Текст книги "Клуб смерти (ЛП)"

Автор книги: Кэролайн Пекхам

Соавторы: Сюзанна Валенти
сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 36 страниц)

Tри дня. Я знал, что прошло столько времени, потому что смотрел на дату на экране телевизора. Должно быть, я оставил его включенным перед тем, как отключиться, но звук был выключен, так что я ни черта не слышал о том, что дикторша там трещала, пока я, постанывая, пытался сесть в постели.

Я был с голым задом, и на меня пялились новая татуировка на моем члене вместе с пирсингом. Я был пьян в стельку, когда несколько дней назад спотыкаясь приплелся к дому своего татуировщика и потребовал украсить свой член, и теперь я ломал голову над тем, какого хрена мне вообще взбрело в голову проколоть свой член. Хотя я не был удивлен, что Ронни сделал это, он давным-давно понял, что независимо от того, в стельку я или нет, лучше всего было просто сделать то, о чем я просил. Отсюда и причина появления некоторых из моих наиболее интересных татуировок. Но почему я решил сделать пирсинг на своем гребаном члене?

Ах да, мне было интересно, что может быть больнее, чем получить удар ножом или пулю, потому что хотел знать, каков мой болевой порог, и я спросил об этом того милого парня, с которым разговаривал. Он сказал, что все, что касается члена, будет хуже, и я не согласился с ним. Чтобы выиграть спор, я пошел к Ронни, сделал новую татуировку и пирсинг, а потом вернулся туда, где оставил его связанным в лесу, и выстрелил ему в голову, чтобы мы могли сравнить.

Если бы я не был так чертовски зол, я бы, возможно, вспомнил, что не нужно целиться во что-то настолько жизненно важное, потому что мы не смогли сравнить боль, когда его мозги разлетелись во все стороны. Но, оглядываясь назад, я все равно был там, чтобы убить его, так что разговор просто оттягивал неизбежное. Можно с уверенностью сказать, что я победил, и теперь мой член был просто шикарен.

Без сомнения, моя правая рука уже замышляла всевозможные грязные вещи, но, учитывая, что мой член был все еще чертовски чувствительным, я не собирался экспериментировать с ним прямо сейчас.

Пирсинг «Принц Альберт» подмигнул мне, когда я перевел взгляд между ним и кельтским орнаментом, который был вытатуирован вокруг моего члена.

Должно быть, я был чертовски невменяем. Хотя сейчас уже было слишком поздно что-либо с этим делать. С этого момента я был просто пьяницей, практикующим целибат с проколотым членом для интересной мастурбации. По-моему, звучало довольно неплохо.

Мой взгляд скользнул к темному небу за окном, и я вздохнул, гадая, который сейчас час. Чертовски поздно. Или, наверное, чертовски рано, смотря как посмотреть. В любом случае сейчас была глубокая ночь.

Я выбрался из постели и направился в ванную принять душ. Во рту было сухо и противно, а желудок урчал. Похоже, я пренебрег едой, пока топил свои печали в крови и виски.

Я включил холодную воду, надеясь прогнать алкогольный туман. Потянувшись за гелем для душа, я заметил на ладони отметку, сделанную маркером. Шесть. Шесть чего?

Шесть картофелин?

Я начал тереть кожу, смывая с тела засохшие капли крови и грязь, которая, как я догадался, была связана с тем, чем я занимался, пока пребывал в темном месте.

Со мной часто бывало подобное, когда мои призраки становились невыносимыми. Мне нравилось винить во всем выпивку, но, по правде говоря, я мог надраться в стельку с лучшими из них и проснуться с четкими воспоминаниями, когда это было нужно. Нет, такого рода забвение было способом моего мозга попытаться забыть боль, которую я испытывал. Когда я тонул в своих потерях и неудачах, было проще забыть об этом. А когда я начинал выныривать из тумана этой боли, я просто остался с затяжной болью от осознания того, что у меня с головой никогда не будет все в порядке. Что я никогда не смогу покинуть это темное место скорби и гнева на весь мир.

Давно я так сильно не терял голову, но я должен был предвидеть, что это произойдет. Теперь, когда моя девочка увидела, кто я на самом деле, и я прогнал ее, что мне еще оставалось?

Шесть убийств? Я начал считать на пальцах. Я выследил двух парней, о которых постоянно твердил мой отец, затем выследил того ублюдка-насильника, о котором говорили в новостях последние несколько недель. Меня всегда поражало, как копы не могут сложить два и два и вычислить, кто эти ублюдки или, по крайней мере, где находились их охотничьи угодья. Я имею в виду, мне конечно повезло – моя догадка оправдалась, и я застал его за попыткой проникнуть через черный ход в хоспис. Видимо, он хотел найти свою следующую беззащитную жертву, но понять его паттерны поведения было несложно.

Как бы то ни было, в данный момент он лежал на капоте патрульной машины с перерезанным горлом и гранатой, застрявшей наполовину в его заднем проходе, на парковке, где копы оставляли свои машины. Я даже оставил им небольшую записку, сообщив, что это именно тот человек, которого они разыскивали, чтобы они могли провести анализ ДНК и хотя бы немного утешить его жертв, когда те узнают, что он умер ужасной смертью. И он действительно умер именно так, я вымещал на нем свое отвратительное настроение в течение долгого, черт возьми, времени, прежде чем потерял самообладание и выпустил из него кровь.

Так что нет, я не убил шесть человек, потому что это были единственные моменты за последние три дня, которые я помнил достаточно ясно. Может, мне не стоило так напиваться виски, тогда я бы убил еще парочку человек.

Почему я вообще так упился виски?

Ярко-голубые глаза и длинные волосы цвета эбенового дерева промелькнули у меня в голове, и я застонал, когда низ моего живота прострелило ноющей болью.

Я резко выдохнул и запустил пальцы в волосы, стараясь не думать о ней, но потерпел полное фиаско.

Я поступил правильно, отпустив ее. Правда. Здесь, со мной, она не была в безопасности. Со мной никто никогда не был в безопасности.

Но если быть до конца честным с самим собой, я отослал ее не потому, что был каким-то великодушным существом, желающим ее спасти. Я отослал ее прочь, потому что ее губы были слишком, блядь, сладки на вкус, а ее тело искушало меня каждый чертов раз, когда я смотрел на нее. Я целовал ее и поцеловал бы снова, и хотел сделать намного больше, гораздо больше, но давным-давно дал себе обещание никогда больше не ступать на этот путь.

И несмотря на то, как это могло показаться со стороны, причина была не в том, что я был каким-то добрым и заботливым существом с теплым сердцем и океаном сострадания. Все дело было в том, что я был эгоистичным ублюдком, который не хотел снова испытывать эту боль. Я не хотел жить с этим чувством вины.

Я не спасал ее. Я спасал себя.

Еще несколько дней или недель в ее компании и я бы перестал сопротивляться. Я бы продолжал развращать и развращать ее, пока не оказался бы между ее сладких ножек и…

Святая матерь гребаного гуся, что, блядь, случилось с моим членом?

Я выругался, выходя из душа, поскользнулся на плитке и так ушибся о раковину, что оказался наполовину сидящим на ней, а кран попытался подружиться с моим задом.

Я посмотрел вниз на свой твердый член и стиснул зубы из-за боли от пирсинга в том месте, где натягивалась кожа. В меня стреляли раз семь, кололи и резали бесчисленное количество раз, душили, переломали пять костей, вывихнули плечо, а однажды даже пытались отпилить лодыжку ножовкой, правда, успели сделать всего пару взмахов, прежде чем я свернул ублюдку шею, но все же я никогда в своей жизни не испытывал такой боли от возбуждения. О чем, блядь, я только думал?

Иисус.

Может, мне просто вытащить эту сучку?

Я нахмурился, глядя на эту штангу, проткнувшую мой чертов член, пока обдумывал это, но боль хорошо справлялась с моим возбуждением, и она была довольно блестящей. Всем нравились блестящие штучки.

Возможно, я все же ошибался. Возможно, это было хуже огнестрельного ранения. Ну что ж, тот ублюдок был уже мертв, а я все равно не собирался платить за проигрыш. Но я решил оставить свое новое украшение для члена на месте. По крайней мере, если я не мог дрочить, думая о своей сбежавшей девочке, у меня появлялась дополнительная причина еще и не вспоминать о ее сиськах.

О черт, только не снова.

Я выругался, проводя полотенцем по волосам, отчего они встали дыбом и упали мне на глаза. Маркер почти полностью стерся с моей ладони, так что я решил, что неважно, что означала эта шестерка.

Я попытался сосредоточиться на делах, которые предстояло сделать на этой неделе. Был запланирован какой-то изысканный ужин, на который я согласился пойти с Анастасией. Еще были рабочие встречи с Па, и я хотел навестить своего племянника Киана, пока он еще гостил в доме.

Но ничто из этого не казалось таким уж привлекательным. Ничто вообще не казалось привлекательным.

Внутри я был большой бочкой с пустотой, и даже когда я пытался отвлечь себя мыслями о кровопролитии и резне, я находил все это немного… пустым.

Я вернулся в свою комнату, зрение прояснилось, хотя я и не мог идти ровно, а в животе урчало. Приличная еда, скорее всего, изгнала бы из моего организма остатки алкоголя, и тогда я был бы… ну, менее пьяным жалким ублюдком, у которого не было особого смысла жить. Но я и не настолько желал смерти, чтобы просто, черт возьми, сделать эту работу самому.

Отлично.

Мой взгляд скользил по темному небу за окном, и я застонал, осознав, что окончательно испортил свой режим сна. Хотя, с другой стороны, если наполнить желудок, возможно, удастся снова отключиться и избавиться от еще одной чертовски скучной ночи, в которой не происходило ровным счетом ничего.

Я выдвинул верхний ящик прикроватной тумбочки и достал сигарету из найденной там пачки, закурил, а затем схватил джинсы и натянул их. Острая боль пронзила мой член, когда грубая ткань задела пирсинг.

Нет уж.

Я сбросил джинсы и заменил их на черные спортивные штаны, они были достаточно свободными в паху, и повернулся, чтобы выйти из комнаты.

Но прежде чем я успел сделать хотя бы шаг, я замер, потому что мой взгляд упал на передачу новостей, которая все еще шла по телевизору без звука.

Мои губы приоткрылись, и сигарета чуть не выпала из них, когда я бросился на кровать, ища чертов пульт и найдя его в ворохе простыней.

Быстро прибавив громкость, я снова посмотрел на экран, где рядом с дикторшей появилось старое фото моей маленькой психопатки.

– …так называемая «Мясник-Задир» была арестована и отправлена обратно в психиатрическую лечебницу строгого режима «Иден-Хайтс» после того, как больше года находилась в бегах. Бруклин Мэдоу – психически неуравновешенная и непредсказуемая женщина, которая представляла опасность для общества во время своего пребывания в бегах. Теперь мы все будем спать немного спокойнее, зная, что она снова предстала перед лицом правосудия. О других новостях: Кролик Билли вновь посещает дома престарелых после…

Я выключил телевизор и издал рев отчаяния, а затем схватился за край кровати и перевернул ее с оглушительным грохотом.

Все должно было пойти совсем не так. Она должна была быть сейчас далеко, где-нибудь на солнышке, загорать своими упругими сиськами и заставлять меня страдать, пока я боролся с желанием выследить ее.

Ее не должны были поймать. Неужели она не слушала ничего из того, что я говорил ей о том, как скрыться от копов?

Ах, черт, я вообще давал ей эти уроки?

Может, и нет. Я думал, что буду рядом, чтобы присматривать за ней, когда мы будем убивать, поэтому особо не задумывался об этом. Так что это была даже большая моя гребаная вина, чем я думал сначала.

Я распахнул дверцу шкафа, схватил ботинки и футболку, накинул поверх кобуру и выругался, когда какая-то незнакомая боль привлекла мое внимание к ребрам с левой стороны. Я задрал футболку, чтобы взглянуть, и обнаружил там татуировку в виде паука. Конечно же, там был вытатуирован паук. Таким образом, если я подведу ее, у меня будет вечное напоминание об этом на моей коже, и я точно буду уверен, что никогда не забуду о ней, точно так же, как имя Авы ежедневно насмехалось надо мной с моей руки.

Но это было не то же самое, что с Авой. Бруклин не умерла. И я не собирался оставлять ее гнить в какой-то психушке до конца ее чертовой жизни. Если она была сумасшедшей, то и я тоже, и я ни на секунду не верил, что быть психопатом – это признак безумия. Мы просто были представителями гонимой профессии, и нам нужно было держаться вместе в этом мире осуждающих ублюдков.

Я снял футболку и ввел код на скрытом настенном сейфе, после чего достал два Desert Eagle, пару коробок патронов и охотничий нож, который засунул за пояс.

Я схватил свой мобильный с прикроватной тумбочки и быстро поискал информацию об «Иден-Хайтс», чтобы узнать адрес и план территории. Место оказалось хорошо защищенным: высокие стены, колючая проволока, охрана и собаки, все как полагается. Отлично. Люблю вызовы.

Я добрался до подножия лестницы и споткнулся о свои чертовы ноги, ухватившись за стену и зарычав, когда комната закружилась. Гребаное виски. Ну почему ты такой въедливый ублюдок?

Я встряхнул головой, пытаясь немного прояснить мысли, а затем направился на кухню, где выпил пинту воды и принял пару обезболивающих таблеток, готовясь к грядущему похмелью. Это будет чертовски тяжело.

Но ждать я не собирался. Моя девочка и так пробыла в этом чертовом месте слишком долго, и я не оставлю ее там.

Я прошел через дом, не обращая внимания на яростные вопли, доносившиеся из подвала. Без сомнения, El Burro был голоден, но у меня не было времени на его закидоны. Кроме того, я отчетливо помнил, как дал ему пасту перед тем, как, спотыкаясь, подняться к себе в постель этим утром, так что он точно не умирал с голоду.

Хотя, если подумать, я мог просто швырнуть упаковку сырой пасты пенне с лестницы и предупредить его, чтобы он не сломал об нее зубы. Ну да ладно, сейчас все равно нет времени разбираться с этим.

Я открыл входную дверь и замер, заметив стопку тонких коробок на ступеньках. Вот дерьмо. В какой-то момент я, должно быть, заказал пиццу. Идите ко мне.

Подождите, блядь, секундочку, здесь шесть пицц! Должно быть, я написал эту цифру у себя на руке, чтобы не забыть о них, и, как идиот все равно взял и забыл. Или отрубился. Да, я был почти уверен, что отрубился. Что ж, голодный вчера – сытый сегодня. А мне нужна была еда, чтобы избавиться от этого гребаного виски.

Я отпер свой черный джип и бросил пиццу на переднее сиденье, открыл коробку и отправил в рот два куска, чтобы они впитали в себя хоть немного алкоголя. Затем я открыл багажник и направился к своему сараю, где схватил парочку дымовых гранат, несколько «взрывающихся в лицо» гранат, огнемет, коробку фейерверков, еще пару стволов, бейсбольную биту по имени Дэйв и топор Эванджелин, прежде чем закинуть все это в машину. На секунду я остановился, почтив минутой молчания мою дорогую Мэри – лучшую кувалду. У меня еще не хватило духу заменить ее.

Я захлопнул дверь и обошел капот, чтобы сесть в машину, но умудрился поскользнуться на чем-то, ударился бедром о машину, и не успел я опомниться, как перевернулся вверх тормашками, задел чем-то свой пирсинг в члене и оказался распростертым на гребаной земле как орел.

Я застонал, когда мой член болезненно запульсировал, а мир закружился медленными кругами, пока я смотрел на луну. Она смеялась надо мной, светящаяся сучка.

Черт.

Я действительно был пьян. Действительно чертовски пьян и действительно чертовски зол. Я не мог вести машину в таком состоянии. Мне нужен был водитель. Злой маленький водитель-ослик. И у меня как раз был такой в подвале.

С моих губ сорвался хриплый смех, когда я понял, что собираюсь освободить гребаного психопата после того, как долгими месяцами пытал его. Я надеялся, что мой пьяный зад сможет контролировать его достаточно хорошо, чтобы спасти мою девочку.

Это был идиотский план, обреченный закончиться грандиозным, кровавым провалом. Но это было лучшее, что я мог сейчас придумать, поэтому я заставил себя подняться на ноги и направился обратно к дому. Я собирался заключить сделку с демоном и должен был убедиться, что он ее примет.

Я снова ударил ладонями по прутьям своей клетки, проклиная тот кусок дерьма наверху на английском, испанском и на всех других языках, которые только мог вспомнить. Пошел он к черту. Пошел он к черту за все, что он сделал, но больше всего – за это. Там, откуда я родом, я был королем монстров. Я заслуживал крови, боли, страданий и любой жестокой смерти, которую только можно вообразить, но я отказывался сидеть в этой клетке и умирать с голоду.

Три гребаных дня прошло с тех пор, как он в последний раз давал мне еду. Он оставил меня здесь, в темноте, ни с чем и ни с кем, и мне оставалось только пить воду из-под крана и ждать смерти.

Он уже поступал так раньше. Забывал обо мне или отсутствовал день-другой. Хуже всего было то, что он делал это даже не специально. Как будто моя жизнь и само существование вообще ничего не значили для него, и он просто не помнил, что я находился здесь половину времени, или не хотел заморачиваться со мной, даже если вспоминал. Он был единственным человеком в мире, который знал, где я, и ему было на это наплевать. По крайней мере, он был единственным, пока не появилась она. Но теперь и она ушла.

Я не знал, что думать о том, что он говорил о ней. Я не хотел в это верить. Но это уже не имело особого значения. Потому что теперь я сдохну здесь, внизу, исключительно из-за халатности этого гребаного О'Брайена pedazo de mierda (Прим. Пер. Испанский: Кусок дерьма) наверху.

Дверь наверху лестницы с грохотом распахнулась, и свет включился так внезапно, что я невольно отпрянул от него, заслоняя лицо рукой от лампочки в дальнем конце комнаты.

Найл затопал вниз по лестнице, под его ботинками хрустели рассыпанные макароны из пакета, который он швырнул сюда в качестве якобы еды для меня. Я презрительно усмехнулся, когда он слегка споткнулся на последней ступеньке.

– Я пьян, – объявил он. – В стельку, если быть точным, хотя я работаю над тем, чтобы протрезветь. Я все еще могу прикончить тебя примерно девятнадцатью разными способами, но если бы я не так нажрался, то справился бы с этим пятьюдесятью способами, даже не вспотев.

– Мне нужна еда, – прорычал я, мой желудок заболел, а конечности сковала слабость. Я был крупным мужчиной, и мне нужно было много еды, чтобы поддерживать себя. Проводить дни без нее было сродни худшей пытке из тех, которым он меня подвергал.

– Да, да. Вот, начни с этого. – Он поднял руку и с издевкой потряс передо мной большой плиткой шоколада, а затем бросил ее мне через решетку.

Я поймал ее и сорвал обертку, прежде чем откусить огромный кусок и проглотить его так быстро, как только мог. В тот момент гордость не имела для меня никакого значения, мне просто нужна была гребаная еда.

– Ты умеешь водить, El Burro? – Спросил Найл, пока я продолжал жадно есть, мой рот наполнялся слюной, а желудок урчал от боли и облегчения.

Я не ответил, сосредоточившись на еде и наплевав на то, что он мог видеть мое отчаяние.

– Тогда я приму это за «да». У нас с тобой проблема, – продолжил он, доставая из кармана телефон и что-то набирая на нем. – Проблема ростом в пять футов, маленькая и взрывная, как петарда.

Когда он заговорил о девушке, я невольно обратил на него больше внимания и на мгновение задумался, все ли с ней в порядке, прежде чем попытался напомнить себе, что мне должно быть все равно.

– А, вижу, теперь тебе стало интересно, не так ли? – спросил он, делая шаг вперед и протягивая вторую плитку шоколада.

Я схватил ее, уронив обертку от первой, и разорвал ее.

– И что на счет нее?

– Скажи мне, тебе на самом деле не все равно? – серьезно спросил он. – Ты на самом деле что-то к ней чувствуешь? Или это просто потому, что ее рот был так чертовски хорош, когда обхватывал твой член?

Мысль о ее горячих и влажных губах вокруг моего члена заставила его дернуться в штанах, и я ухмыльнулся ему, продолжая есть. Кем бы она ни была и каковы бы ни были ее мотивы, я не мог отрицать, как чертовски приятно было трахать ее прелестный ротик.

– Какая разница? – спросил я его.

Он протянул мне свой мобильный телефон, и я замер, увидев изображение на экране. Это была старая фотография девушки, которая ворвалась в мою жизнь, подобно лучу солнца, ее глаза были холодными и безжизненными, я бы сказал, что она была под кайфом, если бы мне пришлось делать ставку. Она выглядела чертовски несчастной, и когда мой взгляд переместился на статью, прикрепленную к фотографии, моя кровь закипела, и я сжал телефон так, что костяшки пальцев побелели.

– Значит, она действительно что-то значит для тебя, – кивнул он, словно ожидая такой реакции.

– Как это случилось? – Спросил я.

– Она убежала, убила тех ублюдков, которые причинили ей боль, а потом продолжила бежать, – ответил он хриплым от алкоголя голосом, хотя я сомневался, что заметил бы, насколько он был пьян, если бы не увидел, как он споткнулся.

– И ты просто позволил ей уйти? – Сердито спросил я.

– Мне показалось, что ей будет лучше подальше от меня, – ответил он, и какая-то старая боль промелькнула в его глазах. Но меня не волновала его гребаная боль, или жалость к себе, или любая другая чушь в этом роде.

– Maldito idiota (Прим. Пер. Испанский: Чертов идиот), – проворчал я, отбрасывая вторую обертку и чувствуя себя немного бодрее, когда сахар попал в мой организм.

Я бы никогда не отпустил ее. Она была моей, и это единственное, что имело значение. Меня не волновало бы, хочет ли она уйти или ненавидит меня, я бы держал ее там, где ей самое место, рядом со мной, в безопасности.

– Да-да, без сомнения, ты бы справился куда лучше, – фыркнул он. – Но ты ни хрена не знаешь обо мне или о том, кто я такой. Я – проклятие, и я хотел, чтобы она была свободна от него. Но теперь она там, и я собираюсь вытащить ее. И так уж вышло, что мне нужен тот, кто отвезет меня.

– Тебе нужна моя помощь? – Презрительно усмехнулся я, задаваясь вопросом, не потерял ли он весь свой чертов рассудок.

– Нет, мне не нужна твоя гребаная помощь, – отрезал он. – Но я не оставлю ее в том месте дольше, чем нужно, а значит, отправляюсь прямо сейчас. Именно ей нужна твоя помощь, так ты собираешься помочь или как?

В голове у меня закружилась мысль о том, что это может быть ловушкой, но я не мог понять, как, черт возьми, это может быть западней. Кроме того, если он вытащит меня из этой клетки и возьмет с собой, чтобы спасти ее, тогда я смогу убить его, как только это будет сделано. Тогда я смогу забрать ее и убежать, забрать все, что украл у Кастильо, и вернуть свою жизнь обратно.

– Да, – твердо сказал я. – Выпусти меня.

– Не радуйся раньше времени, сладенький, – предупредил он, вытаскивая этот гребаный электрошокер из-за пояса штанов и направляя его на меня. – Ты по-прежнему будешь моей собакой в клетке, пока мы там. Я просто буду выгуливать тебя на поводке.

Я получил разряд от электрошокера, бесчисленные вольты электричества пронеслись по моему телу и сбили меня с ног так, что я невольно задергался и забился в конвульсиях.

Дверь клетки открылась, и меня охватило непередаваемое облегчение, когда он снял с моей шеи ошейник и освободил меня от него впервые за несколько месяцев. Даже легкое прикосновение его грубых пальцев к моей плоти, которая так долго была заключена в оковы, казалось блаженством, кожа жаждала ощутить что-то иное, кроме впившегося в плоть жесткого ошейника.

Я изо всех сил пытался взять свои конечности под контроль, пока в голове царили мысли о насилии и хаосе, а желание забить его до смерти голыми руками накатывало волнами. Но, прежде чем я смог восстановить достаточно контроля, чтобы сделать это, новый толстый пластиковый ошейник защелкнулся у меня на горле, и он попятился от меня.

Когда электрический ток наконец отпустил мои мышцы, я с трудом перевернулся на четвереньки, ухватился за прутья клетки и с усилием поднялся.

– Пятнадцать минут, – твердо сказал Найл, глядя на меня и сжимая что-то в кулаке. – Приведи себя в порядок и надень что-то нормальное. Я собираюсь попробовать разбавить этот виски кофе и хорошенько протрезветь.

Он выглядел так, словно хотел сказать еще что-то, но стоило цепи исчезнуть с моей шеи, а двери клетки остаться открытой, как я утратил всякий контроль над телом. Дикий рык вырвался из груди, и я бросился на него с желанием его смерти, горящим в моих венах.

Найл улыбнулся мне своей клоунской ухмылкой, и за мгновение до того, как я смог до него добраться, он нажал кнопку на устройстве, зажатом в его кулаке, и из нового ошейника, который он на меня надел, полилось электричество, заставив меня снова рухнуть на пол, корчась в судорогах.

– Это был ошейник Паука, – сказал он мне, сквозь агонию, терзавшую мои конечности. – Но для тебя, здоровяк, я увеличил напряжение. Может, я и пьян, и нуждаюсь в твоих водительских навыках, El Burro, но я все еще лучший наемный убийца в штате. Возможно, во всем мире. Не думай, что сможешь напасть на меня только потому, что тебя ненадолго выпустили из клетки.

Он развернулся и побежал вверх по лестнице, а я, когда шок отступил и контроль вернулся к телу, с трудом поднялся на ноги.

Я выругался про себя и последовал за ним, ощупывая новый ошейник и обнаружив, что он заперт так же крепко, как и предыдущий. Но, по крайней мере, цепи не было.

Когда я добрался до верха лестницы, он направил меня наверх, в спальню, которая раньше была моей.

– Я бы ни хрена не стал выносить отсюда твой хлам, – сказал он. – Так что, твоя одежда все еще в глубине шкафа. Поторопись, мать твою.

Я оскалил на него зубы, посмотрел на пульт дистанционного управления в его кулаке, а затем повернулся и направился вверх по лестнице.

В моей голове крутились мысли о том, как я убью его и как буду купаться в его крови, пить ее, и окрашивать ею стены в алый цвет. Но другие, более настойчивые мысли не давали мне покоя. Моя chica loca была совсем одна в той больнице. Она была заперта вдали от света после того, как подарила мне так много. Я не мог оставить ее там гнить. А это означало, что лучшее, что я мог сделать, – это использовать Найла, чтобы вытащить ее оттуда.

Как только она окажется на свободе, мы сможем убить его вместе. А затем я собирался заявить права на ее тело всеми способами, о которых мечтал, и показать ей, как может быть приятно оказаться в лапах грешника.

Поднявшись наверх, я взглянул на перевернутую кровать, нахмурившись, а затем прошел в ванную со все еще урчащим желудком и постарался не увлекаться разглядыванием комнат, которые когда-то были моими. Это место было таким знакомым и в то же время таким чужим, из-за вещей Найла, загромождавших его. Он забрал его у меня, а я хотела вернуть.

Рядом с раковиной лежала электрическая бритва, и, взглянув в зеркало на свою густую бороду и длинные волосы, я схватил ее. Mi sol не нужно было, чтобы на помощь ей сегодня пришел какой-то растрепанный, изможденный пленник. Ей нужен был человек, которого боялся весь мой родной город. El diablo de la montaña (Прим. Пер. Испанский: Горный дьявол).

Я взял бритву и включил ее, быстро удаляя бороду, пока на моей волевой челюсти не осталось ничего, кроме слоя черной щетины. Затем я укоротил волосы на голове по бокам и сзади, не заботясь о том, ровно ли получилось. Мужчина, которым я был раньше, показался из-под всей этой растительности, и мои темные глаза заблестели, прежде чем я отложил бритву и встал под душ.

Я быстро смыл со своего тела грязь последних нескольких дней, а затем прошел через свою старую спальню к шкафу, чтобы найти свою одежду. Все, что я выбрал, было черным, как и всегда, когда я воплощал в себе все самое худшее и работал на Сантьяго. Джинсы, майка, кожаная куртка в сочетании с тяжелыми ботинками, которыми я мог бы втоптать улыбающееся лицо Найла в грязь, как только представится такая возможность.

Я провел пальцами по более длинным волосам на макушке и убрал их с глаз, глядя в зеркало. Именно этот мужчина был нужен mi sol, чтобы вытащить ее из темноты. Этому мужчине никогда не говорили «нет».

Когда я вышел в спальню, то обнаружил, что Найл ждет меня, допивая огромную кружку кофе и выгнув бровь.

– Хотел прихорошиться для нее, да? – спросил он, и в его зеленых глазах вспыхнула жажда убийства.

Тяжесть нашей ненависти повисла между нами в комнате вместе с обещанием, что мы покончим с этой враждой смертью. Но не сейчас.

– По крайней мере, я не пьян, чтобы вести свою гребаную машину, – усмехнулся я.

– Touché. Хотя, я думаю, худшее уже позади, – ответил он, и я должен был признать, что пьяным он не выглядел. – Но я все равно возьму тебя с собой, ты станешь хорошим отвлекающим маневром для охранников, и пока они будут убивать тебя, я схвачу девушку и увезу ее оттуда.

– Voy a bailar en tu tumba (Прим. Пер. Испанский: Я буду танцевать на твоей могиле), – мрачно сказал я.

– Да. И это тоже, – согласился он, прежде чем указать мне на дверь.

Я повернулся к нему спиной и пошел впереди него вниз по лестнице, а затем через дом к входной двери, которая была открыта.

Я немного помедлил, прежде чем выйти и глубоко вдохнуть, ощутив первый за несколько месяцев глоток свежего воздуха.

Ночь была холодная, хотя и без мороза, а луна, полная и низко висящая, утопала в звездном покрывале.

– Не переживай, mi sol, твой демон уже идет за тобой, – пробормотал я, прежде чем направиться к машине, на которую указал Найл.

Он бросил мне ключи, когда мы оба сели в машину, и передал коробку холодной пиццы, прежде чем положить себе на колени еще пять штук.

Я без колебаний открыл крышку и запихнул кусок в рот. Шоколад помог, но мне отчаянно требовалась еда, ведь сегодня ночью мне понадобятся все силы.

– Ешь и веди, парень, – прорычал Найл, задавая пункт назначения в GPS.

«Иден-Хайтс» находилась примерно в часе езды от нас, а это означало, что на это время я застрял здесь с ним. Я стиснул зубы, но завел машину. Я воспользуюсь им, чтобы освободить Бруклин, а потом выпотрошу его, как свинью, которой он и был.

– Я тебе не парень, – мрачно ответил я. – Начнем с того, что я старше тебя.

– Правда? – Найл склонил голову набок, вертя пульт в руке. Он выглядел непринужденным, расслабленным, хотя я понимал, что это было далеко не так. Он был на взводе, напряжен, готов в любой момент устроить кровавую бойню и ни на секунду не терял бдительности в моем присутствии. В конце концов, мы были монстрами, сделанными из одного теста.

– На год, – добавил я, заводя машину и отъезжая от дома.

Я так давно не сидел за рулем, что это казалось мне почти непривычным, но мои мышцы помнили все движения, даже если мой мозг с трудом осознавал реальность того, что я выбрался из этого гребаного подвала.

– Ну, я украл у тебя лучшую часть года в подвале, – сказал Найл. – Так что, думаю, мы можем согласиться, что я старше, парень.