Текст книги "Мир Приключений 1965 г. №11"
Автор книги: Кир Булычев
Соавторы: Еремей Парнов,Север Гансовский,Генрих Альтов,Александр Мирер,Александр Насибов,Николай Томан,Михаил Емцев,Сергей Жемайтис,Матвей Ройзман,Николай Коротеев
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 59 страниц)
ВОЛОДЯ ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ
Осторожно, ощупью пробираясь в свою комнату, Володя услышал голос Нины. Она убаюкивала сестру и без конца повторяла один и тот же куплет знакомой с детства колыбельной песни:
Котя, котинька, коток.
Котя, серенький хвосток!
Приди, котя, ночевать.
Нашу Катеньку качать…
Эту колыбельную Нина пела каждый вечер, и нередко случалось, что под нее засыпала не только Катя, но и другие ребята, постарше. А Дима Жарский иной раз и сам просил: “Спой про кота… Не могу уснуть: очень есть хочется…”
Володя вошел тихо, стараясь не шуметь, однако Нина сразу встрепенулась и подняла голову.
– Это ты, Вова? – спросила она. – Где ты был так долго? Мальчик сел рядом с ней на солому.
– Подожди минуточку, Нина, – сказал он, все еще переводя дыхание после стремительного бега по двору. – Я сейчас все расскажу. Только сначала разбужу Колю…
– Я не сплю… – послышалось с другой стороны. – Ноги очень ломит… Тебе чего, Вовка?
– Я знаю, зачем приезжали эсэсовцы, – сказал. Володя, понизив голос.
– Ну?
– Они хотят всех нас похоронить.
– Откуда ты это взял?
– Подслушал разговор полицаев.
И Володя слово в слово пересказал все то, о чем говорили Скоба и Конопатый. Его выслушали, не перебивая.
– Значит, они собираются похоронить нас живыми… – не то спрашивая, не то отвечая сама себе, задумчиво произнесла Нина.
– Почему – живыми? Наверное, сначала пристрелят… – невесело откликнулся Коля.
У Володи ком застрял в горле.
– Пристрелят или не пристрелят… Не все ли это равно! – почти выкрикнул он. – Надо придумать, что нам делать?
– Тише, Володя, – остановила его Нина, – всех разбудил. А что нам делать, я пока не знаю. Сейчас подумаем…
– Ах, если бы не мои ноги! – вздохнул Коля.
– Что б тогда было?
– Я ушел бы… сегодня же… еще ночью!
– Опять ты за свое! – упрекнула его Нина. – Ты бы ушел… А мы? А другие?
– Ты не поняла меня, Нина… Ничего вы не знаете! Вы думаете, я тогда пробирался в деревню? К родным? А у меня и родных-то тут не осталось… Нет, я искал партизан…
– Партизан? Зачем? – удивилась Нина.
– Как – зачем! Я хотел рассказать им о нашем лагере… Хотел попросить их, чтобы они нас освободили… Ну и, конечно, задали перцу продажным шкурам… и Беренмейеру!
Володя затаив дыхание слушал Колю. Так, значит, он бежал к партизанам!..
– А где они, Коля? – спросил он. – Где ты их искал?
– В лесу, конечно!
– В каком лесу?
– В любом… Мне говорили старшие ребята, что они всегда скрываются в лесах…
– И в том, что за этим оврагом, тоже?
– Может быть…
– Тогда я пойду к ним! – неожиданно для самого себя решил Володя.
– Ты?
– Да, я!
– Ты не дойдешь…
– А ты бы дошел?
– Сейчас нет… А потом, мы забыли о Гелле. Ведь она все равно никому не даст уйти… Разве только Кате…
Володя опустил голову. Они и вправду забыли о Гелле.
Эту огромную, свирепого вида овчарку привезли к ним в Лесково еще в середине прошлого лета, сразу после первого побега Коли Вольнова. Она стерегла своих пленников на совесть. Не было случая, чтобы Гелла не задержала беглеца или не заставила его вернуться обратно. Так случилось с Колей да и с другими ребятами тоже… И ее боялись все… Все, кроме Кати!
Володя хорошо помнил, как в первый же день, едва завидев овчарку, девочка подбежала к ней и с радостным криком “Собачка!” обняла за шею. Нина тогда чуть не умерла от страха. Но Гелла не тронула Катю и даже слегка вильнула хвостом. И они подружились.
А осенью, когда Конопатый замахнулся на Катю, которая нечаянно попалась ему под ноги, овчарка бросилась на полицая и повалила его на землю.
После этого происшествия Геллу стали запирать. Теперь ее выпускали только ночью, чтобы она охраняла лагерь, или в случае побега кого-нибудь из ребят. Однако она по-прежнему добросовестно исполняла свои обязанности и уйти от нее было невозможно.
– Да, она только Катю пропустит, – задумчиво продолжал Коля. – Но, если бы ее и не было, нам все равно не добраться до партизан…
– Почему?
– Ослабли мы очень. Месяц назад я был крепче и то через два часа выдохся. На голодный желудок далеко не уйдешь…
При этих словах Володя встрепенулся.
– Я принес хлеб! – сказал он.
– Хлеб?!
– Да, мне дал его немец…
– Какой немец?
– В серой форме… Тот, что приехал с Беренмейером… Я встретил его во дворе, и он дал мне буханку. А я – то испугался, думал, что он хочет отвести меня к полицаям.
– Может быть, он коммунист? Или антифашист? – предположил Коля. – Артемий Васильевич говорил, что есть среди немцев и такие…
– Может быть…
Коля взвесил буханку на руке
– С ней можно было бы добраться и до партизан, – сказал он. – Если бы не Гелла!..
– Раздели хлеб, Нина, – попросил Володя.
– Нет, ты возьмешь его с собой, – спокойно отвечала девочка.
– С собой?
– Да, ты пойдешь искать партизан…
– А Гелла?
– Я задержу Геллу… До утра!
– Но как?
– Очень просто… Я разыщу ее во дворе и дам ей понюхать какую-нибудь Катину вещь…
– Ну и что?
– Потом я покажу ей на подвал и скажу “зухен”…
– Что ты ей скажешь?
– “Зухен”. Это слово говорили ей полицаи, когда пускали по твоему следу, Коля. Я слышала…
– Что же будет дальше?
– Что дальше? Гелла спустится в подвал искать Катю. А мы закроем дверь и не выпустим ее отсюда до рассвета…
– А если она будет лаять?
– Пусть себе лает… Из подвала ее никто не услышит.
– Молодец, Нина! – Коля был в восторге. – Иди, Володя! К утру ты будешь уже далеко!
Володя ничего не ответил. Он растерялся и был рад темноте, которая скрывала его от Коли и Нины. Лишь бы они не заметили, что он струсил!.. Потому что он действительно струсил… Его пугал ночной лес, пугало одиночество. Он боялся заблудиться и замерзнуть, боялся возможной погони… Но идти было необходимо.
– Тебя надо собрать, – засуетилась Нина. – Ватные чулки еще крепкие, они выдержат. Телогрейка очень рваная, но у нас другой нет. Горло повяжи шарфом. Шапку мы возьмем у Димы. Она ему велика, а тебе будет в самую пору…
– Но как же Дима? – запротестовал было Володя.
– Ничего, – вмешался Коля. – Когда он проснется, я ему все объясню. Главное, чтобы ты дошел! Понимаешь? Ты должен дойти! Иначе всем нам крышка!
Володя молча подчинился, но на сердце у него становилось все тревожней.
– Подожди. – Коля поднялся на локте. – Через овраг ты не перебирайся, лучше иди по аллее, а потом по большаку. Влево от него будет проселочная дорога. По ней ты доберешься до леса. А в деревню не заходи. Там тебя будут искать. Понял?
– Я пойду за Геллой. – Голос девочки задрожал от волнения. – А ты лезь на окно и жди. Если мне удастся заманить ее в подвал, я крикну: “Иди!” – и ты выпрыгнешь на улицу. Счастливо, Володя! И помни, на тебя вся наша надежда!..
– А ты взяла что-нибудь, чтобы дать понюхать Гелле? – спросил Володя.
– Да, старую Катину варежку. Прощай! И она выскользнула из комнаты.
– Эх, Володька! – Коля пожал ему руку. – Если бы не мои ноги, мы ушли бы вместе… И торопись! Ведь полицаи говорили, что все это случится скоро…
– Я найду партизан! – с неожиданной уверенностью воскликнул Володя. – Найду! Будь спокоен!..
Глава VВ ЛЕСУ
…Перед Володей стоял сам Альфред Беренмейер. Обер-шарфюрер насмешливо смотрел на него и улыбался. Точь-в-точь, как на последней проверке. Володя попытался отвернуться, чтобы не видеть этой страшной улыбки, но его шея будто одеревенела. Он хотел закрыть глаза, но они не закрылись. А Беренмейер продолжал улыбаться, и его улыбка, казалось, говорила: “Я знаю, ты подслушал разговор полицаев и пошел искать партизан, чтобы помешать моим планам. Но у тебя ничего не вышло. Теперь ты замерзнешь здесь, а твоих товарищей я все равно похороню. Нах айнер вохэ!”
Володя застонал и очнулся. Его спина застыла, руки и ноги были как чужие. Он лежал на снегу. Но почему он лежит? Ему надо спешить… Что с ним случилось прошлой ночью?..
Нине удалось заманить в подвал Геллу. Володя слышал, как девочка крикнула ему: “Иди!” – и выпрыгнул из окна. Стремясь выиграть время, он довольно быстро добрался до леса. Искать дорогу было некогда, отдыхать тоже: он ждал погони и решил двинуться напрямик… Поминутно увязая в снегу, больно ударяясь в темноте о стволы деревьев, падая и вставая, Володя, подгоняемый все нарастающим страхом, упорно продвигался вперед. Лишь к рассвету, вконец измученный, он нашел хорошо утоптанную тропу. Здесь он остановился, съел хлеб и, немного отдохнув, отправился дальше. Тропа привела его в самую чащу… и вдруг оборвалась. Оборвалась неожиданно, словно ее ножом обрезали. Вокруг, куда ни глянь, лежал снег. Вероятно, лучше было бы повернуть назад, но Володя вспомнил о Гелле и опять стал пробираться сквозь сугробы, пока дорогу ему не пересек длинный и очень глубокий овраг. Обессиленный и отчаявшийся, он вернулся по своим следам на тропу и упал, потеряв сознание.
Где-то близко захрустел снег. Володя поднял голову, и к нему разом вернулись все прежние страхи. Прямо на него шел какой-то человек. Неужели его все-таки выследили?
Но он не сделал попытки убежать. Не стал даже прятаться за дерево. Будь что будет! К тому же этот незнакомец вовсе не походил на полицая или эсэсовца. На нем был старый, добротный ватник, на голове шапка-ушанка, на ногах огромные, много раз подшитые валенки. Он слегка волочил правую ногу, но двигался очень быстро.
Поравнявшись с мальчиком, незнакомец остановился и несколько секунд молча его разглядывал.
– Как это ты сюда попал? – ворчливо, хотя и без малейшего раздражения спросил он. – Ты из какой деревни-то?
Голос у него был низкий и грубоватый, но небольшие карие глаза из-под сурово насупленных бровей смотрели ласково.
– Что ж ты молчишь? – продолжал он. – Надо отвечать, коли тебя спрашивают. Из какой ты деревни?
– Я не из деревни, – чуть слышно промолвил мальчик. Его страх постепенно проходил; в душе зарождалась слабая и смутная надежда, что этот человек ему поможет.
– Ну, а коли не из деревни, так откуда же?
– Из Лескова.
– Откуда?
– Из Лескова… из лагеря…
– Эге! Так ты это, что ж, сбежал, значит?
Володя кивнул головой. Незнакомец продолжал хмуриться, но глаза у него стали еще более ласковыми и добрыми.
– Похоже на то, что вас там не больно сытно кормили, – сказал он. – Ишь как ты отощал! Одна кожа да кости!..
– Нас не кормили…
– То есть как это не кормили? Какую-нибудь баланду-то небось давали?
– Нет, нас совсем не кормили…
– Как? – Незнакомец даже растерялся. – Да как же это?.. Да нешто это можно, детей не кормить? – заволновался он. – Постой! Ведь ты, наверное, есть хочешь? И замерз к тому же? А ну-ка, вставай! Живо! Идем! Тебя звать-то как?
– Володя…
– А меня Герасим Григорьевич… Или попросту дяди Герасим. Пошли.
Володя с трудом поднялся на ноги, чтобы следовать за своим новым знакомым, и, к своему величайшему изумлению, увидел, что тот направился как раз к тому месту, где так загадочно обрывалась тропа.
– Иди сюда, Володя! – позвал он.
Мальчик подошел.
– Видишь ты эти два ряда кустов? – показал рукой направо Герасим Григорьевич. – Так вот, ступай, значит, как раз промеж ними. Да, смотри, держись середины, а то сразу по шею провалишься.
Володя ничего не понимал. Между кустами, на которые указывал его спутник, снег был, казалось, даже еще пышнее и глубже, чем в других местах. Он с опаской шагнул вперед… и – о чудо! – не провалился. Едва погрузившись по щиколотку, его нога встала на что-то твердое, словно под верхним слоем лежала земля.
Заметив изумление мальчика, Герасим Григорьевич улыбнулся:
– Здесь гребень, – назидательно пояснил он, – а по обе стороны, там, значит, где кусты, – канавы. Места здесь, Володя, я как свои пять пальцев знаю. Двадцать лет тут проработал. Сперва сторожем, а потом объездчиком.
Володе все больше и больше нравился этот человек. На первый взгляд он казался угрюмым и малообщительным. Однако стоило ему улыбнуться, как его обветренное, с тысячей мелких морщинок вокруг глаз лицо сразу менялось и становилось добрым и приветливым.
Герасим Григорьевич нагнулся и вытащил из сугроба длинную тонкую жердь.
– Ты иди вперед, – сказал он, – а я за тобой. Надо наши следы замести. А то вдруг незваные гости нагрянут. Тебе небось тоже не очень хочется возвращаться в Лесково?
Пройдя шагов двадцать, Володя обернулся и увидел, что Герасим Григорьевич пятится и тщательно заравнивает жердью снег. Потом он с силой заколотил по кустам. С веток посыпались снежные хлопья, и через минуту вряд ли кто-нибудь смог бы догадаться, что по этому месту только что прошли люди.
У Володи стало легко на душе. Значит, его не разыщут! Он никогда больше не вернется в это проклятое Лесково, никогда!
– Куда же ты пробирался из лагеря-то? – спросил Герасим Григорьевич. – И как это ты в лес забрался? Ведь здесь и замерзнуть недолго…
– Я искал партизан… – неожиданно вырвалось у Володи. Дядя Герасим обернулся.
– Ну, это ты напрасно старался, – сказал он. – Если бы, Володя, партизан всякий мог найти, немцы бы их давно выследили… А зачем это тебе понадобились партизаны?
– Нас хотят всех убить, – начал было Володя и вздрогнул. Он вспомнил о ребятах, о том, что их надо как можно быстрее выручить, иначе будет уже поздно…
– Кто вас хочет убить?
– Эсэсовцы…
И Володя принялся сбивчиво рассказывать.
Герасим Григорьевич слушал его молча, продолжая, как он сам выражался, “заметать следы”. Наконец гребень кончился, и снова появилась дорожка, уходящая в глубь леса.
– Ты вот что, Володя, – он задумчиво посмотрел на мальчика, – не волнуйся раньше времени… Товарищей твоих, может, еще вызволят… Вот сейчас придем домой и потолкуем. А идти нам уже недалеко… Минут пять.
Они повернули направо, и перед ними открылась поляна. Посреди нее стояла изба, к которой примыкали небольшой огород и сад.
Герасим Григорьевич распахнул дверь, и Володя увидел высокую полную женщину с приятным круглым лицом и такими же круглыми, словно постоянно чему-то удивляющимися глазами.
– Батюшки! – воскликнула она. – Кого это ты привел, Герасим?
Володю удивил ее голос. Он был тоненький-тоненький, а имя своего мужа она произносила слегка нараспев: “Гера-асиим”.
– На дороге нашел, – улыбнулся Герасим Григорьевич. – Бежал, вишь, из лесковского лагеря да чуть было в лесу не замерз. Спасибо, я на него наткнулся… Володей зовут…
– Бедненький! – всплеснула руками женщина. – А тощий-то какой! Голодный небось? Его же поскорее покормить надо… Ты раздевайся, Володя… У нас тепло…
Не успел мальчик опомниться, как она уже проворно расстегнула его телогрейку и тут же в ужасе отступила, увидев под ней голое посиневшее тело.
– Ах ты батюшки! – Она снова всплеснула руками. – Смотри, Герасим! На нем и рубашки-то нет! Да как же это он не замерз?.. Постой, я разыщу, во что бы его одеть…
– Успеется, – остановил ее Герасим Григорьевич, – поесть он и в телогрейке может… Ему бы теперь чего-нибудь горяченького, согреться…
– Так я вам борщу налью. – Хозяйка метнулась к печке. – Ведь ты тоже с утра ничего не ел… Вместе и пообедаете.
Володя сел за стол и с наслаждением проглотил несколько ложек, а потом незаметно для самого себя опорожнил большую миску горячего борща.
– Жорка-то где? – спросил объездчик жену.
– На охоту ушел еще с утра. Соскучился, говорит, без свежего мяса. А зачем он тебе?
– Послать его хочу к Алесю Антоновичу. Дело есть важное.
– Так он сбегает. Вот придет, поест и сбегает. Да, никак, это он идет… – Она взглянула в окно. – Ну, точно, он.
В сенях послышались быстрые шаги, дверь распахнулась, и на пороге появился высокий красивый парень. За плечами у него висела охотничья двустволка, а в руке он держал огромную черную птицу.
– Есть хочу, мать! – громогласно объявил он. – По-настоящему! Давай обед! А это кто? – уставился он на гостя.
– Из лесковского лагеря он, – отвечал Герасим Григорьевич, ласково глядя на Володю.
– Сбежал, значит! По-настоящему? Вот молодец! – Жорка сильно хлопнул Володю по плечу. – Ты его покормила, мать?
– Покормила, Жорочка…
– Еще дай!.. Я вижу, он еще хочет.
– Так ему нельзя много. Отец говорит – вредно…
– А ты меду ему дай… Меду можно… Правда, можно, отец?
– Меду, пожалуй, можно, – согласился Герасим Григорьевич.
Хозяйка вышла в сени и вернулась с полным стаканом меда. Стакан она поставила перед Володей, а сыну налила миску борща.
– Ты ешь, ешь! – Парень подмигнул мальчику. – Тебя зовут-то как?
– Володя…
– А меня Жора… Ешь мед, Володя! По-настоящему!
И, будто показывая, как это нужно есть по-настоящему, Жора накинулся на борщ и опустошил миску раньше, нежели Володя успел проглотить вторую ложку меда.
– Молока! – потребовал он у матери. – И ему тоже!
– Молоко холодное, Жорочка, а он и так замерз… Вечером подою, дам ему парного…
– Ладно!
Жора схватил крынку с молоком, поднес ее к губам и осушил, ни разу не переводя дыхания.
– Уф! – удовлетворенно вздохнул он.
Герасим Григорьевич спокойно наблюдал за ним.
– Наелся? – спросил он.
– Наелся!
– Тогда слушай меня. Надевай лыжи и ступай до Алеся Антоновича. Понял?
– А что сказать-то ему?..
– Скажешь, что у нас мальчик из лесковского лагеря… И он, значит, говорит, что эсэсовцы задумали перебить всех ребят.
– Неужто всех? – Жора удивленно взглянул на Володю.
– Ты его не пытай… Вишь, его совсем разморило… Ты меня слушай!.. Передай все это Алесю Антоновичу и попроси его прийти…
– Ладно, отец, сейчас пойду…
– Сначала принеси воды, – вмешалась хозяйка. – Пока печка горячая, надо воду подогреть и вымыть мальчишку.
– Устал он очень, – попробовал возразить Герасим Григорьевич.
– Потерпит немного, не грязным же ему ложиться.
Володя и в самом деле безумно устал. Привалившись к стене и закрыв глаза, он уже не слышал, как ушел Жора, пожелав ему отдохнуть и выспаться, как рылась по сундукам хозяйка, разыскивая старые Жорины вещи, из которых тот давно вырос, как спрашивал его о чем-то Герасим Григорьевич. Потом ему пришлось на несколько минут проснуться, чтобы залезть в корыто, где его беспощадно скребли и терли. А еще через полчаса, чистый и переодетый, он лежал на теплой печи и пытался сообразить, кто такой Алесь Антонович и чем он может помочь ребятам. С этой мыслью он заснул.
Глава VIБОЕВОЕ ЗАДАНИЕ
Спал Володя крепко, но, по выработавшейся за два года привычке, проснулся как раз в то время, когда в лагере обычно происходила утренняя проверка. Еще не открывая глаз, он услышал где-то рядом оживленные голоса.
– Надо его разбудить, – настаивал чей-то могучий бас. – Жаль мальчонку, но что поделаешь… Время не терпит.
– Это верно! Разбудите, пожалуйста, мальчика, Герасим Григорьевич, – мягким баритоном поддержал его второй собеседник.
– Ну, коли надо, так надо, – согласился объездчик, которого Володя сразу признал по голосу. – Подыми его, Жорка, да, смотри, поаккуратнее… Не испугай!..
Сообразив, что это его собираются будить, мальчик открыл глаза и поднял голову. Почти в тот же момент перед ним появилось улыбающееся лицо Жоры.
– Да он не спит! – радостно воскликнул парень. – Проснулся по-настоящему!.. Слезай, Володька! Тут с тобой поговорить хотят…
И, взяв мальчика под мышки, он осторожно спустил его на пол.
Помимо самого Герасима Григорьевича и его жены, в комнате были еще два человека. Первый с бритой головой и лицом и ясными бледно-голубыми глазами. Второй был огромного роста, широкоплечий, с пышной шевелюрой и густой окладистой бородой. По внешнему виду и по одежде он казался типичным сельским жителем.
– А вот он, герой! – загремел бородач, делая шаг навстречу мальчику. – Покажись-ка, покажись, каков ты из себя!
– Это Алесь Антонович, – сказал Володе Герасим Григорьевич. – А вот это Михаил Германович. Расскажи-ка им то, о чем ты вчерась говорил мне. Про то, значит, как эсэсовцы решили вас всех убить…
– Не торопите его, Герасим Григорьевич, – слегка улыбаясь, остановил его Михаил Германович. – Садись к столу, Володя! Вот так! А теперь скажи, когда приезжали в лагерь эсэсовцы?
Мальчик на секунду задумался.
– Позавчера, – сказал он.
– И сколько их было?
– Два офицера, Беренмейер и еще один… В серой шинели.
– Так. И что же они делали?
– Собрали нас всех на проверку и долго держали…
– Припомни еще что-нибудь. Постарайся!
– Потом они ходили зачем-то за дом. Туда, где овраг… Алесь Антонович промычал что-то неразборчивое и, придвинув себе табурет, сел между Володей и его собеседником.
– Значит, они ходили к оврагу?
– Да!
– Хорошо! А теперь объясни: почему ты решил подслушать разговор полицаев?
– Потому… Потому… что, – замялся Володя, – потому что Беренмейер улыбался.
– Это очень интересно! – Михаил Германович внимательно посмотрел на мальчика. – Он, что же, очень редко улыбается?
– Он улыбается только тогда, когда нам плохо… Вот когда эсэсовцы убивали деда Матвея и когда увозили Артемия Васильевича и Ольгу Ивановну.
– Тогда он улыбался?
– Да…
– Ты молодец, Володя! У тебя редкая наблюдательность!
Володя не совсем понял эту похвалу, но ему было приятно, что его назвали молодцом, и он продолжал рассказывать, уже не дожидаясь дальнейших расспросов:
– Ну, я и подумал: может, полицаи знают, зачем приезжали эсэсовцы. И стал подслушивать под окном…
– Герасим Григорьевич уже говорил нам о том, что тебе удалось услышать. Повтори нам это еще раз. И как можно подробнее.
Володя смог довольно точно восстановить почти весь разговор полицаев.
Его слушали с напряженным вниманием.
– Сволочи проклятые! Нет, что за сволочи! – зарычал вдруг Алесь Антонович, изо всех сил грохнув тяжелым кулаком по столу. Потом он вскочил и зашагал по комнате, снова и снова повторяя: – Нет, что за сволочи!
Михаил Германович, напротив, сохранял полнейшее спокойствие, и его голубые глаза смотрели все так же ясно.
– Теперь я не сомневаюсь, – сказал он, – что германские власти действительно решили уничтожить всех детей. Нам остается только уточнить дату. Ты не помнишь, Володя? Полицаи не говорили, когда это должно произойти?
– Нет, они сказали только, что завтра им придется переселяться…
– Потому что в левом флигеле не хватит места на пятнадцать человек?
– Да.
– Рассказывай дальше, все, вплоть до твоего бегства из лагеря.
Мальчик исполнил его просьбу, не забыв упомянуть и про свою встречу с человеком в серой форме.
– То, что он дал тебе хлеб, не удивительно. Не все немцы фашисты. Но как же нам все-таки уточнить дату? Эсэсовцы при вас ничего не говорили? Хотя ты, наверное, не знаешь по-немецки?
Володя отрицательно покачал головой.
– Но, может быть, ты все же назовешь отдельные слова?
– Они говорили про какой-то гребень, – неуверенно стал припоминать мальчик.
– Про шанценгрэбер?
– Да, да!
– Вспоминай, вспоминай! Это очень важно.
И вдруг Володю словно осенило.
– Они два или три раза сказали: “Нах айнер вохэ…”
– Они сказали: “Нах айнер вохэ комт шанценгрэбер”?
– Я не помню точно… Я помню только “нах айнер вохэ”, – честно признался мальчик.
– Это было бы очень хорошо! Очень хорошо! Если бы все случилось действительно “нах айнер вохэ”!..
– Что же это значит: нах айнер вохэ? – спросил Алесь Антонович.
– Это значит через неделю. А поскольку говорили они два дня назад, то остается еще пять дней…
– А вдруг они говорили о чем-нибудь другом?
– Не думаю. Если бы они предполагали совершить свое преступление раньше, они бы не стали вызывать солдат и усиливать охрану лагеря.
– А откуда вы знаете, что они вызвали солдат?
– Но ведь это ясно. Вспомни человека в серой шинели. Он прибыл, чтобы подготовить квартиру для своих людей.
– А может быть, для особой команды?
– Особая команда не состоит из одиннадцати человек. Ист, это просто солдаты из соседней части.
– Пожалуй, вы правы, – согласился Алесь Антонович. – Значит, в нашем распоряжении пять дней.
– Не больше четырех, Алесь Антонович… Мы должны опередить эсэсовцев.
– Не пойму, – неожиданно вмешался в разговор Герасим Григорьевич. – Зачем это фашистам понадобилось убивать детей? Ведь они их и так не кормят.
– Времени у них в обрез, – пояснил Алесь Антонович, – близок час прихода нашей армии…
– Но убивать ребят? – не унимался Герасим Григорьевич.
– Для этого у них есть причина…
– Какая же?
Алесь Антонович обернулся к мальчику:
– К вам в лагерь приезжали немецкие врачи?
– Много раз…
– Что же они делали?
– Уколы нам делали… Против болезнен…
– Как же они делали вам эти уколы?
– Забинтовывали руку крепко-крепко и кололи… Очень больно было…
– Вы слышали, Герасим Григорьевич?
– Слышали… Ну и что?
– Они брали у них кровь, – пояснил Михаил Германович. – Использовали детей в качестве доноров…
Объездчик оторопел. Его жена вскрикнула от ужаса.
– Это еще далеко не все, – продолжал Алесь Антонович. – После уколов у вас в лагере болели ребята, Володя?
– Да…
– И что с ними делали?
– Увозили в больницу…
– А оттуда они возвращались?
– Нет…
– Теперь вы понимаете, Герасим Григорьевич? У детей брали кровь, а потом тех, кто заболевал, уничтожали… Разве это не тягчайшее преступление?
– Еще бы!
– Значит, им необходимо замести все следы… Ведь скоро придется расплачиваться…
Володя слушал, раскрыв рот. Откуда эти люди лучше его самого знают, что творилось у них в лагере? И как это Михаил Германович сразу догадался, что такое “нах айнер вохэ”? Наверное, они помогут его друзьям… Может быть, они скажут ему, где скрываются партизаны?
– Вам уже давно следовало бы освободить всех ребят! – проворчал Герасим Григорьевич.
– Сведения о том, что у них брали кровь, мы получили совсем недавно, – ответил ему Алесь Антонович. – А об уничтожении их в больнице нам сообщили всего три дня назад… Вот теперь будем отбивать ребят, не правда ли, командир? – обратился он к Михаилу Германовичу.
– Ни в коем случае! – твердо ответил тот.
У Володи похолодело в груди. Жора рванулся вперед, словно намеревался что-то сказать. Герасим Григорьевич и его жена с упреком уставились на Михаила Германовича. Один Алесь Антонович почему-то улыбнулся.
– Что же мы будем делать? – спросил он.
– Надо подумать, – сказал Михаил Германович. – Людей у нас осталось очень немного: остальные участвуют в известной вам операции. Без шума уничтожить охрану лагеря очень трудно, даже невозможно. А после первого выстрела к немцам прибудет подмога. Вы и сами понимаете, что увозить детей во время боя, рисковать их жизнью – это преступление.
– Согласен!
– Следовательно, надо вывезти их тайком… Ну, хотя бы тем же путем, каким ушел Володя, то есть через окно…
– Еще раз согласен!
– А поблизости их будут ждать подводы. К этому необходимо основательно подготовиться. Достать сани, обеспечить их возницами. Лошади у нас есть, а людей маловато. Договоритесь с местными жителями, найдите таких, кто бы согласился взять ребят на время к себе. Хотя бы до прихода нашей армии…
– Слышали, Герасим Григорьевич, что говорит командир? – сказал Алесь Антонович. – Вам с Жорой придется основательно потрудиться. Оповестите все окрестные деревни. Вам помогут еще трое связных. Управитесь к сроку?
– Почему же не управиться? – Герасим Григорьевич с минутку помолчал, потом почесал свой давно не бритый подбородок и добавил: – А насчет, значит, ребят… Володю-то мы решили взять к себе… Ну, и еще кого-нибудь…
– Прокормите? Не тяжело будет? Что скажете, Лариса Афанасьевна?
– Почему не прокормить? – возразила хозяйка. – Мы ведь живем получше многих других…, И коровку сберегли… И кур еще с десяток осталось… Прокормим!
– Договорились! А теперь, Герасим Григорьевич, давайте обсудим, на кого мы с вами можем рассчитывать?
Они вооружились бумагой и карандашом и принялись перечислять имена и фамилии. Володя их не слушал. Он едва не прыгал от радости при мысли, что останется здесь, с Жорой, с Герасимом Григорьевичем и Ларисой Афанасьевной. Но кого они еще возьмут? Может, Колю Вольнова? Или Нину? Хотя Нина ни за что на свете не расстанется с Катей… А что, если попросить их взять к себе и Колю, и Нину, и Катю?..
Михаил Германович незаметно наблюдал за ним.
– Послушай, Володя, – серьезно, как будто обращаясь к взрослому, начал он. – Я хочу задать тебе один вопрос. Ты очень хочешь помочь своим товарищам?
– Очень! – искренне вырвалось у мальчика.
– А не смог бы ты для этого вернуться обратно в Лес-ково?
У Володи потемнело в глазах.
– В Лесково? – еле слышно сказал он.
– Да, в Лесково. Разумеется, не сейчас, а дня через два-три, когда ты немножко окрепнешь. Ребят нужно подготовить к побегу, чтобы они все могли 6 назначенный час выбраться из лагеря. И подкормить их тоже. Иные, вероятно, на ногах не держатся от голода?
Володя вспомнил о Кате и кивнул.
– Ты возьмешь с собой побольше хлеба, – продолжал Михаил Германович. – А в помощники тебе мы дадим Жору…
Жора порывисто обнял мальчика за плечи.
– Соглашайся, Вовка! – воскликнул он. – Мы с тобой все сделаем по-настоящему! И твоих товарищей вызволим…
Володя уже не колебался: с Жорой он готов был идти хоть на край света.
– Хорошо, – сказал он.
– Тогда через три дня я зайду, – поднялся со своего места Михаил Германович, – и дам вам последние указания. Вы идете, Алесь Антонович?
– Сейчас, командир! Ступайте вперед, я вас догоню.
– До свидания!
И, козырнув по-военному, Михаил Германович вышел.
– Кто он такой? – тихо спросил Володя.
– Как – кто? – удивился Жора. – Командир партизанского отряда. А Алесь Антонович – комиссар…
Партизаны! Так, значит, Коля все-таки прав! Они существуют и действительно скрываются в лесах. И он, Володя, их нашел!
– Когда-нибудь я расскажу тебе о Михаиле Германовиче, – сказал Жора. – И об Алесе Антоновиче тоже.
– А почему не сейчас?
– Сейчас некогда. Слыхал небось, о чем тут говорили? Вот позавтракаю, возьму лыжи и айда! Побегу по деревням, искать место для ваших ребят.
– А я? – спросил Володя.
– Тебе нужно отдыхать! А вот мать уже и завтрак подает… Пошли!