Текст книги "Снадобье для вдовы"

Автор книги: Кэролайн Роу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

– Улибе, – порочно усмехнулся он, – похоже, ты собрался здесь ненадолго задержаться? Я распоряжусь насчет комнат.

– Увы, сегодня на это у нас нет времени. Послушай, нам нужна комната и… освежиться. – И, указав на Мундину и Клару, нетерпеливо переминавшихся у него за спиной, добавил: – Мне необходимо подробно побеседовать с каждой из них.

– Служанка и малышка-францисканка? – удивленно пробормотал молодой человек. – Улибе, ты самый странный из моих друзей. Пожалуйста, объясни мне все поподробнее, или я весь день буду сходить с ума от любопытства.

– Клянусь, ты узнаешь все тайны, – с усмешкой пообещал Улибе. – Сейчас у нас просто нет времени, – извинился он, заводя обеих женщин в маленькую гостиную.

– Что ж, как скажешь, – кивнул молодой человек.

Прежде чем оставить их в одиночестве, слуга принес поднос с вином, прохладной водой, оливами и орешками.

– Клара, – начал Улибе спокойным уравновешенным голосом, словно врач, задающий вопросы пациенту.

– Все, что вам требовалось обо мне знать, вы знаете и так, – нахмурилась Клара. – Я сирота. Меня воспитали сестры-монахини. У меня нет ни гроша. Вот и все.

– Сколько тебе было, когда тебя приняли в сестры? – спросил он.

– Точно не помню, – быстро ответила она. – Не очень много.

– Я тебе верю, – ласково, кивнул он, изо всех сил стараясь не выдать обратного. – Ты помнишь, как давно работаешь на эту женщину?

– О да, конечно, помню. Почти три года. – Клара посмотрела на свои руки, красные и огрубевшие от работы. – И за все это время мне ничего не заплатили. То, что я приносила с работы, должно было пойти в дополнение к моим деньгам для приданого, – ворчливо добавила она. – Крошечного приданого, но достаточного для того, чтобы я не оказалась на улице.

– У тебя были деньги, когда ты пришла в монастырь? – спросил Улибе.

Клара помолчала, словно стесняясь правдивого ответа:

– Совсем чуть-чуть. Несколько су, – вздохнула она. – Но я не могу вернуться и за ними, ибо моя хозяйка пойдет прямиком в другой монастырь, чтобы пожаловаться, что я убежала.

– Клара, я это все понимаю. От тебя и не требуется туда возвращаться. Но, – с любопытством спросил он, – скажи мне, сколько тебе должны были платить?

– Первый год – ничего. После этого – три фунта в год. Девушки-судомойки не ценятся слишком высоко.

– Сколько ты должна была там пробыть?

– Семь лет.

– Восемнадцать фунтов, – изумленно подытожил Улибе. – Кстати, – как бы между прочим сказал он: – Ты не назовешь мне имя своего отца?

Клара побледнела, как лед.

– Не могу, – прошептала она. Ее плечи поникли, а руки, аккуратно, как у любой воспитанницы монастыря, сложенные на коленях, задрожали. Она торопливо спрятала их в широкие рукава одолженного балахона и, почти успокоившись, ответила: – Понятия не имею.

– А своей матери? – Клара покачала головой.

Все это время Мундина смотрела на нее с выражением, больше похожим на недоверие, нежели на сочувствие.

– Это были плохие времена для христианского народа, – пробормотала она. – Не правда ли? Столько людей умерло. А ты помнишь своего дедулю? – В ее голосе появились мягкие раскатистые нотки, подобные журчащему ручейку. – Я была очень молода, когда умер мой, но я его помню лучше некуда. Я называла его Маленький Папуля. Он был маленького роста, не такой большой, как мой отец.

– Мой дедушка? – переспросила Клара и невольно расслабилась, ибо теперь речь шла не о родителях. Когда она повернула голову к окну, ее глаза были затуманенными и расплывшимися. – Да, я его помню. Я называла его Дружочек. Он приносил мне сласти, смешные халатики, а когда умерли все… умер и он. – Когда она подняла голову, все ее лицо было в слезах. Девушка промокнула их рукавом платья и откинула назад свои грубо подстриженные волосы. – Но это – было очень давно, – жестко сказала она. – Я его почти не помню.

– А почему «Дружочек»? – спросила Мундина.

– Вряд ли я стала бы называть его Дедушка Аймерик.

Улибе вскочил и подошел к окну. Некоторое время он молча стоял перед стеклом, а затем с улыбкой повернулся.

– Самое подходящее место спрятать вас в Мундиной на несколько дней – это у сестер-монахинь. И я не хочу допускать чудовивщую ошибку, оставив вас с сестрами, которые уже тебя знают. Ты помнишь, где был тот монастырь? В пределах-городских стен или за стенами?

– В пределах города, – сказала Клара.

– В таком случае я вас спрячу у бенединктинок, у святого отца де Пуэльяса. Там вы будете в безопасности. Ты подождешь минутку? Мне надо обсудить с Мундиной, что ей делать.

– Из окна я не выпрыгну, – лукаво улыбнулась Клара. – Обещаю.

– Тетушка Мундина, клянусь – ты настоящая ведьма! С тобой люди начинают откровенничать куда быстрее, чем со всеми этими платными костоломами, что есть на службе у всех королей! – с триумфом воскликнул Улибе. – Сласти и смешные халатики! Ее дед, безусловно, был богатым человеком!

– То, что не бедняк, это точно! – подтвердила Мундина.

– Если ее мать была «несчастной бедняжкой», которую соблазнили и бросили голодать с ребенком на руках (что она пытается нам доказать), то у нас есть маленькая надежда выяснить, кто это был. Но я знал, что это правда.

– Да. Этот голос, который то приходит, то уходит вновь.

– Даже несмотря на то, что она всерьез пыталась от него избавиться.

– Думаю, она лишь пыталась походить на других служанок, – пожала плечами Мундина.

– Чтобы обмануть нас?

– Нет, думаю, она старается подражать такой манере говорить с тех самых пор, как начала работать, – вздохнула Мундина. – В конце концов, ей известно, что ее прошлая жизнь кончилась навсегда. И было бы неплохо не забывать об этом, мой господин.

– Посмотрим, – задумчиво протянул Улибе. – Мы знаем имя ее деда и в каком году он умер. Узнать, кто были ее родители, будет довольно просто.

– Ты думаешь, ее дед умер от чумы?

– Она сказала, что в тот год все от нее умирали.

– Она могла солгать.

– Нет, тетушка Мундина. Я чувствовал, когда она говорит правду, а когда нет. На этот раз, Мундина, она говорила правду. Она была в каком-то трансе: уставшая, голодная, измученная постоянным беспокойством и отчаянием. В какой-то момент у нее больше не было сил лгать дальше… для этого она была слишком измотана. Как ручной сокол, который по команде садится на перчатку. И это все благодаря твоему голосу!

– Сколько колыбельных я вам сегодня пропела, мой господин, – лукаво усмехнулась она. – И много-много сладкого молока.

– Ты останешься с ней? – прищурился Улибе. – С этой самой минуты? Правда, это может означать путешествие.

Мундина подумала секунду.

– Ты отправишь моего сына присмотреть за домом? И заплатишь ему?

– Договорились. Твой сын может отправляться, как только будет готов. А теперь – к сестрам-монахиням. Не медля ни минуты.

Глава 8

– Да поймите же, дон Бернат, сейчас у нас совершенно нет времени для подтверждения ее безукоризненного благородного происхождения! – выпалил Улибе. – Мне бы совсем не хотелось, чтобы с ней что-то стряслось, пока я этим занимаюсь. Она будет в полной безопасности с ее величеством на Сардинии. – Он сидел в зале дворца королевы, предоставленного для приемов скрупулезно-бдительного Берната де Релата, казначея королевы Элеоноры. Во всяком случае, у самого казначея был такой вид, словно присутствие здесь Улибе вызывает у него лишь законное недоумение.

– Что озадачивает меня больше всего, сеньор Улибе, так эта ваша заинтересованность в судьбе этой осиротевшей девочки. – Де Релат окинул его взглядом, говорившим сам за себя. – Даже если она владеет языком не хуже настоящей графини, вам прекрасно известно, что в случае необходимости этому возможно научить любого ребенка соответствующей внешности. Если, господин Улибе, это девушка из простых судомоек и вас так привлекает ее красота, то вы вполне в состоянии найти ей надежное убежище и без моего содействия.

Улибе поднялся.

– Простите, дон Бернат, я не настолько обуреваем жаркими чувствами, дабы просить у казначея ее величества помощи в предоставлении защиты некой соблазненной служанки. Это действительно было бы напрасной тратой ценного государственного времени. Благодарю, что соизволили меня выслушать, и желаю вам всего самого наилучшего.

– Минутку, господин Улибе, – нахмурился Релат. – Если я вас оскорбил, то примите мои искренние извинения. Но вы должны заверить меня, как бы это ни звучало, что когда человек вашего положения интересуется судьбой простой судомойки, то слияние душ под луной – здесь не главное.

– При всей моей искренности, дон Бернат, будь она даже простой судомойкой, это было бы правдой.

– И кто же она, по-вашему?

– Помните ли вы, как шесть лет назад…

– Шесть лет назад, уважаемый, казначейства ее величества еще не было в помине – сухо напомнил де Релат. – Но кое о каких важных событиях я помню прекрасно…

– Это был год кончины нашей бывшей королевы и ее чада. Первое лето чумы, дон Бернат.

– Начало времен великих потрясений, – покачал головой казначей.

– Один из членов свиты ее величества, зная, что беда надвигается на нас из Сарагосы, отправил жену и дочь к своему кузену, одному из благороднейших виконтов Кардоны.

– Я слышал об этой истории, мой господин. Однако, насколько мне известно, все его имущество во время переезда бесследно исчезло, и о нем никто никогда больше не слышал! Судя по всему, они скончались во время переезда, и скорее всего из-за чумы.

– Как знать… Все возможно. Также возможно, что их убили в дороге из-за золота, которое у них наверняка было с собой. – Говоря это, Улибе нетерпеливо расхаживал по комнате. – Я обнаружил одного из их пропавших слуг – несчастного труса, который утверждает, что их всех убили разбойники. Он клянется, что избежал смерти лишь благодаря помощи Божьей, ибо приступ почечной колики заставил его сойти с экипажа прямо в разгар переезда. – Улибе остановился и с любопытством посмотрел казначею в глаза. – Ребенка звали Кларой.

– Эта та самая девушка, напомнившая вам пропавшую малышку? Знаете, господин Улибе… Клара – это, прямо скажем, не такое уж редкое имя.

– Не сказал бы, дон Бернат, – согласился Улибе. – Хотя у нее тоже темные глаза, волосы и смуглая кожа, но ведь прошло целых шесть лет. Она могла быть маленькой Кларой, старше и уже совсем другой, сильно изменившейся. – Он сложил руки на краю стола казначея и подался к нему. – Я помог ее отцу ее найти. Я готов поклясться, что она и в самом деле еще жива. Вне всяких сомнений.

– Сколько ей было, когда она исчезла?

– Насколько я понимаю, семь или восемь лет.

– Как же она могла оказаться в барселонском приюте? – удивился казначей. – Если на них напали по дороге, то ее, несомненно, продали, а не отдали монахиням.

Улибе покачал головой.

– С ней много чего могло после этого произойти. Например, отвезли в Барселону, чтобы продать в рабство и угнать за границу.

– Возможно, – кивнул де Релат, – но вряд ли. Почему бы не поверить в рассказ этой девочки? В королевстве сейчас бродит множество сирот и брошенных детей. За многими девочками присматривают монахини, ну а большинство из них даже не знает, кто их отец.

– Поэтому работорговец может спокойно явиться к так называемому «уважаемому гражданину» с предложением приобрести свободную христианскую служанку, присланную ему из монастыря? Независимо от происхождения. Подумайте, насколько это может быть для него опасно. Будь она на попечении бестолкового отца-алкоголика, что не дурак пошарить по чужим карманам, и матери-шлюхи, а работорговец предложил бы за нее сущие гроши, я бы поверил в это с куда большей готовностью.

Казначей призадумался.

– Весьма здравая мысль, господин Улибе. Мы выясним у сестер о ней все, что можно. Особенно если деньги на ее имя до сих пор находятся у них. В данном случае наказание для продавца и покупателя будет одинаково тяжелым. Столь радикальные меры могут быть осуществлены лишь в результате прямого похищения. – В его голосе появилось раздражение.

– В таком случае, если она и есть та самая пропавшая Клара, мы должны прямо сейчас что-то сделать!

– Думаете, осталось так мало времени? – усомнился де Релат. – Потому что, если это…

– Когда я оставил ее у бенедектинок в Сан-Пере, одна из монахинь воскликнула: «Ну почему эта малышка Клара!» Да, она не должна была так поступать, ибо, согласно вере, дала обет молчания, но я все понял… Полагаю, это происходило в старом монастыре Клары.

– Это вполне возможно, – кивнул де Релат.

– И это означает, что я должен забрать ее оттуда как можно скорее. Самое позднее – к вечеру.

– К этому вечеру? – выпучил глаза Релат, пораженный столь стремительным развитием событий. – Господин Улибе, подумайте хорошенько, что вы делаете. Она может быть кем угодно. Она может быть получившей хорошее воспитание девушкой, подставленной специально для вас некой персоной, знающей о вас очень многое и рассчитывающей разузнать еще больше. Ее хозяйка будет обращаться к ней нарочно по имени Клара, предполагая, что вы считаете ее племянницей Кордоны.

– Видите ли, дон Бернат, – расцвел в улыбке Улибе. – При всем моем желании это совершенно невозможно. – После чего терпеливо и во всех подробностях поведал казначею о тех же обстоятельствах, что и в свое время сержанту перед их расставанием.

– Полагаю, вы слишком опытный человек, чтобы вас так легко можно было ввести в заблуждение, – задумчиво сказал казначей. – И у нас есть все причины быть вам благодарным. Но… девушка-судомойка!

– Она не была…

– Была-была, господин Улибе, – грубо буркнул казначей. – Вы сказали, что у нее хорошо поставлена речь. Она умеет шить?

– Не знаю, – признался Улибе. – Но, наверное, монахини скорее всего должны были научить ее подобным вещам.

– Ну, так спросите, – раздраженно фыркнул казначей. – Они с компаньонкой могут остаться сегодня на ночь при королевском дворе. И выяснить, умеет ли она шить. – И, словно извиняясь, добавил: – Мне столько всего предстоит сделать, прежде чем корабль выйдет из порта…

Бормоча слова благодарности, Улибе покинул кабинет казначея.

Улибе подвел женщин к воротам монастыря, где их дожидалась пара лошадей.

– Почему мы должны уезжать? – проворчала Мундина. – Девушка и так едва жива от усталости.

– Потому что должны, только и всего, – ответил он. – Но ехать совсем недалеко. Всего лишь в город.

– Куда? – спросила Клара, и у нее в глазах неожиданно блеснул ужас.

– Это далеко от монастыря или от твоей бывшей хозяйки, – сказал он.

– Будет лучше, если ты все-таки ненадолго мне поверишь. Я повезу тебя туда, где гораздо более спокойно и безопасно.

– Что ты имеешь в виду?

– Все объясню через минуту, – вздохнул Улибе. – Но сначала я должен задать тебе один важный вопрос.

– Какой же? – подозрительно напряглась Клара.

– Умеешь ли ты шить?

– Умею ли я шить?! – с изумлением переспросила она. – Разумеется, умею. А что… что именно нужно зашивать?

– Не знаю, – простонал от усталости Улибе. – Просто шить.

– Вышивание? Штопка? Или шить одежду как портниха?

– Говорят тебе, не знаю. Что ты умеешь делать?

– Вышивание и, конечно, штопку. И, полагаю, будь у меня достаточно материи, я бы могла сшить себе еще и платье. Но я не такая быстрая и опытная, как те дамы, кто зарабатывает этим на жизнь.

По-прежнему выряженная в уродливый подарок Улибе, измотанная до последней степени и похожая на растрепанную монахиню-францисканку, Клара обнаружила себя стоящей рядом со своим патроном перед королевским казначеем, а также его секретарем, помощником оного и писцом.

– Можешь ли ты… окаймлять полотно? – спросил казначей, заглядывая в лежавшую перед ним шпаргалку.

– Конечно, дон Бернат, – рассмеялась Клара. – Но в данный момент у меня нет ни иголок, ни ножниц, никаких других необходимых инструментов.

– Кстати, это очень хорошая мысль, – сказал он, поворачиваясь к молодому помощнику секретаря, изумленно застывшего перед францисканкой. Пожалуйста, позаботьтесь, чтобы наша молодая гостья получила завтра утром все, что необходимо в таких случаях. И чтобы было письменное подтверждено, что набор полный… с печатью, конечно.

– Комплект для шитья? – спросил помощник с таким видом, будто собирался было возразить, но вдруг передумал. – Конечно, дон Бернат. Ей потребуется что-нибудь еще?

– Полагаю, прямые платья и отрезы, – весело сказал дон Бернат де Релат. – Видите, какой у наших дам богатый гардероб? И как можно скорее. С тех пор, – добавил он, обращаясь к Кларе, – как я решил, что вы и ее величество одного размера, хотя вы немного пониже ростом…

– Определенно пониже… – подсказал секретарь, глядя слегка пригнувшись. Бернат де Релат кивнул секретарю.

– Мне сказали, что это простое изменение внешнего впечатления, – усмехнулся он Кларе. – Проблем быть не должно.

– Благодарю вас, дон Бернат.

– И простое платье, – напомнил помощник секретаря, записывая это на бумаге. – Я немедленно позабочусь, если вашему высочеству мои услуги понадобятся и в дальнейшем.

– Будьте так любезны, – буркнул Релат, отпуская его движением руки. Он проследил, как тот вышел из комнаты. – Не стоило мне подшучивать над вашим молодым помощником, – сказал он, едва за молодым человеком закрылась дверь.

– Если ему нравится выглядеть глупцом, его не должно удивлять подобное отношение, – пожал плечами его секретарь.

– Он ведет себя так серьезно, что я тоже не мог сдержаться, – хмыкнул Релат и вновь повернулся к Кларе. – Вы, госпожа Клара, и ваш помощник отправитесь на товарный корабль ее величества через два дня.

– Крайне вам признательна, ваше высочество, – смущенно вспыхнула Клара.

– Полагаю, что, по крайней мере, сейчас вам здесь многое покажется куда приятнее, чем вне этих стен, когда вы были францисканкой. Всего вам доброго, госпожа Клара.

И, словно по мановению какой-то волшебной палочки, дверь распахнулась вновь, и Клара вновь осталась наедине с Мундиной.

– Что я буду делать на Сардинии? – спросила Клара, когда в квартире казначея к ней присоединились Улибе и Мундина.

– Обслуживать ее величество, – развел руками Улибе. – Потому-то нам и требовалось знать, умеешь ли ты шить.

– Но что входит в эти обязанности, господин Улибе? – спросила Клара.

– Не знаю, – нетерпеливо отмахнулся тот. – Ты знаешь такие вещи лучше меня. Но на твоем месте я бы не стал задавать такие вопросы. И вообще бы не задавал лишних вопросов.

– Поскольку я не покину дворец в течение двух дней, – напористо ответила Клара, – с кем, по-твоему, мне говорить? Я здесь почти что заключенная.

– Не заключенная, Клара, – сказал Улибе. – Ты находишься в безопасности.

– Госпожа Клара? – послышался высокий голос. Маленький паж в цветах ее величества торопился им навстречу.

– Да, я госпожа Клара.

– Вы пойдемте со мной, вы и ваш помощник, и я покажу вам ваши комнаты, – улыбнулся тот, совершив крошечный поклон. И, развернувшись, быстро засеменил по коридору.

– А где будете вы, господин Улибе?! – с тревогой спросила Клара.

– Где-нибудь в спокойном месте писать письмо, – сказал он. – Точнее, два письма. Не волнуйся. Увидимся в четверг утром. Поторопись. Эти пажи носятся как угорелые.

Первое письмо Улибе закончил еще до шести вечера. Запечатав его, он подумал минуту и звонком вызвал пажа.

– Это нужно отправить в Жирону как можно скорее, – сказал он, протягивая письмо мальчику. – Епископу. Найдешь мне курьера, а, парень?

– Прошу прощения, господин, – поклонился тот. – Но, чтобы доставить его за свой счет, вам придется заплатить огромные деньги.

Улибе нетерпеливо посмотрел на него.

– Если я сказал, что готов заплатить…

– Но я случайно узнал, мой господин, что курьер епископа отправляется в Авиньон очень скоро. Завтра утром он будет проезжать Жирону и за десять пенсов возьмет его для вас. С ним легко договориться. Если вам угодно, я могу сбегать с ним в епископский дворец прямо сейчас, но за это придется заплатить авансом.

– Как удачно, что Его преосвященство епископ Барселоны предпочитает жить в Авиньоне, – подмигнул пажу Улибе, вручая мальчику письмо и монетку. – А вот эти две, конечно, для тебя. – И присел, чтобы сочинить второе, гораздо более сложное послание.

Мальчик приспустил во все лопатки, пока щедрому господину не пришло в голову, что гонорар уже рассчитан по максимальной цене.

Письмо прибыло в Жирону в самое подходящее время, когда курьер и его усталый росинант, изнемогая от дневной жары, шаг за шагом приближались к епископскому дворцу.

– Ваше преосвященство, прибыл курьер епископа из Барселоны, – доложил его секретарь, Бернат са Фригола.

– И что курьер привез нам сегодня? – мрачно поинтересовался Беренгер.

– Обычные циркуляры, Ваше преосвященство, но большинство из них служат дополнением к прежним. Правда, еще есть письмо от сеньора Улибе, написанное вчера в Барселоне…

– Что он сообщает?

– Путешествие было наполнено событиями, Ваше преосвященство, но Юсуф и все товары доставлены в сохранности и пребывают на королевском складе.

– Включая и золото? – спросил Беренгер.

– Все до монетки в казначействе подсчитано, учтено и засвидетельствовано, Ваше преосвященство. Он также сообщает о подобранном по дороге ребенке, девочке. Я зачитаю вам это буквально сию секунду. Он также спрашивает вас о рыцаре, Асберте де Робо и его сыне Геральте, встреченных ими по пути.

– Я знаю эту семью, – сказал Беренгер. – И Асберта. Насколько я помню, храбрый и верный воин. Правда, не слышал о Геральте. Это кто, его наследник? Пошли за Франсеском, Бернат, пожалуйста, и расскажи мне об этой девочке.

Франсеск Монтеррань – «мученик за веру», а иными словами – «дознаватель» епископа, привык разбираться с неожиданными вопросами. Этот, однако, вынудил его замереть и на секунду задуматься.

– Мне кажется, ваше высочество, – промолвил он наконец, – что наследник Асберта просто-напросто унаследовал ваше имя. Возможно, конечно, что по той или иной досадной случайности молодой Асберта недавно скончался, оставив брату права наследника. Но если это так, то эти новости еще не дошли до нас…. Мало того, поговаривают, что Асберта женился на иностранке.

– На иностранке? – удивленно повторил Бернат.

– Мой добрый Бернат, – лукаво улыбнулся епископ. – Мир тесно связан между собой. Слово нам нечуждое и я бы сказал – родственное… Она могла приехать даже отсюда, но принята кое-кем за иностранку. Если Улибе полагает, что это столь важно, то я могу написать своему кузену и выяснить все необходимые подробности.

– Ваше преосвященство, прежде чем мы приступим к другим материалам, находящимся в сумке курьера, – сказал Бернат, – мастер Понс Мане желал бы побеседовать с вами об обвинении, вынесенном местными жителями.

– Тогда нам лучше с ним увидеться, – сказал Беренгер, и паж был послан за главой городского совета.

– Спасибо, что приняли меня, Ваше преосвященство, – с поклоном пробормотал Понс Мане. – Доброе утро, отец Франсеск, отец Бернат. Я бы не осмелился вас беспокоить, не находись я сам в небольшом затруднении.

– И что же вас беспокоит, мастер Понс? – удивленно спросил епископ, зная спокойную и чувствительную натуру Понса.

– Сегодня утром ко мне заходил Луис Мерсер и заявил, что он желает подать жалобу. Он сказал, что видел двух членов нашей еврейской общины за чертой города. Мужчина без своей кепки и женщина, порочно и похотливо демонстрирующая свою особу, без вуали или другого пристойного прикрытия, ехала, как он сказал, Ваше преосвященство, без лицензии или разрешения проезда по сельской местности, как любая другая христианская госпожа.

– Имелось ли у них что-либо, на чем можно было бы конкретно сосредоточить внимание? – пробормотал Беренгер и посмотрел на мастера Понса. – Кем они были? Я имею в виду этих евреев?

– Ваш лекарь, Ваше преосвященство. И мой врач тоже. Я не могу поварить подобным заявлениям.

– И когда же случилось это странное событие?

– В тот день, когда молодой Юсуф отправился в Барселону. Мастер Исаак и госпожа Ракель часть пути проехали вместе с ним.

– Так оно и было. Кто, вы сказали, выдвигает столь забавные обвинения?

– Мастер Луис. Луис Мерсер.

– Мастер Понс, этот человек начинает испытывать мое терпение. Мастер Понс, буду вам крайне обязан, если вы навестите Луиса Мерсера и сообщите ему, что мастер Исаак и его дочь отсутствовали в городе по поручению епископа Жироны, по-вопросам, связанным с делами епархии. И, по словам заслуживающих доверия свидетелей, оба были надлежащим образом облачены в течение всего времени этого короткого путешествия. И что любые дальнейшие попытки преследовать их будут иметь весьма серьезные последствия.

– Непременно, Ваше преосвященство. И благодарю вас. Я ведь тоже нахожу себя в каком-то смысле скучным и устаревшим. И что, если я помогу овдовевшей лет двадцать назад бабушке в одиночестве перейти городскую площадь, чтобы попасть на мессу, меня тоже обвинят в непристойном поведении? Или иных благотворительных деяниях?.. Хотя, если говорить о благотворительности, – холодно добавил Понс, – то в последнее время он этим качеством не отличался.

– В таком случае, если вы желаете, – мягко сказал епископ, – мы не будем упоминать об этом никому, если только мастер Мерсер не прекратит своих дальнейших происков.

– Великолепная мысль. Вы поговорите об этом с мастером Исааком?

– В данный момент – нет, но если возникнет подобная необходимость…

– Большое спасибо, Ваше преосвященство. – И Понс Мане с огромным облегчением направился к Луису Мерсеру с советом позабыть о своих вздорных обвинениях.

По мере того как тени удлинились и город начал приходить в себя после одуряющей полуденной жары, занятия Исаака фармацевтикой были прерваны звонком в калитку срочным посланцем от вышеупомянутого Луиса Мерсера.

– Ты сказал, что он очень болен. Можно узнать, в чем это проявляется? – спросил он слугу, принесшего сообщение. – Мне точно надо знать, что захватить с собой.

– Мастер Исаак, он не может ни спать, ни есть, – ответил слуга. – Он впал в ужасающую меланхолию и не может избавиться от болей в голове.

– Это уже понятнее, – кивнул Исаак. – Ракель!

– Да, отец? – сказала она. – Кажется, я знаю, что с собой надо захватить.

– За всем остальным можно будет прислать позже. Ну что ж, собирайся, – сказал он. – Только не забудь накинуть вуаль. Не забывай, к кому мы направляемся.

– Да, отец, – вздохнула Ракель, накидывая легкую вуаль на лицо и шею. Она вручила корзину Джуде, и все трое последовали за слугой в дом мастера Луиса Мерсера.

Луис лежал, скорчившись, в глубоком кресле, обложенный целой горой подушек, бледный, как мел, и с ввалившимися от бессонницы глазами. По слухам Ракель знала, что этот вдовец лет тридцать шесть тому назад потерял свою молодую жену и новорожденного ребенка, и был настолько потрясен их смертью, что с тех пор все другие женщины перестали для него существовать. Также ей было известно – поскольку он был достаточно молод, недурен собой и богат, – что несколько дам вполне брачного возраста потратили немало времени и усилий, пытаясь привлечь его внимание.

– Я слышал, мастер Исаак, – начал Луис, – что у вас самые целебные средства, особенно для тех, кто жалуется на какие-то не проходящие недуги. – Его голос дрожал от беспокойства.

Ракель подвела отца к пациенту, и он опустился на краешек кресла.

– Какие жалобы бесконечно преследуют вас, мастер Луис? В вашем голосе звучит такое отчаянье…

– У меня так разрывает от боли голову, что мне кажется, это скоро сведет меня с ума, – простонал он. – Из-за этого я не могу спать, а когда засыпаю, то вскрикиваю от снов, переполненных страхом и ужасами.

– Давно ли это продолжается? – спросил лекарь, осторожно взяв пациента за запястье, и тут же выпустив их обратно.

– Бессонница измучила меня с момента смерти моей дражайшей жены, – признался Луис. – Или даже раньше. Но головные боли начались, как мне кажется, всего несколько недель назад. Они то начинаются… то уходят… но в течение последних нескольких дней я потерял из-за них покой. Тот неприличный случай, когда мы повздорили с вами в сельской местности – уверен, что вы это запомнили – вполне способен показать вам, что этот недуг со мной делает. Чиновник послал меня не в то управление, и вместо того, чтобы задать вопросы об имуществе, которое я хотел осмотреть, я впал в неуправляемую ярость. Это пугает меня, мастер Исаак. Со мной такого раньше никогда не происходило.

– Если ваш слуга принесет немного горячей воды, моя дочь покажет ему, как приготовить успокаивающий отвар, который вам поможет. Но сначала я должен вас осмотреть. – И он принялся ощупывать лицо, шею, голову и плечи торговца своими крепкими пальцами.

– Я видел вас с дочерью в то ужасное утро и даже раньше, – сказал Луис, когда лекарь принялся пальцами разминать мышцы на плечах пациента. – В то утро, когда скончался наш бедный клерк. Его смерть невероятно потрясла меня.

– Он был вашим другом?

– Он был слишком тихим и скромным, чтобы заводить друзей среди членов биржи, – сказал Луис, – но он мне нравился. Его смерть, как и кончина моей жены, стала ужасной утратой.

– Молодой? – переспросил лекарь. – Паскуаля Робера вряд ли можно было назвать молодым.

– Не слишком старым, – поправил Мерсер. – Ему было меньше сорока. Его убийцу нашли?

– Существует версия, что он был убит кастильцем, – сказал Исаак. – А уж по каким причинам, мне неведомо.

– Так считает Его преосвященство?

– Не уверен, – покачал головой лекарь. – Он об этом не слишком много говорил. Итак, – продолжил он, убирая руки. – Возьмите настойку. Она снимет вам головную боль и расслабит ваши плечи. Это также поможет вам заснуть, а чем больше вы будете спать, тем меньше станут боли. Когда боли начнут проходить, к вам вернется аппетит. Сначала – только легкие блюда, – сказал он, поворачиваясь к слуге. – В порядке избавления от избытка желчи. Травы, – продолжил он, – слегка вскипяченные. Суп, рыба и яйца. Такие продукты не перегревают кровь и не напрягают мышцы тела.

– И что же такое стряслось с мастером Луисом Мерсером? – спросила Юдифь, отрезая кусочек груши для мужа. – Вызвать человека в такой жаркий день!

Семья лекаря сидела в саду под деревьями, заканчивая ужинать. Солнце уже давно село, но было еще достаточно светло.

– У меня такое впечатление, что он до сих пор не может прийти в себя после смерти жены, – вздохнул Исаак.

– Когда она умерла? – спросила Ракель.

– Давно, – ответила Юдифь. – Еще до чумы.

– Семь лет назад, – уточнил Исаак.

– Они долго состояли в браке? – спросила Ракель.

– Недолго. Возможно, год или два, – ответил, позевывая, Исаак.

– Представляю, – мечтательно сказала Ракель, – какая верность ее памяти.

– Это и делает его таким странным, – сказала Юдифь.

– Странным? В каком смысле, дорогая?

– Исаак, ты же наверняка должен был о нем слышать, – напомнила Юдифь. – Он видит порок в женщинах повсюду, даже пару месяцев назад уволил за это одну из своих служанок. Бедняжка никогда ни о чем дурном не помышляла, и если бы не мастер Понс, сейчас бы оказалась на улице.