Текст книги "Снадобье для вдовы"

Автор книги: Кэролайн Роу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Глава 11

Тянув до последнего, во вторник утром Улибе покинул корабль в состоянии полного душевного расстройства. Он сел в шаланду, швырнул ожидающему его лодочнику пару фартингов, тот посмотрел на монеты, свирепо насупился и угрюмо погреб назад в сторону города.

Когда шаланда уткнулась носом в песок, идущая вдоль берега стена уже была увешана мокрыми полотнищами, придавленными камнями. Простыни и сорочки хлопали и развевались на ветру. Когда он шел мимо, одна из прачек с руками, красными от вечной стирки, вытащила из своей корзины огромную кучу мокрого белья. Уголок простыни выскользнул из ее рук Улибе ловко подцепил его плоской стороной своего меча и галантно протянул ей.

– Осторожней, матушка, – сказал он. – Иначе все твои простыни сбегут от тебя со следующим порывом ветра.

– Следи лучше за собой, озорник, – ответила она. – Только порежь мои простыни и увидишь, что будет. Следи за своими собственными простынями… и проверь заодно, кто на них, когда тебя нет дома, – добавила она, злобно хихикнув. – А я уж за своими прослежу, спасибо, сударь.

– Думаю, ты справишься, матушка, – произнес он с улыбкой. – Ты дала мудрый совет. Премного благодарен. – Он кинул пару медяков в ее корзину и вновь направился к городу. Изумленная прачка вытаращила на него глаза, потом выудила монетки из корзины и спрятала их в глубинах своего корсажа.

Вопрос в том, думал он по пути во дворец, в чем мне предстоит разобраться. Ответ пришел моментально. Несмотря на очевидную тщетность такой попытки, он все же решил доискаться, почему Паскуаль был убит. Знали ли убийцы, кем он был и почему он обосновался именно в том месте? И если это так, думал он, они знали больше, чем те, кто согласился говорить с Улибе.

А что толку строить разные предположения, прогуливаясь по улицам Барселоны? Паскуаль Робер умер в Жироне по возвращении из Кастильи. Ответ надо было искать в другом месте.

Но и скакать в Жирону утром не было никакого смысла. По крайней мере, не в такой день, когда камни, которыми были вымощены залитые солнцем площади, раскалялись так, что он уже чувствовал их жар сквозь подошвы сапог. Он отправится туда перед всенощной, будет скакать до темноты, затем поспит до того момента, пока ущербная луна не осветит дорогу, и снова будет скакать, пока не доберется в Жирону к Третьему часу.

К тому моменту, как он мысленно привел себе все возможные доводы и пришел к такому заключению, впереди показались дворцовые конюшни. Он вывел из стойла своего коня и сразу свернул к обители Сен-Пер, где потратил почти час, выказав все свое мастерство и дипломатию, чтобы выяснить название монастыря, из которого пришла Клара, поскольку, как он указал аббатисе, совершенно очевидно, что Сор Алисия узнала ее. Четверть часа спустя он был уже у ворот обители, проговаривая про себя, что он скажет, когда ему сообщат, что его возлюбленная племянница сбежала от своей доброй и честной хозяйки только для того, чтобы оказаться на улице.

Он сделает вид, что изумлен, решил Улибе, и выкажет решимость помочь ей, несмотря на все ее дурные наклонности. Кажется, это наиболее ожидаемая реакция со стороны любящего дядюшки, подумал он, и позвонил в колокольчик.

Имя Клары мало о чем говорило аббатисе.

– Наша обитель жестоко пострадала от «черной смерти», – негромко произнесла она. – Это было беспокойное время – последнее лето, когда свирепствовала – чума. Но мы всегда вели подробные записи. Без этого не обойтись, если имеешь дело с детьми.

– Очень рад слышать это, мадам, – сказал Улибе.

– И мы сделаем для вас все, что можем, сеньор Улибе, чтобы найти вашу племянницу.

– Возможно, вы помните ее, – сказал Улибе. – Клара, – повторил он, – с такими темными волосами…

– Нет, не помню, – возразила аббатиса. – Я здесь недавно. Моя благородная и праведная предшественница умерла шесть месяцев назад. Она работала за троих, если не за четверых, охраняя интересы своих подопечных, собирая средства на их содержание, воспитывая их, и вдобавок заботилась о сестрах обители. Как говорят, ее душа просто износила ее тело, – добавила она. – Теперь она в руках Божьих.

– Весьма огорчен услышать о ее смерти, – произнес Улибе.

– Но как бы она ни была перегружена работой, записи при ней велись очень тщательно, – продолжила аббатиса. Она звякнула в колокольчик и отправила заглянувшую в ее кабинет монахиню за нужными документами.

Когда принесли коробку, она уверенно достала из нее какой-то листок и начала его внимательно просматривать, ведя пальцем сверху вниз. Она нахмурилась, перевернула лист и таким же образом проверила его с обратной стороны.

– Нет, – наконец сказала она. – Летом 1348 года в обитель не приходила девочка по имени Клара старше двух лет… я проверила списки с апреля по ноябрь. Одну шестилетнюю малышку привела ее мать в сентябре, но ее снова взяли домой через два года, когда положение ее матери изменилось к лучшему. Ее звали Эмилия. В тот период к нам попали несколько групп детей – сестра и два брата, две сестры…

– Нет, это не она, – перебил ее Улибе. – Я озадачен. Сор Алисия утверждает, что здесь была девочка по имени Клара, чье описание точно подходит моей племяннице.

– Сор Алисия. Понятно, – ответила аббатиса и снова позвонила в колокольчик. – Сестра, – обратилась она к вошедшей монахине, – мы ищем девочку по имени Клара, которая, как считает ее дядя, жила здесь во время чумы в сентябре.

– Я помню Клару, – отозвалась та. – Ее поместили здесь как раз вскоре после моего приезда. Не могу сказать, сколько она здесь прожила, матушка, но не думаю, что до сентября.

– Восемь лет меня не было в Испании, я сражался на войне, – поспешно вмешался Улибе. – Восемь лет. Когда я вернулся, мне вручили письмо от моей несчастной покойной сестры. Оно было написано в сентябре, в нем она писала о чуме, о том, что отвела или же отправил маленькую Клару к бенедиктинцам, и умоляла меня найти ее и взять домой, как только я вернусь.

– А, теперь я поняла, – ответила аббатиса. – Это не могло произойти до первого года чумы. Мы проверим следующие годы, когда эпидемия еще не кончилась, но уже не так свирепствовала.

Вместе со своей помощницей они достали из коробки еще четыре листка, поделили их пополам и начали тщательно изучать.

– Нашла, – наконец сказала аббатиса. – Не удивительно, что мы не знали, что у нее есть дядя, сеньор. Она рассказала о себе крайне мало. То ли она действительно немного знала, то ли не хотела говорить, тут уже не разберешься. Она появилась в обители с кошельком, в котором было пять су, и сменой белья, все это было спрятано в ее платье. Она сказала, что ее зовут Клара. Аббатиса пишет, что девочка удивилась, что ее не ждали, так как ее мать сказала ей, что она должна отправиться к монахиням и что они знают, что с ней делать. – Аббатиса подняла лицо, голос ее смягчился. – Бедное дитя. Видимо, они попала в беду, и ее мать рассчитывала, что мы присмотрим за ее ребенком. Простые люди зачастую думают, что у нас есть ответы на все немыслимые вопросы, которые ставит перед нами жизнь. Если б это было так…

Улибе не стал поправлять ее, что девочка была явно не из простой семьи.

– В ваших записях больше ничего о ней нет? – спросил он.

– Что вы, конечно, есть. Ее поместили в хорошую семью в качестве судомойки. Когда это произошло, ей, похоже, уже было больше двенадцати лет и она совершенно ничего не умела. Иначе ей подыскали бы работу получше. – Аббатиса покачала головой. – Но я скажу вам кто они. Уверена, что вы сможете выкупить ее контракт за скромную сумму. Если возникнут трудности, дайте мне знать. Возможно, я смогу вам помочь. – Она снова звякнула в колокольчик с видом очень занятой женщины, которая сделала все, что смогла. Она быстро чиркнула что-то на маленьком клочке бумаги и протянула его Улибе. – Сестра-привратница вас проводит.

– Благодарю вас за помощь, мадам, – сказал он, поднявшись и поклонившись ей. Монахиня, которая привела его в кабинет аббатисы, отвела его обратно к воротам.

– Нашли, что искали? – спросила привратница, явно не испытывавшая отвращения к разговорам.

– Мою маленькую племянницу? Клару? Я узнал, где она сейчас, – ответил он. – И очень вам за это благодарен.

– Клара? Вы ее дядя? Вы на нее не похожи, – заметила она. – Такой крепко сложенный мужчина…

– Моя сестра выглядела, как Клара. Тонкая и бледная, – сказал он. – Как наша мать. Я больше похож на отца.

– В семьях так бывает, – ответила она. – Забавно. Как только я взглянула на бедняжку, сразу поняла, что она из хорошей семьи. Она была чистенькая, на ней была отличная одежда, только платье было порвано в одном месте. У нее была прекрасная речь, хорошие манеры – совсем не похожа на уличную замарашку.

– Я вижу, вы ее знаете.

– А как же – мы все ее обожали. Знаете, тогда здесь было только четыре монахини. Все остальные умерли, и она помогала нам с малышами. Как-то раз она сказала, что у нее есть младший брат, и тут же испугалась, как будто выдала какую-то страшную тайну.

– Ее брат… ну да. Бедняжка умер еще раньше моей сестры. Сестра говорила, что девочка была очень привязана к брату.

– Это были ужасные времена. Можно было ожидать, что она будет разбита горем – как все они, несчастные дети, кроме самых маленьких, которые еще ничего не понимали – но бедняжка Клара еще и казалась сильно напуганной, с того самого момента, когда пришла к нам. Такой напуганной, бедняжка… Она очень быстро постаралась смешаться с другими детьми, как будто боялась, что ее заметят. Даже говорить пыталась, как они, хотя у нее это плохо получалось…

– Сколько ей тогда было?

– Одиннадцать, почти двенадцать. Но выглядела она младше. На самом деле слишком взрослая. Если б у нее было хоть какое-то приданое, матушка-аббатиса взяла бы ее послушницей. Она приложила все силы, чтобы найти какого-нибудь богатого человека, который пожертвовал бы деньги на приданое девочки, и держала ее здесь столько, сколько могла, в надежде на успех. Но ничего не получилось, и пришлось отдать Клару в прислуги.

– Должно быть, она понравилась аббатисе?

– Она нежно ее любила. Как все мы. Я так рада, что ее семья наконец нашла ее. Она слишком хороша для такого места, как кухня. Очень жаль, что наша аббатиса не дожила до сегодняшнего дня, – добавила она с грустью. – Она была бы счастлива. – На глазах привратницы заблестели слезы. – Идите с богом, сеньор. И передайте Кларе, что мы все ее очень любим. Может быть, она как-нибудь заглянет сюда проведать старых друзей.

– Обязательно, сестра. Я сам прослежу, чтобы она зашла к вам.

В некоторой растерянности он сел на своего коня и поскакал прочь. Единственное, что было ему ясно – это то, что никто из домочадцев хозяйки Клары не появился в обители и не потребовал объяснить, почему девушка исчезла. И это более чем озадачивало.

Лишь после полудня он наконец добрался до человека, которому должен был представить отчет – Берната д'Ольсинельеса, хранителя королевской казны. В соответствии со своей должностью тот был окружен армией чиновников, которые сверяли, регистрировали, сортировали и раскладывали горы отчетов, счетов, расписок о платежах и расходах, каждый из которых хранитель, казалось, легко хранил в своей памяти.

– С учетом того, что мне известно, – сказал он озадаченно, – смерть Паскуаля – именно в Жироне – просто необъяснима.

– Многое кажется необъяснимым, милорд, – ответил Улибе. – Куда бы я ни ткнулся, новые факты вносят еще большую путаницу.

– Возможно, сейчас, когда вы закончили со своими другими обязанностями, дело прояснится, – пробурчал королевский казначей.

– Ну, это не было такой уж тяжелой ношей, милорд, – откликнулся Улибе. – Думаю, это не отвлекло меня от моей основной цели. Может, вы получили какие-то свежие сведения?

– Ничего, – сказал д’Ольсинельес, – кроме предположения, что это было случайное нападение, которое может произойти со всяким.

– Я в это не верю, – возразил Улибе.

– Я тоже. И поэтому мы продолжим дело, как если бы Паскуаль Робер был убит именно как Паскуаль Робер.

– Нужно ли мне представить отчет об обстоятельствах его смерти для Его Высочества? – спросил Улибе, имея в виду дядю короля, который держал бразды правления королевством в отсутствие его величеств.

– Принцу Педро? – д’Ольсинельес вопросительно изогнул брови. – Принц слишком занят другими делами, чтобы сейчас его заинтересовали кастильская граница и ее проблемы, – сказал он. – И в этом нет необходимости. У вас есть свои предписания, – нетерпеливо добавил он, – у меня свои. Мои заключаются в том, чтобы обеспечить вам успешное завершение вашей миссии и утвердить ваши расходы. Вот их и представьте пред отъездом. Его величество очень внимательно следит с Сардинии за вашим предприятием. Как вам известно, его самого интересуют любой уголок и любое происшествие в его королевстве. От каждого из нас он ожидает, что мы будем делать свое дело, даже когда его здесь нет, – д’Ольсинельес вздохнул. – Его величество также ждет от своих чиновников, что они будут работать не менее усердно, чем он сам.

– Его величество, – сказал Улибе, – знаменит тем, что уделяет большое внимание мелочам. Следуя его примеру, через несколько часов, перед всенощной, я отправляюсь в Жирону, буду там завтра утром, – он задумался. – А если и там не обнаружится ничего нового, поеду дальше.

– В этом случае вам понадобятся дополнительные средства. Прикиньте сумму и тут же сообщите мне. Я прослежу, чтобы вы получили все до отъезда. Страсть Паскуаля к письменным отчетам могла его погубить. Помните об этом. Если у вас будет о чем сообщить мне, сделайте это незамедлительно, можете прислать письмо через епископа, – на этих словах королевский казначей повернулся к своему секретарю. – Ты сказал, что меня кто-то ожидает?

– Минутку, милорд, – пробормотал секретарь, и Улибе, чувствуя, что его отпустили, вышел из кабинета.

Когда Улибе подъехал к дворцу епископа, колокола в Жироне пробили третий час. Отмахнувшись от предложения отдохнуть и освежиться с дороги, он взбежал по лестнице прямо в кабинет Беренгера и плюхнулся в кресло.

– Мы похоронили его в среду, – произнес Беренгер, одновременно просматривая и подписывая какие-то документы. – Со всеми возможными почестями.

– Спасибо, Ваше преосвященство, – отозвался Улибе. – Не обнаружили ничего нового? Лично мне не удалось.

– Кое-что, – ответил епископ. – Я послал за моим лекарем и его дочерью, у нас тут случился забавный, но имеющий отношение к делу инцидент, а Бернат принесет то, что обнаружил в вещах покойного. Это может оказаться полезным. Поскольку нам все равно придется их немного подождать, предлагаю тебе подкрепиться, пока есть такая возможность. – Он кивнул слуге, стоявшему возле дверей, который немедленно их открыл, и в комнату внесли два больших блюда, заполненных доверху хлебом, холодным мясом, сыром и фруктами, а также кувшины с охлажденным мятным напитком, вином и водой.

– Благодарю вас, – сказал Улибе, отпив из кружки воды, и водрузил кусок мяса на большой ломоть хлеба. – Я нарушил свой пост лунным светом, глотком воды из ручья и незрелой грушей, сорванной с дерева. Так что я очень голоден.

– Где вы остановились? – спросил Беренгер.

– В том же месте, где мы нашли девочку-сиротку по пути отсюда, – сказал он. – Мне нужно было взять из тайника оружие и кое-какую амуницию. – Он продолжал есть в молчании, а епископ взял себе фруктов и налил немного вина, которое тут же разбавил водой.

Молчание было нарушено, когда Бернат са Фригола, секретарь Его преосвященства, вошел в кабинет в сопровождении своего писца с коробкой в руках.

– Я принес то, что вы просили, Ваше преосвященство, – сказал секретарь, – только не зашел в сокровищницу за его деньгами…

– Не думаю, что эти монеты столь уж важны, – перебил его епископ. – Если понадобится, лорд Улибе может сам сходить за ними в сокровищницу.

– Деньги на текущие расходы, – сказал Улибе, – только и всего, или там значительная сумма?

– Более-менее, но ничего за рамками обычного, милорд. Сумма в различных монетах и валютах, всего примерно двести су, – ответил Бернат. – Кроме этого, у нас здесь предметы одежды, картина, писанная на дереве, и письмо. Всего было два письма, но одно из них, очевидно, было зашифровано. Его преосвященство распорядился отослать его в Барселону, я так и сделал. Вот второе, – он протянул письмо Улибе без дальнейших комментариев.

– Господи боже мой, – пробормотал Улибе, пробежавшись по письму глазами. – Мой дорогой? Усадьба? Твой сын? – он поднял глаза. – Вы знали, что у него была жена, Дон Беренгер?

– Нет, – сказал Беренгер. – Даже не подозревал, что он был женат.

– Мне казалось, я знаю об этом человеке все, что необходимо знать, – произнес Улибе. – Он оказался более скрытным, чем я думал. Или я более бестолковым, – добавил он смущенно.

– Мне тоже казалось, что неплохо его знаю, – сказал Беренгер.

– Если б здесь еще и имя было… Или название места. Она подписала его только своими инициалами.

– Во всем письме не упоминается никаких имен, – вмешался Бернат. – Мог ли кто-то решить причинить вред его жене, чтобы получить своеобразное преимущество перед ним?

– Это возможно, – ответил Улибе, – но если уж я не знал, что он женат, вряд это было известно многим.

– Мы считаем, что, возможно, именно она изображена на этой картине, – сказал Беренгер. – Бернат, ты ее принес?

– Да, Ваше преосвященство, – ответил тот и достал из коробки кожаный футляр.

– Дай ему посмотреть, может, он ее знает. А сама она была бы источником ценной информации. И в любом случае необходимо сообщить ей о смерти мужа.

Улибе осторожно взял футляр и достал из него деревянную пластину овальной формы. Он перевернул картину и поднес ее к окну.

– Доводилось ли вам видеть ее раньше? – спросил епископ. – Если художник знает свое дело, она должна быть настоящей красавицей. – Он повернулся к дверям, как только они распахнулись, и в кабинет вошел лекарь со своей дочерью. – Добро пожаловать, мастер Исаак, госпожа Ракель. Мы сейчас говорим о загадочной даме на портрете.

– Добрый день, мастер Исаак, госпожа, – быстро проговорил Улибе. – Я не встречал эту даму, Ваше преосвященство, однако я знаю кое-кого, кто приходится ей родней. Сестра, а возможно, и умерший ребенок, котором она упоминает и который еще вчера утром был не более мертв, чем я сейчас.

– А может ли она быть его матерью? – спросил Бернат.

– Чьей матерью, отец Бернат? – уточнила Ракель.

– Паскуаля Робера, госпожа Ракель. Человека, которого убили во вторник утром, – ответил Бернат. Он взял портрет со стола и протянул его ей.

– Она слишком молода, чтобы быть его матерью, – заметила Ракель.

– Но, госпожа Ракель, мы же не знаем, когда был написан портрет, – произнес Беренгер снисходительно, но с теплотой. – Возможно, это было сделано, когда он сам был ребенком. Или даже еще не родился.

– Почему же не знаем, Ваше преосвященство, – удивилась Ракель. – Отделка корсажа на ее платье и крой рукавов вполне современные. Я видела такие платья на знатных дамах, когда весной мы были в Барселоне. Я бы сказала, что портрет написали в этом году, в крайнем случае – в прошлом, если только она не живет в таком месте, где мода опережает нас на год-два.

– Вы должным образом посрамили мое невежество, госпожа Ракель, – рассмеялся Беренгер. – Вы совершенно правы.

– Мнение эксперта, – улыбнулся Улибе. – И я согласен, хотя такие аргументы мне и в голову не пришли бы. Кстати, прическа тоже не производит впечатление старомодной.

– Конечно, нет, – подтвердила Ракель.

– В таком случае это его жена, – заключил Улибе. Он взял портрет, аккуратно положил его в футляр и спрятал его в глубинах своей туники.

– Известно ли нам, где она живет? – спросил Исаак.

– Никто ничего о ней не знает, – ответил епископ. – У нас есть ее портрет, но ее никто не узнал. Она может жить где угодно, от Арагона до Кастилии.

– Я бы сказал, что она какое-то время жила в Барселоне, – сказал Улибе. – Сделаю все возможное, чтобы найти ее.

– Мастер Исаак, – сказал Беренгер, – я еще не поблагодарил вас за то, что вы явились на мой зов, как будто у вас нет других дел, кроме как ублажать мои прихоти.

– Всегда к услугам Вашего преосвященства, – отозвался Исаак.

– Отлично. Тогда расскажите – так точно, как можете только вы – о том человеке, которого вы лечили в обители матушки Бенедикты.

Быстро, но четко Исаак описал состояние, расположение ран, лихорадку и бред больного.

– Все было кончено, мы только успели понять, что он из Кастилии.

– Можете ли вы сказать, когда он получил свои раны? – спросил Улибе.

– Чтобы началось загнивание, ранам подобного типа требуется несколько дней – четыре или пять. А с этого момента процесс развивается очень быстро, – добавил он. – Мы навестили его в среду вечером. Он мог быть ранен в предыдущий четверг – плюс-минус один-два дня.

– В четверг? Я должен с ним поговорить.

– К сожалению, милорд, это уже невозможно, – сказал Исаак. – Мы поместили его самое лучшее место – прохладное, хорошо проветриваемое – и делали для него все, что могли, но он был обречен еще прежде. Я знаю, что капитан несколько раз приходил к нему, пытаясь вытянуть из него как можно больше информации, пока он еще был способен ее давать, но удалось ему что-то узнать или нет – мне это неизвестно.

– Может ли кто-нибудь рассказать, как он выглядел?

Ракель очень точно описала внешность человека, подчеркнув, что он наверняка выглядел гораздо лучше, когда не был на смертном одре.

– Совершенно справедливо, госпожа, – кивнул Улибе, – но это никак не влияет на его рост, волосы, цвет глаз или форму его носа. Как правило, – добавил он. – Но в любом случае я его узнал. Он был одним из тех двоих, что следили за нами. Паскуаля это очень раздражало. В ночь, когда он пропал – а это был четверг – перед тем как я заснул, он сказал, что хочет с ними разобраться. Эта гнойная рана, которую вам пришлось лечить, вполне могла быть нанесена мечом Паскуаля. Или же его кинжалом.

– Его звали Мартин, – произнес епископ. – И он был из Туделы, что наш доктор, несомненно, сказал бы вам, если бы вы дали ему шанс.

– Простите, мастер Исаак.

– Не стоит даже говорить об этом. Тот второй, которого вы видели, несомненно, некий мастер Геральтдо, – откликнулся Исаак. – Когда Мартин из Туделы бредил, он постоянно умолял своего хозяина придти и спасти его. Мы спросили, кто его хозяин. Он ответил – Геральтдо. Казалось, он не считал нужным скрывать его имя.

– Геральтдо? – переспросил Улибе. – Я запомню.

– Сколько вы пробудете в Жироне, милорд? – спросила Ракель.

– Пока жара не спадет настолько, чтобы можно было спокойно ехать, – ответил он. – Сначала я должен найти убийцу. Потом я вернусь и буду искать жену моего друга.

– Это может оказаться сложной задачей, – заметил Исаак, – но не невыполнимой.

– А что бы вы на моем месте сделали, мастер Исаак? – немного удивленно посмотрел на него Улибе.

– Если бы я был зрячим? Я бы начал с поисков записей о передаче имущества в качестве приданого. Как вы сказали, эта дама одета в богатое и модное платье. В ее письме говорится о земельных угодьях и о покупке виноградников и пастбищ. Все это не корзины с яблоками или меры муки, которые можно купить на рынке за несколько медяков.

– Но почему приданое? Почему не недавние сделки?

– Приданое даст вам и имя ее семьи, и имя ее мужа сразу. Это может оказаться полезным. А также название города, около которого расположена усадьба.

– Да, это было бы крайне полезно, – согласился Улибе.

– И начал бы я прежде всего отсюда.

– Почему отсюда?

– Неужели вы сами себе не задавали вопрос, куда отправился сеньор Паскуаль ночью в четверг и где он пробыл до утра в понедельник?

– Задавал, но он и прежде нередко исчезал с какими-то поручениями. Он часто куда-то пропадал и объяснял все после своего возвращения, – ответил Улибе.

– Меня всегда удивляло, как такой образованный человек, каким был сеньор Паскуаль, довольствовался столь малой должностью на бирже, – заметил Исаак. – Но это имеет смысл, если он вынужден был скрываться и хотел время от времени навещать свою жену.

– Возможно, вы правы. Но боюсь, с ней придется подождать, – сказал Улибе. – Когда я ее найду, мне хотелось бы преподнести ей голову того негодяя, который убил ее мужа, – холодно добавил он.

– Это меня не удивляет, – сказал Исаак.

– Вынужден вас покинуть, господа, госпожа Ракель, – Улибе поднялся и поклонился присутствующим. – Мой путь – на запад, в поисках убийцы.

– Желаю вам безопасного путешествия, – сказал Исаак.

– И хорошей охоты, – к общему изумлению добавила Ракель.

Леа и Наоми поспешно собирали со стола тарелки и салфетки после своего скромного ужина. Сегодня, в пятницу, им предстояло переделать на кухне еще кучу дел – до того как солнце скроется за горизонтом. Исаак в одиночестве сидел во дворике возле фонтана, углубившись в свои мысли под нежные переливы струй.

Когда зазвенел колокольчик, он подавил в себе поднявшееся было раздражение и крикнул Ибрагиму, чтоб тот посмотрел, кто пришел.

– Бесполезно, пап, – сказала Ракель, спускаясь с лестницы. – Он наверняка уже дрыхнет. Я сама посмотрю.

– Спасибо, дорогая, – ответил отец. Смысла спорить со столь очевидным не было.

– Папа, это госпожа Бенедикта и она хочет поговорить с тобой, – несколько мгновений спустя Ракель вернулась во дворик.

– Она заболела?

– Нет, папа.

– Пусть войдет.

Матушка Бенедикта, шурша юбками, твердым быстрым шагом пересекла дворик.

– Мастер Исаак, не буду просить у вас прощения за то, что так врываюсь в ваш дом, – тут же начала она, – потому что уверена, что вас заинтересует то, что я принесла. А если и не вас, то вашего господина – епископа, а это почти одно и то же, ведь так? – она говорила с такой горячностью, как будто лекарь спорил с каждым ее словом.

– Прошу вас, госпожа, – произнес лекарь, – присаживайтесь. Не хотите ли чем-нибудь освежиться? Сегодня жаркий день, и боюсь, что вам пришлось идти сюда по самой жаре. Ракель! – позвал он.

– Да, папа, – отозвалась она. – Я уже принесла прохладительные напитки для вас обоих. – Ракель разлила мятно-апельсиновый напиток по двум чашкам из кувшина, который держала в руках. Она поставила кувшин на стол и удалилась в отцовский кабинет, откуда могла слышать весь разговор.

– Когда капитан стражи епископа забрал от меня моего гостя, не затруднившись даже попрощаться и спросить, сколько они мне должны, – резво начала Бенедикта, – я собрала все его вещи. Понимаете, я думала, за ними пришлют позже, но никто так и не появился, и они все еще у меня. Должна сказать, что часть этих вещей – деньги, я их пересчитала и, между прочим, не тронула ни грошика, несмотря на то что, по моим прикидкам, он обошелся мне в десять пенсов, еще когда был жив, а если учесть, сколько раз мне пришлось бегать по лестнице вверх-вниз, чтобы убедиться, что бедняга жив, то и больше.

– Вы все принесли с собой? – спросил Исаак.

– Да.

– Отлично, – сказал Исаак. – Ракель! Не могла бы ты подойти и помочь нам? И принеси бумагу, перо и чернила. Мы дадим вам расписку, в которой перечислим все, что вы принесли, и никто не сможет обвинить вас в том, что вы присвоили что-то чужое.

– А вы что с этими вещами сделаете? – спросила Бенедикта.

– Я отнесу все Его преосвященству, а он уж сам решит, что с ними делать.

Ракель села за стол, положив перед собой небольшой лист бумаги, и повернулась к хозяйке гостиницы.

– Если вы разложите на столе все, что вы принесли, я составлю список.

Госпожа Бенедикта подняла стоявший у ее ног узелок и положила его на стол.

– Вот, – сказала она. – Я завернула все в его же плащ. Это тоже одна из вещей, – она взглянула на Ракель. – Записывайте.

Ракель записала: «Плащ – одна штука».

Бенедикта прищурившись посмотрела на запись, как будто подозревала, что ее обманывают, затем развязала узелок и начала вынимать его из него вещь за вещью, называя каждую вслух.

Это было скромное и немногочисленное имущество. Сменная рубашка, запасные рейтузы, бурдюк для вина и капюшон.

– Капюшон практически новый, – сказала она. – И внутри него я нашла кошель… не тот, которым он обычно пользовался. В том было пять пенсов, его забрал капитан стражи и даже не дал мне расписку. А это особый. В нем есть золотая монета. Видите, госпожа?

– Совершенно верно, госпожа Бенедикта. Это золотая монета. А еще три серебряных и…

– Пятнадцать пенсов и два фартинга, – перебила ее Бенедикта. – А если вы заглянете внутрь, то обнаружите еще и карту.

– Что там такое, Ракель? – спросил Исаак.

– Карта, папа. Не знаю, что на ней изображено, но это, несомненно, карта. – Она аккуратно разложила на столе монеты разных видов и достоинства и показала список госпоже Бенедикте, которая свободно читала цифры, и добавила в свою запись еще одну строчку: «карта неизвестной местности – одна штука». Она остановилась на минутку, глядя на свой список, а затем подписала его: «Ракель, дочь Исаака, лекаря из Жироны». На следующей строке она написала: «Бенедикта, хозяйка гостинцы в Сан-Филью», – и придвинула бумагу к Бенедикте:

– Поставьте крестик около своего имени, госпожа, – сказала она, – и храните бережно этот листок.

Исаак достал из своей туники кошель, осторожно ощупал его, достал из него монету и вручил ее хозяйке гостиницы.

– Вы оказали большую услугу его преосвященству, позаботившись о пожитках Мартина. Считайте, что это плата от него.

Бенедикта рассмотрела монету, изогнула удивленно брови, пробормотала слова благодарности и выскочила наружу, словно опасаясь, что они передумают и потребуют вернуть деньги.