недоверчивым восхищением – это были австралийские моряки. Им казалось невероятным появление советского мальчишки под тропиками в Океании. Досталось моей спине и рукам от дружеских шлепков и пожатий. Вместе со мной незаслуженную славу разделял и Ваня; он без устали повторял:
– Моя русика, моя рашен! – и счастливо смеялся, прижимая к груди сиамского кота.
Разобрав весла, матросы стали грести к теплоходу. Мой земляк сидел загребным; занося весло, он рассказывал нам с Ваней:
– Наши бьют фашистов уже в Германии. Сегодня передавали военные новости. И здесь дела идут на ять!
– Что такое ять? – спросил я.
– Была такая буква в старом русском алфавите… Как же тебя занесло сюда?
Сбивчиво я стал рассказывать. Когда дошел до “Лолиты”, он недоверчиво улыбнулся, покачал головой:
– Ты, видно, парень, начитался приключенческих книг. Помнишь “Остров сокровищ”? Вот настоящая книга для мальчишек! Лет пять – шесть назад я тоже подумывал: а не махнуть ли мне в Карибское море и не сделаться ли пиратом? Да отец вовремя высек меня. Боюсь, что и тебе влетит, когда ты вернешься домой после этого маленького путешествия…
Мы обходили корму теплохода, я прочитал его название: “Мельбурн”…