Текст книги "Клуб смерти (ЛП)"

Автор книги: Кэролайн Пекхам

Соавторы: Сюзанна Валенти
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 36 страниц)

КЛУБ СМЕРТИ

Ходячие мертвецы

Книга 1

Кэролайн Пекхэм и Сюзанна Валенти

Данный перевод является любительским, не претендует на оригинальность, выполнен НЕ в коммерческих целях, пожалуйста, не распространяйте его по сети интернет. Просьба, после ознакомительного прочтения, удалить его с вашего устройства.

Над книгой работали:

LoveLikeLove

alexis

Karina

Katana

Э та книга посвящена Мэри и ее гладкой ручке. Ее молоток был толстым и крушил черепа как во сне – за исключением того единственного раза, когда она вырвалась и устроила настоящий гребаный бардак. Мы будем скучать по тебе, Мэри, да упокоится тебе на небесах орудий убийства с этим хитроумным топориком Фредом, которого Найл потерял на прошлое Рождество, когда упал в канаву и ты вонзилась ему в бедро. За это он разломал тебя надвое, назвал ничтожеством и засунул твои осколки в задницу мужчине. Тот парень был ненормальным, так что он это заслужил, но, возможно, ты этого не заслужила. RIP Мэри и Фред.

В жизни есть вещи, в которые верят самые скучные люди.

Санты не существует.

Ни одной девушке не нравятся анальные ласки.

Убийство – это плохо.

Но только не для меня. Я верила в полную противоположность всем этим вещам. И знаете что? Я была счастлива от этого. Я бы сбила Санту выстрелом с дождем крови и славы и нашла бы в этом чертовски много смысла. Счастливого, блядь, Рождества, хуесос. Спасибо за отсутствие подарков, я компенсирую их новым комплектом летающих оленей. Я занесла себя в «список непослушных» примерно в то время, когда мне было восемь лет, и ударила ножом в сиську подружку моего отца (то есть женщину, которая сосет хуй за наличные) своим пластиковым единорогом, когда застукала ее за кражей из его кошелька.

Мой отец был единственным хорошим человеком, которого я когда-либо знала. Он любил красное мясо, закуски, обжаренные во фритюре, и дешевое пиво. Поэтому, естественно, его сердце отказало на мой одиннадцатый день рождения, сразу после того, как я задула свечку на торте «Красный бархат», который он мне купил. В отличие от большинства маленьких девочек, я не мечтала о пони. Я хотела, чтобы моя жизнь была бесконечным приключением, полным пушистых животных, которые умеют говорить, блестящей одежды, от которой можно обалдеть, и включала в себя невидимого друга по имени Пит, который знал дорогу в Страну Чудес.

Если бы я только пожелала, чтобы у моего папы появилось новое сердце, возможно, меня бы сейчас здесь не было. Живу под мостом, как козленок. Или это тролли жили под мостами? В любом случае, здесь холодно и темно и совсем не похоже на то желание, которое я загадала на день рождения. То есть, конечно, семейство крыс можно было причислить к пушистым зверькам, а мое рваное синее пальто немного блестело при определенном освещении. Но у меня не было друзей, а если бы я спросила у Вонючки Джима дорогу в Страну Чудес, он бы только вытащил свой вонючий член.

Так что, если только мою крестную фею не связала и не заткнула ей рот пьяная пикси, которой нравится портить мои желания, то у меня складывалось впечатление, что мои желания не сбылись. Да кого я обманываю? Моей крестной феей был сам Дьявол, и у него были большие планы на меня. Я просто хотела бы, чтобы он поскорее приступил к их исполнению и, возможно, послал немного адского пламени в мой спальный мешок, чтобы согревать мою продрогшую задницу по ночам.

Наверное, можно сказать, что это моя вина, что я была бездомным ничтожеством. Но мне нравилось винить своего непутевого дядю, который приютил меня. Видите ли, если бы дядя Джейк лучше заботился обо мне, возможно, у меня была бы более красивая одежда, чтобы ходить в мою новую школу. Возможно, я бы не приходила на уроки немытой, и с дырками в пиджаке, через которые просвечивала белая рубашка. Возможно, мне не пришлось бы закрашивать эти дырки маркером, чтобы хоть немного слиться с толпой. Возможно, Пенелопа Уэстон не заметила бы, что я – само воплощение крайней нищеты, и не сделала бы меня посмешищем всей школы. Возможно, она и ее мерзкая, отвратительная свора прихвостней не травила бы меня год за годом. Возможно, парень Пенелопы, Эндрю Фиг, и его дружки не сделали бы того, что они сделали со мной в лесу на краю кампуса.

И, возможно, я бы не зарезала четверых из них в дикой ярости. Двое умерли. Пенелопа и Эндрю – нет. Те, кого я хотела убить больше всего. Это преследует меня по сей день, – осознание того, что они где-то там, живут своей жизнью. Я пыталась найти их, но у меня не было ни телефона, ни денег, да и вообще никаких гребаных ресурсов. И, видимо, бродить по городу в надежде наткнуться на людей, которых тебе хочется убить, – не лучший способ их разыскать. Кто бы мог подумать?

Я поклялась небу, луне и всем звездам над головой, что когда-нибудь, так или иначе, найду способ закончить начатую работу.

Оказывается, за такие вещи, как убийство людей, нужно испытывать раскаяние. Но я не сожалела об этом. И никогда не пожалею. На самом деле, это было мое лучшее качество. Я провела несколько лет в колонии для несовершеннолетних, где еще немного запятнала свой послужной список брызгами крови, ладно, я била девчонку головой о стену, пока она не перестала визжать, но это был уже третий раз, когда она пыталась пырнуть меня ножом. Ладно, может быть, танец, который я исполнила на ее мертвом теле, был излишнем, но действительно ли было неуместно танцевать на чьем-то трупе, если при жизни он был подонком? Начальник тюрьмы, похоже, так и думал. Он назвал меня неуравновешенной. Он сказал, что уравновешенные люди не рисуют кровью члены на стенах и щеках своих жертв. Короче говоря, меня поместили в психиатрическую больницу «Иден-Хайтс». Именно там я официально узнала, что все люди ужасны. Особенно те, кто должен тебе помогать.

Какое-то время я была вроде как знаменита. Газеты прозвали меня «Мясником-Задир», хотя звучало это неплохо. Но на самом деле это было довольно неточно. Мясники режут мясо аккуратно и точно, а когда я вонзала нож в плоть, это было жестоко, неровно, и небрежно. Я не знала, в какие места наносить удары, я просто понимала, что если бить повсюду, то дело будет сделано. Правда, получался чертовски неприятный беспорядок. Но я никогда не претендовала на звание чистоплотного убийцы.

Сегодня вечером под мостом было не так много людей. Я не хотела узнавать имена тех, кто приходил и уходил. У меня не было друзей с тех пор, как умер мой отец, и я не собиралась заводить их, разве что мой невидимый друг Пит решит появиться. Он точно будет единорогом, или драконом, или, может быть, крошечным львенком, которого я смогу положить в карман. Впрочем, быть одной всегда лучше, чем в компании. И если бы я решила завести себе друга, то это точно был бы не мужчина. Люди были ужасны, но мужчины были свиньями. Поэтому я жила по правилу, согласно которому мужчины не существовали для меня в девяноста девяти процентах случаев. А когда они появлялись, их уже ждало последнее предупреждение. К сожалению, я не была лесбиянкой. Дьявол не помог мне даже с этим. Типа, дай девушке передохнуть, пожалуйста, Красный Здоровяк? Просто поговори с моей вагиной и скажи ей, что члены – коварны, а киска – чиста.

Я представила его обжигающий красный пресс и поняла, что обречена вечно жаждать члена. Хотя я никогда не встречала настоящего мужчины, который соответствовал бы моим представлениям о сексуальности. Я не знала, было ли это потому, что у меня была особенно редкая тяга к атлетическому телосложению, пропитанному чистым злом, или же все мужчины были просто скучными. Может, и то, и другое. В любом случае, думаю, это меня устраивало, потому что отсутствие привязанности было мне по душе. Даже когда ночи становились очень темными, а пустота во мне могла поглотить всю чушь, извергаемую устами всех политиков мира. Да, она была настолько большой.

В любом случае, все, что мне было нужно в жизни, я крала. Я сводила концы с концами. Но иногда глубокой ночью я жаждала насилия сильнее, чем еды, секса или денег. Даже больше, чем я жаждала, чтобы Красный Здоровяк засунул в меня свой дьявольский член. Да, иногда я мечтала о том, каково это – изгнать своих демонов, отправить отбросов в мир иной с помощью ножей, пистолетов и зубов. Если бы мне не нужно было держаться в тени, думаю, я бы уже снова кого-нибудь убила. Это было в моей природе. Я была злобной, кровожадной дикаркой. Я не была уверена, когда поняла, что я другая, но я никогда не боялась крови. Она всегда притягивала меня немного ближе, заставляла дышать немного чаще.

У меня были фантазии о том, как я стану высокооплачиваемой наемной убийцей. Хладнокровной красавицей, которая носит облегающие платья и убивает мужчин, обхватив их шеи только своими бедрами. Это была глупая, красивая мечта. Но разве они не самые лучшие? В настоящее время самой близкой вещью к красивому платью, у меня была мужская футболка размера XXL с изображением группы «Scum Drop», а ноги я не брила с тех пор, как… ну, скажем так, в психушках не дают бритвенных станков. А я вышла из этого места чуть больше полугода назад. Вам меня не поймать, я Пряничный человечек, ублюдки.

– Отойди от меня, – прошипела девушка где-то на противоположной стороне подземного перехода, потревожив меня, когда я почти заснула. Эта стерва и в лучшие времена была своенравной барышней, с которой можно было поссориться, а мне не нужны были болтливые люди, усложняющие ситуацию. Имею в виду, я тоже была болтушкой, когда хотела. Но, как правило, большинство людей просили меня заткнуться, как только я начинала. Особенно если они пытались заснуть.

Я подняла голову, выглядывая из своего спального мешка, когда перед девушкой возникла тень. Эээ, отлично, они собираются заняться сексом, а мне придется лежать здесь и смотреть на это, пока я трогаю себя. Интересно, каково это – скакать на члене. Держу пари, это намного веселее, чем то фруктовое мороженое, которое я запихнула туда прошлым летом…

– Дай мне взглянуть на твое лицо, – раздался хриплый голос из огромной тени, в котором слышался, как я предположила, мексиканский акцент.

– Нет, убирайся, – рявкнула девушка, и ее голос зазвенел под мостом. Почему она была такой чертовски громкой? Это что, какая-то ролевая игра? Я слышала об этом. Если бы мне когда-нибудь представилась возможность сделать это, я бы точно нарядилась Локи, а Тор долбил бы меня сзади.

Двое пожилых мужчин, столпившихся вокруг горящей бочки, искоса посмотрели в сторону девушки, прежде чем демонстративно проигнорировать ситуацию.

Тень наклонилась и схватила рукой лицо девушки, и я нахмурилась, почувствовав что-то неладное в этой ситуации. Мои пальцы дернулись, и я потянулась к складному ножу в кармане, затем вытащила его, раскрыв, а потом расстегнула молнию на моем спальном мешке. Я была самым далеким от героя существом из всех, что существовали. Но я также давно не протыкала человеку задницу, как свинье. Назовите это моей слабостью, но если этот тип был мерзавцем, я с удовольствием прикончу его.

– Поторопись, – прозвучал другой мексиканский голос, и я резко повернула голову в сторону моста, откуда он доносился.

– Гав, – рассмеялся Тень. – Не бери в голову, cerdita (Прим. Перевод с Испанского: Поросенок). Твое лицо не стоит моего времени.

– Она подойдет. Бери ее. А то я тут мерзну, ноги закоченели, – крикнул его друг, и я поднялась на ноги, оставаясь скрытой в тусклом освещении. Я была как кошка в темноте – уверенная в себе, взбешенная и готовая выцарапать глаза ради развлечения. Мур – мур, умри.

– Нет, я хочу ту, что покрасивее. Я видел, как она спускалась сюда, – прорычал Тень. – Говорю тебе, Карло, она пополнит наши карманы.

– Ее здесь нет, – проворчал Карло, ступив под мост и направляясь к своему другу. – Просто бери эту шавку.

Девушка на земле попыталась вскочить, но Тень сбил ее с ног, и мое сердце ударилось о ребра при виде пистолета, направленного ей в лицо. В этот мимолетный удар сердца я снова стала той девушкой, лежащей на спине в лесу, когда существа крупнее меня прижимали меня к земле. Сильные пальцы обхватили мое горло, тяжелое дыхание коснулось моего лица. Руки сжимали и ощупывали меня, а люди смеялись…

Я моргнула, чтобы прогнать образы, и ярость закрутилась во мне, как живой ураган.

Эти ублюдки вызвали у меня воспоминания. А я ненавидела эти долбаные воспоминания. Игра началась.

Два старика у бочки мигом дали деру, и я подумала, что в другой жизни это был бы мой сигнал сделать то же самое. Однако я не испытывала страха, как обычные люди. Меня часто называли чудачкой. Очень часто. Но чудачество хорошо помогало мне на улицах. Даже сомнительные люди не любили чудаков. Они заставляли их чувствовать тревогу. Так что убирайтесь прочь, маленькие тревожники. Чудачка вышла на охоту. Люди всегда ненавидели других за то, что они не такие, как все, но на самом деле они просто ненавидели себя за то, что сами они посредственны.

Тень рывком поднял девушку на ноги, и она испуганно вскрикнула.

– Нет! Отпусти меня. Она та, кто тебе нужен. Она! – Она указывала на меня, на меня, и мое нутро сжало, как кулаком.

Люди ужасны.

Мужчины резко обернулись, и их взгляды устремились на меня, как ракеты. Моя первая мысль была глупой и иррациональной. Она должна была звучать как «беги со скоростью ветра, сучка!» или «они говнюки, воткни им нож в члены!», но на самом деле она прозвучала как: «она считает меня красивой». Меня не называли красивой – храхабельной, да. Ну, однажды меня так назвал мерзкий тип, который жил в кустах в конце Вест-Стрит, но красивой? Так люди называли симпатичных девушек с именами вроде Эмили и Эми. Я не была Эмили и уж точно не была Эми. Мама назвала меня Бруклин, потому что считала это имя необычным. После того, как она развелась с папой и переехала в Вегас с Эстебаном – гребаным Эстебаном – папа захотел изменить мое имя. На самом деле я не могла его винить. Мне оно не подходило. Но я так и не нашла ничего подходящего. О, блядь, я сейчас умру.

Мужчины бросились на меня, и я с решительным рыком ринулась им навстречу, размахивая ножом с грацией трехногой дворняжки. Когда я без особого мастерства, но с абсолютной жестокостью полоснула ножом по руке Тени, стоявший за ним здоровяк врезался в меня и вывернул мне запястье с такой силой, что нож со звоном шмякнулся о землю. Я ударила Тень коленом в пах и в порыве отчаяния потянулась за своим оружием. Я не умру на земле, как голубь, упавший с насеста, я умру как воин, пока вокруг меня полыхает огонь и весь мир кричит мое имя!

Мои пальцы коснулись рукояти как раз в тот момент, когда сильные руки обхватили меня за талию. Мой пульс застучал в ушах, и я впала в дикую ярость, закинув руку за голову и царапая мягкую плоть, до которой смогла дотянуться, пока с губ парня не сорвались мучительные проклятия. Тень, к сожалению, оправился от моей атаки на его причиндалы и ударил меня кулаком в живот. Что-то лопнуло, возможно, легкое. Мать честная!

– Она гребаная дикарка. Ella es justo lo que le gusta al jefe. (Прим. Перевод с Испанского: Она как раз то, что понравится боссу,) – Парень, державший меня, рассмеялся, и мне это не понравилось, в этом звуке была победа, но я еще не закончила.

Я резко подалась назад, выбросила ноги и изо всех сил ударила Тень в грудь, выбив что-то из его руки. Шприц со звоном упал на землю, присоединившись к моему ножу, и у меня внутри все оборвалось. По математике в школе я была слабее, чем мартышка со сломанным калькулятором. Но эту простую задачку я бы решила и во сне. Подозрительный шприц + два психа под темным мостом = большие неприятности.

Они пытаются меня похитить. Беги, сучка, беги!

Я наклонилась, впилась зубами в большую ладонь, обхватившую мою руку, и укусила достаточно глубоко, чтобы услышать приятный треск.

– А! – взвизгнул мужчина, как мальчишка, у которого еще не опустились яйца, и его хватка ослабла настолько, что я успела ударить его локтем в бок.

Тень снова двинулся на меня, но я внезапно оказалась свободна и бросилась бежать. Я всегда была хороша в этом. В бегстве от своих проблем, от обязанностей, от охраны торгового центра, от копов, но, как бы я ни кичилась этим, моя настоящая специализация заключалась в бегстве от жутких чуваков под мостами.

Я всегда спала в ботинках именно по этому. Я бежала так, словно адский огонь жег мне задницу, и позади меня раздались крики, когда мужчины пустились в погоню. В затылке у меня зазвенело, как тревожный звоночек, потому что какого черта они все еще преследовали меня? Они не сдавались. Они хотели от меня чего-то плохого, плохого, плохого. И я не могла позволить им получить это.

Один взгляд через плечо сказал мне, что они тоже привыкли бегать, и они были быстрыми. Быстрыми, как летучие мыши из Ада. Тень был впереди, пламя из бочки освещало его лицо, а дикий, похотливый блеск в глазах говорил о том, что он хочет разрушить мою жизнь всеми возможными способами. Слишком много людей смотрели на меня так за двадцать один год моего существования. Я винила в этом желание, которое загадала на свой одиннадцатый день рождения. Бесконечные приключения? Гребаная тупица. Я прочитала достаточно книг, чтобы знать, что бесконечные приключения – это проклятие, а не дар. Просто посмотрите на Фродо Бэггинса! Его чуть не съел гигантский паук, и это был даже не худший день в его жизни. Бильбо пытался предупредить его, но разве он послушал? О нет, он отправился в свое маленькое приключение хоббита и, посмотрите, с какими чудовищами ему пришлось столкнуться. Я бы хотела того же, но моими монстрами были не пауки, к которым я вообще-то питала слабость, просто посмотрите на крутую татуировку на моем предплечье в виде паутины и маленького паучка, свисающего с моего большого пальца, моими монстрами были люди. А люди были больными. Люди совершали безумства ради забавы. Мне ли не знать. Я была одной из них.

Я выбежала на дорогу, выбежала на гребаную дорогу, не выполнив самого простого правила из всех. Посмотреть налево и направо. Машина сбила меня не сильно, но, черт побери, повалила на задницу, и я здорово исцарапала свои ноги. Я зашипела сквозь зубы, затем посмотрела в слепящий свет фар, и надежда рассыпалась в моей груди, как пыльца пикси. Может быть, это была мама футболиста или священник. Кто-то, кому приходится притворяться порядочным человеком из-за давления общества и прочей ерунды.

– Эй! – Позвала я. – Помогите мне!

Водительская дверца открылась, и из нее вышла самодовольного вида женщина с хвостом и с усмешкой посмотрела на меня. Мое сердце упало, мужество иссякло. Если только эта сука не была монашкой, оставившей свою рясу дома, то мне точно крышка.

Тень добрался до дороги, когда шлюха с конским хвостом подняла руку и направила на меня пистолет. Сильные руки схватили меня сзади, поднимая на ноги, и я поморщилась от боли в ушибленной заднице.

– Клянусь, если моя персиковая попка получит какие-либо необратимые повреждения, я буду требовать компенсацию кровью, – сказала я сучке, притворяясь, что не боюсь. Я действительно чувствовала страх, хотя большую часть времени это не выглядело так. И сейчас я чувствовала его так, словно голодный зверь вгрызался в мое сердце.

– Сажайте ее в машину, – скомандовала женщина, и игла вонзилась мне в шею.

И вот так забвение унесло меня, а за его пределами меня несомненно ждала гибель. Я прожила не очень большую жизнь. Но она была моей. И у меня было душераздирающее чувство, что я только что лишилась этой привилегии.

Когда-то я был счастлив. Сейчас я не могу вспомнить это чувство.

Когда женщина, которую я любил, была вырвана из моих рук, я был брошен в нескончаемое пламя ада.

Но есть одна вещь, о которой вам не расскажут про людей без души, когда они обречены на вечные муки. Как только мы создадим для себя дом в аду, нам больше нечего будет бояться в жизни. А человек без страха – это человек без ограничений. За десять долгих лет у меня не было никаких ограничений.

Иногда я чувствовал себя стариком, сломленным грузом времени и горя, давящим на мои плечи, хотя мой отец регулярно уверял меня, что я все еще молод. Жизнеспособен. Что у меня еще вся жизнь была впереди. Собственно, он и сейчас этим занимался, а я отключался от него и наблюдал за голубем, расхаживающим по крыше с таким видом, будто ему принадлежит весь этот гребаный мир. Миссис Голубка, похоже, считала, что он может быть прав в этом, если судить по тому, как она смотрела на меня.

– Ты слышал меня, парень? – резко спросил Па с сильным ирландским акцентом. В его голосе было столько строгости, что я понял: он жалеет, что я не рядом, иначе он бы дал мне подзатыльник, как маленькому мальчишке.

– Связь прервалась, – небрежно ответил я, мой собственный акцент был едва уловим – результат того, что в детстве я провел несколько лет на родине, прежде чем вернуться сюда, в Штаты.

Я сидел на высоте восьми этажей, прижавшись спиной к оконной раме, наблюдая, как солнце поднимается над городом, и ждал, когда закончится этот звонок, чтобы завершить свою работу здесь. Взобраться на эту стену было нелегко, и мне не очень понравилось, что меня прервали.

– Черта с два, – прорычал Лиам О'Брайен тем тоном, который использовал, когда хотел напомнить мне, что я принадлежу ему. Что ему принадлежала вся семья. И весь гребаный мир тоже, без сомнения. И я заставил себя слушать, потому что он был прав как минимум в двух этих утверждениях, а возможно, и в третьем.

– Я буду ждать тебя дома к завтраку в девять. Оденься прилично, парень, я не потерплю, чтобы ты меня опозорил, – сказал он тоном, который не допускал никаких возражений и которых он от меня не дождется. Это не стоило ни моего времени, ни моей жизни, какой бы жалкой она ни была.

– Дома в девять, – подтвердил я, отнимая телефон от уха и добавляя в него напоминание. Я бы вряд ли вспомнил об этой херне, хотя до него и оставалось всего три часа. И когда он говорил «дома», он, конечно, имел в виду свой особняк, мое собственное жилище не представляло для него интереса, даже если бы он знал, где оно находится. Чего он не знал. Дом, который я арендовал и о котором он знал, был таким же пустым, как в тот день, когда я подписал договор аренды, но то, чего он не знал, его не беспокоило. К тому же, если бы его так волновало место, которое его младший сын называл домом, он мог бы попросить разрешения навестить меня. Чего он не сделал ни разу за десять лет с тех пор, как я якобы переехал туда.

– Могу я еще чем-нибудь быть тебе полезен?

– Бернли. С ним разобрались? – спокойно спросил мой отец.

– Вот-вот разберусь, – ответил я, переводя взгляд на закрытое окно рядом со мной, где мужчина, о котором шла речь, крепко спал в постели. Я надеялся, что ему снятся приятные сны, потому что на него надвигался кошмар, от которого он уже не проснется.

– Почему так долго? – усмехнулся Лиам, в его тоне ясно читался намек на некомпетентность, но мне было все равно. Я был самым компетентным человеком, которого я знал. Мне просто нравилось выбирать подходящий момент.

– Я хотел убедиться, что он не заражен, – сказал я, пожимая плечами, чего он не мог видеть.

В настоящее время мир находился в заложниках у вируса «Аид», и больше половины населения пряталось на карантине от болезни, которая унесла жизни шестидесяти процентов людей, заразившихся им. Но мне не очень-то нравилось носить маски, а по роду своей деятельности я не часто контактировал с людьми, так что я спокойно обходился без них и полагался на удачу. В любом случае я уже много раз боролся со смертью и побеждал, и вряд ли судьба была настолько благосклонна, чтобы позволить мне умереть больным в своей постели.

– Какая разница? Ты должен носить маски, которыми я тебе снабдил, несмотря ни на что.

– Конечно, я ношу, – ответил я, подразумевая, что «ношу» означает, что я оставил ее в машине. – Но мне показалось, что если я позволю ему страдать от вируса, это могло бы избавить меня от работы. В любом случае, он заказан, так что я выполню работу.

Лиам недовольно цокнул языком, и я представил, как он тушит сигарету, придумывая, как меня наказать.

– Дома. В девять. – Он повесил трубку, а я задумался, не зашвырнуть ли телефон куда подальше. По улице шел человек, и если бы я точно прицелился, я, вероятно, мог бы убить его этой чертовой штукой с такой высоты. Он выглядел как придурок, так что, скорее всего, он это заслужил.

Хотя, возможно, это была не самая блестящая идея – использовать телефон, который можно связать со мной, в качестве орудия убийства. Жаль.

Я поерзал на своем месте, и мой взгляд снова метнулся к восходящему солнцу, в то время как голуби перестали кружить рядом и начали трахаться. Я дал им минуту на это. В конце концов, не стоит портить им день.

Под радостное воркование голубей я смотрел на солнце и думал о том, как мы с Авой поднимались на ту чертову гору в Ирландии и смотрели, как оно садится. Она сказала, что это самое красивое зрелище, которое она когда-либо видела, и я пообещал возить ее на эту гору каждый год, чтобы она могла увидеть это снова. Правда, мы так и не вернулись. И она не получила своего «навсегда». Такова была кара за любовь ко мне.

Конечно, мысли о жене заставили меня вспомнить, в каком состоянии было ее тело, когда я, наконец, вернул ее. Слишком поздно. Слишком, блядь, поздно. С того дня время мало что значило для меня.

Голуби закончили свое веселье, и я наградил их аплодисментами. Этот шум был шансом для Бернли проснуться, заметить меня, закричать, убежать, умолять, но он, должно быть, крепко спал, потому что просто продолжал дрыхнуть.

Я вздохнул, пожал одним плечом и просунул проволочку, которую держал, под нижнюю часть оконной рамы. Честно говоря, я не понимал, почему люди настолько тупы, что до сих пор ставят в своих домах эти старые дерьмовые окна. Как будто они полагали, что восемь этажей и вид на оживленную улицу – достаточный сдерживающий фактор для психопатов, которые захотят влезть в их окно и изгадить всю их жизнь.

Не тут-то было, друг мой. Не тут-то было.

Одним движением пальцев загнутый конец проволоки зацепился за защелку в нижней части окна, и я резко дернул ее, чтобы открыть. Штука поддалась легче, чем я ожидал, и я был чертовски близок к тому, чтобы упасть на улицу внизу.

Конечно, так мне не повезло бы. Дьявол не хотел конкуренции, поэтому он отказывал мне в посещении ада больше раз, чем я мог сосчитать к настоящему моменту. Однако он оказал мне любезность, убедившись, что я все время живу в своем личном аду, так что я предположил, что он выигрывает.

Окно скользнуло вверх с небольшим усилием и скрипучим звуком, который точно должен был разбудить Бернли. Но нет. Может быть, мне предстояло найти его мертвым, и моя работа была бы выполнена за меня. Маловероятно, но я допускал, что это возможно.

Я залез в его вычурную комнату, оформленную в стиле холостяцкой берлоги: серый на сером на сером… о, черт, это что, красный? Извращенец. И прямо над его кроватью.

Я склонил голову набок, пытаясь осмыслить это пестрое произведение искусства, но будь я проклят, если это выглядело не иначе как кошачья задница.

Я снял с пояса молоток и сделал им несколько пробных взмахов, приближаясь к «человеку часа», насвистывая песенку из рекламы, где кот и утка играли на скрипке. Вроде как это была реклама каких-то консервов. Персиков, может быть? Нет, никто не рекламирует консервированные персики. Тунца? Стручковой фасоли? Кукурузы? Черт возьми, не могу вспомнить. Это будет мучить меня весь чертов день.

Мой взгляд переместился на красное пятно-картину, и я решил, что хочу узнать, что это такое. Я осторожно протянул молоток и использовал его, чтобы откинуть одеяло со спящего Бернли.

Это был мужчина средних лет, плотного телосложения, с уложенными волосами на груди. Не могу сказать, что раньше мне приходило в голову отрастить волосы на груди в виде узора, но, полагаю, это могло служить началом разговора.

– О, привет, Венди, ты слышала, что я уложил волосы на груди в форме сердца? Это заставляет тебя хотеть меня трахнуть? – Должен сказать, я не мог представить, чтобы это сработало, но, возможно, женщины, которые нравились Бернли, на такое вились. Или мужчины. Не сужу. Я был серийным убийцей равных возможностей. Все расы, гендеры и сексуальные предпочтения принимались.

– Это должно было быть влагалище? – громко спросил я, и Бернли проснулся, издав вопль, которым гордилась бы восьмидесятилетняя бабуля.

Он вскочил, похоже, собираясь бежать, и я прижал головку молотка к причудливым волосам в форме сердца на его груди, чтобы заставить его снова опуститься на матрас.

– Чего ты хочешь? – задыхаясь прохрипел он.

Всегда одни и те же вопросы. «Что тебе нужно?», «Как ты сюда попал?», «Это на тебе шляпка моей жены?», «Ты только что нассал на мой ковер?», «Зачем тебе нож?» и бла-бла-бла. Сегодня у меня не было настроения выслушивать эту старую шарманку, поэтому я просто кивнул подбородком в сторону картины, направляя его мысли в нужное русло.

– Так это что, вагина? Или бесконечный портал в никуда? Собака на скамейке? Что это? – Спросил я, и он вытянул шею, чтобы на мгновение взглянуть на картину.

– Я… я не знаю. Она была дорогой, и мне понравилось, как она выглядит, так что…

– Значит, ты просто прилепил к стене огромную вагину, даже не зная, что это вагина? Я имею в виду, как ты думаешь, ты подсознательно думал о вагинах в тот день или ты просто живешь в вагинальной атмосфере? – Спросил я.

– П-почему ты все время говоришь «вагина»? – запинаясь спросил Бернли. По роду своей деятельности я часто слышал заикания, просьбы, мольбы, подкуп, ложь. Видел, как многие люди мочились. И обделывались. Убийство – не самая приятная работа, это точно. Не считая, конечно, всего этого красного. Моего любимого цвета.

– Ну что ж, если у тебя нет ответа на мой вопрос, пожалуй, я могу продолжить. – Я замахнулся молотком, готовясь нанести удар, когда он снова закричал.

– За что? – взвыл он, отпрянув от меня.

– Я сын Лиама О'Брайена, – сказал я, пожимая плечами, и его глаза расширились от осознания. Да, так и есть, он только что понял, что наебать самую большую преступную семью в городе было плохой идеей. Почему никому никогда не приходилось говорить людям, чтобы они не совали свой член в мусоропровод, и все же им нужно было напоминать, чтобы они не играли в игры с мафиози, в которых они не могли победить?

– Я никогда не видел тебя раньше, – выдохнул он, качая головой.

– Я Найл, – объяснил я, засовывая молоток за пояс и протягивая ему руку для пожатия. Он пожал ее, потому что был одним из этих воспитанных ублюдков, а я сжал его руку, потому что ценил манеры, даже если сам не часто их демонстрировал. – Самый младший.