Текст книги "Клуб смерти (ЛП)"

Автор книги: Кэролайн Пекхам

Соавторы: Сюзанна Валенти
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 36 страниц)

Я смотрела на Матео, на то как его мышцы напрягались, будто он пытался сдержать себя от чего-то. Хотя я не была уверена, от чего именно. Вероятно, от того, чтобы убить меня. Но, эй, это означало, я приручила собаку. Он не укусил меня. Он сделал для меня что-то хорошее. Конечно, он мог в любой момент наброситься на меня с острыми зубами и когтями, но сейчас он этого не делал. Так ли формируется доверие? Люди снова и снова делают друг для друга что-то хорошее, пока однажды не могут предсказать, что они будут делать что-то хорошее и в будущем? Но как узнать, будут ли они продолжать делать эти хорошие вещи вечно? Что, если они сделают пятьдесят хороших вещей, а потом одну по-настоящему плохую? Что тогда?

– Время вышло. – Он выдернул руку и столкнул меня со своих колен.

Моя задница ударилась об пол, и он отступил в самый темный угол клетки, сев спиной к стене. Мою руку покалывало от его прикосновения, и я долго смотрела ему вслед, гадая, прикоснется ли кто-нибудь когда-нибудь ко мне вот так снова. Его руки сжались в кулаки, а дыхание стало тяжелее, и затем он демонстративно отвернулся от меня.

– У тебя приятный голос, – сказала я ему.

Он ничего не ответил, и у меня возникло ощущение, что он снова на время перестанет разговаривать. Обычно люди в конце концов уставали от меня. Он выносил мои бредни дольше, чем большинство. Но, с другой стороны, он был заперт со мной в подвале. Так что он не мог сбежать, даже если бы захотел. Он был просто львом, запертым в клетке с дикой кошкой, и ему пока не хотелось меня есть.

Я собрала мармеладки с пола и подтолкнула их к нему, коснувшись его руки, когда он не взял их.

– Ты их еще даже не попробовал.

Он поднял их, а я отползла назад, чтобы прислониться к решетке напротив него, затаив дыхание в ожидании, пока он их съест. Он уставился на меня, а я, не моргая, жестом предложила ему попробовать. Он сунул все мармеладки в рот и начал жевать, издавая глубокие, звериные стоны, пока ел.

Мое сердце словно увеличилось вдвое, пока я наблюдала, как он наслаждается ими, в конце концов проглотив их и закрыв глаза, словно смакуя послевкусие.

Молчание затянулось, и через некоторое время я прочистила горло. – Итак… мое соблазнение наверху прошло не совсем по плану, – сказала я ему со вздохом, опуская фартук между бедер и скрещивая ноги. – Но я буду продолжать пытаться. Не думаю, что я во вкусе Найла, но у него же должны быть потребности, верно? Может, в следующий раз я станцую для него. Стриптиз.

– Нет, – яростно прорычал Матео. – Не делай этого.

– Я не то чтобы не умею танцевать, Мертвец. Я умею двигаться. – Я закатила на него глаза. Однажды я перетанцевала лису в переулке.

– Это не то, что я…

– Я потрусь о него задницей, а он снимет с меня спортивные штаны и скажет что-то типа: «Великие лепреконы, это самая лучшая задница, которую я когда-либо видел, – я отлично его спародировала, но Матео даже не улыбнулся. – Потом я позволю ему сделать со мной все, что он захочет, и воткну ему нож в глаз!

– Ты. Не. Будешь. Его. Трахать, – ядовито выплюнул Матео, и мое сердце подпрыгнуло от удивления.

– Не то чтобы я хотела, чтобы он меня трахнул, – усмехнулась я. Подождите, это прозвучало неубедительно. Надо сказать еще раз. – Не то чтобы я хотела, чтобы он меня трахнул. – Не знаю, почему это продолжало звучать именно так, потому что я действительно, действительно, действительно хотела трахнуть Найла, не хотела трахать Найла. Черт побери.

– Зачем ты повторила это дважды? – зарычал он.

– Некоторые вещи лучше сказать дважды. – Я пожала плечами и отвела взгляд. Я не была уверена, почему я так уклончиво ответила на этот вопрос. Возможно, потому, что я была в клетке. Потому что, конечно, я не хотела, чтобы мой похититель трахал меня. Конечно, я не хотела чувствовать, как его член входит в меня, пока он произносит алфавит со своим прекрасным акцентом. Очевидно. Я не была настолько ебанутой.

– Просто доверься мне, Мертвец, – взмолилась я, и он снова затих, уставившись на меня. Вечно он так пялится.

Хотя мне вроде как нравилось его внимание. Большинство людей вели себя так, будто я невидимка. Но не он. Он вел себя так, будто я – единственное, что есть в комнате, и я сияла и была интересна.

Но сегодня мне будет нелегко уснуть. Этот парень выглядел так, будто мог скрутить из моего тела фигурку животного из воздушного шарика. И то, что он еще не причинил мне вреда, не означало, что не причинит. Он оказался в этой клетке не просто так. И одни только его глаза говорили мне, что он не новичок в насилии.

Я не спал, и я был совершенно уверен, что она тоже не спала большую часть ночи. Найл оставил свет включенным, чтобы я мог наблюдать за ней, сидящей в дальней стороне клетки, прислонившись спиной к прутьям, а ее голова поникла, когда она, наконец, задремала. Она выглядела такой хрупкой, а ее шея была такой нежной. Я не мог не представить, как обхватываю ее пальцами и чувствую, каково это – держать ее жизнь в своих руках.

Я почувствовал, как мой член начал твердеть от этой мысли, и зажмурил глаза, чтобы прогнать этот образ из головы. Но он всегда возвращался. Особенно в последнее время, потому что прошло так много времени с тех пор, как я изгнал своих демонов, а ее появление здесь пробудило во мне эту потребность сильнее, чем когда-либо прежде.

Всякий раз, когда она была рядом, я не мог смотреть на нее, и не жаждать возможности стать еще ближе. Но я знал, что если сделаю это, то не смогу сдержаться. Конечно, я мог бы просто сорваться, сдаться, подчинить ее и сделать все, чего хотел мой внутренний зверь. Но если бы я сделал это, ее смерть была бы почти неизбежной, а я хотел большего, хотел владеть ею. Я понял это в первый же день, когда она посмотрела на меня своими ярко-голубыми глазами и пленила меня.

Но как бы там ни было, я не знал, как этого добиться. Она вела себя не так, как все женщины, которых я когда-либо знал, и не думаю, что ее удастся завоевать так просто. Поэтому сидел, наблюдал за ней и пытался понять ее. Пытался понять, как заставить ее тело подчиниться моему, чтобы я мог погрузиться в нее и заставить ее плоть гореть и извиваться для меня. Я бы хотел почувствоваться как ее узкая киска обхватывает мой член, а потом я бы схватил ее за горло и наблюдал, как она паникует, гадая, отпущу ли я ее.

Я тихо зарычал при этой мысли. Это был не я. Не совсем. Это был демон, обитавший в моей душе. Тот, которого моя мама пыталась изгнать из меня. Но она потерпела неудачу. Все, что она сделала, только укрепило его, заставив его еще глубже проникнуть в мое существо, откуда его уже никогда не удастся изгнать.

Между нами прошли часы молчания, и я был удивлен, обнаружив, что она способна на это. Но я с удовольствием слушал бы ее хрипловатый голос весь день и всю ночь, бесконечно, даже если бы она не переставала говорить. Я был сыт по горло тишиной.

Ее голова в последний раз дернулась вперед, низко склонившись под неудобным углом, и ее глубокое дыхание заполнило тишину.

Я наблюдал за ней еще несколько минут, а затем опустился на четвереньки и медленно начал приближаться к ней.

Мое сердце бешено колотилось, пока я сокращал расстояние между собой и этим соблазнительным маленьким созданием, и я двигался так медленно, что даже цепь, прикрепленная к моей шее, не выдавала меня. Я был хищником на охоте, и моя добыча уже была поймана. Заперта со мной в этой клетке. Она не могла выбраться. И я мог убить ее бесчисленным количеством способов, прежде чем Найл спуститься сюда. Он вообще мог появиться только в тех сценариях, где я позволил бы ей закричать. Было гораздо больше вариантов, в которых я заставлял ее молчать, пока ее последний вдох не замрет в моей ладони.

Но я не хотел этого. Я не хотел, чтобы она сопротивлялась, умоляла и ломалась под мной. Я хотел, чтобы она притягивала меня к себе, а не отталкивала, чтобы она сжимала меня и стонала мое имя, позволяя мне уничтожить ее. И я уничтожу ее. В этом я был уверен.

Я остановился прямо рядом с ней: запах свободы пропитал ее кожу наряду с ароматом папайи от мыла, которым она пользовалась, и я наклонился так близко, что мой нос коснулся ее шеи. Я вдыхал ее запах, медленно проводя носом по изгибу ее шеи и по ее невероятно нежной плоти, пока не достиг того нежного участка кожи прямо под ее ухом. Я глубоко вдохнул, втягивая в себя ее сущность, чтобы она слилась с моей душой и оттащила меня от края пропасти. Ее пульс трепетал, как крылья крошечной птички. Podría destruirte tan bellamente. Я мог бы так красиво уничтожить тебя.

Из ее груди вырвался тихий стон, и на мгновение ее тело напряглось, заставив меня отстраниться, настолько, чтобы не касаться ее. Она снова расслабилась, и я заставил себя сохранять эту небольшую дистанцию, просто наблюдая за ней, утопая в ней.

За те месяцы, что я провел здесь взаперти в одиночестве, я иногда возвращался к учениям своего детства. Моя мама была набожной католичкой, водила меня на воскресную службу и еженедельно причащала. Она внушала мне свою веру и пыталась воспитать из меня хорошего, набожного человека, даже когда видела во мне зло. Но она хорошо знала, кем и чем был ее муж, и отчаянно хотела, чтобы я не был похож на него. Она знала, что если я хотел сохранить свою веру, мне придется регулярно посещать исповедь. Она сама тоже ходила исповедоваться каждую неделю.

Нашему священнику нравилось побуждать женщин из его церкви исповедоваться ему в грехах своей плоти, и в тот день, когда я застал его с руками в штанах, слушая такие истории, моя вера пошатнулась. Я рассказал об этом папе, и отец Фердинанд исчез в тот же день. Новый священник так не поступал. Он казался достаточно милым. И именно в тот день я начал задумываться о боге, который позволял своим преданным слугам так злоупотреблять своим положением.

Но моей маме это не понравилось. Она ненавидела меня за то, что я прогнал отца Фердинанда, и отказывалась верить в то, что я видел. Мой отец, конечно, избил ее за ее причастность к этому, и, без сомнения, ее ярость по отношению ко мне была связана и с этим. Но в тот день она впервые посмотрела на меня так, как будто для меня не было никакой надежды. Как будто все, что она видела в моей душе, было мрачным, гнилым и развращенным. В тот день она начала свою работу по изгнанию дьявола из меня. И в тот день я впервые понял, что женщины вовсе не слабый пол. Они умнее, жесточе, злее, хитрее и способны причинить тебе боль, которую невозможно залечить.

Но здесь, в темноте, я раз или два обращался к Богу. Не для того, чтобы просить билет в рай или даже помощи в побеге из моей ситуации. Я просто просил его о небольшом свете в моем темном мире. И я начал думать, что он ответил на мои молитвы.

Однако работа моей мамы по изгнанию моих демонов сломала что-то во мне, и я знал, что должен быть осторожным, если не хочу погасить этот маленький огонек. В большинстве случаев я мог контролировать тьму во мне или, по крайней мере, направлять ее в нужное русло. Именно это сделало меня таким успешным в моей работе в картеле и позволило занять то положение у власти, которое я занимал. Но это же было причиной, по которой я всегда знал, что однажды сбегу. Все гнилое во мне родилось в том месте, на тех улицах, в монастыре, мимо которого я слишком часто проходил, в доме моих родителей и во всех других местах между ними.

Каждый раз, когда я видел тех женщин в черно-белых одеждах с распятиями и четками, я снова оказывался в их власти. И мне не потребовалось много времени, чтобы найти способ выпустить эту тьму, поддаться ей настолько, чтобы она не поглотила меня и не отправила на путь проклятия. Потому что, если бы я действительно сделал то, что хотел, то запер бы все двери в том здании и сжег бы тех женщин заживо задолго до того дня, когда сбежал.

Вместо этого я наказывал себя и других и наслаждался каждым моментом этого. Именно поэтому я не мог торопиться. Я не мог рисковать. Я хотел сохранить ее, уничтожить по-своему, но только так, чтобы я мог повторять это снова и снова.

В прошлом я был близок к тому, чтобы убить женщин, когда укладывал их в свою постель. В самые интимные моменты меня преследовали воспоминания о ужасах моего детства, и иногда я не мог сдержать этого монстра внутри себя, когда это происходило. И с тех пор, как это случилось в первый раз, я всегда просил кого-нибудь оставаться со мной в комнате, когда я заявляю права на женщину, чтобы меня могли оттащить, если я зайду слишком далеко. Были женщины, которым это нравилось. Женщины, которым я платил. Сделка облегчала задачу. Им нравились фантазии о звере во мне, но ни одной из них не нравилась реальность. Когда меня отрывали от них, потому что я терял контроль и был близок к тому, чтобы убить их, я видел страх в их глазах, ясный как день. Осознание того, что это не игра. Что это было что-то глубокое и сломанное во мне, с чем я не всегда мог бороться. И если бы я потерялся в этой тьме, то они были бы мертвы у моих ног еще до того, как я бы осознал, что натворил.

Mi sol (Прим.: Мое солнце), подумал я, потому что именно такой она мне и казалась, моим маленьким лучиком солнца, озаряющим это темное место.

Иссиня-черные волосы ниспадали вокруг нее, и я протянул руку, чтобы провести пальцами по спутанным прядям.

Зачем ты здесь? Откуда ты появилась? Ты пришла испытать меня? Потому что если я не смогу обладать тобой, то, думаю, я просто не справлюсь.

Я наклонился, мои пальцы зудели от желания обхватить ее горло. Я бы сжал его совсем чуть-чуть. Только на мгновение. Достаточно, чтобы почувствовать, каково это – иметь ее в своей власти и больше ничего.

Замки на двери наверху лестницы с грохотом открылись, и она вздрогнула, проснувшись, а затем ахнула, обнаружив меня так близко, и замахнулась на меня с диким рычанием.

Ее кулак врезался мне в челюсть, и я поймал ее запястье, прежде чем она смогла попытаться ударить меня снова, оскалив зубы и нависая над ней.

– Я не собираюсь терять себя из-за тебя, Мертвец, – прорычала она предупреждающе, но перестала сопротивляться, и я ослабил хватку, кивнув.

Я отступил назад и сел на твердую деревянную скамейку в ожидании прихода Найла, не отрывая взгляда от девушки, пока она массировала запястье в том месте, где я ее держал. Не то чтобы ей было больно, скорее она пыталась запомнить ощущение. Мое сердце билось с такой силой, которую я не мог сдержать, глядя на место, где я ее коснулся. Мне до боли хотелось снова почувствовать ее кожу на своей. Я хотел ее тело почти так же сильно, как хотел, чтобы она подчинилась мне. Она будет отмечена мной всеми важными способами. И в жизни, и в смерти. Mia. Моя.

По лестнице загрохотали шаги, и Найл спрыгнул с последней ступеньки, широко улыбаясь, когда подошел к клетке.

– Доброе утро, Паучок, – бодро поздоровался он. – Ты будешь рада услышать, что сегодня утром я не могу сидеть из-за дырок, которые ты проделала в моем заду той вилкой.

– Ты имеешь в виду дырки, что у тебя в заднице? – едко заметила она, и его улыбка стала еще шире.

– Может, и так, – признал он, и она вскочила, улыбнувшись ему в ответ так, что у меня внутри закипел гнев.

Мне не нравились ее планы соблазнить его. Он был отвратительным существом, а она была слишком хороша для него. Если он трахнет ее, я убью его. Я не знал, как и когда, но в глубине души я знал, что захочу убить его за это больше, чем за все пытки, которым он подверг меня.

Pedazo de mierda. (Прим. Пер. Испанский: Кусок дерьма)

Я наблюдал, как он нес поднос с едой через подвал и поставил его на кровать, а запах кофе из единственной чашки долетел до меня и окутал мои легкие, как тиски чистого искушения.

Он никогда раньше не приносил мне кофе. Хотя я не могу сказать, что еда когда-либо была особенно плохой. Большую часть времени он приносил мне еду на вынос, и самое худшее, что когда-либо случалось, это когда он просыпал или уходил и забывал оставить мне достаточно еды. Иногда мне приходилось рычать и трясти клетку, чтобы привлечь его внимание и напомнить ему, чтобы он, блядь, накормил меня. Этот человек был loco (Прим. Пер. Испанский: Сумасшедшим). Клянусь, он иногда действительно забывал, что я здесь. Кто, блядь, может забыть, что у него в подвале заперт человек? На самом деле, иногда я мог смотреть прямо на него, и казалось, что его здесь вообще нет.

– Ты обдумала еще раз мое предложение? – Спросил Найл, и моя маленькая chica loca (Прим. Пер. Испанский: Сумасшедшая девчонка) пожала плечами.

– У меня есть несколько требований, – сказала она, складывая руки на груди поверх рубашки и кожаного фартука, которые были на ней, а я наблюдал за ней, упиваясь ее видом, и гадал, зачем она ему на самом деле нужна.

Если он просто хотел ее трахнуть, он бы уже это сделал. А если ему нужна была информация, как от меня, то он бы уже пытался вытянуть ее из нее силой. Но в его глазах не было ни желания пытать ее, ни следов ненависти или гнева, когда он смотрел на нее.

Зато было желание. Я просто не мог понять, чего именно он хочет.

– Тогда говори, – предложил Найл, переместив поднос на тумбочку и бросив мне тост, прежде чем упасть на кровать. Он выругался, бормоча что-то про свою задницу, и быстро перевернулся на живот, наблюдая за ней в ожидании.

Я на мгновение задержал взгляд на тосте, лежавшем на полу рядом с моей клеткой, и удача была на моей стороне, потому что он чудесным образом приземлился маслом вверх. Он также намазал его клубничным джемом, потому что ему он не нравился, и он считал это наказанием. Мне же он очень нравился, и я удивлялся почему он никогда не спрашивал меня, нравится ли он мне. Не то чтобы бы я ответил ему.

– Я хочу Coco Pops, – прорычала она, и Найл прищурился.

– И? – спросил он, явно не впечатленный ее просьбой о Coco Pops.

– И… э-э-э, да, есть еще кое-что… И я хочу вернуться в ту часть подвала, где живут хорошие девочки.

– Я все равно пришел выпустить тебя. – Найл пожал плечами, и она надула губы.

Почему она не просит о свободе? Какую сделку они здесь заключают?

– Мне нужна одежда, – внезапно сказала она. – Красивая одежда. Типа: стринги, ботинки на высоких каблуках, чтобы дырявить головы и очень-очень-очень красивая шляпа.

– Что-нибудь еще? – Спросил Найл, проводя рукой по подбородку, пока обдумывал ее просьбу.

– Я подумаю, – сказала она, взглянув на меня, как будто я мог что-то добавить к этому разговору, но я не произнесу ни слова, пока он находится в комнате, и я все равно не знал, чего она от меня хотела.

– Отлично. Подумай и прими душ, – сказал Найл, скатываясь с кровати и подходя к нам, доставая ключ из кармана.

Он отпер дверь камеры, и она выскользнула, снова оставив меня одного, проделав дыру в моей груди и оставив ее пустой. Но это, вероятно, было к лучшему. Лучше, чтобы она была вне досягаемости на случай, если мне приснится один из моих кошмаров, пока она заперта со мной, потому что Господь свидетель, я бы не смог себя сдержать, если бы это произошло. Я сдерживал своего демона и каким-то образом провел ночь с девушкой, не убив ее. Она даже не подозревала, как близок я был к срыву. Если бы это произошло, Найл сейчас наказывал бы меня за неповиновение, и я бы наслаждался каждым ударом по своей порочной душе, зная, что полностью этого заслуживаю, и что мои самые темные желания никогда не будут укрощены.

Я смотрел, как она уходит, но она внезапно повернула голову, чуть не ударив Найла по глазам своими длинными волосами, прежде чем остановиться, уперев руки в бедра и ухмыльнуться ему.

С моих губ сорвалось рычание, потому что он смотрел на нее с живым интересом, а она нахмурилась, глядя на меня, как будто я что-то ей испортил, но я просто уставился на нее в ответ.

– Душ. А я пойду за Pops, – сказал Найл, залезая в задний карман и вытаскивая расческу. – И я купил тебе это.

Она ахнула от восторга, взяла расческу и прижала ее к груди, а затем попыталась провести ею по волосам, где она сразу же застряла в спутанных прядях, и она зашипела от боли.

– Зачем ты купил мне сломанную расческу? – потребовала она, хлопнув Найла по груди и заставив мои губы дернуться от удовольствия, прежде чем я смог их остановить.

– Дело не в расческе. Дело в том безумном птичьем гнезде, которое ты называешь волосами – вот для чего я купил тебе расческу, – бросил Найл в ответ, протягивая руку, чтобы выдернуть расческу из ее волос, в то время как она шипела, ругалась и еще несколько раз его ударила.

Ее ладонь звонко хлопнула его по щеке как раз в тот момент, когда он вырвал расческу вместе с клоком спутанных черных волос, и с диким смехом прижал ее спиной к двери ванной, пока она осыпала его проклятиями.

– Думаю, будет проще просто все отрезать, – объявил он, обхватив рукой ее горло, чтобы удержать на расстоянии, и изучая ее волосы, приподняв прядь другой рукой. – Я пойду поищу ножницы, пока ты принимаешь душ.

– Ты не посмеешь! – ахнула она, а он пожал плечами.

– Там скоро начнут жить твари, если ты так или иначе с этим не разберешься. Мерзкие маленькие ублюдочные создания, которые будут шептать тебе гадости на ухо.

– Как гекконы? – в ужасе спросила она, широко раскрыв глаза и приглаживая свои спутанные волосы, будто выискивая их.

– Ага. И маленькая гадкая оса по имени Клод, – согласился Найл. – А теперь поторопись и помойся, пока я найду ножницы и быстро позвоню по телефону.

Он ушел, даже не взглянув на меня, а она фыркнула, уставившись на расческу на полу, схватила ее, а затем взяла чистый спортивный костюм и бросилась в ванную.

Это была едва ли не лучшая возможность, которую я мог получить, чтобы спокойно справить нужду, так что я подошел к гребаному ведру, которое мне приходилось использовать в качестве туалета, и быстро поднял крышку, прежде чем отлить. Я вздохнул, когда из меня полилась струя мочи после того, как я всю ночь сдерживался. Не то чтобы во мне осталось много человечности, но я собирался приложить все усилия, чтобы не использовать чертово ведро, пока она здесь.

Я оглянулся через плечо на дверь ванной, откуда доносился звук льющейся воды, и разочарованно вздохнул, сбрасывая штаны и поворачиваясь, чтобы присесть на корточки над чертовым ведром.

– Мертвец! – голос моей chica loca заставил мое сердце подпрыгнуть, когда она с воплем выскочила из ванной, а я резко вскочил, споткнувшись о штанину своих спортивок и умудрившись пнуть ведро с мочой так, что оно взлетело в воздух.

Я отскочил от ведра, дергая вверх свои наполовину забрызганные штаны и ругаясь по-испански, когда поднял взгляд на нее.

Она стояла там, вся мокрая, в белой рубашке, натянутой на обнаженное тело. Она кое-как застегнула ее на половину пуговиц, но сделала это криво, так что рубашка сидела неровно. От влаги ткань стала полупрозрачной, и я не мог отвести взгляд от очертаний ее сосков, просвечивающих сквозь материал, скользя взглядом по ее голым бедрам под рубашкой и тяжело сглатывая при мысли о том, как мне хотелось бы увидеть больше.

– О нет, – выдохнула она, ее сверкающие голубые глаза расширились, когда она перевела взгляд с меня на перевернутое ведро. – Ты пытался покакать?

Я зарычал, ненавидя Найла так чертовски сильно в тот момент, что был чертовски близок к тому, чтобы стереть зубы в пыль во рту.

– Я как та белка, да? – прошептала она, прикусив губу. – Подглядывала, как ты какаешь. – Мне показалось, что на ее глаза навернулись слезы, пока она смотрела на меня, и я нахмурился, когда она отвернулась, чтобы вернуться в ванную.

– Зачем ты звала меня? – спросил я, мой голос все еще казался мне чужим после нескольких месяцев молчания, не говоря уже о луже мочи, растекавшейся по полу. Теперь в ней плавал ломтик тоста, так что на этом мой завтрак закончился. Perfecto.

Она остановилась и оглянулась на меня, и это движение привлекло мое внимание к расческе, которая теперь свисала с ее черных волос, полностью запутавшись в них.

– Я не хочу, чтобы он отстриг мне волосы, – произнесла она, едва заметно надув губы, потянувшись, чтобы вытащить расческу, и сдавшись, когда та не поддалась. – Я думала, если расчешу их в воде, то она выйдет, но теперь она там живет вместе с осой.

Я еще больше нахмурился, пытаясь понять, зачем она все-таки позвала меня, а она тем временем подошла, чтобы взять кружку кофе, которую ей принес Найл.

Она поднесла ее к губам и сделала глоток, прежде чем ее лицо сморщилось, и она выплюнула содержимое обратно в кружку.

– Он пытается отравить меня! – выдохнула она. – Он хочет, чтобы я была лысой и отравленной!

– Сомневаюсь, – пробормотал я.

Я не знал, зачем она понадобилась Найлу, но я очень сомневался, что это было для того, чтобы подарить ей легкую смерть и сделать парик из ее растрепанных волос.

Она посмотрела на меня, а затем подбежала ко мне и встала по другую сторону решетки, все еще держа в руках чашку кофе.

– Понюхай, – сказала она, протягивая ее мне. – Пахнет так сильно, странно и отвратительно.

Она поднесла ее к моему носу, и я глубоко вдохнул, погружаясь в пьянящий аромат. Черт, как же я скучал по кофе.

– Так и должно пахнуть, – сказал я ей.

– О, значит, это для того, чтобы скрыть вонь какашек после того, как ты пользуешься ведром? – спросила она, и я зарычал от отвращения к себе и своей гребаной ситуации. Если бы Сантьяго Кастильо мог увидеть, что стало с человеком, который ограбил его и исчез, как призрак в ночи, я был уверен, что он был бы очень доволен работой, которую Найл проделал, чтобы уничтожить меня.

– Хочешь? – добавила она, глядя на кофе так, словно он был отвратительнее дерьма в ведре, прежде чем протянуть его мне.

Мне было интересно, понимала ли она, что делает со мной ее доброта. Собиралась ли она и дальше притягивать меня ближе? Надеялась ли она очаровать меня таким образом? Это была опасная игра. И она понятия не имела на сколько. Ведь чем больше она притягивала меня, тем ближе подходила к той самой темной части моей души, которая не скажет ей держаться подальше. Я хотел, чтобы она была рядом, уязвимая, и принадлежащая мне. Я сделаю все возможное, чтобы завлечь ее, и когда она станет моей, а я уже не смогу больше сдерживаться, я отдам ей всего себя. Каждую частичку, все, что во мне есть со всей моей великолепной и отвратительной жестокостью. Но если я потеряю над собой контроль рядом с ней, она быстро пожалеет о том дне, когда осмелилась довериться мне. И мне придется столкнуться с правдой о том, кто я есть, более явно, чем когда-либо прежде.

Я долго смотрел на кофе в ее руке, а она пожала плечами и сделала шаг назад, но я внезапно протянул руку через решетку и схватил ее за запястье.

Я улучил момент, когда ее кожа прижалась к моей, и сжал пальцы крепче, глядя на ее соблазнительные губы, во мне резко вспыхнули похоть и насилие, сражаясь друг с другом за господство. В ее голубых глазах пылали жар и сила, но я видел, как близка она к тому, чтобы сломаться. Я хотел этого. Хотел, чтобы она разбилась ради меня, чтобы я мог собрать осколки и заявить права на каждый из них. Но не сегодня. Поэтому я взял чашку у нее из рук.

– Извини, что плюнула в нее, – сказала она, и я фыркнул. Если она всерьез думала, что у меня проблемы с тем, чтобы пить то, что побывало у нее в рту, то она заблуждалась. Я слишком часто думал о ее рте и у меня не было никаких проблем с тем, чтобы быть рядом с ним.

Я поднес кружку к губам и выпил все до последней капли этого бодрящего напитка, вздохнув, когда кофеин проник в мои вены и помог обострить мои чувства после бессонной ночи.

Когда я снова посмотрел на свою маленькую искорку она снова пыталась вытащить расческу из своих спутанных волос, и на ее лицо вернулось печальное выражение, когда ей это не удалось.

Мой пристальный взгляд блуждал по ее телу, пока я упивался видом мокрой рубашки, прилипшей к ее плоти, и старался не застонать. Она, казалось, совершенно, блядь, не обращала внимания на то, как выглядела, а мой член пульсировал от острой потребности заявить на нее права, выпирая из спортивных штанов, пока я боролся с желанием дотянуться до нее.

Неужели она была здесь именно поэтому? Как искушение? Чтобы свести меня с ума, пока я боролся с разъяренным монстром внутри меня, который хотел сначала доставить ей удовольствие, а потом причинить боль?

Она даже не заметила, как я протянул ей чашку обратно, продолжая дергать за расческу и шмыгать носом.

– Там есть кондиционер? – Спросил я, указывая на ванную, и ее глаза снова встретились с моими.

– Да. Мне нравится намыливать им все тело, потому что от него я становлюсь скользкой везде.

Мой взгляд опустился вниз по ее телу, и челюсть дернулась. Теперь это видение навсегда отпечаталось в моем сознании.

– Иди и принеси его.

Она на мгновение задумалась, а затем поспешила за кондиционером, оставив мою кофейную чашку на тумбочке, и быстро вернулась, протягивая мне бутылку.

– Подойди ближе, – сказал я, задаваясь вопросом, будет ли она продолжать выполнять мои команды, независимо от того, куда они ее приведут, и мое сердце забилось чаще от этой мысли.

Она медленно выдвинула ногу вперед, прежде чем внезапно шагнула другой, так что оказалась по другую от меня сторону решетки. К счастью, лужа мочи была справа от нас, и все, что мы могли сейчас сделать, – это игнорировать ее.

Я долго смотрел на нее. На самом деле слишком долго. Но она либо не возражала, либо не до конца понимала, что я за существо. Ей следовало бы подумать, прежде чем подходить ко мне так близко, хотя, возможно, после ночи, проведенной со мной в клетке, она была склонна немного доверять мне. Тем хуже для нее.

Я протянул руку сквозь решетку, и она замерла, когда я обхватил ее за талию и медленно развернул так, чтобы она оказалась ко мне спиной. Она оглянулась на меня через плечо, наблюдая и ожидая, а я поднял руку, чтобы вылить половину бутылки кондиционера на ее голову.

– Не двигайся, – скомандовал я, протягивая ей бутылку, а затем пальцами распределил кондиционер с ароматом папайи по ее волосам и вокруг расчески.

Как только я закончил, я использовал образовавшуюся скользкую субстанцию, чтобы вытащить расческу, намереваясь просто передать ее ей, как только закончу, но когда мои пальцы скользнули по ее шее, у нее вырвался хриплый стон, и я замер, мой член дернулся, а мой демон замурлыкал.

– Я тебе нравлюсь, Матео? – Тихо спросила она. – Потому что я не очень нравлюсь людям.

Мне нечего было на это сказать. Нравилась ли она мне? Она была как глоток свежего воздуха в этой тюрьме. Лучом света, который напомнил мне, что жизнь там, снаружи, все еще продолжается. Нет. Она мне не нравилась. Мои чувства к ней были гораздо менее здоровыми. Я испытывал сильное искушение поглотить ее. И я сделаю это. Со временем. Бороться с тьмой во мне всегда было бесполезно. Она уже взяла верх, перечеркивая любую надежду на то, что я смогу сопротивляться ее зову. Но я не буду торопиться с ней. Она была особенной. И я хотел основательно заклеймить ее, полностью завладеть ею и сделать так, чтобы она жаждала, чтобы я предъявил на нее права, так же сильно, как я жаждал сделать это сам.