Текст книги "В радости и в горе"

Автор книги: Кэрол Мэттьюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

Такси медленно подползло к очередному светофору, и Мэт закрыл глаза, отгородившись от мигания неоновых рекламных экранов, особенно резких на фоне уличной темноты; городской шум просачивался в машину, а завывание вездесущих полицейских сирен теребило его мозг. Внезапно глаза его открылись, и он резко выпрямился на сиденье.

– Это «Аламо»! – завопил он. – Черт возьми, это «Аламо»!

– А, си сеньор, «Аламо»!

– Я вспомнил! Я вспомнил! – Он даже почувствовал слабость от облегчения после такого напряжения.

– «Аламо».

Мэт стиснул кулаки: дай Бог, чтобы пронесло, не сорвалось опять.

– Есть Бог на свете!

– Си.

– Быстрее, быстрее! Поворот. Я выйду здесь. Пронто, пронто[6]6
  Pronto (исп.) – прямо здесь.


[Закрыть]. Арриба[7]7
  Arriba (исп.) – приехали.


[Закрыть]!

Розовый кашемировый свитер был ее ошибкой. Большой ошибкой. Под мышками было влажно, и все тело чесалось. Как она могла так ошибиться в Мэте? Она ни на минуту не усомнилась в его честности – на его лице порядочность была начертана крупными буквами. Но ее знание людей оказалось настолько же глубоким и серьезным, как и «хлопомер» Хьюго Грина в последнем выпуске «Ударов удачи». Ее и на пять минут нельзя оставить одну, она сразу же влюбляется – и, конечно же, в того, кто ей совершенно не подходит. И все та же история. Интересно, как она сможет найти подходящего человека, когда все проводки в ее голове перепутались так, что она уже не способна отличить порядочного человека от подлого? Ей ведь даже в голову не пришло, что Мэт может не появиться в ресторане, и сейчас она не знала, сердиться ей или подумать о своем психическом здоровье.

Лучше сердиться, так легче успокоиться.

Непонятно, почему она должна была отменять свои планы, чтобы пообедать с Мэтом Джарвисом? Она могла обедать с кем-то другим, например с Дональдом Трампом. Ей надо было воспользоваться советом матери и позвонить Биллу Гейтсу. Может быть, он грустит сейчас где-то за углом в таком же гостиничном номере, как у нее, один перед телевизором в компании пиццы и банки пива и ждет не дождется, чтобы хоть кто-нибудь ему позвонил. Вопреки расхожему представлению, наличие миллионов не дает человеку счастья. Она оставила на столике чаевые для официанта и стала пробираться к выходу через радостную, оживленную толпу. Наконец она оказалась на тротуаре одна.

Воздух на улице был холодным, на самом деле очень холодным, это был совсем не тот искусственный холодок, который, несмотря на зимнее время, нагнетали в ресторанный зал мощные кондиционеры. Стоит ли стоять и ловить такси или лучше пройти пешком пару кварталов до гостиницы, рискуя подвергнуться нападению и ограблению или быть застреленной? Она предпочла быть ограбленной и застреленной. Несмотря на все разговоры о преступлениях на улицах Нью-Йорка, в наши дни на них не так опасно, как на улицах Лондона. И с этой, немного подбодрившей ее мыслью она зашагала, понося Мэта Джарвиса на чем свет стоит, причем самым главным обвинением было то, что он законченный негодяй и подлец.

Взвизгнули тормоза – ко входу в ресторан подкатило желтое такси, остановившись в паре метров позади нее, и Джози обернулась, чтобы посмотреть, кто приехал. Поддалась искушению.

Мэт вглядывался в здание сквозь запотевшее стекло. Нет, он не ошибся. Фасад в мексиканском стиле на ничем не примечательной улице не оставлял сомнений.

– Да-да-да, – проскандировал Мэт.

Джози заколебалась. Может быть, стоит подождать и взять такси после этого пассажира? Нерешительность – вот ее главный порок. Нет, она приняла решение, и она пойдет пешком. Ей только на пользу, если она сожжет калории после обеда, который не ела. Она повернулась и быстро зашагала по направлению к центру.

Мэт выпрыгнул из такси, расплатился с шофером, а затем, в приливе вселенской любви, поцеловал его прямо в губы. «Я люблю тебя», – выкрикнул он в лицо ошеломленному таксисту и сломя голову ринулся в ресторан.

Глава 8

– Лавиния? Как вы поживаете?

– Прекрасно. Кто это?

Дэмиен сложил лист бумаги пополам.

– Это Дэмиен.

– Я настаиваю на том, чтобы вы назвали свое полное имя. Дэмиен…?

Дэмиен откинулся на спинку кресла и положил ноги на стол. Он не выносил мать Джози. Но ведь первой возненавидела его она. С того самого мгновения, когда она впервые взглянула на него, она решила, что он ей не нравится. А потому, пока они с Джози встречались, им обоим приходилось очень нелегко, а сама свадьба была весьма далека от того радостного праздника, которым полагается быть свадьбе. С самого первого дня Лавиния дала ему понять, что не считает его достаточно хорошим женихом для своей драгоценной доченьки, хотя, похоже, это происходило со всеми претендентами на руку Джози. Соберись в их доме самые знаменитые холостяки мира, они все равно не смогли бы соответствовать всем ее требованиям. Даже увидев сказочного принца, она посетовала бы на недостаточную его сказочность.

Дэмиен всегда нравился людям – и в школе, и в университете, и на работе, и он никак не мог привыкнуть к тому, что кто-то испытывает к нему отвращение. Но, как и всякое новое ощущение, это тоже вскоре притупилось, и они с Лавинией старательно избегали друг друга, встречаясь только на семейных торжествах или когда на этом настаивала Джози. На свадьбах, на похоронах, на крестинах. На Рождество, на День матери. Хотя единственный праздник, который, по его мнению, подходил Лавинии, был Хэллоуин с его чертовщиной и театральными ужасами. Но даже в день, когда долг загибал свой отвратительный мизинец, начиная отсчет того, что ему необходимо сделать на праздники, он, как правило, устраивал все так, чтобы, по той или иной причине, допоздна задержаться на работе. Но в Рождество им все же приходилось встречаться, и он был вынужден наслаждаться индейкой «по-лавиниевски». Ему приходилось надевать «шапку зятя»; это было таким же непременным атрибутом Рождества, как и безвкусные обертки, в которые заворачивалось равно безвкусное печенье, также в обязательном порядке выпекавшееся тещей. Ему всегда хотелось провести Рождество на Мальдивах, но Джози даже слышать об этом не желала. Для Джози не было Рождества без всей этой мишуры, без индейки, без колбасок, завернутых в ветчину, – и без страданий.

Однако последнее Рождество было еще хуже, если такое вообще возможно. С Мелани ко всему прочему добавлялись дети, просыпающиеся с первыми лучами солнца, притворяющиеся, что верят в Санта-Клауса, но, по сути, лишенные любви и заботы даже в большей степени, чем он сам, когда был в их возрасте. В черную дыру под названием «Рождество» в этом году ухнули огромные суммы наличности, на которые покупались самые последние, совершенно ненужные пластиковые новинки. Его мечта о Мальдивах быстро улетучилась.

– Вы разговариваете как один из этих лощеных агентов по продаже, – изрекла Лавиния.

– Лавиния, я хочу найти Джози.

– Думаю, что она не хочет, чтобы вы ее нашли.

Дэмиен надел на шею монстрику, украшавшему его стол, резинку. Подарок от детей Мелани, который они сделали ему незадолго до того, как тоже решили, что ненавидят его.

– Лавиния, – он постарался скрыть нотки раздражения, – мы подумываем о том, чтобы опять быть вместе.

– Только через мой труп!

А это уже провокация!

– Она на днях подписала бумаги по разводу, – напомнила ему теща.

У Дэмиена мурашки пробежали по телу. Вот что было хуже всего в их браке: Джози все всегда рассказывала матери. Не преувеличивала обиды и прочее, а просто обсуждала с ней абсолютно все. Даже самые интимные мелочи. Когда из-за перегрузки на работе у него стали случаться преждевременные семяизвержения, она первым делом побежала звонить матери. И Лавиния копалась во всем этом; не только потому, что терпеть его не могла и радовалась тому, что он бежит впереди паровоза, но и потому еще, что мнила себя опытным и всезнающим консультантом по семейным проблемам, не хуже самой Клэр Рейнер.

– Думаю, что сейчас она об этом жалеет, – холодно отпарировал Дэмиен.

– Она пожалеет, если попадется мне под руку!

– Я весь день пытаюсь до нее дозвониться, но ее нет дома. В школе сказали, что первое полугодие закончилось, и сейчас все разъехались на каникулы.

– Им ли не знать.

– Конечно. Так где же она?

– Мне кажется, к вам это отношения не имеет.

– Она уехала?

Последовало ледяное молчание. Да, тещ есть за что ненавидеть. Дэмиен спустил ноги со стола и наклонился вперед: надо было, чтобы его слова прозвучали убедительно.

– Лавиния, мне надо с ней срочно поговорить. Вы можете понять, что от этого зависит счастье вашей дочери?

– Моя дочь будет счастлива, если останется там, где она сейчас. Очень, очень далеко от вас.

– Итак, она уехала на каникулы, – Дэмиен усмехнулся своей ловкости и изобретательности. Но затем ему пришла в голову ужаснувшая его мысль. – А с кем она поехала?

Мысленно он уже видел, как Лавиния поджала губы. Она, безусловно, жалела о своем промахе. Тыча ножом для бумаг в полузадушенного монстрика, он спросил:

– Она уехала с этим новым мужчиной?

– С каким новым мужчиной? – В голосе тещи явно звучала озабоченность.

Дэмиен удовлетворенно улыбнулся и сбросил монстрика на пол: вот тебе, Лавиния!

– Я найду ее, Лавиния, и вернусь с ней! И к ней!

Он повесил трубку прежде, чем теща смогла сказать свое последнее слово, что она делала всегда. Она, должно быть, задохнулась от ярости. Он улыбнулся удовлетворенной улыбкой предельно довольного собой человека.

Дэмиен закусил нож для бумаг, и кончик ножа застрял у него меж зубов. Итак, Джози уехала на каникулы с каким-то новым мужчиной. А ее мать представления не имеет, кто это. Удовлетворенная улыбка улетучилась, и он застучал кончиками пальцев по столу. Это плохо, вот это и в самом деле плохо. Раз Джози скрыла от матери его существование, значит, это и в самом деле серьезная связь. Очень серьезная. Слишком серьезная. Из чего следует, что эту связь следует прервать. Немедленно.

Глава 9

Джози во взятом напрокат в фирме «Герц» автомобиле и в солнечных очках осторожно ехала в сторону аллеи Генри Гудзона, оставив позади Манхэттен и Мэта. Она плохо спала этой ночью. Мешали шум за стеной, жесткая постель и измотанные нервы. Заснуть она смогла только тогда, когда надо было уже вставать. И пока неистово терла зубы щеткой с «Сенсодином», сама себя вконец запутала, размышляя о подлом предательстве Мэта.

Сейчас, благодаря чашке крепкого черного кофе и горячей булочке с черникой, которыми она позавтракала в грязноватой столовой за углом, и веселой песенке «Джэммин 101», лившейся из радио, она чувствовала себя значительно лучше. Небо было безоблачным и чистым, а солнце все еще было не по сезону жарким. Она вдруг подумала об облаке сиреневого шифона, который понравится Марте. У нее-то сейчас все в порядке.

Ей очень хотелось вновь увидеть двоюродную сестру. Обычно они встречались не реже раза в год, по очереди давая друг другу приют, каждая в своих владениях, и обе регулярно получали астрономические счета за трансатлантические телефонные переговоры, удивительным образом совпадавшие по времени с кризисными ситуациями в их жизни. А в последние годы такое случалось не раз.

Надрывное стремление Марты обрести «настоящую любовь» никогда не приводило ее на гладко вымощенную дорогу, и Джози привыкла к очень ранним или очень поздним звонкам двоюродной сестры, которая в своих горьких страданиях забывала о пятичасовой разнице во времени. Сумбурное же расставание Джози с Дэмиеном принесло значительные прибыли телефонной компании «Бритиш Телеком», а потом, прошлым летом, совершенно неожиданно последовал звонок с сообщением о смерти матери Марты, после которого их общение на некоторое время прервалось.

Матери Джози и Марты, Лавиния и Джинни, были близнецами, похожими друг на друга как две капли воды. Джинни помахала на прощание ручкой их родному городку Ливер Бердз в начале шестидесятых, когда все остальные паковали чемоданы, чтобы вернуться в Индию в радостном возбуждении и надеждах, которым не суждено было оправдаться. А она устроилась няней в богатую семью ньюйоркцев. По шестнадцать часов в день она работала, приглядывая за целым выводком неуправляемых потомков благородного семейства, и возвращаться домой даже не думала. Потом она вышла замуж за богатого сицилийца в третьем поколении и произвела на свет единственную наследницу мафиозного богатства – Марту. Марту Россани. А Лавиния не уезжала дальше своих родных мест, в ее замужестве не было ничего выдающегося, и на свет появилась Джози. И несмотря на то, что физически их разделяло более трех с половиной тысяч километров, никогда не было сестер, привязанных друг к другу более сильно, чем они.

Обе они были веселые, бодрые, красивые, а теперь Джинни не стало. Она умерла от сердечного приступа, делая ответный удар по теннисному мячу в парных соревнованиях в их клубе. В тот раз они выигрывали. Конечно, вся семья была в отчаянии, но Лавиния страдала намного сильнее других – Джози знала: в тот день на теннисном корте умерла часть ее матери. Она не была на похоронах, и у нее не было моральных сил присутствовать на свадьбе Марты, зная, что ее второй половины там не будет. Таким образом, Джози оказалась единственным представителем британской части их семейства. Поэтому-то в ее дорожной сумке бренчала и позвякивала примерно половина товаров торговых сетей «Британский Дом», «Маркс и Спенсер» и «Дэбенхэм».

Джози, притопывая в такт музыке, проехалась по аллее Сомил Ривер Парквей мимо дорожных указателей с уже знакомыми, но такими непривычными названиями – Тэрритаун, Плензентвиль, Чаппаква и Маунт Киско – и в конце, свернув с основной дороги, спустилась вниз и въехала в Катону.

Катона находилась в районе Пейтон Плейс. Настоящие декорации какого-нибудь фильма – все прибрано и вылизано. Для доставки обитателей района на Большой центральный вокзал – в самую сердцевину Большого Яблока, как шутливо называют Нью-Йорк – вела железная дорога со кокетливо старомодной станцией. По обеим сторонам главной улицы с ее антикварными лавками, магазинами мягкой мебели и гастрономами, набитыми всякими вкусностями, роились кучки домиков с дощатой обшивкой. Чистенькими и симпатичными были даже скамеечки, выкрашенные в белый цвет.

Марта жила на самом краю этого пригорода в розовом доме, как будто сделанном из засахаренного миндаля (производившем, однако, внушительное впечатление своими размерами), окруженном огромной территорией, плавно сливавшейся с близлежащими лесами. Казалось, он весь состоял из ставен и деревянных полов и насквозь пропитался запахом кленового сиропа. Джози любила его и часто жалела, что он так далеко от нее. В детстве он был для нее вторым домом, и они с матерью часто проводили здесь все ее летние каникулы.

Она увидела сестру сразу же, как только повернула за угол на широкий прямой подъезд. Марта сидела на передней террасе, поджав ноги, глубоко погруженная в свои мысли. Она казалась маленькой и растерянной, но, увидев машину Джози, вся превратилась в вихрь, который всеми руками и ногами понесся навстречу Джози по широкому подъездному пути. Вихрь этот сопровождался радостными визгами и воплями, которыми выражают свой восторг старшеклассницы в американских фильмах для подростков. Марта распахнула дверцу машины, не дав ей даже толком остановиться.

Джози вышла, и они бросились друг другу в объятия.

– Ты привезла платье? – Под глазами Марты были темные круги.

– Привезла. – Джози оторвалась от сестры и посмотрела ей в глаза. – Господи, до чего ты себя довела: кожа да кости.

– Пользуюсь положением невесты – ничего не ем, сижу на одной наркоте.

Очень на то похоже. И в лучшие времена рацион Марты был, мягко говоря, эклектичен. На завтрак у нее обычно была жидкая болотная грязь, называвшаяся зеленой водорослью алги и бывшая по эту сторону океана последним писком пищевой моды (которая, вероятно, доберется до ее Кэмдена только следующей весной). В этой водоросли тонны витаминов и всякой другой полезной всячины, которой и названия-то еще не подобрали. За водорослью следовала двойная порция оладий с шоколадной стружкой или круглые еврейские хлебцы бейгели со сливочным сыром и корицей, а бывало, и то и другое. По правилам Марта должна была бы ожиреть и вся покрыться прыщами, но таковы уж причуды матери-природы: ничего подобного с Мартой не происходило. Она великолепно смотрелась на пляжах – высокое упругое тело, невероятно тонкое, с чрезвычайно крепкой грудью и ногами, как у скаковой лошади. Марта была натуральной блондинкой, и к тому же цвет ее длинных волос был доведен до совершенства ухищрениями современного парикмахерского искусства; глаза были цвета молодой весенней листвы, а не сходящая с лица улыбка демонстрировала прекрасные зубы. Дэмиен всегда говорил, что у Марты самый соблазнительный рот, который он когда-либо видел, и что он даже не подозревал, что такое вообще существует на свете. Именно это и было в Марте самым ужасным – она была слишком красивая и милая. Не будь она ее сестрой, Джози, наверное, возненавидела бы ее.

– Я так рада, что ты смогла приехать, Джо-Джо. Ты не представляешь, что значит для меня твой приезд.

– Ну не надо, Марта, а то у нас обеих тушь потечет.

– Ну на тебе-то ни капли туши, – сделала ей замечание Марта. В глазах Марты одним из самых ужасающих преступлений было появление на людях без косметики. – И выглядишь ты неважно.

– Я совсем не спала.

– Джози, ты обещала все рассказать!

– К люстре меня никто не подвешивал. – К сожалению. – Причина самая обыденная.

– Твой горячий любовник оказался холодным как лед?

Джози с трудом выгружала из машины привезенные тюки.

– Мой горячий любовник оказался фикцией.

– Тебя водили за нос?

– Да-а…

– Со мной такого никогда не случалось. Даже в школьные годы.

– Слабое утешение.

– Подлец!

– Еще какой!

– Давай внесем это в дом, и ты все мне расскажешь. – Марта набросила на плечо огромную дорожную сумку, заставив свадебные подарки тревожно звякнуть. Распахнув дверь, она стремительно прошла через крытый переход на кухню и задвинула сумку под стол; при этом вновь послышалось жалобное бренчание Королевского далтоновского сервиза.

Марта осмотрела огромный холодильник в тщетной надежде найти там что-нибудь вкусное.

– Съешь зеленой алги? У нее высокая энергетическая ценность.

– Съем, если поклянешься, что это и в самом деле так.

– Но тебе же надо подкрепиться. На моей свадьбе тебе придется выложиться на все сто, дорогая моя, так что пар из ушей повалит.

– Достаточно будет чашки чая.

Марта подлетела к чайнику:

– Какой тебе? «Пи-джи», высший сорт? На Рождество Лавиния пополнила наши чайные запасы.

– Узнаю свою маму!

– Как она?

Джози плюхнулась на стул у кухонного стола.

– Как обычно.

– Жаль, что она не смогла приехать.

– Конечно, жаль.

Марта налила себе свою питательную грязь и, зажмурившись, проглотила. Перед тем как заварить чай, она, как учили ее Джинни и Лавиния, нагрела заварной чайник.

– Она все еще тоскует по маме?

– Страшно тоскует. Ей, кажется, стало даже хуже.

Марта села и пододвинула Джози чашку чая. Наверное, у американцев врожденное неумение заваривать чай, даже тогда, когда под рукой есть все необходимое, в том числе и ценные указания. Чай «Пи-джи» был таким же безвкусным, как и тот, что Джози пила с Мэтом в столовой у статуи Свободы. Но-но, Джози, не думать об этом! Опасно для жизни. Себе Марта налила чашку густого черного кофе из кофейника, стоявшего на горячей плите.

– Мне надо набрать хороший запас кофеина, – сказала она, усаживаясь напротив Джози.

– А кофеин не сведет на нет всю пользу от этой твоей водоросли?

– Да бог с ними, пусть воюют в моих кишках сколько влезет.

Джози отхлебнула чай, оказавшийся не таким уж плохим, хотя, конечно же, ему было далеко до настоящей английской темно-каштановой заварки.

– Как тебе живется без Джинни?

– Вот видишь, готовлюсь к свадьбе сама, мне никто не помогает. – Вдруг лицо Марты вытянулось. – Иногда такая тоска накатывает!

– Знаешь, подготовка к свадьбе с матерью – это тоже далеко не сахар. Мы с мамой отчаянно спорили по каждому пустяку: из-за платья, из-за фаты, из-за торта, цветов, церкви, из-за того, как рассадить гостей, кого выбрать в подружки невесты, и даже из-за того, кого выбрать в женихи, причем надо признать, что права оказалась она. Тогда вся свадьба чуть было не расстроилась, потому что Дэмиен захотел надеть жилет, не подходивший к утреннему костюму.

Марта грустно улыбнулась:

– Я была бы только рада, если бы могла сейчас отчаянно спорить с Джинни.

– Знаю. – Джози сжала ее руку. – Все будет хорошо, вот увидишь.

– Еще бы. Повеселимся на славу, – заверила ее Марта. – НА СЛАВУ! Ладно, лучше расскажи мне об этом ханже и лицемере, из-за которого ты так с лица спала!

– Никак не могу понять: ну почему я всегда выбираю не того мужчину? Из-за него я, как последняя идиотка, просидела в ресторане полтора часа одна. Он казался таким тактичным, тонко чувствующим. Как он мог так поступить?

– В Нью-Йорке у всех тактичных и тонко чувствующих мужчин имеются любовники.

– Он англичанин. Я познакомилась с ним в самолете.

– Тогда непонятно, англичане же джентльмены.

Джози вздохнула:

– Они были джентльменами во времена Бернарда Шоу и профессора Хиггинса, когда его играл Рекс Харрисон, но не сейчас. Они все храпят, у них ужасные трусы и вонючие носки.

– Хватит издеваться!

Но Джози не могла так просто оставить больную тему:

– Но это и в самом деле так. А что касается эмоций, то на эволюционной шкале они стоят не выше амебы.

– Ну тогда и не жалей о нем.

Но Джози не могла остановиться:

– Я думала, что этот немного другой. Даже совсем другой.

– Да брось, все они одинаковы.

– Он казался приятным, забавным, добродушным, чудаковатым. В общем, как ты догадываешься, полной противоположностью Дэмиену.

– И таким приятным и добродушным, что провел тебя, дурочку, – фыркнула Марта.

– Знаешь, Марта, мне он и в самом деле понравился. А мне уже давно никто по-настоящему не нравился.

– То, что понравился, это хорошо. Продолжай в том же духе. Если бы ты сказала, что давно никого не любила, вот тогда бы я стала беспокоиться.

Джози почувствовала, что краснеет.

– «Любить» – это слишком сильное слово.

– Ерунда, шесть букв, и ничего больше…

– Ну да, так же, как в «трахе», «шлюхе» и «педике».

– В них меньше букв.

– А в слове «надежность» больше.

– Да знаю я.

Джози вздохнула:

– Это я к тому, джентльмены ли английские мужчины. Надеюсь, ты-то выбрала себе настоящего американского парня?

Марта проглотила свой кофе.

– Нам пора идти. – Она помахала перед носом Джози листком бумаги. – Вот План Подготовки к Свадьбе. Попробуй только уклониться от его выполнения. А часы в салоне красоты «Беатрис» тикают и тикают. Там нас ждут другие девушки. Вслушайся, как звучит: уход за лицом по-парижски, маникюр по-французски! А на медовый месяц я сделаю себе депиляцию на лобке в форме сердца.

Вот еще одна деталь, которую следует знать о Марте: гремучая смесь английской и сицилийской крови сделала ее чувство юмора весьма своеобразным.