Текст книги "Содержанка"

Автор книги: Кейт Фернивалл (Фурнивэлл)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 32 страниц)

Ее муж не ответил. Так же как не ответил на вопрос Лиды.

– Знаете, товарищ Серов, мне кажется, для брата и сестры вы совсем не похожи.

– В этом вы ошибаетесь. Мы с Лидией очень похожи.

– В самом деле? В чем же, хотелось бы знать?

– В наших взглядах на мир.

– Взглядах, ограниченных правилами и предписаниями? Как и у всех остальных?

– Возможно. И тем не менее мы считаем, что можем влиять на то, что происходит с нами.

– Понятно. Культ личности. Но Маркс, и Ленин, и Сталин твердо доказали, что значение имеет лишь коллективное движение вперед. Каждый отдельный винтик в машине не так уж важен. Им можно… пренебречь.

Лида и Антонина переглянулись.

– Дмитрий, – прервала Антонина мужа, с беспокойством тряхнув волосами, – дай нашим гостям спокойно попить кофе. К чему эти разговоры?

– По-моему, ваш муж прав, – заметил Алексей. – В каждой машине есть такие винтики, без которых можно обойтись. Главное – сделать правильный выбор. – С каменным лицом он откинулся на спинку кресла.

– Дмитрий, – сказала Лида и порывисто поднялась. Капелька пролившегося кофе нарушила совершенную белизну скатерти. – Вы не могли бы выйти со мной? Я хочу с вами поговорить.

Дмитрий Малофеев и Лида направились к большой вращающейся двери, ведущей на улицу, но, не дойдя до нее, она увидела с левой стороны тяжелую дубовую дверь с табличкой: «Игорный зал». Она открыла ее толчком, вошла и придержала дверь для Дмитрия.

– Хотите сыграть в покер? – улыбнулся он.

– Люблю риск, если вы это имеете в виду.

В столь раннее время здесь никого не было. Зал был заставлен маленькими квадратными столиками с зеленой суконной обивкой.

Почти все окно загораживала огромная аспидистра. Из-за ее длинных листьев свет в зале приобрел странный зеленоватый оттенок, как будто они находились под водой. Лида развернулась лицом к спутнику. Чтобы унять дрожь в руках, она прижала их к бедрам и заговорила с серьезным видом:

– Дмитрий, помогите мне. Мы оба знаем, что вы можете это сделать. Пожалуйста.

На этот раз он не улыбнулся, не рассмеялся, не поднял насмешливо бровь. Внимательно посмотрев на девушку, он произнес:

– Чего вы хотите?

– Того же, что и раньше. Узнать, где находится Иене Фриис.

Он медленно покачал головой. В этом необычном свете его рыжие волосы стали казаться фиолетовыми. Она понимала, что и ее волосы должны казаться такими же.

– Это невозможно, Лида. Я уже говорил вам. Вы должны прекратить спрашивать меня.

– Это возможно. Просто скажите мне. Никто ведь и не узнает об этом.

– Я сам буду об этом знать.

– Это имеет значение?

– Да. Думаю, что имеет.

Их разделяло расстояние в три шага. Двигаясь очень осторожно, она сократила его до двух.

– Что может убедить вас согласиться? – прошептала она.

К ее изумлению, в его глазах вдруг появилась грусть, и он негромко произнес:

– Я не стою того, Лида. Направьте свои чары на кого-нибудь другого, пока я не воспользовался ими.

– Ноя здесь, перед вами.

– Понятно. И сейчас вы падете в мои объятия, а я за это начну ласково нашептывать вам на ушко названия тюрем.

– Примерно так.

– Мне стоило этого ожидать.

– Вы заставляете меня чувствовать себя дешевкой.

– Нет, прекрасная Лида. Вы никогда не станете дешевкой. В этом я уверен. Цена всегда будет высокой.

Она сглотнула, пытаясь подавить в себе ощущение, что заходит слишком далеко. Что тонет в этом странном водянистом свете.

– Цена не так уж высока, – настойчиво продолжила она. – Название и адрес одной тюрьмы. Для вас это просто.

Он придирчиво осмотрел ее всю, от грязных туфель до худых бедер, потом грудь, горло и наконец лицо. Ее щеки начали гореть.

Губы его растянулись в какой-то странной кривоватой усмешке.

– Когда вы вот так краснеете, Лида, вы особенно соблазнительны. Вы знаете это?

– Вы не хотите сыграть, Дмитрий?

И снова он удивил ее. Каждый раз, когда она пыталась взять ситуацию в свои руки, он как будто делал шаг в сторону. Достав из внутреннего кармана серебряный портсигар, он вынул из него одну сигарету и бросил плоскую коробочку ей. Лида поймала.

– Это вам, Лида. Пойдите и купите себе ту информацию, которая вам нужна. Я не собираюсь портить свою будущую карьеру в Кремле только из-за того, что не могу устоять перед красивой девушкой. Даже перед той, у которой лицо ангела, а глаза тигра, готового вырвать у меня из груди сердце, если я не выполню ее просьбу.

Лида обомлела. Ей захотелось швырнуть портсигар на пол, но пальцы отказывались выпустить его. Пока он зажигал уверенной рукой сигарету, она смотрела на него.

– Итак, – сказал он, выпустив из ноздрей сизое облако дыма, – что бы вы сделали, если бы узнали адрес тюрьмы? Написали Йенсу Фриису письмо? «Привет, как дела? Я прекрасно провожу время тут, в Москве». Это ваш план?

– Конечно нет.

– Тогда что?

– Это мое дело.

Какое-то время они смотрели друг на друга. И у обоих в глазах неожиданно появилась враждебность.

– Там не позволяют получать или отправлять письма и запрещены любые контакты с внешним миром, – произнес он. – Вы должны это знать.

– Я не собираюсь слать ему открытку.

– Да. – Он задумчиво кивнул. – Не сомневаюсь.

Сердце Лиды уже готово было пробить грудную клетку. Она сделала еще один шаг. Теперь они стояли так близко, что она чувствовала пряный запах его масла для волос, видела крошечную оспинку у него на подбородке. Он же стоял неподвижно, только сигарету покручивал в пальцах, но серые глаза его напряженно следили за ней.

Она вытянула руку, взяла сигарету и затушила ее в пепельнице на ближайшем столике. Потом взяла его руку и положила себе на грудь, там, где бешено колотилось сердце. Его рот чуть приоткрылся. Она поднялась на цыпочки, обвила руками его шею и начала наклонять его голову, пока их губы не встретились и крепко не прижались друг к другу. Сначала он не ответил. Не поддался, не пошел навстречу. Она с испугом подумала, что совершает ошибку. Но как только она дала ему почувствовать свой вес, передала ему жар своего тела, он резко изменился. Его язык метнулся к ее губам, руки потянулись к блузке, и с губ сорвался звук, похожий на пьяный стон. Он получил ее, именно то, что хотел.

Лида не закрывала глаз. Заставила себя смотреть на него, когда его рука скользнула под пояс ее юбки.

– Какая чудная компания. К вам присоединиться можно или посторонних сюда не пускают?

Лида замерла. Дмитрий выпрямился. Он тяжело дышал.

– Привет, Антонина, – с беспечной улыбкой произнес он. – Лида как раз учила меня играть в азартные игры.

– Ставки, надо полагать, высокие.

– Необычайно высокие.

Ногти Антонины начали чертить дорожки по ее белым перчаткам.

– Лида, твой брат хочет поговорить с тобой.

Лида почувствовала внутреннюю дрожь, как будто у нее в животе зашевелилась змея. Не проронив ни слова и не посмотрев на супругов, она вышла из зала. Змея стала расправлять кольца, скользнула от желудка к горлу, и Лиде показалось, что ее сейчас стошнит.

– Лидия Иванова, вы арестованы.

Лида резко развернулась на голос. Сердце ее чуть не разорвалось, но ноги тут же приготовились бежать. Неряшливые молочно-белые волосы и мальчишеская улыбка до ушей. Даже собака, выглядывая из мешка, высунула розовый язычок, точно в насмешку.

– Ах ты негодник! – воскликнула Лида и попыталась схватить Эдика за ухо, но тот легко увернулся и с горделивым видом подошел к ней.

– Вы что тут делаете? – спросил он.

– Захотелось подышать свежим воздухом. Решила посмотреть Кремль.

– Зачем это?

– Хочу видеть место, где принимаются все решения. Где кто-то может поставить свою подпись на листке бумаги и определить мое будущее. – Она поежилась, когда с реки налетел пронизывающий ветер. – Решить, жить мне или умереть.

Они шагали вдоль Москвы-реки под массивной красной стеной, которая высилась над ними, как гигантская пасть, ощетинившаяся зубцами, готовая в любую секунду захлопнуться. Лида задрала голову и стала рассматривать ее, погруженная в свои мысли.

– Знаешь, что я думаю, Эдик? Я думаю, что эта крепость – паук, который сидит в середине своей паутины, а паутина – это вся Москва. И мне кажется, что я попалась в эту клейкую паутину и теперь, если я шевельнусь, этот паук придет за мной.

Мальчик на какую-то секунду воззрился на нее недоуменно, а потом рассмеялся. Рубанув рукой воздух, он сказал:

– Вот что я с паутинами делаю. Рву их, они же некрепкие.

Лида засмеялась.

– Завидую я тебе, Эдик.

– Это почему?

– Потому что ты видишь в жизни только черное и белое. Не знаешь, что есть еще и серое.

– А это плохо?

– Нет. Я помню, что сама совсем недавно была такой же.

– И что?

Она взъерошила его волосы. Мальчик недовольно отклонился, шагнул вперед и развернулся к ней лицом. Лида впервые заметила, что кожа его утратила серый оттенок, а скулы выступали уже не так остро. Колбаса, окороти теплая куртка начали сказываться на нем.

– Оставайся со своим черным и белым, так живется намного проще.

Мальчик скривился. Он не понял ее. Да и мог ли он понять? Она и сама не была уверена, что что-то понимает. Но у него на то, чтобы понять, была впереди целая жизнь. Она тоже скривилась, передразнивая его. Ей было всего семнадцать, но рядом с ним она чувствовала себя совсем старой. Она вытащила из кармана пальто глазурованное пирожное с засахаренной вишенкой.

– Смотри, Серуха, у меня для тебя кое-что есть.

Вообще-то пирожным она хотела умилостивить Эдика, но для него собака была важнее. Щенок взвизгнул и стал выбираться из своего мешка. Мальчик извлек его и поставил на землю, серые вислые уши тут же забились на сильном ветру, как крылья.

– Это вам пополам, – строго сказала Лида, передавая Эдику пирожное.

Он опустился на корточки, откусил небольшой кусочек, а остальным помахал над головой собачонки, пока та не поднялась на задние лапки и не принялась нетерпеливо пританцовывать.

– Я ее дрессирую, видишь? Всяким фокусам обучаю, чтоб деньги зарабатывать.

– Хорошая мысль.

Фокусы. Чтобы зарабатывать. Прямо как она. В Китае она думала, что так можно жить. Но сейчас? Она поежилась, вспомнив о кремлевских стенах. Теперь, хоть ее и окружали черные тени, она как будто стала видеть жизнь яснее.

– Ну так что? Вы-то с Серухой чего тут бродите?

Эдик сосредоточенно следил, чтобы собака не опускалась на передние лапы.

– Тебя ищем.

– Меня? Зачем?

– У меня для тебя послание.

Тут она наконец-то добралась до уха Эдика и сжала его так, что он взвизгнул.

– И когда же ты собирался мне его передать, а?

Щенок подпрыгнул, пытаясь укусить ее за руку.

– Сейчас, сейчас! – сердито закричал мальчишка.

Она отпустила его.

– Ну?

Эдик прищурился и внимательно посмотрел на нее.

– А еще пирожные есть?

– Вот ворюга! – пожаловалась она и отдала ему пирожное, которым собиралась сегодня угостить Чана.

Мальчик усмехнулся и бросил пирожное в пасть щенку.

– Он хочет тебя видеть. Прямо сейчас.

Не успел он договорить, как она развернулась и бросилась бежать.

44

Чан Аньло был обнажен. Когда Лида ворвалась в комнату, его вид заставил ее остановиться и замереть, не дыша. Он стоял у окна и смотрел на улицу. Поток жемчужного света разливался по вытянутым линиям его тела, подчеркивая мышцы спины и крепкие сухожилия, идущие от живота до бедер. Он был прекрасен.

Наверное, он наблюдал за ней, когда она приближалась, смотрел, не идет ли кто-нибудь за ней следом. Когда она вошла, он повернул голову и посмотрел на нее через плечо. Она не дышала. Не шевелилась.

Глаза его были также обнажены, как и его тело. Темные, непостижимые, они были полны чувств. От обычного его спокойствия, которое она так любила, не осталось и следа. В нем как будто кипела битва. Его боги, наверное, смеялись над ним. И все же один уголок его рта пополз вверх в улыбке.

Она поняла, что этот образ ей не забыть никогда.

Когда Лида открыла глаза, Чан опирался на локоть и смотрел на нее. Ей вдруг показалось, что он наблюдал за ее снами.

– Привет, – сказала она, не поднимая головы.

Он поцеловал ее в лоб и в кончик носа, но удержался от поцелуя в губы. Она поняла, что теперь он готов говорить. За окном бесновался пронзительный ветер. Он бил в стекло и проникал в комнату через щели в раме. От этих звуков ей стало не по себе. Это был нехороший звук, звук, предвещающий недобрые перемены.

Он погладил ее по лицу.

– Ты готова слушать? – спросил он.

Сердце Лиды сжалось. – Да.

– Я нашел его.

– Йенса? – Да.

Лида онемела. Язык перестал ее слушаться, поэтому она молчала.

– Я побывал в тюрьме. Я осматривал его рабочую комнату. – Чан смотрел на нее черными внимательными глазами. – Я видел его. Я разговаривал с самим Йенсом Фриисом.

Ее затрясло.

– Не плачь, любимая моя.

– Расскажи, – прошептала она.

– С ним все хорошо. Он высокий и сильный.

– Как? – только и смогла произнести она.

– Я запросил разрешение для нашей делегации посетить тюрьму номер 1908. Конечно, русские сначала отказали. Их поразило то, что мне вообще известно о существовании этого места. Они переполошились и стали гадать, что еще могут знать наши китайские агенты.

Лида видела, что губы его двигаются, но ей приходилось прилагать усилия, чтобы слышать слова. В голове ее стоял слишком сильный шум. Чан Аньло погладил ее, немного успокоив разбегающиеся мысли.

– Я попросил руководителя нашей делегации Ли Миня сказать, что нас интересует не то, над чем работают там заключенные, а само устройство подобных заведений, где в одном месте для совместной работы собрано столько специалистов из самых разных областей знаний. И все равно нам отказали. – Он намотал себе на палец ее локон. – Тогда я напомнил им о нехватке продовольствия и об изобилии риса в Китае. – Глаза его на секунду удовлетворенно вспыхнули. – И они быстро все поняли.

– А что Йене?

– Его держат в хорошо укрепленном месте. Неприступном, я бы сказал. Трехэтажное здание с большими подвальными помещениями. Двор огорожен высокой стеной с тяжелыми железными воротами.

– А Йене?

– Он очень похож на тебя.

Горячие слезы скатились по ее щекам.

– Ты говорил с ним?

– Да. Но не с глазу на глаз. О тебе сказать я не мог.

Она закрыла глаза. Попыталась представить отца.

– Он стоял в одной шеренге с остальными, работающими над проектом. Как ты и говорила, – большим пальцем Чан провел по ее мокрым ресницам, – он один из лучших инженеров.

Она открыла глаза.

– Как он выглядел?

– Так, как ты его описывала. Высокий, сильный и – это обрадует тебя – не потерявший гордости. Все эти годы не сломили его. Дух викинга все еще жив в нем.

– О, Чан, спасибо.

Потом он какое-то время молчал, позволяя ей осмыслить его слова. Постепенно она уняла слезы, потом дрожь последний раз прошла по ее телу и затихла. Осталась только боль в груди, но с ней она могла смириться.

– Папа, – прошептала Лида так тихо, что слово это почти не потревожило воздух.

Она услышала отцовский смех, вспомнила ощущение, когда его бакенбарды щекотали ее ребра. Вдруг она выпрямила спину и окинула взглядом внимательное лицо Чана.

– О чем ты не рассказываешь мне?

– Ничего важного.

– Скажи правду, любимый. Я хочу услышать правду.

– Лида, будь терпеливой. Потерпи немного.

– Я не умею быть терпеливой. Я не могу терпеть. Расскажи все.

Чан встал с кровати.

– Что? – спросила она.

Он встал спиной к окну и посмотрел прямо ей в глаза.

– Человек, которого я видел сегодня, – твой отец, Лида. У него в глазах горит такой же огонь, он так же высоко держит голову и… – Чан на какое-то время замолчал, и Лида, теряясь в догадках, ждала продолжения. – И у него, так же как у тебя, открытый взгляд.

Лида молча опустила руки на голые бедра.

– Но, Лида, в лагерях человеку с таким уверенным и гордым характером приходится тяжелее всего. Его пытаются сломить в первую очередь, потому что он представляет собой угрозу всей системе.

Она кивнула.

– Ему всего лишь немного за сорок, но он поседел. Полностью. Волосы у него белые, как сибирские снега.

Она снова кивнула. Зубы ее сжались на языке, чтобы не вскрикнуть.

– У него кривой нос. От того, что был несколько раз сломан и неправильно сросся. У него не все зубы.

Боль у нее в груди стала острее.

– На руках у него страшные шрамы. После десяти с лишним лет в Сибири на лесоповале ему еще повезло, что у него вообще остались руки. И все же они должны по-прежнему прекрасно работать, иначе его бы не послали в Москву.

Она ничего не сказала, лишь подтянула колени под самый подбородок и обхватила ноги руками. Чан не торопился, давая ей время подумать, представить.

– Это все? – наконец спросила она.

– Этого недостаточно?

Она попыталась улыбнуться.

– Более чем достаточно.

Наверное, в ее голосе что-то было. Что-то такое, о чем она сама не догадывалась, потому что Чан вернулся в постель, сел на смятое покрывало и обнял ее. Он нежно покачал ее, потом поцеловал в макушку и снова покачал.

– Он знает, что ты здесь.

– На следующей улице, Алексей.

Максим Вощинский указал направо, и машина сбавила ход перед поворотом. Мимо них проехала телега, и где-то нетерпеливо прогудел автомобильный сигнал. Был день. Небо застыло безжизненной серой громадой, на дорогах было оживленно, и пешеходам с трудом хватало места на тротуарах, но у тех, кто находился в салоне черного автомобиля, нервы были натянуты, как струны. Заднее сиденье занимали трое: Алексей – посредине, справа от него – Максим, а слева – Лида. На пассажирском месте спереди сидел Игорь, развернувшись боком, и то и дело бросал беспокойные и недовольные взгляды на Лиду. Обычно женщины не допускались в воровскую компанию, они появлялись лишь при необходимости, когда нужно было позаботиться о мужчинах или поддержать их, поэтому и Максим, и Игорь относились к ней как к нежеланной обузе. И все-таки она настояла на том, что тоже поедет.

– Это я указала вам место, где находится тюрьма, – решительно заявила девушка, – поэтому тоже имею право ее увидеть.

– Ну нет, – рассмеялся тогда Максим, отмахнувшись от нее, как от надоедливой мухи. – Ты будешь ждать здесь.

– Нет, я поеду, – заявила в ответ она, открыла дверцу машины и забралась внутрь.

– Алексей, сделай что-нибудь со своей сестрой!

– Пусть едет.

– Ты помнишь, что я тебе говорил? Вору не положено иметь семьи.

– Я помню, пахан. Но она пусть едет.

Поэтому сейчас она сидела, согнувшись, рядом с ним на зеленом кожаном сиденье и сосредоточенно, как кошка, наблюдающая за бабочкой, смотрела в окно. Пальцы ее постукивали по стеклу легкими неравномерными движениями.

На все дело ушел час. Они проехали мимо тюрьмы четыре раза, но с промежутками в пятнадцать минут, чтобы не вызвать подозрений. Сначала мысль о том, что отец находится там, внутри, привела Алексея в полнейшее смятение, но потом он все же пришел в себя. Он знал, чего ожидать. Массивные серые стены. Колючая проволока сверху. Металлические двери, достаточно большие, чтобы пропустить грузовик. Решетки на окнах. На улице – вооруженные охранники с собаками. И все это для того, чтобы защитить трехэтажное здание внутри.

Нехорошо.

– Ты уверена, Лида? Йенса точно здесь держат?

Она кивнула. После того как машина, проехав мимо тюрьмы, повезла их дальше, в сторону более величественных зданий, окруженных полукругом заводов и складов, его сестра погрузилась в молчание. Максим удобно откинулся на спинку сиденья и зажег сигару, довольный тем, что увиденное потрясло девушку. Но Алексей не был в этом так уверен.

Машину вел неизвестный ему человек, который всю дорогу молчал и на инструкции отвечал лишь: «Да, пахан». Сзади на его шее был виден кончик вытатуированного меча. Этот синий рисунок выходил из-под воротника и достигал линии волос. После четвертого проезда мимо тюрьмы машина свернула на юг.

– Итак? – Алексей повернулся к Максиму. – Что насчет грузовика, который, как нам сказали, повезет заключенных?

– Не волнуйся, сын. Теперь за этим местом будут наблюдать наши люди, так что мы узнаем, где это. – Он стукнул Алексея кулаком по колену. – Доверься мне. Эти ублюдки из ОГПУ сторожат их, как собака кость, только не знают они, что теперь на хвосте у них сидят незаметные блохи.

– Спасибо, отец.

Лида вздрогнула и повернулась к брату. Но он смотрел прямо вперед, через лобовое стекло. После того как они проехали Измайловский парк, улицы стали шире, вокруг них вырос уродливый лес бетонных многоквартирок.

– Мы могли бы сделать больше.

– Что ты имеешь в виду, девочка? – снисходительно улыбнулся Максим.

Алексей увидел, насколько неприятно было ей это обращение, но она сдержалась.

– Я имею в виду, что мы должны попробовать сделать так, чтобы наш человек проник в тюрьму.

Все мужчины посмотрели на нее раздраженно.

– Ты же все сама видела, – терпеливо произнес Алексей. – Она слишком хорошо охраняется.

– Не думаю.

– Пожалуйста, Лида, не надо…

– Но туда попадают посторонние люди, – рассудительно продолжила Лида. – Угольщики, мясники, секретари, врачи, мойщики окон, повара…

– Хватит, этого достаточно.

– Мы можем передать послание Йенсу через кого-то из гражданских?

Максим опустил стекло, будто для того, чтобы очистить воздух в салоне от ее слов, и швырнул за ними следом окурок.

– Алексей, пусть она заткнется. То, что она говорит, невозможно.

– Почему?

– Лида, послушай, – рассердился Алексей. – То, о чем ты говоришь, слишком опасно. Это невозможно сделать, не вызвав подозрений. Если в ОГПУ хоть краем уха услышат о том, что мы задумали, это может загубить все дело. Люди не умеют держать язык за зубами, ты же это знаешь. Если ты начнешь выведывать у рабочих, кто мог бы передать сообщение, кто-нибудь брякнет об этом кому– то еще, тот – кому-то другому, а тот сообщит куда положено, чтобы выслужиться. Здесь слухи быстро разлетаются. Это опасно не только для нас, но и для самого Йенса.

– Но я не согласна, потому что…

– Забудь об этом, Лида.

– Но…

– Нет.

Алексей увидел, как она метнула взгляд в сторону Максима, но не нашла в нем союзника. Его крупное лицо, казалось, раздулось еще сильнее, на щеках красными нитями проступили вены, но выражение его не поддавалось расшифровке. Алексей заметил, что кожа вокруг его губ побледнела, и почувствовал волнение.

– Домой, – приказал Максим водителю.

Лида прикоснулась к рукаву меховой шубы Вощинского.

– Пожалуйста, пахан.

– Нет. Алексей прав. Надо быть дураком, чтобы пойти на такой риск. Мы сами разберемся.

Алексей почувствовал, как сестра вздрогнула, отдернула руку, забилась в свой угол и отвернулась. На первом же перекрестке, когда машина остановилась, девушка нажала на ручку, открыла дверь и быстро выскочила на улицу, не попрощавшись. И не поблагодарив пахана. Алексею это не понравилось.

Зеркальная кафельная плитка. Шелковый халат. Ароматы парижских духов. Павлинье перо с длинным толстым стержнем. Алексей погрузился в полную ванну и с трудом заставил себя не закрыть глаза. Под его веками лежали миры, которые пугали, а он не привык испытывать страх.

Мягкая рука в белой перчатке погладила его по лбу и прошлась пальцами сквозь волосы.

– Я скучала по тебе, – тихонько прошептала Антонина и поднесла к его губам бокал с шампанским.

Она сидела на краю ванны совершенно обнаженная, только на руках – длинные, до локтя, перчатки. Длинные волосы, блестящие от влаги, роскошным черным занавесом лежали на спине. Она смыла с лица всю косметику и губную помаду, как ему нравилось. В квартире Малофеева они были одни. Это было рискованно, они оба это знали, но сейчас до этого ни ему, ни ей не было дела. Алексей сделал глоток прохладного напитка, но шампанское ему не нравилось. Он вспомнил о коньяке Максима.

– Странно мы сегодня утром попили кофе, – с задумчивым видом промолвила Антонина и коснулась языком исходящей пузырьками жидкости в бокале.

– Кому вообще пришло в голову собрать нас всех вместе, интересно знать?

– Дмитрию, конечно. Когда я упомянула, что Лида собирается прийти сюда с тобой, он настоял на небольшом дружеском завтраке в каком-нибудь хорошем ресторане и сам выбрал место. Ему вообще нравится напоминать всем, что он – птица высокого полета.

Алексей повел черной бровью.

– Может, ему просто не хотелось, чтобы я в его квартиру попал?

Она отпила шампанского.

– Не очень-то это у него получилось, верно?

– Ты меня для этого пригласила? Чтобы побольнее кольнуть Дмитрия?

Тени под глазами Антонины сгустились, когда она наклонилась и медленно провела языком по его щеке, оставив дорожку среди капелек пота.

– Ты здесь, потому что я хочу, чтобы ты был здесь.

Он внимательно всмотрелся в ее лицо. Что в этой женщине притягивало его? Не красота, не элегантность и даже не близость к высшим чинам коммунистического общества. Все это ему было безразлично. Нет. Все дело было в ее беззащитности подвеем этим лоском, в чем-то таком, что впивалось ему под кожу, точно колючка, от которой он не мог избавиться… Не хотел избавиться. Неожиданно он с плеском сел в ванной, обнял ее за обнаженную талию и увлек в пузырящуюся пену.

Она взвизгнула и зачерпнула в бокал воды, чтобы плеснуть ему на голову.

– Ты меня утопишь, – засмеялась она.

Он очень осторожно поднял ее покрытую ароматными пузырьками пены руку и поцеловал сгиб локтя.

– Я научу тебя плавать, – сказал он и начал медленно снимать промокшую перчатку, сантиметр за сантиметром, обнажая поврежденную кожу.